Текст книги "Печать Кейвана"

Автор книги: Алла Мийа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Армия отца безжалостно рубила противника, беспощадно уничтожая, теснила обратно к воротам города. Никогда я не слышал подобного грохота! Лязг оружия, грохот огромных литавр, висящих на боках у слонов, стоны и крики раненых людей, рев ванаров и бой колоколов, в которые они звонили – все слилось в непереносимую какофонию смерти. Похоже, что армии отца удалось то, что не получилось у богов и таинственных гвандахарн…

– Солнце победы осветило знамена вашего Величества, – провозгласил, воздевая к небу руки, кто-то из подхалимов отца, следивших вместе с нами с вершины холма за сражением. – Пыль неудачи запорошила глаза врагов!

– Наши уже в городе! Ванары проиграли! – шепнул мне Баха.

Тут в моей голове созрела очередная шалость. А что если, пользуясь тем, что охрана слишком увлечена наблюдением исхода сражения, улизнуть из шатра и поймать там, внизу, одну из этих тварей, макару?! Ведь таких чудовищ в Самарканде еще не видели!

Я незаметно потянул Баху за рукав.

Удрать из-под охраны оказалось проще, чем я думал. Ни телохранители отца, ни джинны не обратили на нас внимания, все, не отрывая глаз, следили за происходящим внизу спектаклем.

Мы с Бахой вскочили на лошадей и спустились с холма. Здесь же нам встретилась первая тварь с пустым окровавленным седлом, обезумевшая от потери всадника. Животное с бешеными глазами промчалось мимо нас, со всего размаха плюхнулось в реку и, шумно заработав огромным хвостом, ушло на глубину. Со вторым произошла та же история. Лишь только мы приблизились к макаре, как она зарычала и нырнула в красную от крови воду.

Преследуя третью макару, мы проскакали по мосту. Я вот-вот уже приготовился зацепиться за широкий, собранный из десятка рыбьих плавников хвост, как вдруг чудовище взбрыкнуло, перевернулось и прокатилось по земле через голову, и, резко поднявшись на обе лапы, помчалось по направлению к городу. Я пришпорил лошадь и продолжил преследование. Баха не отставал. Досадуя, что мой дерзкий план близок к провалу, я без передышки подстегивал лошадь, заставляя ее скакать, что есть мочи и, наконец, догнал чудовище. Поравнявшись с животным, я, изловчившись, встал в полный рост в седле, оттолкнулся, что есть сил, и запрыгнул макаре на спину! Схватившись за крепление седла, мокрого насквозь от крови, я подтянулся и сел, держась за гриву животного. Разгоряченный победой, я издал радостный крик. Баха ответил мне таким же восторженным воплем откуда-то сбоку.

Но, оказавшись на спине макары, я понял, что не имею ни малейшего понятия, какими командами управляется эта земноводная тварь. Макара мчала меня помимо моей воли, сметая всех на пути, вперед, через ворота, внутрь городских стен. Так случайно я оказался в самой гуще уличного сражения.

Солдаты армии Тимура теснили обезьянолюдей к дворцу правителя. Моя макара, издавая пронзительный рев и, давя несчастных огромными лапами, несла меня туда же. Изо всех сил я держался за ее скользкую влажную гриву, пригибаясь от свистящих над головой шальных стрел. Макара бешено неслась, не разбирая дороги прямо на стену, окружающую дворец. Когда мои глаза ясно смогли разглядеть прямоугольные стыки камней в кладке, чудовище резко затормозило и развернулось. Меня выбросило из седла. Тщетно пытаясь уцепиться за удаляющуюся в воздухе гриву макары, я спланировал над головами последних бьющихся насмерть ванаров.

Вопя во весь голос, я летел и видел под собой крышу одноэтажных ворот и внутренний дворик. После я зажмурился. Мой стремительный полет закончился столкновением с кроной раскидистой пальмы и приземлением посередине цветника.

Я поднялся и огляделся. Издалека, из-за ворот, доносились звон оружия и крики, но во дворе дворца раджи, куда я нечаянно свалился, была странная тишина. Прислушавшись, я уловил тихую и протяжную песню. На алом небе всходило кровавое солнце, оно рисовало на траве длинные тени от причудливых колонн, собранных по четыре один над другим пульсирующих бутонов лотоса. Я подошел к одной из них и понял, что именно они издавали эти тоскливые звуки: десятки поющих колонн, сделанных из горного хрусталя, окружали двор по периметру. От их траурного пения хотелось заткнуть уши.

