Текст книги "Страж (СИ)"

Автор книги: Анастасия Татар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Больше уснуть не получалось. Мысленно нащупывая включатель, я заставила желтоватую старую лампу накаливания осветить комнату, и с плеч сразу камень свалился: никого нет. Всего только полночь… недолго же я спала. Но тут уже не усну. Мне нужен кто-то.

Обхватив подушку и укутавшись в свое одеяло, сунула ноги в тапочки, снова взятые у Ранзеса, при мысли о котором кошки на душе скреблись, я вышла в коридор.

Тишина. Все спят, и это очень странно, может, второй раз на моей памяти, когда из комнат не раздается смех или ночные разговоры. Сначала в туалет, а потом можно и на поиски…

Цэрлины в её комнате, которую я легко отмыкаю даром, нет. Поднимаюсь на этаж выше, чувствуя почти парализующий, тошнотворный страх, когда сознание почему-то просит не оглядываться. Переступаю через себя и все-таки поворачиваю голову назад, осматриваясь. Никого.

Тихо войдя в комнату Дамира, нахожу его и Цэр в гостиной. Мирно спят, и будить совсем не хочется, так что точно так же тихо покидаю комнату и, кусая губы, двигаюсь дальше, в комнату куратора, но тут почему-то не могу отпереть даром дверь и нагло войти внутрь. Что-то заставляет просто постучать несколько раз и подождать, пока несколько минут спустя не загорается свет, проступающий в щель под дверью, и Ранзес не появляется на пороге.

– Надя? – он смотрит несколько удивленно, и в то же время спокойно, будто ожидал увидеть меня, но не ожидал, что я стану вести себя подобным образом.

– Я тебя разбудила? Извини… – рассматриваю складки на одеяле, прижимая к себе подушку. Глупо, конечно. И так понятно, что разбудила. – Можно к тебе?

– Что-то случилось? – он отступает в сторону, разрешая войти, пока я прислушиваюсь к себе. Это явное облегчение и счастье. И ежу понятно, что рядом с ним мне спокойно, как ни с кем другим.

– Мне приснился кошмар. Не могу уснуть, – честно призналась, останавливаясь напротив Ранзеса и наконец-то поднимая на него затуманенный, виноватый взгляд. Даже знать не хочу, какой у меня вид.

– И? – вздохнул, закрывая дверь. Это знак, что он меня не выпроводит. Хорошо…

– Ну… я… можно с тобой поспать? Я подушку принесла и одеяло… Если что, много места не займу… и обещаю не делать глупостей…

И осеклась. Интересно, что еще за глупости? Это я так чистосердечно признаю, что обычно веду себя совершенно не к месту и нелогично? Раньше это казалось забавным. Сейчас уже как-то даже не уверена.

– В это мало верится, но ладно, ложись.

Я пропустила колкость мимо ушей, понимая, что он прав, а затем юркнула на кровать и под свое одеяло. Щелкнул свет, и даже не почувствовала, как рядом прогнулась кровать. Смотрю, карниз пристроили обратно. Все-таки, я и правда проблемная.

Тишина капала на нервы, чувство вины съедало и где-то рядом все еще копошился страх. Сначала на левом боку, потом на правом… смотрю в спину куратору. Интересно, спит он или нет? Переворачиваюсь на спину. Не могу уснуть.

– Ты злишься? – смотря в потолок, таки решаюсь спросить, совсем не ожидая, что мне ответят.

– Злился, – чуть помедлив, со вздохом говорит Ранзес.

Что-то обрушивается на мою грудь, расцветает, заставляет уже на порядок расслабиться. Слава богу… если бы он сказал прямо противоположное, я бы… да не знаю, что бы я тогда делала. Было бы просто неприятно.

– У нас будут проблемы? – снова спрашиваю, пытаясь разглядеть в темноте очертания предметов. Странно, что немного болит голова. Может, последствия усталости?

– Не волнуйся. Если Эванс попытается что-то сделать, он об этом очень пожалеет.

Он так легко говорит, будто способен решить абсолютно любую проблему!

