Текст книги "Месть под острым соусом (СИ)"

Автор книги: Аля Морейно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 25

– Коля, я не понимаю, что с ним происходит. Ужинать не захотел: поковырялся в тарелке и ушёл. Теперь сидит в своей комнате и плачет. Спрашиваю, что случилось, – не отвечает. Я уже не знаю, что думать! Может, у него что-то болит, но он не знает, как сформулировать?

– Мышонок, сейчас разберусь. Не нервничай. Тебе нельзя, ты что, забыла? Врач сказала: только положительные эмоции.

Что за чертовщина? Мышка с Мироном живут душа в душу, никогда никаких конфликтов. Это я могу где-то что-то не понять и невольно обидеть малого. Но сегодня мы с ним даже не виделись, а вчера я его уложил – и всё было хорошо.

Захожу в комнату сына. Сидит на полу, прислонившись спиной к кровати. Лицом уткнулся в колени, плечики вздрагивают. Опускаюсь рядом.

– Сынок, привет, – никакой реакции. – Мирон, слышишь меня? Почему ты плачешь? Что случилось? У тебя что-то болит?

Воспитатель из меня никудышный. Вынужден признать: всё то время, что Мирон живёт с нами, я много работал и уделял ему внимание только по выходным, и то не всегда. Не умею я общаться с детьми.

Мирон отрицательно мотает головой. Что это значит? Ничего не болит? Или не хочу говорить? «Ох, нелёгкая это работа – из болота тянуть бегемота» [1].

– Может, поговорим? Как мужчина с мужчиной. Расскажи мне, что стряслось, пожалуйста. Обещаю, что помогу, чем смогу.

Поднимает заплаканное личико. Судя по всему, ревел долго.

– Мама сказала, что у вас будет свой ребёнок, что он пока живёт у неё в животе.

– Да, это правда, – ничего не понимаю, обычно дети хотят братика или сестричку.

– А я? Меня вы теперь отдадите обратно?

Всё-таки я непроходимо туп, потому что смысл этого вопроса доходит до меня не сразу. Но когда наконец я понимаю, что его так расстроило, вздыхаю с облегчением.

– Как ты мог такое подумать? Ты наш сын точно такой же, как и тот ребёнок, что у мамы в животике.

– Но я не был у неё в животике! У меня сначала была другая мама!

– Ну и что? Теперь-то ты наш сын. С чего вдруг у тебя возникли такие мысли?

– Когда рождают своего ребёнка, возвращают, кого взяли. Богдана вернули! И Диму!

– Стоп-стоп. Давай так. Я тебе клянусь, что мы тебя никуда не отдадим. Мы – семья. А это значит, что мы должны доверять друг другу, помогать, во всём поддерживать, любить. Независимо от того, у какой мамы в животе ты был поначалу, теперь ты – наш сын. И это – навсегда. Уже очень скоро будет суд, и тебе сделают такие документы, будто ты родился у нас с мамой. У тебя будет моя фамилия – Кузнецов. И никто никогда даже не догадается, что мы тебя взяли, а не родили. И мы все будем считать, что ты с нами был всегда, с самого начала.

Мирон смотрит на меня широко открытыми заплаканными глазами. А ведь они у него точно, как у Мышки! Ну кто вообще может подумать, что он нам не родной?

– Ты знаешь, что даже внешне похож на маму?

– Правда?

– Да, такой же глазастый. Мирон, ты мне веришь? Я обещаю тебе, что мы тебя никогда не дадим в обиду и будем любить точно так же, как и твоего брата или сестру.

– И обратно меня не отдадите? Правда?

– Конечно, правда. У мамы спроси, она подтвердит, как сильно мы тебя любим.

Перетягиваю ребёнка к себе на колени. Он тут же обвивает ручками мою шею и утыкается мокрой щекой в мою щёку. Сколько ещё нам предстоит вытравить из его головы и души страхов и тараканов?

День за днём Мышка хорошеет. Сказал бы мне кто-то раньше, что я буду восхищаться беременной женщиной, – ни за что не поверил бы. Наоборот, удивлялся, когда кто-то из знакомых говорил, что хочет свою жену во время беременности. Мне казалось, что женщины в интересном положении совершенно асексуальны. Но не моя Мышка!

Она наконец округлилась и перестала быть такой тощей. Мне нравятся мелкие женщины – есть в них что-то такое особенно женственное, беззащитное, позволяющее чувствовать себя рядом могучим богатырём. Но Маша, когда мы познакомились, была излишне тонкой и хрупкой. Каждый раз боялся её ненароком придушить или сломать, хотя никогда не был поклонником особо жёсткого секса.

