Текст книги "Может быть"

Автор книги: Алла Шильман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Ситуация была опасной, но далеко не безнадежной. Под непосредственным руководством Федора охрана разогнала оставшихся молодчиков, предварительно отобрав у них мобильные телефоны (на всякий случай, чтобы они хотя бы какое-то время не могли вызвать подкрепление). Естественно, сами телефоны тут же были надежно уничтожены – то есть выброшены с моста в реку. Следы крови на асфальте смыли водой из пожарного гидранта. Машину гостей отогнали (естественно, со всеми предосторожностями) к ближайшему глубокому уступу реки, и тоже утопили. Конечно, ее потом найдут, но произойдет это, дай бог, не так уж и скоро. Труп погрузили в припаркованный на стоянке служебный джип и отвезли в лес примерно километров за десять от основной дороги, где и спрятали в одном из оставшихся еще с войны окопе, для верности присыпав сверху землей и замаскировав ветками. При удачном стечении обстоятельств его вообще могли никогда не найти. Сам Федор, не желая ввязываться в возможные проблемы с законом, тот час же уехал домой. В ресторане, естественно, не было никаких свидетелей происшествия. Впрочем, посетители действительно ничего не видели. Обслуга же и, тем более, охрана отличалась врожденной невнимательностью, патологической близорукостью и наследственной глухотой, мешающей им вообще что-либо замечать в окружающем мире, кроме своих непосредственных обязанностей. Ничего удивительного: любая организация набирает в свой штат тех сотрудников, личные качества которых максимально соответствуют ее внутреннему уставу. Естественно, никто из них даже не догадывался, что этот вечер Федор провел в ресторане, а о разгулявшихся молодчиках они вообще даже не слыхали. Наверное, товарищ начальник, вы имели в виду какой-то другой ресторан.

Но, как это часто и бывает, беда пришла совсем не с той стороны, с которой ее ожидали. Милиция еще даже не подозревала о случившемся, а дом Федора уже окружили вооруженные до зубов накачанные парни с суровыми выражениями лиц. В шквальном огне, открытом одновременно из множества стволов, погиб сперва пытающийся отстреливаться Федор и вставшие на его защиту охранники, несколько пуль зацепили прислугу, которая не успела спрятаться в подпол. Тяжело ранена была его беременная жена. Шальной пулей, причем абсолютно непонятно чьей именно – то ли выпущенной из самого дома, то ли срикошетившей от его стен, – была ранена Лизавета – дочь Федора, посланная решить проблему Анны Семеновны. Спустя всего полчаса после происшествия ее, истекающую кровью, почти у самого дома найдут приехавшие по вызову соседей бойцы ОМОНа. «Скорая», мигая синими огоньками и протяжно завывая сиреной, понесется по полупустым вечерним улицам к ближайшей больнице, которая, по счастью, окажется детской. Дежурную бригаду врачей будет ждать веселая ночь, Елизавету, конечно, спасут, но близнецам от этого, увы, легче не станет.

Наверное, если бы Федор знал заранее, что заносчивый парнишка из ресторана, погибший в глупой драке с его охранниками, окажется сыном одного из главарей самой могущественной криминальной группировки города, только что приехавшим к отцу, он никогда не разрешил бы бойцам ввязываться в драку. Если бы он хотя бы догадывался о том, что парень является последним и единственным напоминанием о большой любви, случившейся когда-то между юной нежной студенткой и сильным симпатичным парнем, уже рецидивистом, он, скорее всего, предпринял соответствующие меры. Если бы ему доложили, что мальчишку (а по большому счету это и был именно мальчишка – слегка подросший, вытянувшийся, но еще абсолютно не соображающий ничего в жизни ребенок) привезли сюда потому что его мать умерла, Федор, конечно, проявил бы намного больше сочувствия. Знай он о том, что в тайне паренька планировали сделать наследником всей этой пока криминальной, но в будущем, возможно, одной из самых могущественных финансовых корпораций (никто ведь не сомневается в способностях криминала в легализации криминальных доходов), он, возможно, даже разрешил Лидочке присоединиться к компании или, в крайнем случае, вызвал бы к себе отца парня, чтобы тот его утихомирил. В любом случае, он если бы не постарался подружиться с пареньком, так уж не ссориться – точно.