И я не волнуюсь. Молча лежу рядом, слушаю тиканье часов, но все равно не могу уснуть ни через десять минут, ни через двадцать, ни через час. Зато Ранзес, кажется, спит. Его дыхание размеренное, глубокое, а мне уже надоедает лежать на спине, и я переворачиваюсь на бок, лицом к его спине, начиная медленно переползать из-под своего одеяла под его. Сдвинусь на пару сантиметров, и застыну, снова прислушиваясь, не разбудила ли.

Спина куратора широкая, обтянутая белой футболкой, и даже сюда мне получается урвать кусочек её тепла. Еще чуть-чуть… черт! Он переворачивается на живот, поворачиваясь ко мне лицом и запуская одну руку под подушку. Я совсем близко, а сердце снова клокочет в груди так, что я почти вижу, как содрогается и моя грудь. Его глаза закрыты, лицо спокойно, и прижатая к подушке щека кажется очень даже милой, что хочется взять и потискать, как маленького ребенка.

На какое-то время я застываю. Почему-то под его одеялом мне теплее и приятнее, как будто в то же время охватывает счастье и спокойствие. Пытаюсь уснуть, но что-то все равно мешает, и где-то за спиной, по углам комнаты, все так же прячется мой страх. Как приливы жара, мурашки цепляют то ноги, то спину, то охватывают лицо, пока стараюсь выровнять дыхание и успокоиться, но до спокойствия мне сейчас как раком до Москвы. Проходит еще где-то десять минут, и я решаю пододвинуться еще ближе, так, что остается всего четверть метра между нами и приходится аккуратно выпрямить ноги и тоже перевернуться на живот.

Затаившись, жду, прислушиваюсь. Кажется, не разбудила… что-то тянет меня коснуться его ладони, и внутренности сжимаются разом, когда неожиданно он переплетает пальцы. Сердце, кажется, бьется в горле, и я аккуратно поднимаю глаза, вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, спит он или нет. Ладонь теплая и мягкая, совсем не сжимает. Вдохнув, забываю выдохнуть.

Почему это пугает меня раз в десять больше, чем дурацкий ночной кошмар?

Кусаю губы. Сон не идет, хотя провалиться в него хочется, так что берусь рассматривать лицо мужчины. Скулы широкие, небольшая щетина, бледные губы и темные брови… красивый, но смазливым язык не поворачивается назвать, потому что при мысли об этом слове почему-то сразу вспоминается мелкий Джастин Бибер. Все, прочь это, все настроение портит. Опускаю взгляд чуть ниже, замечая кусочек серебряной цепочки. Никогда не подмечала… носит крестик? Какая в Йордане вообще религия?

Видимо, именно своим пристальным взглядом я его и разбудила, если он вообще спал, потому что вдруг Ранзес отпустил мою руку, перевернулся на бок, глядя на меня как-то обреченно, под одеялом легко нашел мою талию, притянул к себе, помогая устроиться на его руке. Чуть приобнял за талию. Он чувствует вообще, как у меня сердце в груди колотится?

И почему раньше такое положение дел меня ничуть не смущало?

Все дело, наверное, в ПМС… стыдно… да, точно, все это из-за месячных, и никак не из-за…

Я осеклась. Из-за чего?

Это было странно: то, что я почувствовала себя защищенной в тот момент. Как будто меня окружили невидимым щитом, ограждая от всего мира, от кошмаров, от проблем. Мне казалось, что Ранзес может решить все, что угодно, хотя мне не приходилось даже в бою его видеть. Нет… кажется, один раз было. На свадьбе в день рождения Дамира, когда меня полез целовать какой-то парень, чье имя я уже и вспомнить не могу, и он ему врезал. Выглядело это, конечно, м-да… как защита девичьей чести. Мысль греет, но не светит.

Но уверенность в нем никуда не исчезала. Может, это что-то звериное? Как инстинктивное ощущение силы в особе мужского пола? Что такое омегаверс я представляла смутно, но ассоциации всплывали именно такие. Это чувство нельзя объяснить. Оно просто есть.

– Если ты сейчас же не уснешь, я снова задавлю твой поток, – шепчет в ухо мужчина. Мурашки по коже бегут целыми табунами, будто я в самую гущу муравейника угодила.

