Текст книги "Пробуждение души"

Автор книги: Аманда Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

10

Воскресным утром Бак сидел перед камином с чашкой кофе, ожидая, когда Карли проснется. Он думал о ней все эти дни. О своем желании близости с нею. О том, что нуждается в ней.

Вчера он был самонадеян, когда привел ее в свою спальню с намерением научить ее искусству любви. Но вместо этого она его учила. Она показала ему, что страсть может быть прекрасной, что горячность и неистовость могут быть добрыми. Что сильное желание построено на любви. Она, Карли, показала ему, что близость может быть естественной, человечной и нормальной. Она научила его, что такое настоящая близость.

Вчера поздно ночью, в темноте его комнаты, Карли задала ему вопрос, которого он боялся, на который он сам не мог найти ответа.

– Я занимаюсь любовью, как Лора?

Бак ответил и сказал ей правду, хотя и не всю.

– Нет, ты занимаешься любовью, как Карли. – И это удовлетворило ее. Когда она подвинулась к нему ближе, он понял, что Карли довольна.

Но сегодня утром она снова может спросить. Что он скажет ей на этот раз? Что его близость с нею даже отдаленно не напоминает его занятия сексом с Лорой? И что она в постели не такая, как Лора, потому что никогда и не была Лорой?

Бак подложил в огонь другое полено, когда раздался стук в дверь. Вытирая руки о брюки, Бак выбрался из кресла-качалки и подошел к двери как раз в тот момент, когда стук повторился.

Трина улыбалась на пороге своей странной слабой улыбкой.

– Бак, я думала, что пришла слишком рано.

– Я уже встал. – Он взглянул через коридор, вспоминая, не оставил ли он дверь в спальню открытой? Хорошо бы, Карли услышала их голоса, когда проснется. Увидеть лицо Трины рано утром – это для нее лишнее.

– Чем я могу помочь тебе?

– Можно войти?

Бак оступил назад, потом последовал за ней в гостиную. Трина положила свою сумочку, потом сняла пальто. Зачем она пришла сюда? Успела ли Карли проснуться? Заметила ли ее здесь Трина?

Трина опустилась в кресло и жестом пригласила его тоже сесть. Бак выбрал простой стул с другой стороны кофейного столика.

– Я хотела поговорить с тобой, пока мама в церкви, – начала она. – Я хотела узнать, что ты разузнал о Лоре?

– Ничего особенного, кроме того, что ее свидетельство о рождении поддинное, ее родители умерли, как она и говорила. Так что это не Лора, а Карли.

Ему хотелось добавить, что она была нежна с ним, как с внучкой Хэзел. И что она очаровательная, милая, хрупкая и добрая от природы. Что она страстная и чувственная и что она могла бы возбудить его одним взглядом, могла заставить его умолять, если бы захотела, но она никогда этого не сделает.

– Почему ты смешишь всех, называя ее этим именем?

– Потому что это единственное имя, которое она знает.

– Ты не попался на ее удочку снова, а? Надеюсь, ты не принимаешь всерьез всю ее ложь? Ты лучше других должен знать ее. Ты знаешь, как она зла. Она недостойна жить в этом городе с такими хорошими людьми, как моя мама.

– А что думает Морин? – спросил Бак быстро, пока Трина переводила дыхание. – Она верит, что это Лора?

Трина отвела взгляд.

– Моя мать – добрая христианка. У нее нет ни капельки подлости, и она не видит подлости ни в ком, даже если она очевидна. Она жалеет Лору. Ты можешь в это поверить? – Ее смех был коротким и неприятным. – Шлюха испытывает такое наслаждение, разрушая жизнь людей. Она предпочла прожить отцовские деньги, но не работать; довела других до бедности, а потом исчезла, не сказав даже «до свидания». А теперь моя мама жалеет ее. «Бедная девочка, у Лоры, наверно, было очень трудное время в эти последние три года, – передразнила Трина. – Бедная Лора могла погибнуть в той аварии». Она должна была умереть!

– Но она не умерла.

Взгляд Бака быстро скользнул к дверному проему, где стояла Карли. Даже если бы она была полностью одета, а не вышла в его старой футбольной майке-джерси, сомнений в том, что она только что из постели, не возникало. Ее волосы не были расчесаны, черты лица смягчены сном, а взгляд однозначно говорил о полученном удовлетворении.