Жаль, что ключевым словом во всей этой ситуации было «если»….

Глава 18. Ангелы не плачут

Не нужно было быть гением, чтобы понять: дела младенцев шли далеко не самым блестящим образом. Можно было проводить кучу научных обоснований, рассчитанных с использованием теории вероятности и различных методах прогнозирования. Можно было без конца анализировать графики и статистические данные, поступающие с Земли. Можно было привлечь в помощь бедным ангелам-хранителям Катьки и Гришки дополнительные силы. Можно, но – без толку. Ситуация была критическая. И спасти ее было бы трудно даже присланным для помощи и координации архангелам. Старожилы Чистилища даже не могли припомнить другого подобного случая. Да, архангелов иногда присылали, но что бы сразу двух и при отсутствии войны…

Ситуация явно была уникальной.

Круглые сутки работал штаб по спасению Гришки и Катьки. Ангелы-служители, напряженно вглядываясь в мерцающие экраны мониторов, пытались распутать так неудачно закрутившиеся нити судьбы. В Вычислительный центр поступали все новые и новые запросы на просчет алгоритмов развития ситуации. Компьютеры предлагали огромное количество математически обоснованных решений. Распечатки анализировались в отделах, после чего поступали на рассмотрение в штаб, где над ними трудились архангелы. По мере принятия решений оперативно вносились изменения в общую картину жизни на земле, вовлекая все новых и новых участников – людей, ангелов-хранителей и даже служителей Ада.

Ангелы-хранители ребят вообще сбились с ног. Участвовали в бесконечных мозговых штурмах, не забывая при этом ни на минуту о безопасности оставшихся в лесу детей. Писали бесконечные докладные записки и даже отослали прошение на Самый Верх. Кроме них, бумагу подписали почти все служители Телепортационного центра и даже оба архангела. Особых надежд, впрочем, никто не питал – то ли опыт многовековой (даже с учетом выходных, праздников и законных отпусков) сказывался, то ли тот факт, что оптимисты вообще крайне редки среди ангелов, а уж среди ангелов-хранителей, похоже, так и вовсе ни одного нет. Оба ангела-хранителя записались на прием к Самому Главному. Однако надежды на этот визит у них было не на много больше, чем при отправлении официального прошения. От начальства (пусть и небесного), помощи вообще ожидать тяжело: скорее выволочку получишь за плохую работу и за твою же собственную якобы халатность, которая привела кризису. Ангелы это прекрасно понимали (в первый раз к начальству, что ли?), однако на чудо все-таки хоть и чуть-чуть, но надеялись. Чем черт не шутит, если, конечно, это выражение уместно на Небесах…

Витька тоже хотел отправиться на прием к Самому Главному. Он просил ангелов-хранителей, потом служителей Телепортационного центра. Он даже собрался было подойти к одному из архангелов, но передумал. Не потому что не верил – в отличие от ангелов, оптимизма в нем еще было хоть отбавляй, – просто испугался очень. Больно уж грозный вид был у архангелов. В латах, при полном вооружении, с мечом и огромными белоснежными крыльями (в отличие от остальных служителей Небес, им нужно было постоянно ходить в рабочей одежде) – архангелы вызывали трепет и почтение. Яркий нимб (такого у обычных обитателей Чистилища не встретишь) слепил глаза, а громогласный голос (вполне обычный, впрочем, для любого архангела, но не привычный всем остальным) заставлял дрожать даже самого стойкого. Помимо воли хотелось исповедаться и даже покаяться во всех грехах – настоящих, прошлых, будущих. Даже в тех, которые только собирался совершить. А тут еще ангелы с их поголовным пессимизмом. Они, конечно, при Витьке особо депрессию не разводили – инструкцию соблюдали и обсуждения проводили за закрытыми дверями. Но дети ведь они и на небесах дети: если что-то очень хочешь скрыть, они все равно узнают, как ни конспирируйся. И при этом абсолютно не важно, в чем тут причина – в интуиции ли, в способности к ясновидению или в банальных неплотно запертых дверях. А тут еще ангелы-служители, жалея Витьку, пропускали его в Телепортационный центр к огромным мониторам, на которых мелькали графики с удручающей статистикой. Рисковали, конечно. Дошло бы до начальства (а если бы Витька все-таки отправился на прием, то обязательно дошло бы), по головке не погладили бы. В лучшем случае разжаловали в ангелы-хранители, а то ведь могли же и в Ад на исправительные работы сослать, а там климат, сами знаете, не очень. В общем, подумал Витька, подумал, да и не пошел записываться на прием к Самому Главному.

