Текст книги "Не придумал (СИ)"

Автор книги: Амброзий Богоедов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

 

Душевные терзания Дойча приняли до того невыносимую форму, что он твёрдо вознамерился позволить себе всё. Если пить, то без ограничений, принимать – всё, что дают, и вообще комплексно деградировать до полной потери берегов. Слуги Диониса, прочно обосновавшиеся в каждом углу его квартиры, потребность домовладельца сполна удовлетворяли.

Начав пить на «Елизаровской», Дойчлянд предположил, что хорошим продолжением Праздника мог бы быть поход на Лиговский проспект, где среди корпусов под номерами 50 слоняются адепты дурного пойла и непредвиденных случайностей. Именно этого и хотелось герою больше всего.

У Вселенной на этот счёт были схожие планы, поэтому в одном из тупиков промзоны, которую плотно облепили бары и репетиционные точки, Дойч встретил свою старую знакомую.

 

– Марта, привет! Давно не виделись! – пьяно пробормотал улыбающимся ртом Дойчлянд.

– О, Дойч, и ты здесь! Привет, – заулыбалась девушка.

– А меня сегодня бросила Алиса, вот, – признался герой.

– Сегодня? Долго до тебя вести доходят…

– Ну-у-у, вообще-то вчера, но… – не успел закончить Дойч.

– Ха-ха-ха, – засмеялась Марта, – и не вчера, дружище. Они со Штопором уже недели две как воркуют.

– Постой, постой!.. – запротестовал герой. – Штопор – это кто?

– Как это кто? Генка мой… – осеклась Марта и быстро добавила, – бывший.

– Так, погоди!.. Генка-Генка… Да, помню, твой парень, высокий такой!

– Очнулся, Дойчик, – заулыбалась Марта.

– Это получается… – Дойчлянд задумался, – ты бывшая девушка нынешнего парня моей бывшей девушки.

– О-о-о, – разочарованно протянула Марта, – можно сказать и так, хотя это и не очень приятно для меня звучит: «ты – бывшая девушка».

– Ай, прости пьяного дурака! – прижал руки к левой стороне груди Дойчлянд. – Пойдём, дёрнем пивка ещё, раз у нас тут клуб одиноких сердец.

 

И они пошли. И дёрнули. А потом Дойчлянд вообще забыл, что происходило всю оставшуюся неделю.

17 августа

Дойчлянд кое-как разлепил веки, но Солнце уже караулило его, прячась за огромными незанавешенными окнами, чтобы безжалостно хлестнуть своими лучами по зрачкам. Зато остальному телу Дойча было мягко и тепло, а это значило, что он сейчас хотя бы не в кустах.

 

– Проснулся, котик? – пророкотал глубокий мужской голос. Попытка изобразить кокетливые женские нотки этому голосу не удалась.

 

Дойчлянд встрепенулся, но тут же заулыбался и блаженно обмяк. Он узнал голос Сильвии.

 

Сильвия не был женщиной в привычном понимании. Толком не было даже понятно, пидорас ли он. В своём гражданском паспорте он до сих пор числился как Матвей, но если бы кто-то дотошный провёл ревизию его тела, то недосчитался бы мудей, зато обнаружил бы две полновесные силиконовые груди и дряблую, не по-мужицки широкую жопу. Любил Сильвия мужиков и не любил, когда вспоминали его прошлое и называли Матвеем. Для тех, к кому он не проявлял любви, в его дамской сумочке всегда лежал шокер, который он то и дело пускал в ход. Неоднократные курсы женских гормонов не прибавляли устойчивости его нервной системе. Впрочем, стимуляторы тоже.

 

К безусловным плюсам Сильвии относили безразмерный карман его матушки, которая по иронии была управительницей самого громкого гей-клуба города. Жил Сильвия в огромной пятикомнатной квартире в центре Петербурга, в его холодильнике всегда дежурила чёрная икра, и к большим плазменным телевизорам были подключены современные игровые приставки. Дойчлянду нравилось здесь бывать, хотя удавалось это крайне редко.

 

– Привет, Сильвия, – отозвался Дойч. – Как я здесь оказался спрашивать даже не буду, хе-хе… Как дела?

