Текст книги "Смерть навылет"

Автор книги: Анастасия Монастырская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Анастасия Монастырская
Смерть навылет

С. Мо – с любовью

Раз, два, три, четыре, пять!

Я иду тебя искать…

ПРОЛОГ

В институтском буфете было весело и шумно. Девочки-Барби обсуждали глянцевые новинки и хвастались обновками, полученными от мальчиков-Кенов. За соседним столиком студенты кафедры философии и религии искали истину в пиве, попутно обсуждая, где еще можно подзаработать, но только так, чтобы ничего не делать. Психологи до хрипоты спорили об истоках детских комплексов Фрейда и бросали косые взгляды в сторону журналистов, которые эти самые комплексы, а тем более их первопричину, до сих пор не признавали. Впрочем, если за это предложат пару сотен, то можно и расстаться со своей точкой зрения. Юристы цитировали уголовное и гражданское право, культурологи сетовали на то, что духовный уровень народа застрял на низшей ступени развития: между юмористическими программами на центральных каналах и религиозными шоу на региональных. Дизайнеры как всегда занимались дизайном: скручивали оригами из розовых буфетных салфеток.

Сигаретный дым смешивался с запахами человеческого пота, французских духов, дешевого кофе и чуть подкисшего салата.

Джокеру нравилось здесь бывать. Ему приветливо улыбались, хлопали по плечу, приглашали на постновогодние вечеринки и от души кокетничали, поставляя душистую щечку для поцелуя. Душа компании, свой в доску, отличный парень. Не для всех, конечно, но он же не целковый, чтобы всем нравится. Здесь все такие – для кого-то талантливые и компанейские, для кого-то непримиримые враги. И он не исключение.

Не исключение? В последние дни Джокер переживал странное чувство: страх пополам с удовольствием рождает предвкушение. Да, именно так – предвкушение. Пока не сделан первый ход, игру можно остановить. Всего-то проблем: сесть за любой компьютер и, нажав на клавишу, стереть заветный файл. Стереть? Ну, уж нет!

Джокер взял чашку кофе и подсел к психологам. Те с готовностью приняли старого знакомого в свои сплоченные комплексующие ряды. Теперь объектом студенческой критики стал Юнг, когда-то отрекшийся от догм своего учителя.

– Мы в ответе за тех, кого вовремя не послали! – прыщавый юнец с замашками несостоявшегося дона карлеоне ткнул Джокеру пальцем в бок, приглашая присоединиться к дискуссии. Тот коротко кивнул, мол, слышу-вижу-никому ничего не скажу. И закурил, уверенно, с наслаждением. Юнец удовлетворился столь выразительной позицией молчуна-собеседника и продолжил: – Если бы Юнг послал Фрейда на три буквы еще во время учебы, то он бы поступил как настоящий мужик. Но нет: он дождался, когда учитель зависнет на кокаине и сделается посмешищем для всей Европы, и только тогда нанес свой удар. Роковой удар!

– Ни-ч-чего п-а-адобного! – решительно возразил еще один кандидат на диплом психоаналитика. Его круглые очечки запотели от фрейдистского волнения. Язык едва справлялся со словами, создавая им одну преграду за другой: – Он п-п-просто увидел л-либидо. И п-понял, что оно мат-териально. А Фрейд не з-знал, что оно мат-териально. И в этом была его ошибка.

Время от времени Джокер бросал банальные реплики, поддерживая тлеющий разговор, и украдкой изучал зал.

Как смешон человек перед призраком надвигающейся опасности! Пусть он ее не видит, но инстинкт не обманешь. Под его тяжелым взглядом вздрагивали, подавляя волну беспричинной дрожи. Показалось? Показалось! Все хорошо! Жизнь – прекрасна, что удивительно! На лицах посетителей он ловил фальшивые отблески: "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. Как здорово, что время скуки и бездействия подходит к концу". Джокер единственный знал, что объединяло всех, кто сидел сейчас за столиками. Все они – часть задуманной игры. Он знает их пароли, ники, мечты, надежды, соблазны и страхи. И самое главное, он знает, что большинство из этих гладких девочек, сытых мальчиков, непризнанных гениев и свободных художников очень скоро будут мертвы. И руководить их смертью будет он, Джокер.

