Текст книги "Сто и одна ночь (СИ)"

Автор книги: Анастасия Славина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 7

Понтиак плывет по пустынной ночной улице. Играет легкая музыка. В салоне приятно пахнет свежестью. Дотрагиваюсь до кожаной обивки кресла – и не чувствую его прохлады – кончики пальцев по-прежнему ледяные.

Мы с Графом едем ко мне домой.

Смутно помню свое первое свидание, но, уверена, что тогда я и близко не волновалась так, как сейчас, сидя в этой просторной машине. Сердце колотится – и никакая спокойная музыка не способна вернуть его к прежнему ритму. Пытаюсь разобраться, что я чувствую, но это приводит еще к большему хаосу в мыслях. Граф и представить не может, насколько его Шахерезада сейчас уязвима.

Я вовсе не жалею о поцелуе.

У меня небольшой опыт такого рода контактов. Но, думаю, это легкое касание губ и короткое – но очень чувственное – прикосновение языков – словно слабый удар тока – вполне может претендовать на звание лучшего поцелуя в моей жизни. Нечасто со мной такое случалось – чтобы хотелось продолжения. И еще никогда не было так сложно остановиться.

Губы разомкнулись, но еще несколько мгновений лица находились так близко, что смешивалось наше частое дыхание. А потом я заявила, что на сегодня история закончена, и мне пора. Граф вызвался меня подвезти. Мне следовало отказаться – но в эту ночь со мной явно творилось что-то странное.

После поцелуя поведение Графа изменилось: он стал притихшим, задумчивым, а по отношению ко мне – машинально предусмотрительным. Когда Граф подавал мне пальто или открывал дверь машины, – казалось, в мыслях он находился где-то далеко. Странно, что он еще останавливался на красный. Впрочем, я и сама чувствовала себя не лучше. У меня чесались подушечки пальцев – настолько хотелось потрогать губы там, где они касались губ Графа.

Черт, неужели это происходит на самом деле?!. Я едва не пропускаю поворот к своему дому.

Снизив скорость, Граф наклоняется к лобовому стеклу, чтобы получше рассмотреть дом, к которому мы подъехали, – присвистывает.

– Так вот, значит как… – теперь он выглядит куда бодрее – словно ему плеснули в лицо ледяной водой.

Уверена, он не ожидал, что дом Ксении в скандинавском стиле я списывала со своего.

– Вы же по другому адресу зарегистрированы… – заинтригованно произносит Граф, скользя взглядом по окнам.

– Как и треть жителей нашей страны, – выхожу из машины, обтягиваю юбку. Хорошо, что эта ночь закончилась. Мне очень нужна передышка. – Спасибо, что подвезли.

Направляюсь к подъезду – и слышу голос Графа позади себя:

– После такого вы просто обязаны показать мне квартиру.

Замираю.

Надеюсь, под «таким сюрпризом» он имел в виду дом, а не спонтанный поцелуй.

Лихорадочно соображаю, есть ли в квартире то, что Графу не следует видеть. Думаю, – нет. Только записи в лэптопе, но они защищены паролем.

– Понимаю ваше любопытство. Но, в отличие от вас, мне рано вставать, так что…

– Шахерезада… – теперь его голос звучит прямо у меня над ухом – и я вздрагиваю от неожиданности. – Мне очень хочется узнать, как выглядит ваша квартира. И ради этого я готов на отчаянные меры.

– Любопытно… – совсем, совсем не любопытно, я не хочу этого знать! Просто, оказывается, мне безумно нравится, когда слова произносят таким приглушенным голосом… на ушко.

– Если вы откажете мне, я вас поцелую. И вовсе не так, как это делают в начальной школе, – в словах Графа нет и тени заигрывания.

Его намек на мой «школьный» поцелуй – впрочем, как и сама угроза – приводит меня в чувства. Что бы я не испытывала, с меня на сегодня хватит прикосновений.

– Если поклянетесь держать дистанцию.

Граф поднимает руки. Он совершенно серьезен.

– Думаю, этой ночью вы убедились, что я способен себя контролировать.

Нет, он все-таки издевается.

– Следуйте за мной, Граф.

Жестом показывает: «Только после вас».

– Говорить я вам не запрещала.

– Лучше говорите вы. Так значит, теперь наш Глеб живет в этом самом доме?..

