Текст книги "Страж (СИ)"

Автор книги: Анастасия Татар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Когда я стояла, а они причесывали мои волосы, все вокруг казалось мутным. Как будто абсолютное долгожданное спокойствие опустилось на меня. В голове проскользнула сумасшедшая мысль: а что, если и я буду такой, как они? Ведь они между собой так похожи чертами, и я с недавних пор – светло-русая, кареглазая… А откуда им знать, что у меня по природе волосы шоколадные?

И все же, червячок страха прогрыз себе целый город у меня в голове. И это я всегда считала, что смогла бы в стрессовой ситуации взять себя в руки?

Умиротворённость вокруг пугала. Слышны были шаги в коридоре, действия девушек, но в остальном нам сопутствовала тишина. Это место казалось вырванным из средних веков, ни намека на электричество, тяжелые кованые ограждения на окнах, многочисленные канделябры с редко горящими свечами и ужасно холодно.

Едва удавалось сбавить панику только тем, что «не убьют же меня за несколько часов». Зато сильно заботил тот факт, что убить-то, может, и не убьют, но вполне могут как минимум изнасиловать, судя по тому, во что меня нарядили. Сосредоточившись на своем окружении, я вдруг осознала, что послушно иду вслед за ними вдоль коридора, затем мы сворачиваем в большой зал…

Не будет никаких «нескольких часов». Вот, что я поняла следом.

– Свободны, – кивнул мужчина.

Он сидел в кресле у камина и сверлил меня взглядом сквозь тонкие стекла очков. На вид ему было лет сорок точно, в блондинистых волосах где-не-где мелькала седина, но внешне он был необычно приятным. Когда служанки скрылись за дверью, дошло, что он и есть та самая «десница».

Обычно маньяки мучают своих жертв. Они гоняют их, словно хищники, запугивают, обманывают, дают ложные надежды на спасение. Этот же показался мне одним большим пауком, было что-то такое в его манере и взгляде, и я, глядя на него, не могла избавиться от ощущения, будто бы всего лишь жалкая мошка, и ничто более. Вот он затягивает меня в свои сети, плотнее кутает в кокон, а мое тело не слушается меня и позволяет завлечь себя в его паутину.

«Надо ослабить его бдительность, – думаю я, – а затем вырубить и сбежать».

Но тело совершенно меня игнорирует.

– Подойди ко мне, – говорит он, и я послушно ступаю вперед, едва успевая подумать, что ни за что на свете ему подчиняться не буду.

«Не вырубить, а убить», – исправляюсь.

Рану на боку вновь прошибает боль, когда он, вытащив из камина раскаленную кочергу, прижигает её ярко-красным кончиком. Я прошу себя потерпеть, потому что скоро это все закончится, но не могу поверить и слову. Только губы плотно сжаты, дыхание подрагивает, потому что от боли хочется кричать, но не получается.

Его лицо вдруг совершенно преображается, сумасшедший оскал появляется на губах, и теперь он уже напоминает больше голодную гиену, чем паука. От прикосновений его рук хочется кричать и плакать, но я окончательно поддаюсь сладкой дымке, застилающей мои глаза, и позволяю себя поцеловать. Комната кружится, когда меня поднимают на руки и несут в сторону кровати, и я смотрю куда-то вперед себя. Не на десницу, своего насильника, не на его руки, обнимающие меня за талию, не на прикрытые глаза, когда он целует меня, а я, сама того не понимая, отвечаю. Холодный атлас заставляет мороз бежать по коже, и я вдруг начинаю различать свечи в люстре на потолке.

Свечи… свечи в хрустальной люстре? Что-то я не припомню, чтобы такие использовали даже в наших церквях. Мысли заводят меня в сторону необычности моего окружения, подсказывают, что оно совсем уж чуждо мне. Господи! Как я могла забыть, где я и что со мной делают?!

Но тело, вопреки всем стараниям, отказывалось мне подчиняться. Все равно, что кричать или пытаться разговаривать во сне. Ничего не получалось, а этот мерзкий «паук» уже целовал мою шею, сжимая грудь.