Куда мне идти? Назад, за дворцовые ворота, туда, где неистовствует последний аккорд сражения? Неразумно. Тогда куда? По мраморной дорожке, мимо широкого бассейна с золотыми рыбками и живыми белыми лотосами, я направился к дворцу.

Невероятная, даже по сравнению с богатым убранством Самарканда, шикарная лестница из золота и лазурита привела меня в отделанный драгоценными камнями холл дворца, превосходящий по изысканной работе мастеров всю виденную мной до этого роскошь.

Беспорядок, встретивший меня, свидетельствовал о панике убегавших обитателей дворца. Подсвечники валялись на мозаичном полу, стулья и столы были опрокинуты, повсюду разбросана одежда, игрушки, мешки, книги и посуда. Небрежно раскрытый золоченый ларец, полный ювелирных украшений тонкой работы, оставлен на пороге, слишком тяжелый, чтобы унести. Словно кто-то избавился от ноши, забрав лишь самое ценное.

Под высокими потолками перекликались испуганные птицы, вылетевшие из раскрытых клеток. Оранжевый свет сочился из ониксовых полов, покрытых мозаикой с узорами из самоцветов. В воздухе струился приторный дым от курящихся палочек в развешанных на стенах горелках. Блеск драгоценных камней перемешивался с радужной пестротой живых цветов в перевернутых и разбитых вазах, из которых при моем появлении разлетались огромные бабочки.

Но напрасно, переступив через порог, я обнажил саблю – дворец оказался пуст. Я углублялся внутрь здания, медленно проходя сквозь череду примыкающих друг к другу таких же роскошных, как холл, помещений, и не встретил ни прислугу, ни охрану, ни вообще кого-то живого.

Архитектор, строивший дворец, задумал его так, что по какому бы коридору вы ни шли, он неминуемо приведет вас к главному помещению – тронному залу раджи. Я понял это, минут десять поплутав по пустынным залам и коридорам. Ониксовыми колоннами, мебелью из позолоченного эбенового дерева, окнами, закрытыми ажурными золотыми решетками и лазуритовыми скульптурами – роскошью тронный зал превосходил даже мое воображение. Я как вкопанный остановился на пороге.

Но не красота и богатство интерьера остановили меня.

В глубине, перед пьедесталом высокого трона растекалась огромная кровавая лужа. В ней агонизировали тела обезьянолюдей с гирляндами живых цветов на груди, одетые в очень дорогую, царскую одежду. Женщина с перерезанным горлом прижимала к себе мертвыми руками тела трех девочек, из разрезов на их шеях фонтанировала кровь. На сверкающем бриллиантами и рубинами троне сидел, уронив голову, увенчанную золотым обручем-короной, седой ванар. Его руки дергались на рукоятке кинжала, торчащей из живота.

Я стоял, обмерев от ужаса перед страшным обычаем этой страны. Передо мной умирал последний правитель Кишкиндхи, раджа Букка Харихару III, который перед тем как покончить с собой, зарезал жену и детей, предпочтя смерть плену и бесчестью. Вся эта кошмарная сцена, невольным свидетелем которой я стал, развернулась всего за каких-то несколько минут до моего появления, и глаза женщины, глядящие сквозь меня в пустоту, еще не успели остекленеть. Потрясенный зрелищем, я не мог двинуться с места.

Из-за трона послышался легкий шум. Я выставил вперед саблю и, сжав ее рукоять обеими руками, прошел в зал. Обойдя вокруг быстро растекающейся по ониксовой мозаике алой лужи, я заглянул за трон.

В шелковых расшитых серебром шароварах, с толстой алмазной цепью на покрытом серым мехом торсе и гирляндами драгоценных серег в обоих ушах на полу сидел худенький подросток-ванар. Полными перстней черными пальцами он сжимал кинжал с сапфировой ручкой, приставив острие себе под левое ребро. Его полные слез глаза и отчаянный вид говорили о решимости завершить задуманное ритуальное самоубийство.

