Текст книги "Не придумал (СИ)"

Автор книги: Амброзий Богоедов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Если же тропа взять больше, то холинолитический эффект будет сильнее. Изменится цветовое восприятие: всё характерно пожелтеет. С увеличением дозировки появится ощущение безумия и сюрреалистичности всего происходящего. Если ставить совсем много, испытателя ждут выраженные псевдогаллюцинации. Но несомненным плюсом тропикамида по сравнению с другими холинолитиками является минимальное количество неприятных побочек: при малой дозе они вообще не чувствуются.

 

Когда используемые спиды не лучшего качества или их меньше, чем нужно, тогда происходит резкий эмоционально неприятный выход минут через тридцать или сорок. Продолжительность действия тропикамида даже меньше, чем у мефедрона, этим объясняется сильное желание догнаться. Порой люди, бахающиеся чистым тропом, дёргают поршень излишне часто, а, перекидываясь в холинолитическую несознанку, делают это нон-стоп, совершенно забывая, что минуту назад они уже укололись. При таких условиях пара флаконов улетает часа за два.

Но вернёмся к Илье.

 

Через какое-то время ему действительно стало лучше. Кисти рук распрямились и стали подвижными, его общее самочувствие выровнялось. Но в работе его психики случился сбой. Илья стал бродить по комнатам в поисках всего, чем можно поставиться. В ход шли использованные шприцы, заваренный глицин и феназепам.

Останавливать друга в его безумии вскоре перестали пытаться. В притоне уважали право на саморазрушение. К тому же это давало поводы для издевательств и шуток, которые сплачивали их микросоциум, наполняя его своим особенным мифом, непонятным никому извне.

5 сентября

Около десяти утра в дверь притона бесцеремонно стучались. Время для пробуждения было неслыханное: у тех, кто проснулся из-за шума, даже была возможность увидеть Солнце.

 

– Открывай, хуйло, – неизвестно к кому из-за двери обращался пьяный голос Миро.

– Не ори ты, долбоёб! – в полубессознательном состоянии Дойч открыл дверь. – Честных людей будишь…

– Не ной, педик, давай бухать, – Миро стал греметь содержимым рюкзака.

– Отъебись! Иди к фашистам, я сплю, – отрезал Дойчлянд.

– Ну и ладно, зануда хуев, – обиженным голосом ответил Миро и пошёл в общую комнату. – Гомики, просыпайтесь…

 

Дойчлянду не было дела до принесённого пойла и пьяных кудахтаний цыгана, он воткнул отвёртку в отверстие для щеколды своей межкомнатной двери, тем самым обезопасив сон от посягательств сожителей. Ему так казалось…

 

Спустя двадцать минут, отвергнутый всеми Миро, стал искать утешения. Поскольку его самым близким другом был Дойч, то и жизнь портить своим присутствием цыган решил именно ему. Миро без перерыва тарабанил в дверь и призывал немедленно напиться. Дойчлянд ворчал, но вскоре уступил.

 

Пьянствовали до вечера. Между делом Миро обеспокоился состоянием Ильи, и, узнав, что музыканту от спазмов помогает амфетамин, предложил свою заначку. Илья незамедлительно согласился.

Лютая коричневая спидуха легла в ложку, была залита кипячёной водой и через поюзанный шприц, без петуха, совершила стремительный вояж в «столицу Австрии».

 

К слову, Миро этот стафф пёр около суток, именно поэтому он не спешил его сдалбливать. Для Ильи же этот завар стал судьбоносным, даже роковым, хотя и временно избавил его от спазмов. В тот день музыкант сделал свою последнюю инъекцию. Только т-с-с! Ребята об этом ещё не знали.

 

В тонком мире дельфин с шестью крокодильими лапами бушевал. Тёмные струи сочились по каналам Праздника, отравляя призрачного хранителя. Существо чихало, прыгало по крыше притона, пыталось укрыться у стен рюмочной, но энергия, которую генерировало в нашем мире тело Ильи, находила мерцающее чудовище и мучила его.