«Нет!» – без конца кричала я, но вместо этого не могла и пальцем шелохнуть.

«Отпусти! Отойди!»

Отчаяние заставило сердце биться в десять раз сильнее. Что он сделает со мной? Как мне сбежать? Как спастись?

«не убьет же он её за несколько часов»

Убьет… почему такие мерзкие существа вроде него достойны жизни? Почему умереть должна я, а не он? Почему именно я?

Его рука сжимает грудь. «Умри» едва ли срывается с моих губ. На миг кажется, будто все в комнате зависает в воздухе, а затем я чувствую, как безвольной тушей на меня обволакивается Паултом. Абсолютная тишина зависает вокруг, и я вижу, как из спины его торчит кочерга. Та самая, которой он вначале прижег мне рану на бедре.

«Телесные раны со временем заживают, а сердечные остаются навсегда», – думаю я, чувствуя упирающееся мне острие в грудь. Его сердце точно никогда не заживет.

Смотрю на свои руки, чувствуя, что могу снова контролировать тело. Шевелю пальцами, поворачиваю голову в сторону, лишь бы не видеть, как кровь вытекает из его рта и катится по моей шее. Омерзительнее всего чувствовать, какое мягкое его тело, еще совсем теплое, как будто бы в нем до сих пор плещется жизнь, и такое податливое… Биение моего сердца отдавало в ушах все сильнее вместе с нарастающей паникой. В комнате, вопреки ожиданиям, никого не было.

Спокойно, Надя. Не нужно паниковать. Ты не должна чувствовать себя виноватой, тем более в смерти такого подонка! Нет, не так. Не смей! – я скинула с себя его тело с удивленно распахнутыми глазами, – чувствовать себя виноватой. Руки, будто не мои, дрожали. В этом мире, здесь и сейчас, у меня есть только я. Ни за что не стоит забывать это правило.

Вдох. Выдох.

Либо я, либо они.

3

Если до этого времени я еще как-то сомневалась, что смерть насильника не моих рук дело, то сейчас, стоя посреди комнаты и глядя на его быстро чернеющее и распадающееся тело, все сомнения в происходящем совершенно испарились. Куда бы меня ни занесло, здесь точно присутствует магия или что-то вроде того, причем еще и я – её носитель. Иначе, как объяснить пролетевшую полкомнаты кочергу и так удачно исполнившую мысль «умри»?

Я втянула как можно больше воздуха ртом, и с улыбкой выдохнула. Восторг от открывающихся впереди возможностей, трепет перед ними, активно глушился тем, что, я, похоже, убила человека. Не смотря на то, что человеческого в нем было мало и я защищала свои интересы, свою жизнь, руки все равно подрагивали, органы стягивались в противный ком. Времени стоять и пялиться на кучку золы, оставшуюся от Паултома, у меня нет, потому что нет гарантий безопасности, чтобы терпеливо дожидаться, когда приедут те двое и заберут меня отсюда. Так и хотелось похвастаться перед ними: «Ха! Я сама с ним разобралась, без вашей помощи, мудаки! Вот прям кочергой да в сердце!»

Господи, Надя! Что за дикие мысли в такой-то ситуации? Где-то на фоне еще существовало понимание, что смех – защитная реакция организма, в принципе, как и все, что я делаю, но такое упорное стремление задавить в себе чувство вины пугало даже меня, даже сейчас. Наверное, когда долгое время живешь скучной жизнью, читаешь фэнтези и лелеешь мечты о "приключениях", потихоньку становишься совсем неадекватным. Все вокруг происходящее казалось мне сумасшедшей сказкой, а закон "или я – или они" начал действовать с удвоенной силой.

Так, ладно, спокойно. Сначала выберусь отсюда, а уже потом буду разбираться, где я, каким образом тут очутилась и что натворила.

