Текст книги "Печать Кейвана"

Автор книги: Алла Мийа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

В четырехэтажном Голубом дворце Самарканда, в дальнем его конце, существовало помещение для тайных встреч отца. Комнату обустроили по его собственному приказу, а предназначалась она для приема гонцов и шпионов, которые проходили во дворец не через главный вход, а пользовались секретной задней дверью. Ха! Секретной, конечно, но не для меня! Покинув дворец в полночь через эту дверь, я намеревался, минуя охрану, отправится в Город Мертвых или иначе – на древнее городское кладбище. Уж где-где, а там, на мрачных улицах между полуразрушенных мавзолеев, полных призраков, встреча со злонамеренными колдунами, джиннами или просто грабителями мне гарантирована!

Я неслышно крался по коридорам дворца, освещенным смоляными светильниками, полный решимости подвергнуться смертельной опасности и спровоцировать появление «Змееногого советчика». От сквозняков, приносящих приятный холодок, колыхались ковры на стенах, нарушая шорохом тишину спящего дворца.

Сначала я услышал шум крадущихся шагов. И тут же, не заставляя себя ждать, из-за колонны появилась тень. По росту и фигуре я узнал Мерзука, коренастого кривоногого крепыша со сбитыми кулаками. Моего злейшего врага.

Мерзуку, круглолицему, скуластому и узкоглазому сыну монгольской рабыни, уже исполнилось двенадцать. Его мать – потомственная степная колдунья ядаджи, известная искусством вызывать дождь и насылать порчу с помощью безоаров – шариков из плотно сваленной шерсти, добытой из желудков лошадей. Однако, как это ни противно, отец у нас был один. С той лишь разницей, что мать Мерзука не являлась законной женой, а, следовательно, даже несмотря на то, что Амир Тимур признал его сыном, блестящее будущее парню не светило. Все, на что мог надеяться сын рабыни, так это проявить храбрость в очередном военном походе и заслужить, таким образом, славу и богатство. Но доблесть и прочие добродетели воина были чужды недалекому интригану Мерзуку. Он шпионил за торговцами и придворными, помогал челяди строить козни друг против друга, подслушивал и подглядывал за горсть монет и целыми днями крутился между самаркандских черных колдунов, продающих на базаре яды и сплетни. Он мнил из себя многообещающего чародея. Что, кстати, не было далеко от истины.

Мерзук преградил мне дорогу. В смутном свете я различил блеск его раскосых щелочек-глаз.

– Куда это ты собрался на ночь глядя? А, принц-недотепа?

Я молчал, смотрел на него снизу вверх.

Мерзук являлся моим кошмаром. Встречи с ним никогда не сулили ничего хорошего. Он отбирал деньги, игрушки и грозился, что если я пожалуюсь наставникам или, тем более, отцу, то он нашлет на меня бубонную чуму или проказу и у меня отвалится нос. Или распространит слух на базаре, что принц Джахангир все еще писается в постель (что являлось откровенной и наглой ложью!), и весь Самарканд до моего последнего вздоха будет издеваться надо мной.

Честно признаться, кличка «принц-недотепа» звучала очень обидно, но справедливо. Я хоть и родился с Даром мага, но, к сожалению, с весьма и весьма скромным. О том, чтобы победить Мерзука в магическом поединке, не было и речи.

Он вытянул вперед правую руку и сделал то, что делал всегда: прошептал заклинание и направил на меня указательный палец. Послушные его колдовству, мои ноги оторвались от пола и, перевернувшись вверх тормашками, я повис в воздухе.

Мерзук довольно рассмеялся. Этот гнусный ритуал повторялся при каждой нашей встрече. Дальше должны были последовать унизительный обыск, конфискация монет, пощечина или подзатыльник (часто и то и другое) и позорное падение на ковер, покрывающий пол.

На этот раз на ковер упали свечи, огниво и небольшой шамшир, все то, что я захватил с собой в Город Мертвых. Клинок этот, в богато инкрустированных ножнах, выкованный в Дамаске специально для меня, отец подарил на день рождения. Я слишком дорожил им, чтобы носить каждый день, но сегодня он заменил кинжал, потерянный в камере Хакима.

– Так-так-так! Наш принц-недотепа и полумаг собрался на войну? Или мои глаза мне врут?

