Текст книги "Лягушка-путешественница. Часть 1(СИ)"

Герберт Уэллс.

Тоно Бенге

Вытянувшись в струнку, высокая девушка стояла на носу маленького кораблика, подгоняемого течением реки и дружными ударами шестнадцати весел. Впрочем, это только ей он казался жалким и неказистым. Прочие члены команды, от капитана до его рабов, считали своё плавсредство большим судном, идеально приспособленным для дальних путешествий и долгих переходов. Хотя, чего ждать, если они не видели ни сухогрузов, ни танкеров с рефрижераторами, ни даже простейших речных трамвайчиков, в изобилии бороздивших реки в каждом боле-менее крупном городе её родного мира. Для этих людей земля все ещё плоская, звезды прикреплены к небесному своду для красоты, а солнце каждый день катается по небу в колеснице, запряжённой четвёркой огненных коней.

Однако девушка не могла не признать, что кругозор её новых знакомых все же значительно шире, чем у Детей Рыси. Так называлось одно из племён народа аратачей, среди которых она оказалась в силу рокового стечения обстоятельств, либо по чьей-то злой воле. Последнее предположение имело под собой более веские основания.

Вспомнив своё появление здесь, девушка не смогла удержаться от грустной улыбки. Испуганная, жалкая, лишённая памяти, не сумевшая вспомнить даже собственное имя! Её уверяли, что с той поры не прошло и года, а она чувствовала будто прожила десять. Чтобы выжить пришлось научиться множеству вещей: от добывания огня и выделки шкур до охоты на оленей и рукопашного боя. Как-то так вышло, что отношения с аборигенами не сложились с самого начала. Пришлось пережить побои, унижения и даже обвинение в преступлении. К счастью, все закончилось благополучно. Клеветники и недоброжелатели посрамлены. Поклонники, настырно домогавшиеся тела оригинальной, не похожей на соплеменниц девицы, отстали. Правда, для этого одного пришлось убить, а второму выколоть глаз, но это уже детали. А женщины племени, упорно отказывавшиеся считать её своей, стали лучшими подругами, как только узнали, что она должна навсегда уплыть за море.

Так что девушка покидала аратачей без особого сожаления, но с большим трепетом перед теми испытаниями, что ожидали впереди. Ей предстоял долгий, полный опасностей путь до столицы одного из крупнейших государств этой части света и борьба за свои права наследницы древнего рода.

– Ника! – негромко крикнул с носа Картен.

Девушка прекрасно расслышала своё имя, но даже не подумала обернуться.

Пока они спускались вниз по Маракане, капитан и матросы вели себя в высшей степени предупредительно. Разумеется, на это имелись очень веские, выраженные в денежном эквиваленте причины. Тем не менее, она не могла назвать их поведение по-другому. Её не игнорировали, даже пытались шутить. Иногда девушка отвечала, часто ставя матросов в тупик. Чему не мало способствовало чтение нудных свитков, написанных местными демагогами, которых здесь пышно именовали "философами". Среди словесного хлама иногда встречались на редкость хлёсткие и меткие выражения, которые она то и дело пускала в ход.

Несмотря на кажущуюся лёгкость в общении, девушка ни на миг не забывала уроки наставника о том, как должна держать себя с простолюдинами радланская аристократка. Да это было и не трудно, учитывая, что основной темой бесед мореходов служили красочные описания драк в кабаках, сексуальные приключения в портовых борделях да изредка воспоминания о оставленных на берегу близких. Ни одна из этих тем не могла её заинтересовать.

– Госпожа Ника Юлиса! – громко крикнул купец.

Вот на такое обращение можно и среагировать.

– Море! – указал вперёд капитан, пряча в бороде счастливую улыбку.

Низкие, поросшие лесом берега, успевшие неторопливо разбежаться примерно на километр, вдруг как-то резко закруглились песчаными пляжами. В лицо ударил солёный запах водорослей, незнакомый, но будоражащий сознание. А глазам предстал во истину бескрайний простор, где светло-синее сливалось у горизонта с голубым.

