Текст книги "Тампа (ЛП)"

Автор книги: Алисса Наттинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

«Да», – подтвердил второй мальчик. Его голос был немного ниже. – «Мы просто так». Возникла напряженная пауза, я закрыла глаза и взялась за лоб. Ощущение от их взглядов, обращенных на меня сверху-вниз было таким сильным, что я ощущала их также отчетливо, как солнечное тепло на шее. «Вы в порядке?»

Я кивнула. У меня не сразу получилось встать. Я с тоской посмотрела на их фигуры, сожалея, что мне не пришлось оказаться между ними в то время, как они катались по траве; острый подбородок верхнего мальчика мог бы больно впиться в мое плечо, руки другого могли бы скользнуть по моему заду, когда он лихорадочно искал бы опору для того, чтобы освободиться. «Понятно», – сказала я, кладя руку на покрасневший участок открытой шеи второго мальчика. Воротничок его футболки растянулся. Моя рука проскользила по его коже несколько дюймов, пока не нашла достаточно влаги, чтобы потом я могла успеть попробовать ее на вкус, прежде чем ветер осушит пальцы. «Теперь идите, пока вас не увидел замдиректора».

«Да, мэм», – ответили они в унисон, сгребли свои сумки и побежали, перейдя на шаг только когда достигли автобусов. Я повернулась и обнаружила Тревора все на том же месте в паре шагов от меня. Из-за своей черной футболки и джинсовых шорт он обильно потел.

«Идиоты», – произнес он, одаривая меня понимающей улыбкой. Я прищурилась, пристально оглядывая его. Его щеки стали розовыми от жары, а с волос чуть ли не капало. У меня был шанс на трехсторонний поединок, но этого не произошло, так возможно ли, что вселенная теперь дарит мне Тревора в качестве утешительного приза? Ему, конечно, было очень жарко в этой одежде, и сбросить ее было бы божественным избавлением.

Но я тут же напомнила себе обо всех опасностях, которые он представляет. Пот, глянцем покрывающий его тело, на самом деле был ядом. «Увидимся завтра, Тревор». – Я бросила ему небрежную улыбку и, повернувшись, зашагала к стоянке. Но мои слова не получились полностью небрежными. Мне показалось, что я по-настоящему хочу, чтобы он пошел следом, и я бы обрадовалась, если бы он увязался за мной и мы бы сели в машину вместе.

«Я видел в телепередаче… то есть это было по телевизору, но это было на самом деле… там детям запретили видеться родители девочки, и она со своим парнем убила своего отца и мать». – Тревор почти шептал, пытаясь придать истории таинственный оттенок.

«Влечение создает сильные чувства», – пробормотала я. – «Они подчиняют себе разум».

«Дааа…» – согласился он. – «Я понял: это как решающий момент в игре, верно?»

«Мы можем обсудить одну из этих тем на занятиях». Когда мы достигли желтой линии, обозначавшей край преподавательской стоянки, я заметила замдиректора Розена, идущего вдоль вереницы автобусов со своей карманной рацией. Я не могла посадить Тревора в свою машину на глазах у других учителей, независимо от того, как сильно бы я хотела посмотреть, что из этого получится. Он был как щенок, которому нужен невидимый забор, показывающий где находится граница его двора.

«Последний вопрос», – улыбнулся он. – «Ромео и Джульетта – ваша любимая пьеса Шекспира?»

Я засмеялась, и вышло громче, чем я хотела. Я оглянулась в сторону уходящих преподавателей – не смотрит ли кто-то из них на нас, но, кажется, никто не обратил внимания. «Нет. Моя любимая – Гамлет. Она самая реалистичная».

Его рука смахнула насекомое, прилетевшее на соль и воду, заливающие его лицо. Будь мы одни, я быть может, предложила бы вытереть его пот моими волосами. С одной стороны, Тревор и правда был очень привлекательным, но я должна была противостоять ему, этот плод висел слишком низко. С гулким ревом автобусы начали проезжать мимо. Я провожала их взглядом, как будто следя за передвигаемыми наперстками; все они выглядели одинаково, но мой приз был только в одном. В каком из них был Джек?

