Текст книги "Не придумал (СИ)"
Автор книги: Амброзий Богоедов
Жанры:
Контркультура
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
– Мамке своей фукать будешь, ослица, – принял на свой счёт Миро. – Короче, у Штопора параноидная шиза, он там выстраивает в голове своей дурной миры разные, в которых он жертва и крыша от этого течёт. Так пока лечащий врач говорит. А привезли его с алкогольным психозом. Собираются полгода у себя держать.
– Ух! А чего так долго-то? – не на шутку взволновался Дойч.
– Штопор совсем головой пизданулся, реально, – голос Миро был серьёзным. – Он мне в палате знаешь что выдал? Говорит, «у меня под кроватью есть человек, иногда я смотрю туда и он есть, а иногда его там нет. Хочешь, я вас познакомлю?»
– Ну и как? Познакомился? – съязвил Дойч.
– Да, его зовут Пётр, – Миро ждал этот вопрос.
– В смысле?
– Что?
– Да ты меня троллишь, – неуверенно произнёс Дойчлянд.
– И не говори, серьёзно троллю? – Миро уже откровенно ржал. – Короче, перхоть, не тупи, проспись там, чтобы завтра был готов…
– К чему?
– Я тебя придушу сейчас, проститутка! – голосом травести-артиста пригрозил Миро. – У меня день рождения завтра!
– Ох… – жалобно выдохнул Дойч.
8 октября
Дойчлянд позвонил Миро в тот час, когда Солнце уже грело другие народы. Приходить на начало вечеринки было ему не по рангу.
– Алло…
– Шлюха, ты скоро доиграешься! Мы выпьем всю водку, если ты не поторопишься, – начал затравливать Миро.
– Да я только раздуплился, – оправдался Дойчлянд, – ща, оденусь, и поеду.
– Ага, давай, заодно Алису увидишь, – скучающим голосом предупредил цыган.
– Тогда не приеду, – решительно ответ Дойч.
– А… – будто только этого и ждал Миро, – тогда мы сами всё разопьём и вынюхаем…
– А что… вы… будете нюхать? – сглотнул Дойчлянд.
– Тебе-то что? Мефедрон только для тех, кто соизволил прийти, – так же буднично ответил Миро, хотя в душе чертовски злорадствовал.
– Позвони тогда, если Алиса уйдёт, – с долей надежды в голосе попросил Дойч.
– Когда «быстрые» приходят, то с Праздника быстро не уходят, ты же знаешь, – Миро уже не сдерживал наслаждения, которое он испытывал из-за поражения друга. – Пока!
У Дойчлянда в кармане лежали какие-то незначительные купюры, поэтому он захотел сделать собственный Праздник, сбегал к хачам и наклюкался у себя дома.
Прибухнув, герой осмелел, да так возгордился, что намеревался посмотреть своим страхам в лицо. Дойч достал из заначки последнюю пятихатку (хотя полгода назад в этом «неприкосновенном запасе» было пять тысяч), сладко хрустнул конечностями, растягивая их, зловонно пёрнул и вызвал такси, чтобы отправиться на «Владимирскую».
Однако встреча со страхами отменялась уже хотя бы потому, что Дойчлянд возлагал большие надежды на мефедрон, который был выбран как инструмент раскрепощения, но ещё с порога хорошенько вмазанный Миро разочаровал героя – наркота закончилась, осталась только водка.
Желание Дойчлянда отложить встречу с Алисой хозяин вписки во внимание не принимал. Миро делал всё, чтобы они встретились. Цыганский мерзавец истинно кайфовал, когда бывал свидетелем спектаклей Судьбы. А что может быть приятнее акта Разлуки?
Сначала Миро действовал открыто и немного по-детски. Будучи гораздо крупнее хрупкой Алисы, Миро просто силой вталкивал её в комнату, где расслаблялся Дойчлянд, но оба участника цыганских розыгрышей делали вид, что ничего не происходит, и снова расходились по разным комнатам. Но Миро не был так прост и прибегнул к более тонкому, хотя и весьма грязному приёму: он начал спаивать Дойчлянда, попутно нашёптывая ему свой план действий. И это сработало, но не в пользу Миро: пока парни пили, Алиса умудрилась ускользнуть из квартиры. Несмотря на это, решимость Дойчлянда поговорить с бывшей возлюбленной только возросла!