– Да вот, припудрила носик, хо-хо-хо, – сотрясая телесами, загоготал Сильвия. – Хочешь?

– Как откажешь такой красотке? – полушутя полусогласился Дойчлянд.

– Хо-хо-хо! – притворно пророкотал Сильвия, и стал отмерять дорожку амфетамина своей золотой картой.

 

Стоило Дойчлянду наклонить ноздри над прозрачным стеклянным столом, как в его кармане завибрировал телефон. Нос опытного наркомана сработал как часы, даже не дрогнув.

 

– Аллё, – с наслаждением вогнав стопы в ворс дорогого ковра, ответил на звонок герой.

– Дойчлянд, привет! – раздался в трубке голос Ефрейтора. – Мы решили написать манифест о том, как обустроить Россию. Ты нам нужен. Парни из «Ante Bellum» уже подтянулись.

 

Дойч тоже хотел вершить судьбу своей страны. Более того, он понимал, что пропускать такую большую сходку просто нельзя. Шутка ли, две фашиствующие молодёжные организации собираются в одном месте! Дело пахло «Виноградным днём», «Путинкой» и корвалолом.

 

– Я не могу приехать, – ошарашил даже самого себя Дойчлянд. – У меня тут… дела.

– Дела?! – возмутился Ефрейтор. – Какие, блядь, дела, безумец? Мы уже на притоне. Едь.

– Да вот такие дела… – начал Дойч диалог с короткими гудками. – Блядь, что у меня не может быть дел? – продолжил он, обращаясь к Сильвии.

– Может, может, котик, – фирменным басом произнёс Сильвия. – Побежишь?

– Нет, дорогуша, мне у тебя нравится… Дай листок!.. – скомандовал Дойчлянд.

– Что ты задумал, пупсик? – Сильвия, пошатывая внушительными ягодицами, пошёл рыться в столе.

– …и ручку! – разминая пальцы, продолжил герой. – Набросаю план реформирования России.

 

Сильвия принёс канцелярские принадлежности и как бы невзначай скользнул по груди Дойчлянда ладонью.

 

– Ты же понимаешь, что за гостеприимство придётся платить? – поднял бровь транссексуал.

– Сильвия! – воскликнул Дойч. – Давай не сейчас. Что-то ты сегодня какая-то буйная!

– У-у-у, Дойчлянд, дай хотя бы попристаю! – томно закатил глаза высокий обезображенный гормонами мужик.

– Ладно, приставай, – согласился герой и начал выводить первые буквы своего послания для России.

 

Пока Сильвия шурудил в штанах у Дойчлянда, герой впал в пророческое безумие и начал спешно выводить на бумаге следующее:

 

«1. Политика кончилась. Вся политика, в которой нам предлагается принять участие – спектакль»

 

Возбуждение Дойчлянда стало очевидным. Глаза Сильвии заблестели.

 

«2. Слова „россия“ и „русское“, которые хоть как-то фигурируют в массовых дискурсах – бесконечно зашкваренные и обесцененные. В этом плане Стомахин и иже с ним – самое правильное и честное. То, что массово принято называть „россией“, „русским“ – это труп мертворождённого ребенка, который следует закопать»

 

Сильвия принялся облизывать уши Дойчлянда. Эти ласки герой игнорировал.

 

«3. „Россия“ про которую говорим мы ещё не наступила. Это то, что дóлжно создать. Единственная „Россия“, которую мы признаём и которой хотим – несёт в себе образ земли обетованной для людей, которые говорят на русском языке и воспитаны в рамках православной культуры и, в частности, того, что принято называть „русской культурой“ (хотя истинной „Русской культуры“ тоже пока не создано!). Этот образ существует в нашем общем бессознательном, как минимум, в силу общей эпохи, а также общего языка и прочих общих социокультурных феноменов»

 

– Ты будешь меня и дальше динамить, мужлан? – негодовал Сильвия.

– Прости, милая, ещё пару строк!