 

Тем временем в притоне Миро терял человеческий облик, а к Дойчлянду на огонёк собирался зайти мальчик старшего школьного возраста, чтобы заняться сексом под чем-нибудь интересным.

Услышав о предстоящих гомосексуальных утехах, гомосексуальный же Миро устроил целую истерику. Мол, как же так, бурить угольные шахты и без меня? Цыгана это страшно расстроило. Но на стороне Дойчлянда была бо́льшая трезвость. Миро грязно ругался, пытался вяло сопротивляться, когда Дойч выносил невменяемого цыгана спать на лужайку около дома. Поступок, на первый взгляд, не очень красивый, но даже Иисус после полугода вписок прогнал бы Иуду на мороз, если бы тот мешал ему ебать юного мальчугана под мефедроном.

 

Вернувшись в дом, Дойчлянд пошёл в ванную, чтобы привести себя в порядок. В зеркале отразилось лицо то ли святого, то ли мумии.

Дойч понажимал на банку с шампунем, услышав лишь несущий разочарование «пфлуаф!». Взяв обмылок «Хозяйственного», герой наспех намылил голову, левую подмышку, жопу и яйца, и, под аккомпанемент страшно гудящего смесителя, стал чуть более достоин рая (хотя бы земного).

 

На холодной лужайке Миро чувствовал себя некомфортно. Сил продолжать конфронтацию с Дойчляндом у него не осталось, поэтому он набрал телефонный номер Алисы и взмолился, чтобы она его забрала. Цыгану было реально плохо. Поскольку хитрый жук имел какую-то потустороннюю харизму, люди вокруг не оставляли его в беде. С Алисой они имели особо тёплые взаимоотношения, что позволяло Миро ещё туже сжимать метафизические яйца Дойчлянда, вызнавая у девушки те секреты, которые Дойч доверил ей, но не Миро. Плут из породы конокрадов любил быть на шаг впереди.

 

Дойчляндовский мальчик в компании такой же молодой девочки подходил к двери притона в то время, когда Миро уже уютно трапезничал в гостях у Штопора, куда отвезла его Алиса.

Цыган надеялся на встречу с любовником Дойчлянда, ему так и хотелось запустить свои язвительные речи в уши молодого самца, но приехавшее такси вынуждало его покинуть мокрую землю, на которой он лежал в ожидании конфликта.

 

Помывшись, Дойч даже сменил постельное бельё, приготовил дежурный грамм мефедрона, который он берёг на случай незапланированного секса, и стал ожидать. Дверной звонок издал трель. Через глазок Дойчлянд увидел фигуры мальчика и девочки. Маячила перспектива убить сразу двух молодых зайцев одним выстрелом. Дойч уже начал забывать, что такое вообще бывает, поэтому испытал приятное удивление.

Дойчлянд по-царски встретил дорогих гостей, предложив сразу завариться. Для девочки, имя которой герой забыл сразу после знакомства, такой поворот был немного шокирующим: до этого она только нюхала. Но когда она увидела, что от инъекций ничего страшного с парнями не случилось, то сама подставила свои чистые струнки под стальной смычок.

Через пятнадцать минут прелюдий и ласк девушке пришлось найти применение ещё для двух смычков – на этот раз мясных.

 

Случилась ебля, и во время неё взгляд Дойчлянда скользнул по экрану монитора. Его уставшие глаза на мгновение сфокусировались на размытой фотографии, которая появилась в интерфейсе популярного мессенджера. Что-то заставило героя прерваться, отодвинуть в сторону маленькую подругу, и приблизиться к монитору. Вблизи сюжет фотографии стал понятен: улыбающиеся лица Алисы, Штопора и Миро, в руках которого был молоток, как бы спрашивали Дойчлянда: «ну что, сучка, веселишься? А у нас тут не хуже!»

И такая странная обида разобрала героя: вот они, те люди, которых он действительно любит, там, без него, весело проводят время и им хорошо. Юные тела на кровати сразу перестали возбуждать – они попросту обесценились в тот момент.

Под удивлёнными взглядами молодняка Дойчлянд откатился на противоположную сторону кровати и заплакал.