Раздосадованный своей неудачей Миро отчалил веселиться в другие комнаты, а Дойчлянд вышел в подъезд и набрал номер Алисы. После того как девушка сказала «алло», Дойч разрыдался и несколько минут не мог остановиться.
– …ыхм, прости пьяного дурака, – всхлипывал Дойчлянд. – Я хочу встретиться с тобой, поговорить…
– Всё нормально, Дойч, – в голосе Алисы звучали нотки сочувствия. – О чём ты хочешь поговорить?
– Я не знаю, – после некоторого замешательства ответил герой. – Я сейчас напился, как полный кретин и быдло, я не знаю, зачем я тебе звоню…
– Если хочешь, мы можем поехать и где-нибудь поебаться. Может, тебя попустит, – предложила Алиса.
– Да… хотя нет! Я обещал Штопору, типа мужская солидарность, вся хуйня, – Дойчлянд из последних сил выпихивал наружу своё благородство, опасаясь, что ублюдок внутри него наломает дров.
– А с тобой он тоже из солидарности ебался за моей спиной? – вспылила Алиса.
– Что? – удивился Дойч. – Со мной? К-когда?
– На ваших репетициях. Рок звёзды, блядь!
– Со мной он не ебался, – с долей грусти отверг обвинения Дойчлянд.
– А с кем тогда?
– Алис, давай не будем ругаться? – устало предложил герой.
– Что ты хочешь тогда? Мне тебе сказать нечего, Дойч, тебе мне тоже. Давай не будем друг друга мучить? – предложила Алиса.
– Тогда… – Дойч замешкался, – пока?
– Пока, Дойчлянд. Хорошо проведи время!
Алиса повесила трубку и оставила Дойчлянда в плену его самоедства. Герою необходимо было напиться ещё сильнее.
19 октября
19 октября – эту дату отмечали в органайзерах своих телефонов десятки петербуржцев. В этот день, каким бы пасмурным ни было небо, и какими бы дырами ни зиял карман, все эти люди старались ближе подступиться к «Елизаровской» – колыбели, которая взрастила именинника. 19 октября, многие годы назад, в руки акушерок местного роддома был исторгнут молчаливый младенец, шея которого была туго затянута в пуповину, но эффективная тактика реанимации, которую использовал пьяный врач, помогла тщедушному тельцу выкарабкаться и выжить. С тех пор «перегар» и «жизнь» стали неотделимыми друг от друга понятиями для того, кого через десятки лет начали уважительно именовать Дойчлянд!
Казанский первокурсник Вазелин не был другом Дойча – парня просто привёл с собой Философ. Подросток сбежал от родителей, как только его выпустили из психушки, и стал прятаться в другом городе. Скитаясь по Думской, Вазелин познакомился с Философом.
Дойчлянду упали кое-какие деньги с прошлых клинических исследований, поэтому на свой день рождения он решил заморочиться и приготовить каких-нибудь закусок, резонно рассудив, что выпивку и без него организуют. Он гонял Вазелина по магазинам и напрягал шинковать овощи – словом, был доволен новым молодым камрадом.
За проявленное трудолюбие Дойч накормил пацана феназепамом.
Пришедший под вечер Миро, мгновенно возбудившийся от мысли об охоте на молодого сорванца и не знавший, что парень уже под транквилизаторами, начал Вазелина спаивать. Тут-то Миро и просчитался! Ведь вместо раскрепощения первокурсником овладело безумие. Вазелин начал раздеваться, но отнюдь не для того, чтобы обласкать Миро.
– Я – шлюха! Хочешь, покажу жопу? – предложил Вазелин, всплеснул руками и задел ими люстру.