Неторопливо, солидно раскачивавшаяся под ногами палуба взбрыкнула словно норовистый конь. Почувствовав, как зашевелился желудок, девушка нервно сглотнула: "Только морской болезни мне сейчас и не хватает для полноты ощущений".

То ли заметив её состояние, то ли по какой другой причине, матросы засмеялись, радостно скаля совсем не белоснежные зубы. Сама Ника иногда чистила их мелкой золой. Но уж больно вкус у неё неприятный, так что потом приходилось долго отплёвываться.

– Смотрите, дикари! – крикнул матрос, восседавший в корзине на верхушке мачты.

Далеко в море, среди невысоких, пологих волн перекатывалась утлая лодчонка, по сравнению с которой даже их кораблик казался настоящим судном.

На ней виднелись две щуплые фигурки, торопливо работавшие вёслами.

"Наверное, это и есть те самые морские люди, о которых говорил Быстрый Заяц?" – подумала девушка, вспомнив старого хвастуна. К сожалению, большое расстояние не позволяло разглядеть какие-то подробности.

– И часто вы их здесь встречаете? – поинтересовалась она у тихо подошедшего Ус Марака, высокого черноволосого здоровяка, исполнявшего обязанности то ли заместителя Картена по работе с персоналом, то ли ещё какого начальника. Девушка слышала, как матросы иногда называли его "сарвалом", что можно перевести приблизительно как "распорядитель".

Тот равнодушно пожал плечами, прикрытыми длинной рубахой из грубого толстого полотна.

– Когда сюда шли, не видели. Но иногда попадаются. Мы к ним не подходим, они – к нам.

Мореход презрительно скривился.

– Да и что с них взять, кроме рыбы? Не повезёшь же рабов из такой дали?

Ника понимающе кивнула, не отрывая глаз от плясавшей на волнах лодочки. Аборигены тоже прекратили грести и долго смотрели им вслед.

С сарвалом у неё сложились особенно доверительные отношения. На третий день плавания Ника как-то умудрилась потерять золотое кольцо с печатью. Очевидно, соскочило с пальца, все же оно оказалось ей великовато. Само-собой, поиски ни к чему не привели. Она уже попрощалась с фамильной реликвией Юлисов, ругая себя последними словами. Но вечером, когда расстроенная пассажирка укладывалась спать на корме, неожиданно с палубы гребцов послышался скрип лестницы. Девушка тут же схватила дротик и вложила его в копьеметалку.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, госпожа! – предупреждающе поднял руку Ус Марак.

– Чего тебе здесь нужно? – нахмурилась Ника, сторожа каждое его движение.

– Вот, хотел отдать, – он протянул тускло блеснувшее кольцо. – Не стоит терять такие вещи, госпожа.

У неё даже дыхание перехватило. По словам наставника, перстень в цивилизованных местах стоит больших денег. А тут вот так просто и возвратили? Ох, не верится.

– Что ты хочешь за это?

– Ничего, – пожал плечами матрос и бросил печатку на палубу. Спускаясь вниз, он бросил через плечо. – Лучше повесь на шею. Пока пальцы не потолстеют.

И засмеялся, исчезая в темноте.

Вспомнив об этом, Ника невольно поморщилась. Тогда она долго пыталась понять причину такого странного поступка. С какого перепугу Ус Марак отдал незнакомой девице по глупости потерянную драгоценность? Привитое жизнью недоверие и привычка ждать подвоха от любого доброго поступка не давали ей покоя. Пока корабль шёл по Маракане, выяснилось, что сарвал имел славу честного человека, которой очень дорожил. Кольцо он заметил, когда разговаривал с Марбетом. Тот предлагал оставить золото себе, но Ус Марак не согласился и вернул печатку хозяйке. Хотя, может дело в том, что, как рассказывал старый Пропид Дуст, по местным поверьям фамильные драгоценности часто приносят несчастье тем, кто владеет ими не по праву? А моряки – народ суеверный.

В любом случае, пассажирка ощущала себя обязанной сарвалу, и ей это не нравилось. Десять серебряных риалов, ровно третью часть того, что у неё было, моряк не взял, а больше ничего ценного у Ники не нашлось. Ну не отдавать же одеяло из шкур росомахи или кожаную рубаху? Оставалось только надеяться, что она когда-нибудь сможет вернуть долг.