– Да, в этом самом доме. И ходит по тем же самым ступеням, по которым сейчас поднимаемся мы.

У Глеба наступили непростые времена. Он привык думать – а когда много думал, находился правильный ответ или, хотя бы, направление, куда идти. Но теперь его мысли словно зациклились, как та песня, которая звучала во время его близости с Ксенией. О чем бы Глеб ни размышлял – каждый раз возвращался к исходной точке: он живет в квартире замужней женщины, от которой сходит с ума, и которая не испытывает к нему никаких чувств, кроме, разве что, жалости. Не гонит его, но и не подпускает близко. Кормит с рук – но только тогда, когда захочет сама. У них не может быть отношений, не может быть будущего, – но уйти из этой клетки в скандинавском стиле тоже невозможно. Будто воздух за пределами стен разряжен, и, если однажды не вернешься сюда, – то погибнешь.

Мысли проникали в сны. После таких ночей Глеб весь день чувствовал себя разбитым. Иногда он не спал вовсе. Как-то утром лежал в наполненной ванной – вода подступала к его подбородку – и, глядя мутными от недосыпания глазами на свое тело, искаженное сверкающей рябью, думал о том, что мир не остановился бы, усни он прямо сейчас.

– В этой самой ванной? – Граф поворачивает кран и так внимательно следит, как вода в брызги разбирается об эмаль, словно проводит важный эксперимент.

– В этой самой.

Я немного напряжена. Но нет – ванна не даст ему ни одного ответа. Эта ниточка ни к чему не привязана.

Граф выпрямляется. Застывает.

– Ты живешь не одна? – нахмурив брови, спрашивает он и кивком указывает на две зубные щетки в стеклянном стаканчике.

– Просто… – вот поэтому я и не люблю принимать гостей. Мой мир – мои странности. – Утром и вечером я чищу зубы разными щетками.

– С чем это связано? – в его голосе столько любопытства, будто мой ответ – это ключ к пониманию меня в целом.

– Мне так удобно.

– Конкретнее?

– Отвечаю конкретнее некуда: это не ваше дело, Граф.

Он не спорит. Цепляет взглядом махровый халат на вешалке, баночки с кремами. Смотрю на него – и не могу поверить: Граф в моей ванной комнате. Тот самый Граф…

– Разрешите пройти?

Замечаю, что, стоя у двери, закрываю ему проход, – и отступаю. Граф продолжает по-хозяйски разгуливать по квартире. Хлопает дверцами кухонных шкафчиков. Пристально рассматривает шляпу с перьями, висящую на ширме.

– В квартире Ксении не было кровати, – говорит он, указывая на матрас, накрытый пледом. – И стола с лэптопом.

– Просто я еще не дошла до этого момента. Не думала, что вы так быстро окажетесь у меня в гостях.

– То есть вы думали, что когда-нибудь окажусь… – передергивает он.

Вместо ответа я прикрываю ладонью зевок.

– Подождите, не засыпайте, – просит Граф. – Я знаю, как вас взбодрить.

Подходит к лэптопу и шевелит мышку. Экран загорается – и в груди у меня холодеет. «Пароль», – напоминаю я себе.

– Не надо меня бодрить, – в моем голосе появляется напряжение. Граф улавливает это, поворачивает голову и, не убирая ладони с мышки, чиркает по мне взглядом. Странно, что искры не высекает. – Просто дайте мне поспать.

– Это очень негостеприимно… – оставляет лэптоп в покое. Заходит за ширму. Вижу, как шевелятся крючки вешалок-плечиков, на которых весит моя одежда. – Ложитесь-ка, Шахерезада, на кровать.

Я мученически поднимаю взгляд к потолку.

– Только после вашего ухода. Стесняюсь при вас переодеваться.

– Я не предлагаю вам спать. Я предлагаю вам лечь, – раздается в ответ.

– То есть уходить вы не собираетесь.

– Конечно, собираюсь! – Граф появляется из-за ширмы, приложив к груди вешалку с алым вечерним платьем – «Как вам? Нет? Ну, ладно» – и снова исчезает. – Эта квартира для меня слишком тесная. Но перед уходом я собираюсь поступить с вами так же, как вы поступили со мной.

Приподнимаю бровь.

– Украсть у меня кольцо?