9 сентября

Илья умирал. По неведомым для нашего понимания причинам чах и дельфин с шестью крокодильими лапами: он продолжал копать яму около дома Дойчлянда, но делал это не так активно, как раньше.

 

Притон укрывал всё больше и больше людей от сентябрьской непогоды. Не видно было только Миро.

 

«Deutschland’s Mother & The Alconauts» продолжали репетировать. Дойч напивался и трогал Гену Штопора за всякое, мешая творческой практике.

Зато Илья, как настоящий артист, шёл до конца, и пытался играть свои три аккорда негнущимися пальцами. Он храбрился и говорил, что будет выступать, даже если придётся бренчать хуем по струнам.

11 сентября

Вечером пятницы Илье стало совсем плохо. Спазмы в его пальцах стали не столь сильными, как несколько дней назад, но зато боль уже охватила все конечности целиком.

 

Дойчлянд вспомнил, что однажды вписывал парня, учившегося на патологоанатома – это был самый близкий к медицине человек, который приходил в голову. По счастливой случайности его номер был в записной книжке.

 

– Привет, это Дойчлянд, – поздоровался в трубку телефона герой.

– При, блядь, вет, – будто споткнувшись, обрывисто ответил «медик». – Напомни, кто ты.

– Елизаровская… Ты у меня вписывался пару недель, долбили тогда мощно. Вот я – хозяин квартиры. Вспоминай, – потребовал Дойчлянд.

– Ха-ха, – мечтательно хохотнул патологоанатом, – помню-помню! Зачем звонишь?

– Помощь твоя нужна, ты же с медициной как-то связан…

– Ну, это в прошлом! Я на химию переквалифицировался, если ты понимаешь, о чём я, ха-ха, – не стал обнадёживать бывший трупорез. – Но ты говори, в чём дело.

– Короче, у нас тут парень много дней уже назад… сколько? – задумался Дойчлянд, – в общем, покурил реагента спайсушного…

– Уф-ф-ф, – втянул воздух покойных дел мастер.

– Да… И пизда случилась с ним, – раздосадовано констатировал не очень профессиональными терминами Дойчлянд. – Скрутило конечности, болит всё… руки, там, ноги…

– Чувак, ну это совсем пиздец. Надо вызывать «скорую» ему.

– У парня нет документов, вот в чём проблема, – объяснил Дойчлянд.

– Блядь, тогда ждите до вечера воскресенья.

– Нахуя? – удивился Дойч.

– Без документов его «скорая» отвезёт в самую хуёвую больницу... бля, – опять споткнулся «медик», – там врачи по выходным не работают. Нахуй ему там лежать где-нибудь посреди отделения? Лечить его некому будет, я сталкивался. Он же у вас там не совсем помирает же?

– Живой пока, но что-то же надо делать… – будто в пустоту произнёс Дойчлянд.

– Дайте ему обезболивающего какого-то и ждите до воскресенья, мой тебе совет, – уверенно произнёс недоучившийся эксперт.

– Ладно, спасибо. Пока, – попрощался Дойч.

– Пока, чувак. Звони, если что.

 

Илью обезболили водкой и феназепамом, и стали надеяться на чудо.

13 сентября

Звонок в 4:00 утра не разбудил Дойчлянда, ведь герой вместе со своей компанией был в мефедроновом угаре. Трезвонил Очков – это было странно.

 

– Алло, Дойч, – взволнованным голосом начал Очков, – звонили из прокуратуры, концерт сегодня отменяем.

– Да? Почему? – голос Дойчлянда был удивлённым, но внутри он испытал облегчение, ведь если всё так, то ему не пришлось бы вставать с дивана и тащить на себе негнущегося Илью.

– Короче, кто-то настучал, или я не знаю… Им там гитлеры не понравились, ещё много всего. Удаляй встречу, группу, переписку. Всё удаляй, или вместе сядем.

– Хорошо, понял, – не стал возражать Дойчлянд.

 

Очков бросил трубку.