С этими словами, продолжая удерживать меня в воздухе вниз головой, он поднял мой шамшир. Поиграв бликами светильников на инкрустации из драгоценных камней на его рукоятке, Мерзук удовлетворенно кивнул и заткнул мое оружие себе за пояс.

– Отдай! – выдавил я из себя.

– Что? Я слышу писк блохи?

Он больно ударил меня носком сапога по затылку. Потом еще раз кулаком в живот. И еще сапогом – в ухо.

– И это – только начало!

Я еле сдерживал слезы. Мерзук присел, оказавшись вровень с моим перевернутым лицом, и продолжил:

– Ой-ой-ой! Да никак наша принцесса собирается расплакаться! Ну, тогда не лучше ли нарядить тебя в девчоночье платье? Я привяжу тебя верхом на осла задом наперед и отправлю покататься по улицам Самарканда! Завтра весь город узнает, что принц-неудачник Джахангир плакса и трус!

Чем больше я брыкался, тем больше раззадоривал моего мучителя и тем больше оплеух получал. Слезы душили меня. Волна негодования, нарастающая в моей груди, вдруг заставила выдохнуть то, что зрело долгие месяцы безмолвных унижений:

– Амх-х-хаш-ш-шакка!

Все еще видя мир перевернутым, я ударил Мерзука в живот.

Грохот оглушил меня. Но землетрясения не последовало. Когда всколыхнувшиеся на стенах ковры вернулись на прежнее место, а я рухнул на пол, там, где только что была стена, между колонн чернело звездное небо.

– Ой…

«Я же сказал тебе, мелкий, учись соизмерять силу удара и цель!»

Я встал, потирая ушибленную макушку. Подошел к пробоине, боясь увидеть кровяную лепешку, подобную той, что осталась от Хакима. Но на счастье Мерзука, я, вися в перевернутом состоянии, плохо прицелился. С окровавленной головой и неестественно вывернутой ногой, он стонал на куче битого кирпича. Ему повезло, что мы находились на первом из четырех этажей Голубого дворца.

Я триумфально вскарабкался на развалины стены, наклонился и забрал у него из-за пояса свой шамшир.

– А можно я ударю его еще раз? – зачем-то спросил я у невидимого хранителя.

«Я – бесплотный дух. А ты, Джахангир – материален. Я владею силой, но когда и как ею воспользоваться решаешь ты».

– Значит, я могу расплющить голову Мерзука о камни?

При этих словах мой поверженный враг еще громче застонал и заголосил о помощи.

«Это твоя война, мелкий. Тебе решать!»

Это был первый урок Змееногого. Все решения принимаю я.

Я задумался.

И решил раз и навсегда покончить с унижениями. Я прицелился и громко сказал:

– Не вздумай рассказывать, что это сделал я! А не то я пришлепну тебя как… Как блоху! Амх-х-хаш-ш-шакка!

Я прицелился в обломок стены над головой Мерзука. Который, расколовшись, осыпался дождем осколков, похоронив моего врага под толстым слоем каменной крошки.

Когда подоспевшая стража и разбуженные придворные прибежали на место преступления, я уже успел улизнуть и спрятаться в своей комнате.

***

Позади глубоких защитных рвов и земляного вала прекрасный Самарканд окружен тенистыми предместьями, там сады и виноградники скрывают дома с голубыми фасадами, так что город подобен затерявшемуся в лесу призраку. Не знаю, какая часть – внутри городских стен или за их пределами населена гуще.

Плодородная земля по берегам реки Зарафшан обеспечивала горожанам такой урожай фруктов, что в те времена, о которых идет речь, даже беднякам их раздавали бесплатно!

Отец владел четырнадцатью загородными резиденциями с обширными погребами, прохладными дворцами, фруктовыми садами, бархатными лужайками, цветниками, фонтанами и журчащими ручьями. Летом, наслаждаясь редко выпадавшим на долю беспокойного полководца отдыхом, он проводил по несколько дней в каждой, фланируя между ними. Но все же предпочтение отец отдавал одному, Пленяющему Сердце Саду, затерянному в восточных лугах Кани-гиль. Посреди виноградников, где лоза ломилась от перезревших гроздьев, в тени ветвей персиковых и фиговых деревьев из знаменитого тебризского мрамора выстроили трехэтажный дворец. Сцены военных триумфов отца на стенах расписывали лучшие художники Персии, а великолепный купол сверкал, подобно второму солнцу. Дворец поражал размерами, и посреди его колонн легко было заблудиться. А от бирюзовых ворот Самарканда туда вела прямая аллея, обсаженная соснами.