Покои находились на втором этаже особняка. На улице было довольно прохладно, а шансов раздобыть нормальную одежду – очень мало. Этот садо-мазо костюмчик я без зазрений совести сняла и бросила в камин, оставив для себя чисто более-менее адекватное белье. Пришлось выходить из ситуации по мере возможного: принялась рыться по шкафам, нашла свободные штаны на ремне и рубашку. Господи… если я укреплю свое существование здесь, то в первую очередь стану так драить себя, чтобы кожа покраснела. А потом еще и дополнительную ванну приму. Лишь бы смыть с себя запах этой крысы…

Штаны держались на талии благодаря ремню, но были слишком длинными, так что оборвала для удобства до колен. Волосы пытаться куском ткани завязать в высокий хвост и пытаться не стоит, и так быстро выбьются, так что заправим за ворот рубашки… Обуви по размеру нет… Черт. Лучше уж я пойду босая, чем в сорок пятом на мой тридцать седьмой.

Когда-то в детстве, проведенном на пару с Ленкой, я облазила все деревья своего двора. До конца школы и в универе занималась танцами, но как только вступила во взрослую, самостоятельную жизнь, стало не до этого, хотя обычно, вообще-то, бывает наоборот. Когда человек много кушает и не тратит получаемую из пищи энергию, он прибавляет в весе и становится неработоспособным. Так и я, пока не тратила энергию и свой потенциал, в итоге их нещадно загубила. Кто в этом виноват? Никто. Я сама. Потому что основное время отдавала учебе, а остальное – работе и сну. Нелюбимой учебе и нелюбимой работе.

Вообще-то, юридический мне как собаке пятая нога. Если бы была возможность второй раз выбирать, я бы стала психологом или даже врачом. Кем-то из той отросли. Проблема в том, что такого шанса у меня точно уже не будет, как и не будет возможности изменить свою жизнь настолько сильно, как сейчас. Оставалось только молиться на правдивость происходящего и лелеять надежды, что я не схожу с ума. Оптимизма приубавилось… какая-то я совсем не кареглазая, хотя нас обычно описываю горячими, импульсивными сильными и эмоциональными личностями. Если проанализировать последние несколько лет моей жизни, я не просто не кареглазая, у меня вообще цвета нет. Жестоко, но факт. Я превратилась в какое-то аморфное существо, которое когда-то презирала всей душой.

Стоя на балконе, высматривая, как бы взобраться на дерево рядом так, чтобы раньше времени не сорваться вниз, я думала, что, похоже, все это во мне куда-то после смерти мамы. Это не было какой-то необычной аварией или странным пожаром, просто её забрала старость. Было не время и не место, но глядя, как от поверхности земли меня отделяют два этажа, я понимала, что если сейчас не задавлю в себе этот страх, то не избавлюсь от него никогда. Тогда меня пробило до мозга костей понимание, что смерть рано или поздно ждет нас всех, что в принципе во Вселенной люди лишь мелкие бактерии, микробы, не способные даже всей кучей победить её механизм. И если со страхом существовать в принципе я как-то справилась, то избежать страха сделать ошибку хоть в чем-то я не смогла. «Люди учатся на ошибках, – думала я, но затем тут же добавляла, – но это не меняет того, что это ошибки»

Наверное, это так неправильно исказилось мое "кареглазое" стремление быть первой во всем, безупречной. В конце концов, прекратив делать вообще хоть что-то, чтобы изменить привычный ход, я жила чисто на автомате. Не рискуя, не ошибаясь, не перелезая через препятствия, потому что и перелазить-то толком было нечего. Пока вчера вечером мне вдруг не приспичило что-то поменять…

Ощущая внутреннюю дрожь, я взобралась на широкие перила. Прямо надо мной ветка, всего в полуметре, надо лишь допрыгнуть и ухватиться. Судя по всему, дерево стойкое и эластичное. Хоть с этим повезло.

– Давай договоримся, Надь, – шептала я сама себе, не на шутку паникуя от мысли о том, чем все закончится, если я упаду. – Ты живешь, а не существуешь. Ты – душа, у которой есть тело, а не наоборот. Страх чужд тебе. Его не существует.

Отлично зная, что смелость и безрассудство абсолютно отличаются друг от друга, я решила плюнуть. Все же, если есть выбор между попытаться и умереть, потому что не получилось, и умереть, потому что не попытался, я выбираю первый вариант. У меня получится. У меня точно получится.

