Текст книги "Страж (СИ)"

Автор книги: Анастасия Татар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Уснула, – бесстыдно уточнила я, взбираясь на подоконник. Я так и не переоделась. В пакете, к моему огромному разочарованию, оказалась вовсе не одежда, а пирожок с мясом, картофельное пюре и салат.

– Я тебя внес в базу так, что никто и не подкопается, – довольно усмехнулся мужчина. – Теперь ты – Эсперанта Ризер, моя двоюродная племянница. Все, как и договаривались. Все близкие умерли, я – единственный родственник.

– А вы преподаватель? – с любопытством уточнила я. – Меня дергать не будут, что, мол, из-за родства поблажки получаю?

– Ну что ты! – натурально удивился Ризер. – Я – преподаватель? Не дай бог! Чтоб десница Ризер, да детей учил? Ни в жизнь!

Я уже строила наполеоновские планы. Вот я заканчиваю академию, вот торжественно вступаю на службу в королевский, тьфу ты, йорденлинский двор, вот мочу противников одним махом пальца. Маниакальный смех автоматически вылетел из моего рта, и удержать его я не смогла.

– Десница Ризер… а мне нравится! Намного лучше звучит, чем «десница Михайлова». Только вы это, ну… зовите меня Надей. Это привычнее.

– Ты, я вижу, уже в десницы метишь? Не жирно ли? Хотя нам это как раз и надо.

– В смысле? – напряглась я. Это «нам» толкало на очередную мысль, что меня явно хотят использовать в своих целях.

– Как-нибудь объясню. Позже. Когда Ранзес вернется, – уклончиво ответил он, одарив меня снисходительным взглядом. – Ты, кстати, будешь пока жить в его комнате. А то пока ты не часть учащихся, жильем тебя наделить не получится.

Здорово растерявшись, я опешила. Позвольте, я думала, что уже стала одной из студентов. Разве это не обязательная мера для всех инсиэртов? Было у меня такое ощущение, что это – вовсе не учебные заведения, а эдакие тюрьмы.

– Подождите, а разве я не стала их частью автоматически? – я скрестила руки на груди.

– Нет, – взгляд у него сделался строгим и серьезным. Весь намек на шутливость улетучился. – Прием проходит в последний день лета, как раз когда с практики возвращаются все старшие курсы. Не всех инсиэртов допускают. Если твой дар окажется слишком слабым даже для первого курса, или же – наоборот – слишком сильным, тебя просто устранят. Убьют.

Холодок пробежал по коже. Вот она, первая баррикада! Меня тут же захватила желание доказать, что я достойна, пройти, и в то же время – страх, что ничего не получится, и я провалюсь. Стоило догадаться, что все пройдет не так гладко. Надо будет все же попытаться связаться с шарашкиной конторой, чтобы мне там прислали еще помощь. Я как моральную компенсацию потребую, чтоб их!

Заметив, как меня передернуло, Ризер поспешил огорошить меня хорошими новостями:

– Судя по всему, ты у нас – одаренная не на шутку, так что не волнуйся. Исходя из того, как ты сюда попала, это либо дар божий, либо сама душа у тебя такая сильная. За три месяца, что я здесь буду присматривать за оставшейся малышей, нам тебя надо так поднатаскать, чтобы ты дотягивала до третьего курса. Именно туда тебя должны определить.

– Курс Ранзеса? – я обрадовалась. Перспектива, что там будет хоть кто-то, кого я уже знаю хоть как-то, меня радовала. И я, считай, буду жить в его комнате. Вот это возможность нарыть компромат на преподавателя!

Я чувствовала себя так, будто увидела свет в конце тоннеля. Я была как изголодавшийся волк, завидевший кусок мяса. Как мой сосед дядя Коля, когда ему за вкрученную лампочку в подъезде подарили пузырь водки. Впереди уже мигала мечта, вдруг ставшая реально доступной, пока я скалила зубы, восторженно поглядывая на своего будущего тренера, истинную гору мышц, брутальности и мужества. Будь у меня и впрямь такой дядя, я была бы самой счастливой племянницей в мире. Да его на что угодно развести можно! У меня на это чуйка, я точно уверена.

