Текст книги "Совместимая несовместимость"
Автор книги: Анастасия Комарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
ГЛАВА 14
Закатный отблеск мягко падал на небольшую акварель над кроватью, подсвечивал холст коралловым прожектором. И от этого казалось, что изображенное на ней приморское утро больше похоже на вечер.
На желто-черном шерстяном пледе, почти сливаясь с ним, неустойчиво лежала большая шахматная доска. Деревянные фигуры блестели новым лаком – видно, что за долгую жизнь им нечасто приходилось выбираться из коробки. С кухни долетал, заставляя течь слюнки, запах печеного сладкого перца и жареного чеснока – тетя Клава целыми днями готовит свои вкусные запасы на зиму. Сейчас все побережье охвачено традиционным осенним помешательством – эпидемией консервирования. Приятно сознавать, что в этом не участвуешь.
Они вдвоем коротали время до ужина: вяло передвигали фигуры по доске, пытаясь изобразить что-то вроде партии. Каждый из них не притрагивался к шахматам как минимум лет пять, а Иван так вообще имел весьма относительное представление об этой игре мудрецов.
У Михаила Горелова был убитый вид.
Час назад Иван и сам убивал время, тупо уставясь в потолок якобы в поисках вдохновения. На самом деле без особого любопытства он прислушивался к звукам, доносящимся из-за тонкой стены, что отделяла его комнату от Мишкиной. После пары минут жалобного, плачущего писка кнопок мобильника Мишка начал говорить. Иван знал, с кем он разговаривает. Каждый вечер Мишка звонил в это время Тамарке – вел с ней долгие, таинственные разговоры, после которых выходил из комнаты еще бледнее обычного. А сегодня он первый раз повысил голос – Иван уловил несколько слов, которые он почти прокричал в глухом раздражении: «Я сам с этим разберусь!.. Да, буду объясняться!.. Не безразлично... Вот именно, что не безразлично!!»
«Чего это он?» – лениво удивился Иван. Сейчас Мишка автоматически, почти не думая, переставлял фигуры, и это давало Ивану реальный шанс на победу. Он же просто получал физическое удовольствие, держа в пальцах гладкие, легкие фигурки цвета соломы. А если при этом удавалось не только сделать ход по правилам, но и заставить Мишкину армию немного потесниться, он испытывал глупую детскую радость от сознания, что его мозговое вещество еще способно на такие чудеса мысли.
В азарте он стал оживлен и говорлив.
– Варька сегодня что-то задерживается... Наверное, с Евгением Евгеньевичем засиделась...
А поскольку Мишка никак не отреагировал на это практическое замечание, Иван начинал теоретизировать:
– А все-таки интересно, почему это красивые женщины почти всегда опасны? – задал он неожиданный вопрос, задумчиво вертя в пальцах только что благополучно съеденного черного ферзя. – Есть в этом какая-то закономерность, ты не замечал? Просто закон природы! Ни разу не встречал дурнушку, в которой было бы заложено столько разрушительной силы, сколько ее понапихано в красотках! Только вот не пойму, в чем тут дело – то ли природа специально вкладывает в красавицу душу жуткого монстра, чтобы нам жизнь медом не казалась, то ли они становятся такими сами, перепичканные с детства вниманием и любовью? Ты как думаешь? Эй! Ау-у!!
Он дотронулся до Мишкиной руки, слишком уж надолго застывшей в воздухе над фигурами.
– Слушай, ты после этого разговора с Тамаркой сам на себя не похож. С кем ты там объясняться собрался? А?
– Ради бога, Вань! Что за чушь ты понес? А вроде умный человек, книжки пишешь... И как тебе в голову могут лезть такие глупости?
– Какие?
Он снова с удовольствием изображал легкую степень идиотизма. И Мишка купился.
– Кого ты называешь монстром? Кто опасен – эта девочка?
– Эта девочка – самая настоящая тигрица, поверь мне.
Иван покровительственно похлопал друга по плечу и продолжал, как ни в чем не бывало, обдумывать следующий ход, не обращая внимания на саркастический взгляд, которым тот его наградил.
