Текст книги "Сто и одна ночь (СИ)"

Автор книги: Анастасия Славина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 10

Стою через дорогу от дома Графа – в темноте, под деревом, куда почти не проникает белый фонарный свет. Я могу сколько угодно обманывать себя, но знаю, что все равно поднимусь на крыльцо.

Смотрю, как на кухне у плиты готовит Граф. Что-то помешивает в кастрюле – кажется, соус, – и касается губами ложки, чтобы попробовать вкус. В другой кастрюле бурлит вода – пар взмывает к вытяжке, подпрыгивает крышка. Я не слышу, но могу представить, как она звякает. Без труда добавляю джаз в качестве фоновой музыки. Возможно, Граф что-то напевает… Мне жаль разрушать эту сказку. Так хочется ошибаться, представляя, что подглядываю за настоящим Графом, который ждет меня, готовит нам ужин…

Стоп!

Трясу головой и улыбаюсь сама себе.

В фантазиях нет ничего плохого. Главное, не позволять им влиять на настоящую жизнь.

Итак, дверь дома открыта.

Не то, чтоб я удивлена, но все равно приятно, – от Графа можно ожидать чего угодно.

Граф встречает меня в прихожей. Помогает снять пальто. Жонглирует моими перчатками, прежде чем положить их на тумбочку. Он выглядит счастливым, и от мысли, что причиной этого счастья могу быть я, – мне становится радостно и волнительно. Снова хочу сказать себе: «Стоп!», но все оттягиваю этот момент – чтобы насладиться своими ощущениями.

– Кристина, предлагаю игру… Нет, не застывайте вы так… Ну, в самом деле… Крис! – он шутливо хмурит брови – и я сдаюсь. – Совсем другое дело! Люблю вашу улыбку… Так вот, это очень простая – можно сказать, детская, – игра… Прошу вас, проходите на кухню… Правила такие. Я приготовил ужин, – Граф указывает рукой на плиту, откуда тянется умопомрачительный аромат сливочного соуса и базилика – и, если вы останетесь довольны, мы, наконец, окончательно перейдем на «ты».

– Согласна!

– Вы слышали? – обращается Граф к невидимым зрителям. – Она согласна! Какое прекрасное начало ночи!

Надо признать, сейчас он чертовски обаятелен. Сложно отвести от него взгляд – хочется ловить каждое движение. Это самая настоящая магия.

Бесшабашное, хулиганское настроение Графа передается и мне – и я утаскиваю из салатной миски ломтик сладкого перца – точь-в-точь как это сделала Ксения в рассказе Графа. Секундное замешательство – и Граф улавливает аналогию, называет меня воришкой и пытается, не дотрагиваясь, отобрать добычу. Возможно, глядя мне в глаза, он тоже чувствует это легкое волнующее покалывание в груди, когда губами берет у меня из рук надкушенный ломтик…

Граф вынимает противень с запеченными креветками, и мы, игнорируя по-королевски сервированный стол, приступает к трапезе прямо у плиты. Макаю креветку в соус, кладу ее в рот, ворочаю языком, прокусываю – смакую, получая на каждом этапе новую порцию удовольствия. Запиваю глотком прохладного белого вина… Мне хорошо настолько, что я бы согласилась прибывать в этом состоянии вечно. Я забываюсь в своих ощущениях – и не сразу осознаю, что Граф не ест – стоит, прислонясь к плите спиной, и наблюдает за мной. Даже могу предположить, что любуется. Думаю, я и в самом деле выгляжу эффектно: стройная шатенка с длинным вьющимися волосами. Вечерний макияж. Черное коктейльное платье подчеркивает фигуру, завязочки болеро кокетливо сходятся на груди – наверняка, за них хочется потянуть…

Пригубливаю еще вина и отставляю бокал.

– Вы совсем ничего не едите, Граф, – я макаю креветку в соус и протягиваю ему – также, как недавно проделала это с ломтиком перца.

Граф несколько секунд копается в глубине моих глаз, затем осторожно берет губами креветку из моих рук. Смотрит так, словно это не я его, а он меня испытывает. И я понимаю, что происходит: его физическое желание – словно силовое поле. Меня притягивает.