 

«4. Существующие культуры агонизируют постмодерном. Истинная „Русская Культура“ придёт вместе с Великим Произведением, что бы то ни было. Это нечто, что вбирает необходимые фрагменты существующих коллективных мифов и объединяет их во что-то цельное, и ОДНОЗНАЧНО воспринимается определённой широкой группой людей. „Русский“ появляется именно в этот момент и определяется как раз тем, что это тот, кто однозначно понимает это Созданное. По отношению к существовавшим / существующим культурам, можно привести в пример Илиаду-Одиссею, Новый Завет, Коран. Искусство, не пытающееся стать одним из кирпичей, из которых впоследствии будет сложено нечто сопоставимое по масштабу с вышеперечисленными примерами – не нужно и бессмысленно»

 

– Всё, мне надоело! Отодвинь ты свои бумажки! – разъярился Сильвия. – Дай сюда свой член уже!

– Погоди… – запротестовал было Дойч.

– Лучше не сопротивляйся!

– Но манифест?..

– Хуест! Я долго ждала! – с этими словами Сильвия жадно всосал пенис Дойчлянда. – И только пошевелись! – пригрозил он.

 

Дойчлянду пришлось расслабиться. Хотя в голове он строил свой пятый пункт.

 

«5. Для наших реалий ближе всего к п.4 – тексты Летова. Где его метафоры – совсем не метафоры в прямом смысле этого слова. Это механизмы, сигналы, инструкции на которые человек современной Летову и даже нам эпохи, реагирует однозначной эмоцией, рефлекторно. „Винтовка – это Праздник, все летит в пизду“ – это то, что слушателем на самом деле не понимается сознательно, а вызывает строго определённую бессознательную реакцию», – выстраивалось в его мозгу.

 

– Ух ты ж ёбаныть! Сильвия, я сейчас кончу! – с неожиданностью для себя объявил Дойч, когда транс засунул свой мясистый палец в его сфинктер и ловко проскользнул к простате.

– Фне фольфо фэфо и фафо, – пробубнил что-то хозяин квартиры, не вынимая чужого уда из своего рта.

 

Сперма брызнула. Сильвия, хохоча, выпустил член Дойча изо рта, продолжая дрочить ему.

 

– Спасибо, котик!

– Сильвия, мне НУЖНО ДОПИСАТЬ, – взмолился Дойчлянд.

– Блядь, да ты сумасшедший! Меняешь такую женщину… на что? На бумажки? – возмутился Сильвия, вытирая нижнюю губу. – Я тебе совсем несимпатична?

– Всё хорошо, подруга! Ты прекрасна, – подкинул леща Дойч, чтобы быть желанным гостем в «хорошей» квартире, – просто сейчас я должен доделать то, что начал.

– Зануда, – картинно обиделся Сильвия и пошёл прихорашиваться к зеркалу, попутно выбросив обговлённый презерватив в мусорное ведро.

 

Гелевая ручка остервенело чиркала бумагу, переходя сразу к пункту номер шесть:

 

«6. Одна из задач – разгадать мифологические основы, которые определяют и объединяют нас, те механизмы, на которые мы бессознательно однозначно реагируем. Без осознания – почти любое действие бессмысленно и работает на существующий спектакль»

 

– Ты голоден?

– Нет… Принеси попить что-нибудь, – обронил Дойчлянд, даже не взглянув на Сильвию и обидно проигнорировав новый образ, который так старательно выводил на своём лице с помощью косметики транссексуал.

 

«7. Что касается того, что можно Делать и Создавать в данный момент – это то, что ситуационисты называли „ситуациями“. В силу того, что слово „ситуация“ позаимствовано из другого языка, оно переведено и адаптировано несколько неадекватно, – оно не может быть должным образом воспринято и использовано нами. И я предпочитаю называть это „ПРАЗДНИКОМ“, как наиболее соответствующее ему по значению в наших социо-культурных условиях»

 

Мысли о Празднике прервал телефонный звонок:

 

– Аллё, Дойч? – прозвучал в трубке голос Марты.

– Да, дорогая, – ответил Дойчлянд, ловя на себе разъярённый взгляд Сильвии.

