Текст книги "Призраки отеля «Голливуд»"

Автор книги: Анатоль Имерманис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

ЛОТЕРЕЙНЫЙ БИЛЕТ N 000111

– Доброе утро, сеньор! – Клевавший носом дон Бенитес, услышав шаги, медленно открыл покрасневшие от бессонницы глаза. – Какая прекрасная погода, словно по заказу! Я уже боялся, что дождь испортит министру настроение. Какая честь для меня принимать его вечером в замке! Маркиз уверен, что я блестяще справлюсь с временной должностью мажордома. – Дон Бенитес, деликатно прикрыв рот ладонью, зевнул, потом продолжал с энтузиазмом: – Журналистов столько прибыло, что полгостиницы заняли. Сеньор Девилье будет доволен. Сейчас они на площади, дожидаются приезда высоких гостей. Сеньор Мун, у меня к вам почтительная просьба – ради бога, никому не рассказывайте…

– Что вы слушали «Пиренеи»? – Мун с улыбкой указал на спрятанный под стойкой старенький приемник.

– Что вы! – Дон Бенитес перекрестился. – Это я приготовился слушать Мадрид, в три часа будут передавать таблицу выигрышей. Я насчет своей жены Изабеллы. Не говорите никому, что она спала на дежурстве. Для людей нашей профессии это непростительный грех. Весь город может лежать в развалинах, а портье должен быть на посту… Изабелла не привыкла к крепким напиткам. Узнав, что сеньора Роджерс уезжает, она поднялась наверх, чтобы наклеить ярлыки, ну ей и предложили выпить за отъезд.

– Какие еще ярлыки?

– На чемоданы. Это самая лучшая реклама! Прочтет кто-нибудь надпись «Панотарос, отель „Голливуд“» и тоже захочет приехать. Лазурное море, пальмы, самый здоровый климат… А не захочет, так по крайней мере вспомнит, что произошло в Панотаросе. В наше время люди стали слишком забывчивы.

– Так это Эвелин Роджерс угощала вашу жену?

– Нет, сам генерал Дэблдей! Очень любезно с его стороны, не правда ли? – двусмысленно улыбнулся дон Бенитес.

– Слишком! – пробурчал Мун.

– Между прочим, генерал Дэблдей с самого утра торчит у сеньоры Роджерс. – Портье продолжал делиться новостями. – Может быть, влюбился?

– Разве Куколка не уехала? – Мун почувствовал лихорадочное возбуждение.

– Передумала, ну и слава богу! Такая приманка для туристов, без нее мы бы совсем пропали.

– Так, так… Осталась… – Мун задумался. – Кто-нибудь приходил к ней, кроме генерала?

– Хью Браун, но она его не впустила, журналистов тоже не приняла. Все утро не выходила из комнаты, только на минутку спустилась, чтобы оставить мне для проверки билет.

– Лотерейный билет?! Где он?

Портье порылся в потрепанном бумажнике. Под новенькими, хрустящими билетами лежала сложенная вчетверо измятая бумажка. Мун развернул ее и так и замер. Это был билет, купленный Куколкой в Пуэнте Алсересильо у старого продавца в тот самый день, когда Краунен отправил миссис Шривер письмо с требованием выкупа. Билет со счастливым номером 000111!

Мун побежал наверх. Первым его побуждением было ворваться – если надо, то даже силой – к Куколке. Здраво поразмыслив, он отказался от этого намерения. Ссориться с Дэблдеем не входило в его интересы – едва ли стоило давать генералу лишний повод для высылки Дейли.

Приоткрыв дверь своей комнаты, Мун подтащил массивное голубое кресло. Какие надежды он возлагал на этот пост тайного соглядатая, ему самому было не совсем ясно. Но кое-что ему все же удалось подсмотреть. Спустя десять минут по коридору прошел падре Антонио. Выглядел он чрезвычайно довольным – то, что Куколка не уехала, означало для него большую победу. За ним шествовал его огромный чернокожий слуга с огромным букетом белоснежных роз.