Карли выглядела хорошенькой и милой; Трина не пыталась скрыть, что шокирована. В ней появилось что-то отвратительное и опасное. Взгляд, которым она посмотрела на Бака, был полон неприязни, и тот впервые понял то, что Карли увидела с первого раза. Что ненависть Трины к Лоре зашла слишком далеко.

– Ты дурак, Бак. Она никогда не беспокоилась о тебе. Ты был такой большой и сильный, звезда футбола, шериф… Она хотела проверить свои чары и разрушить тебя. И ты даешь ей еще шанс сделать это. Ты не мог дождаться, когда снова заполучишь ее в свою постель, да? – Презрительный голос Трины звучал холодно и неприятно. – Ты дурак, Бак Логан. Просто идиот.

Схватив свои сумочку и пальто, Трина рванулась к двери. На полпути она снова повернулась к нему лицом:

– Придет день, и тебе придется заплатить за свою глупость. В свое время ты тоже будешь наказан.

Наконец, хлопнув дверью, она ушла. Карли перевела на Бака широко открытые глаза.

– Она угрожала тебе.

Бак молча смотрел на вход, пока звук отъезжающей машины Трины не затих вдали. Потом он взглянул на Карли. Ее лицо побледнело, рот приоткрылся. Она боялась Трины, вспомнил Бак. Она чувствовала в этой женщине нечто, что пугало ее. Интуиция? Или воспоминания Лоры?

– Она только говорит, – сказал он рассеянно. – Она никогда мне ничего не сделает. Не забывай, я ведь шериф! Я бы посадил ее за решетку, если бы она попыталась сделать какое-либо зло.

Бак надеялся вызвать у Карли улыбку, хотя бы слабую, но она не расставалась так быстро со своими дурными предчувствиями.

– Дорогая моя, я знаю Трину всю мою жизнь. Она не причинит мне вреда. – Бак верил в это. – Хотя… Только держись от нее подальше. Не приближайся к ней без меня или Морин, – хорошо?

– Мне не следовало приходить сюда. Извини, я не думала…

– Она могла узнать что-то о нас, когда мы расплачивались в гостинице утром.

Постепенно шок от прихода Трины прошел. Обхватив руками его шею, Карли спокойно спросила Бака:

– А почему мы сделали это, шериф?

– Потому что ты собираешься проводить все свои ночи здесь, со мной. – Бак ласково коснулся ее. – Потому что нет смысла тратить деньги на комнату, в которой ты не ночуешь.

– И это единственная причина, которую ты смог найти?

Он захватил руками мягкую ткань ее джерси и потянул:

– О, дорогая, я могу найти настоящую, хорошую причину, – прошептал он, улыбаясь, – если ты дашь мне руку.

Охнув, Карли запрокинула голову назад, открывая свою шею навстречу его поцелуям:

– Это плохая причина, шериф, – прошептала она.

Бак целовал ее шею, спускаясь по атласной коже.

– А вдруг она не только грозит, Бак? – с беспокойством спросила Карли. – Ревность может побудить ее к действиям. Это ведь сильная причина. Что если…

Бак заставил ее замолчать поцелуем.

– Поверь мне, Карли. Я знаю Трину. Я знаю, на что она способна. Я хорошо знаю характеры людей.

Карли нехотя и с сомнением смягчилась.

– У тебя появился серьезный шанс проверить это.

Руки Бака скользнули под джерси, под которым ничего больше не оказалось. Это сильно и быстро возбудило его: вчера, наверное, это удивило бы его, но сегодня утром он находил это совершенно нормальным. Абсолютно.

– Отлично, – пробормотал он, нежно проводя рукой между ее бедер, гладя там завитки волос, ощущая ее тепло. – Твой характер сильнее, чем мой, потому что я не могу сопротивляться тебе. Если я не наполню тебя сейчас, – Бак прижался к ней всем телом и она, застонав, задрожала, – я умру на месте.

Карли смотрела на него нежным взглядом, капитулируя.

– Мы не должны делать это.