Сначала это происходило незаметно – а теперь я уже стою совсем рядом с Графом, на крючке его взгляда, рука с хвостиком креветки все еще приподнята. Я осознаю, что пока дразнила Графа, сама увлеклась настолько, что перестала контролировать ситуацию.

Надо отступить, разрядить атмосферу шуткой – но меня хватает только на то, чтобы опустить взгляд.

– Расскажешь, о каком преступлении шла речь? – нарушает тишину Граф.

Я внутренне сжимаюсь. О чем он? Точнее, о каком именно преступлении?..

– «Ксения садится на край матраса, подтягивает к себе ноги и аккуратным, но настойчивым движением закрывает книгу, которую читает Глеб…», – напоминает мне Граф, затем протягивает руку к айподу, стоящему на полке, – и вот уже вместо джазовой импровизации я слышу песню Питта Мюррея «So beautiful».

Я незаметно выдыхаю.

– Итак, Ксения закрывает книгу… – тру пальцами лоб, пытаясь собраться с мыслями.

– Мне нужен спутник, чтобы попасть на одно мероприятие. Пойдешь со мной? – спросила Ксения.

Глеб убрал завитушку с ее лба. На мгновение замер, когда пальцы коснулись мочки ее уха. Он любовался Ксенией в открытую, упиваясь тем, что теперь рядом с ней может быть самим собой. В нем вызывал восторг даже этот неспокойный, с хитринкой, блеск в ее глазах – хотя улыбка была невинной, как у ребенка.

– Конечно, пойду, – ответил Глеб.

– И ты не спросишь, что за мероприятие?

– Мне все равно – раз я иду с тобой.

Ксения чуть отодвинулась, чтобы лучше видеть его глаза.

– И ничего не потребуешь взамен такой преданности?.. – задумчиво спросила она – скорее, у себя самой, чем у Глеба.

– Ничего.

Она улыбнулась.

– Ты же мужчина. Ты обязательно потребуешь что-то взамен… Но сейчас я и сама хочу кое-что тебе предложить… – произнесла она таким волнующим, обещающим тоном голоса, что у Глеба заныло в груди. – Коснись меня.

Глеб медлил всего мгновение. Затем легонько провел кончиками пальцев по ее скуле. Замер. Ксения смотрела на него все так же, с полуулыбкой, спокойным мерцающим светом в глазах, чуть склонив голову на бок. Она не остановила его – и пальцы Глеба заскользили дальше – по щеке, по подбородку, зацепив губу.

Простое касание – но с каждой секундой его сердце стучало громче и глуше, словно грудная клетка превращалось в пустую бочку.

Я вздрогнула, когда почувствовала прикосновение пальцев Графа к своему лицу. Мое сердце стучало также громко и глухо, как сердце Глеба, пока пальцы Графа скользили ниже – по щеке, по подбородку, зацепив губу… Он замер – на том же самом моменте, где сейчас остановился в моей истории Глеб. Словно два наших мира – тот, из истории – и мой, настоящий, – слились воедино.

– Затем Ксения наклонила голову, предлагая пальцам Глеба путешествовать по лицу и шее… – я замираю, ощущая, как чувственно Граф исполняет роль Глеба.

Исследует скулу, щеку, шею – до самой ключицы… Я делаю глубокий вдох, когда его пальцы меняют направления. Теперь – сбоку по шее, задевая внутри меня невидимые нити… Прикусываю губу, когда Граф касается моего уха – невероятно эрогенная зона. Он проводит подушечкой пальца по ушной раковине – и, словно дублируя его действия, у меня в солнечном сплетении закручивается спираль. Выдыхаю, вспомнив, что так нужно делать, – и снова забываю, когда пальцы Графа смыкаются на мочке уха.

– …И что дальше сказала Ксения? – приглушенным шепотом спрашивает Граф.