– Кто тигрица, Вань? Ты совсем уже сбрендил, что ли, со своими дурацкими фрейдистскими теориями?! – все-таки взорвался Мишка.
– Это не фрейдистские теории.
Он отлично понимал, что своим спокойствием только заводит Горелова. Но ему хотелось, чтобы тот проявил хоть какие-то эмоции.
– Ну, не важно... Я еще понимаю, когда ты называешь Тамару самкой хищника... Но твоя Варя – это уже слишком! По-твоему, все бабы хищницы?
– Э нет, не сравнивай! Да, конечно, у Томки хватка хорошего бультерьера – если она захочет что-то получить, то в этом ей нет равных... Но она борется и побеждает! Это вполне поддается моему пониманию... Варька же, по-моему, из тех непостижимых женщин, на которых не нужно ни жениться, ни даже просто долго общаться с ними для того, чтобы они раз и навсегда впились тебе в сердце, отравляя при этом все, что могло бы преспокойно находиться там до или после них... Причем делают это мимоходом, даже не замечая своей силы!
– И ты думаешь, она такая?
В голосе Горелова уже не было однозначной уверенности.
– Да я не думаю, я знаю! Такая девочка способна разбить сердце любому, не исключая тебя или меня.
– Ну, надеюсь, меня она пожалеет, – помолчав, устало усмехнулся Мишка и сделал, наконец, следующий ход.
– Не надейся, друг! – патетически продекламировал Иван. – Тебя – в последнюю очередь.
– Это почему?
– По кочану! – неинтеллигентно хохотнул он.
Кто его тогда за язык дергал? Не иначе как всегдашний его брат-близнец – дух противоречия снова оказал ему медвежью услугу, заставив играть сомнительную роль змея-искусителя. А может быть, он уже тогда знал, чем это закончится, и хотел этого? Факт в том, что в этот теплый, ароматный сентябрьский вечер Иван поддался здешней томно-разнеживающей атмосфере и...
– Потому, что она в тебя влюблена, вот почему.
Строго соблюдая театральные традиции, он выдержал паузу и во время нее так и не поднял глаз на обалдело уставившегося на него Мишку.
– А? В меня?! С чего ты взял?
– Ну, хотя бы с того, что в тебя влюблена добрая треть женского населения страны... А потом, я ведь не слепой, все вижу.
При этом в его голосе прозвучало столько опыта и житейской мудрости, что даже самому стало противно.
Однако все шло по плану, и Мишка, казалось, хотя бы на время забыл и о шахматах, и о своем загадочном разговоре с женой.
– Ну хорошо, предположим, ты прав, и она действительно что-то такое... ко мне питает, – допустил он. – Но из этого ведь не следует, что я автоматически должен сделать то же самое? Да я вообще забыл, когда в последний раз терял голову – к сожалению, давно вышел из этого возраста. Сам знаешь, у меня сейчас есть дела поважнее...
– Вот-вот! – радостно воскликнул Иван. – Так оно обычно и начинается – ты уже говоришь как человек, готовый увлечься!
– Я? Я так говорю?! Из какой же моей фразы ты сделал столь парадоксальный вывод?
Он так изумился, что даже не заметил, что произошел размен ферзей.
– Конечно, ты именно так говоришь, – спокойно подтвердил Иван.
Он был невозмутим и убедителен, а Мишка совсем сбился с толку.
– Ты послушай себя – ты ведь уже оправдываешься! Сидишь здесь и сам себя убеждаешь в том, что...
– Да я тебя убеждаю, а не себя!! – заорал, не выдержав, Мишка.
– А меня убеждать не надо.
Он просто добивал его своей непрошибаемой флегматичностью.
– Ставлю... что хочешь на то, что через неделю ты будешь сохнуть по ней, как Дафнис по Хлое.
После такого сравнения Мишка, конечно, не удержался и захохотал.
– Да отстань, – отмахнулся он. – Глупости какие...
Но угрюмо-отсутствующее выражение на его лице все же сменилось любопытным.
– Посмотрим, – сказал Иван.
После чего наступила тишина, и каждый погрузился в свои мысли под предлогом обдумывания ходов.