Бак снова гладил ее; Карли прикрыла глаза, он слышал ее неровное дыхание, чувствовал желание, которое все сильнее охватывало ее. Бак поднял ее над полом:

– Обними меня ногами, – хрипло скомандовал он, и Карли сделала так, крепко прижав свои бедра к его.

Бак принес ее в спальню к неубранной постели, положил ее и отбросил ее и свою одежду. Карли остановила его, перевернувшись. Когда он запротестовал, она заставила его замолчать поцелуем.

– Я способная ученица, – промурлыкала она с нежной улыбкой. – Дай мне показать, чему я научилась.

Ее предложение разогнало туман желания и позволило прошлому – воспоминаниям со всеми страхами и отвращением – вторгнуться в его сознание. Карли увидела в его глазах беспокойство, неуверенность и отвращение, и поняла, о чем она его попросила: дай мне соблазнить тебя, дай мне контроль, дай я буду управлять тобой, дразнить и возбуждать тебя. Это способ, каким пользовалась Лора.

Сев на колени рядом с ним, Карли обхватила его руками.

– Я не обижу тебя.

Бак облизнул губы.

– Я знаю.

– Я никогда не сделала бы то, что делала она. Я только хочу… – быстро, прежде чем Бак сообразил, что она имеет в виду, Карли продолжила: – Все хорошо. Это была плохая идея, я понимаю.

Бак выдержал ее долгий неотрывный взгляд, и выражение беспокойства понемногу исчезло из его глаз.

– Давай, – пригласил Бак с ленивой, насмешливой улыбкой, – покажи мне, чему ты научилась.

Если бы не эта улыбка, Карли бы отказалась. Она молча корила себя за то, что напомнила Лору в их постели. Лучше бы она лежала пассивно и позволяла ему вести, быть лидером. Но его улыбка была так самодовольна, – ведь он знал, что все, чему она научилась, она научилась от него. Так насмешлива, потому что Бак знал: она не даст новую пищу его сомнениям.

Она поцеловала его, это была медленная и простая проба губ, которая стерла его улыбку. Прежде чем Бак смог ощутить удовольствие, она оставила несколько поцелуев на его заросшей щетиной шее и дальше вниз, к груди.

– Когда ты впервые сказал мне, что играл в футбол, – шептала она, ее дыхание горячило и увлажнило его соски, – я подумала, что ты совсем не похож на тех гигантов, которых я видела по телевизору.

– Полузащитнику не нужны груды мышц, – ответил Бак, его голос был низким и хриплым. – Им нужны хорошие руки.

Карли пробормотала что-то в знак согласия, когда целовала его сосок, сделавшийся твердым и выпуклым. Ее нежное покусывание вызвало у него вздох удовольствия, и он коснулся ее, но она оттолкнула его руку. Это для него. Она скоро получит свое.

Его кожа была такой теплой, такой гладкой и ровной. Его мышцы были упруги, а живот был плоским и твердым. Его кожа покрылась мурашками, когда она ласкала его, и он затаил дыхание в безмолвном наслаждении. Ей нравилось смотреть на него, касаться, целовать его. Это заставляло ее почувствовать знакомое дрожащее тепло между ног. Она чувствовала себя пустой, голодной и больной, как будто все слишком затянула.

Касаясь его бедер, Карли перенесла свои ласки на самую интимную часть тела… Не было никаких сомнений в его страстном желании и никаких сомнений в том, что это она доставила ему удовольствие. Она гладила его, заставляя Бака стонать, стискивая зубы, напрягая мышцы. Через минуту Карли поцеловала его, коротко, только попробовав, потом вытянулась и направила его туда, где она хотела иметь его. Где он был нужен ей.

Она наделась на него так горячо и крепко, что Бак мог кончить сразу же, не сделав и одного движения бедрами. Закусив нижнюю губу, Бак закрыл глаза, мельком взглянув на нее: волосы растрепаны, лицо бледное, губы полуоткрыты; она сконцентрирована на ожидании дальнейшего, на продолжении. Она соблазнила его не слишком умело, но это было намного лучше, чем то, что он испытывал в прошлом. Ее нежные ласки, ее искреннее удовольствие, когда она касалась его, и ее скромный нерешительный поцелуй возбудили его гораздо больше, чем могла бы сделать самая опытная любовница. Первые одну-две минуты Карли просто лежала, привыкая к его вторжению. Потом она двинулась, и волна чувств пронзила его.

