Текст книги "Полюбить Джоконду"
Автор книги: Анастасия Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
…На неубранном столе стояла недопитая бутылка. Водки в ней, однако, сильно поубавилось. Должно быть, Гришка хотел снять стресс. Испытанное средство не подвело и на этот раз: он отключился… А когда проснется, неприятного осадка не останется и в помине. Будет легче дышать.
Я поставила под кушетку небрежно скинутые Гришкины ботинки и стала убирать со стола.
Мы с Гришкой разыгрываем счастливую пару, блефуем. А все же и в блефовую жизнь безжалостной рукой вторгается реализм. Женщина покупает продукты, готовит, убирает со стола, а мужчина пьет водку и храпит на кушетке. Он привык вести себя так с женой и теперь действует автоматически, по раз и навсегда выработанным правилам. И я тоже автоматически: если посуда грязная, надо ее вымыть, пол подмести, ботинки поставить в прихожую. Неужели Светка не дала ему с собой тапочек?
Зазвонил телефон.
– В понедельник деньги получишь, – прогудел в трубку Карташов. – Подъедешь ко мне в двенадцать.
– Ладно, подъеду.
– Как там этот придурок?
– Допил почти всю водку и спит.
– Козел, блин!
– Вот и представь, каково мне! А ты еще деньги давать не хочешь. – Я пошла в атаку.
– Да я-то что? Мое дело теперь маленькое!
– Как это маленькое? А чье ж это дело?
– Да ты ж видала его! Интеллигента очкастого! И зачем этот лох только ему сдался? Не поймешь!
– Долго мне его еще стеречь-то?
– Да я почем знаю?! Но как чего прояснится, сразу сообщу.
Ну что ж, выходит даже неплохо. В понедельник минут двадцать мне хватит на разговор с Карташовым, дальше полтора часа займут магазины, и к трем я успею в «Блюз». Это в понедельник. Весь вторник будет посвящен сборам, а в среду с утра – пойдет новый отсчет времени.
Глава 10
В аэропорту я с интересом рассматривала Сашиных друзей. Макара, экстравагантного мужика – хозяина «Мебель-эксклюзив», его жену, сильно накрашенную брюнетку, с гладкой прической, в изысканном жакете из палевой каракульчи и с большим черным ридикюлем, благоухающего туалетной водой старшего менеджера фирмы Губанова и его спутницу – девушку блестящую в прямом и переносном смысле. Она была очень молодой, высокой и, безусловно, престижной. Ее шелковистые, свободно падающие на плечи волосы переливались всеми цветами, лицо сверкало перламутровым макияжем, а серебристая, короткая куртка и светлые сапоги на огромных каблуках создавали впечатление принадлежности к иным галактикам. Красиво и гордо неся пеструю головку, она сверху вниз поглядывала на пассажиров.
– Манекенщица. Модель, – улыбнулась жена Макара Ольга.
Я не поняла, она любуется или иронизирует.
– Яркая девушка, – ответила я нейтрально.
Ольга собралась еще что-то сказать, что-то ироническое, – на этот раз было абсолютно ясно, но тут к нам подошел Гришка.
– Лиза. – Он взял меня под руку. – Нам нужно идти с тобой.
Ольга из вежливости замедлила шаг и немного отстала.
– Зачем нам нужно идти с тобой? – с раздражением спросила я.
В кои веки попался приятный собеседник, так тут как тут этот Гришка!
– Саня сказал, – уныло объяснил он.
Вчера вечером Гришка вернулся из монастыря недовольный, усталый и простуженный.
– Не поеду никуда! В монастыре дел полно, и горло болит к тому же.
– Ну, Гришенька, – засуетилась я. – Я так мечтаю побывать в Швейцарских Альпах. Неужели ты хочешь огорчить свою киску?!
– Нет-нет. – Гришка даже побледнел, поняв оплошность. – Я не хочу огорчать свою киску.
– А какая же у вас в монастыре работа в праздники? – допытывалась я. Тема показалась мне вполне безобидной.
– Это у кого праздники? – Он опять забыл о предосторожностях. – У католиков! У еретиков! А православное Рождество через две недели. Сейчас пост! А я тут… во все тяжкие… – Он замолчал, с досадой махнув рукой.
– Ты что же, не любишь меня больше? – Я в упор с угрозой глянула на раскисшего мужика.