Однако, даже до отдыхающего от столичной суеты Владыки Востока известия о происходящем в Самарканде долетали молниеносно. Ничто не укроется в Мавераннахре, как и в целом мире, от Великого Амира Тимура!

Через несколько дней я в сопровождении телохранителей, неотступно следовавших за мной на расстоянии нескольких шагов, был вызван на расправу к отцу.

Пройдя через высокие, украшенные синими изразцами и золотом ворота, мы миновали череду привратников с палицами и по петляющим между платанами мощеным дорожкам, углубились в сад. От наших глаз вход во дворец защищала пышная растительность, за ней скрывался внутренний дворик. Натянутый между деревьями вышитый шелковый навес обеспечивал в нем тень. Дворик защищали два сурового вида охранника в черном, они стояли, положив кисти рук на рукоятки мечей, справа и слева от прохода между двумя золотыми ширмами, по которым вился виноград. Сопровождающим приказали подождать снаружи.

Я остановился перед ширмой, чтобы набраться храбрости, и услышал приближающиеся плач и всхлипы. Из дворика вышла, пятясь и сгибаясь в почтительных поклонах, одетая в темное женщина с узкими щелочками монгольских глаз на скуластом лице. Следом за ней крепкий слуга нес на спине мальчишку, в котором я признал заплаканного Мерзука. Правая голень, по-видимому, раздробленная камнями во время падения, была ампутирована, нога заканчивалась в колене круглой культёй. Избегая встречи с ним взглядом, я отвернулся.

Желая провалиться сквозь землю на месте, я все же отважился посмотреть им вслед. Мне открылась печальная картина: под широкими кронами старых платанов медленно удалялись рыдающая, сгорбленная колдунья-мать и ее безногий калека-сын. Мне стало стыдно и неприятно. Несмотря на все зло, которое Мерзук мне причинил, он не заслуживал такой участи. И я искренне начал раскаиваться в содеянном.

Задержав дыханье, готовый получить по заслугам, я прошел между ширмами во внутренний дворик дворца.

Возле шумного фонтана, в котором плавали яблоки и специально принесенные с гор куски льда, перед входом в беломраморный дворец, на возвышении, в золотом кресле, восседал Сотрясатель Вселенной, Амир Тимур, мой отец. Двое черных мальчиков-рабов размахивали опахалами, обеспечивая прохладу. Слуги и виночерпий застыли позади, готовые сорваться в любое мгновенье, послушные легкому движению мизинца Владыки Востока. На золотом столике, рядом с инкрустированным бирюзой кувшином и кубком лежали спелая айва и инжир. По покрытому мраморной мозаикой полу важно прогуливался гордый павлин.

Отец устроился на шелковых вышитых подушках, наслаждаясь свежестью брызг от бьющей в небо струи фонтана. Его атласный халат с золотым шитьем в виде кругов любимого им голубого цвета ниспадал с кресла грациозными складками. В ушах позвякивали длинные драгоценные серьги.

На столике перед ним лежала одноцветная доска на сто двенадцать полей для игры в его собственный вариант шатранджа77
  Шатрандж (перс. شَطْرَنْج /šātranj) – настольная логическая игра для двух игроков, непосредственный предшественник шахмат.


[Закрыть], куда отец добавил новые правила и фигуры: жирафов и верблюдов. Он, как водится, занимался любимым делом: обыгрывал самого себя в игру, им же самим и придуманную. Да и кто другой рискнет выиграть у Непобедимого Тимура?

Правым локтем подпирая подбородок, не сдвинувшись с места, он слабым движением левой кисти пригласил меня к столу.

На нетвердых ногах я приблизился к Сотрясателю Вселенной.

И, опустившись перед Тимуром на колени, склонил голову.

– Простите меня, Великий Амир… Простите меня, отец…

– Встань… Садись, сын!

Повинуясь его непроизнесенному приказу, слуги молниеносно принесли мне стул. Я сел напротив. Нас разделяла доска с незаконченной партией.

– Я виноват, отец… Это из-за меня Мерзук стал калекой…

Тимур усмехнулся:

– Хромота не помеха, чтобы стать великим! – он намекал на свою, полученную в сражении. – Мерзук – песье отродье, хоть и носит в себе мою кровь! Он все взял от мерзкой породы кочевников-монголов! Поделом ему!