– А научишь меня это делать? – с надеждой спрашиваю, получая добро на то, чтобы устроиться еще удобнее. Это как пазл или тетрис: идеально когда все соприкасается прочно и по форме.

– Посмотрим… наверное, придется.

Все-таки тщусь провалиться в сон. Вся сосредотачиваюсь на окружающем меня тепле и приятном разливающемся внутри чувстве, от которого будто бы ток течет по телу. Почему раньше мне было проще это сделать?

Если подумать, Ризер ведь тоже создавал впечатление сильного, ответственного мужика, который уж точно может сдержать слово и защитить. И он тоже хорошенький, не смотря на то, что ему уже перевалило за сорок. Хорошо, что люди тут живут так же, как и на Земле, иначе привыкнуть было бы еще сложнее. Но на «дядю» я с самого начала реагировала как-то иначе. Да, он был завидным и свободным, но мне никогда не хотелось засыпать в его объятиях или просто наблюдать за его лицом. Он был просто крутым наставником и близким человеком, но не больше.

Выводы напрашиваются неутешительные. Навряд ли я влюбилась, но… есть такое коварное, пугающее и в то же время приятное чувство, что именно туда все движется. Потому что уже волнует тот факт, как к происходящему относится он, и очень страшно от мысли, что может совсем иначе.

Сон надвигался. Ну почему он не какой-то дракон из правящей семьи с глупыми религиозными убеждениями, что истинную почувствует сразу, с первого взгляда и по запаху? Пока на такое тяну больше я, чем он… кстати об этом, а чем пахну я?

– Чем-то приятно сладким… думаю… зефиром и кофе… – бормочет Ранзес, и тогда на меня со стыдом обрушивается понимание, что в бреду вопрос я произнесла вслух. О господи…

А ведь было бы так круто! Это же тогда сразу просто и понятно, что тебя ждет дальше. Мужик любит и, раз истинная, никогда не бросит, с другой быть не сможет, так что ты можешь спокойно себе влюбляться и отдавать сердце на сбережение.

Завтра воскресенье. Может, хоть раз нормально на выходных высплюсь?

17

Вкусный запах щекотал нюх, как будто врезаясь в мозг и заставляя его просыпаться. Пока я лениво открывала глаза, уже понимала, что является его источником: кофе. Ранзес сидел на кровати в полуметре от меня с ноутбуком и целой кружкой кофе, который пил неспеша и с крайне сосредоточенным видом. В комнате было светло и солнечно, и я заставила себя посмотреть на время. Полдень… здорово выспалась! И настроение на редкость хорошее.

– Доброе утро, – не отрываясь от экрана, поприветствовал меня куратор.

Как он вообще заметил, если я только глаза открыть успела? Да еще и будучи занятым, я так понимаю, как минимум взломом какой-то системы. Циферки, символы резали зеленым на фоне черного глаза, пугая меня скоростью пробега, а потом он что-то делал, выходя на информацию в виде фотографий. Для меня такое было настоящим китайским языком, или, хуже того, арабским. В любом случае, с программированием и айти в принципе я с детства на «вы». Думала, сбегу от них хоть в другой мир, а нет, и тут нагнало…

Проснуться в кровати с на редкость хорошим настроением, в хорошую погоду, рядом с хорошим мужиком и от запаха любимого напитка – мечта! Смачно зевнув, я потянулась за чужой кружкой, но та тут же от меня уплыла выше. Это жестоко! Я кофеиновый наркоман, мог бы хоть глоточек дать, раз разбудил этим!

– Имей совесть, – Ранзес улыбнулся, все так же держа кружку подальше от меня. – Твоя порция на тумбочке.

– Ты и мне принес? – счастливо спросила, откидывая подушку к изголовью и принимая сидячее положение. Жизнь, определенно, удалась!

– Насколько мне не изменяет память, ты любишь кофе.

– Я не люблю кофе. Я им живу!

Лучшая терапия плохого настроения и нарушенной психики – сон и объятия. Мне повезло получить все и сразу, не хватало только музыки, от которой за время моего пребывания в Йордане я катастрофически отвыкла. Что такое наушники и звук в голове я не забыла только благодаря Дамиру. Кстати о нем… нужно зайти и обо всем поговорить. Делать это, конечно, влом, но придется.