«Разве «Гамлет» не начинается с призрака? Как он может быть самым реалистичным?» – Тревор не замолкал. Мне отчаянно захотелось протянуть руку и приложить к его губам палец. Интересно, что он сделает – просто замолчит? Или его губы слегка приоткроются, так чтобы мой палец проскользнул между его зубов и достиг языка?

«Потому что все ведут себя лицемерно», – сказала я. «А потом они все умирают», – Тревор продолжал говорить, хотя его слова потонули в шуме проезжающих автобусов. Мои глаза переключались то на его рот, то на удаляющиеся выхлопы, которые оставлял каждый отъезжающий автобус. Клубы дыма вдали собирались вместе в одну черную тучу, из которой, как я надеялась, словно по волшебству, мог показаться Джек.

Приходилось признать, что Тревор полностью не подходит для моих целей. Но рев моторов проезжающих автобусов заставил меня почувствовать, что я и Тревор сейчас вместе в одной опасной ситуации, и нуждаемся друг в друге, чтобы выжить. Я была впечатлена, как его губам удавалось оставаться девственно розовыми, как внутренние ткани, несмотря на окруживший нас черный смог. На ветру я почувствовала, что между ног у меня увлажняется. Тревор глядел на меня с кривой ухмылкой; от этого казалось, что он читает мои мысли. Возможно, мы посылаем друг другу химические сигналы. Его растущее тело, конечно, почуяло мой влажный запах катализатора жизненного опыта, что может подтолкнуть его перейти от теории к практике.

«До свиданья, Тревор», – прошептала я. Я почувствовала, как слезы сдавливают мою грудь. Было трудно отказываться от бесспорного удовольствия. Как просто было бы постоять здесь еще и поговорить с ним немного дольше, дождаться пока парковка опустеет и предложить подвезти его. Он бы сел в машину, немного смущенный, чересчур поджав ноги, чтобы не касаться нежной горячей кожи сиденья. Через пару кварталов мы бы уже были на главной дороге, ведущей из города. Спустя десять минут мы бы выехали за его пределы, оставшись в окружении незастроенных пространств травы и земли, огороженной для будущих пригородов. Тогда бы я приглушила радио и сказала ему снимать шорты, подчеркнув, что я говорю серьезно. У первого же знака стоянки я бы наказала ему произнести мое имя, если он увидит приближающуюся с любой стороны машину. Затем я снова включу радио и наклонюсь к нему между коленей, заполняя мой рот частью его, до тех пор пока прежде неуверенные пальцы не начнут расчесывать мои волосы, и сначала тихий, потом более громкий и испуганный голос не позовет: «Миссис Прайс, я вижу машину».

«Миссис Прайс?» Тревор вытащил свой мобильный телефон и показывал мне на экране что-то, чего я не могла видеть из-за яркого дневного света. Я представила, что он показал мне фото своего возбужденного члена с приложенной линейкой и улыбнулась ему, преисполненная благодарности.

«До завтра, Тревор». – Я повернулась к машине и больше не оборачивалась. Неистовство похоти было как капельница в моих венах. Я чувствовала, как оно начинает распространяться внутри меня. Это было похоже на беспомощное осознание того, что кто-то подсунул тебе наркотик. Я попыталась дать этому чувству освобождение, стуча каблуками по асфальту так сильно, как только могла. У меня было ощущение, что я сорву дверь с моей машины, если буду неосторожной. Сев внутрь, я наскоро закрутила волосы в узел, и прижалась шеей к обжигающе горячей спинке сиденья. Дрожащей рукой я дотянулась до зеркала заднего вида и настроила его прямо на свое лицо. «Сейчас ты приедешь домой и затянешься маленькой дозой кокаина, что лежит в банке из под Altoids<3> в ящике с пижамами. Потом ты будешь машинально трахать своего мужа, пока твое отверстие не превратится в зияющую рану. Ты будешь настолько агрессивной, что он испугается, и его страх будет удерживать тебя от того, чтобы окончательно отринуть его. Ты будешь поддерживать горение этой докучливой искры столько, сколько нужно, ради того, чтобы приобрести немного больше времени с Джеком. Джеку нужно узнать тебя, прежде чем он сможет доверять тебе. Джеку нужно доверять тебе, прежде чем ты сможешь доверять ему. Тебе нужно доверять ему, прежде чем ты сможешь трахнуть его. Конец.

«Эй, эй, Селеста!»