 

Дойчлянд не спешил всё удалять, лишь перевёл публичные аккаунты в статус приватных, а на своей странице в социальной сети оставил гневное сообщение: «Пацаны, концерта не будет! На Очкова давят мусора, он отменил тусовку. Смерть легавым от ножа. Сосите ХУЙ, краснопёрые! „Deutschland’s Mother & The Alconauts“ не сдаётся! Ещё увидимся».

 

Через несколько минут телефон Дойчлянда снова зазвонил. На экране высветился номер Очкова.

 

– Ал… – успел произнести Дойч.

– Сука, ты мудак что ли совсем?! Совсем, блядь, дегенерат, блядь, ебучий, блядь?! – напал Очков. – Мы же оба, блядь, сядем, сука, блядь!

– Стой-стой! – попытался остановить словесную атаку объебошенный Дойчлянд. – О чём ты сейчас вообще?

– Ты что, блядь, устроил на стене? «Сосите хуй, краснопёрые», блядь?! Долбоёб, удаляй всё нахуй! Как можно быть таким мудаком, скажи мне, а?

– Прости-прости! – пошёл на попятную герой. – Я хуйню сделал, наверное…

– Ты ещё сомневаешься, блядь? Так вот я тебе гарантирую – хуйню! Причём полную! – всё никак не успокаивался Очков. – Удаляй нахуй и группу, и всё остальное. И уж конечно, это ебаное послание!

– Хорошо, чувак, без вопросов! Прости, – до Дойчлянда начала доходить суть сформировавшейся проблемы.

– Прости, блядь?! У-у-у, блядь! – Очков снова первым повесил трубку.

 

Концерт не состоялся, и все причастные вздохнули с облегчением. Но Илья продолжал умирать, и с этим нужно было что-то делать.

Градусник, приставленный к телу Ильи на несколько минут, показал температуру в 34 градуса. Кожа музыканта была бледной, ноги отказывались ходить подобающим образом.

 

Посовещавшись, жители притона решили вызывать «скорую», но не в квартиру, а на улицу, чтобы не дискредитировать помещение – гасево там шло полным ходом.

 

Дойчлянд, Ефрейтор и Могила, как самые близкие друзья Ильи, потащили его на улицу, в кафе, около которого в тонком мире чудовище с шестью лапами крокодила и телом дельфина рыло яму.

 

Скорая помощь приехала минут через двадцать. Парни сказали, что сидели вместе в кафе, незнакомцу стало плохо, поэтому они и вызвали медиков. Илью положили в машину, поставили капельницу с глюкозой и повезли в НИИ скорой помощи имени И. И. Джанелидзе в Купчино.

 

Гнилостная нить из иного мира, тянувшаяся от Ильи к монстру с телом дельфина и шестью крокодильими лапами, начала ослабевать, а когда машина скорой помощи доехала до Софийской улицы, совсем исчезла. Чудовище принялось жадно пить соки Праздника, сочившегося из борозд удовольствия, которыми были испещрены все окрестности «Елизаровской».

15 сентября

Дождь лил непривычно долго. В такую погоду спать бы да спать, но Дойчлянда даже во сне мучила мысль о необходимости навестить Илью. Вчера это делать было не с руки – терзал отходняк. На сегодня же отмазок для самого себя у героя не нашлось, поэтому он собрался и поехал в Купчино.

 

Дойч добрался до места полностью промокшим, но даже перспектива погреться не была заманчивой, учитывая, в какое неприветливое помещение нужно было войти. Обшарпанное бетонное чудовище нависало над Будапештской улицей. Обрамлённое вдобавок тяжёлыми тучами оно приобретало тот ещё видок: трудно было представить, что хотя бы на каком-то из этажей мог быть не морг. Однако именно сюда свозили люмпенов, наркоманов, стариков и бомжей, которых отказывались принимать в цивильных учреждениях. Трудно представить, что должен чувствовать человек, который давеча побывал в токсикологической реанимации и вынужден выйти покурить во двор с такими видами. Даже самая жуткая галлюцинация выглядит привлекательнее. Хотя… Дойчлянду ещё предстояло это узнать.