Страх охватил меня, когда, уцепившись за ветку, дерево изогнулось. Сук был подходящей толщины, чтобы полукругом обхватить его пальцами, сжав со всей силы. Он круто нагнулся, что я смогла, свисая, касаться пятками нижнего сука, более широкого и плотного. На лицо сама собой наползала истерическая улыбка. Я смогла! Черт подери, я смогла!

Мое сердце колотилось как ненормальное, когда я, на манер цирковика, словно по канату аккуратно двигалась в сторону основного ствола дерева. Все же, природная ловкость и пластика помогли мне спуститься вниз настолько удачно, что я не могла поверить в свое счастье все то время, пока бежала через лес, выбирая путь чисто на инстинктивном уровне. Главное – двигать подальше от этого проклятого места. Не могу остановиться… тело двигается уже чисто по инерции, потому что я все еще в панике. Навряд ли успокоиться получиться до того времени, пока я не выберусь хоть бы на открытую местность.

Где-то недалеко точно есть дорога, потому что я слышу шум движущейся машины. Только бы это оказались нормальные люди! Судя по времени, что я тут спасаю свои ляса, те двое Рембо нашего времени еще не должны были приехать. Нельзя упустить шанс. Пришлось чуть поднажать, и вот, впереди заметила просвет в темноте. Я вскинула голову вверх, пытаясь понять, откуда он, сама не заметив, как выбежала на нормальную автостраду.

Я увидела огромный ночной город над своей головой, словно тот был отображением в зеркале, а затем услышала сигнал и не поняла, какую именно из костей тела мне не сломали при ударе.

***

Еще толком до конца не проснувшись, я уже во всю воспринимала и обрабатывала информацию, которую только мог осознать спросонья мозг. На этот раз в себя я приходила спокойно, умерено, просто медленно избавляясь ото сна, причем уже подметила, что лежу на вполне себе удобной кровати, а откуда-то со стороны, похоже, из-за двери, до меня доносятся голоса. Потянувшись и вздрогнув от накатившего наслаждения, я перевернулась на бок, наконец-то продрав глаза.

Судя по всему, меня сбила машина. Вспомнив ощущения, вдруг накатившие вчера, стоило выбежать на дорогу, и сравнив их с теперешним состоянием тела, когда не болело вообще ничего, а было даже хорошо и уютно, я поморщилась. М-да… что-то тут совсем не вяжется. Я уставилась в противоположную стену, стараясь поправить неудобную одежду. Вариант с «вернулась обратно домой» не прокатывает с учетом того, что я вижу вокруг. Похоже на больничную палату, правда, без пикающих аппаратов и прочей медицинской техники. Просто четыре кровати, тумбочка, стул, стол, а еще куча шприцов, колбочек и ампул с лекарствами. Все та же проклятая одежда, в которой я сбежала из особняка… И запах… невыносимый просто.

Я зависла, вслушиваясь в речь знакомых голосов.

– …проверял. Никого нет.

– Что, даже фрейлин его нет?

– Никого. Одни кости. Его точно прикокошил кто-то. Не удивлюсь, если эта девчонка.

– Я уверен, что она. Ты видел, как у неё волосы потемнели? Кажется, она баловалась со сменой рас, мы же её блондинкой нашли. Назер уже засек, что она склонна к сильной регенерации, а значит, явно из наших. Идиот, как ты не заметил, когда она выскочила на дорогу? На кой черт было так гнать?

– Откуда мне было знать? – зашипел собеседник, и тут же я точно въехала, что речь идет именно обо мне. – Думаешь, меня вина не грызет, что я девчонку сбил?

Достали они со своей "девчонкой". Как будто я какое-то надоедливое существо неопределенного возраста, которое бегает за гаражи и хамит всем подряд. Высунув из-под одеяла руку, я повертела перед глазами прядь волос. Здрасте, приехали… надеюсь, тело мое. Но волосы… Старый добрый горький шоколад, коим меня наградила матушка природа. А ведь еще у Паултома у меня был корявый блонд, вернее, светло-русый оттенок, напоминание, что не достаточно пойти в парикмахерскую и сменить прическу, чтобы сменить жизнь. И они какие-то через чур длинные. Я бы даже сказала, что сильные, только вот грязные… не мешало бы и помыться.