Осталось выбрать первую жертву. Он или она? Лучше бы он, мужчин убивать намного легче, поскольку к ним нет сострадания. Но женщин убивать приятнее. Две гипотезы, которые еще предстояло проверить на практике.

Пухленькая блондинка слева от него достала из сумочки пудреницу и начала подкрашивать губы. Из серебристого футляра вылез кровавый сгусток. Темно-красный карандаш уверенно провел четкую линию, сверху легла помада в тон. Немного пудры на бледном лице.

Джокер пил остывший кофе, не отрывая голодного взгляда от зала.

Пуховка запечатала безупречный рот, чуть приглушив вызывающий, непристойный цвет. Щелчок! Пудреница закрылась, словно раковина. Девушка встала, заученно потянулась, стянула со спинки стула легкую, почти невесомую шубку и пошла к выходу, покачивая полноватыми, но крепкими бедрами.

Есть!

Пожалуй, это даже будет намного интереснее, чем он себе представлял в начале. Жертва намечена, теперь осталось приступить к основному плану. Джокер попрощался с приятелями и неторопливо пошел следом. Делать резкие непродуманные движения нет смысла: она никуда не денется. Он теперь найдет ее – по запаху резких, пряных духов. Как зверь. Как человек. Как убийца.

Раз, два, три, четыре, пять… Я иду тебя искать.

– Тук-тук-тук. Мессалина, ты здесь?

– Я здесь, Джокер. Давно тебя не было с нами.

– Готовил приятный сюрприз.

– Кому?

– Тебе, красавица. Давай встретимся?

– А как я тебя узнаю?

– Узнаешь. Это я тебе обещаю.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВИРТУАЛЬНЫЙ ЛАБИРИНТ

ГЛАВА 1

– Нет, нет, и еще раз нет! Праздники для того и созданы, чтобы отдыхать. Это мой законный выходной, и провести его я должна так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитый день.

– День святого Валентина – праздник не официальный, поэтому выходного тебе никто не даст, – Клара потрясла перед моим носом пачкой глянцевых фотографий. – Ты только подумай, какой шанс тебе дарит судьба, пусть и в нашем лице. В день всех влюбленных ты найдешь своего суженого! Это так романтично. Об этом мечтают все девушки до двадцати и все женщины после тридцати!

– Ты всегда отличалась тактом и деликатностью, особенно, когда речь заходит о моем возрасте. – Клара вызывающе молчала. – И как я его найду? Моего суженого, мать его?! – народное сопротивление набирало силу и грозило перерасти в революцию, надеюсь, что бескровную. – В ресторане? Во время праздничного банкета, куда вы пригласили всех претендентов на руку и сердце? Между прочим, это мои рука и сердце!

– Твои, твои, кто ж спорит, – дед попытался погасить назревающий конфликт. Но не тут-то было.

– Собственно, а почему бы и нет! – Клара уморительно всплеснула худенькими ручками. – Для тебя, дура, стараемся. Если жениха не найдешь, то в кое-то веки поешь нормально. Хватит бутербродами питаться и этим, прости господи, "сушираком". У тебя от этих суши все внутренности слипнутся и в узел завяжутся.

Слово "дура" оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения. "Все! Гиря до полу дошла, – сказал Иван Поддубный, отказываясь от бенефиса". Как говорится, аргументов не нашлось, остались – междометия. Я мрачно оглядела родичей, устроившихся за семейным столом. И кто сказал, что круглая мебель способствует сближению и духовному единению?!

Утренний разговор стал еще одной – бессмысленной – попыткой найти мне достойного мужа, словно я, Стефания Иванова, тридцати годков отроду, была скоропортящимся товаром, чей срок годности вот-вот пройдет. Поначалу я пыталась нащупать возможный компромисс: терпеливо объясняла, что получаю удовольствие от женского одиночества, замуж не хочу и, надеюсь, что и впредь не изменю своим желаниям. Но куда там! Родственники не слушали. Брачное агентство "Гименей отдыхает!" всерьез озаботилось моим семейным положением. В конце концов, пустая страничка в моем паспорте всерьез била по репутации их брачной конторы. И не беда, что там были отметки о трех разводах.