Сидя с кружкой сладкого капучино в руках, укутавшись в одеялко, я рассматривала свое отражение в зеркале шкафа. На голове воронье гнездо, потому что если их помыть и не расчесать, это уже не легкие волны, а «меня ударило 220». А в прочем… я даже симпатично выгляжу спросонья. Наверное, потому что хорошо выспалась и довольная.

– Что ты делаешь? – я бессовестно пододвинулась ближе к Ранзесу. Кажется, он недавно вылез из душа, пахнет чем-то мятным, но не одеколоном, волосы влажные. В солнечном свете его глаза со стороны казались еще более холодными, выделялись и почти сияли. Не видела его без щетины, но надеюсь, что и не увижу… так лучше…

К моему счастью, куратор не стал опасливо отползать от меня, а спокойно дал опереться на его плечо, пока я тщетно пыталась разобрать каракули на фотографии. Похоже на какой-то отчет или список, закорючки непонятные и, кажется, написаны в обратную от привычной сторону.

– Разбираю королевские отчеты, – не отвлекаясь, ввел он в курс дела. – Кто жив, кто умер, кого приняли на пост или уволили. Так же переписки под грифом «совершенно секретно» нашего горячо любимого ректора… могу тебя порадовать, он что-то не спешит вскрывать информацию о метке.

– Ты с ним говорил? – взволнованно уточняю, делая глоток и втихаря рассматривая его мышцы и вены на руках. Ну, прямо-таки мечта любой медсестры!

– Нет. Он может что-то заподозрить, так что… пока он не рыпается, и мы рыпаться не будем. Сколько еще раз мне повторять, что тебе не стоит волноваться об этом?

Ну, то, что с Эвансом он разберется при первой же возможности, сомнений почему-то не вызывает, но какой-то неопределенный страх все равно остается. Слепая вера штука опасная, но избавиться от неё сложно. Источник, как ни как, в чувствах.

– Ладно, ладно… я поняла… но один вопрос по-прежнему актуален… что он вообще забыл в комнате студенток? И какого сразу на меня набросился?

– Думаю, Ризер посвятил тебя в то, что в нашем мире магия воплощается не только в дарах, но и редких, заколдованных предметах… – тут я только кивнула, внимательно мотая на ус. – Это может быть украшение, оружие, реже – одежда, иногда попадаются двери и зеркала, если дело касается порталов. Но чаще всего это кристаллы, установленные на пересечении потоков определенной территории, которые отвечают за охрану. В академии такие кристаллы есть в каждом здании. Они посылают импульсы ответственному за них, оповещая, кто в какое помещение входит и выходит.

– Просто идеальное приспособление для слежки! – раздраженно умозаключила, вспоминая, куда и сколько раз на день хожу. – Неужели то, что я пробралась в комнату каких-то студенток вызывает больше возмущений, чем то, что прописалась у своего куратора?

На сосредоточенном лице мужчины скользнула улыбка.

– Все дело в личных убеждениях Эванса. Видимо, ему припекло тебя за что-то наказать.

– Глупо как-то… он же ректор. Мог и просто так наряд назначить, не парясь объяснениями.

– Наряд назначить мог, а вот вред тебе причинить без явной причины – нет. Если бы ты попыталась дать сдачи, тебя бы отправили на ночь в катакомбы.

– Но зачем?!

Совершенно не вижу смысла.

– Считай это небольшим экспериментом. Сама подумай: что станет с девочкой за двадцать четыре часа под землей, в окружении льда и при температуре минус сорок? А если она обладает необычной регенерацией, способной восстанавливать кости и мышцы за пару часов?

Отлично. Чудесно. То, чего больше всего хотелось избежать после знакомства с Эвансом, все равно меня чуть не нагнало. Я – существо, которое очень не любит холод и старается его избегать при любой возможности, исключая приступы чистого мазохизм вроде сидения возле ледяного окна.

– А если связать его клятвой так же, как Цэрлину и Дамира? – с сомнением предложила я, опираясь щекой на его теплое плечо. Мышцы, мышцы, мышцы… как будто выточены скульптором.

– Мертвых нельзя связать клятвой. Можешь считать, что Эванс ходячий мертвец.