– Она сказала… что ей очень жарко в болеро…

Граф едва заметно улыбается. Касается своими пальцами моих – и медленно поднимается выше по рукам, цепляя легкую ткань. Мои веки закрываются сами собой – и от этого ощущения усиливаются, когда Граф поочередно, очень медленно, стаскивает с моих плеч накидку. В платье на тонких шлейках я чувствую себя обнаженной.

– А дальше?.. – допытывается Граф.

– Дальше Ксения попросила ее поцеловать…

Не вижу, но ощущаю, что Граф склоняется ко мне. Легонько проводит языком по внутреннему контуру губ. Затем настойчивее касается моего языка – и отстраняется. Так мало!

– А что было потом в твоей истории, Крис?

– Потом Ксения сказала Глебу: поцелуй меня так, чтобы я не заметила твое следующее действие…

Следующий поцелуй Графа – обжигающе-страстный: с прикусыванием губ и борьбой языков. Он лишает ощущения реальности. Я цепляюсь пальцами на край столешницы, постанываю, трусь бедрами о Графа – и самым краешком сознания улавливаю тихий, резкий, жужжащий звук.

Я понимаю, что это было, только, когда Граф прерывает поцелуй, – молния моего платья расстегнута. Граф кладет ладони на обнаженную спину – и из меня вырывается стон. Мне страшно. И мне безумно хочется продолжения.

– Да… – шепотом в губы я отвечаю на незаданный вопрос, – и поцелуй продолжается.

Хочу больше прикосновений! Я не узнаю себя… Будто со стороны слышу свой голос:

– Проведи кончиками пальцев вдоль спины – до самого низа…

Граф молча выполняет приказ – и я выгибаюсь ему навстречу. Его ладони скользят по моей спине, я постанываю, извиваюсь – и, кажется, вся состою только из этой чувствительной зоны.

Ощущение от его прикосновений невероятное – такого я никогда не испытывала – но все же не могу позволить себе полностью потерять контроль.

– А теперь меняемся местами, – решительно произношу я. – Прислонись к столешнице, – отталкиваюсь от стола, обхожу Графа. – Раздвинь ноги так, чтобы я могла стать между ними.

Он подчиняется.

Я становлюсь между его ног и разворачиваюсь к нему спиной.

– Поцелуй мою шею.

Граф аккуратно отводит волосы за плечо, освобождая место для поцелуя. Прикасается ко мне губами чуть ниже уха, будто случайно задевает его носом и легонько дует – и от этого пол под ногами словно начинает покачиваться. Граф медленно проводит губами вниз по шее, до плеча, останавливается и, едва касаясь меня, спускает с плеча шлейку платья. Затем – вторую. Он покрывает поцелуями каждый только что открытый участок кожи. Иногда возвращается назад, повторяя языком путь, проложенный губами.

Когда мои оба плеча обнажены – быстро, чтобы не передумать – я выдыхаю:

– Стяни с меня платье до пояса.

Чувствую щекой улыбку Графа – или довольную усмешку.

Он легко выполняет мое пожелание – и тогда я прижимаюсь к нему спиной.

– Теперь положи ладони мне на грудь…

Сквозь тонкое кружево лифчика чувствую ладони Графа так явно, словно грудь обнажена. Какое-то время мы оба стоим, не шевелясь, привыкая к новым ощущениям.

– Ласкай мою грудь – и не прекращай, пока я не скажу остановиться, – шепчу я срывающимся голосом.

Граф сжимает ладони и, ощутив твердые соски, обхватил их пальцами. Крутит, оттягивает, отпускает… Легонько проводит ногтями по чувствительным вершинам, кружит вокруг, дразнит, возбуждает, играет…

Я теряюсь в волне захлестнувших эмоций. Непроизвольно приподнимаю подол платья, но, когда мои пальцы касаются горячей влаги на белье, – я замираю. «Что я творю?!..», – проносится в голове. Только сомнение длится доли секунды: Граф наклоняет голову, чтобы наблюдать за нашими действиями, – и губами задевает чувствительную зону под мочкой уха. Я сдаюсь – сама себе. Одной рукой отодвигаю край мокрых трусиков, а другой – нахожу свою самую чувствительную точку.