Уже которую неделю я вздрагивала, прислушиваясь к звукам на той половине дома. Сотрудники брачной конторы (по совместительству мои родичи) подыскивали идеального кандидата для своей обожаемой внучки, племянницы и перманентной соперницы. Оставалось только надеяться на чудо. Увы, сезон чудес закончился в декабре. На рождественской распродаже. И я как всегда туда не успела.

Бабушка Клара и дед Карл, бонус от первого мужа, воспитывались в твердом убеждении, что стабильный брак – залог здоровья и долголетия. Отчасти их поддерживали тетка Соня и дядя Фима – наследство от второго муженька. Эти напирали на сексуальную составляющую, словно секс вне брака карался законом – десять лет строго режима с полной конфискацией имущества. И только Ольга, законная жена моего третьего – и, увы, незаконного мужа – сохраняла ледяной нейтралитет. Вступить в борьбу за мое женское счастье ей мешали дети. Близнецы учились в первом классе обычной средней школы и ежедневно добавляли пару седых волосков каждому из нас. Хотя если вдуматься, то дети здесь ни причем. Я не о седине, а об Ольге. Ей просто хочется выйти замуж раньше меня. Уверена, втайне она надеется на то, что в этот раз нам не придется делить мужа. Да бог бы с ним…

Единственный союзник – мой друг, а по совместительству личный стилист Кеша переметнулся в стан врага. Подозреваю, что бабуля подкупила Иннокентия: сначала закрыла глаза на его сексуальную ориентацию, а потом пообещала найти тому прекрасного принца на голубом джипе. В общем, ситуация в нашем доме, разделенном на две половины, накалялась не по дням, а по часам.

Признаю, что отчасти сама виновата. В середине января я непростительно расслабилась: часами лежала в ванне, вызывая стойкую неприязнь домашних питомцев – крокодила Гены и жабика Жбана. Читала любовные романы килограммами и время от времени посещала спортзал. Пару раз съездила в Финляндию на уик-энд. Три раза (исключительно, чтобы позлить Кешу) посетила салон красоты, где преобразилась до неузнаваемости. Так что еще нужно для женского счастья?

Втайне от меня родня постановила: для полного счастья нужен муж, желательно, хороший. У каждого родственника был свой критерий, по которому можно отличить качественного суженого от некачественного. Ольга ратовала за верность. Соня – за финансовое благополучие. Фима – за умение выпить, но не напиться. Дед – за ум. Бабушка – за политическую благонадежность. Предатель Кеша настаивал на великолепных внешних данных: помесь Антонио Бандераса и Леонардо ди Каприо, с торсом братьев Кличко. Кошмар!

Впрочем, я не права. Кошмар впереди. Ведь о тайном плане домочадцев я узнала лишь на днях. Только после скрупулезной проработки всех деталей меня посвятили в план под кодовым названием "Жениха хотела? Вот и получи!".

Итак, есть ли у вас план мистер Фикс? А то! А подробности? Пожалуйста! Услышав подробности, я содрогнулась, но было поздно: без меня меня женили, то есть выдали замуж. Почти. В день всех влюбленных мне подлежало нарядиться в полупрозрачное платье (его еще надлежало выбрать из сотни полупрозрачных платьев) и прибыть в расписных санях на Крестовский остров, в ресторан, где меня будут ждать ровно сто кавалеров из разных уголков нашей по-прежнему необъятной родины. Мечта нимфоманки, да и только: сто мужиков и я. Кто еще хочет комиссарского тела?

До часа икс оставалось меньше недели, а я, наивная тетеха, все еще пыталась привести родню в чувство. Призывы к разуму успехом не увенчались. На все Клара предпочитала отвечать: "Не найдешь мужа, то хотя бы поешь нормально". Во мне забродили новые комплексы. Неужели выгляжу, как аборигенка Сомали? Не то, чтобы я когда-либо претендовала на формы кустодиевских купчих, но и плоскогрудой доской тоже быть не хочу. Конечно, 90-60-90 – идеал недостижимый, но 92-64-92 – вполне реален. Так я, по крайней мере, считала, пока меня не стали откармливать, словно рождественскую индюшку. Для полупрозрачного платья. "Ой, люли мои, люли! – воскликнул кебаб, попав на сковородку".