– Чего ты так лыбишься довольно? – он нервно прищурился. – Мы тебе спуску давать не будем. Тренировки начнутся уже завтра. Не так легко за такое время догнать пропущенные два года, но ничего… главное физические тебя подготовить, на остальное, поверь мне, всем чихать. Скажем, что серафимы тебя просто не обучали. Еще бы узнать, какая у тебя вторая способность точно.

«И без тебя знаю, что нелегко», – в мыслях возмутилась я, но оставила их при себе, понимая, что ничего я, на самом деле, не знаю.

– А чего именно третий? – нахмурившись, уточнила я. Их выгода из ситуации начинала меня напрягать. Я чувствовала себя янычаром, которому еще в детстве собирались промыть мозги, дабы перетянуть на свою сторону.

– Скорее всего, ты, как и Ранзес, манипулятор – владеешь телекинезом. Он – единственная десница с таким даром в этой Ледяной тюрьме, поэтому сможет тебя как следует обучить. И по возрасту подходишь. Сколько тебе на самом деле?

– Девятнадцать, – я вздохнула. М-да, мелковата на их фоне…

Девятнадцать здесь и девятнадцать в моем мире здорово отличались. Как я увидела в зеркале в небольшом санузле, мало того, что волосы мои вернули привычный цвет, так еще и лицо расцвело. Было непривычно видеть себя без мешков под глазами и залегших от хронического недосыпа темных кругов. Сначала в зеркале мне показался совсем другой человек. Оптимизм в такой ситуации был признаком крайней степени неадекватности и первым колокольчиком соседям заказывать мне в подарок белую рубашечку. Чтоб один раз надеть, и больше не снимать. Независимость независимостью, но ведь такое ребячество напрягало даже саму меня. И как некоторые с вечной молодостью по триста лет живут, и ничего? Без комплексов?

Мельком я заметила, что Ризер стоит с отсутствующим выражением, как будто что-то в уме подсчитывает, рассчитывает, придумывает, сам себе довольно кивает, и даже что-то бормочет. Что задумал мой новоиспеченный родственник?

***

Я будто ожила. Вместе с тем внутри ожил и природный наглеж, бесстыдство, хитрожопость и коварство. Поэтому совести был выдан отпуск на неограниченное время, а я добротно наелась в последний раз так, будто на праздник: сплошь да мясом, жареной картошечкой, пиццей, – в столовой есть даже она! – салатиком «Цезарь» и даже не постыдилась запить все это молочным коктейлем. Было ощущение, будто попала в пятизвездочный отель с баром, где можно набрать всякой вкусности абсолютно бесплатно, не хватало только бассейна. Хотя… не сомневаюсь, что и тот тоже где-то есть. И горные лыжи. Комнаты студентов одиночные, в меру особой политики, преподавателей – тоже, только у них еще и ванная имелась. Первым делом, распрощавшись с Ризером, я закрыла дверь на замок, сбросила чужие вещи, и в одном нижнем поплелась рыться в шкафах. Наевшись до отвала и чувствуя дикое желание спать, я понимала, что не хватит меня даже на душ. Поэтому, нарыв в одной из тумбочек просторной, но заваленной вещами вполне современно обустроенной комнаты большую белую футболку, я вырубила свет, после чего довольно юркнула под одеяло широкой кровати. Вот это я понимаю!

Но даже мягкое ложе и приятный запах чего-то орехово-шоколадного не смогли погрузить меня в сон тут же. Сквозь окно я рассматривала далекие огни в небе. Было дико осознавать, что вишу вниз головой над каким-нибудь земным городом.

Перевернувшись на спину и уставившись в высокий потолок из черного дерева, я поежилась.

Да и все это как-то дико.

Странно, что такие мысли посещают мою голову именно сейчас. Мне казалось, истерический припадок и неверие во все происходящее я уже давно миновала, но это все равно было чем-то вроде попытки пройти сквозь стеклянную стену, которую даже не замечаешь. Причем уперто бьешься головой об неё, но никак не желаешь понять, почему это происходит.

«Я привыкну», – повторяла про себя, зная, что и выбора у меня, собственно, нет.

Я собиралась здесь жить, а не выживать, но теперь начинаю думать, что как раз второе меня в ближайшее время только и ждет. По крайне мере, домой возвращаться смысла точно нет.