Витьку, впрочем, жалели. Потихоньку открывали рано утром служебный вход и пропускали в подсобку, откуда было все видно, но сам он при этом оставался незаметен для любопытных глаз. Да и в остальном старались не обманывать. Всей страшной правды, конечно, не говорили: за развенчание веры в чудо знаете что бывает? То-то и оно! Но и не врали. Вот и получалось, что каждое утро Витька, окрыленный и полный надежд, бежал в Телепортационный центр, чтобы узнать последние новости, а потом весь оставшийся день ходил грустный-грустный, эти новости узнав. Он тоже в тайне от всех начал готовиться к возвращению ребят. Витька даже ненароком, чтобы никто не понял, поинтересовался у знакомого ангела дяди Коли, сколько в этом случае времени уйдет у ребят на адаптацию. Дядя Коля, конечно, обо всем догадался (не зря же он был старым, опытным ангелом, несколько веков прослужившим в должности ангела-хранителя), но виду не подал. Вместо этого он долго и подробно рассуждал о том, что жизнь (хоть на Небесах, хоть где) на самом деле иногда бывает довольно запутанной штукой. Он сам не единожды был свидетелем тому, как иной раз ситуация, казавшаяся на первый взгляд безнадежной, совершенно неожиданно для всех переходит во вполне нормальную стадию.

– Понимаешь, Витька, – говорил ангел дядя Коля, – жизнь это самая странная штука, которая есть на свете. Давно, когда я только пришел работать сюда, я был молодым неопытным ангелом, который искренне верил в предсказуемость линий судьбы. Ты ведь знаешь, что каждому ангелу-хранителю известна судьба его подопечного? Не досконально, конечно, а так, самые важные моменты. Ты думаешь, по какому принципу подбираются семьи для рождения? Конечно, очень важно, чтобы подготовленная к телепортации душа чувствовала себя максимально комфортно в той среде, которую выбрала. Но самым главным критерием является далеко не это.

Старый ангел вздохнул.

– Самое главное, Витька, чтобы душа попала в те условия, где она сможет лучше всего развиться. Нам даже выдавали краткие путевые листы, в которых все это было прописано.

– Дядя Коля! Но тогда получается, что и моя, и Катькина с Гришкой судьбы уже известны? Но тогда получается, что…

Витька вспомнил свое первое неудачное рождение и чуть не заплакал.

– Ты, Витька, погоди. Не части, – перебил его старый ангел. – Да, известна. Но понимаешь, какая получается штука… На самом деле отчего-то постоянно оказывается, что линии судьбы твоего подопечного складываются совсем не так, как ты представлял вначале. Жизнь так и норовит подкинуть какие-нибудь неприятности. Ты должен постоянно быть начеку. На секунду отвлечешься – и все пошло наперекосяк.

Ангел вздохнул.