Сегодняшний, шестидесятый по счету разговор проходил на половине родственников, куда меня пригласили на официальный завтрак. Семь утра. Накрахмаленная скатерть, серебряные приборы, четыре перемены блюд – дело пахло жареным. И точно, как только мы уселись за столом, Соня торжественно вынесла главное блюдо – жареного гуся с яблоками.

– Почто птичку обидели? – я с содроганием посмотрела на золотистый бок, истекающий жиром. Интересно, сколько калорий в одной гусиной ножке? А со шкуркой?

– Кушай, деточка, – суетилась Клара, подкладывая на тарелку внушительные порции. – Совсем ты у нас исхудала. Ну, ничего, мы свою радость в обиду не дадим: в кое-то веки сможешь нормально поесть.

– Бабуля, ты же прекрасно знаешь, что в такое время суток максимум, на что я способна, это чашка крепкого кофе.

Родственники синхронно переглянулись: ага, что-то замышляют. Но кофе налили. Без сахара! Я же просила – без сахара! Глас диабетика в пустыне. Паузу нарушил Фима. Дядька откашлялся, глотнул для храбрости горячего кофе и начал:

– Тут такое дело, девочка. Мы хотели провести вечер знакомства 14 февраля, но возникли непредвиденные обстоятельства. Форс-мажор.

– Вечеринка отменяется? – с замиранием сердца спросила я. Еще в школе меня учили, что надежда всегда умирает последней. Причем на примере товарища Крупской.

Надежда в ответ лишь ухмыльнулась.

– Отменяется?

– Нет, – быстро ответил Фима. – Матч состоится при любой погоде. Просто вместо одной вечеринки будет две. Мы разбили женихов на две группы. Пятьдесят кандидатов тринадцатого февраля, пятьдесят – четырнадцатого. Так даже лучше: познакомишься с каждым, потанцуешь и…

– И поешь, – встряла Клара. – Как следует. Кожа да кости. Кушай, Эфа, в манной каше много витаминов. И гусятинкой заедай, пока она горячая.

– Я не ем манную кашу! Я ее ненавижу! И замуж не пойду! Ни за какие коврижки! – заорала я. – Вы – больные! Я вообще с вами разговаривать не буду, пока вы не придете в себя. Лучше умереть от молчания, чем идти у вас на поводу. – Тарелка с манной кашей полетела на пол, испачкав ковер и тренировочные дедовы штаны. Особенно досталось лампасам.

Стул упал, не выдержав праведного гнева.

– Ты куда? – встрепенулись родственники.

– На работу!

– Так ведь рано, еще восьми нет.

– Плевать! Лучше там, чем здесь! – я кубарем скатилась с крыльца и бросилась к машине.

– Ну, завелась! Ну, закипела! – бросила вдогонку бабушка. – Для тебя же все делаем, Эфа! Без всякой надежды на благодарность. И ведь даже не поела!

Видали? Оказывается, это я тварь неблагодарная, которая не может в полной мере оценить затраченные на нее усилия. И не только усилия, но и средства. Господи, как им такое в голову пришло: сто мужиков! Это ведь оплата дороги, проживания, смокингов и ресторана и такси на обратный путь. Если так и дальше пойдет, то мы точно разоримся.

В машине я немного успокоилась. Выкурила сигаретку, хлебнула из термоса горьковатого кофе и поехала на работу.

Как раз сегодня заканчиваются каникулы, и стартует новый семестр. По расписанию у меня две лекции и один практический семинар. Затем заседание ученого совета и работа над собственной диссертацией. Пора ее заканчивать. Хорошо бы к маю уже защититься. Не откладывай на новый учебный год то, что ты можешь сделать в этом. М-да, хорошо бы, но если учесть, что написано только двадцать страниц – задачка немного усложняется. Впрочем, где наша ни пропадала.