Все присутствующие обратили взоры на источник света, на мгновение забыв о подростке. Лицо Вазелина то обретало зловещие оттенки, когда люстра отдалялась от него, бросая тень, то принимало придурковатое выражение, когда свет приближался.
Парень замер на несколько секунд, после чего уверенно повернулся задом к Миро, наклонился и, крякнув, вывалил на колено цыгану порцию нетвёрдого дерьма.
Окружающие поверили своим глазам гораздо быстрее, чем Миро, разразившись коллективным хохотом.
Сидевший в полулотосе цыган с несвойственным для гомосексуалиста омерзением к говну взвыл. Вазелин попятился, но Миро был быстр – вскочил, буквально роняя кал, и размашистым хуком выключил паренька.
– До-о-ойчлянд! – орал Миро. – Блядь! Кого ты привёл?!
Из своей инъекционной комнаты на шум вышел Дойчлянд. Перед его глазами была обескураживающая постановка: на полу лежит недвижимый Вазелин, полуголый цыган с грязной штаниной приплясывает около валяющейся футболки и орёт, тусовка неистово угорает.
– Убери это! Убери эту хуйню! – вопил Миро.
– Что это? – недоверчиво спросил Дойчлянд, осторожно выглядывая из дверного проёма.
– Твой дебил на меня насрал, ёбаный рот! – Миро промчался мимо Дойча и завернул в ванную комнату.
– Ха-ха-ха! – бескомпромиссно краснея, Ефрейтор пытался привлечь внимание Дойчлянда, чтобы что-то объяснить, но не мог вымолвить и слова, одолеваемый смеховыми спазмами, поэтому просто бессвязно жестикулировал.
Дойчлянд подошёл к футболке. Его лицо исказила гримаса омерзения. Не это он хотел видеть после того, как щедро вмазался мефом.
– Кто. Это. Сделал? – сурово спросил хозяин притона.
Ефрейтор свалился на пол, хрюкая и хрипя от спазма. Присутствующие показывали на лежащего в нокауте Вазелина.
– Сучонок, вставай! – Дойчлянд пытался поднять проказника с пола.
– Давай его водой обольём, – предложил Философ.
– Давай! – согласился Дойч. – Помогите этого гондона оттащить.
Когда ребята приблизились к ванной, они встретили сопротивление: Миро, трущий мылом свою ногу, рычал и угрожал всем вошедшим пиздюлями.
– Оставим этого уёбка в подъезде, пусть там в себя приходит, – распорядился Дойчлянд.
– А говно что? Так и оставим в комнате вонять? – резонно заметил Философ.
– Бля-я-я… – сокрушённо протянул Дойч. – Какие варианты?
– Я могу только помолиться, – засмеялся Философ, потом неожиданно принял серьёзный вид и голосом клирика произнёс: – Отче! Благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я знал, что Ты всегда услышишь Меня, но сказал сие для народа здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Вазелин, тупое ты ебло, иди вон!
Как по волшебству, Вазелин замычал и пошевелился.
– Ух ты ж бля! – сам себе удивился Философ.
– Молитесь благодарно Силе, создающей таких людей! – пророкотал Ефрейтор, наблюдавший за «воскресением» с пола, поскольку приполз в коридор на четвереньках, а теперь шутливо кланялся Философу.
Дойч схватил Вазелина за уши и пристально посмотрел ему в глаза, ожидая, когда парень сфокусируется достаточно для того, чтобы внять вербальному посланию.
– Ы-ы-ы, – Вазелин начал общение с нечленораздельной речи, – я – шлюха…
– Блядь, я тебя сейчас ёбну ещё раз, дебил, сука, еба́ный! – заорал из ванной Миро.
Вазелин испугался и безуспешно попытался подняться.
– Тихо, никто никого не ёбнет, – дипломатически пообещал Дойчлянд.
– Как это никто? – всё так же из ванной возразил Миро. – Я. Ёбну. Ему! Если он не уберёт своё говно поскорее. До того, как я, блядь, зайду в комнату.