Вода Мараканы стремительно меняла цвет, смешиваясь с морской, а берег все дальше отступал к горизонту.

Переполненная новыми впечатлениями девушка по-прежнему стояла на носу, пристально вглядываясь вдаль и не замечая ничего, кроме медленно набегавших друг за дружкой волн. Её потихоньку стало охватывать пугающее чувство одиночества, бессилия, хрупкости человека и его творений перед вечным могуществом беспредельной водной стихии. Самый дикий, безлюдный лес не внушал такого страха, как эта раскинувшаяся на тысячи километров водяная пустыня, чья безбрежность заставляла чаще биться сердце, внушая вместе с благоговением чувство непонятного азарта и даже какой-то бесшабашности.

– Никогда раньше не видели моря, госпожа Ника Юлиса? – ухмыляясь в клочковатую бороду, спросил Картен.

– Только..., – она запнулась, чуть не ляпнув "по телевизору". – Только на картинах.

– Ни один художник этого не нарисует, – покачал головой капитан. – Такие краски есть только у богов.

Он нерешительно потёр ладонью заросший подбородок.

– Может ваш отец уже говорил...

Мужчина замялся.

– О чем? – насторожилась девушка.

– В Канакерне никто не знает, где я беру синие камни, – он, прищурившись, взглянул на собеседницу. – Пусть так и останется. Мы ходим сюда за мехами, кожей и всякой ерундой вроде оленьих рогов или лечебных трав. Понимаете?

– Вполне, – кивнула Ника. – Мне тоже не хочется, чтобы кто-то лишний раз беспокоил Детей Рыси и моего отца. Не переживайте, никто не узнает, где вы берете сапфиры.

Она произнесла название драгоценных камней по-радлански, и капитан удовлетворённо кивнул. Девушка не имела никакого желания создавать дополнительные трудности предприимчивому торговцу, да и лишние слухи о её происхождении совсем ни к чему. Именно на это она и постаралась намекнуть. Кажется, собеседник понял.

Как обычно, после полудня рабы раздали матросам по куску вяленого мяса и горсти орехов. На оленину Ника даже смотреть не могла. Желудок продолжал бунтовать. С трудом удавалось удерживать внутри кружку тепловатой воды, чуть подкислённой уксусом. Выйдя в море, Картен сразу же установил жёсткие нормы её выдачи. Перекусив и часок подремав прямо на палубе, матросы вновь взялись за весла, неторопливо промахав ими до сумерек.

Всё это время капитан либо стоял у руля, либо, передав его Жаку Фресу, сидел на маленьком стульчике, поглядывая на море и на гребцов.

Стараясь не замечать очень неприятного ощущения в животе, Ника с недоумением гадала: для чего же им парус, если за все время плавания его даже ни разу не разворачивали? Ждут попутного ветра? Но девушка читала, что некоторые парусники могли ходить чуть ли не против ветра. Но, наверное, их время ещё не пришло.

Путешествуя по реке, матросы готовили пищу один раз в сутки, приставая к берегу на ночлег. Интересно, как они собрались варить свою мерзкую кашу в море?

Марбет, повар или по-морскому "кок", обладал несомненным антикулинарным талантом. Ни чем другим девушка просто не могла объяснить то отвращение, которое внушала его стряпня. И это после годовой однообразной рыбно-мясо-желудевой диеты с десертом из корешков и орехов. Нужно сильно постараться, чтобы настолько испортить кашу из тех самых зёрен, которые так замечательно готовил Отшельник. Так звали аратачи её наставника, когда-то носившего гордое радланское имя Лация Юлиса Агилиса.

От мыслей о еде страшно замутило. Ника перегнулась через борт и выблевала драгоценную воду под дружный смех спаянного коллектива профессиональных морских волков. Зло сверкнув глазами в их сторону, она отвернулась и принялась изучать повисшие над горизонтом созвездия.

Однако любопытство оказалось сильнее. Поэтому, едва услышав за спиной подозрительные звуки, девушка бросила быстрый взгляд через плечо.