– Нет-нет-нет, постой, постой! – закричал я, не задумываясь, понимает ли он мой язык.

Мальчик-ванар вздрогнул, опустил веки, крепко сжал рукоятку обеими руками и приготовился вспороть себе живот.

– А-ш-ш-шаг-тум! – закричал я, призывая силу моего Змееногого Тотема.

Тотчас, повинуясь магии богодемона, мой мир замедлился. Я подскочил к парню и выбил у него из рук нож. Лезвие улетело в угол, оставив на его шерстистом теле неглубокую царапину.

Я вернул миру обычную скорость. И растерялся. Что мне делать? Объявить ему, что он мой пленник? Связать его? Сказать, что я не желаю ему зла? Но он едва ли поймет меня, ведь я знаю их языка…

Ванар поднял на меня полные ненависти глаза.

– Рупа джая мшипра! – прошипел он, скаля зубы. И в одно мгновенье вскочил на ноги, сжимая, не знаю, откуда взявшийся клинок. На меня обрушилась лавина ударов.

От неожиданности я отступил и чуть не упал. Я отражал его выпады, как мог уворачивался. Он уступал мне в росте на целую голову, но орудовал коротким лезвием с невероятным для мальчишки проворством. И к тому же мастерски использовал длинный хвост, которым хлестал меня по ногам, заставляя подпрыгивать.

Мы дрались до тех пор, пока я не исхитрился, прокатившись у него под ногами, выбить клинок сапогом. Но, поднимаясь, поскользнулся в кровавой луже, упал и потерял преимущество. Он, рыча, прыгнул на меня и вцепился в горло. Мы покатились по полу, барахтаясь в крови его сестер.

– Я не хочу тебя убивать! – заорал я. – Прекрати!

«Эй, если ты не хочешь смерти этого ванара, почему бы тебе не усыпить его?» – услышал я голос Змееногого.

– А так можно?

«Дотянись до его сердца, почувствуй, как оно бьется. И обвей кольцами своих змей».

Я увидел толстую черную змею, вырвавшуюся из моей груди и пронзившую грудь нависшего надо мной мальчишки. Я слышал пульс ванара, он часто-часто стучал в моих висках.

«Заклинай свою змею: Муш-ш-шатур! Муш-ш-шаг-хал! Уш-ш-ш! Закручивай его сердце, стягивай змеиные кольца до тех пор, пока не сосчитаешь до пяти».

– Муш-ш-шатур! – прошипел я

Один… Его сильные пальцы все еще давят мне горло.

Муш-ш-шаг-хал!

Два… Ванар вздрогнул. Я задыхался.

Уш-ш-ш!

Три…

Он ослабил руки. Я жадно глотнул воздух.

Четыре…

У него перехватило дыхание. Я давил его сердце стальным обручем моей черной змеи. Он не мог вдохнуть от боли в груди и замер с открытым ртом.

Пять…

– А дальше?

«Остановись или убей».

Черная змея замерла. Ванар потерял сознанье и рухнул на меня, судорожно, как рыба, хватая ртом воздух.

Я оттолкнул его и отполз.

– А почему ты раньше не вмешался? Он почти задушил меня!

«Ты живешь нудной и скучной жизнью, парень. Я развлекался. Следил за вашей дракой. Делал ставки… Честно говоря, думал, что ванар победит…»

Я ничего не ответил. Тяжело поднялся. Убрал в ножны саблю.

Ванар лежал, широко раскинув руки, его хвост подергивался. Не знаю, сколько длится навеянный магией Змееногого сон. Поэтому я решил на всякий случай связать мальчишку. Поясом я крепко скрутил его запястья. Потом, подумав немного, его же собственным кушаком стянул вместе ноги и хвост.

Стоило мне закончить с этим, как вслед за громким топотом десятка ног в тронный зал ворвался Баха. Его сопровождали верный джинн Дамадд с перевернутым лицом и головорезы из личной охраны Тимура, вооруженные до зубов и закованные в броню до пят. Они, как и я, несколько минут назад, оторопели в дверях пред зрелищем кровавой бойни. Баха с воплем и саблей наголо, не замечая ничего, бросился мне на выручку, едва не сбив с ног.