– Очень, очень люблю! – пролепетал Гришка поспешно.
Но я чувствовала: так мы ни до чего не договоримся и надо браться за перо.
– «БОЛИТ ГОРЛО?» – «ЕЩЕ КАК». – «БУДЕМ ЛЕЧИТЬ?» – «ДА НАДО БЫ…»
Я достала из сумочки деньги: – «ДОСТАТОЧНО?»
– О бриллиант моих очей, – вполне искренне отреагировал Гришка.
Пока он ходил за водкой, я поджарила антрекоты, выпила чаю с колбасой и ушла в комнату паковать вещи. Надо было собраться самой и Гришке помочь собраться. Но если он сейчас выпьет водки, то и помогать будет некому – после третьей рюмки мирно захрапит на кухонной кушетке. За несколько совместно прожитых дней я хорошо усвоила его повадки.
Ладно, от меня не убудет, если я покидаю в сумку Гришкино барахло. Я уже знала: вещей у него немного, все они не новые и, правду сказать, такого качества, что жалко смотреть. Получив деньги от Карташова, я не удержалась – подобрала ему свитер в стиле кантри и две джинсовые рубашки. Все-таки за границу едем, в замке будем жить. Себе я накупила красивого белья, теплую стильную куртку цвета ржавчины (какое это убожество – таскаться по вокзалам и аэропортам в норковой шубе!), бледно-голубые, почти белые джинсы и такого же цвета свитер. Карташов (точнее, хозяин) не поскупился – дал денег не только на дорогу, но и на карманные расходы. Я разделила сумму пополам, Гришкину часть спрятала на дно сумочки, а на свою погуляла по магазинам. То, что осталось от прогулки, утекло к парикмахерше и косметичке. И теперь, входя в самолет, я чувствовала себя во всеоружии.
– Лиза, идите сюда! – крикнула через весь салон Ольга.
Я обернулась, поискала Сашу глазами. Он кивнул – я начала проталкиваться вперед, за мной безмолвно следовал Гришка.
– Вот хорошо! – обрадовалась Ольга. – Я всегда мучаюсь в дороге. Ну как можно просидеть на одном месте несколько часов, не имея при этом никакого занятия?!
– Ну, можно подумать, почитать. – Я так и сыпала прописными истинами – рядом с Гришкой быстро вошла в роль воспитательницы.
– Господи, что читать?! Каждый раз я покупаю в дорогу иллюстрированные журналы, Но, по-моему, их даже в руках держать противно!
– А что вас смущает?
– Содержание! О чем бы ни говорили авторы, какой бы проблемы ни касались, все-то они стараются спрямить, упростить, чтобы читатель, не дай бог, не зашевелил мозгами! Тексты, в общем, долой – остаются фотографии и реклама. Веселые картинки! Ну что мы с вами дебилы, что ли?
– А может, авторы сознательно хотят дать народу передохнуть. Ведь из любой проблемы при желании можно сделать трагедию. А можно просто обозначить ее границы – действовать ненавязчиво.
– Возможно, вы и правы, только мне от этого не легче. Журналы – не мое чтиво, серьезные книги в дороге не идут, спать сидя я не умею. Мне вас просто сам Бог послал!
– И мне тоже очень приятно беседовать с вами. – Я не хотела показаться невежливой, но впала в другую крайность: заговорила натянуто. – А если не секрет, какие вы предпочитаете книги? Художественные или научные?
– Конечно художественные! О, я с детства зачитывалась ими! Пока одноклассницы корпели над учебниками, решали задачки, писали конспекты – я читала. Учителя относились ко мне снисходительно: особенная девочка, живет в придуманном мире, внутри у нее алые паруса, и рисовали мне тройки, там где нужно было ставить два. Моя мать ужасалась, что со временем я умру от голода: нет такой профессии – читать книги.
Но оказалось – есть. По крайней мере, есть такое учебное заведение, где студенты только и занимаются тем, что читают, – филологический факультет университета. Ольга поступила на первый курс и сразу оказалась в числе самых прилежных студентов. Все пять лет она училась блестяще и ровно, по окончании получила красный диплом и свободное распределение. Вопрос о работе отпал сам собой – рядом тогда уже был Макар, способный обеспечить любимой женщине самый высокий уровень жизни. И даже в трудные советские времена.