– Ты, Витька, своего ангела не вини. Молодой он у тебя еще, неопытный. А может и вообще не в этом дело. Тут какая штука… Понимаешь, некоторым душам на роду написаны испытания. Душа ведь она, Витька, как раз в этих самых испытаниях и закаляется, совершенствуется. Так что ты не переживай насчет своего возвращения. Тяжело, конечно, но, скорее всего, именно это тебе и нужно было сделать – попробовать родиться, а затем вернуться в Чистилище. Кто знает, может быть, тебе как раз общения с чертями не хватало.

Ангел засмеялся. Витька, глядя на него, тоже заулыбался.

– Думаете? – спросил он.

– Ты даже не сомневайся! Жаль, конечно, что я не могу заглянуть в твой путевой лист. Но ты, Витька, хороший, и душа у тебя правильная, светлая. Сам-то ты ни в чем не виноват.

– А что, – удивился Витька, – разве бывает, что души сами не хотят рождаться?

– Ну, насчет рождаться я не знаю… Но вот следовать своему предназначению некоторые не хотят… Да что там некоторые – большинство! Не зря ангелам-хранителям так тяжело работать.

– Как так? – удивился Витька.

– Да очень просто! – ответил старый ангел дядя Коля. – В самом-то начале, когда вас только отправляют на землю, вы еще помните, зачем туда попали. Вон и Гришка с Катькой сейчас знают и то, где они, и то, зачем они там. Не забыли они еще и Чистилище. Да это и все остальные души сначала помнят. Жаль только потом, обживаясь на Земле, учась управлять человеческим телом, они все это забывает.

– Совсем? – удивился Витька.

– К сожалению, совсем, – вздохнул дядя Коля. – Некоторые, правда, хоть ангела-хранителя слушаются, и то хорошо. Правда, чтобы они тебя услышали, в кого только не превратишься!

– А это обязательно?

– Не то, чтобы обязательно, просто иначе до них не достучишься. Когда это еще маленький ребенок, то представляешься доброй феей, или маленьким гномиком, или еще каким сказочным добрым персонажем, который постоянно находится рядом, охраняет и заботится. Жаль только, что с возрастом вера и в добрых фей, и в маленьких гномиков пропадает.

– А в кого же тогда верят взрослые? – поинтересовался заинтригованный и даже позабывший на время о проблемах друзей Витька. Как и любого ребенка, его было очень легко заговорить и отвлечь.

– Да по-разному каждый раз, в зависимости от того, кто во что верит. Кто-то очень любил свою маму, а она давно умерла. Тогда я принимал ее облик, приходил к человеку во сне и подолгу беседовал, направляя человека на путь истинный. Некоторые вместо мамы (особенно если она была жива– здорова) предпочитали других умерших родственников: бабушку, например, легендарного дедушку, чей призрак до сих пор появлялся в стенах фамильного замка, правда, уже в качестве привидения. Несложно догадать, что призраком в этом случае тоже был я. Уловка с призраками – это вообще один самых любимых приемов ангелов-хранителей, исполняемых часто и с большим удовольствием. Иногда роль «передается по наследству» от ангелов-хранителей родителей к ангелам-хранителям детей и так далее. Достичь внешнего сходства, как ты понимаешь, для нас не представляет абсолютно никакого труда. А на земле, тем временем, появляется еще одно «фамильное» привидение.

Старый ангел помолчал, погрузившись в воспоминания. Молчал и Витька, представляющий дядю Колю призраком, гремящем цепями и протяжно завывающим в пустых коридорах старинного замка. Получалось скорее смешно, чем страшно.

– Жаль только, Витька, – продолжал старый ангел, – что люди все больше и больше перестают верить призракам.

– И что тогда?

– Приходиться придумывать что-то новое, изобретать. Как любил говорить мой прежний начальник нашего небольшого ангельского звена, проявлять творческий подход. Например, если в призраков и тому подобную чертовщину твой подопечный совершенно не верит, можно попытаться замаскироваться под его собственный внутренний голос или, в крайнем случае, под интуицию, если человек привык прислушиваться к ней. В другой раз можно попытаться прикинуться озарением – творческим, например, или религиозным, в зависимости от склада ума твоего подопечного. К сожалению, этот способ подходит далеко не всем – только людям, выбравшим творческую профессию (писателям, актерам, художникам) или служителям религиозного культа, да и то не всем. Со священниками, кстати, вообще труднее всего.