Я подпрыгнула на своем сиденье; свиноподобный кулак Джанет неожиданно снова забарабанил по моему окну. Услышала ли она то, что я только что сказала? Я быстро завела машину и опустила окно. Она просовывала свою голову внутрь до тех пор, пока ее гоблинская шея не оказалась над гильотиной оконного стекла. Несколько раз втянув ртом воздух, она начала рыскать глазами по салону, оценивая интерьер. «Эта штуковина в отличном состоянии», – пропела она. Я заметила, что под прямыми солнечными лучами Джанет немедленно начала терять контроль над основными функциональными системами своего организма. Ее рот теперь непроизвольно приоткрылся и отвисал вниз. Казалось, что ее только что подстрелили в спину.

«Ну я не знаю, мой фургон не заводится. Я должна была это предвидеть. Говорят, беда не приходит одна».

Вместо того, чтобы спросить о прочих несчастьях, посланных ей Вселенной (внешний вид и характер?), я решила сократить общение. «Что тебе нужно, Джанет?»

«Трипл-Эй<4> потратят час только на то, чтобы вытащить свои головы из задниц. Подвезешь меня? Я позвоню из дома, чтобы его отбуксировали. Из своей гостиной, в которой есть кондиционер. Не могу даже думать об этом, пока не доберусь до кондиционера». Наши лица почти соприкасались, однако ей удавалось смотреть мимо меня, избегая зрительного контакта. У нее катаракта? Я восхитилась ею, как существом в целом: несмотря на то, что каждая ее часть имела свои индивидуальные дефекты, она все еще была здесь и функционировала.

«Конечно, садись». – Я протянула руку и осторожно раскрыла свою спортивную сумку, пытаясь вытащить полотенце и не выронить фаллоимитатор. Позволь, я подложу это, чтобы сиденье не обжигало.

Я почувствовала как машина зловеще просела, когда она передала ей свой вес. Ее стремящиеся к брюху буфера нависали прямо над рычагом переключения передач. Когда мы поехали, каждый раз, когда мне нужно было переключить на третью, моя рука задевала край ее живота. «Извини», – пробормотала я. Джанет пожала плечами.

«Я даже не чувствую эту часть тела», – сказала она.

***

Хотя тяга Форда к соответствию гендерных ролей и означала, что он терпеть не может курящих женщин («Нет ничего более мужеподобного чем пыхтеть дымом. Это занятие для мужчин и выхлопных труб»), после секса он был согласен с чем угодно. А если он прикасался ко мне в течение длительного времени, мне приходилась опустошить добрую половину пачки, чтобы успокоиться.

Он весело шлепнул меня и удовлетворенно подмигнул. Когда я заметила, что он не снял свое кольцо, я взяла вторую сигарету и закурила сразу две. Было время, когда в колледже я дала себе обещание, что никогда не буду заниматься сексом с мужчинами, носящими кольца. У Форда была куча драгоценностей, оставшихся со школы, колледжа, братства, полицейской академии. Это была взрослая форма дешевого бахвальства, и я ненавидела это. «Детка, я знаю, что тебя бесит иногда, когда я его не снимаю», – произнес он. – «Но когда ты это делаешь, черт возьми…»

«Знаю», – сказала я с отсутствующим выражением. Меня охватило чувство, будто мы избили друг друга. У меня получилось, хоть и на несколько часов, вытеснить наружу злобные желания внутри меня. «Когда я говорю «нет», я только пытаюсь тебя защитить. Тебе нужна передышка чтобы восстановить силы». Я выпустила долгую струю дыма в потолок, вспоминая невесомый блеск на губах Тревора. Я должна быть с ним жестче, хватит его поощрять. Нельзя позволить себе снова поддаться соблазну, подобно тому, как сегодня. Тогда, на парковке, у меня возникло чувство, что он меня преследует. И если он это делает, он может разносить разные слухи. Он может использовать все это для давления и шантажа. Многие ученики, которые бегали за мной, были не тем, что мне надо. Тот, кто мне нужен, и кого я отчаянно надеюсь встретить – это Джек, за ним я готова бегать сколько угодно. Тот, кто даже если и убегает, будет постепенно сбавлять темп и позволит мне его поймать.

ГЛАВА 4.