Теперь же эта худоба ушла, грудь налилась, попа округлилась, рёбра торчать перестали. Она стала вся такая ладная, что при взгляде на неё чувствую себя Рокфором, почуявшим запах сыра [2]. Да что там при взгляде? Стоит мне подумать о ней, где бы ни находился, как настроение тут же становится нерабочим. Плавлюсь от одних только мыслей о жене. А уж когда остаёмся наедине, меня затапливает любовью и нежностью, чувствую себя безгранично счастливым. Ни с одной женщиной никогда не испытывал такого восторга.

Осень то радует сухими тёплыми днями, настойчиво завлекая любителей прогулок в скверы и парки любоваться её ярким оперением, то разражается слезами и плачет дождём по несколько дней подряд, заставляя даже самых отъявленных гуляк прятаться по домам.

Едем на самый важный скрининг. Волнуюсь. Животик у Мышки аккуратный, но уже очень заметный на фоне её изящной фигуры. Она тоже нервничает, хотя пытается скрыть это от меня. Знает, что я буду ругаться, потому что врач настаивает, что волнения, беспокойство и плохие эмоции вредят малышу. Или малышке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я, как любой мужчина, хотел бы сына. Как там говорится: построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Но в равной степени я обрадуюсь и дочке – сын у нас уже есть, можно и девчонку для разнообразия. Лишь бы ребёнок был здоров и роды были не тяжёлыми. Мышка мне рассказала ужасы её первых родов, и теперь мне кажется, что я просто обязан сделать всё возможное, чтобы на сей раз всё прошло максимально легко.

Врач выдавливает жене на живот гель и начинает водить датчиком. Замираю. Даже дышать боюсь. Доктор делает замеры и размеренно диктует медсестре какие-то цифры. Что это значит? Всё ли хорошо? Чёрт… Нервы натянуты, как струны. Одно неверное движение – порвутся.

Нам с Мышкой поворачивают второй монитор.

– Вот смотрите: это – ваш малыш.

Какой он… совсем не похожий на ребёнка. Это ведь только пока? Сердце колотится, грозясь пробить грудную клетку. Мой малыш… В носу предательски щиплет. Ну нет, я не настолько сентиментален, чтобы при виде младенца в утробе пустить слезу. Или настолько?

– Пол смотреть будем?

–

[1] К. Чуковский, «Телефон».

[2] Рокфор – один из героев мультфильма «Чип и Дейл спешат на помощь», который одержимо любит сыр.

Первый шок от осознания, что я вижу своего ребёнка, постепенно проходит. После информации, что с Мышкой и малышом всё хорошо, внутреннее напряжение слегка отпускает. Сейчас я уже готов дышать, думать и даже вести диалог. Мышка же, судя по всему, оглушена происходящим. В этот момент она напоминает даже не мышонка, а маленького напуганного воробья. Держу её за руку, глажу ладонь. Сгрёб бы в охапку, чтобы прижать к себе и расслабить, но это кажется не уместным.

– Конечно, мы очень хотим знать, кто там, – отвечаю за нас двоих.

Сколько бы я ни убеждал себя, что мне всё равно, кто родится, на самом деле это, конечно, не так. Уверен, любой человек имеет какие-то предпочтения, даже если вслух об этом не говорит.

– Так-так. Кто у нас там спрятался? – врач произносит таким тоном, будто на самом деле обращается к младенцу. – Отворачивается, хотрец.

– Вот и в прошлый раз было так же.

– Сейчас-сейчас поймаем, никуда он от нас не спрячется. Мальчик! Вот смотрите, – и тычет пальцем в экран.

Что он там видит и на что показывает – не понимаю. Слово «мальчик» меня парализует. У меня будет сын? У меня? Будет сын? Пытаюсь делать глубокие вдохи, чтобы выровнять дыхание. Но всё горло предательски сжимается, не могу ни вдохнуть, как следует, ни слова произнести.

– Вижу, папаша доволен, – доктор легко считывает мои эмоции, ему к этому не привыкать.

Ощущаю себя ребёнком, которому неожиданно подарили самый желанный подарок. Смотрю на Мышку – она плачет. Это выводит меня из ступора. Наклоняюсь к ней.

– Мышонок, ну что ты сырость разводишь? Хорошо же всё…

– Я от радости.