Ясное дело, монгольские ханы и кочевники из Орды – злейшие враги Мавераннахра на севере. Отец их ненавидел. Я успокоился.

– Эта моя новая сила, отец… Она слишком сильная!

Он передвинул костяную фигурку на доске и жестом предложил мне походить.

– Настоящая сила, сын, не физическая…

– А какая? – подумав, я переставил фигурку верблюда, догадавшись, как выиграть эту начатую до меня партию.

– Настоящая сила – в мудрости. Дурак не видит своих ошибок. Мудрец же их признает и исправляет… Ты вырос! Ты стал воином, сын!

Несмотря на то что слова отца мне польстили, я честно признался:

– Нет, отец. Ваши старшие сыновья – герой сражений Шахрух и принц Мираншах, они – настоящие воины. Я никогда не стану таким, как они.

Это почему-то насмешило Амира:

– Конечно, ты не станешь ТАКИМ! Судьба, начертанная тебе, уведет тебя намного дальше!

Отец передвинул фигурку жирафа. Я осмелился возразить:

– Но я не хочу быть воином! Я мечтаю стать путешественником как Ибн Баттута…

– У мужчины одна дорога – Война! – продекламировал он любимую поговорку.

– Это не для меня! – упрямился я.

– Какая польза от жизни без славы?

– Я стану прославленным воздухоплавателем и первооткрывателем! Научусь управлять ковром-самолетом и долечу до края земли! И сделаю это не для того, чтобы ПОКОРЯТЬ чужие народы, – выпалил я, удивляясь собственной дерзости. – Я хочу их ИЗУЧАТЬ!

Перечить Великому Амиру не дозволялось. Я приготовился к тому, что в наказание меня посадят в яму, полную насекомых на несколько долгих недель. И оцепенел от страха.

Но неожиданно Амир засмеялся. Он откинулся на ложе и смеялся так, как я не видел никогда прежде.

– Слава богам, что ты не мечтаешь стать поэтом!

Закусив губу, я упрямо молчал.

Вытерев выступившие от смеха слезы, он, наконец, произнес:

– Я возьму тебя с собой в поход. Война меняет всё и всех.

Перспектива оставить мечты о воздухоплавании на край земли в пользу бессмысленного размахивания саблей меня не прельщала. Я увидел себя посреди кошмара сражения, на вершине деревянной военной машины, с помощью моей новой силы таранящего и разносящего в пыль стены осаждаемых городов.

– Это все из-за этого существа, Змееногого Тотема? Из-за его силы?

Неожиданно отец посерьезнел. Он внимательно посмотрел вдаль, не на меня, а как-то странно, насквозь. И, явно обращаясь не ко мне, спросил:

– Почему ТЫ выбрал именно его?

«Это ТЫ выбрал сына ключом для исполнения своего плана!» – прогремел ответ.

Чернокожие рабы вздрогнули, опахала на миг зависли в воздухе. Павлин в испуге закричал. Голос принадлежал Змееногому богодемону.

«Я выбрал его аватаром, чтобы помешать тебе!»

Сощурив раскосые глаза, отец продолжал смотреть сквозь меня.

– Ты знаешь, что этот план придумала ОНА!

«Но не я!» – был ответ.

Ничего не поняв, про какой такой ПЛАН они разговаривают, кроме того, что речь идет обо мне, я решился вмешаться робким шепотом:

– Она – это моя мать?

– Да, Джахангир… – отец потер висок. – Твоя мать была аватаром, материальным воплощением этой сущности, Змееногого богодемона. Как и ты.

Настал подходящий момент честно признаться в том, что беспокоило меня с самого первого момента появления этого самого Змееногого.

– Отец, этого не может быть, – замотал я головой. – Это ошибка. Недоразумение. Я родился с очень маленьким Даром колдуна. Вы знаете, меня все во дворце дразнят полумагом! Мне еле-еле удаются заклинания боевой магии…

«Ты родился с Даром Странника».

– Что это значит?

«Что тебе подвластно движение Времени».

– Это значит, что рано или поздно за тобой придут.

– Кто? – прошептал я, цепенея от страха.

– Колдуны из Пещер Отсутствующего. Те, кому подчиняется само Время!