 

– Привет, Илюша, – отыскав среди сорока коек ту, на которой лежал его друг, Дойчлянд поздоровался.

– Привет, братец, привет, – не терял духа полумёртвый Илья.

– Идите в жопу, пальцеглазые выпиздки! В жо-о-опу! – надрывался пожилой бородач, лежавший по соседству с Ильёй.

– И это целый день так? – полушёпотом спросил Дойчлянд Илью, легонько кивая в сторону деда.

– Братан, 24 на 7, ебануться, ха-ха, – ответил Илья. – Это самое жуткое место, в котором мне доводилось, блядь, бывать. Ты ж знаешь, я побывал много где, ебать, но тут… – Илья закатил глаза, – полный трындец. Ты посмотри на этого ебаната, – по одеялу Ильи полз таракан, – на помойке чище, ей-богу. Кормят помоями, но это ладно, но ещё и ебучие муравьи в еду заползают. Короче, мне надо отсюда съёбывать.

– Погоди, погоди, а что с тобой в итоге случилось-то? – начал переходить к сути Дойчлянд.

– А случилось… – всплеснул руками Илья, – нихуя!

– В смысле? – удивился Дойч.

– Они говорят, что жить буду и всё у меня заебись, – слегка улыбнулся Илья, но вышло у него совсем невесело.

– Бля, как это не говорят? Они руки твои видели? – Дойч потрогал друга за почерневшие конечности. – Это некроз, не?

– Дружище, я не ебу, – устало выдохнул Илья. – Говорят, полежать у них ещё надо, может, потом что-то скажут.

– Это какое-то ебланство, – продекламировал недалёкую от истины сентенцию Дойчлянд.

 

Около часа герой пытался приободрить друга, после чего двинулся по страшным, кишащим тараканами и безумцами (в халатах и без) коридорам в поисках лечащего врача Ильи.

 

Пожилой седовласый мужчина, выполнявший роль эскулапа, только развёл руками, ничего большего, чем то, что уже знал о своём состоянии Илья, Дойчлянду не сказав. Так уж заведено, что в курс дела вводят только родственников. Но даже сам больной, видимо, в эту категорию не попадает.

Не узнав ничего продуктивного, Дойч сгонял в магазин, накупил на все свои триста рублей разной вкусной ерунды, отнёс подгон Илье и поехал домой.

 

А дома набирал обороты локомотив Праздника, конечной остановкой которого был день рождения Ефрейтора. В притон стекались все сливки подпольного общества: традиционалисты, купчинские гепатитные наркоманы, тусовщики и прочие друзья злачной вписки.

Дойчлянда встретили сливовым вином и даже кое-какой жрачкой, сварганенной на скорую руку. После трапезы у героя не осталось никаких моральных сил, и он заперся в своей комнате.

Отдохнуть у него не получилось, поскольку через полчаса в дверь стал ломиться слегка пьяненький Миро. Герой испытывал эмоциональную зависимость от цыгана. Даже в минуты внутреннего опустошения или частых приступов отчуждённости и отчаяния, Дойчлянд принимал Миро. В этот раз случилось то же самое.

Пока комната матери Дойчлянда взрывалась звуками музыки, пьяным гоготом, топтанием и хлопаньем, келья героя наполнялась водочным умиротворением. Миро редко приходил с пустыми руками.

 

Вдруг на телефон цыгана пришло сообщение от его молодого любовника: «Я на Московской, вызови такси, плиз». Дойчлянд был не против – когда количество человек в квартире зашкаливает за все мыслимые пределы, наличие лишних юнитов ничего не меняет.

 

Мальчуган приехал не один. Когда ему открыли дверь, в квартиру также зашёл сорокалетний мужчина, с лицом героя игры «Месть боксёра». Дядька почувствовал себя сразу как дома, пошёл на кухню и налил себе водки.

 

Дойчлянд галантно вышел из комнаты, чтобы Миро и мальчик могли уединиться на время, и попытался забыться в кутеже празднования.