– Я тут подумала… Ты ж адрес Штопора тогда просил… В общем, я дам его тебе, только ты Генке не проболтайся, откуда он у тебя.

– О! – аж подскочил Дойч. – Спасибо тебе огромное, Марточка, я никому не скажу, конечно. Я беру на себя всю моральную и юридическую ответственность, хе-хе.

– У меня сейчас Минет сидит. Он говорит, что хочет с тобой поехать, ты где сейчас?

– Минет? Ко мне? – удивился Дойч. – Странное дело… Я у Сильвии, он знает, где это.

– Хорошо, жди, он уже собирается.

– Спасибо!

 

«8. Праздник – действо, максимально противное спектаклю. Это – не политическое. Что это такое – мы понимаем все достаточно однозначно, как понимаем его в тех самых словах Егора Летова про „Если Праздника нет…“ Праздник срывает всю „нахлобучку“ (цитируя, простите, Угла из ОН), расстраивает сценарий спектакля, и затем, цитируя Башлачева „все под дождем-то оказались разные, в большинстве-то чистые хорошие“. Как в тюрьме – все такие, какие есть на самом деле. Но без тюрьмы, а наоборот».

 

– Я закончил, – подытожил Дойчлянд.

– Я помню, – съязвил Сильвия и подтолкнул свою щёку изнутри языком.

– Да ладно тебе… Минет сейчас за мной приедет сюда, ты не против?

– Минет? – удивился Сильвия. – Вы же с ним не очень-то ладите.

– Теперь, видимо, ладим, – удивлённо развёл руками Дойчлянд.

 

А удивляться было чему, ведь Минет был единственным человеком в жизни Дойчлянда, которого он отпиздил, невзирая на свой тщедушный вес. Дело, кстати, было в «весе».

 

Минет – молодой парень из благополучной семьи, лет восемнадцати от роду, который неблагополучно попал в компанию к Дойчлянду. Через время он из ранга «просто пару раз покурил» перепрыгнул в чин «полгода на марафоне», а после с гордостью шагнул в высшую лигу – «своя домашняя лаборатория».

Но за это время рос не только антисоциальный статус юноши, но и его реальный физический вес. Раньше парень был хрупок, едва дотягивал до пятидесяти килограммов чистых костей и ливера, но за полтора года амфетаминовых забегов его обмен веществ пошёл по пизде, лихо сгенерировав два пуда жировых отложений. Последствия были видны и на коже: Минет покрылся отвратительными язвами.

Варил Минет, конечно же, не только для себя, но и для других. И не бесплатно. Проблема заключалась в том, что его внешний облик к тому моменту был под стать облику моральному: Минет нещадно буторил свой продукт пирацетамом, причём в таких пропорциях, что конечный потребитель порой получал чистый ноотроп без какой-либо примеси амфетамина. По запарке так получалось или умышленно – знает один Господь, но уже сам факт того, что Минет некрасиво поступал по отношению к своим товарищам, говорил о том, что бит варщик был за дело.

А дело было так.

 

Перед концертом «Ансамбля Христа Спасителя и Матери Сырой Земли», фашистской группы из Твери, Дойчлянд и Ефрейтор нанюхались только что взятым у Минета «порохом». Уже внутри клуба, когда стало понятно, что ни через полчаса, ни через час действие так и не начнётся, Дойч испытал горечь обиды и нестерпимое желание мести. Поскольку Дойчлянд никогда не отличался атлетической комплекцией или хотя бы нужной массой, которая, как мы помним из учебников по физике, умноженная на скорость давала бы силу, герой прибегнул к дипломатии и хитрости, подговорив Ефрейтора вместе напасть на расслаблявшегося Минета.

 

Дойч понятия не имел, как нужно начинать грызню. Он дождался пока на сцене будет перерыв между треками, и не придумал ничего лучше, чем процитировать вступительную речь из фильма «Кровь и бетон».

 

– Ты хочешь меня трахнуть? – спросил Минета Дойчлянд, тряся пакетом с пирацетамом. – Я тебя сам трахну!

 

В этот же самый момент Ефрейтор обхватил ничего не понимающего Минета сзади, а Дойчлянд что есть мочи стал мутузить варщика по лицу.