– Ладно, забудь. Гораздо важнее понять, как она оказалась вне своей Академии. Среди десниц я её ни разу не видел.

– Я тоже. Может, её родители скрывали? Из-за сильного дара?

– Слишком долго. Давно бы уже йорденлин нашел, а ей на вид не больше двадцати.

Ну да. Мне тоже все это очень важно и хочется понять, а еще я никак не вспомню, когда это меня украл караван цыган и утащил как потомственную ведунью по миру, дабы я могла совершенно оправдано и нагадать, и нагадить. Зато с возрастом угадали. Мне, право, девятнадцать. Было… а сейчас и подумать страшно.

– Надо её саму спросить. В любом случае, теперь её только здесь и оставят. Ей богу, лучше бы её Паултом убил.

У меня, похоже, должна быть истерика и непреодолимое желание вернуться в свой мир. Но хрена с два. Мне терять нечего, кроме жизни. Ладно, есть еще квартира без ипотечного проклятия и какое-ни-какое, а образование. Но красок и смысла все это не дает, так что я начинаю кое-что подозревать: то ли я настолько неадекватная, то ли детство в жопе заиграло, то ли и впрямь схожу с ума. Впрочем, это стало понятно еще во время ночного вызова ангела. Точно! Надо бы с теми двумя конторами попытаться связаться. Помощь, судя по всему, еще как пригодится.

– Ты едешь вечером? – спросил голос, явно постарше.

– Практика, практика… только подумаю, что три месяца придется нянчиться с третьим курсом в Кранке, аж трясет. А потом с осени их третий у нас.

– Пусть тебя утешает мысль, что Василиса в такой же заднице, как и ты. Только если у тебя в потоке половина девки, то у неё сплошь мужики.

– Серьезно? Ты хоть понимаешь, каково мне с ними всеми? На днях Цэр залетела ко мне в комнату в одном полотенце, мол, этажом ошиблась! По-твоему, и Василисины пареньки так поступают?

– Нет, – старший хохотнул, – они её слишком боятся.

Интересно же тут дела обстоят с преподавателями! Несмотря на все попытки, остановить свою фантазию, уже строящую планы на соблазнение несоблазняемого, никак не получалось. В попытке привести себя в человеческое состояние и даже встать, страшно заскрипела кроватью, мигом застывая на месте. Отличная тут сигнализация, когда пациент в себя приходит, и не поспоришь даже…

– Проснулась, похоже.

Когда дверь открывалась, я уже готовилась к допросу с пристрастием, про себя решая, что пока лучше прикинуться дурочкой. Нет, не так, дурочка – это не моя прерогатива. Лучше скажу, что ни черта не помню до того момента, как они сгрузили меня в машину и увезли той крысе на ужин. Опыт говорил мне доверять, но проверять.

Тот, который старше (от тридцати до сорока), был чуточку крупнее и дико похож на Ману Беннетта, о существовании которого я узнала благодаря куче сериалов и фильмов, просмотренных в моменты, когда было либо скучно, либо мерзко. Другого не дано. В нем сквозило чем-то турецким. Наверное, это из-за смуглой кожи, темного ежика волос и щетины. Интересно, он тоже преподаватель? Другому было где-то двадцать пять. Этот мир – явно не тот случай, когда все парни стараются носить длиннющие косы. Не понимаю, радует меня этот факт или разочаровывает, но я определенно довольна хоть бы тем, что они выглядят вполне себе современно. Особенно это прослеживается в одежде. Такое ощущение, будто передо мной стоят два спецназовца какой-нибудь секретнейшей спецслужбы.

«Хорошо, что не лысые», – нервно подумала я, лежа не шевелясь и молча, как рыба.

Неудобная одежда натерла уже все, что только можно было натереть, и радости моей не было предела, когда на тумбочку рядом со мной положили какой-то пакет. Предполагалось – с одеждой. Если бы был выбор: миллион долларов или душ, я бы выбрала деньги, потому что там больше возможностей. Но помыться не помешает, реально. А еще я голодная…

– Это… вы меня сюда притащили? – я посмотрела сначала на одного, потом на другого

Они встали рядом с моей кроватью, явно с любопытством рассматривая. А пока я спала это сделать нельзя было?