***

На фоне потолка мигали звездочки. Мошка, птичка, кусок пиццы, картошка фри, вот, даже шаурма проскочила… м… убью за шаурму. И за кусочек хлеба белого, с майонезиком, тоже убью. Я уже готова, мысленно точу нож. Если Ризеру нужен профессиональный боец-убийца, он может считать, что получил его и без тренировок. Достаточно было посадить меня на диету, и вот я уже злобная фурия, женщина-ложка, монстр во плоти.

– Надя! Считай, если ты упала – то уже мертва. Так дело не пойдет. Когда ты уже научишься держать блок и атаковать?

Я посмотрела на него затравленным взглядом крайне агрессивного зверька. Говорят, мышь, загнанная в угол, опаснее всего. Уже скалю зубы. Как же хочется его покусать!

Когда я читала фэнтези, то пускала слюни на бои и драки, искренне восхищаясь тем, как герои орудовали мечами, ножами, луками и арбалетами, представляла с упоением спарринги при помощи магии, жаждала тоже так научиться. Нет, мне все еще хочется. Но теперь я больше пускаю их, глядя в столовке, как ребятня ест сладости и аппетитные булочки с абрикосовой помадкой. Когда они оставляют что-то недоеденным, я про себя становлюсь особенно противной, и думаю: «Чтоб и вас так же оставляли, как вы еду…»

А ведь это был… ы… конец второго месяца. Поднимаясь на покрепчавшие, но от напряжения уже сильно дрожащие ноги, я уставилась на своего тренера ненавистным взглядом. Еще немного, и он своего добьется.

Я попыталась сделать выпад и свалить его с ног, но ожидаемо провалилась. Что-то настроения тренироваться совсем не было. Я умирала от скуки, голода, жажды и желания принять душ. Каждое утро начиналось одинаково: пробежка, завтрак, два часа в библиотеке за познанием необходимых предметов для третьего (будущего третьего, как оказалось) курса, затем разнокалиберная тренировка для мышц с расчетом на быструю регенерацию, и только так – рукопашный бой. Один выходной я получала в воскресенье, и тратила его на сон. Полностью. Весь день.

Решив схитрить, я взялась помогать себе своим удачно попавшимся даром.

«Центр притяжения», – быстрый взгляд на грудную клетку Ризера, который был на одну голову выше меня.

«Притягаемое», – напряжение в моих руках.

Резко поддавшись корпусом вперед, я со всей силы зарядила ему в солнечное сплетение, сразу же развеяв влияние магии. Если не сделать это вовремя, удар пойдет насмарку, и так получится, что я сама себе вырою яму. Все равно, что пытаться оторвать от счетчика неодимовый магнит. Меня заметно тряхнуло, с силой дернув на Ризера, но тому досталось больше. Отшатнувшись, он упал на колени, схватившись за грудь. Захватившие меня восторг от возможностей и вина заставили тут же замереть. Наверное, я все же перестаралась, судя по тому, как он едва заметно дышит, сжимая кулаки. Такие атаки захватывают противника полностью, так, что он не может понять, что происходит и где именно болит. Даже вдохнуть не получается.

– Ризер? – напрягшись, спросила я. Я не могла звать его Корном, как он изначально просил. Почему-то мне хотелось сберечь в этих отношениях что-то… официальное? Чтобы некоторое время спустя с гордостью назвать его своим тренером и… дядей?

Он молчал. Из-за склонившейся головы я не видела его лица, но точно понимала, что его боль уже исчезла.

– Ты злишься, что я воспользовалась даром? – неуверенно предположила я. Было страшно получить его осуждение. С замирением сердца я ждала, когда он скажет хоть что-то, но полученный ответ меня просто обескуражил.

– Я не злюсь. Я крайне доволен! – он засмеялся.

Я чуть отпрянула. Доволен? Меня хвалили крайне редко. Раз в месяц, если повезет.

– Ты серьезно? – сощурилась я. – Шутишь, что ли? Мы же не в комбате бились!

Комбат – спарринг на магии. Именно его и обычную физическую подготовку вел Ранзес. И именно эти знания мне хотелось получить больше всего.