Один за другим у них родились сыновья. Ольга была заботливой матерью, а мальчики росли нелегко, но читать она все еще не разлюбила.
– Только не сочтите это всеядностью! Действительно, у меня не было ограничения в исторических эпохах и жанрах, главное, чтоб было интересно, талантливо, чтобы потом хотелось вспоминать и думать о прочитанном. Вот был мой основной критерий!
А время летело. Сыновья подросли, пошли в школу, и тут грянула перестройка. Макар скоро нашел свою нишу – занялся производством эксклюзивной мебели. Вначале Ольга немного помогала мужу: отвечала на звонки клиентов. И вот, заразилась коммерческой искоркой. Захотелось иметь свой бизнес. Но не рыбой же торговать! Душа требовала чего-то красивого, изысканного. Однажды ее осенило: антиквариат! А Макар поможет: и деньгами, и советом…
На сегодняшний день Ольга являлась владелицей нескольких антикварных салонов. По размаху бизнеса и уровню доходов она давно и серьезно опережает мужа, что, впрочем, никак не сказывается на их семейном благополучии. Плохо только одно – книги. Неделями она не может выкроить для себя минутку, а когда вдруг появляется свободное время, оказывается, что читать-то и нечего.
– Получается: раньше я была профессиональной читательницей, знала все книжные, следила за толстыми журналами, за планами издательств, а теперь стала антикваром. Вся жизнь укладывается в одно слово. – Ольга грустно улыбнулась. – Вот видите, я все рассказала вам о себе. А теперь откровенность за откровенность.
– У меня все гораздо прозаичнее, – рассеянно ответила я, продолжая про себя поражаться чистоте и гармоничности ее жизни. А что хорошего я могу сказать о своей? Одни слезы!
– Не может быть! У вас внешность романтической героини!
– Ну что вы… – смутилась я.
– Умоляю, не разочаруйте меня! Или хотя бы объясните, кто на самом деле ваш спутник.
– Кто мой спутник?
– В аэропорту, когда нас только представляли друг другу, я готова была биться об заклад, что ваш спутник – Саша Аретов…
– Почему? – нетерпеливо перебила я. – Почему вам так показалось?
– Что вы, Лиза, задаете такие вопросы? Ставите меня в неловкое положение! Всегда видно, когда мужчина и женщина вместе, когда они одно. А тем более мне, женщине, давно разменявшей пятый десяток!.. Впрочем, дальше можете ничего не объяснять: своей последней фразой вы себя выдали с головой… А этот, простите, я забыла, как его зовут, – продолжала Ольга полушепотом, – он не оставляет вас ни на минуту, да еще с Сашиного благословения. Вот что самое поразительное!
– Он просто привязан ко мне, – быстро зашептала я в ответ. – Знаете ли, чисто по-дружески. В быту он большой ребенок, а я поддерживаю его, помогаю…
– Лиза, а скоро будут кормить? – подтверждая стопроцентную правдивость моих слов, поинтересовался Гришка.
– Надо было поесть утром! – Мое давнее раздражение против него на этот раз вышло из-под контроля. – Я все подогрела, будила, будила тебя, а ты до последней минуты спал как сурок.
– О, прохлада моей души, – проговорил вдруг Гришка. – Как усталый путник…
– Помолчи, мы же в самолете, – зашипела я.
Гришка испуганно замолчал.
– Он что же, и живет с вами? – не унималась любопытная Ольга.
– Просто у Гриши большая семья, – стала я сочинять на ходу, – дома ему трудно сосредоточиться… А у нас с Сашей просторная квартира, и мы с радостью принимаем его на денек-другой.
– Это с вашей стороны очень великодушно, – заметила Ольга.
– Конечно, Гриша ведь художник. – Я обрадовалась, что наконец-то вырулила на твердую почву. – Ему, чтобы сохранить творческую форму, нужно время от времени менять обстановку.
– Да… – тихо протянула Ольга. – Очень распространена эта точка зрения, хотя лично я ни во что такое не верю. Кажется, Чайковский говорил, что настоящее искусство – это девяносто девять процентов пота и только один процент вдохновения. Для поддержания творческой формы полезен ежедневный тяжелый труд. А вы что думаете об этом?..