К тому моменту, когда осень вошла в отворенные двери сентября, внутри меня, кажется, расплодился вирус. Каждая эрогенная точка на моем теле воспалилась и болела. Между уроками я часто убегала в учительский туалет, чтобы, опираясь одной ногой на сиденье унитаза, запустить палец в пылающую боль между ног. Благодаря Ромео и Джульетте, в классе теперь можно было свободно разговаривать о сексе и, сидя за своим столом, я часто терла гениталии, и от совершаемых фрикций едва сдерживалась, чтобы не застонать. Большинство детей, опьяненные свободой говорить на эту тему открыто, охотно участвовали в обсуждении. Марисса, например, была в этом деле заводилой. Ее зубы постоянно были окрашены в различные оттенки омбре из-за красного фруктового пунша, и всякий раз, когда она придумывала, что сказать, она привставала со стула, сидя на одной ноге и размахивая рукой с отчаянием выжившего в авиакатастрофе и увидевшего спасательный вертолет.

«Я думаю, что если бы они никогда… ну, вы понимаете… не делали это…» – Она замолчала, ликующе улыбаясь, когда класс зашелся хихиканьем. Марисса была подстрекателем, причем нахальным. Если когда-то Джек станет ее целью, то она будет способна преследовать его неустанно, я была в этом уверена.

«Занимались сексом, ты имеешь в виду», – дополнила я. Хихиканье усилилось.

«Точно. Я считаю, что если бы они не занимались сексом, они бы не убили друг друга, и все такое. Я смотрела передачу о том, что секс может, вызывать всякие штуки в мозгу и сводить с ума».

«Интересно». – Я оглядела аудиторию. Большинство учеников шепотом обменивались друг с другом менее приемлемыми для учительских ушей предположениями об озвученном тезисе. – «А что думает народ? Секс сводит вас с ума?»

Парочка лидеров-спортсменов немедленно поспешила заявить о богатом личном опыте. «Безусловно», – раздался низкий голос Дэнни с задней парты. Его мясистое лицо искривляла грубая усмешка.

«Не знаю», – сказал еще один игрок футбольной сборной. Признаюсь, я не сильно утруждалась тем, чтобы запоминать их имена или отличать одного от другого. Они были слишком физически развиты, чтобы быть для меня привлекательными: их всплеск взросления был позади, мышцы уже обрели оформленные мужские очертания. «Я полагаю, что, напротив, отсутствие секса сводит тебя с ума». Гам искусственного недоверия пронесся по классу. Тут раздался звонок и тревожное гудение мгновенно сменилось шумными выкриками.

Когда Джек проходил мимо меня к двери, его лицо заливала краска, а сам он застенчиво опустил глаза на свои ботинки. Я встала и позвала его по имени так тихо, что он мог бы не услышать меня, или сделать вид, что не услышал. Но он повернулся. Я поманила его к себе, тепло глядя ему в глаза, но ничего не говоря, пока последний ученик не закрыл за собой дверь.

Я заговорила вполголоса, сопровождая каждое слово преувеличенными движениями губ. «Ты очень тихо ведешь себя в классе, Джек Патрик». – Я широко улыбнулась, показывая, что это не критика.

Он почесал затылок и улыбнулся, а его лицо стало еще краснее. Может быть, он смотрит вниз потому, что жар на щеках смущает его? Я протянула руку и указательным пальцем подняла его голову, взявшись за ямку в нижней части его подбородка. Теперь его глаза смотрели прямо на меня. На каблуках я была выше: макушка его светлых волос доставала мне до уровня рта. «Вот так», – прошептала я почти беззвучно, стараясь выдыхать слова. – «Так лучше, не правда ли? Ну так скажи мне теперь, Джек, раз ты ничего не говорил на уроке и оставил меня домысливать о том, что творится у тебя в голове. Как ты считаешь, что больше сводит с ума – иметь секс, или не иметь его?

Его глаза расширились; казалось, его мозг отказывается верить в то что я действительно задаю ему этот вопрос. Он нервно засмеялся и покачал головой, снова опуская ее.

«Ах-ха», – проворковала я, на этот раз поднимая его подбородок всеми пальцами. Его щеки оказались мягкими и шелковистыми. Если бы я нажала на них, я бы легко смогла разомкнуть его челюсти и прижаться своими губами к его рту. «Вот так», – предложила я – «Я буду держать твою голову, чтобы тебе не пришлось беспокоиться о зрительном контакте». Джек поднял на меня глаза и я почувствовала как пульсирует вена на его горле, отдаваясь ударами в мои пальцы. Внутреннюю часть моего бедра будто кто-то лизал горячим языком.