– Ну от радости можешь немного поплакать, – разрешаю тоном «с барского плеча», прекрасно понимая, что всё равно пока она не поплачет, не успокоится. Наверное, для беременных это нормально.

Из клиники выхожу полупьяным от свалившегося на меня счастья. Сын… Разве это не чудо? У меня будет сын! Сын! Улыбаюсь, как дурак. Выражение лица, наверное, как у блаженного. Но я никак не могу взять себя в руки. Готов лезть обниматься к каждому прохожему, кричать, трубить в громкоговоритель на всю улицу о том, что у меня будет сын!

Будто крылья выросли. Раньше я безмерно гордился тем, что у меня успешно функционируют два фитнес-клуба, которые я поднял с нуля без поддержки отца. А теперь это кажется такой мелочью по сравнению с тем, что у меня будет сын. Вот оно – счастье!

В воскресенье традиционно выбираемся всей семьёй на прогулку. Но начинается дождь, и мы на ходу меняем планы – едем в торговый центр, где недавно открыли огромный детский развлекательный комплекс: горки, батуты и ещё много всякой всячины, которую так любят дети возраста Мирона.

Сын тут же бежит на большой батут, где под присмотром двух воспитателей скачет малышня. Мы же с Мышкой, всё больше походящей на очаровательный колобок, направляемся в кафе, где за стеклом витрины красуются разнообразные пирожные.

Но не успеваем сделать и десятка шагов, как слышу удивлённый возглас:

– Николай?

Мы не вделись с мамой больше полугода. Я сознательно избегаю любого общения с ней, поскольку не скоро ещё прощу ей ту аферу с судом над моей Мышкой. И даже то, что она – моя мать, никак не подталкивавет меня к перемирию.

– Привет, мама, – говорю спокойно, хотя внутри скапливается раздражение.

Она придирчиво осматривает меня, жену и мою руку у неё на талии.

– А эта что тут делает? – голос полон презрения и ненависти.

– Мама, выбирай, пожалуйста, выражения. Маша – моя жена, – закипаю, но стараюсь сдерживаться. Ненавижу представления на публику.

– Ну да, конечно, в жизни не поверю в эту чушь.

Чувствую, как Мышка начинает дрожать. Только этого ей сейчас не хватало!

– Маша, пожалуйста, пойди выбери пока нам пирожные и закажи чай. Я буквально пять минут, хорошо?

Она не спорит – моя послушная девочка тут же отправляется в кафе. Знаю, потом мне придётся с ней поговорить и, возможно, она даже выразит свою обиду. Но что мне в жене нравится – это то, что на людях она никогда со мной не спорит.

– Мама, давай, пожалуйста, без цирковых представлений, – шиплю, стараясь не привлекать внимание. –  Маша – моя жена, это факт, который тебе придётся принять, нравится он тебе или нет.

– Ник, ты заболел?

– Кстати, я не подал на пересмотр дела и не стал обвинять тебя и судью в преступном сговоре только потому, что ты моя мать. Хотя, честно говоря, считаю, что ты этого заслуживаешь, – говорю тихо, но зло, надеясь, что она уловит моё настроение и угомонится.

– Что ты несёшь? Какой сговор? Какой пересмотр? Какая жена? – ведёт себя, как баба базарная, даже хуже.

По-хорошему с ней поговорить не получится, сомнений нет. Я закипел, пар вот-вот из ушей повалит, сдерживать его всё труднее.

– Законная, мама.

– И давно? – она всё ещё не верит.

– Достаточно, уже больше полугода.

– Шутишь?

– Нет, совершенно серьёзен.

– И по-твоему, это нормально, что я узнаю об этом вот так, только сейчас? А если бы мы случайно не встретились, то я бы так и не знала о том, что ты женился?

– Не делай из этого трагедию. Я не посчитал нужным тебе сообщить, поскольку предвидел реакцию. Можно сказать, сэкономил нам обоим нервные клетки.

– Но она же… Она же с брюхом! На кой чёрт тебе чужой ребёнок?

– Это мой ребёнок, мама. И твой внук, между прочим.

– Вот не надо мне лапшу на уши вешать. Я ещё не совсем выжила из ума и помню, что ты не можешь иметь детей. И учти, я его никогда не признаю!

– Как видишь, я могу иметь детей. О подробностях свою любимую Оксаночку расспроси. Вы с ней два сапога пара – аферистки.

– Николай, ну хорошо, признаю, девка симпатичная, в твоём вкусе. Поразвлеклись, залетела. Но жениться-то зачем? Особенно учитывая, что она тебе жизнь сломала!