У меня внутри все похолодело. Как он собрался убить того, кто и так уже мертв?

– Что это значит? – напряглась, наблюдая, как Ранзес вырисовывает пальцем что-то на своей кружке. – Какой к черту мертвец?

– Ты заметила его волосы и шрам на шее? Всего пара десниц наделены такой способностью самим Бэатом. Они способны отбирать чужой дар и расширять свой поток за счет краденой энергии, но жизнь поддерживают искусственно. Это черная, мертвая магия. Легенда гласит, что для перевоплощения нужно искупаться в крови живых и испить крови первородного мертвеца. Понимаю, как дико это звучит, но… Надя? Ты чего?

Я отложила дрожащими руками капучино, схватившись за сердце, понимая, что не могу вдохнуть. Пытаюсь заглотить воздуха, да побольше, а получается только чуть-чуть, едва оживляя легкие. Кажется, у меня паническая атака. Белые волосы, кровь живых, мертвая магия, Алисс, кошмарный сон… все это стояло перед глазами пеленой слез, смешивалось, и одна мысль перекрывала другую. У него белые волосы. И я видела то, что видела – черные с красным глаза, в которых будто клубилась, жила тьма, и ничего живого, обычного, нормального. Ранзес отложил вещи и сел передо мной, пытаясь встряхнуть и привести в чувства, но я была далеко и почти не разбирала, что говорю.

– Кошмар, который мне приснился… ванная, полная крови… там был Алисс… он заставил меня в ней искупаться… этого не может быть… просто не может быть…

– Прекрати истерику. Это всего лишь сон, слышишь? Совпадение.

– А если нет?!

Что-то на фоне почти кричало мне, подсказывало: Алисс не десница. Я не знала о легенде, даже мельком не слышала, а во сне именно он курировал то, что я делала. Залезь в «воду», вылезь, раскрой рот, подожди… подвеска жглась под пижамой, она как будто накалилась добела и вцепилась в кожу. «Не приближайся к нему», «Держись подальше», «не подходи ни на шаг»… и снова, меня предупреждали! И даже мое нутро кричит, что необходимо держаться от него подальше! А что, если… вдруг он на самом деле не студент, а…

А кто? Мысль уползала от меня, мешала сосредоточиться. Это как забыть чье-то имя, забыть, что ты хотел сказать всего мгновение назад.

– А если нет… предупрежден – значит вооружен. Все, успокойся… дыши спокойно… Надя! Прекращай истерику! Ладно… попробуем иначе. Иди сюда…

Только меня, по всей видимости, собрались обнять, как в дверь постучались, и довольно громко. В этот момент как будто небо обрушилось, возвращая мое сознание в реальность. Я точно слышала задорный голос Василисы, требующей открыть дверь, пока она самостоятельно её не выбила. Отлично! Воздух снова поступал в легкие, сердце качало кровь по телу и все, кажется, встало на круги своя, только вот если бы меня обняли, это было бы приятнее. А так просто выбора нет.

Ранзес соскользнул с кровати и вразвалку двинулся открывать дверь, пока я пыталась окончательно утереть слезы и пригладить волосы. Однако видно, что я спросонья. И что ей вообще надо? Сегодня же воскресенье!

– Пошли кататься на горных лыжах! – с порога заявила девушка, пытая пройти в комнату, но из-за вставшего на её пути куратора это сделать не смогла. – Господи, Ранз, да пусти уже! Думаешь, я не поняла, кого ты там прячешь?

Кого? Любовницу? Просто какую-то девушку? Кого-то третьего и лишнего, о ком никак нельзя знать?

Я слезла, пихнула ноги в тапочки и шустро допила свое подстывшее капучино.

– Ты это мне или ей? – он вопросительно поднял бровь, пропуская девушку в лыжном костюме внутрь.

– Да оба идите. База снова работает. Спустимся на подъёмнике, а там уже выдадут одежду.

– Тут есть база? – удивленно воскликнула я, сгребая подушку и одеяло на руки. Сейчас быстренько отсюда уйдем… а то я не понимаю, что делать и как себя вести.

– Ты не знаешь? – она не веря на меня уставилась. – В Мадисе самая крутая база отдыха, да туда каждый ребенок мечтает попасть!