Я взглянула на часы – половина восьмого. Самое время пополнить запасы развлекательной литературы. Вчера я дочитала последний роман о похождениях своей любимой героини – белокурой Годзиллы. Она для меня как наркотик, если нет новой книжки, чувствую себя больной и несправедливо обиженной. Так, что там у нас по пути? А, круглосуточный "Кварк", то, что надо. Хотя цены там, надо сказать, сродни ценам в ювелирных салонах Петербурга. До сих пор не пойму, зачем их так взвинчивать, чтобы потом продавцы-консультанты часами без дела слонялись?! А как все начиналось! Удобные табуреточки-скамеечки, кофе ночным посетителям, задушевные разговоры: "А вы читали? И как? М-да, вы совершенно правы: синекдохи у господина Г. стали совсем не те, а идеологически-образный ряд у госпожи Д. хромает на все буквы алфавита". М-да, Онегин я тогда моложе, я лучше качеством была… Тогда не качество, а количество оставляло желать лучшего. Теперь все наоборот. Впрочем, мне ли, профессиональному читателю, жаловаться?!

Мальчик-консультант бродил за мной тенью все десять минут, пока я предавалась воспоминаниям о золотом веке книгоиздательского дела в России.

– Не поняла! А где Годзилла? – нотки обиженного взрослого, которому не досталось обещанного сладкого, прорвались против воли. Мальчик подскочил на два шажка, расшаркался, принося извинения:

– А Годзиллы нет! Кончилась!

– И Серодусты?

– Серодусты тоже нет. Вы разве не знаете? Серию закрыли. Коммерчески невыгодна.

Нет, вы слышали? Бабоньки рыдают, переживая приключения белокурой бестии, скупая книжки пачками, а серия, получается, абсолютно невыгодна. Стоп! А с чего я взяла, что бабоньки подсели на Годзиллу? Может, у этого автора только один читатель и есть – я. Тогда вдвойне обидно: и за автора, и за меня. М-да, утро началось оригинально: сначала официальный завтрак с погибшей птичкой, теперь вот пора Годзилле пора писать некролог. А как все начиналось! Сначала она соблазнила неандертальского вождя, и он долго рыдал, целуя доисторический песок, по которому ступала ее нога тридцать восьмого размера. Потом на очереди оказался Тутанхамон, которого смелая девушка пыталась спасти от яда. Не спасла. Но кто ж знал, что этот египетский Дон-Жуан сломает себе ногу и помрет от гангрены?! Вот и Годзилла этого не знала. Об этом только на дня сообщили. За Тутанхамоном последовал скифский товарищ: предложивший Годзилле место на кургане. Людовики всех мастей, Наполеоны – от императора до пирожного, Иван Грозный, не понятно, как сюда затесавшийся, шейхи, омары, калифы и непосредственный, но очень честный в этой самой непосредственности мужской народ. Да, у этой девушки биография. Которой можно только завидовать. И вдруг… все. Закрыли.

Черт, словно лучшую подругу потеряла. Сутулившись, я пошла к выходу.

– Мадам! Подождите!

И столько понимания прозвучало в этом "мадам", что я покорно повернулась, ожидая утешения.

– Возьмите вот этого! – мне протянули пачку книг. Глаз выхватил узкое лицо на обложке. Автор? Автор!

– Стэн Мо. Его сейчас очень хвалят. Как говорится, попал в струю. Пусть и не дамский роман, но вам понравится. Обещаю!

Хм… Сколько раз я это слышала? Я буду любить тебя всю свою жизнь. Обещаю! Я никому тебя не отдам. Обещаю! Мы не станем ссориться. Обещаю! Я не брошу тебя. Обещаю! Не изменю. Обещаю! Не предам. Обещаю! И вот, наконец, нечто новое: пусть и не дамский роман, но вам понравится. Обещаю! Сколько мужских клятв, и все они оказались ложными. Сколько обещаний, но все они лишь призраки истинных чувств. Истина одна – ничего и никому не обещай, даже если очень хочется.

В салоне машины было очень холодно, уходя, я оставила окно приоткрытым. Снег бился в стекло, словно навязчивые воспоминания. Тук-тук, Эфа! Тук-тук.

Прогревая машину, я налила из термоса кофе, закурила и исключительно из женского любопытства открыла первую книжку. Не понравится, верну обратно: благо и магазин под боком. "Вкус хризантемы". Ну, понятно, народ сейчас падок на восточно-японскую экзотику.