Снова старая шарманка... Надоело!

– Мам, я люблю её. Не уверен, что ты в состоянии осознать смысл этого слова. Я с ней счастлив. И, кстати, забеременела она уже после того, как мы расписались. Перестань плеваться желчью и порадуйся уже наконец за меня!

Ну неужели в ней ничего человеческого не осталось, один сплошной эгоизм?

– Порадоваться – чему? Что мой сын сошёл с ума? Что повесил себе на шею не пойми кого?

– Мама, ты меня вообще слышишь? Я с ней счастлив, у нас будет ребёнок! Чего тебе ещё не хватает?

– За что ты так жестоко со мной? Скажи, ты специально связался с ней, чтобы отомстить мне?

И всё-таки она больна...

– Так, я больше не собираюсь слушать твой маразм. Мне нужно идти.

Разворачиваюсь и ухожу. Мама что-то возмущённо кричит вслед, но зная мой характер, не останавливает меня и не продолжает спектакль.

Мышка стоит возле витрины. Подхожу, кладу руку ей на талию и чувствую напряжение.

– Малыш, у тебя глаза разбежались, и ты не можешь решить, что выбрать? Так возьми всё, что нравится. Что не осилишь сейчас – заберём домой, Мирон с удовольствием вечером слопает.

– Коля…

– Так, всё, прекращай нервничать. Дома по попке получишь. Сказал же, пять минут поговорю и догоню.

– Я испугалась…

– Ещё не хватало. Мышка, ну-ка посмотри на меня. Я похож на человека, который не в состоянии защитить свою любимую женщину?

Мотает головой.

– Значит, успокаивайся и выбирай уже наконец-то пирожные.

– Ты ей сказал про Мирона?

– Нет, не пришлось к слову. Но ей достаточно на сегодня потрясений, про сына мы расскажем, если случайно встретимся с ней в другой раз.

Глава 26

Маша

Чем ближе срок родов, тем чаще мне снятся кошмары. Неоднократно слышала, что женщины быстро забывают свои мучения в первых родах, но со мной этого не произошло. Может быть, радость от рождения малыша затмевает всё плохое, с чем связано было его появление на свет. Но мой сыночек умер, и много лет я оплакиваю его смерть. А потому тот ужас никак не хочет стираться из памяти. Убеждаю себя, что теперь всё будет иначе – Коля просто не позволит случиться ничему плохому, но я всё равно боюсь. Страх иррационален и не подвластен мне.

Чтобы успокоить и обезопасить меня, муж всё подготовил заранее: выбрал роддом, договорился там с лучшим по отзывам врачом. Всё, что может понадобиться на родах, купили и приготовили заранее. Никаких неожиданностей или накладок быть не должно.

Коля – моя каменная стена, моё укрытие от всех невзгод и проблем. Случись что, он возьмёт меня на руки и вынесет из любой передряги. Муж постоянно говорит, что я и наши дети – самое дорогое, что есть в его жизни, и не даёт повода сомневаться в этих словах. С ним ничего не страшно.

Заранее ложиться в роддом отказываюсь категорически – панически боюсь остаться в больничной палате хоть на минуту одна. Схватки начинаются ночью: сначала лёгкие, как тянущая боль, потом всё ощутимее. Бужу Колю. Начитавшись отзывов молодых мам, ожидаю, что он начнёт паниковать, бесцельно метаться и мешать. Но он абсолютно собран. На лице – ни тени паники. Если бы не знала наверняка, что он – живой человек, подумала бы, что он – робот. Потому что его поведение совершенно не вписывается в рассказы о мужчинах, у которых жене вздумалось начать рожать среди ночи.

Я – его полная противоположность. Когда понимаю, что схватки настоящие и нужно ехать в роддом, теряюсь. Не могу сообразить, что должна делать, хотя мы несколько раз всё детально проговорили. Вместо того чтобы одеться и спуститься на улицу, сворачиваюсь клубком на кровати и стону от боли. Кошмар начинается.

Коля уже одет. Он перекидывает через плечо сумку, заворачивает меня в тёплое одеяло и несёт к машине. Хорошо, что Мирон в последние дни гостит у мамы и не видит этого, иначе наверняка испугался бы.

Муж аккуратно укладывает меня на заднее сидение и садится за руль. До роддома ехать не очень далеко, ночью дорога пустая.

– Как ты, Мышонок? – в любимом голосе столько тревоги.

– Больно… и страшно.

– Всё будет хорошо, мы почти приехали.