– Подожди, – прошептал Бак или, по крайней мере, попытался прошептать, но его голос звучал приглушенно.

Когда он открыл глаза, она ему улыбалась самодовольной, чисто женской улыбкой триумфа.

– Подождать? – повторила она. – Ты не готов?

Его руки скользнули под джерси, Бак обнял ее бедра, удерживая от новых движений.

– Если ты не хочешь закончить прежде, чем мы начнем по-настоящему, ты будешь лежать тихо, – прошептал он.

– Я так не думаю…

Теперь Бак тоже улыбался. Напряжение постепенно ослабевало, его интенсивность уменьшилась, предоставляя ему минутную передышку. Бак знал, что она не продлится долго: одно поглаживание, один длинный глубокий толчок, и он будет отброшен на самый край…

– Власть ударила вам в голову, леди, – пробормотал он, просовывая руки глубже под джерси, поглаживая ее шелковистую кожу. Его пальцы коснулись чего-то похожего на шрам, потом ее сосков и, наконец, влажных нежных волос между ног. Ее тело было разгорячено, нежно и чувствительно к его прикосновениям. Его первая ласка вызвала трепет всего ее тела. После следующей она закрыла глаза и застонала.

– О Бак… О, пожалуйста… – Она трепетала теперь, ее мышцы ослабли, тело прижималось к его.

– Сейчас, – тихо сказал он, – ты можешь двигаться.

И Карли двигалась. Ей не нужна была его помощь или указания. Она отдавалась, думая только о нем, поглощенная ритмом огненной бури желаний. Бак отвечал ей, его тело трепетало, потом напряглось, и с беспомощным стоном он вошел глубоко в нее и словно наполнил ее, исторгнув из нее крик блаженства.

Карли лежала на нем, он ощущал гладкую и теплую ее кожу. Совсем еще слабая, Карли подняла голову и торжествующе посмотрела на него:

– Я не хочу власти над тобой или кем-нибудь еще.

Когда они наконец привели себя в порядок и оделись, они поехали в город, в гостиницу. Бак предложил ей помочь упаковать вещи, но Карли вежливо отказалась. Он мог бы подождать ее в ресторане, предложила она, и заказать для них ланч. Он так и сделал, когда вошли Харви и его жена, возвращаясь из церкви.

– Как дела? – спросил Харви, останавливаясь рядом со столиком, в то время как его жена продолжала идти.

– О'кей. – Бак вздохнул. – Как ты думаешь, Салли сможет выдержать без тебя несколько минут?

– Мы встречаемся здесь с моей сестрой. Они не будут скучать без меня. – Он присел на пустую скамью и терпеливо ждал, когда Бак начнет. Тот даже не намекнул бы никому о том, что произошло между ним и Карли, но Харви был старым другом и помощником, вместе с тем часто заменяя ему отца, и был самым лучшим его сотрудником. Кроме того, поскольку до него все равно дошли бы слухи, Бак предпочел сам все рассказать ему.

– Карли наверху. Она спустится сюда, когда запакует вещи. Она переезжает ко мне.

Комментариев не последовало.

– Я не думаю, что она – это Лора, – продолжал Бак. – Я знаю, это звучит глупо, словно я оправдываюсь. Конечно, есть много причин думать, что Карли и Лора – одно лицо, но я действительно уверен, что она – не Лора.

Старый Харви взял у официантки чашку с кофе, добавил сливки и помешал сахар ложечкой, прежде чем взглянуть на Бака:

– Ты помнишь старого пса, который у меня был? – Казалось, вопрос не относился к делу, но Бак не удивился. Каким-то образом ленивый старый пес Харви собирался внести ясность в этот разговор. – У моего брата есть два сына-двойняшки, абсолютно одинаковые. С момента их рождения никто не мог их различить, даже родители. Один из них – хороший ребенок: умный, сообразительный, вежливый, работящий, получает хорошие отметки. Другой – как дьявол. – Харви сделал паузу, попробовал кофе и добавил еще сахара в чашку. – Когда они были маленькими, они обычно приходили и оставались со мной и Салли. Наш старый пес любил первого. Другой заставлял его беситься день и ночь. Если эти дети сидели на диване, совершенно одинаковые, одетые одинаково, то ни я, ни Салли не могли сказать, кто из них кто. Но пес мог. Это не объяснишь логикой. Только инстинкт.