На носовой палубе матросы расстилали какие-то доски, поверх которых установили метровой высоты цилиндрическое сооружение с короткой трубой и широким зевом. "Печка! – удивилась начинающая путешественница. – Из глины!"

И уже не таясь, стала с интересом наблюдать за происходящим. Вставив внутрь знакомый котёл, Марбет шустро сбегал за водой, но потом долго возился с растопкой, бестолково щёлкая железом по кремню под насмешливые выкрики наиболее нетерпеливых мореходов. Ника уже собралась помочь незадачливому поджигателю, как тому все же удалось запалить пеньковый трут. От него загорелась тонкая смолистая лучинка, и вот в печке уже потрескивали мелко наломанные сухие сучья. Кок шустро настрогал ту же самую вяленую оленину, засыпал зерна и щедро посыпал смесью соли и специй.

Когда густой мясной дух стал настойчиво забираться в ноздри, вызывая новые рвотные позывы, она, со стоном оторвавшись от борта, на негнущихся ногах направилась к мачте. Возле неё между двух тюков девушка оборудовала себе убежище, перекрыв щель парой сломанных весел и привязав поверх кожаный плащ. Получился узкий, тёмный, ужасно тесный пенал, где путешественница сложила свои пожитки. Передвигаться в нем приходилось очень осторожно и только на четвереньках. А стоило вытянуть ноги во сне, как они тут же высовывались из-за прикрывавшей вход шкуры. Случалось, караулившие по ночам матросы спотыкались о них, весьма нелестно высказываясь о высокородной пассажирке. Тем не менее, только у Ники и капитана имелись на борту персональные помещения. Причём каюта Картена не слишком отличалась от её закутка. Разве что потолок чуть выше, да подлиннее на полметра.

Забравшись внутрь, девушка завернулась в одеяло и попыталась уснуть, вспоминая путешествие по реке как лёгкую, приятную прогулку. Расслышав своё имя, она встрепенулась, прислушиваясь. Но рассказчик, скорее всего зубоскал Купин, понизил голос, так что до неё донеслось только неразборчивое "бу-бу-бу". Однако раздавшийся через минуту дружный хохот послужил веским доказательством весёлой непристойности матросских шуточек.

"Над чем ещё могут так ржать мужики?" – неприязненно подумала Ника, сворачиваясь клубком и крепче зажмурив глаза. Увы, но даже это не помогало забыть о мерной качке, натужном скрипе деревянных частей судёнышка и холодной бездне внизу.

Все же, несмотря на тревоги, тошноту и обиду на вредных жлобов – матросов, она потихоньку задремала, а затем погрузилась в беспокойный суетный сон.

Целых пять дней девушка даже смотреть не могла на еду, посмеивавшиеся поначалу матросы и то стали жалеть начинающую мореплавательницу, а на шестой – куда только все подевалось? Смолола приготовленную Марбетом кашу так, что за ушами трещало, а потом долго грызла размоченный в воде кусок лепёшки. Капитан, который питался из одного котла с командой, одобрительно пробурчал, наблюдая за пассажиркой:

– Повезло тебе, госпожа. Я уж думал, ты совсем к морю не приспособлена.

– А что, разве так бывает, господин Картен? – спросила Ника, чтобы поддержать разговор.

Купец усмехнулся, матросы заулыбались.

– Случается. Есть люди, которых Нутпен не принимает, как бы те ни старались. И молятся, и жертвы приносят, да все без толку.

Капитан облизал плоскую деревянную ложку.

– Как только закачает на самой мелкой волне. Так и все. Ничего в брюхе не держится.

Радуясь в душе, что она не такая, ещё немного посидела на корме, слушая морские байки, а потом вернулась к себе, впервые ощущая приятную, сонную тяжесть в желудке.

Наставник вновь давал ей урок рукопашного боя. Вот только происходило это не в знакомом дворике, зажатом между двух скал и каменной оградой, и даже не на берегу озера, а на узеньком плоту, который девушка соорудила когда-то, чтобы ставить ловушки на рыбу.