«Я… ээ…» – начал он. Когда он сглотнул, его горло напряглось под мягким давлением моих пальцев.

«Я знаю, что у тебя есть мнение на этот счет», – подзадорила я его. Мой голос был подобен шелку. – «У всех есть».

Он сглотнул, освобождая горло, и это отдалось эхом в моем запястье. «Я вообще-то не очень много знаю про секс», – наконец произнес он. Помедлив, он произнес знаменательную фразу, которая почти заставила меня схватить его за шею и прижать спиной к стене. «Я имею в виду», – быстро добавил он, говоря теперь даже тише чем я, – «Пока что».

Я протяжно втянула в себя воздух, это вышло само по себе. Получился почти всхлип. Испугавшись, что он заметил мою реакцию, я отпустила его подбородок и отступил на шаг назад. «Конечно», – я кивнула. Последовала долгая пауза. – «Но только между нами: мне интересно, отсутствие секса… Это сводит тебя с ума? Я совсем забыла, каково быть в твоем возрасте. Тебе ведь четырнадцать, правильно?»

«Да». – На его лбу появились маленькие блестящие капельки пота.

«Джульетте было почти четырнадцать. Можешь сказать мне, я не стану тебя осуждать. Это сводит тебя с ума?»

Возможно опасаясь, что я снова возьму его за подбородок, он попытался смотреть мне прямо в глаза, но не смог долго выдержать. Отведя взгляд влево, он наконец ответил: «Наверное, иногда бывает что-то такое. Когда я воображаю… разное».

Овладев собой, я шагнула вперед и приблизилась к нему ближе чем когда-либо. Мое лицо приблизилось к его уху, и мои губы прошептали: «И когда ты это делаешь, Джек Патрик…» – я шептала в самое ухо, так чтобы даже стены не могли подслушать нашу тайну, – «Когда твое воображение работает так быстро как только может, бывает ли так, что ты чувствуешь… Что если не получишь разрядку, то можешь умереть?»

Положив руки на его плечи, я поднесла ухо к теплому дыханию его губ, ожидая ответа. Пару мгновений я слышала только прерывистое дыхание, которое само по себе было ответом.

«Не знаю». – Его выдох обдал теплом мои волосы. Когда он замолчал, я сильнее потянула его за плечи, теперь по-настоящему прижимая его рот к моему уху. – «Иногда я чувствую напряжение», – признался он.

В тот момент, когда моя правая рука начала спускаться с его плеча на левую руку, раздался запоздалый обеденный звонок. В тишине класса, не нарушенной нашим шепотом, он прозвучал так громко, будто звонил внутри нас. Мы подскочили одновременно. Звонок будто застиг нас здесь с поличным, стоящих слишком близко друг к другу. Он посмотрел на меня с беспокойством: опоздание на обед означало получение выговора за поведение, а три выговора – временное отстранение от занятий. Сжав напоследок его плечо, я быстро пошла к своему столу, словно ничего не произошло.

«Не волнуйся», – мой голос вернулся к обычному тону, – «Я напишу тебе записку. Я признательна тебе за то, что ты остался обсудить со мной свою точку зрения». Пока я писала, он ждал в молчании, но я чувствовала, что он смотрит на меня другим взглядом. Границы допустимого в его понимании только что оказались разрушены. «У тебя раньше были выговоры?»

Он отрицательно помотал головой. Вручая ему записку, я почувствовала приятное чувство коммерции, будто я дала ему чек за оказанные услуги. «Хороший мальчик». – Я улыбнулась ему.

Но как только он покинул класс, моя улыбка мгновенно исчезла. Просунув руку под блузку, я изо всех сил ущипнула себя за соски, так что ногти впились в кожу, от этого на глазах выступили слезы.