Бак тихо смеялся, применив собачью историю к своей собственной ситуации. Только здесь он сам был собакой.

– Ты был полицейским долгое время, Бак. У тебя хорошие инстинкты. Иногда логика не значит ни черта. Иногда мы должны поверить чутью. – Харви улыбнулся, наблюдая, как Карли пересекает ресторан. – А иногда, сынок, – сказал он, вставая, – быть сумасшедшим – не самая плохая участь.

Этой ночью Карли лежала в постели, ожидая, когда Бак закончит разговор по телефону с диспетчером и присоединится к ней. Ее присутствие существенно изменило вид его жилища. Ее одежда висела в шкафу рядом с его. Ее туфли были засунуты в угол под стул. Ее жакет висел на крючке у двери. Ее часы лежали рядом с его часами на тумбочке. Карли никогда не делила свое жилье с мужчиной. Сейчас ее охватило чувство дома. По крайней мере, до следующей недели или около того. На следующей неделе, во вторник, она должна приступить к работе. Это значит, что у нее осталось, считая от завтрашнего дня, семь дней.

Если, конечно, Бак не попросит ее остаться.

Она останется?

Может быть. Это важное решение. Карли недолго знала Бака. Хотя это вопрос: как долго она должна его знать? Карли знала его достаточно хорошо, чтобы желать близости с ним. Она знала его достаточно хорошо, чтобы иметь дело с ним. Она знала его достаточно хорошо, чтобы в него влюбиться. Сколько еще надо знать человека, чтобы решить, хочет ли она провести оставшуюся жизнь вместе с ним?

Но у нее была своя жизнь в Сиэтле. Там была работа. Там жили ее друзья. Конечно, она могла найти другую работу, хотя и не в Новере. Может быть, она будет ездить на работу в Миссоулу. По зимней автостраде в западной Монтане.

Она будет скучать по своим друзьям, но она могла бы найти здесь новых, потому что теперь она была нормальным человеком. Она стала нравиться людям.

По крайней мере, подумала Карли с неприятным чувством, Трина скоро поймет, что большинство людей любят ее.

О, черт, подумала Карли, замирая, что же она себя обманывает? Если Бак попросит ее бросить работу, ее дом и остаться здесь с ним?.. Она уже отвечает «да» – еще до того, как он задал этот вопрос.

Бак положил трубку и лег рядом с Карли, наклонившись к ее груди. Карли опять надела его джерси. Подоткнув поудобнее свою подушку, Карли смотрела, как Бак одним пальцем поднял край ее одежды, и она задрожала, когда он оставил след поцелуев вдоль ее бедра.

– Откуда у тебя этот шрам? – спросил он, когда перестал целовать. Вопрос звучал так деланно-небрежно, что Карли сразу же поняла его важность.

Ей была знакома та отметка, на которую Бак обратил внимание: маленькая утолщающаяся подушечка соединительной ткани в форме неправильного круга у нее на левом бедре. Карли посмотрела на Бака недовольным взглядом.

– Как я вспомню? Наверное, после аварии.

– Хм-м. – Предполагалось, что это звучит уклончиво, но попытка Бака говорить на эту тему как бы между прочим, потерпела неудачу.

– Ты так не думаешь?

– У тебя есть другие такие же?

Карли предпочла не заметить, что Бак не ответил на ее вопрос. Все нормально. Она может притвориться.

– Еще один. На пару дюймов выше этого.

Бак поднял джерси еще выше, открывая простые белые трусики, которые Карли надела под его майку. Спустив резинку вниз, Бак нашел второй шрам, потрогал его пальцем.

– Что в них интересного?

– Ничего.

Карли ждала, размышляя. Он собирался рассказать, что у Лоры были такие же шрамы в точно тех же места? Если это так, она не хочет этого слышать. Она не хочет этого знать.

– Ну, если вы интересуетесь шрамами, шериф, – сказала Карли с деланной легкостью, – то вы попали к нужной вам женщине. У меня их достаточно.