 

– Какого хуя, мудаки?! – взвизгнул Минет, пытаясь вырваться. – Отпусти, падла!

– Охуел, пидор, своих кидать? – взревел Ефрейтор, разворачивая Минета лицом к себе.

– Вам пизда, гондоны, вам пизда!.. – задыхаясь больше от обиды, чем от причинённого ущерба, прокричал Минет.

– Съёбывайте отсюда! – заговорил один из двух охранников клуба, подоспевших к «спектаклю». – На улице хоть поубивайте друг друга, мне до пизды.

– Ладно, ладно, – примирительно разводя руками, пошёл на попятную Дойчлянд.

 

Минет вышел первым. Ефрейтор хотел остаться и досмотреть концерт, но секьюрити были непреклонны: или вы покидаете клуб, или получаете пизды, – такой был ультиматум представителей заведения. Пришлось принять условия, ведь к серьёзной стычке ни один из участников драки не был готов. Под пристальным надзором охранников парни вышли на улицу.

 

– И где этот пидор? – поёживаясь от промозглого ветра, спросил Ефрейтор.

– Хуй его знает… – закурил Дойчлянд. – Пошли на Думскую, нахуяримся.

– Добро! – повеселел Ефрейтор.

 

За каналом Грибоедова в этот момент наблюдали из тонкого мира. На одном из «конфетных» куполов Спаса на Крови сидел средних лет мужчина похожий на хиппи. Почуяв сильный запах существа с телом дельфина и шестью крокодильими лапами, мужчина обратил свой не очень весёлый взор в сторону клуба, в котором играла группа с милым его сердцу названием.

 

– Ловите, гондоны! – с этими словами Минет уже почти нажал на кнопку своего перцового баллончика, нацеленного на вышедших из двора Дойчлянда и Ефрейтора.

 

За то мгновение, пока палец Минета совершал усилие, необходимое для надавливания на поршень, хиппи из тонкого мира спрыгнул с купола собора, но приземлился не на мостовую, а на невесть откуда взявшийся левитирующий крест, и словно на доске для сёрфинга продолжил движение в сторону конфликтующей троицы. Очень уж любил неопрятный мужчина цифру три.

Невидимый в привычном мире сёрфингист поднял порыв ветра своим манёвром, и вся жгучая смесь, которую выпустил из баллона Минет, отправилась ему же в лицо.

Взвизгнув, Минет машинально нажал на кнопку ещё раз, совсем не целясь. В то же мгновение хиппи дунул в облако едкой перцовки, которое устремилось в лица готовящимся засмеяться Ефрейтору и Дойчлянду. Человек, спрыгнувший с купола, был поборником справедливости.

Пока тройка драчунов откашливалась и рыдала, а случайные прохожие морщили раздражённые носы, мерцающий крест унёс бородача куда-то в сторону Думской улицы.

 

Исходя из этого, неудивительна настороженность Дойчлянда желанием Минета ему помочь. Сначала герой задумал позвонить Ефрейтору и Могиле, чтобы те поддержали его в опиздюливании Штопора. Но Дойч был реалистом. Он понимал, что если на «Елизаровской» пишут манифест и пьют, то никто не воспримет его всерьёз. Во всяком случае, сейчас.

На агрессивного и крупного, но жеманного педераста Сильвию рассчитывать не приходилось – того и гляди, обломает себе маникюр. Поэтому помощь Минета была не самым плохим вариантом. Единственным реальным вариантом.

 

– Алло, Дойч, мы приехали, – раздался в трубке мобильника голос Марты.

– Мы? – удивился Дойчлянд. – Ты тоже здесь?

– Да… Дома не сидится что-то, – ответила Марта. – Поспеши, Штопор дома сейчас должен быть.

– Тебе не обязательно ехать, мало ли что, – побеспокоился Дойч.

– Я в машине посижу, дорогу покажу вам просто.

– Хоро… здеть… вы… ди… – через помехи донёсся мужской голос.

– Иду уже, – и герой нажал красную кнопку телефона.

– Побежишь уже, котик? – с наигранной грустью спросил Сильвия.