Поднимаясь на ноги, Ризер продолжал довольно смеяться. От сердца отлегло.

– Послушай, Надя, – он болезненно сощурился, выпрямляя спину. Надеюсь, я ничего ему не сломала. – В этом месте правила и правильность – последнее, что должно тебя волновать. Пока ты не показываешь того, что опасна для йорденлина Бэатрута, Йордана и мира в целом, трогать тебя никто не будет. Студентов, особенно с наклонностью инкубов, не интересуют доблесть и честь. Ради достижения своего они пойдут на все, что угодно. Держи ухо в остро, и если тебя задирают – сразу давай сдачи раз в десять сильнее. Стоит дать себя в обиду один раз, как тебя будут цеплять до конца, пока не выживут из жизни. Правила есть. Но о них вспоминают только при личной выгоде.

– Если все так плохо, то как здесь уживаются те, кто по природе своей добрые? – я скрестила руки на груди, мысленно отказываясь от плана сначала прикинуться мышкой-замухрышкой, а потом всех задавить разом. М-да, самоуверенности у меня хоть отбавляй….

– Никак, – Ризер пожал плечами. – Ты либо умный достаточно, чтобы печься лишь о своей жизни, либо умрешь еще до выпуска из академии. Пусть здесь все равны, но инстинкт стада никто не отменял. Зарекомендуешь себя правильно, и будет тебе пост десницы. Иначе до конца дней прослужишь эспиритом, наблюдая за общественным порядком, и рано или поздно умрешь нелепой смертью. Так бывает часто. Особенно если кто-то рвется в другой мир через левые порталы, а не йорденлинские.

– Что-то вроде «здесь я никто и звать меня никак, но в другом мире буду верхом силовой пирамиды»? – я усмехнулась своему отражению в зеркале тренировочного зала. Особенно нравилась местная форма: кожаные штаны на высокой талии, эластичная кофта-топ, кроссовки «nike», что впервые вообще повергло меня в шок. Все темное, прекрасно сидящее, по фигуре.

Я довольно вспомнила, как утром мне предоставили форму на размер меньше. Такими темпами, её снова придется менять через месяц, когда меня уже никак не отличат от фитоняшки. Впрочем, как подтягивалась и менялась моя форма тела, меня особенно радовало. Это было единственным, что сдерживало мой сбрендивший мозг от ночных попыток ограбить столовую.

– Ага. Результат такой тупости всегда одинаковый: портал их просто разрывает. В лучшем случае, забрасывает в дикие миры, так как Чистилище находится на их пересечении. Никто из нас не знает, кем он был в прошлой жизнь. Если не человеком, а какой-то другой развитой формой жизни, его адаптирует мир под общий вид.

– По-моему, ты был терминатором или русским витязем, – усмехнулась я, намекая на то, что Ризер – одна сплошная гора мышц. – Еще и твоя способность превращать себя в сталь. Это же круто!

– Круто, если есть мозги, – заговорчески поиграл он бровями. – Иначе – тебя завалят на первом же курсе. А вот у тебя по-настоящему крутая способность.

– Которую я должна скрывать, – закатила я глаза недовольно. – Хорошо хоть, что она смахивает на телекинез.

Мы обнаружили это почти сразу же, начав тренироваться. Слава богу, все проходило гладко, проблем с магией не было. Ни тебе блоков, ни каких-то чудных видений во время медитаций, которыми и то занималась я исключительно по своей воле, чтобы связаться с Гризельдой. Ощущение было скорее такое, что они сами не хотят выходить на связь, но – но! – могут же. Тем временем я училась выдавать дар управлять притяжением за телекинез. Получалось худо, но таки получалось.

– У тебя огромное преимущество, Надя, так что не смей унывать и пытаться как-то показать свои настоящие возможности другим. К примеру, по этому удару я бы ни за что не понял, что ты ими воспользовалась, потому что ты умеешь грамотно выбрать центр притяжения, радиус и притягаемое. Ты помнишь первый день, когда в лазарет влетела девушка из потока Ранзеса?

– Как не помнить? – вздохнула я. – Цэрлина, да?