"Тише! Я слышу стук твоего сердца. Если ты положишь ладонь мне на лицо, шероховатое от бумаги, типографской краски и отпечатков чужих пальцев, то услышишь ритм моего сердца. Они бьются в унисон. Тише! Все мы вступаем в этот страшный лабиринт смерти и надеемся, что сможем из него выйти без потерь. Без шрамов. Царапин. С улыбкой и надеждой на будущее. Чтобы потом сесть в тени деревьев и выпить зеленого чая с цветками хризантем. У него особый – горький – вкус, дарующий силы. Но почему никто не знает, что вслед за тобой в лабиринт вступает сама смерть. У нее бесшумные лапы, как у кошки. Но если она хочет, то начинает клацать когтями по полу. И тогда ты знаешь, что она идет вслед за тобой, чутко улавливая запах страха.

Влево-вправо-вперед. Так пешка в руках неопытного игрока совершает хаотичные перемещения на доске, помеченной клетками. Так кубик выбрасывает "один" вместо шести, и твои шашки заствают, не в силах пошевелится на лаковой доске. Ты умеешь играть в нарды? Какая досада! Вряд ли тебе пригодятся эти знания теперь.

Итак, ты волен в своих передвижениях, ты даже можешь взять тайм-аут и переждать, укрывшись за следующим поворотом, восстанавливая дыхание и чувство страха, а можешь, повернувшись, встретить ее – лицом к лицу. Последнее – есть знак большого ума и знак такой же, большой, глупости. Самый сильный инстинкт человека – инстинкт самосохранения, и ты сознательно от него отказываешься. Во имя чего? Гордости? Пустых надежд? Или пьяной смелости? Но это твое право, и не мне его судить. Жаль только, что мы больше никогда не выпьем с тобой зеленой чай с цветками белой хризантемы. Тише! Я слышу, как смерть идет за тобой. Берегись!"

Я очнулась только, когда пепел упал на страницу. Инстинктивно взглянула на часы. Надо же: мне показалось, что прошла вся жизнь, а оказалось – четыре минуты. С половиной. Какое резиновое утро. Тянется и тянется скрипящим латексом. Впрочем, это не так уж и плохо. В такие дни успеваешь сделать намного больше.

Машина заурчала, набирая скорость. Мокрый асфальт грозил неприятностями, снег бил в лобовое. Конец января. Новый год. Терпеть не могу это время. До весны далеко, зима же, напротив, лютует, то и дело устраивая испытания для измученного давления. Состояние грогги, помноженное на сезонную депрессию, дает отвратительный результат: раздражение, постоянные мигрени. Может, плюнуть на все и уехать? Благо средства позволяют. Скажем, куда-нибудь в Тунис. Там, говорят, сейчас побеждены все инфекционные болезни, никаких прививок и виз, сел на самолет, и через несколько часов ты в царстве солнца, моря и фруктов. Вот только возвращаться уже не захочется. Или в Грецию? Да-да, хочу в Грецию! В маленький домик на берегу моря, и чтоб никого. Никого?

Черт! И куда он только прет?! Чайник! Сидел бы дома, если водить не умеешь! Еще жесты неприличные мне показывает. Научись сначала пальцы правильно складывать, чудила безрогая! Ха!

Спокойно, Эфа, не раздражайся. День только начался, а ты уже похожа на мокрую злую кошку, готовую вцепиться в любого, кто скажет тебе "Нет". Причем неважно, какой вопрос ты задаешь. Ближе к делу! Какие наши планы? Пора бы вспомнить содержимое ежедневника. А на фига вспоминать: страницы все равно пустые! – хихикнул внутренний голос. И то верно, я всегда заполняю ежедневник уже постфактум, путая имена, телефоны и время встреч. Каждый понедельник даю себе слово начать новую жизнь, но… кто верит обещаниям?! Опять все сначала: заклинило меня на обещаниях.