Произнеся это, отец нахмурился. Несколько секунд мрачно размышлял о чем-то. Затем резко поднялся, показывая, что аудиенция окончена. И не успел я хлопнуть ресницами, как он стремительно удалился внутрь дворца. Слуги поспешно устремились вслед за ним.

Передвинув пешку-байдак на доске до последней горизонтали, так что она превратилась в шаха, я угрожал шаху отца.

– Вам шах, отец… – объявил я вслед исчезнувшей тени.

Я выиграл начатую до меня партию. Но это вовсе не означало, что отец проиграл.

Понятно, что он вовсе не искал встречи со мной, чтобы отругать за выходку с Мерзуком. Отец хотел поговорить с этим Змееногим богодемоном. Потому что, оказывается, существует то, что неподконтрольно даже тому, кто покорил целый мир.

Я встал из-за стола. У фонтана я остался один. Хотя… Я все еще ощущал присутствие этого странного существа, бесплотного духа, который нагло воплотился в меня без моего разрешения.

Воспользовавшись, что вокруг не было ни души, я сказал:

– Я знаю, что ты, Змееногий как-тебя-там еще здесь! Я чувствую тебя, будто ты подслушиваешь за мной! Не будь трусом и покажись!

«Каждое твое слово – ошибка, мелкий. Во-первых, я не подслушиваю. Ты и я, мы существуем с тобой вместе в твоем материальном теле. Я воплотился в тебя, когда ты родился, и с тех пор ты – мой аватар. Скоро и ты научишься подслушивать за мной, начнешь копаться в моих воспоминаниях. Во-вторых, как я уже сказал, я был в тебе с самого твоего рождения. Просто не было случая представиться. А в-третьих, я не знаю трусости. Я оберегаю тебя от шока нашего знакомства».

– Покажись! – потребовал я.

Вспышка. Огненный туман. В нем темнеет полупрозрачный силуэт: золотой старомодный шлем на голове, мускулистый торс, витиеватая броня на мощных предплечьях, которую уже никто не носит в боях. Ниже живота, вместо ног – клубок жирных шипящих и скалящихся змей.

Призрачное существо сложило руки на груди.

– Ну ты и урод! – усмехнулся я.

– Это котята должны быть симпатичными! А во мне слились сила демонов, мудрость змей и справедливость богов! – гордо произнесло существо.

– Если ты такой всемогущий, почему же ты не выбрал себе внешность поприятнее? – я опасливо отодвинулся от выстреливающих раздвоенные языки в мою сторону гадов.

– Мой облик отражает мою сущность! И не забудь, мелкий, что я – часть тебя!

Я поморщился: змей я ненавидел.

– И что же МЫ можем, кроме того, как ломать стены?

– Мы можем убивать разными способами… Но… Нет, забудь, мелкий, об этом еще рано… Само ВРЕМЯ подчиняется нам! Произнеси «А-ш-ш-шаг-тум!»

– А ничего не взорвется?

– Нет!

– Обещаешь?

– Да!

– А-ш-ш-шаг-тум!

Нет, ничего не взорвалось. И не изменилось. Хотя… Струя фонтана, вместо положенного ей энергичного напора, вдруг притормозила и, не теряя ни высоты, ни толщины плавно потекла в раковину фонтана так, словно никуда не спешила. Мухи, привлеченные запахом перезрелых фруктов на блюде, пролетели мимо меня так медленно, что я дважды поймал одну и ту же в сложенные лодочкой ладони. А павлин, пересекающий дворик, вышагивал в ритме медленного плавного танца, словно крадучись. Указательным пальцем я надавил на плавающее в фонтане красное яблоко и утопил его. Я успел сосчитать до десяти, пока поднятая вверх лапа павлина опустилась. Яблоко всплыло на счете шесть.

– Ты ЗАМЕДЛИЛ мир! – закричал я.

– ТЫ изменил течение СВОЕГО времени, мелкий! И тебе кажется, что мир замедлился.

– Зачем это нужно?

– Ты – Воин Времени. Это – стратегическое преимущество пред противником.

– А-а-а, – я разочарованно сел на мраморный бортик медленного фонтана. – Тогда я отказываюсь. Забирай свое колдовство обратно. Я НЕ ХОЧУ быть воином, я же сказал!

Последовала пауза. Мир вернул себе прежнюю скорость.

– Э-э-э, мелкий, все не так просто! Чтобы сменить аватара, мне придется тебя убить!

Я, семилетний, был поставлен в тупик.