– Да нет же! Как вы поступили со мной сегодня ночью. Я расскажу вам продолжение вашей истории, – он аккуратно задвигает за собой ширму и подходит ко мне.

Я не отступаю, хотя чертовски хочется это сделать. И, вместе с этим желанием, в голове вспыхивает картинка – я в костюме Шахерезады приближаюсь к губам Графа, сидящего с закрытыми глазами…

– Смотрю, вы оживились, – тотчас же отзывается Граф. – Думаю, у меня получится заглянуть в ближайшее будущее нашего героя. Ведь если в доме появились кровать, стол и лэптоп, значит, Глеб перестал истерить и взял себя в руки. Наверняка, нашел подработку – думаю, не в его характере брать деньги у отца. Кем бы он подрабатывал, Шахерезада?.. – Граф словно невзначай перекладывает прядь моих волос с груди за плечо. Это нельзя назвать прикосновением, но тело реагирует – правда, странным образом – кровь приливает к щекам. – Я бы на его месте устроился в автомастерскую – раз он в этом спец. Работа, наверняка, его взбодрила, укрепила, так сказать, его внутренний стержень… Вы ляжете или нет?

– Да-да, ложусь… Очень любопытно…

– И тогда Глеб, снова почувствовав почву под ногами, ринулся в бой… Нет, не накрывайтесь… Просто лежите… Да, именно, на боку… – Граф садится рядом со мной. Расстояние между нами сложно назвать безопасным, и сердцебиение снова набирает обороты. Но он больше не приближается. Просто смотрит на меня сверху вниз – чуть снисходительно, чуть ласково – словно только что одержал надо мной маленькую победу. – Так вот… Теперь я отлично представляю следующую пятницу Глеба…

– На первый взгляд, все было, как в прошлый раз.

Он отвез Ксению в Большой город на ее же машине. Скорее всего, там состоялась какая-то встреча – не важно. Главное, что теперь Глеб не следовал за Ксенией по баракам, не пытался нарваться на драку, не паниковал. Он дожидался ее в машине, тщательно выбритый, в новой рубашке, пахнущий недавно купленным одеколоном. Когда Ксения вернулась, вопросов он не задавал. Вернее, задал – но только один:

– Поедешь посмотреть, что я натворил в твоей квартире?

А если читать между строк: «Согласишься ли ты снова остаться со мной наедине?»

Ксения опустила голову, задумалась. Глеб ждал, прищурив глаза, перебирал пальцами гладкие и прохладные орехи каштанов в кармане куртки – словно бусинки четок. Он был готов к отказу – но Ксения согласилась.

И да – Глеб в самом деле купил матрас. Перевез удобный стол, за которым работал на ноутбуке. А еще Глеб тщательно подготовился к этому вечеру: в холодильнике лежало мясо для отбивных, а на балконе стояла бутылка… допустим, Кьянти.

Пока Ксения по его заданию выискивала новшества в квартире, Глеб настругал салат из свежих овощей – пригодился опыт жизни без матери.

– Готовишь?.. – улыбаясь, спросила Ксения и стащила ломтик зеленого перца прямо из салатной миски. – Ммм… Какая же я голодная!

– Эй, отдай! – Глеб попытался выхватить его, но Ксения увернулась. – Воришка! – прокомментировал он – и тут же получил компенсацию – надкушенный кусочек.

Аккуратно, не дотрагиваясь до Ксении, взял его губами из ее рук. И тот обмен взглядами, который произошел, заставил сердце Глеба биться чаще.

– Слишком тихо – не находишь, Стрелок? – Ксения села на подоконник и на полную громкость включила на мобильном «Lost On You» LP. – Так лучше?

Вместо ответа Глеб стал в такт музыке дирижировать деревянной лопаткой, которой только что переворачивал скворчащие отбивные.

– О, а это что? Кьянти?! – Ксения едва ни прижалась лбом к балконному стеклу. – Откроем?

Мурлыча себе под нос песню, Глеб кивнул. Вытер руки о полотенце, откупорил бутылку. Его заполняло приятное чувство – когда кажется, что все идет по плану, и любое отступление, любой экспромт только приближает к цели.

Ужинали в спальне, прямо на полу, расстелив плед. Музыка становилась все чувственнее – или Глебу так казалось?..