– Захремар! Принц Джахангир! Ты цел? Не ранен?!

Только теперь я заметил то, на что не обратил внимания в пылу схватки с ванаром: катаясь по полу, и он, и я с ног до головы были перепачканы кровью.

– Это не моя кровь. Со мной все в порядке… И с ним тоже. Отнесите этого ванара в лагерь. Он – сын раджи и мой пленник.

***

Я стал героем сражения. Отец собственной персоной явился ко мне в шатер.

– Я всегда говорил, что рука, достойная держать скипетр власти – та, что умеет владеть мечом! Ты стал мужчиной, Джахангир! Видишь, война пошла тебе на пользу. Взять живым наследного принца Кишкиндхи – дорогого стоит! Я горжусь тобой, сын!

Следующий визит был от наставника, ходжи Камдина.

– Мои поздравления, принц Джахангир! – он печально улыбнулся. – Знаешь ли ты, что означает в переводе с языка ванаров название столицы, которую в этот самый момент грабят и разоряют солдаты нашего непобедимого Амира Тимура, да продлит небо его дни? Видья-нагара – «город знаний». В подвалах дворца спрятана самая богатая библиотека, что мне довелось видеть, не уступающая даже коллекции Птолемея в Александрии. Великий Амир, твой отец, удостоил меня чести отобрать труды магов, философов и поэтов достойных, чтобы забрать их в Самарканд. Среди прочих интереснейших экземпляров я нашел заклинание Дари. Если ты хочешь, то я могу сделать так, что ты сможешь читать и писать на языке ванаров!

Я с готовностью вытянулся перед магом. Тут же рядом нарисовался Баха и вопросительно посмотрел на старика.

– Что ж, Баха ад-Дин. Твоя тяга к званиям похвальна! Подойди и ты.

Аль Маджуси возложил ладони нам на плечи и начал читать заклинание:

– Кимат-тра-ба-но-те! Нри-ха-са-шо-бха-вет! Ма-са-чин-ти-там-ту!..

***

Принц Шанкарагана, сын махараджи Букки Харихара III из династии Раштракутов. Так звали моего пленника. «Лучше просто Шан, – предложил Баха. – А не то моя голова лопнет от их обезьяньего языка!»

По соседству с моим шатром соорудили еще один, для принца, и поставили туда клетку, выселив из нее любимого леопарда сахира Аль-Мисри. По сторонам от входа дремали два охранника, которые при моем появлении напустили на себя бодрый вид и вытянулись в струну.

Дверью в шатры в лагере служили войлочные ковры, кошма1919
  Кошма́ – войлочный ковёр из овечьей или верблюжьей шерсти.


[Закрыть] из верблюжьей шерсти снаружи и тканый, узорчатый – изнутри. Отодвинув завесы, я прошел в полутемный шатер, освещенный одним масляным светильником.

Принц ванаров сидел на полу, обхватив руками колени, в дальнем углу клетки – самое унизительное положение, в котором мог очутиться сын махараджи. Его шелковые шаровары, светло-серая шерсть на голове и теле стали грязно-бурыми от запекшейся крови и превратились в засохшую корку. Он представлял собой жалкое зрелище. Миски с едой, которые слуги приносили ему, остались нетронуты. В шатре пахло тем запахом, что можно почувствовать в конюшне или на псарне… Хм, ванары ведь покрыты шерстью…

Я подошел поближе.

– Мир тебе, сын раджи! – сказал я, гордясь новым заклинанием Дари и решив быть вежливым.

Мальчишка поднял черную обезьянью голову и, по-звериному оскалившись, зарычал от бессильной злобы.

Подойдя вплотную к самой решетке, я немного постоял молча. На вид сын раджи был моим ровесником, но маленького, как и все ванары, роста. Тем более что за последний год я сильно вытянулся.

– Я пришел заверить тебя – никакая опасность тебе не угрожает, ты под моей защитой и…

Не дав мне закончить, он резко бросился на меня. Забыв про то, что нас разделяет кованый металл, я отшатнулся.

– Когда твои предки ловили диких баранов в северных степях и рвали зубами их сырое мясо, потому что не знали огня, мои уже писали книги по философии… – прошипел он, сжимая с такой силой прутья клетки, что металл затрещал под его черными пальцами. – Я не нуждаюсь в твоей защите, сын смертоносца!