Бак передвинулся на постели и лег рядом с ней на подушку.

– Мы оба интересуемся ими. Только некоторые из них видны больше, чем другие. – Бак убрал волосы с ее лица и поцеловал в лоб. – Ты сумеешь побыть здесь одна пару дней?

Ее горло вдруг пересохло. Почему эти особенные шрамы и все остальное на ее теле так интересуют его? И почему он старается притвориться, что все эти вопросы не имеют значения, когда очевидно обратное! Это связано с его внезапным решением уехать?

– Я была одна большую часть трех лет, – ответила Карли смущенно. – Куда ты планируешь поехать?

Бак посмотрел на нее долгим взглядом, потом сел, и Карли пришлось повернуться на бок, чтобы увидеть его лицо.

– В Сиэтл.

– А-а-а… – Итак, он собирается разыскивать ключ к ее жизни, к ее личности. – Я поеду с…

– Нет. Я еду ненадолго, самое большее, на два дня. Оставайся здесь. Позволь мне сделать по-своему.

– Но ты не знаешь дорогу.

– Я могу читать карту.

– Я могу представить тебя людям, которых тебе надо будет увидеть.

– Когда я спрашиваю, я предпочитаю представляться сам. Если ты будешь со мной, то единственные ответы, которые люди дадут мне, будут те, какие, как они думают, ты хотела бы услышать. – Бак улыбнулся, но Карли не нашла это забавным. – Я еду ненадолго, Карли, и я хорошо сделаю то, что в моих силах.

– Я знаю, – сказала она нехотя. – Я только… Я только не хочу находиться здесь, в Новере, когда тебя нет.

Карли не хотела переезжать в его дом только из-за того, что он уехал в ее дом в Сиэтле; ей жаль было терять эти несколько дней, которые они могли провести вместе. Она хотела быть вместе с ним в каждую из предстоящих ночей.

– Когда ты решил сделать это?

– Сегодня вечером. Мы оба хотим получить ответ, а я не много могу сделать, если буду сидеть здесь.

– Когда ты собираешься выехать?

– Возможно, во вторник утром и вернусь в четверг вечером. Двадцати четырех часов должно хватить.

Карли села, натягивая джерси, чтобы прикрыть ноги.

– Ну что ж, делай как считаешь нужным. Я не буду мешать тебе.

Его лукавая усмешка вызвала такую же у Карли.

– Угу, – сказал Бак, – правильно.

– Тебе, наверное, будут нужны ключи от моей квартиры? – Бак кивнул. – Ладно, я подожду здесь.

– Спасибо. – Бак обнял ее, притянув к себе. – А теперь… – Его усмешка вернулась. – Дай мне оказать тебе достойный прием в моем доме.

Рано утром в понедельник Бак вызвал Харви в свой кабинет; билеты на самолет были заказаны, и теперь ему нужно было поговорить со своим помощником, который оставался за него.

– Я уверен, мы ничего не узнаем, сидя здесь. Мы еще не получили ответ из ФБР о ее отпечатках пальцев?

Харви, чья работа включала просмотр почты, сухо посмотрел на него.

– Если бы что-то было, я первым делом сообщил бы тебе.

– Тут есть кое-что, что я упустил. Если она Лора, то существуют некоторые способы доказать это. А если не Лора, то она же должна иметь родственников, друзей, еще кого-нибудь. – Бак барабанил пальцами по крышке стола. Опустив глаза, он увидел свидетельство о рождении Карли. То, которое она передала ему на прошлой неделе. То, которое брала с собой в путешествие, потому что оно удостоверяло ее существование, потому что оно доказывало, что у нее есть семья. У нее были родители. Которые умерли.

– Все, о чем я спрашивал клерка при разговоре о свидетельстве о смерти, была дата смерти родителей, – сказал Бак задумчиво. – Я не спрашивал о родственниках.

– Но Карли была их единственным ребенком, естественно, они указывали ее, как родственника.

Марк Джонсон умер на три года раньше Хелен, и его свидетельство о смерти, в соответствии с сообщением клерка, говорило то, что Бак ожидал: его жена была указана как ближайшая родственница.

Но с Хелен было что-то странное.