– Хорошо, что запомнила имя. Она у нас местная змея. Её способность – генерировать яд. Любой силы, любого действия. Ты коснёшься её тела, и она отравит тебя так, как ей угодно. Или подсыплет яд в еду, заставит вдохнуть с воздухом. Способов существует много. С ней надо держать ухо востро.

– Это же сильный дар. Разве на ней нет ограничений?

Ризер направлялся к выходу, я – за ним. Время близилось к обеду. Перспектива давиться супом мне не очень нравилась. Зато на ужин меня ждала куриная грудка и гречка.

– Вообще-то, они есть. Сейчас она может передавать яд лишь путем касаний. По сравнению со многими девушками, у тебя будет преимущество в ближнем бое и физической форме. Многие из них на тренировки забивают, ссылаясь исключительно на дар.

Если подумать, Цэрлина тогда показалась мне очень худой. Высокой, стройной, чуть не с выпирающими костями. Что меня радовало – никаких скул. Даже при такой худобе у неё было пухлое, детское лицо и пушистые, длинные русые волосы. Честно говоря, если у неё окажется еще и целлюлит, я буду особенно счастлива, чувствуя в коем-то веке превосходство.

– Слушай, – я поравнялась с ним, едва поспевая за быстрыми шагами этого бугая, – а когда я поступлю, я ведь смогу снова нормально есть? Ну, хоть иногда? Хоть кусочек пиццы? Шашлычка?

– Ты что, хочешь вернуть себе сброшенные шесть кило и целлюлитную пятую точку? – усмехнулся Ризер.

Захотелось снова ему двинуть. Я недовольно засопела, как ежик.

– Ладно, но только не перестарайся с моими тренировками. Мне не особо хочется превращаться в гору мышц, издалека напоминающую мужика!

Я уже вижу это, вижу и содрогаюсь. Огромные перекачанные ноги, сплошные жилистые мышцы, кубики… о, господи! Да ни за что!

– Не боись. Ты, как-никак, девушка. Поверь мне, еще половина мужского населения за тобой бегать будет.

Если я скажу, что не хочу этого, то наглейшим образом солгу. А лгать я не люблю. Вернее, не умею… Бегать – пусть бегают. Главное, чтобы не приходилось отшивать нормальных парней, потому что жалость мне не чужда. Я так буду только мучиться, и других тоже мучить.

Смиренно вздохнув, я направилась навстречу своему счастью. Еда, родимая моя! Да здравствует картофельный суп!

5

В коридоре было очень много маленьких детей. И весь этот рой восьмилетней малышни с откровенно затравленными, затюканными взглядами не прекращал ныть, проситься домой, искать пути отступления, наивно полагая, что злой участи удастся избежать. Нет. Хоть за этим наблюдал всего один человек, даже монстр, старая злобная женщина с колючими глазами, тонкими губами и стянутыми в тугой пучок седыми волосами, ей отлично удавалось уследить за всем. Если какой-то ребенок пытался сбежать, она просто хватала кнут и со всей дури лупила несчастного по спине. От этого криков становилось лишь больше, и наблюдать за пропитанными кровью остатками одежды было до одури мерзко.

Я взглотнула, чувствуя, как по коже прошелся мороз. Все одаренные через это проходят. Все, кого находят сразу. Сначала ты теряешь родителей, потом умение мечтать, и в конце концов превращаешься в эгоистичную, злобную тварь, которая не знает пощады, потому что ей известен только один способ восстановить справедливость – отомстить. Холодно, жестоко и расчётливо. Да уж… мне нереально повезло, что нашли меня именно Ризер и Ранзес. С теми, кого какое-то время удается скрывать, поступают хуже. На их глазах убивают родителей, сообщников, иногда целые поселения, если дар окажется очень сильным. После унизительная процедура запечатывания и уже по знакомому сценарию.

Кроме детей тут также ждали своей очереди будущие первокурсники. Ситуация не лучше. Большинство из них знало, на что способно, знало, что может живым из Зала Посвящения не выйти и знало, что если пройдет испытание, ради которого тут и был Ризер, его жизнь измениться еще сильнее. Везло тем, у кого не было «особых возможностей», потому что процедура запечатывания, то есть ограничения часто имела печальные последствия. Либо тебе заблокируют магический поток, либо сведут с ума кошмарами. Те сигнализируют о том, что с телом что-то не так, где-то есть серьезный сбой, и в итоге инсиэрт просто не может спать. Меня пробил озноб. Здорово! Я первая на очереди! Все благодаря чудесному умению управлять притяжением и слишком быстрой, даже для уровня десницы, регенерации!