Мун задумался. Какую роль во всей этой истории играет этот вездесущий иезуит? Кто на самом деле стоит за его спиной? Быть может, хитрый брат ордена «Дело господне» является…

Мысль Муна осталась незаконченной. Только сейчас он осознал, что священник вот уже порядочное время стучится в дверь Куколки.

– Впустите! Это я, падре Антонио! Я принес вам билеты! – В его голосе слышалась явная нотка библейского гнева.

Наконец дверь приоткрылась, в щель просунулась женская рука, но лишь для того, чтобы взять билеты и розы. Тотчас она исчезла, следом за ней захлопнулась дверь. Что Куколка сказала при этом священнику, Мун, естественно, не слышал. Но, судя по злому жесту, с которым падре Антонио отослал своего слугу, ничего хорошего. Потом священник постучался к Рамиро, но тут случилось совсем непредвиденное – будущий муж Куколки его вообще не впустил. С минуту священник, словно погруженный в невеселое раздумье, топтался на месте, потом резко повернулся и зашагал в сторону комнаты Муна. Догадавшись, что падре Антонио направляется с визитом к нему, Мун инстинктивно прикрыл свою дверь. С минуты на минуту он ждал Дейли и Педро, а разговор со священником, судя по всему, мог затянуться. Не дождавшись ответа на свой сердитый стук, падре Антонио удалился с отнюдь не приличествующим духовному пастырю громким испанским проклятием.

Вскоре после этого пришел Дейли.

– Все в порядке, шеф, – объявил он. – Пусть генерал Дэблдей и полковник Бароха-и-Пинос встречают высоких гостей, а мы заполучили другого, куда более ценного гостя!

– Значит, я правильно угадал! – От волнения Мун побледнел. – Такая удача! Мне даже не верилось. Что он знает о смерти Шриверов?

– Он уверен, что испорченные колбасные консервы не имели к ней никакого отношения, остальное скажет вам сам.

– Он уже в замке? – спросил Мун.

– Не знаю. Недалеко от Пуэнте Алсересильо мы расстались. Педро специально дожидался утра. Говорит, что пробираться по той горной тропинке в темноте не рискует – можно запросто свалиться в пропасть.

– А где Билль Ритчи? Хоть я и не напишу для него детективную мелодраму, о которой он просил, но постараюсь, чтобы Джошуа Шривер уделил ему часть обещанного нам гонорара, – весело сказал Мун, уже совладав со своим волнением.

– Я отвез его к маркизу. У бедняги после всех переживаний был тяжелый сердечный приступ. В замке по крайней мере кто-нибудь за ним присмотрит.

– Да, – вспомнил Мун. – Генерал Дэблдей знает, кто вы такой. Грозился выслать вас.

– Слава богу, мне уже опостылела моя роль влюбленного толстосума. – Дейли с облегчением вздохнул. – Что касается высылки, то ничего не выйдет. Я встретил в Малаге старого знакомого. Помните испанского майора Асуньо?

– Как же! Он приезжал к нам, когда я еще был инспектором полиции, – отозвался Мун.

– Он теперь в чине полковника, прибыл из главного управления полиции в связи с арестом американских военных моряков в Роте. Он не антифашист, но явно недолюбливает американских союзников генерала Франко, как, впрочем, большинство испанцев. К счастью, на нас обоих его антипатия не распространяется. Асуньо обещал нам полную поддержку.

– Прекрасно! – Мун закурил сигару. У нее был отличный вкус. – Вы говорили с ним насчет полковника Бароха-и-Пиноса?

– Говорил. У него независимо от меня возникли насчет полковника подозрения. Дело в том, что один из арестованных моряков дал весьма пространные показания. Он упоминал какого-то высокого чина малагской полиции, работавшего на Рода Гаэтано. Имени он не знает, только слыхал о нем от Краунена. Джон Краунен, как мы и думали, был главным действующим лицом.

– Моряк упоминал в своих показаниях Роситу, Рамиро и Куколку? – осведомился Мун.

– Ни словом. Или они были сильно законспирированы, или вы ошибаетесь на их счет.

– Странно! – Мун покачал головой. – Куколка вообще представляет собой настолько бессмысленную головоломку, что временами мне кажется, будто у меня галлюцинации. – И он подробно рассказал о последних событиях.