– Да, Минет с Мартой приехали…

– С той шлюхой из трубки? – перебил Дойчлянда транссексуал.

– …дай отвёртку и молоток, дорогая, – продолжил герой, спешно выходя из комнаты в прихожую.

– Ты что, собрался его убивать? – встревоженно спросил Сильвия, роясь, однако, в шкафу.

– После той пизделовки с Минетом я понял, что вряд ли что-то кулаками решу, ха-ха, – весело смирился со своей слабостью Дойч.

– Хо-хо, – засмеялся Сильвия. – Ну, мальчики, вечно вам приключения какие-то нужны.

 

Дойчлянд со скепсисом посмотрел на «девочку», принимая из рук Сильвии удобный финский молоток и крестовую отвёртку.

 

Хмурые тучи, словно стая безликих гопников, отмудохали Солнце, и оно едва проглядывало из-за тел новоявленных фронтменов небесного полотна. Дойчлянда передёрнуло от прохлады дня, и он поспешил поскорее найти машину Минета, которую до этого в жизни не видел. Дойч заметил в окне старого «Жигуля» голову похожей на Марту девушки и торопливо залез на заднее сиденье. Он не ошибся.

 

– Привет… – начал было Дойчлянд.

– Ты где пропадал так долго, ёпт? – возмущённо спросил Минет.

– Не гони, милый, не долго он, – заступилась за Дойчлянда Марта.

– Ребята, спасибо вам за помощь, но я нихуя не понимаю, – издалека подступил к выяснению обстановки Дойч. – Вижу, у вас тут немного скорости есть, можно дорожку?

 

Раздался мощный вдох, и по книжке «Органическая химия» застучала банковская карточка, возвещая своим гимном акт создания новой порции синтетической бодрости.

 

– Держи, – Минет протянул учебник по химии герою.

– Спасибо, – не стал медлить Дойч и резко втянул ноздрями «порох». – Один вопрос: почему ты мне помогаешь? – на этих словах герой поёжился, ведь даже привычному ко всему носу так просто не стерпеть амфетаминовую пыльцу.

– Чего только не сделаешь по просьбе любимой, – с этими словами Минет улыбнулся и обнял Марту. – Да и хочется посмотреть, как ты Штопора прессанёшь, ха-ха-ха.

– Любимая?.. – Дойч удивлённо взглянул на Марту.

– Ну, мы типа встречаемся

– Ладно, я сейчас хуй что пойму, – развёл руками Дойчлянд. – Да и я не пиздить Штопора хочу, на самом деле… Мне бы посмотреть, что там с Алисой… Ну… И отпиздить, да.

 

Под общий хохот троица двинулась в сторону Ржевки, в дебрях которой находилась берлога Гены Штопора.

 

Где-то на середине моста Александра Невского машину слегка тряхнуло и повело влево.

 

Со стороны могло показаться, будто «разогнанный» стимулятором Минет просто захотел пощекотать себе нервы. Но тот, кто смотрел на ситуацию замутнённым взором или сам был не из привычного мира, видел как мерцающий голубой «Запорожец», управляемый болезненного вида подростком в растянутом свитере, влился в автомобиль Минета и будто бы давил ногой на педаль газа в обоих мирах.

 

– Ебанулся, Минет?! Тормози, блядь! – взревела Марта.

 

Тело Дойчлянда сработало инстинктивно, резко подалось вперёд и крутануло руль вправо. Минет пришёл в себя только оттормозившись на светофоре. Он благодарил всех богов за то, что у Дойчлянда хватило реакции, чтобы вырулить в свободный ряд – это помогло ребятам не уебаться в останавливающиеся машины.

 

В тот же самый момент от их авто отпочковался мерцающий «Запорожец», и молодой водитель, безумно вращая зрачками в форме шприцов, с безучастным лицом вывернул в сторону Малоохтинского проспекта.

 

– Простите, блядь, залип, – оправдался больше перед собой, чем перед пассажирами, Минет.

– Под спидами залип?! – взволновано воскликнул Дойч. – Мне бы не залипнуть, когда я буду этого пидора отвёрткой дырявить, ха-ха.