– Почему? – удивился Витька. – Им же вроде по штату положено верить в ангелов.

– Положено – то положено, да не всем. Раньше, когда руководство только ввело на Земле религию, большинство так и делало. Выше всего почиталось как раз религиозное озарение. Соответственно, именно к нему и стремились священники. Но природа человеческая несовершенна. Человек хоть и создан «по образу и подобию», к сожалению, точной копией не является. Истинное знание и истинный путь постепенно в большинстве религий были надежно скрыты под толстым слоем догм, пока и вовсе не пропали из виду. К сожалению, Витька, люди чаще желают заучивать пространные тексты, мало относящиеся, кстати, к истинному знанию, чем попытаться открыть свою душу и получить это знание напрямую, от Бога. Поэтому, собственно, и противятся всяческим озарениям, приписывая их Нечистому, пытающемуся сбить их с пути.

Ангел на минутку замолчал, собираясь с мыслями.

– С другой стороны, – продолжил он, – обычные люди, верующие, но особо не влезающие в дебри религиозных догматов, Бога понимают буквально, как и нас, ангелов. Они лучше всего воспринимают нашу обычную (хоть и парадную) форму одежды. Ты, конечно, знаешь, как неудобно носить полную ангельскую форму – крылья, сандалии, нимб. Но что поделать – иначе люди отказывались верить.

– И часто ты приходил к людям? – поинтересовался Витька.

– Это зависело от того, какая душа тебе попалась. Некоторые – развитые души – сами все знали, поступали обычно правильно, и особых забот не вызывали. Единственное, за чем там приходилось следить, так это за всевозможными ловушками, которых на самом деле полным-полно в жизни каждого. Впрочем, там тоже особых проблем не возникало. Иное дело, если попадалась неразвитая душа. Та так и норовила сбиться с пути и отправиться куда-нибудь не туда…

Дядя Коля помолчал. Потом совершенно неожиданно улыбнулся:

– Хватит о грустном. Ты, Витька, я уверен, будешь просто замечательным человеком.

– А я не забуду, зачем попал на землю? – спросил малыш.

– Скорее всего, сам ты забудешь, но душа твоя, я уверен, будет помнить. Она у тебя и сейчас уже не по годам развита. Думаю, что особых проблем с тобой у твоего ангела-хранителя не возникнет, за работу он будет получать одни благодарности. Может быть, его даже наградят.

Глаза Витьки загорелись. Все-таки дети очень любят, чтобы их хвалили, даже если это еще и не ребенок вовсе, а только его душа.

– Правда, правда! – улыбнулся старый ангел. – Думаю, что его даже повысят за хорошую службу. Эх, если я был бы хоть чуть-чуть моложе, я бы обязательно попросил себе в подопечные тебя.

Помолчали.

По небу плыли кудрявые белые облака, любуясь собственным отражением в тихой заводи реки. Мерцающей дымкой разливался покой по холмам, по вершинам деревьев, по пестрым коврам лугов. В такт собственным думам качали кудрявыми головами березы. Подпевая тихой песне ветра, качался огромный старый дуб. Шуршала листва. В воздухе плыл густой аромат середины лета.

– Ты ребят ждешь? – неожиданно спросил старый ангел.

– Нет! Что ты, дядь Коль, – начал было оправдываться Витька. Потом, с надеждой взглянув в добрые голубые глаза ангела, спросил, – ведь они не вернутся обратно, правда?

– Конечно, нет! – утешил его старый ангел. – Ребята в Телепортационном центре работают круглые сутки, чтобы разрешить их проблему. Они очень опытные, ты же ведь знаешь. Будем верить, что у них все получится.

– Правда? – с надеждой спрашивал мальчик.

– Конечно, правда, – отвечал старый ангел и так же украдкой, как и Витька, смахивал скупую мужскую слезу.