 

Владимиру, краснолицему мужику, который пришёл с пацанёнком, Дойчлянд не удивился: ну пригласили и пригласили. Тем более он нравился традиционалистам, они тёрли с ним за жизнь и шутили. Наркоманам же Владимир дал денег на ширку. Дядька казался в доску своим.

16 сентября

К ночи незваный гость стал вести себя хуже. Он смертельно напился и порывался дать всем пизды. Традиционалисты по очереди выводили его на улицу покурить, в надежде, что Владимир куда-нибудь уйдёт, но мужик каждый раз возвращался и продолжал буянить по-новому. За всю ночь он так никого и не отпиздил, а утром незаметно для всех пропал.

Спустя несколько часов после исчезновения мужчины с лицом побитого боксёра, гостивший в притоне Философ метнулся в аптеку и накупил на взятые ранее у Владимира деньги «Циклоптика» – аптечного холинолитика, похожего на «Тропикамид». Циклоп тоже был в формате глазных капель и превосходно скользил по венам. Двигаться холинолитиками Дойчлянд зарёкся, а вот купчинцы охотно вписались – поголовно с гепатитами, они уже были готовы на что угодно ради удовольствия… но удовольствия ли?

 

Заварившись, ребята достаточно быстро стали себя комично вести. Особенно отличался один из купчинцев: каждый раз, упоровшись, он лез в свой рюкзак, доставал женскую одежду, переодевался в неё и начинал дрочить. Его сознание работало немного странно: он это делал вне зависимости от того, что принял накануне. Лёгкая эйфория или галлюцинаторное безумие – для этого парня не было никакой разницы, так он, видимо, был устроен. Публикой девиантное поведение только поощрялось. Всем было интересно фотографироваться на фоне обкáпанных мудаков.

 

Традиционный в таких случаях трезвон дверного звонка поначалу мало кого удивил. Впускать пришедшего не торопились.

 

– Дойч, – обратился к хозяину флэта малознакомый подросток, – тут опять этот хрен явился, разберись?

– Ёбаный в рот, как вы заебали меня уже, – выругался Дойчлянд, оторванный от чаепития.

 

По пути к двери Дойч размышлял о том, как лучше поступить. Владимира он впускать не хотел, но и решать с этим странным мужчиной что-то было необходимо.

Сначала Дойч попытался наладить общение через закрытую дверь.

 

– Кто? – зная ответ заранее, спросил Дойчлянд.

– Мне нужен Философ, открой, – потребовал Владимир.

– Зачем тебе нужен Философ? – Дойчлянд не торопился впускать буяна.

– Он должен мне денег, пусть выйдет, – объяснил мужик.

– Если он выйдет, ты его будешь бить? – уточнил Дойч.

– Нет, если он отдаст мне деньги, – отчеканил Владимир.

– Я не думаю, что у него сейчас есть деньги, – замялся Дойчлянд, – он сейчас немного не в себе.

– Всё равно пусть выйдет! – продолжил наседать Владимир.

– Ты можешь мне пообещать, что если он выйдет, вы просто мирно поговорите? – Дойчлянд пытался вырулить из эксцесса без агрессии.

– Хорошо, – как-то неуверенно ответил краснолицый мужчина.

– Ты даёшь мне своё мужское слово, да? – Дойчлянд вынуждал Владимира согласиться.

– Да, даю. Просто поговорим.

– Тогда я открываю дверь, мы пожмём друг другу руки, да? – перенимал инициативу хозяин квартиры. – Обещаешь?

– Да, обещаю, – ответил на рукопожатие Владимир и остался ждать в подъезде.

– Сейчас позову, – Дойчлянд отправился выполнять свою часть сделки.

 

Философ в это время исполнял ритуальный танец, смысл которого был вряд ли ведом даже ему самому, однако зрелище всех радовало: парень тоже нарядился в девчачье, но не своё, а взятое в шкафу матери Дойчлянда. Ефрейтор делал видеозаписи, кто-то хлопал в такт гудению, издававшемуся из глотки Философа.

 

– Философ, на выход! У тебя проблемы, – Дойч взял приятеля под руку и стал выводить из комнаты.