Никто не заметил, как в дверном проеме появилась Варвара, прозрачно отражаясь в розовом закатном стекле. Иван сидел к ней спиной, и она не могла видеть его лица, но выражение лица Мишки должно было неминуемо внушить ей жалость, тем более острую, что составляло такой разительный контраст с недавним беспечным весельем. Сейчас это прекрасное лицо казалось таким безнадежно уставшим, что его обладатель выглядел старше, как минимум, лет на десять.
Варвара тихо подкралась к ним – именно подкралась, стараясь делать как можно меньше движений, мягко переступая с пятки на носок. Некоторые люди обладают этой способностью от рождения, а в театральной студии студентов специально учат так ходить, чтобы их не было слышно за сценой...
Она вдруг оказалась стоящей рядом, у кровати, как раз между ними.
– Кто выигрывает? – поинтересовалась она и тут же рассеянно добавила: – Может, потом закончите, а то ужин стынет...
– Да мы и не будем заканчивать – ваш покорный слуга уже победил, причем всухую, – охотно похвастался Иван.
Он посмотрел на Варвару, но тут же опустил глаза.
Одной секунды ему хватило, чтобы понять, что, хоть она и слышит его ответ, видит лишь склоненную над доской голову Мишки. Сегодня блестящие волосы того не были собраны, как обычно, в хвост, а спадали длинными волнистыми прядями, почти скрывая лицо.
Можно было подумать, что Варвара поддалась внезапному порыву. Но Ивану показалось, что когда он лишь угадывал затылком ее крадущиеся шаги, то уже знал, что она сейчас сделает это. Его сообразительная сообщница протянула руку и стала ласково гладить Мишку по голове, запуская пальцы в волосы и как бы слегка расчесывая спутанную шевелюру.
– Ах ты бедненький... Ах ты несчастненький... И в шахматы тебя обыграли, и все-то на тебя ругаются, и никто не пожалеет! – тихо, протяжно приговаривала она, не то ласково, не то насмешливо.
Но это было не важно – ее рука продолжала гладить слегка влажные кудри.
Все это время Мишка сидел не шелохнувшись, ничем не показывая, что видит, слышит или чувствует хоть что-то. А Варвара смотрела сверху на его голову и не заметила торжествующий, многозначительный взгляд Ивана. Не увидела она и Мишкин взгляд – удивленный, настороженный и защищающийся, которым он ответил другу.
Так они и сидели, в обманчиво-расслабленных позах, упершись друг в друга взглядами, до тех пор, пока Мишка не закрыл глаза. Видимо, ласкающая рука Варвары заставила его наконец плюнуть на все разговоры. И было бы противоестественно, если бы он не испытал труднопреодолимого желания взять эту руку и поцеловать так нежно, чтобы явственно ощутить под губами дрожь ее тонких пальцев. Подобные сладкие мысли наверняка посетили его – он еще с полминуты сидел, не открывая глаз, в то время как Иван с Варварой уже начали дружно собирать шахматные фигуры обратно в коробку.
Пешки гулко стукались друг о друга, ударяли в добротное дерево короба и перекатывались глухим шумом, вызывающим в мыслях образ далекого и опасного камнепада.
Теперь этот шум снова зазвучал в его ушах, когда он вспомнил быстрый, заботливый жест, которым Варвара убрала с Мишкиного лба последнюю непокорную прядь...
ГЛАВА 15
Тем вечером Иван нежно, почти благодарно обнял прохладную подушку и внутренне торжествующе засмеялся, припоминая сегодняшние глупости... Что он там снова наплел ему про женщин? Про сильных и слабых, про роковых и фатальных? Вот чушь! Нет, сам-то Иван никогда не смог бы полюбить сильную женщину. В этом смысле он оказался довольно примитивен – чтобы любить женщину, ему нужно, чтобы она была... странной. Да, странной – для многих. Мечтательной. Утонченной до мучительности. Немного смешной, в общем – трогательной. И если уж сильной, то чтобы эта сила давалась ей страшным, непомерным, а от этого таким волнующим усилием... Легко быть сильной, если ты СИЛЬНАЯ. Но когда стойкость и жизненный героизм проявляются в эфемерном, не приспособленном к суровой реальности существе, это подкупает... Итак, он потешался, все больше приходя в восторг от собственной изобретательности. Выдумка была проста, как все гениальное. Мишка должен был влюбиться в Варвару – уж Иван бы постарался сделать так, чтобы он влюбился в нее покрепче. Ну а Варвара должна была Мишке показать, где раки зимуют. В смысле – муки безответной любви. И если он эти муки испытает, это, во-первых, значит – любовь все же существует, и интересно было бы в таком случае посмотреть, как Мишка будет признавать сей удивительный факт... А во-вторых, возможно, повлечет за собой пересмотр отношения к браку с Тамаркой и, как результат, положительные сдвиги в Ивановой карьере...