Так что там с планами? В планах – работа и компьютер. К сожалению, тот, который у меня в кабинете, за время зимних каникул сдох. Как-то сразу и пока что без перспектив на восстановление. По крайней мере, так наш системотехник говорит, и я ему верю. Все понятно: факультетская сеть напоминает бесконечный лабиринт: компьютеров так много, что они просто не могут поладить между собой. То контакт отойдет, то кнопку заклинит, то такой скачок напряжения, что все машинки объявляют забастовку, а во время сессии и того хуже – вирусы. Эпидемия. Виртуальная пандемия, источник которой понятен без слов: те, кто их пишут и те, кто их лечат, не успели договориться между собой. Странно только, что пострадала лишь моя машина. Видимо, у нее иммунитет ослаблен. Теперь придется идти в компьютерный класс. Я взглянула на часы. Почти целый час на научные изыски. Хе-хе! И то хлеб. На больше меня все равно не хватит.

Декана, то есть меня, у вахты встречали как самого дорогого гостя: два сонных охранника, принятых на работу совсем недавно, талантливо изображали бурную трудовую деятельность: зевали, рискуя вывихнуть челюсть, и чесали глаза, норовя их протереть до дыр. Фи! Ну, хорошо, хорошо, последнее сравнение беру обратно, я согласна, что оно несколько неудачно.

– О, Стефания Андреевна! А мы вас не ждали! – сказал один, деморализовав меня стойким перегаром. Ох, рано, встает охрана! А уж как она ночку проводит, я молчу. Счастье в незнании, – сказал кто-то из древних мудрецов и не ошибся – правильная позиция. Чем меньше знаешь, тем лучше спишь. Вот я, к примеру, не знала бы о вечеринке 14 февраля, так и спала бы по ночам сном младенца. У, оставим тяжелую тему. Охранники, как будто поняли состояние начальницы и снова зевнули, отвлекая внимание на себя.

Все в парнях хорошо, за исключением одного – они близнецы. Гриша и Миша. Подозреваю, как хихикали над нашим факультетом в отделе кадров, подбирая именно таких, необычных, охранников. И точно, всем нам теперь стало не до смеха, лично я их вечно путаю. Хотя различия есть. У одного волосы красные, у другого – черные. У одного уши заостренные, у второго – нет. У одного – дергается левый глаз, у другого – правый. Все просто! И почему я их путаю?! Да потому что не хочу различать.

Сегодня – общая смена братишек, в остальные дни мальчики успешно подменяют друг друга, и это хорошо, поскольку иначе большинство наших сотрудников элементарно бы спятили. Спасибо, Гриша! Пожалуйста, только я не Гриша, а Миша! А, понятно! Ну, так спасибо, Миша! Пожалуйста, только я не Миша, а Гриша! И так до бесконечности. Пока эти двум паразитам не надоест.

– Чего так рано, Стефания Андреевна? Не спится? – сочувственно пробормотал один из них. Ему-то до моего прихода как раз спалось, судя по мятому лицу. Я пригляделась: точно, порножурнальчик вместо "Спокойной ночи, малыши" перед сном просматривал. Вон, как девица на щеке отпечаталась: любо-дорого посмотреть! – Сны дурные видите?

– Вижу. Кошмары.

– А! Так то старость, Стефания Андреевна, даже и не сомневайтесь! Кошмары – к старости. А тот, кто рано встает, уже на полпути к могиле. Вчера по новостям передавали. Молодые спят долго и крепко. Старики – почти не спят. Приезжают на работу рано, будят… Но ведь старость – это еще и мудрость.

Удивительное дело – я даже не обиделась:

– Намек понят. Комплимент, несмотря на всю его сомнительность, принят. Теперь вопрос на засыпку: кто-нибудь уже пришел?

– Вы – первая, – с непонятной гордостью ответил Гриша или Миша. – Даже уборщицы нет. Она к половине девятого обычно приходит. Ведрами гремит, спать… то есть охранять не дает… А так никого – тихо здесь, Стефания Андреевна, как в гробу. Даже иногда страшно становится, особенно в непогоду: хлопки, крики, шепотки, топот ног – и тишина!

– А мертвые с косами вдоль дорог не стоят?

– Мертвые? С косами? – на лицах-клонах появилась печать раздумий. – Не-а! У нас ведь дорог тут нет, одна лестница. И лифт! Какие ж тут мертвые? Храм науки все-таки, ни хухры-мухры!