Ксения расцветала, и Глеб все не мог на нее насмотреться. Он любовался этим диким экзотическим цветком, наслаждался его видом и ароматом, зная, что прикасаться к нему нельзя, – даже попытки не делал. И, возможно, из-за этого Ксения чувствовала себя такой раскованной. Она хохотала над его репликами, касалась пальцами своих разгоряченных щек, подтрунивала над ним. По ягоде скормила ему с рук гроздь винограда, пока они вспоминании слова песен любимой обоими группы «Битлз». Послушали ее. Переключились на джаз. А потом Глеб предложил Ксении сыграть в «Дубль».

– Правила просты, их поймет даже опьяненная Кьянти женщина, – Глеб поправил стопку круглых карточек, две из них положил на пол рубашками вниз. – Кто первый увидит одинаковые картинки, тот называет изображение и накрывает карточки рукой… На что играем?

– На желание, – предложила Ксения, и Глебу показалось, что в тот момент улыбались только ее губы – не глаза.

Игра получилась шумной, суматошной и невероятно азартной. Они едва не подрались из-за карточек, которые выхватили одновременно. Глеб поддавался, дразнил ее, но ближе к финалу выиграл.

– Хочу отыграться! – потребовала Ксения, принимая бокал с новой порцией вина.

– Хорошо, – купаясь в ее блестящих, чуть влажных глазах, ответил Глеб. – Только теперь играем на признание.

Ксения снова проиграла.

– Похоже, мне должно повезти в любви, – заключила она и подбросила карточки над головой – настоящий бумажный дождь. – …Я устала.

И в тот момент они поняли, что после половины бутылки вина Глеб не может отвезти ее домой. Других вариантов Ксения искать не стала. Разделась за ширмой, закуталась в простыню. Она сама предложила Глебу переночевать рядом с ней – больше было негде. Только никаких прикосновений – иначе отправит его спать на пол.

Ксения заснула мгновенно, а Глеб все лежал, подперев голову рукой, и смотрел на ее силуэт, скрытый под простыней. На простыню, тугую толстую косу Ксении, шею и крохотный неприкрытый участок плеча ложился ровный голубоватый лунный свет – и, казалось, что эта картинка не настоящая, а фото, или кадр из фильма, или инсталляция в музее.

Никаких прикосновений.

Но ради этих мгновений Глеб продал бы душу дьяволу. Еще раз…

– Вы хорошо прочувствовали моих героев, Граф. Мне невыносимо приятно… Или просто невыносимо… В любом случае, я прошу вас уйти. Уже поздно.

Сейчас, в темноте, Граф лежит примерно так же, как Глеб, а я, соответственно, исполняю роль Ксении. Чувства, которые мои герои испытывали друг к другу, настолько наэлектризовали пространство квартиры, что просочились в реальность. Я чувствую влечение, которое испытывала Ксения, ее любопытство – и ее страх. А еще я чувствую на себе жажду обладания Глеба – физически – мурашками по коже. Ненасытность, жадность, раздирающие его эмоции… Поэтому я хочу как можно быстрее избавиться от Графа.

– Вы рискуете пропустить самое интересное… – не сдается он.

Это вряд ли. Потому что «самое интересное» сегодня со мной уже произошло – когда я поцеловала Графа.

Даже по первому касанию можно понять – а, тем более, это легко сделать тому, кто чувствителен к прикосновениям – что ты совпадаешь с другим человеком. Такое совпадение – редкое явление. Оно рождает притяжение – и даже зависимость. И мне безумно жаль, что таким человеком для меня стал Граф. Потому что наша война не может окончиться перемирием – кто-то обязательно проиграет. И я готова на все, чтобы этим «кем-то» оказался Граф.

– И все-таки я выбираю сон.

– Шахерезада, а кто вам сказал, что у вас есть выбор?

И быстрее, чем я успеваю возмутиться, Граф прикладывает указательный палец к моим губам. Я замираю, почувствовав его прикосновение, а он продолжает свою историю.

– Утренний свет серыми тенями ложился на обнаженное тело Ксении, спящей на боку. Светало, но небо было затянуто тучами, и контуры ее тела терялись в том неверном освещении.