В общем, он развлекался как мог, тем более что Варвара, как видно, полностью приняла игру и даже, кажется, начала входить в азарт – он видел, как оба волей-неволей втягиваются в ту борьбу, что происходит всегда на невидимом, «энергетическом» уровне, когда внешне строго соблюдаются все правила приличия, в то время как там, наверху, все сотрясается от жесточайших ударов ниже пояса, злобных выкриков и отчаянных стонов... Да, это была настоящая «битва гигантов»!
Они необыкновенно удачно схлестнулись на почве конфликта романтики и цинизма. Было похоже, что каждый из них поставил себе цель – во что бы то ни стало перетянуть другого на свою сторону. Причем намерения и мотивы Варвары были Ивану ясны, просто яснее некуда – она увлеченно помогала ему в осуществлении его замысла. Любовь, любовь, любовь во всех ее романтических ипостасях – вот что проповедовала Варвара, уподобляясь древним жрицам Венеры-созидательницы. Она очаровывала их глаза, водя всюду за собой, показывая самые красивые, романтичные и волшебные пейзажи старого парка, самые милые и живописные улочки города. Она околдовывала их своим странным говором, окутывала старинной, дымчатой вуалью каких-то жутких и почти до абсурда страстных сказаний – она, как выяснилось, знала их великое множество, по крайней мере за три с половиной дня ни одна сказка не повторилась... Она рассказала их много, а оставалось еще больше – казалось, каждый мало-мальски заметный камень, каждый куст и ручей, не говоря уже о скалах, утесах и водопадах, связаны здесь с какой-нибудь несуразной, но невероятно красивой историей...
Кстати, о камнях. Один из них сыграл занятную, если не роковую роль в их жизни. В его, Ивана, жизни.
Эта глыба и сейчас покоится в глубине дворцового парка, в одном из самых дальних его уголков. Чтобы попасть туда, нужно сначала обойти два знаменитых пруда, большой и малый. Большой пруд, с холеными белыми лебедями, и малый, где лебеди такие же роскошные, но черные, лежат друг за другом, а чуть поодаль прячется еще один водоем – так называемое Зеркальное озеро. В нереально чистой и столь же нереально прозрачной воде Зеркального озера живет пара сонных радужных форелей... А еще дальше, на опушке забытой кизиловой рощи, можно увидеть камень.
Кусок скалы величиной в три человеческих роста, когда-то скатившись с Ай-Петри, воткнулся в землю узким острым краем так причудливо, что теперь нависает над дикой каменистой тропой подобно огромному козырьку, наполовину перегораживая проход. Один его бок – светлый, сухой и теплый, другой же всегда в попоне из влажного изумрудного мха. На вершине камня нагло торчит дерево, а внизу, в уютном зеленом сумраке, еле слышно журчит вода.
– А это... источник любви, – однажды оповестила их Варвара, вжившаяся в роль гида.
– Источник чего?! – поначалу не поняли оба экскурсанта.
Потом они догадались, и Иван не замедлил ответить.
– Ах-х... – выдохнул он, театрально прикрыв рукой глаза, – так вот он какой...
Мишка прищурился и даже нагнулся, всматриваясь в полумрак под скалой.
– Это... вот это, что ли?
Внутреннюю стенку камня разделяла надвое узкая длинная трещина. Из нее несильным, но заметным ручейком сочилась вода. Она была довольно мутной или казалась такой, потому что стекала по склизкой, шершаво-рыжей поверхности.