Надо было соблюдать чертовы меры предосторожности. И всю дорогу она была с Гришкой. В самолете до Женевы и потом несколько часов в поезде Лиза сидела с ним. Когда мы вышли из поезда на заснеженную платформу, уже стемнело. Теперь третье мытарство – фуникулер в горы. Но так вдруг вышло, что мы с ней оказались в одной люльке. Мы разом обнялись – не хотелось ни говорить, ни спрашивать. Земля, с ее лыжниками, домиком-кассой, светящимся стеклянным рестораном, уходящим поездом, стремительно понеслась вниз и исчезла, а мы вдвоем плыли в счастливой снеговой тьме, лишь где-то далеко впереди вверху дрожали теплые неясные огоньки. Когда я заходил в фуникулер, обронил сотовый – он провалился безвозвратно вниз, и точно нарушилась навсегда связь с ненужным больше миром.
– Тебе не холодно? – спросил я.
Она не ответила, лишь теснее ко мне прижалась. Огоньки впереди выросли в окна домиков, разбросанных по склону горы. Но вот и огни исчезли, а впереди теперь темнел верх снежной горы и по-зимнему светлое ночное небо.
Потом, от площадки фуникулера, мы карабкались снова вверх. Тропинка была узка, и Лиза пошла вперед. За мной сосредоточенно сопел Гришка. Он догнал меня и, увязая в снегу, пошел рядом.
– Ты знаешь, мне жалко, – переводя дыхание, заговорил он. – Мне очень жалко. Я скучаю…
Споткнувшись обо что-то невидимое, Гришка упал. Я помог ему встать. Лицо его было все в снегу. Он отряхивался, и мне показалось, что у него блеснули слезы.
– Ты понимаешь, мне очень жалко! – опять начал он. – Я скучаю сильно…
Он стряхнул снег с лица, и я действительно увидел слезу на его щеке. Гришка стоял передо мной по колено в снегу, от него тянуло перегаром (когда только он успел?).
– Я очень устал! Я весь измучился. Где Светка, где дети? Мне невыносимо их жалко. Мне всех жалко. Мне жалко Лизу, себя, ее мужа. Он приходил. Мне так хочется плакать!..
– Ее муж приходил? – не поверил я. – Когда?
– На днях. Все равно. Мне очень его жаль! Всех жалко! Ты не поверишь – я теперь все время сдерживаюсь, чтобы не заплакать! И когда муж приходил… Лизу жалко…
– Альпинисты! – Макар крикнул нам сверху. – Кончай перекур!
Мы двинулись дальше.
– А дети? Где они? Мне кажется, ничего больше нет. Ни детей, ни Светки, ни Москвы… Ничего! А есть только эти треклятые горы! И мне кажется… – Гришка опять споткнулся.
– Гриш, ты устал. Мы сейчас придем, отдохнем…
– Мне кажется, – Гришка не слушал меня, – никогда это треклятье не кончится!..
Гришка порывисто вздохнул, и мне показалось, что он сейчас опять упадет, но он только отстал и вновь тащился за мной.
«Бедный Гришка, – подумал я. – И когда действительно все кончится?!» Я пошарил в кармане, ища сотовый, и вспомнил – я ж потерял его.
– Гриш, у тебя мобильник далеко?
Гришка молча протянул мне телефон. Я позвонил Глинской.
– Ты откуда? – удивилась она. – Ах, с модного курорта. Ты сейчас бежишь, что ли? Как Лиза с Гришуней поживают? Тут ничего интересного. Сегодня улетаю в Питер. Понятно? В родные пенаты господина И. Понял? Думаю, вернемся одновременно. Приедешь, позвони – посмотрим материалы. Береги себя – не сломай шею. Пока.
Наконец, мы взобрались наверх. Здесь на крохотном плато стоял замок. Вся наша компания была уже там. Горели окна, за ними мелькали силуэты, тени. Я рассмотрел замок: к старинной, еще романской, широкой квадратной башне прижимались две асимметричные пристройки более позднего происхождения, выполненные в типичном местном стиле, – шале, с каменным первым и деревянным вторым этажами под двускатной пологой крышей. Подойдя ближе, я рассмотрел еще две невысокие круглые башни со шпилями и крытую каменную лестницу на второй этаж большей пристройки.