– Дойч, ты никого дырявить не будешь, ебанулся совсем? – возмутилась Марта. – Морду ещё набить – ладно, попугать – окей, но калечить не нужно никого, понял? Мы никуда не поедем тогда…

– Ладно, ладно, дорогая. Едем просто поговорить, – примирительно соврал подруге Дойчлянд.

 

Пока Гена Штопор мял обнажённую сиську Алисы, мирно посапывая в своей постели, Минет, припарковавшись около нужного дома на улице Коммуны, раздавал подельникам резиновые перчатки. В надежде скрыть свою личность, он натянул на голову противогаз.

Дойчлянд тоже приготовился и засунул молоток и отвёртку в передние карманы своей молодёжной толстовки.

Ключи были у Марты, которая к тому моменту забыла, что собиралась оставаться инкогнито и не попадаться на глаза Штопору. Ребята вошли в подъезд и, найдя нужную дверь на площадке второго этажа, принялись ключом ковыряться в замке. От амфетамина ли, общего психологического ли волнения или по какой-то другой причине, руки у всех троих дрожали так, что попасть в замочную скважину ни у кого не получалось. Около четырёх минут они передавали эстафету ключничества друг другу, пока дверь не открыл хозяин квартиры.

 

Обсаженный транками Штопор упёрся в дверной косяк одной рукой, второй придерживая дверь.

Несколько секунд Дойчлянд смотрел в глаза Гены, после чего юркнул ему под руку, достал молоток и ёбнул владельца квартиры инструментом по ключице. Удар нанёс мало урона, но вызвал серьёзное удивление всех присутствующих.

 

– Пидор, ты же обещал! – сдавленно прошипела Марта, выхватывая из руки Дойча молоток.

 

Этим воспользовался пришедший в себя Штопор, превосходивший Дойчлянда по всем физическим параметрам, включая размер пениса. Гена схватил Дойча за плечи и прижал к дверному косяку, но у героя оставался козырь в рукаве – тонкая крестовая отвёртка! Плохо подумав, он вытащил её из кармана и стал вкручивать в бедро Штопора, которому пришлось ослабить захват, чтобы отстраниться от четырёхгранного жала. Дойчлянд тут же отпрянул и наугад потыкал отвёрткой в голое тело Гены, после чего решительным ударом всадил её в область шеи. Кровь закапала из небольшой раны.

 

– Ай! Ты совсем пизданулся! – вскрикнул Штопор.

 

К удивлению всех собравшихся, Гена не продолжил схватку, а ушёл вглубь коридора, отпихнув загородившего проход Дойчлянда. Подельники героя лишь молча стояли и наблюдали за происходящим поединком.

 

Дойч вошёл в первую попавшуюся комнату и увидел лежащую в постели Алису. Он бесцеремонно стянул с обнажённой девушки одеяло. И хотя в том помещении все уже давно были взрослыми и поддерживали свободную любовь, но ситуация, при которой возлюбленная несколько минут назад возлежала обнажённой с другим мужчиной, покоробила героя.

 

– Вставай, Алиса, – начал будить девушку Дойчлянд. – Поехали со мной.

 

Алиса увидела искривлённое гримасой лицо Дойча, перевела взгляд на отвёртку и прорычала:

 

– Блядь, какой же ты ебанутый! Ты здесь-то что делаешь вообще?

– Я за тобой! – объявил Дойчлянд. – Хватит уже хуярить, поехали, попустишься.

– Ёбаный алкоголик, иди на хуй отсюда! Хули ты приехал?.. – успел услышать Дойчлянд, прежде чем получил доской по голове.

 

Дойчлянд был дезориентирован. Штопор отобрал у него отвёртку и потащил к выходу из своей квартиры.

 

– Ебанутый, ты меня грохнуть что ли хотел? – разъярился Гена, когда вытолкнул Дойчлянда на лестничную клетку, на которой уже не было свидетелей.

– А хули ты выёбываешься? – парировал Дойчлянд, пытаясь ударить высокого Штопора головой.

– Я выёбываюсь? Это мой дом! Иди отсюда на хуй вообще! – с этими словами Гена захлопнул дверь.