Неприятно это признать, но он прав. Члены его семьи умерли, страна потеряла независимость и стала провинцией империи отца, а жители превращены в рабов. В это самое мгновенье Властелин Востока пировал победу в кругу приближенных вельмож и обнаженных танцовщиц, а древнюю и прекрасную столицу разграбляли его солдаты.

– Я распоряжусь, чтобы тебе приготовили ванну и принесли чистую одежду. Умойся, не позорь свой народ, а то от тебя воняет как от вшивого пса!

– Я убью тебя, гаденыш!

– Меня зовут Джахангир. Я приду завтра.

Вслед мне донесся раскатистый рев, полный ненависти и жажды мщенья. Справедливый рев.

Я вышел на свежий воздух и прогулялся до покинутого всеми наблюдательного пункта на кромке холма.

Поле перед городом, ярко-красное от кровавого заката, было покрыто холмами из разрубленных тел. Десятки тысяч воинов, ванаров и людей погибли сегодня, и их головы катались под копытами лошадей, несущих от городских ворот всадников с добычей. После самоубийства махараджи город сдался. Еще через несколько часов чиновники Тимура вывели из города всех магов, ремесленников, поэтов и людей искусства, приготовив их для отправки на работы в Самарканд. Особенное место сегодня уделялось рабам-каменщикам, так как на награбленные деньги будет затеяно новое строительство. Затем вынесли сокровища из казны и книги из библиотеки.

С наступлением сумерек роскошный город был отдан солдатам, пущен на ветер грабежа и насилия. Рассказывали, что многие ванары последовали примеру правителя и предпочли умереть и сжечь дома, чем подвергнутся бесчестью. Улицы были завалены трупами, а солдаты носились по городу, подобно голодным волкам. Каждый уносил столько, сколько мог утащить, и возвращался снова и снова, за новыми рабами, драгоценностями, золотом и богатыми одеждами. И по пути убивал и насиловал.

Прекрасная Видья-нагара, столица мудрости и благовоний, горела, исторгая миазмы разложения. Город, насчитывающий тысячелетия истории, лежал в руинах, уничтоженный за один день.

Говорят, что те ванары, что уцелели, спрятавшись в подвалах и подземельях, вскоре умерли от болезней и голода.

И еще долгие десятилетия спустя в опустошенный город, где среди растрескавшихся статуй божеств разлагались высохшие трупы, отравляя воздух и воду, не смел заглянуть даже ветер.

***

Дорога домой всегда короче дороги из дома. Армия Тимура, тяжело нагруженная рабами и добычей, подтвердила эту аксиому, совершив поход из страны ванаров обратно в Самарканд всего за год. И это – несмотря на то что двигались мы очень медленно. Слишком много трофеев, рабов, слонов, верблюдов и священных коров, захваченных на убой, тащилось следом за армией. Но на нашем пути не встречались более ни непокорных войск для победы, ни богатых городов для разграбления. Все это было сделано по пути в Видья-нагару.

Единственный трофей, который я привез из похода – это потертый ковер-самолет, доставшийся мне от погибшего сотника. Того самого, который обучал меня воздухоплаванию вплоть до злополучного дня, когда по возвращении домой его разорвали у меня на глазах огненные птицы алерионы на заснеженном перевале в Индийских горах…

Сотрясатель Вселенной вошел в Самарканд, когда природа расцветала, а яркое солнце сияло на золотых куполах и лазоревой майолике стен Голубого дворца. В знак приветствия горожане вывешивали на заборы самые дорогие ковры. Все, от мала до велика, высыпали на улицы встречать армию-победительницу и близких, которых они не видели больше двух лет.

Да и было на что посмотреть! Повелитель Востока велел организовать воистину триумфальный парад, каких раньше не видел Мавераннахр! Когда до ушей самаркандцев донеслись первые отдаленные ноты победной мелодии, толпа взорвалась. Вслед за громогласными звуками музыки в город вошли и сами исполнители – огромный оркестр в сотню человек. Одни дули в длинные медные трубы-карнай2020
  Карна́й – медный духовой музыкальный инструмент в странах Средней Азии, Иране и Казахстане, труба приблизительной длины в 3 метра с коническим ртом в конце. Карнай переводится с узбекского и таджикского как най для глухих.