Мы вошли в замок и сразу оказались в зале, описанном Макаром, – с длинным столом посреди и с громадным горящим камином, но без барана. Здесь никого не было, лишь доносились откуда-то оживленные голоса.
– Туалета здесь нет? – обреченно вздохнул Гришка.
Я пожал плечами. Гришка куда-то ушел. Я сел за пустой скрипучий стол, закурил.
Голоса постепенно смолкли. Стало тихо.
Вдруг в глубине зала от стены отделилась фигура и неслышно двинулась ко мне. На ней было средневековое платье, бархатный берет, лицо в тени. От того, что я не могу разглядеть ее лица, мне стало не по себе. Она подошла к столу… Отблеск пламени в камине упал на нее. Это была Лиза.
– Я нравлюсь тебе такой? – спросила она, и голос ее странным эхом растаял в глубине зала.
Я молчал. Лиза была такой же, как в тот первый вечер, как на парсуне.
– Что же ты молчишь?
Я зачарованно смотрел на нее и слушал ее эхо. Она подошла ко мне.
– Откуда же это? – произнес я.
– Здесь нашла, в шкафу, – засмеялась Лиза, смех мелодичным звоном прокатился под низкими сводами. – В нашей с тобой комнате. Пойдем. – Она взяла меня за руку и потянула.
А я сидел как дурак и смотрел на нее.
– Идем же. У нас только два часа…
Мы поднимались по каменной винтовой лестнице. Я шел за ней и слушал шорох ее платья. В стене изредка мелькали окошки, в них – небо, усеянное острыми звездами, высокие заснеженные ели на краю темной пропасти.
– Почему только два? – спросил я. – А потом?
– Через два часа, – говорила, не оборачиваясь, она, – все спускаются в зал и начинается праздник. В шкафах полно разной одежды – и ты должен выбрать себе костюм. Это обязательно для всех.
Происки Макара, вздохнул я, и мы вошли в комнату. На столе горели две свечи. Я пошарил выключатель. Она поймала мою руку. Я привлек Лизу к себе, обнял ее.
– Сейчас… – Она, поцеловав меня, выскользнула и исчезла на лестнице.
Глаза освоились в полусвете. Я рассмотрел громадный резной шкаф, такую же кровать под темным покрывалом и присел на край. Потом откинулся на локоть и неожиданно забылся сном.
И опять я увидел эту комнату с двумя горящими свечами, но было светло. Явился рыдающий Гришка. Он тосковал по горам, которые виднелись за окном: огромные белые конусы, склеенные точно из папье-маше. По одной из них натужно карабкался Карташов. Неожиданно Гришка беззаботно засвистел, а Карташов, красный, налитой, оказался тут же за столом перед бутылкой «Абсолюта». Он со вкусом чмокал свою мясистую щепоть.
Потом я увидел кухню конспиративной квартиры. Здесь на кушетке Иннокентий Константинович с Глинской, хихикая, перекидывались в дурачка. Белые конусы пропали. Стало темно, оглушительно загрохотал гром. Он гремел, мешая сосредоточиться на тягостных картинах… Я с трудом открыл глаза и увидел темную комнату, надо мной склонилась Лиза. Ее волосы щекотали мое лицо.
– Звонил колокол, – нежно шептала она.
– И что? – приходил я в себя.
– А то, – шептала Лиза, – что все уже внизу, в зале. Я не хотела тебя будить. Ты проспал два часа.
Я поднялся, видя еще призраки Карташова с Глинской.
– Выбирай скорей костюм. – Лиза распахнула шкаф.
– Если это неизбежно, то что-нибудь попроще.
– Вот этот! – Она сняла с вешалки и поднесла к свету. – Померяй. Свитер только сними…
Я надел темно-бордовый бархатный длинный сюртук с большими медными пуговицами, меховым воротником и белыми манжетами. В нем было удобно.
– К нему полагается жабо. – Лиза засмеялась и ловко через голову надела на меня белое кружевное жабо.
Внизу опять ударил колокол.
– А теперь – пошли! – Она задула свечи, взяла меня за руку и потянула вон из комнаты.
На ходу я сорвал жабо и бросил его на кровать.