Каждый ребенок это каждый ребенок, а я уже взрослая, пусть и с натяжкой, и не из этой реальности!

– Её воспитывали в закрытом монастыре с рождения. Без доступа к реальному миру, – вступился Ранзес. – И что-то я не разделяю этой…

– Да брось! – в свою очередь встряла я в разговор. – Сегодня выходной. Почему бы и не отдохнуть?

Красноречивый взгляд «заткнись» я постаралась проигнорировать. Явно не мне одной показалась, что что-то я совсем наглею, по-панибратски общаясь со своим куратором. И не смотря на то, что он просто намекал думать, как себя веду, меня уже было не остановить. В конце концов, что в этом такого? Просто… кхм… совет. Может, не дружеский и на «ты», но ведь совет же?

– Отлично! Думаю, он согласен! – улыбнулась Василисе, втискиваясь между десницами через порог и в коридор. – Встретимся в столовке!

Цэр ожидаемо нашлась на том же этаже, в комнате Дамира. Стоило мне войти внутрь, как со всех фронтов посыпались вопросы в стиле «где тебя носило», «куда ты вчера убежала», но что приятно – между тем скользило и «как ты». Меня понесло, ой, как понесло! Рассказала, какое незабываемое впечатление произнес на меня Алисс с чужим сердцем на руках, как чуть не поехала крыша во сне и как пришлось ночевать у куратора в связи со страхом оставаться одной. Естественно, упуская некоторые детали.

– Но сейчас не о том, – перебила, прежде чем мои товарищи по несчастью успели закатать речь в стиле «яжговорил». – У меня все зажило и ничего не болит, так что самое время хоть немного отдохнуть в этой дыре. Не будем же мы только страдать и над насущными проблемами размышлять?

– Мне одной кажутся странными её перепады настроения? – вскинув брови и скрестив руки на груди, Цэр многозначительно посмотрела на Дамира. Тот, видимо, встал тоже совсем недавно и только начал переодеваться в обычную одежду.

– Ничего странного. Обычная неадекватная Надя…

Я запустила в пятикурсника подушкой, сердито фыркнув. Не такая уж я и неадекватная. Да и… сами посмотрите, нормальным быть скучно, неинтересно, серо и как-то тоскливо. К тому же, конкретно сейчас у меня есть оправдание: я – женщина! И каждая женщина раз в месяц немного выплывает за буйки своей «нормальности».

– Да ладно вам! Что в этом плохого? Мне кажется, даже хорошо, что быстро отпустило. Вообще заметила, что чем меньше думаю о Алиссе и идиотских «мертвых», тем прекраснее себя чувствую. Да и погода сегодня хорошая. Так что собирайтесь и пойдем… а! – и добавила, обращаясь уже к Дамиру: – Я сейчас в душ еще к тебе сбегаю. Встретимся в столовке. И возьмите деньги, а то я бедная, как церковная мышь… Все, ушла…

Собрав свое добро, я двинулась готовиться к «празднику». На лыжах я, конечно, кататься не умею. Но очень надеюсь, что там будет глинтвейн!

Мне все-таки хотелось верить в то, что день и правда выдастся таким же солнечным, каким его пытается рисовать погода. Вообще-то, покупаться в лучах светила тут удавалось редко – максимум раз в две-три недели. Зато почему-то просыпаться я умела точно с его восходом, пусть и невидимым, исключая, конечно, те случаи, когда организм банально не отдохнул свое.

В столовой возле раздаточного стола я выпала из реального мира на целых пять минут, пока не ощутила нехилый толчок в бок какой-то старшекурсницы. Даже огрызаться не хотелось. Просто передо мной встал выбор: наесться, как того требует желудок, уже сейчас или купить что-то вкусненькое на базе? Впрочем… я голодна и не факт, что там будет нормальная еда. К тому же, на меня и так придется потратиться другим, а быть должной еще больше не хотелось.