– Во! Слышал, Вазелин? – стараясь выдержать доброжелательный тон, уточнил Дойчлянд. – Сейчас пойдёшь и дерьмо из комнаты уберёшь, и на улице в мусорку выкинешь. Только оденься.
– Пусть голый идёт, – продолжал капризничать Миро, – я его рубашку заберу.
– Ты-то заберёшь, да вот пузо носить не позволит, – заржал Ефрейтор.
– Слышь, скотина, ты на своё брюхо посмотри. Нажрал с фронтовых бабок мамон, а пиздишь чего-то…
Пока друзья Дойчлянда выясняли причины происхождения избыточного веса друг друга, сам он отвёл Вазелина к загаженной футболке и велел выкинуть её. Первокурсник, массируя челюсть, надел штаны и аккуратно сложил из испорченной одежды кулёк, который брезгливо понёс на улицу, про себя недоумевая, как его говно оказалось здесь, и его ли оно вообще.
20 октября
К середине ночи Дойч предложил сделать «русский абсент»: купить настойку пустырника или валерьянки, в которых были те же семьдесят градусов, что и в полынном оригинале, и начать глушить их, предварительно поджигая. Идею активно поддержал Ефрейтор, за что его и определили гонцом в круглосуточную аптеку.
С задания он вернулся всего с тремя пузырьками пустырника, так как настойка была импортной и поэтому дорогой, а характерный резкий запах спирта, шлейфом преследовавший Ефрейтора, говорил о том, что один флакончик до притона даже не добрался.
– Да! Я… уже выпил! – оправдывался Ефрейтор перед товарищами. – Но я сделаю это ещё раз… уф… при свидетелях!
Свидетели освободили три кружки. Несмотря на высокий градус общей нетрезвости, падать до уровня спиртовых настоек окружающие Ефрейтора люди не спешили. Все ждали подвига!
Ефрейтор налил пустырник в одну из кружек, взял её в левую руку, а правой из кармана достал зажигалку.
– Дой… уф… члянд! Эт-эта кружка – только за… а… тебя! – с этими словами Ефрейтор поджёг содержимое, и залпом выпил.
Собравшиеся затаили дыхание!
– Уф! Бля-а-дь, – Ефрейтор плюхнулся на жопу.
– Ну?
– Что скажешь?
– Заебись пошло? – каждый на свой лад задал, в сущности, один и тот же вопрос.
– За… ик… бись! – довольно выдохнул Ефрейтор.
Дойчлянд и Философ, не сговариваясь, схватили по кружке. Чокнувшись, они опрокинули в себя по целой порции русского абсента. Философ побежал блевать в дежурное ведро.
Спустя полчаса после того, как группа пьяниц отправилась на кухню играть в «Дурака», ленивую партию прервал оживившийся Ефрейтор. Он огласил свой приход ещё в коридоре мощным кличем: «На меня! Снизошёл! Зе-е-евс! А-а-ар-р-ргх!»
– Зевс, я призываю тебя, Зевс! – не растерялся Философ, сидевший на кухне.
– Зевс занят! Зевс охуел! – врезаясь в мебель, откликнулся Ефрейтор.
– Ты нужен нам, Зевс! Нам нужна твоя мудрость! – настаивал Философ. – Зевс!
На пороге кухни появилась оболочка Ефрейтора, внутри которой временно квартировался античный бог.
– Ты, Философ, умрёшь первым! – начал вещать Ефрейтор, бессистемно вращая зрачками. – Извини, я тебя проклинаю!
Философ начал картинно изображать умирание.
– А ты, Дойчлянд, возвысишься и приблизишься ко мне! – указывая на именинника перстом, пообещал ничего не соображающий прорицатель.
– О, это заебись! – обрадовался пьяный в полный кал Дойчлянд.
– Ведите ко мне женщин! – велел бог. – Я охуел! Всем проклятия!
Под утро бог-громовержец вышел из земного тела, которое он позаимствовал у Ефрейтора. А к вечеру, когда посетители притона начали просыпаться: кто под столом на кухне, а кто на коврике возле входной двери, ко всем из них лично подходил осознавший истинного себя Ефрейтор, и просил прощения за своё поведение под управлением Зевса.