Глеб смотрел на ее пышную грудь с темными припухшими ореолами сосков. На бедра, плотно обмотанные простыней. На плавную линию плеч. Любуясь, рассматривал веснушки на ее плече – и не верил своему счастью: Ксения – здесь, рядом с ним, он мог бы в любой момент прикоснуться к ней, накрыть ее губы своими, провести по ним языком, немного нажать, чтобы проникнуть внутрь… Но пока Глеб, конечно, не собирался этого делать. Он собирался сделать кое-что другое.

Глеб наклонился к ее ушку и пошептал, касаясь его дыханием:

– Любимая… – очень тихо, чтобы Ксения не смогла расслышать его голос сквозь сон. И уже громче: – Просыпайся… – и все-таки не удержался и прикусил мочку ее уха.

Ксения издала тихий звук – словно полу-вздох – и открыла глаза.

– Ты готова выполнить мое желание? – все также на ухо прошептал ей Глеб и, не касаясь пальцами кожи, убрал с ее лба светлую прядь. – Поиграешь со мной?

Ксения сонно заморгала, натянула на себя простыню – и улыбнулась. Глеб едва сдержался, чтобы не сгрести ее в охапку, не зацеловать. Он дождался, когда она кивнула, и продолжил:

– Я стану твоими руками. Буду делать с тобой все, что захочу – но при этом ни разу тебя не коснусь.

Глеб увидел интерес в ее глазах. Ксения прикусила губу.

– Закрой глаза и представь, что твои руки – мои.

Ксения подчинилась.

– Теперь положи свою руку себе на шею… Проведи кончиками пальцев до плеча, затем по ключицам, к ямочке между ними… Проведи ладонью до груди… А теперь обхвати свою грудь руками, сожми ее… – Глеб на секунду прикрыл глаза. Выдохнул. – Найди соски и захвати их между большим и указательным пальцем. Погладь соски, сильнее… Потяни их вперед немного и чуть проверни… Нравится?

Он видел, что нравится, – Ксения облизала губы, ее дыхание участилось. Глеб едва сдерживал себя, чтобы не положить свои руки на ее ладони. Но это было бы против правил.

– Покажи, как ты ласкаешь свою грудь языком.

Только от того, что он произнес эту фразу, во рту стало сухо. Глеб смотрел, как Ксения обхватила грудь снизу, приподняла ее – и потянулась язычком к торчащему соску. Вот она провела языком вокруг соска, подразнила вершину – у Ксении и Глеба одновременно вырвался стон. Глеб вцепился в простынь так, что побели костяшки пальцев.

Ксения увлеченно ласкала свою грудь, и Глеб вдруг осознал, что ревнует – глупо, дико, иррационально, глубоко. И даже понимание, что он ревнует Ксению к самой себе, его не привело его в чувства. Чуть более резким тоном, чем хотелось бы, он скомандовал:

– Хватит! Остановись!.. Спускайся ниже.

Ксения недоуменно приоткрыла глаза и посмотрела в него. Глеб не знал, что именно она заметила, но это вызвало у нее хулиганскую улыбку – и, прежде, чем послушаться, она прикусила свой сосок, глядя Глебу в глаза. Его терпение было на пределе. Глеб вскочил.

– Ложись на спину! Передвинься чуть ниже! Раздвинь ноги и согни их в коленях!

Когда Ксения подчинилась, Глеб сел на пол у ее ног, чтобы видеть влагу, уже размазанную по ее бедрам, ее набухшие складочки.

– Приоткрой себя.

Ксения раскрылась перед ним окончательно.

Как же ему хотелось погрузить язык в эту влажную вязкость…

– Войди в себя.

Она провела своим пальчиком по всей длине между складочек и медленно вошла в себя.

– Глубже, резче, задержись… Еще… Выйди, – приказал он, когда увидел, что Ксения уже возбуждена не меньше его.

С небольшой задержкой, но Ксения послушалась.

– Я хочу, чтобы ты довела себя до оргазма, лаская клитор. Начинай… – «любимая», – добавил он про себя.

Двумя руками Ксения приоткрыла складочки. Указательный палец лег на клитор – и начался танец. Она стонала, ее бедра ритмично двигались, движения ускорялись. Глеб, больше не в силах терпеть, наплевал на правила – вошел в нее языком. Подстроился под темп движения – и поймал судороги ее оргазма…

– Как вам моя история, Шахерезада? – вежливо интересуется Граф.

Долго молчу.