– Этой весной что-то произошло, и источник ожил, – продолжала Варвара.
– Он что, высох?
– Раньше это был целый ручей, тому есть исторические свидетельства... Он появился сразу после той истории с молодым графом, и целый век из него пили те, кто хотел полюбить... Потом он, конечно же, захирел, как захирело здесь все с потерей хозяев, и совсем пересох... Помнишь, Вань, ведь его не было?
– Точно, не было, – уверенно подтвердил Иван.
Правда, твердо уверен он был лишь в том, что никогда не обращал на это внимания. Но не все ли равно? Он подтвердил бы тогда что угодно, ибо день ото дня все больше убеждался в талантах своей сообщницы.
– А теперь видите?
– Видим. И что?
– По легенде, тот, кто выпьет этой воды, обретет любовь.
– Ну!! – обрадовался Иван. – Так ведь это как раз то, что нам нужно!
Он даже потер руки от предвкушения подобной перспективы.
А Мишка недоверчиво спросил:
– Да кто ж ее выпьет?
– Ну, для начала – ты.
По виду Варвары нельзя было понять, шутит она или нет. А потому Мишка на всякий случай огрызнулся:
– Еще чего?! Пей сама...
– А я уже пила. В июле.
– А-а-а-а... – многозначительно-насмешливо протянул Мишка.
Он замолчал, и правильно сделал. Выражение лица Варвары не предвещало ничего хорошего, они оба это заметили. Поэтому Иван, продолжая спектакль, воскликнул:
– Ну а я выпью! Всю жизнь мечтал испытать настоящее чувство!
Он подошел к скале и смело подставил руки под тонкую холодную струйку. В последнюю секунду, перед тем как отхлебнуть из ладоней, он поднял лицо. Мишка смотрел на него с неподдельным испугом, а на Варином тонком лице сияли глаза совершающего обряд друида. И коснулся губами влаги, которую держал в руках.
Вкус у воды был неожиданным и до того странным, что Иван непроизвольно вздрогнул. И еще с полминуты в животе у него что-то дрожало, пока он мужественно улыбался, говоря Мишке:
– Вкусно! Теперь ты. Я выпил – и ты пей!
– Сейчас... – пообещал тот и добавил: – Если я выпью, как мы с тобой вечером туалет делить будем, а?
Иван не знал, что ответить, но помощь пришла мгновенно.
– Подожди-ка, Вань, – оказала Варвара.
Интеллигентно, но твердо она отодвинула его в сторонку и протянула к воде руку, мгновенно намочив рукав рубашки до самого локтя. И несколько раз, резко и часто, брызнула Мишке в лицо. От неожиданности тот замер на месте, только при каждом ее взмахе голова у него дергалась, как от пощечины.
Чудеса, но щеки у него вдруг действительно стали красными. А в глазах застыло выражение тихого бешенства, пока он брезгливо утирался рукавом свитера.
– Идиоты...
Только одно это слово он процедил сквозь зубы перед тем, как уйти.
Иван засыпал в эти дни быстро и сладко. И тем слаще, что был очень доволен собой. Он твердил себе: «Ваня, ты молодец!» Действительно, он был молодцом: программа-минимум уже выполнялась – ему не было скучно, более того – ему было интересно! Программа-максимум... также имела довольно много шансов на реализацию.
К тому же он заметил в себе некоторые интересные изменения – очень плодотворные, как ему тогда подумалось. Погрузившись в безделье, он поневоле начал обращать внимание на цвета и запахи, на чувства и мысли. Его мозг, привыкший к ненормальному ритму жизни города, начал ощущать нехватку информации и потому, наверное, стал необычайно восприимчив к любым раздражителям, даже таким, как запах собственной кожи, мешавшийся с ароматами солнца и свежего белья.
ГЛАВА 16
Было жарко. Солнце пекло почти по-летнему.
Положив под голову скомканную куртку, Иван блаженствовал, растянувшись на большом горячем камне. Его ровно отколотая шершавая поверхность была как будто специально создана для такого вот ленивого лежания. Подобных камней здесь множество – от маленьких, величиной со среднюю табуретку, до огромных, почти что скал. Вокруг был так называемый дикий пляж, хотя больше всего это место напоминало первобытный хаос.