Бак сидел неподвижно, и ответ клерка эхом отдавался в его мозгу. В свидетельстве о смерти Хелен Джонсон было указано, что у нее нет семьи.

Но это невозможно. У нее была дочь. Свидетельство о рождении доказывало это. Может, это приемная дочь? И она отказалась прийти в больницу и повидать свою умирающую мать? Но только не Карли. Не нашлось бы обстоятельства, могущего удержать ее вдали от смертного одра ее матери. Бак размышлял, как объяснить, что женщина, которая родилась в Далласе, жила и умерла там в одиночестве, никто вокруг не знал о ее дочери. Ведь у нее были друзья, знакомые. Наверняка она сама указала бы Карли, как лицо, с которым следует связаться при чрезвычайных обстоятельствах.

Но ее врач не знал о ее дочери.

В больнице не знали.

Ее друзья, если допустить, что они были у нее, тоже не знали.

Или, может быть…

Бак закрыл глаза, потирая веки, чтобы унять внезапную боль. Он не хотел больше думать об этом. Он только хотел позвонить, чтобы аннулировать свой заказ на билеты, пойти домой и сказать Карли, что, если она хочет обладать именем, пусть выйдет за него замуж и станет миссис Логан.

Но Бак не мог так поступить.

– Шериф? – голос клерка громко звучал в его ушах. – Вы здесь, шериф Логан?

– Да, я слушаю.

– Должен ли я что-нибудь еще сделать для вас сегодня?

Тяжело вздохнув, Бак сказал:

– Да, есть. Проверьте для меня еще одно имя.

Он продиктовал ее возможные имена и стал ждать.

– Вот она, шериф, – сказал клерк.

Он прочитал ему информацию медленно, предполагая, что он делает заметки. Но Бак даже не взял карандаш. Он вообще не двигался, за исключением того, что положил телефонную трубку, спокойно поблагодарив его.

Оцепенело он развернул свое кресло к окну. Так много неуловимого, так много места для чувств и инстинктов. Так прекрасно было бы любить Карли, потому что она абсолютно точно не Лора Фелпс…

Когда, он наконец заговорил, его голос был безмерно усталым и безжизненным.

– Карли Энн Джонсон; единственный ребенок Марка и Хелен Джонсон, умерла двадцать лет назад в июне месяце. Ей было двенадцать лет.

«Я не хочу плакать». Карли упорно твердила это себе каждый раз, когда к горлу подкатывался комок и на глазах выступали слезы. Пока ей удавалось сдерживаться. Крепко зажав руки между коленями, она неподвижно сидела на софе в гостиной Бака, а он, водрузившись на кофейном столике перед ней, что-то говорил. Слова его были доброжелательными, но это не имело никакого значения, хотя в глубине души она чувствовала им цену. Слова, ничего не значащие слова.

Может быть, для него это действительно неважно и ничего не меняет. В конце концов, он с самого начала был уверен, что она не та, за кого саму себя принимает.

Но для нее это было важно. Для нее это чертовски важно.

Все, что у нее осталось, единственное, что у нее осталось после аварии, это имя, свидетельство о рождении и несколько фотографий. А теперь он говорит ей, что это не ее имя. Не ее свидетельство о рождении. И любящие родители на фотографиях тоже не ее.

Она прилепилась к чьей-то чужой жизни.

Заметив, что Бак перестал говорить и смотрит на нее с беспокойством, она сумела заставить себя улыбнуться.

– Не смотри на меня так, шериф. Я не собираюсь падать в обморок. Ты готовил меня к этому с самого моего прибытия в город.

– Извини, Карли. Ты же хотела…

Хотела? Да, конечно, хотела. Она действительно хотела узнать, кто она, вспомнить свое детство. Хотела вернуть себе те простые, легко забываемые впечатления и даже не представляла, насколько они важны, пока не лишилась их. Хотела узнать, что кто-то любил ее, что она достойна любви…

Хотела вернуть себе свою жизнь. Жизнь Карли Джонсон.

Ту жизнь, которая никогда не существовала.

– Ни о чем не жалей. Все в порядке, – улыбнулась она.

– Я могу отменить сегодняшнюю поездку. Могу остаться здесь…

Она вновь прервала его.