– Нормально, – наконец, выдавливаю я.

– Странно… Выражение вашего лица и ваша поза говорят о том, что вам очень понравилось.

– Уже поздно. Или рано… В общем, выметайтесь из моего дома, Граф! Иначе в следующую ночь я не открою вам дверь.

Граф улыбается глазами – ему нравится моя шутка.

– Нескучной ночи, Шахерезада, – целует меня в висок – и уходит.

Я слушаю, как звук его шагов на лестнице становится все тише.

Потом раздеваюсь, залезаю под плед и начинаю руками по своему телу повторять все то, о чем только что рассказывал Граф.

(8 глава в процессе…)

ГЛАВА 8

Я не просыпаюсь – вздрагивая, вырываюсь из сна. Впервые за все время жизни в этой квартире – за полгода – я слышу этот звук – стук в дверь. Причем не обычный – словно молотят каким-то предметом. Сердце колотится так, что, кажется, прорвет грудную клетку.

– Тук-тук-тук.

Сажусь на край матраса. В голове гудит, как на утро после вечеринки. Жмурюсь от яркого утреннего света.

– Тук-тук, тук-тук-тук.

Не отрывая взгляда от колонны, которая заслоняет входную дверь, заматываюсь в простыню и на цыпочках двигаюсь к источнику звука.

– Тук-тук-тук, тук-тук.

Приближаюсь к дверному глазку – и тотчас же отступаю.

– Да ладно, Шахерезада. Я знаю, что ты там.

Блефует. Но я все равно открываю дверь: в его руках подставка с двумя пластиковыми стаканчиками кофе.

– Обязательно барабанить на весь дом? – подтягиваю простыню до подбородка и пытаюсь вспомнить, когда это мы перешли на «ты».

Вспомнила. Не переходили.

– Ты так долго не открывала… Я решил, может, нужно отстучать какой-нибудь пароль – вот и пробовал разные варианты, – для примера он еще пару раз ударяет рукояткой трости о дверь.

– Ага… Пароль…

Смысл его появления – в моей квартире, утром – понятен. Я вмешалась в его личную жизнь – теперь он вмешивается в мою.

– Кухня налево, – вдыхаю аромат кофе и, оставив дверь открытой, иду в спальню переодеваться.

Натягиваю джинсы, майку, выхожу из-за ширмы – и едва не врезаюсь в Графа.

– Я же сказала…

– Я знаю, где кухня.

Он слишком большой, чтобы я могла вытолкнуть его силой. Но мне очень, очень, очень не нравится, что происходит.

В душ я точно при нем не пойду. После его вчерашнего рассказа я даже спиной поворачиваться лишний раз к нему не хочу.

Граф словно читает мои мысли. Его взгляд вдруг становится серьезным – даже заиндевевшим.

– Я подожду вас в машине. Не забудьте куртку, – он отдает мне подставку со стаканчиками кофе – и уходит, постукивая тростью.

Пожимаю плечами. Сегодня я спала три с половиной часа – ощущение невесомости беспокоит меня сильнее, чем причина перепадов настроения Графа.

И только потом понимаю, что не спросила, с какой стати мне идти к нему в машину.

После душа, двух порций кофе и тоста с сыром я снова в строю. Сижу за столиком на кухне, допиваю латте и наблюдаю сквозь занавеску за машиной Графа. Какой же я была умницей, когда решила перед этой аферой снять квартиру. Ничего не предвещало, что она мне понадобится, – обычная перестраховка. А теперь, Крис, представь, что Граф ждет тебя у крыльца твоего настоящего дома… Кофе застревает в горле – я шумно откашливаюсь.

Моя история повернула не в ту сторону. Мои отношения с Графом повернули не в ту сторону. Безотчетно, по собственной воле, я впустила его в свою квартиру. Да я поцеловала его!

А что если, ощущая власть над Графом, я, на самом деле, как поезд, который свободен в выборе маршрута только по уже проложенным рельсам? Рельсы, конечно, прокладывает Граф. Вдруг я что-то упускаю и уже давно играю по его правилам? Он намного жестче, чем хочет казаться, – и намного хитрее. Иначе ему бы не удавалось выходить сухим из всех авантюр, связанных с написанием книг.