– Чем не фильм Хичкока? – Дейли хлопнул себя по коленям. – Вы меня просто поразили насмерть, шеф! Засада, погоня за таинственной блондинкой, в которой, кроме знаменитого детектива, принимает участие вертолет.

– Перестаньте, Дейли, – отмахнулся Мун. – Без шуток, что вы об этом думаете?

– У Куколки есть сестра-близнец. Как вам нравится эта идея, шеф?

– Вчера я подумал было о вызванной из Голливуда дублерше, но это такая же чушь, как ваш близнец.

– Возможно, что чушь. Но у меня ощущение, будто Куколку ночью подменили. Кем же?

– Подменили? – ошалело промычал Мун.

– Сначала выслушайте меня. Времени я не терял даром. Когда дон Бенитес мне рассказал, что Куколка уже сидела на упакованных чемоданах, а потом ни с того ни с сего изменила свое решение, я отправился к ней, как говорится, «выяснить интимные отношения». Она меня не приняла.

– Знаю! Так вам и надо, нечего воображать себя непревзойденным мужчиной, – рассмеялся Мун.

– Сами только что сказали – не до шуток, – рассердился Дейли. – Вы ни за что не догадаетесь, под каким предлогом она отказалась меня впустить. Мол, одевается! Наши киноактрисы обычно ничуть не стесняются одеваться, вернее, раздеваться, при многочисленной публике. А на Куколку внезапная стыдливость уж совершенно непохожа. Голос мне тоже показался чужим, словно она за ночь помолодела.

– Вы слышали его только через дверь, так что это не доказательство.

– А лотерейный билет? Не думайте, что я, оставаясь наедине с Куколкой, только и делал, что обмерял ее бюст. Пока она вчера ходила в автоматный зал за выпивкой, я проверил содержимое всех выдвижных ящиков. Билета не было и в помине.

– Значит, по-вашему, существуют две Куколки? Настоящую за ночь убили, а утром заменили второй? Блестящая идея для сценария детективного фильма, в котором мечтает сниматься Ритчи.

– Что ж, генерал Дэблдей ради государственной пользы способен и на такое, – усмехнулся Дейли и после эффектной паузы выпалил: – Во всяком случае, Куколка ночью уезжала.

– Что вы говорите? – Мун вспомнил бокал вина, любезно предложенный генералом жене дона Бенитеса, вспомнил, что даже его более чем громкий ночной телефонный разговор со Шривером не прервал ее мирного храпа. Похоже, к генеральскому вину было подмешано снотворное.

– Вот именно! – подтвердил Дейли. – Мне пришла в голову гениальная идея осмотреть ее белую «мазератти». Тем более что с сегодняшнего дня я в качестве владельца взятого напрокат «ягуара» тоже вхож в гараж отеля… Судя по внешнему виду, ее машиной не пользовались. Никаких следов грязи и дорожной пыли. Другой бы на этом успокоился. Но я все же залез под нее, памятуя великую истину, что фасад всегда тщательно скребут, а задворки частенько забывают.

– Что же нашли на задворках?

– Прилипшую красную глину! – торжествуя, объявил Дейли. – Причем совсем свежую!

– Ясно. – Мун присвистнул. – Вчера ночью был дождь, впервые за много дней. А глину такого цвета я видел только в одном месте…

– На горном перевале? Вот именно! А через перевал ведет единственная дорога из Панотароса. Кстати, вы заметили, какой у автомобиля Куколки вместительный багажник? В нем спокойно уместился бы труп.

– Так, так… – Мун незаметно для себя пыхтел потухшей сигарой. – Может быть, Куколка уехала, а потом все же вернулась? – сказал он с сомнением. – Генерал говорил вчера ночью о каком-то последнем средстве задержать ее до встречи с правительственной делегацией.

– Вы действительно верите в это? – в упор спросил Дейли.