Глава 11
В зале были все в сборе. На стенах горели факелы и коптили потолок. В камине над тлеющими углями в самом деле жарилась баранья туша. Нас с Лизой рассадили: ее между Макаром и Губановым, а меня рядом с женой Макара, Ольгой, – в малиновом сарафане с вышитыми роскошными розами, в снежно-белой ажурной блузе, в широких лентах и сильно нарумяненная она казалась дорогой, но сильно заигранной елочной игрушкой.
Вазы с фруктами и бутылки закрыли от меня Лизу.
– Друзья, наш первый вечер будем считать открытым, – тепло заговорил Макар, вставая с высоким узким бокалом красного вина. Костюм ганзейского купца смотрелся на нем очень естественно. – Мы собрались здесь конечно же не ради замков или Новых годов. Но ради друг друга. Ведь мы самые что ни на есть ближние друг другу. Нет у нас ближе никого. А значит – самые родные и необходимые. Потому что тот очень небольшой отрезок времени, который отпущен нам, мы коротаем вместе. И мы должны ценить и любить друг друга.
Все выпили.
– А чтобы не чувствовать себя в этих замечательных костюмах манекенами, – продолжал Макар, – я вам скажу: они ваши. Делайте с ними что хотите. Можете увезти их на память…
Гришка сидел на отшибе в рыцарских доспехах. Железный шлем с белым пером стоял рядом с ним на столе. Гришка уже давно подавал мне какие-то тревожные знаки. Я кивком позвал его. Гришка придвинулся со шлемом и, тяжело навалившись на стол, сообщил:
– Мне сейчас следователь звонил!
– Какой следователь? Карташов?
– Нет. У которой мы были с тобой. Клинская.
– Что она?
Гришка угнетенно молчал.
– Сказала, – наконец выдавил он, – что она уже в Питере. И движется на такси по Невскому к какому-то памятнику.
– К «Обелиску»?
– К нему, – согласился Гришка и замолк.
– Все?
– Еще поздравила с наступающим. Спросила, как Лиза с Сашей себя чувствуют. Я сказал: скучают очень. – Гришка тяжко перевел дух. – Она смеяться стала.
– Саша, попробуйте фондю. Я положу вам, разрешите? – Ольга, гремя гирляндой браслетов, положила мне кусок сыра. – Это национальное блюдо, готовится из расплавленного сыра с вином.
– А вина вам позволите налить? – ответил я.
– Позволю, но только белого. Это местное вино с северных берегов Рейна. Макар мне сейчас все настроение испортил. Ну зачем нужно было начинать про этот небольшой отрезок времени, отпущенный нам? Я со всем в жизни могу смириться. И мирюсь. Но с этим отрезком… никак!
– Есть искусство, религия, – заметил я.
– Религия есть, – подхватила она. – Вы ходите, Саша, в церковь? Нет. А я хожу и знаю, что такое русские попы. Ты ему про Фому, а он тебе про Ерему: клади поклоны до упаду, постись и вычитывай правило. А все остальное от лукавого. Говорят: телевизор оглупляет народ. Но разве такой-то подход не оглупляет?
Гришка сидел с губановской Машей. Ее личико плохо сочеталось с костюмом – неопределенного цвета хламидой и газовой накидкой Джоконды на волосах. Она долго не могла подобрать тон, видимо, непривычность обстановки сбивала ее. Маша меняла заученные выражения: то рассеянно щурилась по сторонам, то брезгливо передергивала плечиками, но потом, вдруг почувствовав Гришкино смятение, принялась ухаживать за ним, как за маленьким. А Гришка в железных латах сделался похож на Петруху из «Белого солнца пустыни». Он хорошо попробовал коньяка местного разлива и быстро воспрянул духом.
Я никак не мог отделаться от недавнего бреда: хихикающих Иннокентия с Глинской за подкидным и чмокающего Карташова – Лизиного «мужа», и мне казалось, что настоящее было продолжением тяжелого сна.
– Абсолютно с вами, Ольга Иванна, согласен про телевизор, – встрял Губанов. – Про попов не знаю, не берусь, врать не буду. А про телевизор – точно. Сейчас все приличные люди Интернет имеют.
Губанов время от времени выходил к камину и подкручивал вертел с бараном, и было удивительно, что у него нет хвоста – в черном камзоле с белым отложным воротником, подпоясанный широким поясом с золотой пряжкой – обычный Кот в сапогах.
Гришка что-то оживленно рассказывал Маше. Та его счастливо слушала, радостно кивая. Я прислушался.