А ведь дружба и срепляется тогда, когда ты перед кем-то обосрался, но все сказали, что так и надо!
21 октября
Октябрь приносил с собой холод, а значит, рейсовый автобус мог в любой момент привезти в притон мать Дойчлянда.
Около двух часов дня Дойч окинул косым взглядом своё имение: тут и там лежали тела – одни были в чём мать родила, другие храпели так, что в шкафах звенела посуда; в раковине – даже страшно описывать, в ванне – наблёвано; пол был устлан упаковками от еды и объедками. Мягко говоря, в доме было неприлично.
Однако Дойчлянд отчётливо понимал, что ни сегодня, ни в ближайшие несколько дней Праздник невозможно будет остановить, поэтому он пошёл на отчаянный шаг – сгонял к ближайшему банкомату, проверил свой остаток на счёте и, удовлетворившись, решительно набрал номер матушки.
– Алло, мама, давай я пришлю тебе денег, как за месяц, но ты задержишься ещё на неделю? Напои там всю деревню в мою честь!
26 октября
На шестой день гуляний Дойч проснулся рано утром в ожидании белой горячки. По его прикидкам печень уже должна была взбрыкнуть. Мантрой в голове героя звучала одна мысль: я больше не буду пить!
«…больше не буду пить…» – вибрациями в тонком мире раздалось эхо мыслей Дойчлянда. Пространство вокруг дома сначала подёрнулось еле заметной рябью, но с каждым новым кругом идея трезвости увеличивала амплитуду волн.
Существо с шестью лапами крокодила и телом дельфина, кормившееся у рюмочной, почувствовало странное шевеление у покинутого гостями и постояльцами притона. Оно с интересом и некоторым беспокойством приближалось к источнику усиливающегося волнения. Остановившись на том месте, где раньше была ядовитая яма, чудовище стало наблюдать за пляской материи. Спустя несколько мгновений, достигнув наивысшей точки колебания, оболочка вокруг дома Дойчлянда лопнула, словно убитый поринг, орошая ближайшее пространство брызгами Праздника. Самые жирные из них монстр ловил быстрым змеиным языком. Где-то вдалеке раздалось ржание лошади.
Дойчлянд лежал и вспоминал последние два дня, когда после интервью от лица «Deutschland’s Mother & The Alconauts» для маргинального интернет-журнала, он и Миро пошли слушать стихи в бар, откуда притащили на тусовку в притон с десяток незнакомых человек. Этим людям Дойчлянд рассказывал, как однажды он ехал в чудном поезде, который остановился на станции так не вовремя – аккурат в ту минуту, когда герою невыносимо захотелось срать. Справив нужду, Дойч дождался, когда состав тронется, и выплеснул содержимое отхожего ведра на головы людей, стоявших на проплывающем за его окном перроне. А потом в том же поезде, президент одной крупной мировой федерации сделал Дойчлянду горловой минет.
Всего перечисленного в нашем с вами взаправдашнем мире не происходило, но герой уверял незнакомцев, что всё в точности так и было. Незнакомцы, впрочем, ему не верили. Утром за это было стыдно.
Было стыдно и за прошлую неделю, а потом и за уходящий в историю октябрь. Через несколько часов рефлексирования щупальца стыда покрывали последние два года жизни героя. И вот это уже было невыносимо.
«…я больше не буду… А, к чёрту! В „Полушку“! За самым дешёвым пивом!»
Пуф! Отлетает на тротуар пробка. Секунда, и вожделенная влага омывает берега пищеварительного тракта. Ах! На душе становится легче.
Мать Дойчлянда приехала около четырёх часов вечера. Сын живой. Только квартира слегка потрёпана. Жизнь вроде как продолжается.
– Сынок, у тебя есть чего-нибудь выпить?
Декабрь 2015 – март 2017 года.
[i] О том, кто такой Фёдор и о его галлюцинациях читай в новелле Амброзия Богоедова «Фёдор шагал» (2015).