– Лишь пытаюсь как-то объяснить сплошную мистику. У меня иногда такое ощущение, будто Панотарос, и в частности эта гостиница, населен призраками. Призрак Эвелин Роджерс приходит к пещере, она сама в это время пакует чемоданы, а потом срывает с себя призрачные длинные волосы. Призраки миссис Шривер и Рола едут с рыбаком Камило в Коста-Асул, а они сами… Что они делали в первую половину рокового девятнадцатого марта? Вот где ключ к тайне их смерти! – Мун опять замолк, надолго. Откинувшись в кресле, он, казалось, дремал с полузакрытыми глазами и потухшей сигарой во рту. Спустя некоторое время он, словно нырнув в омут полурасшифрованных мыслей, вытащил оттуда не слишком связную фразу: – Надо узнать, в какой тюрьме находится парикмахер из Пуэнте Алсересильо.

Пояснить ее он не успел: глухой звук, напоминающий ритм барабанов, сотрясал дверь. Высунувшись в коридор, Мун невольно отпрянул. На него надвинулось что-то огромное, черное. Перед ним стоял слуга падре Антонио, иссиня-черный на фоне белых мраморных стен. Негр молча протянул ему конверт и, не дожидаясь ответа, удалился бесшумной походкой идущего по следу охотника.

Мун повертел конверт в руках. Любопытно, что пишет падре Антонио? «Жду вас. Надо обменяться информацией. Это в ваших интересах!» В скупом тексте чувствовалась затаенная угроза. «Придется пойти», – решил про себя Мун.

Он уже собрался было запереть дверь, но вместо этого только прикрыл ее. По коридору бежал майор Мэлбрич.

– Генерал, скорее! – крикнул он, добежав до комнаты Куколки. – Только что звонили! Они уже переехали перевал.

Генерал Дэблдей тотчас вырос на пороге. Он был в парадном мундире, при всех регалиях, и выглядел весьма внушительно. Однако Куколка, которую он, словно боясь потерять, крепко держал под руку, совершенно затмевала его. Не только ее знаменитые золотые сандалии, но и короткая туника из ослепительной синтетики, тюрбан на высокой, схожей с башней, замысловатой прическе, сами волосы – все извергало сплошное золотое сияние. Не отпуская ее обнаженной руки, генерал постучал в комнату Рамиро. И оттуда вышла Росита Байрд! Вчетвером они торопливым шагом направились к лестнице.

Росита, не таясь, проводит время у Рамиро! Он сам остается дома, предоставляя генералу Дэблдею заменить его в роли неизменного кавалера Куколки! Тут было от чего разинуть рот. Удивленный донельзя, Мун даже не успел как следует разглядеть Куколку. Только заметил, что и на глаза, и на щеки, и на губы потрачено рекордное – даже для голливудского стандарта – количество всевозможной косметики.

– Вы видели ее новую прическу? – зашептал за его спиной Дейли.

– Ну и что? – слабо отреагировал еще не пришедший в себя Мун. – Весьма эффектная!

– Но чрезвычайно невыгодная для женщины, которая и так высоковата. Я изучал все снимки Куколки. Никогда она не носила такой прически. Кстати, башня с тюрбаном весьма подходящее средство сделать незаметной небольшую разницу в росте… Пойду погляжу на нее вблизи!

Как только Дейли ушел, с площади донеслись первые оглушительные такты приветственного марша. Играл большой сводный оркестр, резонанс был до того мощный, что звенели стекла. Ликующие звуки в результате несостоявшегося водородного взрыва – жизнь положительно обожает парадоксы! Мун пожал плечами и вышел на балкон. Музыка стала еще громче, где-то вдалеке послышался рокот приближающихся машин.

Со стороны пансиона «Прадо» подъехали четыре битком набитых автобуса и остановились, прикрытые зданием гостиницы от нескромных взглядов. Когда из первого выпорхнула целая стая жгучих брюнеток с алыми розами в волосах, Мун подумал, что это обитательницы пансиона. Но второй автобус уже тоже высаживал свой груз – такую же великолепную партию одетых под тореадоров молодых брюнетов. А когда наконец из третьего одна за другой степенно вышли пожилые крестьянки в национальной одежде, а из четвертого автобуса – такие же живописные крестьяне, до Муна дошло, что это и есть испанский народ, предусмотрительно доставленный в Панотарос генералом Дэблдеем, чтобы осыпать высоких гостей цветами и овациями.