Прыгая, как молодой козёл вокруг козочки в период гона, старик наносил удары так стремительно и ловко, что девушка не успевала ни уворачиваться, ни парировать их, больше озабоченная колыхавшимися под ногами брёвнами, опасаясь упасть или сломать ногу.

– Какая же ты стала неуклюжая! – весело хохотнул наставник, награждая ученицу увесистым тычком под ребра. – А ещё почти балерина! Корова неуклюжая!

Разъярённая подобным сравнением, Ника взмахнула ногой, намереваясь достать проворного старикашку, но поскользнулась, попав ногой в щель и, чувствуя, как падает одновременно вперёд и вниз, отчаянно завизжала.

Распахнутые от испуга глаза резануло мокрым, солёным ветром. Под ударами волн корабль накренился, и девушка, выскользнув из своего убежища вместе с постелью, проехала по мокрой палубе, больно ударившись об ограждение борта. Ошалев от мелкого дождя, ветра, пляски судна и внезапного пробуждения, она долго не могла выбраться из одеяла и расстеленных шкур.

"Хорошо ещё, не легла спать голой, – пронеслось в голове, но тут же сверхновой звездой вспыхнула более здравая мысль. – Мои вещи!"

– Эй! – донёсся с кормы голос Картена. – Госпожа Юлиса, спустись в трюм, а то ещё смоет!

Довольно скаля зубы из-под низко надвинутого капюшона, он стоял, широко расставив кривые, волосатые ноги в сандалиях, крепко вцепившись в толстую рукоять рулевого весла.

Капли звонко барабанили по грубо выделанной коже длиннополого плаща. У борта, скрючившись, сидели Жаку Фрес и Тритин Версат, готовые прийти на помощь капитану, и старались хоть как-то укрыться от косо бившего дождя.

Плюнув на шкуры, Ника встала, ухватившись за удерживавший мачту канат. Крыша её "конуры" ещё держалась, лишь чуть провиснув внутрь между уложенных перекладин. Заглянув внутрь, она облегчённо перевела дух. Свалившись на бок, корзина намертво застряла между надёжно закреплёнными тюками. Едва не свалившись от очередного удара, девушка подняла глаза к небу, с которого продолжали хлестать холодные, косые струи. Скользнув внутрь, путешественница сунула руку под ворох заячьих шкурок и нашарила круглую, окованную серебром шкатулку с письмами, предназначенными подтвердить её личность. Оглядевшись, заметила кинжал в ножнах, зацепившийся ремнем за прутья корзины. Подумав, прихватила и его.

Палуба вновь резко накренилась, потеряв равновесие, девушка упала, пребольно ударившись коленом. Охнув, она отпустила канат, и её вновь швырнуло о борт.

– Ника!!! – заорал купец. – Зад Нутпена! Тебе, что жить надоело?! Живо в трюм!

Шипя и ругаясь сквозь стиснутые зубы, девушка подползла к грубо сколоченному люку. Ухватившись за кожаную петлю, рванула его и едва не свалилась внутрь, вовремя подхваченная крепкими руками.

– Госпожа Юлиса?! Осторожно.

В вонючей, душной темноте желтело пятно масляного светильника, чуть теплившегося за узорной металлической решёткой. При его тусклом освещении и без того не слишком благообразные физиономии моряков казались жуткими карнавальными масками.

Сообразив, что чьи-то ладони до сих пор лежат на её талии, Ника, вспомнив занятия с наставником, резко двинула локтем за спину.

– Ой! – с деланной обидой охнул Дарин. – Да ты чего, госпожа?!

– Руки не распускай! – зло бросила она, отыскивая взглядом, куда бы присесть.

До этого случая ей приходилось несколько раз заглядывать в этот длинный, низкий ящик, предназначенный для проживания команды.

Еле различимые во мраке матросы подвинулись. Корабль вновь вздыбился, так что девушке пришлось упереться плечами в потолок, чтобы вновь не упасть в гостеприимные объятия мореходов. Едва судно выпрямилось, взгромоздившись на гребень очередной волны, Ника тут же плюхнулась на загаженный пол и сразу оказалась зажата сильными телами.