– Только не оставляй меня, пожалуйста!

– Не оставлю, не бойся.

– Коля, а врач? Ты позвонил врачу? – я вдруг понимаю, что доктору мы не сообщили, что едем!

– Конечно, не волнуйся. Я всё сделал, как мы договаривались, всё идёт по плану. Твоё дело – дышать и выполнять команды врачей, чтобы помочь Лёшику родиться.

 Сына мы решили назвать Алексеем – Мирон предложил, нам понравилось: имя красивое и гармонично звучит с отчеством и фамилией.

Так же в одеяле на руках Коля доставляет меня в приёмное отделение. Теперь всё совсем иначе, чем тогда, много лет назад. Это немного успокаивает. Всё должно быть хорошо…

В предродовой мы одни. Это специальная палата для партнёрских родов. Стоит она каких-то баснословных денег, но я впервые не возмущаюсь, потому что мне очень важно, чтобы Коля находился тут со мной.

Время от времени заходит врач. Меня подключают к какой-то аппаратуре. Повышенное внимание совсем не раздражает, наоборот, вселяет надежду, что у медиков всё под контролем.

Схватки усиливаются, терпеть их становится невозможно. Коля видит мои мучения и начинает кричать на персонал. Психует, расходится не на шутку.

– Папаша, успокойтесь. Иначе мы вас сейчас выгоним!

Угрозы на него не действуют, тормоза отказывают напрочь. А вот у меня усиливается паника.

– Да сделайте же вы уже что-нибудь! Обещали анестезию. И где она? Почему моя жена должна так мучиться?

– Коля, Коля, пожалуйста, не кричи, – плачу. – Ты пугаешь меня. Сейчас тебя выгонят, а одна я не справлюсь! Лучше просто погладь спинку – и мне станет легче.

– Да какую спинку, Мышка?

– Коля, пожалуйста, – жалобно скулю, охваченная ужасом от перспективы остаться в одиночестве.

Наконец-то до него доходит.

– Маленькая, прости, нервы ни к чёрту. Лучше бы я сам рожал, а тебя к тёще отправил.

– Не переживай, – глажу его ладонь, теперь моя очередь его уговаривать. – Всё будет хорошо. Не кричи только, а то тебя выгонят.

Приходит анестезиолог. После не сложной, но от этого не менее пугающей процедуры мне становится заметно легче. О, теперь я точно знаю смысл фразы: «Жизнь заиграла новыми красками»! Коля как будто получает дозу успокоительного, немного расслабляется и становится собой обычным – не механическим роботом, и не истеричкой. С ним таким мне намного увереннее.

В родзале я уже ничего не вижу, сознание затуманено. Я устала, не выспалась, силы на исходе. Боль подавляет все органы чувств. Не понимаю, что происходит и как на это реагировать. Из отдалённого потока звуков стараюсь вычленить только голос акушерки, отдающий команды: «тужься», «не тужься»…

А потом явственно слышу плач моего малыша. Сына кладут мне на грудь, жадно обхватываю ладонями маленькое тельце, будто кто-то забирает его у меня. Какой он крохотный и красный, но такой красивый! Ни с чем не сравнимые чувства затапливают душу. Нежность, безграничное счастье и умиротворение.

– Иди, не бойся, я посмотрю за ним, – Алёна помогает достать из такси коляску, раскладывает её и ждёт, чтобы я положила Лёшика.

– Я быстро. Туда и сразу назад, – тараторю подруге, укрывая малыша одеялом.

Волнуюсь – впервые оставляю сына с посторонним человеком, пусть и очень ненадолго, минут на пять. Обычно Коля сам возит Мирона на занятия в бассейн, но сегодня он занят – поехал поздравить свою маму с днём рождения. У неё круглая дата, которую празднуют с огромным пафосом. Что ж, богатые люди могут позволить себе такую роскошь.

Впрочем, мы с Колей тоже далеко не бедные. Но сейчас он открывает ещё один клуб в новом жилмассиве, а потому все средства брошены в бизнес. Я стараюсь быть экономной хозяйкой. Мне не привыкать считать каждую копейку. Поначалу муж сердился на меня за излишнюю прижимистость, но потом понял, что прекрасно можно жить, ограничивая расходы разумными суммами, и мы постепенно пришли к компромиссу.

Коля не пускает меня на работу, но заниматься учётом домашнего бюджета не запрещает. Его это забавляет, а мне – позволяет хоть немного переключаться от домашних забот на цифры и квитанции. Может, хоть так мои мозги не превратятся в холодец. В глубине души надеюсь, что когда дети подрастут, муж пересмотрит свой запрет.