[Закрыть], другие били в барабаны. За ними подпрыгивали и кувыркались около сотни разодетых в пёстрое и блестящее плясунов.

Следом вели выживших в битве и годовалом переходе слонов. Убранные позолоченными разноцветными попонами, гигантские животные трубили победу, задрав хоботы, и на утеху толпе, вставали на задние ноги по приказу пленных ванаров-погонщиков. А самый крупный из слонов даже сделал стойку на одной ноге, доведя публику до экстаза. Какое невиданное зрелище для зевак!

Но как же взметнулась в радостном вопле восхищения толпа, когда на белом скакуне из той породы, что объезжает вселенную быстрее звездного ветра, в расшитых бриллиантами пурпурных одеждах победителя, с гордо поднятой головой, в Самарканд въехал отец, отныне и навсегда – Непобедимый и Единовластный Султан Востока.

Одни рабы бросали золотую пыль и драгоценные камни под копыта его коня, другие – серебряные монеты в толпу. Возбужденные победой самаркандцы кричали до хрипоты, рискуя быть раздавленными в обезумевшей давке:

– Да будет Тимур Великий украшением Девяти Миров!

– Да будет вечностью его время под Луной!

– Да будет вся вселенная управляема Великим и Непобедимым Тимуром!

– Да будут по его желанию вращаться звезды!

– Да спустится Солнце с небосклона к подножию его трона, чтобы служить!

За обозом с награбленными золотыми сундуками ванары-рабы провели на цепях десяток захваченных после сражения в Видья-нагаре саблезубых яли со стянутыми железными намордниками пастями. Сами ванары использовали их как ездовых животных, но никто из наших солдат не рискнул сесть им на спину. Также никому не удалось отловить хотя бы одну макару – будучи земноводными, выжившие чудовища скрылись в реке.

В завершении парада настала очередь для показа самого основного трофея, подчеркивающего полную и безоговорочную победу над Кишкиндхой и Востоком в целом. Во взгроможденной на арбу клетке везли пленного принца Шана. Толпа улюлюкала и дивилась, показывая пальцами на полуподростка-полуобезьяну, равно невиданное зрелище в Самарканде, как и яли.

Шан же, закрыв глаза, сидел неподвижно, гордо выпрямив спину и, казалось, не обращал внимания на окружающее его безумство. Он скрестил ноги, положив черные ступни с длинными пальцами на бедра, а руки на колени, ладонями вверх, и соединил большой и указательный пальцы. Догадываюсь, чего ему стоила эта невозмутимость…

Тем же утром, за несколько километров от Самарканда, когда начались приготовления к триумфальному въезду, по приказу отца притащили клетку, которую Шан покинул вот уже более десяти месяцев, путешествуя с нами, как равный.

«Сына раджи – в клетку!» – обсуждению не подлежит.

Эту печальную новость я принес, вернувшись с переговоров с Тимуром:

– Я ничего не смог сделать… Он пообещал тебе достойное твоего происхождения содержание во дворце, но в Самарканд ты въедешь в клетке. Извини…

– Это не твоя вина, Джахангир. Ответственность за падение Кишкиндхи лежит целиком на совести махараджи. Отец полагал, что его политика ненасилия сделает мир совершенным и игнорировал то, что не все думают так, как он. Он ненавидел войну и не занимался армией… Его генералы были сильны в игре в фатту2121
  Фатта – настольная игра, бильярд на пальцах.


[Закрыть], но не в стратегии и тактике сражений…

Баха хмуро почесал затылок:

– Шан, предлагаю немедленно спрятать тебя среди тюков, в которых женщины придворных вельмож перевозят одежду. Когда тебя найдут, будет поздно, мы уже войдем внутрь городских стен.

Сын раджи покачал головой:

– Нет, Баха ад-Дин. Я не хочу, чтобы из-за меня вас наказали, – он перевел взгляд черных глаз с Бахи на меня. – Спасибо, друзья…

И верно, проведя бок о бок в походе целый год, мы стали друзьями.