Нервно сглотнув, она резко ворохнула плечами, недовольная теснотой, качкой, штормом и неприятным соседством. Очевидно, это движение не осталось незамеченным, только вот понятым неправильно.

– Это ещё что, – проворчал старый Пропид. – Так, лёгкий ветерок. Вот когда мы с Картеном подходили к Крикоровым островам в прошлом году...

– Замолчи! – грубо оборвал его Ус Марак. – Без твоих сказок тошно.

– Да брось ты! – громко усмехнулся собеседник. – Как будто первый раз в море. Это вон госпоже Юлисе в диковинку скачки коней колесницы Нутпена...

– Заткнись, говорю! – прикрикнул сарвал. – Ветер сменился. На север нас гонит...

– Ну и.., – начал было старик и тут же испуганно охнул. – Спина Змеи!

Соседи девушки тревожно переглянулись, и их реакция ей очень не понравилась.

– Что ещё за Змея? – нахмурилась она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Ответить никто не успел. Люк с грохотом открылся, впуская в трюм мелкую сырость, свет и шум ветра.

– Вылезайте! – резко скомандовал Жаку Фрес. – Надо убрать мачту. Да поскорее, черепахи беременные!

Возбуждённо гомоня, матросы полезли наверх, оставив знатную путешественницу в одиночестве.

Почти сразу же стало очень холодно, мокрая одежда стремительно вытягивала из тела тепло. Надо бы переодеться. Вот только выбираться на палубу за сухой одеждой не хотелось. Сверху доносились крики и отчаянная ругань матросов. Судя по всему, там что-то не ладилось, а тут ещё она будет под ногами мешаться.

Ника огляделась. Привыкшие к темноте глаза разглядели у стены какие-то тёмные предметы. Подобравшись к ним на четвереньках, убедилась, что это свёрнутые шкуры, очевидно, служившие постелями команде. Наверняка кишащие блохами или чем похуже. Тем не менее, ругаясь сквозь стиснутые зубы, девушка, стащив мокрую рубаху, обтёрла свалявшейся овечьей шерстью спину и грудь. Потеплело. Одевать сырую одежду не хотелось, а выжимать мокрую кожу – занятие бессмысленное. Повозила ею по шкуре, чтобы хоть как-то избавиться от влаги. Потом завернулась в овчину, и пригревшись, стала ждать.

С палубы донёсся приглушённый треск. Кто-то закричал, легко перекрывая шум ветра.

– Купин, берегись!

Удар, от которого содрогнулось судно, заставил пассажирку нервно сглотнуть.

Очевидно, мачту все-таки сняли, потому что немного погодя злые и мокрые матросы стали один за другим прыгать в трюм. Пока они спускались, Ника успела избавиться от овчины. Не к лицу аристократке пользоваться постелью чужого мужика.

– Подвинься, госпожа, – не слишком почтительным тоном попросил Марбет.

Прекрасно понимая их состояние, девушка покладисто отодвинулась к борту, где на проконопаченных швах между досок выступили крупные капли.

Последовав её примеру, матросы стали заворачиваться в шкуры. Вдруг люк вновь открылся. Ссутулившись, Пуст бережно прижимал к груди небольшую амфору.

– Хозяин прислал согреться.

– Цилянское? – с надеждой спросил Вулин.

– Держи карман шире, – тоненько хихикнул Крек Палпин. – Тебе и бангарского хватит.

Наблюдая за вмиг повеселевшей командой, Ника вдруг обратила внимание, что качать корабль стало гораздо меньше, и ещё ей очень хочется пить.

Иногда за ужином Картен угощал свою пассажирку разбавленным вином. Но сейчас капитан занят, а озябшие матросы вряд ли догадаются ей предложить. С другой стороны, как-то неприлично напрашиваться на выпивку, да ещё с грубыми моряками. Фи! Но уж больно в глотке пересохло. Однако оказалось, что она сильно ошибалась на счёт своих попутчиков.

Сковырнув ножом залитую смолой пробку, Ус Марак нерешительно проговорил:

– Госпожа Юлиса, выпьешь?

И смущённо усмехнулся.

– Правда, оно бангарское и не разбавленное. Но это даже полезнее в такую погоду.