Мне, откровенно говоря, было страшно. Сколько бы я не вбивала себе в голову истину «страха нет», сколько бы не считала до десяти, стараясь глубоко дышать, все равно подкашивались ноги, будто набиты ватой. Вдох…. Глубже… выдох. В глазах темнеет. Такой способ не подходит. Я сильная, я смогу! Я сильная, я смогу! На мне куча нашпигованных колющим и режущим оружием поясков и пряжек, я не пропаду, хотя и надеюсь не использовать их против «дяди». Блин! Это еще хуже!

– Эсперанта Ризер! – громко позвала молодая девушка, по всей видимости, эспирита, проходящая все тут же практику. Секретарша? Даже думать не хочу о том, что входит в её обязанности.

– Здесь, – чуть громче, чем требуется, отзываюсь я, вздрагивая от ужаса. Имя звенит в голове. Мне дурно, дурно, потому что страшно. Ногти впиваются в ладони, режут кожу, сбивается дыхания. И как тут взять в себя в руки, если даже боль не помогает?

Стыдно. На словах всегда такая смелая, а как судьба решается – оклематься невозможно.

На негнущихся ногах вхожу внутрь. Перед глазами от нервов мошки, начинает болеть голова, несет дымом. Все довольно просто, серое, мраморное, местами черное, пустынное. Только колоны, поддерживающие высокий разрисованный сценами из Библии потолок, как в церкви, цепляют мое внимание: похожи на лестницы и все в каких-то символах. В центре черным мрамором выложен огромный круг, а в нем – уже белым – звезда Давида. И Ризер прямиком в центре, подзывающий к нему. Я послушно двинулась.

Это как выступать. Хочется скорее все сделать, чтобы ничего не забыть и нигде не налажать, и тут главное не смотреть на зрителей, чтобы земля совсем не ушла из-под ног. Но сейчас приходится, когда «зритель» намеренно обращает на себя внимание, чтобы ты не забыл, кто здесь главный и для чего ты на этой сцене.

– Ну что, дорогая, готова к экзамену? – спрашивает проклятый ректор, чем вводит меня в дикий ступор. Я смотрю не Ризера, не понимая, точно ли ко мне обращаются, и лишь встретившись с его предостерегающим взглядом, поднимаю на ректора глаза. – Так как ты племянница…

– Двоюродная племянница, – вмешался мой «дядя».

– Плевать… нашего небезызвестного инквизитора, обращайся ко мне Эванс.

Тот сидел за широким полукруглым столом с сигарой в руке, посматривая с явным интересом. Ректоры в книжках о попаданках чаще всего красивые молодые мужчины, за которых очень хочется замуж, ректоры в реальной жизни – старые мужики с залысиной, седые, с отъеденным пузом и не редко с чудовищными аппетитами, за которых очень не хочется замуж. Первое, что взбрело в голову – все мои ожидания пошли крахом. И книжные, и реальные. Это был самый, что ни есть, настоящий Аль Пачино, лет сорока, на удивление с белыми волосами и смахивающий на сплошную гору мышц. Бледный. да и вообще на мертвеца похож. В глаза бросился шрам на шее, словно от удушья, на котором будто специально акцентировалось внимание. Он улыбался. И эта улыбка выбивала почву из-под ног.

«Надо что-то ответить», – напомнила я себе. Если не буду отвечать, рискую получить какую-нибудь импровизированную подножку от этого больного на голову психа. Он один из приближенных йорденлина. Один из тех, в ком сидит настоящий дьявол.

– Хорошо, Эванс, – я взглотнула, снова и снова впиваясь ногтями в кожу. – Я готова.

Видимо, именно моя кривая, асимметричная улыбка и вызвала у него усмешку. Сигара вдруг сотлела полностью, рассыпаясь прахом. Огневик? Довольно распространенный дар. Странно, что он с ним дополз до десницы, да еще и стал ректором.

– Тогда начнем!