Мун усмехнулся, подумав, насколько удачно Куколка вписывалась в эту полутеатральную, полумаскарадную постановку. Он спустился в пустой холл. В открытых дверях торчал дон Бенитес и глазел на триумфальную арку.

В самом центре помоста стояла Куколка. В великолепном одеянии и золотых туфлях она походила на юную принцессу, а стоявший рядом генерал Дэблдей – на умудренного опытом гофмаршала. Пестрые флаги, испанские и американские, колыхались под будто размалеванным в декоративно-синий цвет небом. Куколка то и дело недовольно поправляла свою высокую прическу, которую задевал сползший с древка штандарт с золотой эмблемой фашистской фаланги на пронзительно-черном фоне.

Генерал, отвечавший с любезной улыбкой на приветствия представителей местной власти, заметил это первым. Несколько офицеров из его окружения бросились к древку. Но полковник Бароха-и-Пинос успел их предупредить. Ловко вскарабкавшись на плечи дюжего гражданского гвардейца, он попытался поднять флаг повыше.

Почти в ту же минуту на другом конце площади появилась головная машина. В ней восседал низенький тучный господин. Его втянутая в плечи голова и утонувшая в мягкой обивке спина резко контрастировали со стройными фигурами эскортирующих солдат американской военной полиции.

Почти одновременно с ними несколько сот человек выбежали на площадь со стороны моря. Делали они это довольно охотно. И прекрасные танцовщицы, и мужественные тореадоры, даже приглашенные на роль крестьян пожилые исполнители были рады поразмять затекшие после утомительной поездки ноги. Площадь взорвалась хором ликующих голосов.

Первая машина поравнялась с триумфальной аркой. Любезно отстранив полковника, генерал Дэблдей шагнул по вытканному золотом ковру и обменялся с министром информации и пропаганды крепким рукопожатием. Застрекотали моторы киносъемочных и телевизионных камер, их заглушило щелканье фотоаппаратов, слившееся в почти беспрерывный звук.

Как только вспышки блицев погасли, к триумфальной арке подкатила черная генеральская машина с длиннющей серебряной антенной на капоте, радиооператорами в наушниках на переднем сиденье и четырьмя автоматчиками на самом заднем. Министр быстро пересел в нее, на то же сиденье уселись генерал – с правой, Куколка – с левой стороны. Потом к машине подошли полковник Бароха-и-Пинос с супругой американского посла и сам посол с Роситой Байрд. Они уселись на единственное оставшееся свободным сиденье. Машину тотчас окружили мотоциклисты. Поблескивая на солнце черным блестящим лаком и прозрачным бронированным колпаком, она сделала почетный круг по площади и скрылась, волоча за собой длинный шлейф эскорта.

Из поля зрения исчез последний автомобиль. Мун уже надеялся, что представление кончилось, но внезапно булыжник содрогнулся от цокота. Это затребованный полковником эскадрон мобильных гвардейцев вынесся на площадь. Прозвучала отрывистая команда, эскадрон мгновенно врос в землю, над толпой взвился треск троекратного салюта. У Муна замельтешило в глазах. А эскадрон уже рванул с места, и, покачиваясь в седлах, гвардейцы поскакали вдогонку генеральской машине.

Поднятая всадником пыль еще не успела улечься, как красавицы, тореадоры, пожилые крестьяне и крестьянки – одним словом, весь испанский народ схлынул с площади. За гостиницей послышался рокот заведенных моторов, потом по песку зашуршали шины. Первый акт представления кончился.

ТРУП В ЧЕРТОВОМ УЩЕЛЬЕ

Мун вернулся к себе. Дейли все не приходил, заняться было решительно нечем, кроме опостылевшего сизифова труда – распутывания клубка, который с каждой вытащенной нитью запутывался все больше. Поспать, что ли? Мун подумал, что в таком случае лучше выкупаться. Если уж высокие гости решались на такое, то почему бы и ему не рискнуть? Правда, если существует хоть малейший намек на радиоактивное заражение воды, им в отличие от него обеспечены тщательная врачебная проверка и профилактическое лечение.