Я ласкаю себя руками под трусиками, а Граф ласкает мою грудь. Наши обоюдные прикосновения, и то, что Граф видит все это, и его сбитое дыхание на моей шее, и доказательство его желания – твердость которого я чувствую спиной – все это приводит к быстрому, яркому, сильному оргазму. Если бы не руки Графа, подхватившие меня, наверное, я бы сползла на пол…

Кажется, в объятиях Графа я пробыла очень долго, потому что выплыла из сладкого полузабытья только, когда почувствовала, что, почти раздетая, начинаю замерзать.

Ощущаю резкий запах гари. Граф словно читает мои мысли.

– Это был наш десерт – шоколадные кексы, – и выключает плиту.

Натягиваю платье. Все еще не решаюсь смотреть Графу в глаза. Он кладет ладони мне на плечи – и все во мне напрягается. Граф чувствует это – убирает руки.

Выдыхаю – и поворачиваюсь к Графу лицом.

Не получается расшифровать его взгляд. Потерянный, печальный? Он убирает прядь моих волос за ухо.

– Могу предложить шоколад без кексов.

– Я пойду.

Граф замирает. Приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но не произносит ни звука.

– Пожалуйста, застегни молнию, – снова поворачиваюсь к нему спиной.

Жду.

Наконец, молния ползет вверх.

– Не уходи, – он целует оголенную шею.

Я не отвечаю.

Иду в коридор, одеваюсь, прихватываю с тумбочки перчатки.

Не оглядываюсь – вдруг Граф смотрит мне след.

Выскакиваю из теплой уютной клетки Графа в ледяной океан осенней улицы.

В этой бесчувственной ночи я кажусь себе маленькой девочкой – Красной Шапочкой в огромном лесу. Я не испытывала такой неуверенности, шаткости, смятения с тех пор, как была ребенком. Эмоции постоянно бурлили во мне, но я всегда могла их обуздать. А теперь я будто стала беспомощной. Сегодня, чтобы уйти от Графа, мне пришлось переступить через себя. Смогу ли сделать это в следующий раз? Захочу ли?

Граф – хищник. Игрок. Эти поцелуи в шею, эти «не уходи» – его будни. Наверняка, я интересна ему только потому, что еще способна уйти. Ну, и, конечно, из-за моей истории. Она – главная причина, почему мне нельзя сближаться с Графом. Когда я закончу ее, мы с Графом окажемся по разные стороны пропасти. И, дай Бог, чтобы в наших руках не было револьверов.

Смахиваю неожиданную слезу тыльной стороной запястья.

Да, история…

Я всегда должна помнить об этом.

– Эй, Шахерезада!

Я оборачиваюсь – и губы против моей воли расползаются в улыбке. Глупая, глупая женщина…

– Я провожу вас, раз вы решились прогуляться. Места здесь неспокойные, а сна у меня все равно ни в одном глазу. Чувствую себя крайне… – он усмехается, – воодушевленным. Возможно, на меня благотворно повлияет прогулка и ваша история.

– Твоя история.

Граф недоуменно приподнимает бровь.

– Ужин получился великолепным, так что теперь мы на «ты», – поясняю я.

– Точно! – Граф легонько ударяет себя ладонью по лбу.

Затем приподнимает руку, согнутую в локте, – предлагает мне взяться. Я с удовольствием принимаю его предложение. Хотелось бы испытывать поменьше радости от того, что он снова со мной, – но сегодня я уже устала с собой бороться.

– Итак, преступление… – начинаю я и набираю в легкие побольше прохладного кристального воздуха.

Я влюблена в осень.

И, кажется, я влюблена в Графа.

– В следующую пятницу кое-что изменилось.