Не услышав отказа, сарвал вырвал у кого-то из рук деревянную плошку, заботливо протёр её полой грязной рубахи и осторожно наполнил темно-красной жидкостью.

Поскольку очага в трюме не имелось, Ника лихорадочно вспоминала рассказ наставника о путешествии через море. Тихонько пробормотав что-то неразборчивое с упоминанием Нутпена, она под одобрительное хмыканье брызнула каплю на пол. Вино оказалось кислым, но провалившись в желудок, стало согревать её изнутри.

– Теперь мне! – потребовал Купин, пояснив. – Пока чаша от губ госпожи не остыла.

Матросы засмеялись, девушка тоже не стала скрывать улыбку. Смакуя свою порцию, шутник, закатив глаза, покачал головой. – Не хуже цилянского.

– Вечно этому пройдохе достаётся самое сладкое! – деланно проворчал Нут Чекез, протягивая пустую чашу Ус Мараку. – Не иначе, его прабабка переспала с даросцем.

– Это потому, что я знаю, как угодить женщине, – наставительно проговорил Купин. – А с тебя даже шлюхи двойную плату берут.

– Ты им ещё и платишь? – усмехнулся собеседник. – Мне так дают.

Слушая их перепалку, девушка с лёгким сожалением думала, что во все времена и во всех странах все мужики одинаковы.

"Выпить, поржать да языками почесать про баб", – мысленно хмыкнула она, прислонившись спиной к переборке.

И хотя корабль продолжало качать, а сверху по-прежнему доносился шум дождя, Ника почти задремала, но тут же встрепенулась, кое-что вспомнив.

Тронув за плечо сидевшего неподалёку Пропида Дуста, уже проглотившего свою винную порцию, она тихонько поинтересовалась:

– Ус Марак говорил, нас несёт на север. Это правда?

Резко обернувшись, закутанный в облезлую шкуру старик подтвердил:

– Кажется, так, госпожа.

Моряки продолжали натужно подшучивать друг над другом, словно стараясь подольше растянуть явно затухавшее веселье.

– А что это за Змея? – ещё сильнее понизила голос Ника.

Пропид придвинулся ближе, обдав её кислым запахом изо рта.

– Её зовут Андих, она дочь Нутпена и Такеры, богини севера, перекрёстков дорог и туманов. Когда-то они так рассорились, что даже великий Пирт не смог их помирить. Андих долго жила во дворце владыки морей, но всегда скучала по матери, умоляя могущественного отца разрешить им встретиться. И вот однажды, тронутый слезами дочери, Нутпен согласился. Андих обратилась в огромную змею, какую не может представить себе ни один смертный! Она так спешит к матери, что забирает с собой каждое встречное судно! Горе кораблю, попавшему в её объятия! Змея уволочёт его на дальний север, во мрак и холод, где живет страшная богиня Такера.

"Рассказ красочный, – раздражённо подумала девушка. – Но не информативный".

– Так что это на самом деле? Неужели живая змея?

Даже в темноте было видно, как морщится рассказчик, явно разочарованный глупостью слушательницы. Но, видимо, вспомнив, где она проживала ранее, старик решил снизойти до объяснения:

– Говорят, больше всего она похожа на реку.

– В море? – удивилась Ника.

– Ну да, – важно кивнул Пропид. – Ты думаешь, в нем вода на месте стоит? Как вино в кружке?

Он тоненько захихикал.

"Ну конечно!" – едва не всплеснула руками слушательница.

– Течения!

– Что ты сказала? – насторожился матрос.

– Она течёт! – повторила девушка по-радлански.

– Да, – подумав, согласился моряк. – Таких мест много. Чтобы плавать далеко, надо знать, где они и куда направляются.

Он прижался к плечу Ники и еле слышно прошептал:

– Только Змея очень сильная. Редко кому удаётся вырваться из её вод!

– А что там, на севере? – так же шёпотом спросила девушка, легонько отстраняясь.

– Царство Такеры! – убеждённо заявил Пропид. – Там живут призраки, сырые туманы, которые приносят лихорадку и другие болезни, туда после смерти попадают души самоубийц.