Уверена, переживая с Графом страстный роман, Катрин из его «Иголки для бабочек» – дочь одного из богатейших людей страны – понятия не имела, что он всему миру расскажет о ее тайне. До встречи с Графом она оказывала дорогие интимные услуги – исключительно дабы пощекотать себе нервы и насолить родителям. После шикарного полугодового романа, за которым следили все таблоиды, последовало не менее громкое разоблачение Катрин. Книгу Графа мгновенно смели с прилавков.

Хватаю куртку и выбегаю во двор. Стучу по стеклу со стороны Графа. Дожидаюсь, пока оно опустится.

– Я никуда с вами не поеду.

– Поедете.

– Затащите в машину силой?

Он так глянул – словно у меня жаба изо рта выскочила.

– Зачем же. Вы сами сядете…

– Не думаю.

– …Когда узнаете, что я хочу вам рассказать о себе кое-что, не известное никому.

Прищуриваю глаза. Заманчиво. Но я так быстро не сдамся.

– С чего вы взяли, что это мне интересно?

– Потому что по какой-то причине вам интересно во мне все. Особенно, мои тайны. А то, что я хочу вам показать, – это концентрированная тайна.

Сажусь на переднее сидение. Обдумываю слова Графа. Зачем ему рассказывать мне свои тайны – если только он не собирается получить что-то взамен.

Солнце слепит глаза. Щурюсь, опускаю козырек – не помогает.

– Возьмите мои, – Граф протягивает мне солнцезащитные очки.

– Предпочитаю, чтобы дорогу, в первую очередь, видел водитель.

– Возьмите! У меня есть еще пара, – бросает на меня короткий насмешливый взгляд. – Откуда столько удивления у девушки с двумя зубными щетками в стаканчике?

Усмехаюсь, но очки беру. Смотрюсь в отражение зеркала на козырьке. Хм. Красиво. Оказывается, мне весьма идут черные большие стекла. На светофорах водители соседних машин заглядываются на меня. Или на Понтиак…

Через четверть часа вылетаем на трассу. Осень буйствует. Золотое солнце, пронзительно-синее небо, пестрая листва. Узкая, чуть влажная после дождя, дорога словно специально извивается, чтобы показать побольше красот.

– Так что вы скажете по поводу моей истории о Глебе? – спрашивает Граф таким тоном, словно мы только что с ним об этом разговаривали, но внезапно прервались.

Первым на его вопрос реагирует мое тело. Прикрываю глаза, чтобы обуздать свои ощущения. Да, я помню, как изнывала, слушая описание Графом интимной сцены, как пыталась дышать ровнее – ведь Граф находился так близко; как радовалась, что в комнате темно. А еще я очень хорошо помню, что делала, когда Граф ушел – но в моих фантазиях он все-таки остался…

– Не думаю, что Глеб любит готовить, – внезапно охрипшим голосом отвечаю я и роюсь в сумке в поисках бутылочки с водой. Очень хочу пить – и очень не хочу смотреть Графу в глаза.

– Не думаете? Или знаете наверняка?.. Впрочем, не отвечайте. Я сочинил ужин лишь потому, что сам люблю готовить. Вплел в историю немного личного – как это делаете вы.

– Граф, смотрите на дорогу!

– А вы не отвлекайте водителя, так прикусывая губу!

Улыбаюсь. Делаю пару глотков.

– Дайте мне, – требует Граф.

Протягиваю Графу бутылку и, наклонив голову, смотрю, как он касается ребристого горлышка губами – там, где только что были мои губы. Тотчас же вспоминаю, как целовала Графа. Тело снова мгновенно реагирует… Не представляла, что поездка будет настолько адской.

– И не думаю, что Глеб настолько осмелел… с Ксенией… на матрасе, – машинально делаю еще несколько глотков.

– Язык был лишним? – интересуется Граф совершенно невинным тоном.

В который раз радуюсь, что он одолжил мне солнцезащитные очки.

– На мой взгляд, время прикосновений еще не настало, – я тщательно взвешиваю слова. – Но. Подобного рода близость между ними, наверняка, происходила все чаще и чаще… Вы весьма проницательны, Граф.

– На самом деле, Крис, я запутался в вашей шараде. Все мои предположения заходят в тупик. Похоже, в этой истории вымысла больше, чем правды. Вы старательно заметаете следы – и все же не настолько хорошо, чтобы я потерял надежду докопаться до сути. Идеальных преступлений не бывает. Вот и вы попадетесь на мелочи, так и знайте.