– Уходи, – только и нашел что ответить.

Но полупрозрачный силуэт оставался висеть над мозаичным мрамором пола, покачиваясь передо мной.

– Нет, мелкий, так не пойдет. Мы должны сотрудничать. У нас у обоих нет выхода.

Я молчал. Молчал и Змееногий.

– Попробуем еще раз. Забудь про войну. Хочешь стать путешественником?

Я продолжал молчать, чувствуя подвох.

– Ты родился с Даром Странника. Это редкий и очень ценный Дар. Это означает, что с МОЕЙ помощью ты сможешь путешествовать столько, сколько захочешь.

– Ты врёшь!

– Не веришь? Посмотри в моих воспоминаниях, и ты убедишься, что те, КОМУ ВЫПАЛА ЧЕСТЬ, – эти слова он выделил, повысив голос, – являться моим аватаром, были неугомонными путешественниками!

Насторожившись, я настроился ни за что не сдаваться и не покупаться на сладкую ложь. Но на всякий случай закрыл глаза. Что он там говорил о СВОИХ воспоминаниях? КАК их вспомнить?

Сосредоточился. Вспомнил медленных мух и озадаченное лицо отца. Вспомнил вкус фисташковой халвы и сладчайшего, лучшего во вселенной шербета, который ел на завтрак. И вдруг… Вместо приторного аромата МОИХ воспоминаний о сладостях, я ВСПОМНИЛ…

Я увидел себя, стоящим на высокой алмазной скале. Подо мной, до самого лилового заката, дышала ароматами амбры и сандала сине-зеленая долина. Где-то внизу, среди джунглей, спрятался храм, построенный из искрящихся капель воды и танцующих камней. Я не мог видеть его со скалы, но точно знал, что он там, потому что я только что пришел оттуда, поднявшись по плавающим в воздухе ступеням. Ко мне подлетел дракон с бирюзовой чешуей и радужными глазами, и я вскарабкался ему на спину. Дракон расправил сияющие крылья и взлетел между золотых облаков. Я крепко держал его за гриву, и у меня были сильные руки взрослого мужчины. Внезапно откуда-то появился второй лазоревый дракон. Он нес на спине белокурую девушку. Ее смех звенел жемчужным звоном, и молодая луна купалась в свете ее красоты. Мы взмывали в розовое небо и ловили пальцами перламутровые лучи заката. Как же счастлив я был! Как счастлива ты была, дорогая! Как хрупка ты была, как бутон первоцвета… Как я берег тебя, любимая моя… Милая моя… Моя Аали… Но увы, любимая, увы… Навсегда, любимая, навсегда… Потерял навсегда…

Я ВСПОМИНАЛ… Много, так много горьких и сладких слов, смысла которых я не знал, мыслей и образов, значения которых, будучи ребенком, не понимал. Миражи минувшего уводили меня далеко, дороги терялись в предрассветной дымке вокруг странного дерева-острова. А туман сгущался, сгущался, сгущался…

Я открыл глаза.

– Ого!

– Эти воспоминания принадлежат одному из тех, кто был моим аватаром. Его звали Зартошт.

– Скажи мне, а где это волшебное место, где можно покататься на бирюзовом драконе? Далеко ли оно от края земли?

– Не ГДЕ, а КОГДА. Это место очень, очень ДАВНО отсюда. Но ты можешь туда попасть.

Я подскочил на месте.

– Я готов! Отведи меня туда прямо сейчас!

– Обязательно отведу. Но не сейчас.

Я сник.

– Потому что я слишком мал?

– Нет. Потому что для путешествий во времени нужно еще кое-что.

– Что именно?

– Найти Реку, что течет вспять. Единственную в Девяти Мирах, что начинается от устья и стремится к истоку. По ее обратным водам я проведу тебя сквозь время.

Я облегченно выдохнул.

– Ерунда. Если что-то существует в Девяти Мирах, то слуги отца это обязательно отыщут!

Змееногий промолчал.

– А колдуны из Пещер Отсутствующего, правда, придут за мной?

– У каждой монеты есть обратная сторона.

Позади живой изгороди послышались голоса. Видимо, к Владыке Востока спешили новые посетители.

– Значит, будем считать, что мы договорились, мелкий? Отныне – мир и взаимовыгодное сотрудничество?

– Ладно. Согласен. С условием, что ты научишь меня путешествовать во времени! И еще одно. Перестань называть меня «мелкий».