– Погоди-погоди, – попытался остановить Дойчлянда Ефрейтор, – куда ты его?

– Пришёл Владимир, говорит, что Философ у него деньги брал, я разбираться с этим не хочу, – и Дойч повёл радостного Философа к выходу.

 

Философ вышел в подъезд в одних носках и сарафане дойляндовской матушки, который был ему совсем не по размеру. Дойчлянд заметил, что друг вышел без обуви, но сначала не хотел вмешиваться, решив, что это ненадолго. Потом он взглянул в окно на этот угрюмый белый свет и сострадание его всё же разобрало. Дойч поспешил вынести Философу хотя бы домашние тапочки.

 

К несчастливой случайности, в это же самое время соседка со своими маленькими детьми мыла во дворе машину. Когда Дойчлянд вышел из подъезда, он увидел, как Философ с видом «Ляпапама» что-то пытается донести до соседки. Дойчу было необходимо срочно сгладить углы.

 

– Дорогая Елена, давайте сделаем вид, что вы этого не видели? – предложил женщине Дойчлянд, надевая тапочки на своего неодупля́ющего друга.

– … – Елена в недоумении лишь быстро моргала.

– День рождения у него сегодня, – соврал Дойчлянд, похлопывая Философа по плечу, – перепил, вся хуйня.

 

Соседка сделала вид, что согласилась, Дойч вернулся домой, а Владимир и Философ пошли своей дорогой. Точнее, своей дорогой шёл кредитор, должнику же пришлось соглашаться с выбором более сильного самца.

 

Дойчлянд проспал часов шесть. Встать пришлось потому, что кто-то тарабанил в дверь, а никто из гуляющей в соседней комнате братии не спешил подорваться, чтобы устранить источник звука. Гостем оказался Философ. Он был изрядно потрёпан. Вернее сказать, хорошенько отпизжен. Ворот сарафана на фасаде сменил свой васильковый цвет на красно-коричневые оттенки. Нос с запёкшейся кровью и разбитая губа красоты Философу тоже не прибавляли.

 

– Напиздел Владимир, – засвидетельствовал Дойч, оглядев Философа.

– Отпиздил! – будто бы поправил Дойчлянда Философ и направился в ванную комнату.

– Что стряслось-то в итоге? – уточнил герой.

– О-о-о, должничок! Что это с тобой? – весело пророкотал пьяный Ефрейтор, проходивший мимо ванной по коридору.

– Ну, короче… – умываясь, приступил к рассказу Философ, – начнём с того, бля, что я мало что помню…

– Ха-ха-ха, – излишне громко, как он это всегда и делал, захохотал Ефрейтор. – Охуительные у вас тут истории. Потом послушаю.

– Короче, вышли мы с ним, и пошли в сторону метро, похоже. Бля-а-а, – во время своей речи, Философ потрогал разбитую губу, – И тут он достаёт палку откуда-то и начинает меня пиздить. А я ж под циклопом, я вообще, бля, нихуя не понимал, что происходит, но на каком-то ударе, бля, меня осенило вдруг! Ебануться! Будда ж, бля, тоже бил своих учеников, и Иисус же там тоже кого-то хуячил. Ну, я этого еблана и принял за мессию. Упал перед ним на колени и завопил: «О, учитель, спасибо за урок, я всё понял! Это большой урок для меня» или что-то такое. Ну, бля, этот хмырь охуел и куда-то съебал. Только по итогу у меня телефон после его урока пропал, блядь.

– Ты его где угодно проебать мог, – резонно заметил Дойчлянд.

– Да что я, первый день в говно? – взъелся Философ. – Никогда не терял, бля, а тут на тебе! Нет, он спиздил. Надо заяву писать.

– Нахуя? Думаешь, кто-то почешется? – не спешил вставать на сторону друга Дойчлянд.

– Да мне до пизды, телефон застрахован. Надо пруфануть этим долбоёбам, что у меня его украли, для этого заява нужна. Ну, и побои там, я не знаю… – объяснил Философ, направляясь на кухню.