Ангелы ведь не плачут.

Ну, разве что в очень, очень исключительных случаях.

Глава 19. Гениальное устройство – мирозданья вечный круг…

А на земле тем временем клонился к закату еще один день. Закрывались кувшинки, возвращались домой муравьи, запели первые ночные птицы. На засыпающий лес опускалась ночь. Судьбу младенцев это, впрочем, особо не меняло. Дикие звери им не грозили, по причине их полного отсутствия в окрестностях большого города. Самое страшное, что могло с ними приключится в этом случае – так это визит какого-нибудь трусливого зайца, случайно пробегавшего мимо по каким-то своим, заячьим делам. Ну, еще разве что собака какая одичавшая пробежит, да и то надежно укрытым младенцам она была не страшна. Гришка и Катька, не подозревая о грозящей им опасности, спокойно спали в своей импровизированной колыбели. А может и не спокойно. Может быть, они уже все понимали и, напряженно вслушивались в тишину, надеясь услышать человеческую речь. Никто ведь не знает точно, что и, главное, как люди думают, когда пребывают в счастливом времени младенчества.

Ранним утром, когда так хочется поспать (что, впрочем, и делают все нормальные люди), Иван Алексеев поцеловал жену Софью, накинул куртку, свистнул рыжему спаниелю Марксу и отправился на свою обычную прогулку в раскинувшемся сразу за дорогой лесу. В район этот – новостройки на самом краю города – они переехали совсем недавно, обменяв свою двухкомнатную «сталинку» в тихом центре на просторную «трешку» на окраине. На оставшиеся деньги сделали ремонт, купили мебель и даже приобрели автомобиль – не самую дорогую и пусть не новую, зато свою собственную иномарку. Правда, на работу теперь приходилось добираться значительно дольше, но что поделать? В жизни ведь всегда так – где-то теряешь, но что-то находишь. Главное, не пропустить это самое «что-то».

Иван очень любил свою жену. По большому счету, все, чтобы ни делал он в этой жизни, он делал это ради нее. Развивал свой небольшой, но стабильно растущий бизнес с очень большими перспективами. Собственно, и в перспективы он верил тоже исключительно благодаря жене. Менял жилье и покупал мебель. Делал ремонт. Водил машину. Регулярно, не реже двух раз в год ездил на курорт и честно терпел неделю безделья в каком-нибудь иностранном отеле, общаясь с окружающим миром только посредством жены, свободно болтающей на двух языках. Ей хорошо – она закончила языковой факультет по специальности «переводчик», а вот у извечного технаря Ивана хорошо было только с техническим английским, но его, к сожалению, прислуга иностранных отелей отчего-то понимать отказывалась. Именно из-за жены он даже делал над собой такое титаническое усилие, как посещение филармонии и постановок местного театра оперы и балета, где так хотелось спать любому нормальному человеку. Кроме этого, они, естественно, посещали и драму, и камерный, и даже какие-то молодежные театры, где студенты института искусств играли свои дипломные спектакли, но там хоть Ивану было ясно, о чем, собственно идет речь на сцене. Речь актеров была понятна (в отличие от оперы, где вроде бы пели, но что именно – никто, кроме самих актеров, не знал), хотя местами и чересчур визглива. На некоторых спектаклях было даже интересно, жаль, что режиссеры всегда не выбирают пьесы именно по этому признаку.

Софья, нужно отдать ей должное, усилия Ивана ценила, любила его и точно так же, как он в театре, терпеливо и безропотно жертвовала собой на кухне. Ее усилие было особенно титаническим с учетом того, что она с детства терпеть не могла готовить, но замужество заставило ее этому научиться. Кроме того, в перечень ее семейных подвигов входила еженедельная глажка белья, уборка квартиры и даже регулярное мытье окон, что было во много раз противнее, чем даже процесс приготовления еды. Иван, впрочем, усилия жены ценил и всячески старался помощь – ходил в магазин за продуктами, гулял с собакой и даже иногда готовил ужин, тем более, что готовить не только любил, но (и это очень важно!) умел. Софья в качестве ответного жеста благодарности иногда соглашалась заменить посещение театра или консерватории простым и банальным походов кино на премьеру какого-нибудь очередного разрекламированного блокбастера. Пару раз она даже сходила с мужем на футбольный матч, но не прониклась и впредь отпускала Ивана одного.