– И где они сейчас, дети? Есть ли они вообще в природе?..
– Что же у нас за натура-то такая, а? – весело вмешался Макар. – За тридевять земель уехали из России. И все равно о ней. И обязательно критика! Без этого – никак! Но я знал, что так будет. И припас от этого средство. Франс! – неожиданно крикнул он и хлопнул в ладоши.
Губанов вздрогнул. В глубине зала из боковой двери вышли трое несчастных, тоже костюмированных, со скрипкой, лютней и виолончелью. Они, молча поклонившись нам, скромно расселись в противоположном углу.
– Фольк, битте, – кивнул им Макар, и музыканты грянули мажорную музыку для толстых.
– Найн, – остановил их Макар. – Фольк, битте. Фольк.
Музыканты смущенно заулыбались и затянули заунывный напев горных пастухов.
Я тоже распробовал местный ароматный коньячок. Он пился легко, как вода, и будто совершенно не действовал на меня. Однако факелы на стене стронулись с места и не спеша поплыли в ритмах ranz des vaches [1]1
Швейцарские народные напевы.
[Закрыть]. Мне стало весело.
– Смотрел недавно по телевизору забавную викторину, – сказал я Ольге. – Там был такой вопрос: чем отличается дерево от человека?
Ольга задумчиво хмыкнула.
– А ничем! – засмеялась Маша.
– Я знаю чем! – крутя барана, выкрикнул Губанов. – Дерево вначале сажают, а потом оно растет. А человек сначала растет, но потом его сажают.
– Хватит уже крутить. Готов, – заметил ему Макар. – Засушишь.
Губанов, сдвинув посуду, выставил на стол огромное деревянное блюдо и вместе с Макаром выложил на него свистящую на все лады раскаленную тушу.
Застолье входило во вторую фазу. Музыка понеслась в галоп.
– Давайте выпьем за то, – поднялся Губанов; от каминного жара и выпитого на шее у него страшно вздувались жилы, – чтобы умереть спокойно, во сне, как мой дед, а не в страхе и с криками ужаса… как пассажиры его поезда!
– Мне грудиночки, – захохотала Ольга.
Я довольно ловко вырезал из ребер мякоть. Она, наблюдая за мной, барабанила пальцами по краю тарелки в такт галопу. Среди массивных ее колец выделялся знакомый почему-то перстень. Я положил ей вырезку, глядя на перстень: темно-красный гранат, старинное золото с чернью…
– И красного вина. Оно тоже местное, с берегов Женевского озера, предместье Лозанны…
Я разлил вино, мы чокнулись и выпили за губановского деда. И тут я вспомнил, что такой же перстень я видел на правом мизинце Иннокентия Константиновича.
Редкая фамильная вещь… Совпадение? Или Ольга связана с Иннокентием и «Обелиском»?
Настало время, когда все уже говорили разом. И в зале стоял гул пьяных голосов.
Ольга приметила, что я задумался, глядя на нее. И поняла это по-женски. Она улыбнулась мне. Баранья туша заслоняла нас ото всех.
– Вот еще один вопрос викторины, – сказал я, глядя внимательно ей в глаза.
– Я слушаю.
– Где находится «Обелиск»?
– Где что находится? – разочарованно переспросила она. – Обелиск? На Красной площади, наверное?
– Вам, Ольга Ивановна, – я доверительно приблизился к ней, – поклон от Иннокентия Константиновича.
– Иннокентия Константиновича? – задумчиво повторила она и вдруг лукаво добавила: – Так. И дальше?
Мне показалось, что я близок к разгадке тайны «Обелиска». Пока Глинская будет куролесить где-то, лихорадочно соображал я сквозь пары местных напитков, а Гришка – раскачивать койку до посинения…
– Иннокентий Константинович передал, – я сделал таинственное лицо, – что я поступаю в ваше распоряжение.
Ольга радостно засмеялась:
– Тогда идем танцевать.
– Галоп?
Мы, путаясь в ее лентах, поспешно выбрались из-за стола. Прижавшись щеками друг к другу и сцепившись вытянутыми вперед руками, мы понеслись вприпрыжку вдоль стола. Музыканты грянули бравурное. Обогнув стол, мы уже летели назад. Губанов что-то орал, но голос его тонул в общем гаме и звоне посуды. Прыгающее пламя факелов будто разлилось кругом тревожным заревом. За нами теперь громыхал железом Гришка, обнявшись с Машей.