Тут случилось нечто из ряда вон. Вместо того чтобы велеть начинать бой с Ризером, он буквально перепрыгнул через стол, мгновенно исчезнув из моего поля зрения, а затем последовала дикая боль в спине. Раз, и Ризер вне границ круга, пока я ошарашенно пытаюсь найти ректора взглядом. Черт подери! Не могу восстановить дыхание!

– Эй, дорогуша! Смотри в оба, убивать тебя не хочется. С такой мордашкой далеко пойдешь!

Ток по телу, мороз, мурашки, иглы впиваются в каждую клетку, чувствую странное похолодание в голове, и ошарашенно смотрю на ректора в одних свободных шароварах. Вся грудь и плечи у него сияли небесно-голубыми рунами, причем в прямом смысле сияли, как будто его измазали белым и поставили под ультрафиолетовую лампу. Ноги босые. Странно. Очень странно! Бросаю взгляд на Ризера. Меня не предупреждали, что ректор у нас тоже с сюрпризом!

Едва успеваю подпрыгнуть не без помощи дара вверх, когда Эванс снова исчезает из моего поля зрения, на этот раз появляясь уже подле меня и пытаясь сделать подсечку. Ха! Черта с два! Быстрый, зараза, как будто перемещается в пространстве, но и я не лыком шита. Делать приходится первое, что приходит в голову: точка притяжения – его шея, я – притягаемое, и это всего лишь чтобы ускориться. Оттолкнувшись от его руки, обхватываю шею ногами и тут же делаю бросок назад. Точка притяжения где-то в метре от меня, как раз там, где должен грохнуться ректор, он – притягаемое, примерно с расчетом, что чем больше шкаф – тем громче падает. Ноги обжигает болью, когда Эванс хватает за икры, и под его руками мигом загораются мои форменные штаны. Вот св… Кожа краснеет, колется, горит под ладонями, что от боли сводит конечности, и приходится быстро переходить к запасному варианту, при том не развеивая условий гравитации. Специально для этого на бедре ждал своей участи выкидной стилет, который я мигом придавила Эвансу к шее с отвратительным шрамом.

Он не отпускал, а ноги уже горели. Мама, больно, как же больно, черт подери! Из горла вырвался крик, когда меня окончательно и бесповоротно охватила злость за чудовищные ожоги. Эванс смеялся. С его рук на мое тело перебегали сияющие змейки-татуировки, сводя судорогой, но чем сильнее становилась боль, тем сильнее я прижимала к его горлу ножик. Руки в крови, а ему хоть бы хны, смеется! Не отпущу! Ни за что не отпущу!

Нащупав другой рукой еще один нож, я полоснула ректора по руке, но от этого лишь усилилась хватка. А если попробовать встать? Нет… тогда придется его отпустить. Из-за боли мозг не соображает совсем, понемногу немеют пятки и болезненный крик становится все громче. Из-за того что его руки перекрывают мои ноги, их тоже давит. Черт, черт, черт! Больно!

– Не отпущу! – в панике режу еще и грудь, стараясь не зацепить ничего жизненно важного. Это если он меня убьет ему ничего не будет, но как наоборот…

– Хитрая маленькая манипуляторша! – он поворачивает в сторону голову, сплевывая кровь, и я чувствую, как мерзко мои пальцы соприкасаются с его теплой окровавленной шеей. Не убить… не убить… больно… а как хочется!

Тело подо мной вырывается, извивается, а я от боли совсем уже ничего не соображаю. Нельзя убивать… нельзя его убивать, пожалуйста, Надя, помни… нельзя…

Да когда же ты сдашься, тварь?! Меня как будто опустили в раскаленную лаву, обмотали оголенными электропроводами, сунули в глотку раскаленную кочергу. Кажется, все тело горит. Это не просто огневик. Скорее всего, он вообще не огневик. Тогда кто? Нет… плевать. Плевать, кто он. Я не отпущу! Умру здесь и сейчас, сойду с ума от боли, но ни за что не отпущу первая!

– Вижу, сдаваться не хочешь… Ну хорошо… – пробивался сквозь мутную пелену его голос. Почему он смеется? Он сумасшедший? Тело одновременно ослабло и застыло, как будто его свела ужасная судорога. Я уйду из этого мира только с ним. Не опушу.