Пляж тянулся вдоль берега далеко вправо, а слева был ограничен небольшим рыжим утесом, наполовину врезавшимся в море. На расстоянии ста метров от берега, окруженная водой, возвышается еще одна такая же глыба, закутанная у основания в мохнатое коричнево-зеленое одеяло из водорослей и мелких мидий.
На плоской части, у самой ее вершины, красуется непонятно каким образом сделанная надпись. Неровные потускневшие буквы гласят: «Здесь был Жора. 1963 г. Харьков». Но даже она вполне гармонично смотрелась, почти не портя чудесный пейзаж уединенной бухты, ибо была отнюдь не единственной.
Пляж пестрел письменами – давно выгоревшими и совсем свежими, постепенно невольно приобретая статус исторического памятника. Самая старая надпись, которую Ивану удалось здесь прочесть, относилась к 1939 году. Она гласила: «Кира + Толя. Наша любовь прочна, как эта скала»... Что еще раз доказывало, как мало, в сущности, меняются со временем люди...
Он почти засыпал. Бриз ласково трепал его по щекам. Не открывая глаз, он все равно знал, что Мишка, расположившись невдалеке на таком же валуне, полулежит, глядя на блестящие сине-зеленые волны.
Откуда-то снизу, не давая окончательно отключиться, раздавались негромкие, непрерывно-ритмичные звуки. Это Варвара, лежа на животе, увлеченно колет плоским камешком молодые миндальные орехи. Целый пакет, плотно набитый ими, лежал возле нее, ожидая своей участи, а с другой стороны постоянно увеличивалась внушительная кучка бархатно-оливковых скорлупок. Варвара действовала почти автоматически: четкими, отлаженными движениями укладывала на плоскую поверхность очередной орех, потом – несильный точный удар, сопровождаемый приятным хрустящим звуком расколовшейся скорлупы, и вот уже нетерпеливые пальцы проворно достают белоснежную сердцевину, скорлупа летит в сторону, орех – за щеку, а на «плаху» уже возложена следующая «жертва».
Он посмотрел сверху вниз, увидел, как разлетаются от ветра блестящие, белые пряди ее волос, обнажая время от времени трогательно-розовую кожу головы. А ведь раньше волосы у нее были... Какие? В памяти неустойчиво мерцает теплым, душистым облаком что-то золотисто-каштановое с полосами выгоревших, медового цвета прядей.
Она повернулась, посмотрела на него, сощурив глаза от солнца.
– Хочешь? – спросила она с полным ртом и, не дожидаясь ответа, протянула через минуту горстку ровных, продолговатых ядрышек. Она улыбалась.
– Спасибо.
Он свесил руку, принимая угощение, и с удовольствием почувствовал во рту их упругую молочную сладость. Стоило ощутить вкус еды, как он понял, что снова хочет есть.
«Просто поразительно, насколько быстро здесь нагуливается аппетит!»
Он приподнялся на камне. От движения стало жарко. Почувствовав, как над губами медленно выступает испарина, он поспешно провел по лицу ладонью.
Небольшие волны, поднимаясь светло-зеленой зеркальной стеной, рассыпались горько-соленой пеной, брызгая на прибрежные камни. От этих брызг сонные, не хуже их разомлевшие, матово-бурые крабы, ежевечерне выползающие погреться на последних лучах, так стремительно скатывались со скользкого валуна, что казалось – это пьяный гуляка, куражась, вдруг сдернул со стола скатерть. И все же их квадратные спинки успевали стать глянцево-коричневыми от тяжелых, всегда неожиданных капель.
Освещенная ярким солнцем, вода казалась теплой.
– Ух, жарища! – подтвердила его мысль Варвара.
– Кто пойдет купаться?
– Купаться?
– Ага... А что?
Она отряхнула ладошки от прилипших кусочков скорлупы.
– Что, сейчас? В конце сентября?
– Ну да... Жарко же...