Коротко и ясно: раз пришла в храм науки, так ею, родимой, и занимайся.

– Все с вами понятно, голуби вы мои охранные. Овчарки ненаглядные! Я буду в компьютерном классе, если что…

На лицах охранников читался встречный вопрос: если что – что?

Уточнять не стала. На всякий случай. Тяжело поднялась на второй этаж, открыла дверь. Запах какой-то странный. Надо Субботину сказать, чтобы проветривал почаще.

За одним из компьютеров сидела пухленькая белокурая девушка. Вот ранняя пташка, умилилась я. Уже с самого утра грызет гранит науки.

– Доброе утро, – юное дарование осталось безучастно к моему появлению. – Что ж вы тут, одна, да еще в темноте? Так и глаза можно испортить.

Она не ответила. Ну и ладно, мы не гордые, нам к хамству и низкому культурному уровню наших студентов не привыкать. Не хочет – не надо.

Я включила свет и выбрала себе машину, поближе к выходу. Компьютер мигнул зеленым глазом и завибрировал, загружаясь. Молния на сумке разошлась с голодным треском, и я достала незаменимый термос. Не могу я по утрам без горячего кофе работать. Знаю, что вредно, но до поры до времени вредные привычки бывают дороже собственного здоровья. Ну, ничего, не пройдет и десяти лет, как мое здоровье отыграется. Причем за все и сразу.

Меня по-прежнему беспокоил неприятный запах, царящий в помещении, у него был металлический оттенок. Автоматически я провела языком по потрескавшимся губам. Такой вкус – металлический – бывает только у крови. Но чтобы у запаха был такой привкус? Ладно, сама форточку открою, хотя до нее не так просто дотянуться.

Скинула туфли, забралась на подоконник. Изогнулась, пытаясь достать до замысловатого шпингалета. Есть! Получилось! В лицо ударил снежный ветер.

Девица молчала и не шевелилась, совершенно не реагируя на мои телодвижения. Стало нехорошо: холодно и страшно.

"Спит", – немного нервно успокоила себя Эфа.

"А вот и не угадала! Мертва", – снисходительно подсказала девица и слегка завалилась набок.

Честно говоря, я не испугалась. Только растерялась, оставаясь балансировать на узком подоконнике. Что с ней? Несчастный случай? Сердце не выдержало нагрузки? Закупорка сосудов? Передозировка наркотиков? Чего там еще бывает у молодых?

Неловко сползла на пол, обула туфли и подошла поближе. Вполне достаточно, чтобы понять – несчастным случаем тут вовсе не пахнет. Пахнет убийством. Причем убийством с криминальной изюминкой, да простит меня покойная Варя Громова.

Тело третьекурсницы Вари было прикручено скотчем к стулу, руки застыли на клавиатуре. В открытых голубых глазах – ужас. Рот аккуратно накрашен и заклеен прозрачной полоской. Во лбу – аккуратное отверстие. На затылок я старалась не смотреть.

Чистая работа.

Убийца даже не поленился вытереть кровь с лица жертвы, а также расчесать и уложить волосы, по крайней мере, там, где это было возможно. Контраст сияющих светлых волос с красной точкой был ошеломляющим. Я дотронулась до запястья. Ледяное. Значит, умерла давно. Скорее всего, прошлым вечером.

Компьютер, за которым сидела Варя, внезапно мигнул: я случайно дотронулась до мыши. Проснулся. На белом виртуальном листе чернела издевательская надпись: "Первый пошел!" и подпись – Джокер.

М-да, плакали мои сегодняшние лекции, ученый совет и работа над диссертацией. Первый пошел. А заодно и первый учебный день сорван. Поймать бы этого Джокера, да уши ему надрать! Сейчас милиция понаедет, следом телевизионщики и начнется: где вы были, что видели, считаете ли, что над институтом навис злой рок?!

По мобильному я набрала номер институтской охраны:

– Это Иванова. Миша…

– Я – Гриша.

– Неважно. Вызывайте милицию.

– Стефания Андреевна, что там у вас?

– Труп, – коротко проинформировала я нашу доблестную охрану и отключилась. Ох, Варя, Варя…