Да кого я обманываю! Чувствую, что больше всего потратится куратор. Даже совестно, что у него так легко что-то выпросить… Взяв двойную порцию сырного супа, густого и с сухарями, захватила еще эклер и чай с лимоном. Сладкое, конечно, для фигуры не самое полезное дело, зато оно просто создано для настроения. Столовая была почти пустой, и пока я раздумывала о добавке, мимолетно заставляла Цэрлину нормально есть. Мои доводы, что в еде счастье, её не убедили, так что решила идти в тяжелую артиллерию: спровоцировала Дамира признать, что ему больше нравится, когда есть, за что ухватиться. Затем поперхнулась, когда та резко встала и притащила себе целый поднос еды. Даже в меня столько не лезет!

– Наконец-то! – счастливо выдала она и с блаженным видом набросилась на куриные крылышки, практически закатывая глаза от наслаждения и закусывая все это пельменями.

Еще немного, и эклер бы выпал из моего рта прямиком в тарелку.

Дамир стыдливо спрятал лицо в ладонях, потряхиваясь от смеха. Тут же пробило на ржач и меня. Я – не человек! Я тюлень. Самый настоящий! Беременный и обжорливый! Не могу поверить! Правда, что ли, так мало ела, считая, что сможет худобой привлечь этого электрического раздолбая?

– Дебилблть, – несвязно отозвалась я, понимая, что эклер таки сбежал. Вот ирод! Смеясь, стукнул рукой по столу, красный весь, и от неожиданного звука я аж подпрыгнула на месте.

– А я все на видео снимал, – ехидно покрасовался телефоном парень, стараясь отсесть подальше.

Ура! Вот тебе и что-то родное.

– Да ну вас! – фыркнула Цэр, сама начиная давиться. – Даже пошутить нельзя!

А вообще я была рада. Это – не шутка, я чувствую, что бы она там не говорила. Эта Цэрлина и Цэрлина всего пару дней назад – два разных человека. И у меня в голове не укладывается, как так вообще могло получиться, чтобы тот, кто, казалось, совсем не умел смеяться, вдруг начал светиться и слепить людей блеском в глазах. Может, все дело в клятве? Тем не менее, мне уютно в их компании. Странно, но уютно. Потому что получалось ощутить течение жизни, её концентрацию в каждом моменте. Именно тогда начинаешь понимать, что жизнь – это не начинка пирожного «рождение-смерть». Это сам процесс его приготовления.

Поэтому не хочется думать, что будет вечером, завтра, послезавтра, неделю спустя или целый год. Поэтому я позволяю себе пропускать лекции и давать в нос тем, кто мне не нравится, обнимать тех, кто нравится. Может, это импульсивно, глупо, но жить эмоциями гораздо лучше, чем прописным «надо». Жаль, что на Земле я этого не понимала, ждала, когда вдруг нагрянет нечто особенное, что бы переписало мои планы в корне. На самом деле, я могла изменить все в любой момент, стоило только захотеть, поверить в себя.

Йордан научил меня, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях, как некогда сказала одна отчаянная испанка.

***

– Это что за нах..? – вырвалось, когда мы на подъемнике как-то совсем нелогично двинулись не вверх, не вниз по горе, а… сквозь неё. В пещеру и темный-темный тоннель.

– Что? – переспросила Цэр, поправляя черную вязанную шапочку. – Переведи, а то…

– Надя говорит, что её ум не способен понять всю красоту и гениальность этого сооружения, – ухмыльнулся Дамир.

– Если с ней пообщаться, начинает казаться, что ум нашей «меченной» вообще никакую красоту и гениальность понять не способен!

– Тю! Я так самовыражаюсь!

И махнула рукой, прикидывая, не слышат ли меня едущие позади кураторы. Подъемник трехместный, а Надя – проблемная, так что меня пришлось с позором контролировать. Теперь в пяти метрах от нас позади все-таки отправлялся на отдых Ранзес. Правда, на лыжах он явно не собирался кататься…

Честно говоря, я тоже. Перешучиваясь с ребятами и строя рожицы на камеру, искренне ужасаясь мыслям, какие выйдут фотки со вспышкой и в тоннеле, я смотрела под ноги. Прямо под путем находилась легкая подсветка, вероятно, на случай, если кто-то грохнется с лавочки. Взгляд цеплялся за лампочку, вторую, третью… когда вдруг посветлело минут пять спустя, я подавилась слюной.