Столько всего произошло…

Мы заблудились в лабиринте из движущихся камней Гхеди, откуда искали выход всю ночь, следуя стертым знакам предыдущих путников, чьи кости хрустели под ногами. Мы чуть не утонули в горном ручье, провалившись сквозь гнилые доски подвесного моста, а Шан, уцепившись хвостом за веревки, помог нам выбраться… Отбивались от мертвецов-призраков в крепости Сиях, выстроенной из окаменевших воинов-пленников. Чуть не сорвались в пропасть, пробираясь по узкому заледеневшему карнизу, застигнутые бураном на перевале Индийских гор. На нас охотились огненные птицы алерионы, утащившие мою лошадь. А когда на ночевке у горного озера Баха ушел за водой и загляделся на русалку, то если бы не Шан, вовремя заметивший это, тварь утащила бы моего друга на дно… Мы пережили много приключений за этот год. Всего и не упомнишь…

А началось все через неделю после отправления из тлеющей столицы поверженной Кишкиндхи. Дело было так. Шан продолжал отказываться от еды. Он превратился в тень самого себя, тощий скелет, покрытый пучками шерсти. В знак траура он снял с себя все до единого украшения, а вместо предложенного королевского платья попросил у слуги простые полотняные штаны, какие носят простолюдины. Дни и ночи он недвижно сидел, сложив стопы на бедрах и опустив веки. «Помирать собрался…» – мрачно констатировал Баха.

Прогуливаясь в тот вечер по лагерю во время очередного привала, я увидел, как плененные рабы-ванары готовили в большом котле еду на костре. Я почувствовал резкий пряный запах специй и услышал разговор, ведь теперь я понимал их язык. Обезьянолюди ужасались, что мы, «млеччхи», как они нас пренебрежительно называли (что переводилось как «варвары»), настолько примитивные и дикие, что употребляем в пищу мясо священных животных. Я остановился как вкопанный.

– Мир вам и приятной трапезы! – обратился я к затихшим при моем появлении пленникам. – Каких именно животных вы считаете священными?

– Всех, у кого есть лицо, – удивленный моим знанием языка, ответил пожилой ванар с седой шерстью. – Ведь в каждого из них могла вселиться душа нашего предка!

Захремар, как ругнулся бы Баха! Я понял, в чем была истинная причина голодовки принца.

Немедля я распорядился разыскать среди пленных повара. Мне посчастливилось, и через полчаса ко мне привели упитанного ванара, который раньше стряпал для какого-то столичного вельможи. Я выкупил его с женой у солдата, захватившего их. Выдав деньги на покупку всего необходимого, я попросил повара приготовить самое лучшее кушанье, которое достойно принца. Вечером, заглянув через щель в кошме в шатер Шана, я убедился, что мой план сработал. Пленник начал есть.

Через два месяца после отбытия из Видья-нагары, Баха притащил незнакомое нам поле для игр: большую лакированную квадратную доску с лузами по углам, размеченную линиями и кругами. К ней прилагались по девять плоских круглых фишек, черных и белых, плюс одна красная, побольше.

Мне уже перевалило за тринадцать, а Баха вот-вот должен был отпраздновать пятнадцатилетие, а по традиции, в пятнадцать юноши Мавераннахра начинали обзаводиться семьей. Конечно, мужчины такого солидного возраста, как мы, в игры не играли. Но Баха утверждал, что ничего общего с игрушками для малолеток эта штука не имеет. Он возбужденно рассказывал, как вчера вечером опытные командиры, седобородые сотники и тысячники несколько часов кряду резались в эту неведомую нам игру ванаров, причем двое из них чуть не закололи друг друга в азарте.

С утра он выменял такую же у пленных.

– Смысл игры состоит в том, чтобы загнать фишки в лузы щелчками пальцев.

– А зачем красная фишка?

– Я забыл спросить, – признался Баха. – Но я знаю, кто нам расскажет!

Он вскочил, собрал доску и фишки и, прежде чем я успел среагировать, исчез в шатре пленного принца.

Баха поставил игровое поле перед клеткой и, не теряя времени, начал с главного:

– Привет, Шан! У нас девять черных и девять белых, к чему же еще одна красная?

Принц, приблизившись к решетке, тихо сказал:

– Это королева. Её забивают в конце… Игра называется фатта. Но тот, кто продал тебе её, забыл дать биту. Ту, которой бьют по фишкам.