– В смысле застрахован? – не понял Дойчлянд.

– Что непонятного-то, ёпт? Телефон дорогой был, больше пятидесяти штук, хули, я и застраховал, – Философ налил себе полный стакан воды из-под крана, хотя на столе был выбор из дешёвых вин.

– Дожили, блядь, – картинно развёл руками Дойчлянд, – телефоны уже страхуют. Пятьдесят штук? Ты ебанулся? Зачем?

– Ой, отъебись! Захотелось, – не стал ничего объяснять Философ. – Пойдёшь со мной свидетелем?

– Бля, – засомневался Дойчлянд, но спустя пару секунд решился. – Пойду, хуле. Хату, главное, не засветить как-то…

 

Хату засветить всё же пришлось. Перед аудиенцией у милиционеров, Дойчлянд и Философ, конечно же, подготовились. И не только хлопнули по рюмашке, но и сговорились о том, какую версию событий будут рассказывать. Дойчлянд категорически отказался выдумывать что-то большее, чем то, что видел лично. Впрочем, оно не особо расходилось с тем, что собирался (и этот оборот, несущий на себе бремя сомнения, тут ключевой) рассказать акабам Философ.

 

Поскольку Дойчлянд пришёл в ментовку пьяным, то и играть из себя святошу смысла не было. Избегая сухих бюрократических формулировок, приведу примерные показания героя: «Я проснулся вечером пьяный. Выпил водки. Ко мне пришёл Е. (молодой любовник Миро, – примечание автора) с неким сорокалетним мужчиной Владимиром. Я открыл им дверь, выпил ещё водки и заснул. Ночью меня разбудил стук в дверь, я выпил водки и открыл дверь Философу. Я опять выпил водки и уснул. Утром Философ и Владимир пошли в метро, я закрыл за ними дверь, выпил ещё водки и продолжил спать. Вечером Философ пришёл с разбитым лицом и без телефона. Мы выпили водки, и я заснул».

 

Дойчлянд умышленно давал расплывчатые показания. Пьяный был всё это время, – какой с него спрос? Придраться к формулировкам вроде «ночью», «утром» и «вечером» достаточно сложно.

 

А вот показания Философа даже с примерными выкладками Дойчлянда не сходились. Он слишком преуменьшал время и писал много несуразностей. Милиционерам это не нравилось, и они объявили Философу, что если он сейчас продолжит лепить весь этот вздор, то уедет по 307, за дачу ложных показаний. Философ этого, конечно, не хотел, поэтому сразу же пошёл по пути четырёхзвёздочного коньяка за помощь в составлении показаний. Милиционеры охотно согласились, а Философу пришлось вызванивать Миро, чтобы тот одолжил ему денег.

17 сентября

Владимира нашли быстро – уже к прохладному вечеру четверга он был задержан после буйств в кафе около Ломоносовской. Натура, видно, у разбойника такая – ни дня без шалостей.

Философ и Дойчлянд выехали по звонку из отдела, в который подавали заявление, и там Владимира срисовали, подтвердив, что это он и был тем самым подонком, укравшим мобильник. Версия негодяя несколько отличалась от предложенной нашими героями. Он утверждал, что Философ попросил у него ночью денег на наркотики, а наутро их не отдал. Владимир вежливо попросил обратно долг, но вредный Философ в уплате отказал, однако проводил до метро. Там они и распрощались, а телефона никакого в глаза Владимир не видел.

 

Милиционеры не поленились пробить Владимира по базам, и выяснили, что не только Философ имеет на него зуб. Мужик уже отсидел восемь сроков, и на тот момент на него было заведено аж пять дел, одно из которых – за педофилию! После таких откровений, выданных компьютером, заявление о пропаже телефона оказалось невинной каплей в море порока данного персонажа.

 

Получил ли Философ свою многострадальную компенсацию мне не ведомо.

18 сентября

На притоне было традиционное пятничное всера́лово. Погодка выдалась приятная: поутих ветер, тучи куда-то заныкались, и на сером, словно жизнь офисного работника, небе обосновалось Солнце.