Глеб, как обычно, привез Ксению в Большой город, но потом она попросила высадить ее на ближайшем перекрестке. Впервые за шесть пятниц Глеб вечером вернулся домой один. Машинально закрыл за собой входную дверь – и прислонился к ней спиной. Постоял, прислушиваясь к звукам в доме, – и, в то же время, не концентрируясь на них. Прошел в спальню в обуви, в куртке. Сел на матрас. Встал, подошел к окну…

Когда все так шатко, зыбко, любое изменение привычных вещей кажется катастрофой. Вечер пятницы – время, когда Ксения всегда была рядом. А теперь тишина квартиры казалась враждебной – будто плохое предзнаменование.

Глеб снял куртку, разулся, завалился на матрас с учебником по основам экономики. Вынырнул из цифр только тогда, когда раздался стук в дверь. Захлопнул книжку – и рванул в коридор. На ходу глянул на часы – девять вечера. Обычно в это время он уже отвозил Ксению домой.

Посмотрел в дверной глазок – и отступил. Взглянул еще раз.

Какая-то женщина – не Ксения – в плаще из черной лаковой кожи, с длинными каштановыми волосами, стояла перед дверью, опустив голову – и что-то завязывала на затылке.

Подумал – и открыл дверь.

Перед Глебом стояла незнакомка, половину ее лица скрывала черная ажурная маска. Волосы, сияющие даже в тусклом коридорном свете, волнами спадали на плечи, змеились до груди. В ушах поблескивали камешками длинные сережки-ниточки.

Яркие красные губы приоткрылись в улыбке – и Глеб эту улыбку узнал. Овал лица, изгиб бровей, серо-голубые глаза – обжигающе яркие – такой оттенок радужки он встречал только у одной женщины.

– Ксения? – выдавил Глеб.

Она заулыбалась – и сняла маску. Но не перестала от этого быть незнакомкой. Волосы, макияж, лаковый плащ, сапоги на шпильке – Ксения словно превратилась в другую женщину. Глеб скользил по ней взглядом, цепляясь за привычную округлость бедер, венку на шее, крохотную родинку на скуле – доказательства того, что это его Ксения.

Она прошло мимо него, снимая на ходу плащ. А под плащом – только черное кружевное платьице, больше напоминающее комбинацию. Глеб сглотнул ком в горле.

– И что на это скажет твой муж? – от волнения Глеб едва выговаривал слова.

– Я к нему не вернусь. И он мне не муж.

– Нет? – Глеб присел на матрас, чувствуя, как пол уходит из-под ног.

– А ты думал, что развлекаешься с чужой женой?

Глеб поморщился. Ему не нравилось слово «развлекаешься», произнесенное в этом контексте, – равно как и «чужая жена».

– Мой бедный, несчастный Стрелок… – Ксения бросила плащ рядом с Глебом, поправила сетчатые чулки. – А что на это скажешь ты?

Глеб, застыв, просто смотрел на нее. Ему казалось, этот мир рушится, – и вместо него возводится новый, неизведанный.

– Эта… – он сделал витиеватый жест рукой и облизал губы, – одежда… – и не договорил.

– Я же вижу, что нравится, – Ксения глянула на него из-за плеча. – Это просто костюм.

«Просто костюм…» – эхом про себя повторил Глеб. В нем медленно закипала злость. Потому что Ксения дразнила его. Потому что называла бедным и несчастным. А еще – потому, что эта девица в чулках не похожа была на его Ксению, но его все равно к ней тянуло – так, что на месте не устоять.

– Муж! – усмехнулась Ксения. – Ох, Стрелок, как же тебе, наверное, нелегко пришлось с твоими-то принципами… Разбил сердце прекрасной девушке – кажется, Лана ее зовут? Соблазнил чужую жену…

Глеб вскочил с матраса и оттеснил Ксению к столу. Она замерла, зажатая между его руками. Привычная и любимая игра – почти касание.

– Не очень-то и разбил… – едва сдерживая эмоции, Глеб укусил ее за мочку уха.

– Больно!

– Знаю… – он укусил ее за подбородок.

– Ох!..

– Потому что хватит со мной играть! Я же могу и разозлиться…

– Мой пылкий влюбленный Глеб… – Ксения обвила его шею руками. – С чего ты взял, что Лане не больно? – она провела кончиком языка по его губе – и отстранилась.

Глеб, словно магнит, потянулся за ней.