Так они и жили. Вполне обычной жизнью, без особых ссор и взаимных нервотрепок. Утром спешили на работу, вечером – домой. Обсуждали проблемы и жаловались друг другу на сослуживцев, начальство и вредных чиновников, нагрянувших с проверками. Считали сбережения. Копили на хороший отдых и новую машину. Составляли планы. Ходили в гости. Однажды даже отважились прыгнуть с парашютом. Адреналина, как и обещали инструкторы, получили море, Иван, хоть и умудрился вывихнуть лодыжку, был в полном восторге, а вот Софье не понравилось – она вообще боялась высоты, поэтому прыгать с парашютом больше не стали. Следующим летом ребята планировали попробовать сплав по рекам и дайвинг (зависело от того, куда именно они поедут отдыхать), знакомые им рассказывали, что и то, и другое весьма приятная вещь.

По большому счету, Иван и Софья вели точно такой же образ жизни, как и тысячи других молодых семейных пар по всей России. Можно сказать, они даже были счастливы, если бы не одно «но». Вернее, даже не одно, а целых два. Во-первых, они оба очень хотели иметь ребенка (а лучше двух или трех), но (во-вторых) не могли, отчего весьма и весьма сильно страдали. Впрочем, сидеть сложа руки тоже было не в их характере. Софья много лечилась, но врачи только разводили руками – врожденная патология не оставляла ей шансов стать матерью. В клиниках ей советовали подождать лет эдак десять, или пятнадцать, а лучше так и все двадцать, а потом медицина, возможно, научиться решать ее проблему. Как восточной притче: или осел сдохнет, или эмир умрет.

Ребята (не особо, впрочем, веря во всю эту чертовщину) даже обращались к нескольким экстрасенсам. Над животом Софьи с самым сосредоточенным видом водили руками, на нее брызгали какими-то жидкостями и окуривали травами (довольно вонючими, надо сказать). Последней была одна бабушка из небольшой деревни, расположенной почти в двухстах километрах от их городка. Ребятам пришлось постараться, чтобы до нее добраться. Съездили, впрочем, не зря. Старушка тепло их встретила, с благодарностью приняла привезенные подарки, после чего напоила молоком и отправила гулять по опушке леса, располагавшейся прямо за огородом. До вечера наказала не возвращаться, потому что «перед обрядом отдохнуть надобно». А потому как погода на дворе стояла на удивление теплая и приятная, Иван с Софьей с радостью оставили свои нехитрые пожитки, уложили в небольшой рюкзак заботливо предложенные бабкой пирожки и бутылку настоящего кваса (не покупную сладко-коричневую бурду, а настоящего, светлого, заваренного кваса), сбросили башмаки и, взявшись за руки, отправились по тропинке прямо к лесу. Дорога была едва заметной, почти заросшей той свеже-зеленой травой, которую практически невозможно встретить в городе. Ноги приятно щекотал разогретый жарким июльским солнцем песок. В воздухе носились стрекозы. Меж деревьев, сквозь высокую луговую траву, пахнущую медом, летом и свежей земляникой, весело поблескивала изгибами речка. Квакали лягушки.

– Как приятно, оказываются, могут орать лягушки! – удивилась Софья.

– А ты еще дольше в городе посиди, – засмеялся Иван, – тебе не только лягушка, но и ворона соловьем покажется.

День пролетел незаметно. Они гуляли по лесу (не особо далеко, так, чтобы не заблудиться), купались в речке, загорали в густой траве. Софья даже уснула, пригревшись на солнышке. Поспала, правда, недолго. Разбудил Иван, во время заметивший, как нежная кожа жены начала покрываться легкой краснотой.