Однако купание, собственно говоря, было только поводом для встречи с рыбаком Камило. Возможно, на этот раз он будет разговорчивее. Баркас дона Камило был на месте, но владелец отсутствовал. Купаться расхотелось – море выглядело негостеприимно. Сильный ветер раскачивал баркас, вдали в такт разбушевавшимся волнам поднимались и опускались американские военные суда, расцвеченные в честь приезда высоких гостей праздничными флажками.

Налетевший порывом ветер пронес мимо Муна страницу брошенной кем-то наспех газеты. Крупный заголовок «Пентагон сообщает, что предварительные переговоры с испанским генеральным штабом о размещении новых баз и новых американских поставках вооружений испанской армии закончились к взаимному удовлетворению» остался бы так и непрочитанным, не догадайся Мун по первым словам об остальном. Следом пролетел обрывок какого-то письма. Притормозив его ногой, Мун разобрал: «…наслаждаемся отдыхом. В Панотаросе прекрасная погода». Письмо заставило его вспомнить о дневнике Рола Шривера, которому его отец придавал такое значение. В предъявленной начальником полиции описи он не значился. Изъят? Пропал? Надо расспросить Педро и горничную, убиравшую девятнадцатого марта комнату Шриверов.

Внезапно Мун, к своему большому изумлению, увидел целую флотилию катеров и шлюпок, отделившихся словно по команде от всех без исключения военных кораблей. Почти одновременно из-за пансиона «Прадо», в раскрытых настежь окнах которого не было видно ни одного зазывающего лица, выехал длинный автомобильный кортеж. Как же так? Гости ведь собирались вкусить в старинном родовом замке Кастельмаре легкий дипломатический завтрак – как бы репетиция намеченного на вечер торжественного банкета. А между тем в их распоряжении было немного времени, достаточно лишь, чтобы проехать до замка и вернуться. Предоставив гостям рассаживаться в посланные за ними катера, Мун почти бегом вернулся в отель.

– Что случилось? – спросил он дона Бенитеса, не сомневаясь, что этот наиболее осведомленный в Панотаросе человек и на этот раз сумеет ответить.

– Маркизу внезапно стало плохо. Его пришлось срочно перевезти в американский военный лагерь.

– В лагерь? Зачем? – не сразу понял Мун.

– Там ведь хорошо оборудованный медпункт с врачами и всем необходимым.

– Что с маркизом?

– Не знаю, мне он не говорил. – Портье неопределенно пожал плечами.

– Профессор Старк у себя? – осведомился Мун, только теперь вспомнив, что после вчерашней беседы не разговаривал с ним. Не до него было – с такой быстротой и тяжестью навалились события.

– Зачем вам профессор?

– Хочу его попросить сходить в медпункт, узнать, что это за странная болезнь у маркиза.

– Профессора Старка срочно вызвали в военный лагерь. А завтрак срочно перенесен на американский эсминец. – Дон Бенитес грустно улыбнулся. – Вот видите, вы не ошиблись, я действительно все знаю. Но на сей раз это не моя заслуга – просто узнал от Педро. Он только что из замка.

– Педро? Где он?

– Вот! – указал дон Бенитес на широкую декоративную пальму. Подобрав под себя ноги, почти полностью уйдя в огромное голубое кресло, мальчик сладко спал. Холл был пуст. Все журналисты до единого находились при гостях. Разбуженный Муном Педро с трудом открыл глаза.

– Привел? – Мун тряхнул его за плечи.

– Да. Все в порядке, – промямлил Педро, все еще борясь со сном.

– Ты не видел дневника Рола? Не знаешь, где он может быть?

– Дневник? Ах да, такая толстая тетрадь в зеленом кожаном переплете. Рол еще записывал в нее новые испанские слова, которым я его обучал… Нет, не знаю, – почти машинально отвечал Педро, потом, неожиданно вскочив на ноги, окончательно проснулся: – Сеньор Мун, случилось несчастье! Сеньорита Гвендолин убита!

– Что? Ты не бредишь?

– Нет, нет! Та тропинка, про которую я вам рассказывал, ведет вдоль Чертова ущелья. Когда мы шли мимо… я увидел… внизу… красный «кадиллак»… совершенно исковерканный… падал с огромной высоты… но я его хорошо знаю… это машина сеньориты Гвендолин… другой такой я ни у кого не видел.