– Я видел ее с другим парнем – крутая тачка, крутые шмотки… – едва он коснулся ее губ, Ксения повернула голову – и поцелуй пришелся на щеку.

– Неужели ты думаешь, что она повелась на это?

– Лана поцеловала его – при мне, – Глеб положил ладонь Ксении на затылок – не увернуться.

Снова между их губами оставались лишь миллиметры. Крошечное расстояние, которое вызывало в нем не меньше желания, чем прикосновение. Глеб заметил, что дыхание Ксении участилось – и от этого ему стало не по себе.

– Лана это сделала специально – потому что все еще помнит тебя, – Ксения провела кончиком носа по его щеке, скуле – к уху. – Мой маленький, глупенький Глебушек…

Глеб резко отстранился. Ксения играла с ним – да еще и в открытую. Назвала его этим мягким аморфным словом. А, вдобавок ко всему, заставила думать о бывшей девушке.

– Если он тебе не муж – то кто? – перевел тему Глеб.

– Знакомый.

– Знакомый?!

– Да. Благодетель.

– И что за благие дела он вершит?

– Укрывает меня от плохих людей.

Глеб едва заметно покачал головой. Этим вечером новые сведения о Ксении обрушивалась на него, как цунами. Волна за волной.

– Он увез тебя отсюда, но позволяет каждую пятницу возвращаться? Одной?

– Не позволяет. Он не знает. Пьет.

– Каждую пятницу?! У него что, традиция такая?

– Если сам не пьет, я ему наливаю. Пятница – мой день.

Глеб прошелся от стены до стены. Зажмурился, потряс головой, сжал переносицу – и все равно не смог вместить в себя все то, что слышал. Остановился посреди комнаты, глядя на Ксению так, что она перестала улыбаться.

– Ты спаиваешь его, чтобы заниматься своими делами? Теми самыми, из-за которых тебе пришлось бежать с этим стариком, жить с ним?.. Что-то опасное. Наверняка, противозаконное… И ты втягиваешь в это меня?!

Ксения прищурила глаза.

– Ты можешь отказаться.

– Конечно же, я не откажусь, – то сжимая, то разжимая кулаки, ответил Глеб – едва ли ни прошипел. – Но ты была права, я потребую кое-что взамен.

– И что же это?

– Ты знаешь.

– О, ты становишься мужчиной, – ответила Ксения холодно, с насмешкой.

– Ты можешь отказаться, – в тон ей произнес Глеб.

– Конечно же, я не откажусь! – зло бросила Ксения и так быстро прошла мимо Глеба на кухню, что на него словно ветром повеяло.

«Упрямая! Гордячка! Ведьма!», – как по кругу, повторял про себя Глеб, сжав зубы. И сам не заметил, как успокоился, стал думать о ней с прежней страстью и нежностью: «Упрямая… Гордячка… Ведьма… Моя…»

Не любит. Ну и пусть. Не гонит же. И не прогонит – потому что он нужен ей. А, значит, у него есть время привязать ее к себе.

– Мы пришли, – я поворачиваюсь лицом к Графу – и улыбаюсь самой себе, осознав, что, лишь стоит бросить взгляд на его губы, – тотчас же появляется мысль о поцелуе.

– Спасибо за интересную историю, Шахерезада.

Граф берет меня за руку – и галантно, не отпуская моего взгляда, целует мне пальцы.

Я невольно облизываю губы.

– Сладких снов, Шахерезада.

– Сладких снов, Граф.

Еще некоторое время мы стоим неподвижно, глядя друг другу в глаза. Затем Граф разворачивается и уходит.

Я дожидаюсь, пока его черное пальто исчезает в утренних сумерках. Затем протягиваю руку, чтобы открыть дверь подъезда, – и замираю, услышав рев мотоцикла. Черный «Судзуки» плавно подкатывает к ступеням и останавливается напротив меня. Мотоциклист снимает шлем – и мой взгляд цепляется за разорванную мочку уха.

– Вас ждут, – говорит мотоциклист, – и протягивает мне второй шлем.