– Нет, поезжай. Я хочу знать до конца. Все, что ты сможешь узнать… – Она внезапно вздрогнула, и он, встав со стола, сел рядом и обнял ее.

– Извини меня, дорогая. Я не должен был этого говорить. Надо было оставить тебе веру… Черт возьми, я так сожалею об этом!

– Ты лишь предложил, – напомнила она, положив голову ему на плечо. – Это я хотела узнать все. Я попросила тебя продолжать поиск и найти ответ. Теперь мне нужно что-то с ним делать.

– По крайней мере, теперь ты знаешь, что ты не одна. Ты знаешь, что у тебя есть родственники, – сказал он в надежде, что эти слова облегчат тяжесть новостей.

Может быть, со временем так оно и случится. Узнав Морин получше, она будет счастлива иметь любящую тетку. Возможно, ей удастся наладить отношения с кузиной. И даже исправить то, что Лора… То, что она напортила.

– Каким же образом Лора… – Помолчав, она медленно продолжила: – Как же я это сделала? Как узнала о настоящей Карли Джонсон?

– Продолжай говорить «она», – предложил он, нежно целуя ее в макушку. – Тебе будет легче.

Она кивнула, молча благодаря его. Может быть, она и должна быть Лорой Фелпс, но, по крайней мере, он не собирался возлагать на нее ответственность за то, что она совершила, будучи Лорой.

Обдумывая ответ, Бак нежно гладил ее по голове. Ей подумалось, что она могла бы сидеть так бесконечно, закрыв глаза и отдавшись ощущению безопасности, заботы и удобства. В его объятиях было тепло и надежно, щеке на его плече мягко, а под своей рукой она чувствовала, как ровно бьется его сердце. Хотя револьвер мешает, улыбнувшись, подумала она, отодвигая бедро подальше.

– Если бы я создавал для себя новую личность, – наконец начал Бак, – то уехал бы в большой город другого штата. Пошел бы на кладбище и нашел бы могилу ребенка, родившегося примерно в одно время со мной. Затем абонировал бы на это имя почтовый ящик и запросил бы у властей штата заверенную копию свидетельства о рождении. Потом использовал бы его, чтобы получить водительские права и регистрационный номер из службы социального обеспечения. После этого можно устраиваться на работу.

– А почему ребенок?

– Это многое упрощает. Нельзя использовать человека со сложившейся биографией: получившего образование, работающего, имеющего семью. Кроме того, если ты используешь кого-то, кто работал до того, как умер, то он тоже должен иметь номер социального обеспечения. И если ты будешь устраиваться на работу, используя его имя, дату рождения и прочие данные, то компьютер, без сомнения, обнаружит, что он умер много лет назад.

– А как умерла эта девочка? Тебе сказали?

Он покрепче обнял ее.

– Это не имеет значения.

– Имеет, – горячо сказала она. – Я на три года одолжила ее жизнь, Бак. Я хочу знать, как она умерла.

– Она утонула.

Как грустно, подумала Карли, чувствуя, как вновь подступают слезы. Настоящая Карли была девочкой всего лишь двенадцати лет! Впереди у нее была целая жизнь, и она неожиданно оборвалась. Она так и не узнала, что значит вырасти, ходить на свидания, влюбиться, заиметь детей. Она была лишена возможности прожить жизнь. Только двенадцать коротких лет.

А бедные родители, потерявшие единственную дочь, единственного ребенка? Они, должно быть, строили планы на будущее, надеялись на то, что та принесет им счастье, внуков, радость.

Вместо этого Марк Джонсон умер, имея рядом с собой только жену, а Хелен умерла в одиночестве.

– А что с моими фотографиями? – спросила она, украдкой вытерев слезы. – Кто эти люди?

– Понятия не имею. Если ты не возражаешь, вернувшись из Сиэтла, я покажу их Морин. Может быть, она узнает их. Возможно, это какие-либо родственники или друзья Лоры?

А может быть, они совершенно посторонние люди, подумалось Карли; случайно наткнувшись на фотографии, она просто взяла их, потому что они годились для ее целей. Наклонный, угловатый почерк подписей, утверждающих, что эта девочка – она, взрослые – ее родители, мог принадлежать ей и был изменен, чтобы еще более всего запутать.