– Это еще не значит, что сама Гвендолин мертва. – Мун цеплялся за последнюю надежду.

– В машине был труп. Рассмотреть его сверху невозможно. Но это она. Я в этом уверен… Убили и сбросили в пропасть вместе с «кадиллаком». Хью Браун тоже думает так. Я его встретил по дороге. Он пошел в замок за биноклем.

Следующий час был, пожалуй, самым тяжелым за все время пребывания Муна в Панотаросе. Педро объяснил, что спуститься в ущелье невозможно, разве только опытному скалолазу с альпинистским снаряжением при наличии второго такого же для страховки. Тогда Мун вспомнил про американские вертолеты. С их помощью удастся не только обследовать машину, но и поднять. Однако связаться с генералом Дэблдеем или майором Мэлбричем, пока они находились на эсминце, невозможно. Да и не имеет смысла. Даже ради трупа дочери своего делового друга Шривера генерал не прервет дипломатический завтрак, где хорошее пищеварение укрепляло малость пошатнувшийся престиж Америки.

Чтобы как-то облегчить себе томительное ожидание, Мун отправился к падре Антонио. К тому же намек на какую-то важную информацию на основе взаимного обмена нельзя так легкомысленно игнорировать. Откладывать визит было бы тоже неблагоразумно. Мун чувствовал: при стремительном развитии, которое принимали события, какое-нибудь полученное слишком поздно известие, возможно, сильно затруднило бы путь к своевременной отгадке многочисленных тайн Панотароса.

Падре Антонио жил в маленьком спартанском домике, примостившемся на склоне горы. Сразу же за ним начинался виноградник. Голые лозы, цепко обвивая каждый выступ, упорно карабкались наверх. За домиком, поблескивая на солнце сплошным стеклом, находилась небольшая оранжерея. Как только Мун переступил через порог, его окутала волна одуряющего аромата роз.

– Входите, – коротко бросил падре Антонио, продолжая срезать большими садовыми ножницами чуть распустившиеся бутоны. Одет он был в полинялый комбинезон цвета хаки. Мун не мог отделаться от странного ощущения, что перед ним солдат, разрезающий проволочные заграждения и не имеющий со знакомым священником ничего общего, кроме голоса.

– Ну вот, сейчас я в вашем распоряжении. – Падре Антонио шагнул к Муну с букетом роз в руке и, ловко удалив ножницами шипы, протянул их Муну.

– Это мне? – Мун озадаченно посмотрел на букет.

– Друзьям я всегда дарю розы без шипов. – Падре Антонио улыбнулся. Мун, вконец растерявшись, протянул руку.

– Но эти не для вас. – И он бросил цветы на скамейку. – Эти для моего лучшего друга генерала Дэблдея. Он их галантно преподнесет Эвелин Роджерс, когда та выйдет после торжественного купания из воды.

– Немного розового цвета сейчас ему не повредит. Фоторепортеры и особенно телевизионщики будут в восторге. Но вы быстро сменили курс! Еще вчера вы советовали мне опасаться его, – иронически заметил Мун.

– Разве вам не известно, что вчера всегда отличается от сегодня? Генерал Дэблдей удержал Эвелин Роджерс от поспешного отъезда и тем самым в отличие от вас стал моим союзником. В состоянии сплошной истерии, в котором она находилась вчера, Эвелин, как вы сами слышали, о своем замужестве с Рамиро и переходе в католическую веру и слышать не хотела.

– А сегодня? По-моему, она приняла вас не очень милостиво.

– Если она осталась, значит, ничто еще не потеряно. Все зависит от вас.

– От меня? – немного удивился Мун.

– Вернее, от вашего Хью Брауна или как он там в действительности называется.

– Вы мне обещали кое-какую информацию, – напомнил Мун.

– Пока вы получите только задаток. Это касается смерти Шриверов. А остальное, когда раскроете мне свои планы насчет Куколки. Розы же – пожалуйста, выбирайте любые. С шипами или без – зависит только от вас. – Падре Антонио стряхнул с комбинезона розовый лепесток.