Прохожу с Мироном в детскую раздевалку, торопливо помогаю переодеться, складываю в шкафчик вещи и отправляю в бассейн. Издали машу тренеру и бегу на улицу, где Алёна караулит спящего Лёшика.

– Ник сегодня к своим на гулянку поехал?

– Угу.

– Не дрейфь, он тебя в обиду не даст. Ник умеет ставить свою мать на место. С отцом – да, пытается быть дипломатом, но отец адекватнее. Хотя, как по мне, то о какой адекватности родителей можно говорить, если они считают ребёнка неудачным только потому, что тот не выиграл Олимпиаду? Да у него куча других спортивных достижений! И в бизнесе он молоток. Столько оснований радоваться успехами сына и гордится им! Но раз отказывается работать с отцом и быть у него на побегушках, то всё, отрезанный ломоть.

– Я думала, он с ними из-за меня не общается.

– Ой, ты – только вишенка на торте, у них с самой аварии разногласия начались. Отец сначала прессовал Ника, что тот плохо старается, чтобы вернуться в большой спорт. Я хорошо понимаю его чувства и представляю, как ему было обидно. Потом отец потребовал, чтобы Ник подключился к его бизнесу. Но ничего не вышло, он волк-одиночка, ему надо обязательно что-то своё, независимое ни от кого. Только разве ж его отцу есть дело до желаний сына? Там разговор короткий: или с нами, или против нас.

Нехорошо обсуждать свёкров и мужа с посторонним человеком. Но так хочется с кем-то поделиться наболевшим! Тем более, Коля никогда ничего не говорит о родителях. О его размолвке с отцом из-за бизнеса я слышу впервые. Надо же…

– Они страсть как не хотели, чтобы он с женой разводился. Её папаша – крупный бизнесмен, такого родственника жалко было терять. Вот после развода у Ника с родителями всё и разладилось окончательно. А потом история с тобой. Ник бывает очень вспыльчивый и даже агрессивный, но он не подлый. Даже если бы у вас с ним ничего не было, всё равно поругался бы с мамой из-за того, что она подкупила тогда судью.

Алёна уходит работать, а мы с Лёшиком отправляемся в парк, пока Мирон учится плавать.

– Мышонок, о чём задумалась? – тормошит меня вечером муж, когда я застываю на кухне, сосредоточившись на воспоминаниях.

– Да так… О ерунде всякой. Расскажи мне лучше, как прошёл праздник? Как твои родители?

– Праздник – как обычно пафосно и громко, моя мама не признаёт других торжеств.

– Ты им рассказал про детей?

– Естественно.

– И что они? Придут с ними познакомиться?

– Мама – вряд ли. Она – сложный человек. Если зациклится на чём-то, то переубедить её сложно. Но ты не обращай внимания, я вас с детьми буду любить и за себя, и за неё. Кстати, папа сказал, что хотел бы познакомиться с внуками, если ты, конечно, не против.

Всё-таки странная штука – судьба. Как ей пришло в голову свести столь неподходящих друг другу людей, учитывая наше прошлое? Если бы не та авария, я, вероятно, вышла бы замуж за Диму. И не факт, что была бы с ним счастлива. И наверняка не познакомилась бы с Колей, мы не расписались бы, не усыновили бы Мирона и не родили бы Лёшика. И я не была бы так бесконечно счастлива.

– Коля, ты знаешь, как сильно я тебя люблю? – устраиваюсь у мужа на коленях, прижимаюсь, обвивая шею руками, и целую крепко и сладко.

– Чуть меньше, чем я тебя?

Настроение из серьёзного становится игривым, руки – настойчивыми, а ласки – откровенными. Он поднимается, не спуская меня с рук, и несёт в спальню.

– Мышонок, кормлю тебя, кормлю, а ты всё такая же мелкая и лёгкая, как пушинка.

– Значит, не тяжело будет меня всю жизнь на руках носить, – смеюсь в ответ, выдыхая ему в губы.

– Девочка моя любимая, я буду тебя всю жизнь на руках носить, даже если ты станешь бегемотиком. Не бойся, мне хватит сил.

Муж привычно нависает надо мной огромной скалой, в глазах – дикая смесь нежности и похоти. Целый год мы женаты, а я каждый раз испытываю трепет в момент нашего соединения.

– Люблю тебя безумно. Навсегда-навсегда…