– Я – десница Ризер, но звать меня можешь просто Корн, – тот, что старше, представился. Руку протягивать не стал. Он только вытащил планшет и что-то начал там заполнять, попутно кивнув на второго. Не поняла! Машины, огнестрелка, гаджеты… где мои пера и сувои? Где лошади и кареты? Где мужики в сюртуках и с мечами наперевес?!

– А это – десница Фарданир.

– Не парься, зови Ранзес, – улыбнулся мне. – А ты у нас кто?

Я задумалась, выпав немного из реальности. Маловероятно, что здесь все говорят по-русски. Скорее всего, мир просто подмял меня под себя, подыскивая схожие слова в языках, обозначающие одно и то же понятие. Лучше никому пока не говорить, что к чему. Как говориться, меньше знаешь – крепче спишь. А если точнее, меньше люди о тебе знают – крепче спишь ты сам.

– Надежда, – выдала я полное имя вместо привычного «Надя». Судя по всему, от меня ждали еще что-то.

– А фамилия? – оторвавшись от планшета, уточнил Корн. – Эсперанта – это же твое имя, я правильно понимаю? Нужна и фамилия.

Ну ничего ж себе! С таким переводчиком и в паспортный стол идти не надо, и так под себя подгонит. И как мне теперь переделать Михайлову, чтобы звучало с этим длиннющим именем? Строя логическую цепочку, фамилия у меня от имени Михаил. Миха… Миша… Миша Эсперанта? Что за бред? Ну где эта фантазия, когда она так нужна?! А если сократить с другой стороны? Как на счет… ай, ладно, нужно что-то другое.

– Ризер, – тихо отозвалась я. Ой, чую, лихо это кончится. Но блин, как же нравится Эсперанта Ризер!

Две пары глаз уставились на меня так, будто я только что сказала, что мой отец – президент Арабских Эмиратов. С явным недоверием и неверием, сощурившись, словно у них добрых минус семь и запрет носить очки.

– Я ваша теска, – усмехнувшись, я похлопала глазками, глядя на Корна, который, похоже, уже вспоминал, где и с кем он был лет двадцать назад.

– Странная ты девушка. Будем звать тебя просто Эспер, не против?

Мне нравится этот парень, Ранзес. Он, хоть уже и преподаватель, но без маразма и строгих взглядов на жизнь.

– Как ты сбежала от Десницы Паултома? Когда мы ехали к нему, по дороге сбили тебя.

– Что вы там все время пишете? – нахмурившись, спросила я у Корна.

– Оформляем тебя в академии. А для этого важно знать правдивые ответы, Эспер.

Я вздохнула, пытаясь подобрать слова, чтобы сообщить им лишь главное. Вспоминать подробности мне не хотелось. От мыслей о том, что Паултом пытался со мной сделать, я подумала, что будь у меня возможность, я бы убила его еще раз.

– Я пожелала, чтобы он умер, и его сердце проткнула кочерга, прилетевшая с другого конца комнаты, – ответила я, нащупывая под одеялом свое бедро. Никаких увечий, которые мне нанес он, не было.

От их переглядываний я чувствовала себя неловко и не в теме. А когда Ризер усмехнулся, пихнул локтем Ранзеса в бок и заиграл бровями, то вообще выпала в осадок. Тут же создалось впечатление, будто я – дите-первоклашка, они – два старшеклассника, которых оставили наблюдать, а теперь те решают, кому со мной нянчиться. Ранзес прыснул, прикрыл лицо ладонью, и как-то нервно отвернулся.

– Откуда ты? – подавляя улыбку, спросил Ризер.

Мне захотелось долбануться головой об стенку. Или об железную спинку кровати. Видимо, когда раздавали расчетливость в пару к мозгам, я брала вторую порцию глупости и нелогичности. Почему-то мой мозг отключался в самые неподходящие моменты.