– Какие… какие мои, – мне не хватало воздуха, – мне будут инструкции…
Однако было страшно, что железный Гришка сейчас наскочит на нас, и я невольно ускорял прыжки. Ольга заливалась хохотом.
– …будут… – хватал я ртом воздух, – дальнейшие указания…
Но тут я заметил, что вслед за Гришкой скачет Губанов с моей Лизой – прижавшись друг к другу и тоже выставив перед собой сцепленные руки. Я, словно увидев себя со стороны, мгновенно протрезвел и остановился. Ольга, тяжело дыша, мешком повалилась на стул. Мимо нас пронесся, сверкая заревом в доспехах, Гришка с манекенщицей Машей. Я изловчился и выхватил Лизу из губановских лап. Губанов, оставшись налегке, налетел на Гришку, и они все трое повалились на каменный пол. Макар от души рассмеялся.
Я думала, что сказка начнется в замке, но она наступила уже в самолете. Сказочной казалась мне Ольга и ее жизнь, красивая и цельная, словно сочиненная талантливым поэтом. Или устроенная по мановению волшебной палочки. Потом я заметила противоречие: чтобы успешно заниматься бизнесом, нужно иметь холодную трезвую голову, а Ольга каждую минуту жаждала сказки и даже меня произвела в романтические героини. Одно с другим не слишком вязалось. Или бизнес бизнесу рознь?
– Макар приготовил нам множество сюрпризов. Вы сами потом все увидите, но об одном скажу: в замке нас ждут средневековые костюмы.
– Неужели? – удивилась я.
– Дам – платья, меха, шляпы, мужчин – камзолы, доспехи. Так что встреча Нового года получится костюмированной.
– Вы, наверное, тоже к этой затее причастны.
Ольга улыбнулась:
– Только косвенно. Он, как всегда, старался угодить мне.
– А разве не угодил?..
– Нет, почему же, идея-то как раз забавная, – ответила она задумчиво. – Но если уж ты такой любящий муж, будь последовательным. Зачем звать этого идиота Губанова?!
Я пожала плечами:
– Он пригласил коллег…
– Да коллеги разные бывают! – фыркнула Ольга. – Одно дело Саша – приятный молодой человек, но эти вот… – Она склонила голову вправо, где, отделенные от нас проходом, сидели Губанов и его модель. – В прошлом году – мы встречали Новый год в Канаде – он брал с собой законную жену Валю. Просто баба с базара! Нормальным тоном разговаривать не умеет – только орать. Музыкальные предпочтения – Верка Сердючка и так далее… За год он далеко шагнул – сменил торговку на фотомодель. Только она сейчас остепенится, родит и станет копией своей предшественницы!.. Ой! – Она вдруг расхохоталась. – Я сейчас представила эту Валентину в средневековом платье!
– Не смейтесь! Такие женщины были во все времена.
– Вы правы. – Ольга оживилась. – Попробуем представить эту корову графиней или баронессой… Нет, знаете, не могу – воображения не хватает.
– Может, горничной, камеристкой? – предложила я.
Ольга покачала головой:
– Нет-нет. Служанка зачастую была тенью госпожи, тот же шарм и изящество.
– Тогда причислите ее к третьему сословию. Сделайте горожанкой, женой ремесленника.
– Да! Это можно. – Ольга ликовала. – Но таких нарядов там не будет.
В самолете и потом в поезде мы вели эту нескончаемую веселую игру, а на подъемнике я потеряла ее из виду. Совершенно случайно в моей кабине оказался Саша – классическая волшебная сказка сменилась современной, лирической и грустной. Еще бы не грустной! За целый день путешествия это были первые наши минуты.
Он обнимает меня, ничего не говорит, но я и так знаю все: он утомлен дорогой, ему неинтересны эти люди, и он недоумевает, как мог добровольно согласиться провести в их обществе несколько дней. Он хочет, чтобы они растаяли, как призраки. И чтобы осталась одна я. И я понимаю, что хочу абсолютно того же, хотя еще полчаса назад фантазировала и хохотала вместе с Ольгой и искренне радовалась жизни… А теперь я смотрела на падающий за окном снег и была почти готова расплакаться…