Вот так живешь в горах, с восхитительным видом из окна, и совершенно теряешь дар речи, когда видишь эта красоту с высоты трехэтажного дома. Люди отсюда на белом снегу казались маленькими, будто бы муравьями. Некоторые из них задирали головы, и что удивительно, совсем не напоминали современных Землян. Шубы, дубленки, шапки-ушанки, иногда валенки и теплые, громадные варежки. Совсем чуточку они, если подумать, кажутся зверями или сливаются с разнокалиберной растительностью, но исключительно в том смысле, что не выделяются яркими цветами и синтетическими вещами. Еще где-то минуты три мы плавно «летим», и все это время я любуюсь белесыми склонами, редкими облаками на солнечном небе, пока не… о господи! Я хочу там жить!

Когда-то давно во мне еще теплилась мечта путешествовать. Одним из обязательных мест для посещения в совсем не большом списочке числился какой-нибудь горнолыжный курорт в Альпах или Швейцарии. Причем больше всего манили крутые отели с панорамными окнами, умопомрачительными номерами, самыми мягкими в мире кроватями и ароматными кухнями. А как же искупаться в бассейне с лазурной водой на открытом воздухе! Мм! И ведь даже не надеялась когда-нибудь хотя бы увидеть все это извне, что уж говорить о том, чтобы провести там отпуск или пару праздников…

Меня переполнял азарт. Едва мы слезли с подъемника, счастливо бросившись в рассыпную, все мое внимание обратилось на ярмарку. Та пестрила обилием яркой одежды (явно ученики академии), теплых запахов еды, приятного варева, сувениров и даже одежды.

– Первый поше-е-ел! – с таким криком Дамир бросил в меня внушительный комок снега. Я зачерпнула и себе, а затем прицельно бросила, ожидаемо промазав. Только сошедший с подъемника куратор поджал губы и крайне многозначительно на меня посмотрел.

– Ой… – пробормотала я, бросаясь в толпу, даже забывая о ребятах. Ничего! Найдутся.

У одной из лавочек я пробралась через небольшое скопление народа с горячими напитками и уставилась на меню, матерясь на цены, но уже выбирая. Так-с… мне весело, но должно быть еще веселее. Да и местный глинтвейн попробовать хочется, так что…

Ощущение тепла, волнения и какого-то незримого притяжения, будто я один из полюсов магнита, вдруг стало ощущаться особенно сильно. Как будто опустили в чан с теплой воды и насыпали туда успокоительных масел. Сумасшедше странные ощущения… словно я сейчас не посреди толпы, а в кровати, сплю в объятиях Ранзеса. Возможно, именно поэтому я решила, что он догнал меня и встал невидимой стеной позади.

– А ты мне купишь гл… – я развернулась, чтобы взглянуть в близкие серые глаза, и тут же вросла в землю.

Не просто вросла. На меня обрушилось небо, будто вдруг грянул гром и полился тяжелый, ливневый дождь, сменяясь градом. Да, эти глаза серые, но совсем не его…

Все инстинкты вопили бежать, бежать и не оглядываться. Но вместо этого я даже с места не сдвинулась, только зачем-то уставилась в глубину зрачков Алисса, отмечая, что прочий мир медленно отплывает на второй план, куда-то далеко, будто он эфемерный, бессмысленный, размытый… будто не существует ничего важнее его в этот момент…

– Глинтвейн девушке, – скомандовал он продавцу, как-то грубо, будто разговаривая со своим подчиненным. – Быстро.

Когда теплый напиток оказался у меня в руках, мое время будто снова сдвинулось с мертвой точки. Почему? Откуда это ощущение внутреннего трепета, счастья, радости и… от ужаса остались только отголоски… желания?

Нет! Это невозможно!

Нет?

Почему невозможно?

Да потому что…

Стало душно. Пить я даже и не думала.

– Ты вчера быстро убежала. Я тебя напугал?

В его голосе я почему-то слышу волнение и заботу, которые как-то не вяжутся с мимикой и жестами, в которых сквозит напряжение и власть. События вчерашнего дня и ночной сон нависают надо мной тяжелыми тучами, будто бы давят на голову, и тогда я понимаю, что мысли от меня будто убегают, прячутся. Напугал ли?