Баха вскочил:

– Захремар его! Я мигом! Вот только найду проходимца и вернусь!

Он выскочил из шатра, оставив нас наедине. Я ожидал от сына раджи обычного «я убью тебя, сын смертоносца!» в свой адрес. Но этого не последовало.

– Мне знакома та магия, с помощью которой тебе удалось одолеть меня, принц Джахангир.

Заинтригованный, я приблизился к клетке:

– Откуда?

– В нашей библиотеке была очень старая книга, которую древний переписчик скопировал с еще более старой книги, написанной до Потопа. Это рассказ Воина Времени по имени Зартошт, который когда-то был аватаром богодемона, кем, по-видимому, являешься и ты. Зартошт тоже умел замедлять время. Он путешествовал в прошлое по Зеркальной реке, что течет вспять.

Слова Шана «Воин Времени» и «Зеркальная Река» пронзили меня, словно молния. Я остолбенел:

– Ты сказал, Зеркальная река?

– Она течет в подземных гротах и соединяет в кольцо прошлое и будущее.

«Да, парень, этот обезьяныш прав, – услышал я голос Змееногого Тотема. – Именно плаванье по этой реке перенесет нас в иные времена…»

– А чем закончилась история этого Зартошта?

– К сожалению, я не успел дочитать книгу до конца, я дошел лишь до середины… Думаю, она сгорела вместе с нашим дворцом, – вздохнул Шан, предупреждая мой следующий вопрос.

Когда запыхавшийся Баха вернулся в шатер, довольно держа круглую фишку-биту, я едва не танцевал от радости.

Ведь Зеркальной называли ту реку, что протекала в пещерах под землей и выходила на поверхность в Саду Зеркал у подножия Зарафшонских вод. Всего в семи фарсахах от Самарканда!

Того самого сада в долине Демонов, который отец велел разбить за год до моего рождения. Ходили слухи, что сад настолько велик, что заблудившиеся во время строительства рабы блуждали неделями, прежде чем нашли дорогу обратно. Сад Зеркал – единственный из всех садов Самарканда, обнесенный высокой стеной, в которой нет никаких дверей, ворот или окон, лишь четыре высокие башни по углам. Никто не знает, что сокрыто внутри. В день завершения работ архитектор и каменщики по приказу Тимура были умерщвлены и похоронены в огромной общей яме неподалеку…

Вот это да! То, что я собирался искать на другом конце света, оказывается, все время существовало у меня под носом! Как только мы вернемся домой, я сразу же отправлюсь туда и найду Зеркальную реку!

***

Многое изменилось во дворце, ничего не изменилось в Самарканде.

Поэты все так же собирались в дукане дядюшки Бахи: пили, сочиняли и до хрипоты спорили о фигурах украшения стихов2222
  Илм ал-бади или учение о бади (араб. – новый) – учение о стиле в араб. и перс. средневековой литературе, описывающее способы украшения речи (тропы, риторические фигуры, стилистические приёмы).


[Закрыть] и о несовершенстве мира.

Мерзук выплакал себе пост помощника придворного осведомителя, сборщика доносов и кляуз. Он растолстел, обзавелся круглым брюхом и стал настолько влиятельной персоной, что при появлении одноногого Мерзука-стукача… простите, информатора, люди в опасении понижали голос и подобострастно склоняли головы.

Отпировав в честь победы и возвращения с войны, в Голубом дворце начали приготовления к празднованию моего четырнадцатилетия. «Готовься, сын, – бросил мне на ходу Тимур, слишком занятый накопившимися за два с половиной года внутренними делами страны, чтобы уделить мне больше времени. – Ты стал мужчиной! Собирайся! В день твоего рождения тебя ждет…» Его отвлек почтовый ибис какими-то важными известиями, и фразу он не закончил. Но по серьезному виду отца я почувствовал, что в подарок мне приготовлен не породистый скакун, красавица-рабыня или дамасский клинок, нет, а очередная военная авантюра. И твердо решил удрать, не дожидаясь этого дня.

Но уже не край земли манил меня недостижимостью, нет. В Саду Зеркал я мечтал найти реку, что течет вспять. Мечтал, чтобы она унесла меня в путешествие по иным временам…