***

Это было тяжелейшее испытание, но в течение следующих двух дней я сумела полностью игнорировать Джека. Я хотела, чтобы он заскучал по моему вниманию, страстно захотел моих взглядов украдкой, хотя сам он всегда смотрел стыдливо потупившись, будто внезапно вошел в полную людей комнату, где он единственный посторонний. Вместо этого я расточала похвалы его дубоголовым одноклассникам («Да, Хит, очень проницательно, мы и правда можем поставить это в вину родителям Ромео и Джульетты») и воодушевляла девочек на непристойные комментарии, надеясь, что он почувствует оставленность, когда я не стану смотреть в его сторону. Я решила, что на предстоящем дне открытых дверей можно будет выяснить, насколько безопасно будет перейти черту в отношениях с Джеком. Появление его матери или отца (или, что еще хуже, обоих), вызывало серьезные опасения. Это будет означать, что мне придется выдумать правдоподобное объяснение нашим совместным задержкам с Джеком после уроков. Я боялась, что если с Джеком ничего не получится, то я просто наброшусь на Тревора в кладовке спортинвентаря. Потом, конечно, придется бежать из города прочь – Тревор не сохранит секрет дольше часа. Тогда не будет иного выбора, кроме как сесть на автобус, попытаться пересечь границу и начать полностью новую жизнь.

Дома Форд заметно примирился с сокращением времени, которое мы проводили вместе с того момента, как я начала преподавать. Судьба преподнесла мне неожиданный подарок, о котором я не могла мечтать и в самых оптимистичных чаяниях. На второй неделе сентября его перевели на вечернюю смену с попеременными выходными. Теперь он уходил на работу в 3 часа дня и возвращался к полуночи, когда я успевала уже вернуться или уснуть. Он часто пытался разбудить меня, когда ложился в кровать, а утром, пока я собиралась на работу, обрушивал на меня град вопросов, лежа в кровати неподвижно, укрывшись одеялом до подбородка, как инвалид. Чуть ли не каждый день он грозил попроситься вернуть его в обычный график, но я всеми силами гнала эту мысль прочь из его головы.

«Ну милый», – говорила я, прекращая расчесывать волосы и подходя к нему в слишком ярком утреннем белом свете спальни. Мои волосы были его навязчивой идеей – я часто шутила, что в школе он, наверное, был одним из тех мальчишек, что подрезали девочкам хвостики. Присаживаясь к его покрытому одеялом червеобразному телу, я с самыми корыстными побуждениями наклонялась к его лицу, закрывая его своими волосами, словно ароматной завесой. «Если ты это сделаешь, то потеряешь очередь на повышение, которого так долго добиваешься». Форд хотел повышения, но в ближайшем будущем это вряд ли произойдет – письменные тесты ему совсем не давались. Тем не менее, я изо всех сил старалась подогревать в нем пламя надежды. Последнее, что мне было нужно, это чтобы он решил что работа – гиблое дело и принялся бы искать детективные истории в нашей личной жизни. «Это только на время», – ворковала я, наклоняясь к нему и целуя в висок, с трудом перенося отвратительный кислый запах взрослого мужчины, исходивший от него по утрам. Он опередил меня и поцеловал прямо в губы, ни на миллиметр вправо или влево. От ощущения его губ и щетины меня обдало жаром в груди, ощущение было сравнимо только с насильственной клизмой.

«Ты права, персик», – сказал он. Улыбнувшись ему, я погладила его через одеяло и, встав, направилась обратно в ванную. Он лапал мои волосы, но не держал их, – ему просто нравилось ощущать, как они скользят между его пальцев, когда я ухожу.

***

Я должна была явиться на вечер открытых дверей к шести. Вместо того чтобы пойти после уроков домой, я осталась в классе и с помощью острого пинцета вырезала на парте Джека послание, гласящее: «ТЫ ХОЧЕШЬ МЕНЯ». Я написала его печатными буквами на самой верхней части парты, так что надпись будет прикрываться учебником, когда он читает, и ноутбуком, когда пишет. В пять я зашла в учительскую, чтобы наскоро перекусить. Несколько моих коллег также слонялись здесь в ожидании, в том числе и Джанет. Стоило мне зайти, как она, не теряя времени, объяснила мне, что предстоящий вечер будет апофеозом лизания задниц родителей. Чувства, которые вызывает участие в этом ежегодном низменном мероприятии, – предупредила она меня, – в конечном итоге приводят к кризису среднего возраста.