– Да, но вода, наверное, холодная? – разумно предположил Иван.
– Конечно, холодная, а как же? – засмеялась она.
И на полном серьезе стала раздеваться.
Сегодня она была одета не как обычно. Обтрепанные джинсы уступили место широкой и длинной, вызывающе-пестрой юбке в мелкий цветочек – почти как у цыганки. Ее дополнял такой широкий и массивный, такой нарочито-грубый этнический браслет, что на ее тонком запястье он неизбежно вызывал ассоциации с кандалами, которыми некогда сковывали в этих местах прекрасных, непокорных невольниц перед отправкой в гаремы турецких султанов.
Увидев ее сегодня утром в таком виде, Иван понял, что она принадлежит к той счастливой породе женщин, которым не нужно тратить последние деньги на фирменные шмотки – самая дешевая рыночная тряпка по непонятным причинам смотрится на них как последний писк парижских подиумов.
– Ну? Кто со мной?
Она была уже в купальнике – оказывается, заранее приготовилась! И уже доставала из холщовой сумки толстое махровое полотенце.
Иван порадовался беспощадности солнца, до слез слепящего глаза. Ведь за этими слезами он надеялся скрыть слишком заинтересованный, если не сказать – жадный взгляд, который не мог и не хотел отвести от открывшегося ему зрелища. А оно, признаться, его ошарашило.
Он, конечно, догадывался о том, насколько хороша ее фигура – красоту ведь не скроешь джинсовыми шортиками и одетой на голое тело футболкой. Но то, что он увидел...
Судите сами. Когда-то давным-давно, первый раз прочитав «Властелина Колец», он был очарован Толкиеновой теорией о происхождении человеческих типов. Мол, одни из нас – потомки гномов, другие – хоббитов, третьи – ужасных троллей... Долгое время он развлекался тем, что примерял эту теорию к своим знакомым, искренне радуясь нередким точнейшим совпадениям.
Так вот, если отталкиваться от нее, то Варвара явно принадлежала к числу потомков эльфов – тонкое, изящное существо, в котором немного удлиненным было все, от гладких голеней до золотистых предплечий. Ее кожа молодой девушки, не изнуряющей себя зверскими дозами ультрафиолета, но находящейся второй месяц на юге, мерцала теплом старинного золота. При этом цвет кожи подчеркивал оттенок купальника – светло-желтого, как неспелый лимон, а изящество форм – неожиданно графичная, черная, почти мужская татуировка, широко опоясавшая ее плечо браслетом из первобытных кельтских узоров.
– Нет, ты серьезно? – изумился Иван, все еще не веря своим глазам.
– Да что тут такого? Я часто в сентябре купаюсь. А в этом году – так вообще жара... Правда, Миш?
Но Мишка смотрел на ее обнаженную фигурку с не меньшим любопытством, чем Иван. А впрочем, под очками трудно было понять...
– Ты как, не пойдешь? – обратилась она к нему.
– Не-а, – протянул он, садясь на камне.
– Неужели не хочешь окунуться? Ведь это кайф!
– Нет, не хочу.
Она пожала тонкими плечами:
– Ну как хочешь... Вань, а ты?
Она уже спускалась к морю, неустойчиво лавируя между камней. Ивану очень хотелось бы оказаться сейчас в воде, и он позавидовал Вариной решительности.
– А у меня плавок нет! – вовремя вспомнил он, еще не вполне понимая, радует его это или огорчает.
– Ничего, мы это переживем, – съехидничал Мишка.
В последнее время меланхолическая бесчувственность все чаще сменялась у него такой вот беспричинной язвительностью. Иван точно не знал, хороший это признак или же наоборот, но предпочитал толковать как хороший.
– А трусы есть? – крикнула в это время Варвара.
Она уже стояла по колено в воде, и, кажется, ей там было вполне комфортно.
– Есть, есть! – неожиданно заорал Мишка. – Сейчас он к тебе присоединится!
Иван повернулся к Горелову. Мишка белозубо улыбался. Он начинал его бесить.
Раздался тихий всплеск. Варвара плыла, явно наслаждаясь купанием, с каждым легким гребком все дальше удаляясь от берега.