Это был один из самых лучших дней в их жизни. Проголодавшись (а на свежем воздухе нельзя не проголодаться), они вернулись в избушку к бабке. Несколько пирожков, выданных ею с утра, закончились еще тогда же, утром. Есть хотелось зверски. Ребята пожалели, что не догадались захватить с собой какой-нибудь снеди. А объедать бедную старушку было как-то неудобно.

Иван начал вспоминать, не встречалось ли им где-нибудь по дороге какое-нибудь кафе или хотя бы продовольственный магазин. Вспомнил – встречались, но почти перед самым выездом из города, то есть километров как минимум за сто отсюда, а то и за все сто пятьдесят. По пути, правда, попадались отдельные коробейники, выезжающие прямо на трассу, чтобы продать своей нехитрый товар, но Иван сомневался, что они остаются там до глубокого вечера. С другой стороны, даже несмотря на голод, лопать одну сгущенку, закусывая ее медом, тоже не хотелось. Как поняли ребята, по близости располагался завод по производству сгущенки, и именно это определяло представленный у местных коробейников ассортимент. Софья, правда, вспомнила, что где-то на трассе им попадались еще бабушки с ведрами картошки и яблоками, но вот где именно это было – неизвестно. В конце концов, Иван предложил не расстраиваться и просто спросить у бабки, где тут находиться ближайший магазин и до которого часа он работает. Местная магазея, предположили ребята, вероятно, уже была закрыта, а вот в ближайшем райцентре, похоже, можно было чем-нибудь поживиться. Уж чипсы с колой купить точно можно было, потому что их продают везде, всегда и в любую погоду.

Как оказалось, ребята переживали зря. Старушка, давно уже переделавшая все свои старушечьи дела, поджидала их у калитки, обмахиваясь от тягучей июньской жары легким батистовым платочком. День уже почти сошел на нет, запели первые вечерние птицы, основная жара уже почти спала, но на улице все равно было душно. В воздухе плыл удушливый запах вечерних цветов и свежескошенного сена. На покрытом белой скатертью столе в саду за домом стояла крынка молока, дымилась свежесваренная молодая картошка, посыпанная мелкой зеленью укропа. В небольшой железной миске плавало полурастопленное масло. Рядом горкой на тарелке были насыпаны блины. Старушка, не слушая возражений ребят, пригласила к столу. Стояла привезенная ребятами из города в качестве гостинца бутылка «Абсолюта». От водки, впрочем, отказались. Слишком уж хорош был день, чтобы портить его окончание алкоголем. Да и жара стояла совершенно не подходящая для такого крепкого напитка. После недолгого голосования единогласно решили ограничиться свежим молоком.

Вечер плотной пеленой опустился на деревню. Раскрасил огоньками окна домов, скрыл цветы, спрятал дорожки. В лесу заухали филины и запели соловьи, а может и не филины, и не соловьи вовсе, а какие-то другие птицы. Где-то вдалеке лаяли собаки. Скрипели запираемые на ночь ворота. Кое-где ревела скотина. Деревня жила своей обычной деревенской жизнью, провожая один день и готовясь к встрече другого.

Софья помогла старушке убрать со стола. В старом, скрипучем умывальнике вымыли посуду. Стол покрыли плотной клеенкой – от росы. Для обряда отправились в дом.

Домик оказался маленьким, но на удивление уютным. Пахло травой, побелкой, свежевымытыми досчатыми некрашеными полами и испеченным хлебом. В углу висели иконы, заботливо украшенные ослепительно белыми вышитыми полотенцами. На стенах – старые пожелтевшие фотографии в рамочках и какие-то (такие же древние, как и фотографии) лубочные картинки с пухлощекими младенцами, волоокими красавицами и прекрасными кораблями, плывущими по неестественно-синему морю в далекие страны. За цветастой ширмой пряталась огромная деревенская белобокая печь.