– Совет да любовь вам, – гневно прокричал Дойч.

 

Почёсывая шишку на голове, Дойч вышел на улицу. Под недружелюбным ветром его подельники пытались поджечь сигареты.

 

– А почему один? – спросил Минет.

– Потому что я теперь без Алисы, похоже, – с досадой принял судьбу Дойчлянд.

– Так, мне тебя, конечно, жалко, но давай в машине поговорим, – с вызовом произнесла Марта.

 

Ребята сели в автомобиль.

 

– Что это было, долбоёб? Ты же мне что обещал? – взъелась Марта.

– Это был самый постыдный эпизод моей биографии…

18 августа

После разборки со Штопором герой отправился в дом Марты и Минета, где они продолжили взбадриваться амфетамином и нагонять депрессию водкой. Старые обиды забылись, быстро вылетели из памяти и новые, поэтому Дойч уехал к себе домой с абсолютно чистой душой, а вот его тело было грязным и измождённым. Так он и завалился в постель.

 

Утро Дойчлянда началось ближе к пяти часам вечера. «Гуляй, шальная императрица» – слышал герой в своём сне. «Да, я шальная!» – он был в этом уверен. Но сознание стремительно вернулось, ведь эти грёзы были слишком хороши для объективной реальности. И действительно, трезвонил телефон. «В объятьях юных кавалеров…» – не успела закончить Аллегрова, потому что Дойч уже нажал на зелёную кнопку вызова.

 

– Аллё, ты чего не отвечаешь, педрила? – завредничал с ходу Миро.

– Я сплю, чего доебался? – еле ворочая языком, ответил Дойчлянд.

– А того, что мы едем в Москву! В телевизор!..

– Что, блядь, ты несёшь?

– Звонили с РТР, у них там ток-шоу про экстремизм, – начал объяснять Миро. – Они гуглили, нашли каким-то хуем записи «Deutschland’s Mother» и вышли на меня. Говорят, оплатят перелёт в Москву. В телевизоре будем!

– Ты меня разыгрываешь… – засомневался Дойч.

– Хуйлуша, едь ко мне, позвоню им при тебе! С тебя водка, засранец!

– Через пару часов, – согласился Дойчлянд.

– Давай!

 

Дойч не спешил вставать. Сначала он вяло попытался обдумать поступившую информацию. Первым делом пришлось принять возможность такого предложения как истину, в противном случае все версии сразу были бы ложными. Чем это могло быть? Запланированным телевизионщиками судом Линча? Но ведь очерняющая реклама – это тоже реклама! Провокацией спецслужб? Дойчлянд понимал, что он мелковат для такой сложной схемы. Проще было бы сломать ему ебучку и подбросить чего-нибудь, чем так всё обыгрывать. Хм, игры?.. Тяжкие думы. Дойчу захотелось еды и секса. Ничего из этого реальность предоставить ему не спешила, поэтому герою пришлось напяливать одежду и выдвигаться к другу.

 

Уныло смеркалось. Улицу патрулировал зловредный ветер, щекотавший прохожих во всех по глупости незащищённых местах. Досталось и Дойчлянду, который безрадостно плёлся в подземку, стараясь не замечать капризное урчание живота.

 

Миро жил добротно. Каждый год его зарплата неуклонно меняла первую цифру на бóльшую, иногда перепрыгивая несколько порядков. Впрочем, вида он не подавал: на людях пил дешёвое пойло, не гнушался подцепить модный прикид с помойки или стянуть недоеденный гамбургер со стола в фудкорте. Но его аскетизм не касался берлоги – она была просторной и уютной. На сей раз – в двух шагах от станции метро «Владимирская».

 

Дойчлянд понуро прошаркал из вестибюля на улицу, скорбно взглянул на собор Владимирской Иконы Божией Матери и вяло перекрестился. Проходившие мимо молодые люди изумились, а смешная старушонка в кожаном ошейнике и с широкополой шляпой на голове, подмигнула, подкрепив мимический жест доброжелательной улыбкой. На душе у Дойчлянда даже как-то посвежело.