– А как тебя называть? Ваше Высочество, принц Джахангир, Покоритель Мира, сын Сотрясателя Вселенной?.. Ладно, обещаю.

***

Вернувшись во дворец, первым делом я побежал к Аль-Мисри. Кто же лучше него разбирается в темной магии?

– Учитель ибн Ийад, слышали ли вы о колдунах из Пещер Отсутствующего, которым подчиняется время?

Не отрывая взгляда от созерцания нового перстня с огромным изумрудом, темный маг нехотя ответил:

– О самых опасных колдунах Девяти Миров? Тех, кому подвластно менять ход истории? Тех, кого боятся даже боги? Нет, не знаю о таких… И… Напоминаю вам, Ваше Высочество, что к завтрашнему дню вам следует выучить главу девять гримуара Гайат аль-Кахим о магических фигурах и начертаниях, призывающих помощь планет…

Примерно такой же ответ я получил и от Ходжи Камдина, разбуженного от послеобеденного сна:

– Река, что течет вспять? Нет такой в Девяти Мирах! Ибо все, чему следует начаться, начинается с начала, и в продолжительности своей стремится к концу, где и заканчивается! Таков закон мирозданья!

Но, я чувствовал, что они оба знают больше, чем хотят рассказать.

***

Мой разговор с отцом имел два последствия. Первое – я отправлялся с ним в военный поход. Это был лишь вопрос времени.

Вторым был Баха ад-Дин. Или просто Баха.

Его привел на урок боевой магии сахир Аль-Мисри. В медресе88
  Медресе́ (букв. «место учения», «место, где проходит обучение»; от араб. درس [да́раса] – «учить») – учебное заведение, в Средние века выполняло функцию средней общеобразовательной школы.


[Закрыть] колдунов Самарканда он был лучшим и самым сильным по вышеназванной дисциплине. Баха ад-Дин, перс с тонкими, правильными чертами лица, светлыми волосами и не по годам развитой мускулатурой напоминал медвежонка. Настоящий атлет рядом с тем цыпленком, каким я был в те годы! К тому же он умел ругаться по-персидски! Самым мягким его выражением было «Захремар!», что дословно переводилось как «змеиный яд», но использовалось во многих ситуациях от «проклятье» или «заткнись» до «нехороший человек».

Баха был умен, хитер, начитан и в то же время честен и добр. Про таких говорят: «далеко пойдет». Хотя в отличие от меня, амбициозных планов он не строил, а мечтал о вещах реальных: занять пост визиря воды, например. Или продолжить семейное торговое дело. (Его отец разбогател на торговле вином и поставлял несравненное сухое Ширази с ароматом шоколада и перца ко двору Амира Тимура). А если война? Что ж, придется командовать войском джиннов! На поясе у Бахи, в кожаной фляжке для воды, красовалась его гордость и предмет зависти и восхищенья всех сверстников: им лично покоренный джинн, страшный марид99
  Ма́рид (араб. مارد) – разновидность джинна, отличающаяся особой свирепостью и жестокостью.


[Закрыть] с перевернутым лицом по имени Дамадд!

Баха ад-Дин ждал нас в одном из садов Самарканда, куда я и сахир Аль-Мисри перенеслись по созданному учителем проходу из дворца. Где вдалеке от любопытных зевак я буду отрабатывать не только боевые магические приемы, но и контроль над силой моего Тотема, объяснил мне сахир.

Оказавшись на лужайке, безо всяких предисловий учитель поставил нас друг напротив друга и приказал драться.

Бахе исполнилось восемь, он был крупнее и сильнее меня. И был отличником по боевой магии. Но я обладал силой богодемона! Вот уже несколько дней, как я твердо решил, что не позволю никому и никогда дразнить меня принцем-недотепой и полумагом! С другой стороны, картина изувеченного Мерзука, потерявшего из-за меня ногу, и его безнадежно рыдающая мать все еще стояла у меня пред глазами, а чувство вины переполняло сердце. Да и против этого незнакомого мальчишки я ничего не имел.

Так что, гордо вскинув голову, я приготовился к боли. В глубине души я боялся, что Бахе нравится драться, и он здесь ради удовольствия отлупить того, кто слабее. И что он не остановится ни перед чем, чтобы меня уничтожить.

Но я ошибался. Баха не собирался меня обижать.