– Что ж, ваш тонкий намек принят к сведению. Я всегда считал, что откровенный разговор, даже между врагами, – самая лучшая тактика. – Мун уселся на скамейку.

– Значит, вы сами признаете, что мы враги? Самое странное, что я даже не понимаю почему. – Падре Антонио посмотрел Муну прямо в глаза, словно приставил к виску пистолет. – Что вы хотите от нее? Что хочет от нее ваш Хью Браун? С тех пор как он появился, она переменилась. А сегодня у меня было чувство, что это совершенно другой человек. Я заходил к ней, чтобы принести билеты…

– Лотерейные? – усмехнулся Мун. – Главный выигрыш – католическая Куколка?

– Я верю только в то, что творю собственными руками, а лотерея – дело случая, – назидательно ответил священник, очевидно принявший реплику собеседника за обыкновенный каламбур. – Я принес билеты на самолет в Рим. Для нее и Рамиро. Там их должен принять папа и на аудиенции дать Рамиро разрешение на развод, – торжественным тоном пояснил он.

– Развод! С кем? – Мун повел бровями.

– У него где-то в Калифорнии жена, с которой он уже давно не живет. Но в глазах святой церкви это не имеет никакого значения. Для того чтобы католик мог вторично жениться, ему необходимо одно из двух – или разрешение папы римского, или официальное свидетельство о смерти. Смерть – дело случайное, даже насильственная. Огнестрельное оружие может дать осечку, холодное – выпасть из руки.

– Поэтому вы, будучи мудрым человеком, предпочли дорогу в Рим? – Мун пытался сострить.

– Хотя бы так. Сегодня она подтвердила, что готова ехать, но по тому, как схватила билеты, я понял, что думает она совершенно противоположное. Она… как бы вам сказать… Я ее почти не узнал, до того она внутренне изменилась. Моя профессия – читать в людских душах, разбираться в них…

– Забираться – было бы более подходящее слово, – сказал Мун.

– Да! Забираться, выискивать тайники! – жестко отпарировал падре Антонио.

– В таком случае вы должны знать про мои цели больше, чем я сам.

– Хью Браун – ваше оружие. Правда, мне непонятно, как ему за короткий срок удалось получить такую власть над нею? – Священник задумался и тут же сам ответил: – Скорее всего ему известна какая-то ее тайна, которой он ловко пользуется. Только не советую стоять на моем пути! – Падре Антонио подкинул в воздух приготовленный для генерала букет и одним мастерским взмахом садового ножа отсек все бутоны. – Имейте в виду, до того, как стать духовным пастырем, я был лучшим фехтовальщиком Испании! – Он поднял с земли лишенные стеблей бутоны, похожие на обрубленные палачом детские головки, и с беззвучным смехом протянул Муну: – Добавьте сахару, получится отличное розовое варенье! – Мун невольно отшатнулся. – Так что лучше выкурить со мной символическую трубку мира. Темный табак или светлый? – Священник достал из кармана свой портсигар. Из черной вороненой стали, с мрачным крестом и инициалами ордена на одной, с зарубками на другой стороне, он напоминал Муну затвор винтовки, на которой снайперы отмечают число прямых попаданий. – Видите этот крестик? – Падре Антонио притронулся пальцем к последней отметке. – Это душа Эвелин Роджерс. Я дал торжественную клятву вложить ее в руки ордена «Дело господне»! – И после длительной паузы: – Так что молите бога, чтоб мне не пришлось по вашей вине выжечь серной кислотой эту почти обретенную душу!

– Поскольку я в бога не верю, кому прикажете молиться? Хлебному божку вашего негра? – Мун посмотрел на часы. – Мое время истекает. Ваши угрозы я уже выслушал, теперь давайте условия.

– Условие только одно – не стоять на моем пути. Ни в переносном, ни в прямом смысле. Сегодня вечером Эвелин Роджерс должна улететь в Рим… Обещайте, что вы не будете препятствовать этому. Взамен получите обещанную информацию.

– Вчера я бы вам заявил решительно «нет».

– А сегодня? – Падре Антонио настороженно ждал ответа Муна.