– Принята. Ризер, вырубай девчонку!

Последнее, что я почувствовала, прежде чем вдруг погас свет – тупая боль в шее и ощущение, словно вот-вот отвалится голова.

***

Мне понадобились целые сутки, чтобы прийти в себя. Кажется, чем сильнее повреждение, тем дольше я сплю – в таком состоянии регенерация происходит в разы быстрее. На стене размеренно тикали часы, а по венам текла уже совсем не моя кровь – только какое-то прохладное лекарство. Оно перемещалось по моему телу, особенно примораживая ноги. Не болят… странно, что после всего я спокойна, как удав. Даже телом шевелить не хочется, есть не хочется, спать не хочется. Просто лежи и смотри в потолок. Как будто и не живой вовсе, только мысли где-то далеко и про себя отсчитываешь удары стрелки часов.

Пять минут. Двадцать. Час. Из транса выводит хлопнувшая дверь, заставляя впервые за долгое время полноценно открыть глаза и моргнуть. Еще пара секунд. Хмурое лицо Ризера надо мной. Его мешки под глазами такие огромные и темные, что в них можно спрятаться. Усталый вид… волновался за меня?

– Наконец-то оклемалась, – глубоко вздыхает он, пока я не свожу глаз со все тех же черных-черных мешков. Краем глаз замечаю, что распаковывает какой-то пластырь, большой и зеленый. Секунда, две, три…

Пластырь прямиком у меня на лбу. Влажный и пахнет чем-то мятным, охлаждает, как будто врастает в кожу. Все так же не перемещаю взгляд. Пустота. Секунда, две, три…

– Или не оклемалась… – заключает следом.

Возможно. Снова хлопает дверь. Теперь надо мной нависло еще одно лицо. Местный врач-знахарь. А вот и лицо ректора у изголовья моей кровати. Какие чудовищные и в то же время прекрасные насыщенные зеленые глаза. Его выражение лица озадаченное, шея перебинтована, на губах кривая усмешка. Я как будто представляю для них чисто научный интерес. Удивляю. И мне сейчас совсем не хочется его убить. Просто где-то далеко отзывается счастье, что меня оставили в живых.

– Мне кажется, с её психическим здоровьем не все в порядке, – Эванс убирает прядь с моего лица. Странно. Не замечала её. – Зато тело все так же девственно прекрасное. Говорите, переломы и ожоги зажили?

Доктор поджимает губы и вздергивает брови. Секунда, две, три… уже три минуты в моей палате.

– Еще ночью. Кровь профильтровали, откапали, но только чтобы заражения не было. Все остальное само восстановилось. Я думал, ноги ампутировать придется… вы ей кости обуглили, десница Эванс, понимаете? Пока мы приготовили операционную, там уже даже мышечная ткань обновилась. Я даже не поверил. Отчеты посмотрел, но на фотографиях точно видно, что там ампутация и только.

Здорово. Я – хамелеон. Ну, почти… у них хвосты отрастают, а у меня ноги. В принципе, и не только они. Но мне все равно. Ничего не болит и слава богу. А так совсем ничего не хочу. Только смотрю теперь уже на лицо Эванса и отсчитываю секунды. Они бьются с моим сердцем в одном времени.

– И в кого твоя племянница такая уникальная, а, Корн? Не кажется тебе, что уровень подготовки у неё совсем не монастыря? Да еще и серафимов?

– Монастырь сгорел. В девчонке сидит сам дьявол. Она чертов манипулятор. Что тебе еще надо? – раздраженно отзывается Ризер.

Да, я – посланник Ада. Пришла на эти земли, чтобы ломать людям мозг своей странностью. Что за бред несет мой «дядя»? Это меня так отмазывают от близкой расправы? Как все интересно обстоит с этим миром. Иногда ребенок рождается номральным, то есть с четкой направленостью – серафим или инкуб, без дара, но в ненормальной семье, где дите очень хотят пропихнуть в число сильных, то есть к десницам, просто одаренным. Их отправляют в монастыри, если таковыми можно назвать учреждения для боевой подготовки и вымаливания дара. Тупые. Для большинства он – проклятие.