– Ну? Чего молчишь? – поинтересовались, заметив, как я выпала из реальности и старательно перебегаю глазками с одного предмета на другой.

– Я скажу… – пробормотала я, уткнувшись взглядом в белоснежное одеяло. – Вы только не сердитесь… и фамилию оставьте…

– Говори уже! – нетерпеливо крикнул Ризер, и я тут же втянула голову в плечи. Ничего ж себе! Я точно в армии!

– Как у вас относятся к путешествиям между… ыыы… мирами?

Оба они вытянулись по струнке. Вид что одного, что второго прекратил быть шутливо-дурашливым, и стал серьезным. В меня вперили чрезмерно подозрительный, пытливый взгляд. Чую, рою себе могилку, собственноручно.

– Меня зовут Надя Михайлова. Ваш переводчик просто неправильно понял… но вы это… не волнуйтесь, я, как говорится, пришла с миром. Я даже не знала, что приду. Оно как-то само получилось, – оправдывалась я, нервно натягивая одеяло под самое горло.

– Это многое меняет, – вздохнул Ризер. – И так же многое объясняет. Но тебе в любом случае придется остаться здесь.

Яро кивая, я чувствовала себя китайским болванчиком. Все, что угодно, лишь бы меня не бросили на произвол.

– Надя, – Ранзес вперил в меня серьезный взгляд серых глаз. – Никому не говори, что ты с Земли. Если спросят, ты – Эсперанта Ризер, его, – кивок на местного Слэйда, – двоюродная племянница. Находилась на закрытом обучении в монастыре серафимов. Тебе двадцать лет. Запомнила?

У-у-у, как все запущено… монастырь…

– Я – Эсперанта Ризер, племянница…

– Двоюродная племянница, – перебил меня парень. Я нервно повела плечами. Терпеть не могу, когда меня исправляют.

– …двоюродная племянница десницы Ризера, которая находилась на закрытом обучении в монастыре… ы… серафимов, и мне двадцать лет, – закончила я, нервно кивая головой, чтобы сделать вид, будто точно все понимаю. Но, блин, ни черта подобного!

– Серьезно, Надя! От этого зависит твоя жизнь. И наши тоже.

Я не стала уточнять, что первое меня волнует как-то раз в сто больше, чем второе. Пока что здесь я могу полагаться исключительно на свои силы. Верить им – а уж тем более доверять – я не могу, пока не пойму, зачем им моя защита или я сама. По крайне мере, это хотя бы гарантирует мне кров. И, судя по всему, кладезь знаний об этом месте…

– Ладно, ладно! Я все понимаю. Знать бы еще, что именно моей жизни угрожает.

Я вздрогнула. Конец сказанного мною предложения просто растворился в шуме, когда распахнулась дверь, и внутрь влетела какая-то девушка. Светловолосая, стройная, как береза, высокая, но такая нервная и, судя по улыбке, наглая, что меня передернуло.

– Цэрлина! – зашипел Ранзес, дернувшись в сторону гостьи. – Ты совсем обнаглела? Хочешь, чтобы я тебя под замком в Кранке держал?

– Да вы что! – вид её сделался наигранно испуганным. – Вечеринки – это же мое все. Я же не специально… просто вас все ждут… мы вещи собрали. Все-все.

Она облизала губы, явно сдерживая улыбку. Затем замерла, как-то лукаво блеснула глазами, осматривая его, и сладко пропела:

– И ваши тоже собрали… Десница Фарданир.

Когда она, хихикнув, скрылась за дверью, Ранзес устало протер глаза, прошептав что-то вроде: «О, Господи!», и двинулся к выходу. Вид у него был крайне раздраженный и уставший. Чего это он? Неужто эта барышня подобное не в первый раз выкидывает? И это не та ли, что к нему в комнату в полотенце ворвалась?

В любом случае, когда он ушел, даже не попрощавшись, мне стало чуточку обидно. Если точнее, задело мое самолюбие, вопящее от того, что меня так просто покинули. Дурость страшная – так думать! Но все равно… Пока я сверлила взглядом дверь, на меня точно так же пялился Ризер. Взгляд у него был уже мягче, он почти смеялся. Надеюсь, его рассмешила вовсе не моя реакция.