Сегодня утром на море прошел золотой дождь. Капли расплавленного золота стекали с солнца и, мгновенно остыв в воде, остались качаться на густой, будто масляной поверхности.
Теперь он почти слышит тихое, звенящее шуршание – его издают бесчисленные сверкающие стружки, когда их небрежно раздвигает перед собой Варвара...
– Ну что ж ты? Иди окунись! Это ведь кайф... – посоветовал Мишка.
Под его очками могли с равным успехом скрываться и дружеская подначка, и откровенная издевка. Иван плюнул на эту дилемму и решил приписать такой тон начавшемуся выздоровлению. В самом деле, «ты злишься, значит, ты существуешь»!
– А ты?
– Неохота.
– Но это же кайф...
– Лень раздеваться, – сказал Мишка, снова ложась на камне. – Да и настроения нет.
«Замучил просто со своим настроением!»
Была не была! Быть на море и не окунуться – это все же не для Ивана. К тому же ему стало действительно жарко. Он и сам теперь не знал отчего – от солнца, досады на Мишку или от этой ее татуировки.
Он быстро разделся, легкомысленно раскидав по камням одежду. И, ступив в море, моментально понял свою ошибку – вода оказалась не просто холодной – ледяной!
Но он, разумеется, уже не мог повернуть назад – на берегу издевательски ухмылялся Мишка, а из воды манила тонкой загорелой рукой русалка Варвара.
Плюнув на все, Иван усилием воли заставил себя погрузиться в воду.
Очень «помогло» то, что он поскользнулся на гладких подводных камнях, чуть не вывихнув при этом ногу. Дальше пошло легче. Матерясь про себя, он стал быстро грести, от холода не очень соображая, куда плывет. Он удивительно быстро добрался до скалы с дурацкой надписью и тут же повернул обратно. Все это заняло, наверное, не больше пяти минут, но сколько разнообразных мыслей пронеслось в голове за это короткое время!
А в это время на берегу Варвара уже растиралась пушистым полотенцем, повизгивая от удовольствия.
С невольным облегчением вздохнув, Иван стал выбираться из воды – как бы не так! Он рано расслабился, за что и был незамедлительно наказан – нога снова предательски соскользнула, угодила в щель между поросшими скользким мхом валунами, и он невольно вскрикнул от резкой боли в щиколотке. Тихо выругавшись, он проделал остальной путь по камням, опираясь в основном на руки.
Боль в ноге помогла не обращать внимания на ледяной ветер, в который превратился недавно ласкавший его бриз.
– Ванюш, вытирайся-ка быстрее, а то простудишься! – крикнула сияющая Варвара.
И он с благодарностью подхватил уже наполовину сырое полотенце.
– Ну как, поймал кайф? – поинтересовался Мишка.
– Ловлю, – буркнул он, морщась от холода и боли.
– Это что?.. Кровь?!
Они почти одновременно вскрикнули, увидев то, чего Иван сразу не заметил, – по внешней стороне щиколотки шел длинный порез, и из него действительно сочилась кровь. Она быстро превращалась в розовые разводы, перемешиваясь с соленой водой.
– Надо же, порезался, – удивился он, с досадой разглядывая царапину.
– Как ты умудрился? Платок у тебя есть? – вдруг забеспокоился Мишка.
И стал сосредоточенно шарить по карманам в поисках платка.
В это время Варвара со словами: «Это, наверное, об мидию – их здесь полно на камнях, и они очень острые!» – ловко перепрыгивая с камня на камень, снова добралась до моря, нагнулась, пошарила в воде рукой и направилась к Ивану, неся в ладонях пучок рыжих склизких водорослей.
– Вот, нужно приложить. Они целебные – в них йод.
– Да не надо, – неуверенно запротестовал он, – может, само отвалится?
– Нет, я должна была тебя предупредить – здесь надо быть очень осторожным! Проход, конечно, неудобный, потому здесь отдыхающие и не купаются – только местные или приблудные дикари... Зато вода здесь самая чистая...
Все это она шептала скороговоркой, присев на низкий камень, и настойчиво порывалась приложить к царапине «природный» компресс.