Вонючая темнота, тихие разговоры, похрапывание дремавших матросов наряду с таинственными скрипами корабля, плеском воды за бортом и завывание ветра придавали рассказу старика какую-то не настоящую, игрушечную жуть, вроде детских страшилок или плохо снятых фильмов ужасов.

Нике почему-то стало ужасно смешно, и чтобы не обидеть собеседника, она притворно зевнула.

– Прости, добрый Пропид, но я так устала, что не могу слушать тебя внимательно.

– Пусть Яфром пошлёт вам приятные сны, госпожа, – завистливо вздохнул матрос. – А я даже ночью редко глаза смыкаю. Прожитые годы держат их открытыми.

Девушка скрестила руки на груди и притворилась спящей.

В трюм один за другим спустились Жаку Фрес с Тритином Версатом, отправив двоих матросов к капитану на корму.

Время тянулось медленно, словно переваренное варенье, вскоре, несмотря на сосущую пустоту в желудке, Ника действительно задремала. Громкий крик вырвал её из лёгкого забытья. Из открытого люка бил яркий свет и громкий голос Картена:

– Вылезайте, попробуем уйти на восток.

– На вёслах? – недоверчиво проговорил кто-то.

– Да! – рявкнул капитан.

– По таким волнам?! – вскричал Пропид Дуст. – Весла поломаем, хозяин.

– Можешь отправляться в Тарар один! – зло отозвался Картен. – А меня ждут дома! И их всех тоже!

И тут же заорал во всю глотку:

– Живее, трюмные крысы! Торопитесь, если хотите добраться до Канакерна!

Ворча и вздыхая, матросы стали выбираться на палубу. Внезапно корабль, вздрогнув от очередной волны, накренился на бок.

– Вулин, шлюхино отродье! – рявкнул разъярённый капитан. – Как рулевое весло держишь, тупая скотина?!

Ответ рулевого девушка не разобрала, нервно поёжившись: "Пожалуй, я могу никуда не доплыть". На всякий случай она подобралась поближе к люку, чтобы успеть выскочить наружу, если судно начнёт тонуть.

Задрав рубаху, проверила пояс с кинжалом, потом достала шкатулку с документами. "Жаль, что тут нет полиэтилена или резины какой-нибудь", – подумала Ника. Наставник предупреждал, что листы материала, чем-то похожего на бумагу, очень легко портятся водой. Крышка вроде плотно прилегает, но вдруг придётся плыть по морю, держась за какой-нибудь обломок?

Над головой послышался дробный стук. Матросы рассаживались на лавках, пытаясь вставить весла.

– Раз! – скомандовал Картен, задавая темп. – Ещё раз!

Раздался дребезжащий звук. Капитанский раб Милим стал мерно ударять металлической палочкой по подвешенной бронзовой пластинке. Натужно заскрипели уключины весел.

– Давайте, давайте! – подбадривал команду купец. – Главное, уйти к востоку. Там Змея нас не захватит.

В его голосе слышалась такая тревога, что это чувство передалось даже Нике, сидящей в тесном и относительно безопасном трюме.

Вдруг раздался дикий крик, громкий треск и испуганные голоса матросов.

– За весла, отродье шакалов! – перекрыл их голоса рёв Картена. – Эй, Милим, чего застыл?! И раз, и раз!

Едва люк над головой вздрогнул, девушка встала, помогая откинуть его на сторону. Дождь почти перестал, но ветер как будто ещё резче хлестнул по лицу, швыряясь охапками морской воды. Бросив удивлённый взгляд на пассажирку, второй раб капитана пододвинул к краю лежащего на мокрой палубе старика.

– Что с ним? – спросила Ника, аккуратно приподнимая тело Пропида Дуста.

– Веслом ударило, госпожа, – пряча глаза, буркнул Пуст. – В грудь.

Глухо закашляв, раненый сделал попытку приподняться.

– Лежи! – с деланной строгостью прикрикнула девушка, подхватив его под колени.

Несмотря на субтильное сложение, старичок оказался на удивление тяжёлым. Прижав его к груди как ребёнка, она плюхнулась на колени, тут же зашипев от стегнувшей вдоль ноги боли.