– И так, пока Ранзес проверяет свое белье… мы покопаемся в твоем грязном. Ну, рассказывай! Как здесь очутилась?

4

Меня оставили наедине с местным аналогом Большой Советской Энциклопедии вместо того, чтобы адекватно объяснить (хоть бы в общих чертах!) что к чему. Силы читать эту нудятину иссякли уже через пять минут, поэтому я быстро ознакомилась исключительно с основной информацией, как мне сказали, необходимой для существования в этом мире. Сердито отбросив в сторону книгу, я слезла с кровати и направилась к широкому подоконнику. Ну надо же! Пластиковые окна!

За окном были лишь горы и снег. Солнце уже садилось, и с третьего этажа медицинского корпуса я наблюдала, как на площадке у выезда из академии по автобусам рассаживаются студенты моего возраста. Зачем им такая огромная лечебница? Такое ощущения, словно я в районной больнице нахожусь, а не в лазарете при академии. Видимо, травмы здесь – не редкость. Последним в один из автобусов запрыгнул Ранзес с большой сумкой наперевес. Ну вот… теперь, судя по подслушанному разговору, я его не увижу ближайшие три месяца. Он мне понравился как минимум тем, что не раздражал с первых минут. Да, да, высосано из пальца… Если, конечно, не принимать в счет тот факт, что эти придурки использовали меня как приманку.

Глядя на снег малинового цвета, совершенно меняющийся в лучах закатного солнца, я переваривала информацию. И так… Для начала, этот мир – страна, государство – Йордан. Так же известен он как Чистилище, но это понятие малость отличается от того, к которому я привыкла. Чистилище – очень опасное место между мирами, но совсем не такое, где надо переждать, пока бог разберет кого куда – в Рай или Ад. Это, скорее, его чуждый коллапс. Туда попадают самые добрые по природе, заложенной в душе, или самые злые существа после смерти, рождаясь у женщин младенцами и полноценно развиваясь, как обычные люди. Но иногда случаются "сбои" в системе, впоследствии которых рождаются дети (инсиэрты), способные сами выбирать свою природу (добро или зло), не подчиняясь инстинктам. Они обладают определенным магическим даром и их очень боятся (прям как дети вампиров и человеческих женщин из Сумерек…), поэтому уже в раннем возрасте (8 лет) их отправляют в специальные учреждения, где воспитывают и учат контролировать способности. Выпускники таких мест в будущем становятся эспиритами, а самые успешные – десницами. Десницы подчиняются беспрекословно королю и имеют доступ к путешествиям между мирами. Они следят за порядком и состоят в личной страже короля.

В Чистилище есть всего одна страна – Йордан. И, в отличие от других миров, это – не планета, а перевернутый вверх дном над Землей материк с четкими границами. Во главе королевства – йорденлин, как обращаются ко всем представителям королевской семьи.

Мир развит довольно сильно. Есть всего семь главных городов, все остальное, в основном, деревни. "Академии" обычно находятся подальше от населения для их безопасности. Пользуются электричеством, из Земли привозят машины (внедорожники, реже – автобусы), мотоциклы и даже носят земную одежду. Расы отличаются особой одеждой и даже внешностью (добрая – светлые волосы и загорелая кожа, злые – бледная кожа и темные волосы, смешанные бывают какие только не хочешь, и сохраняют внешность из прошлой жизни). Десницы обязаны носить кожаные или что-то типа того вещи во время исполнения долга, при дворе же и ужинах – платья и костюмы.

Правителя выбирает сам мир, каким-то только десницам известным способом. Не смотря на то, что в основном магия выражается в виде дара инсиэрта, существуют так же заколдованные предметы, которые можно использовать уже по своему усмотрению.

На данный момент я – инсиэрт, как и все учащиеся здесь. Судя по всему, Ризер как раз занят тем, что оформляет мне документы и зачисляет к студентам. Когда он вошел, я закрывала окно, и поежилась от пробежавшегося по комнате ледяного сквозняка. Как же здесь холодно!

– Ознакомилась? – спросил он, опираясь на стол и кивая на книгу.