– Любопытно, что вы заговорили о преступлении… – я откидываюсь на спинку кресла. Граф внимательно смотрит на дорогу, но, уверена, ловит каждое мое слово. – Потому что именно сейчас Ксения садится на край матраса, подтягивает к себе ноги и аккуратным, но настойчивым движением закрывает книгу, которую читает Глеб…

– Повремените со сказкой, Шахерезада, – останавливает меня Граф. – Мы приехали.

Увлеченная своими переживаниями, я впервые за долгое время смотрю в окно машины – и кровь отливает от лица.

– Неужели вы ни разу здесь не были? – Граф открывает мне дверь. Я выхожу, путаясь в ногах. – Или вы не ожидали, что об этом месте знаю я?

И то, и то другое, Граф.

Я чувствую легкую тревогу от того, как много он знает, но куда острее я ощущаю трепет и что-то, похожее на преклонение. Впервые вижу дом моего Глеба воочию, а не на фото. Это строение – пусть и заброшенное, обветшалое, с криво заколоченными окнами – выглядит величественно. Оно – словно живой организм. По влажным деревянным стенам ползет виноград, зеленые листья кажутся прозрачными на солнце. На крыльце, подставив пушистое брюшко теплым лучам, лежит толстый рыжий кот – лениво отмахивается от мухи. Из разбитого стекла, между прибитыми досками, из дома выпархивает воробей. На широком балконе второго этажа растет береза, трепещут яркие желтые листочки.

Ветер дует чуть сильнее – и на голову, словно серпантин, кружа, осыпаются золотые кленовые листья. Один из них падает мне на плечо.

– Это вам, – я протягиваю листок Графу.

– Благодарю, – он сует подарок себе за пазуху. Затем поднимает с земли коричневый гладкий орех каштана. – А это вам. Теперь он будет не только у Глеба в кармане, но и у вас.

Прячу его в карман пальто – быстро и ловко, как заправская воришка.

– Пройдемте вовнутрь? – предлагает Граф.

Киваю.

Он достает из багажника лом и, как настоящий преступник, одним движением взламывает ржавый амбарный замок.

– Я первый, Шахерезада. Дом слишком старый – не до любезностей.

Граф необычайно заботлив. Или просто хочет первым увидеть то, что скрывается внутри.

Следую за ним в гостиную, совмещенную с кухней, – помещение занимает почти весь первый этаж. Граф ломом вышибает приколоченные к окну доски – и гостиную резко заливает густой солнечный свет.

Я испытываю странное чувство, похожее на ностальгию, но не свою (здесь я впервые), а чужую – ностальгию человека, полгода назад рассказавшего мне об этом доме.

Затянутые паутиной колесные диски – как медали, рядами висящие на стене – отбрасывают на пол солнечные зайчики. На широком столе стоит покрытый коричневым налетом граненый стакан с остатками полевых цветов. Стебельки похожи на паутинки: дотронешься – и они превратятся в пыль. Дверца сушилки над жестяной раковиной покосилась, и я замечаю посуду – всю одинаково темную от времени. На маленькой плите нахохлился ржавый чайник. Все старое, покрытое пылью и паутиной, изъеденное мышами и жуками, – но ощущение такое, будто дом продолжает жить без хозяев.

Делаю шаг вперед – и в широком солнечном луче взмывает облако пыли. Звонко чихаю. Граф оборачивается – будто услышал сигнал.

– После того, как вы рассказали об этом доме – в самую первую ночь, – я не мог успокоиться, потому что помнил, что где-то уже видел это строение – точь-в-точь таким, как вы его описали. Я перерыл все коробки на чердаке, с лупой изучил фото-архивы… Но нашел я дом вовсе не на фотографии, а на открытке. Эскиз, датированный тысяча девятьсот тридцать третьим годом. Тогда это строение принадлежало семье Кипельских. Еще немного работы в городском архиве – и выясняется, что в это время в доме проживало девять человек. Это почти тупик. Как узнать, кто из них – почти столетней давности – каким-либо образом связан с вами? Старики, родители и пятеро детей. Одного из детей звали Глеб, но он погиб во время войны. Еще трое не дожили и до тридцати – несчастные случаи, болезнь…