На этой лужайке в тени чинар я понял разницу между дракой и тренировкой: драки уничтожали, в то время как тренировки улучшали мастерство. Тренировка оказалась не просто чередованием ударов и защит, на ней приходило понимание, что нужно улучшить. Так, вместе с Бахой, я поборол робость и полюбил быстро думать и мгновенно принимать решения во время боя. Мои страхи пред драками улетучились. Я полюбил это так, как любят игру. Я дрался с Бахой вовсе не для того, чтобы побеждать. Мы вместе готовились к чему-то большему. Несмотря на атлетическое сложение и неординарные способности, Баха никогда не стремился доказать свое превосходство и оставил за мной полное и неоспоримое право на лидерство.

Очевидно, что я и сын виноторговца подружились.

Его семья была родом из столицы виноделов, города Шираза, а как известно, все ширазцы имеют слабость к поэзии. Троюродный дядя Бахи занимался, как и его отец, продажей лучшего сухого в Мавераннахре. Тут придется поверить мне на слово, ведь в ту эпоху я был слишком юн и неискушен, чтобы судить. Дядя держал на базаре Самарканда дукан1010
  Дукан – маленький ресторан, трактир, мелочная лавка на Ближнем Востоке.


[Закрыть], который со временем превратился в поэтический клуб, где устраивались состязания известных поэтов, а за талантливое стихотворение угощали отменным белым вином.

– Вчера я видел там одного поэта ширазца, – однажды сказал мне Баха, – так вот, когда я похвастался ему, что знаком с принцем Джахангиром, он ответил, что знал твою мать…

Я навострил уши.

Мы сговорились, что Баха познакомит меня с ширазцем. На следующий день, удрав из дворца через тайный выход, я встретился на базаре с Бахой, который провел меня в дукан поэтов дяди.

От торговцев на базаре я слышал поговорку, что «если караван подходит к Самарканду, то куда бы он ни направлялся, пройдена уже половина пути». Утопающий в садах Самарканд стоял на пересечении караванных путей, образующих Великий Шелковый. Большая Хорасанская дорога вела из Багдада на восток, к подножию Великой Китайской стены и убегала еще дальше, вплоть до города подвесных мостов Чань-ань. По ней из Поднебесной базарные закрома пополнялись шелками, алмазами, рубинами и загадочными золотыми персиками величиной с гусиное яйцо. Другая половина Шелкового Пути уходила через Герат и Бухару на север. Оттуда привозили шерсть, кожу и даже самые дорогие меха на свете: белку и серый горностай. Караваны, пришедшие с юга, с берегов Ганга, доставляли мускатный цвет, корицу и манну, а также волшебные предметы, дарящие мудрость или богатство. Из Дамаска – лучшие клинки в Девяти Мирах, одежду и стекло. Самаркандцы же продавали не только абрикосы с приторным орешком вместо косточки, айву необычной сладости, огромные дыни и арбузы величиной с конскую голову, тафту1111
  Тафта́ (от перс. – скрученный, свитый) – разновидность глянцевой плотной тонкой ткани полотняного переплетения из туго скрученных нитей шёлка или хлопка. Применяется для пошива нарядной и вечерней одежды, декора и обивки мебели.


[Закрыть] и драгоценный креп1212
  Креп – группа тканей, главным образом шёлковых, а также из шерсти, особого плетения, очень прочная и практически не мнется.


[Закрыть] из квартала златошвеев, но и, конечно, заколдованные камни со знаменитой летающей горы Чупан-Ата. На этих торговых трактах, на расстоянии одного дня пути друг от друга, расположилось более десяти тысяч странноприютных домов, караван-сараев или рабатов. Отец поощрял торговлю, чтобы сделать любимый им город самой благородной из столиц.

После степенной тишины Голубого дворца, прикрытый куполом базар напоминал бурлящий котел. К нему сходились шесть широких улиц, на каждой из которых жили своей жизнью еще несколько базаров, различавшихся по видам продаваемых товаров. Улицы эти вели к шести воротам в городских стенах и упирались в них. Дальше город окружал толстый земляной вал и глубокий ров. Самарканд представлял собой пестрый клокочущий источник диаметром в сто пятьдесят танабов1313
  Танаб – персидская мера длины. Согласно персидской хронике XVII века, один танаб был равен 39,9 м.


[Закрыть] посреди окружающей его безмолвной серой пустыни, неслышно наступающей на поселение.