Даниэл Тамбор, тихий учитель математики, чьи очки были куплены не меньше двух десятилетий назад, выложил свою коробку печенья «Nilla Wafers» и повернулся ко мне. «Вы слышали про Гэри Фелдинга, верно?»

Я покачала головой.

«О, эту историю стоит послушать. Мы любим вспоминать о нем каждый год в этот день.

«Полный крах», – прогремел Ларри Келлер, школьный логопед, носивший броский галстук-бабочку и любивший энергично грозить указательным пальцем. – «Человек преподавал биологию двадцать шесть лет подряд и в вечер открытых дверей на двадцать седьмой год взял и сломался». – Ларри сел на угол стола, его спина была идеально прямой, а глаза устремлены вперед, словно он давал интервью для документального фильма. – «Свихнулся. Некоторые родители стали жаловаться, что их сыновья не понимают, что он говорит на лекциях. Гарри просто начинал на них орать. Спросил мать ученика, знает ли она, что ее сын нарисовал волосатый член на бланке ответов по теме митоза. Но Гари на этом не остановился. Он зажег газовую горелку и начал срывать с себя одежду. Сунул свой галстук в пламя, потом рубашку, потом штаны. Родители с криками выбежали из комнаты. Когда приехали копы, он сидел в своем классе без света и смотрел старую киноленту про атомную бомбу. Он сидел на парте и рыдал, смотря на распускающиеся на экране грибы взрывов».

Мистер Тамбор включился в разговор. Широко раскрыв глаза, он заговорил своим тихим вибрирующим голосом, проникнутым таинственностью. «Самое печальное воспоминание на моей памяти – это как Гари уводят в наручниках. Хотя они позволили ему взять один из черных фартуков для защиты от химикатов, которые во время экспериментов надевали дети, до того как они вывели его из себя. Наверное, он почувствовал себя немного незащищенным, когда сжег всю свою одежду.

Джанет медленно поднялась с дивана, болезненно застонав. «Мы тут просто цирковые звери, развлекающие за плату родителей по вечерам». Она ссутулилась и согнула руки в форму преувеличенных скобок. «Танец обезьян для вас», – объявила она низким голосом. – «Я обезьяна. Обезьяна высоко прыгает, если родители прикажут». Воодушевленная смешками со стороны других учителей, она шагнула к вазе с фруктами и схватила банан. «У обезьяны чешется задница», – Джанет перешла на рычанье, – «Обезьяна чешется!» Она ухватилась за зад и стала поочередно поднимать ноги в ортопедических туфлях с липучками, имитируя танец.

«Хватит… хватит!» – зашипел сквозь зубы Ларри. Причина неожиданно оказалась в поле зрения. Заместитель директора Розен стоял в дверях, заглядывая внутрь. Джанет убрала руки от своего зада, но не стала поворачиваться.

«Нед», – Ларри встретил его, протягивая чашку кофе в качестве приветствия. – «Не обращай внимания. Мы просто спускаем пар перед тем как начнется представление». Нед Розен кивнул и вышел прочь. Он выглядел смущенным и немного погрустневшим, как последний пещерный человек, соглашающийся с могуществом изобретения колеса, и удивленный, как другие смогли оценить то, что казалось ему таким бесполезным.

Что касается меня, то я не ждала встречи с родителями по другой причине. Они были криптонитом для моего либидо. Я предпочитала смотреть на учеников как на обособленных существ, новых созданий собственной формы. Видя день ото дня сотни подростков, легко представить, что средняя школа – островок для бессмертных и не взрослеющих, но стоит только встретиться с их родителями и все фантазии рассыпаются. Внезапно передо мной появляется откровение о том, как примерно будут выглядеть мои ученики через два десятилетия. И стоит увидеть эти образы, их уже не прогнать из своей памяти.

К примеру, я узнала что физиологическая судьба Тревора – щедро рассыпанные по лицу родинки с торчащими из них волосками, и в дополнение к этому – сеть лопнувших капилляров в носу, которая создавала впечатление заразного раздражения. Майкл Роналдо, сейчас тощий и долговязый, должен был унаследовать брюшко, как будто у роженицы на восьмом месяце. В этот вечер было несколько противных отцов («Я бы точно обратил внимание, если бы моя учительница выглядел как вы») и несколько слишком льстивых матерей, которые осторожно прощупывали потенциальную дружбу («Дана сказала мне в первый день: «Мама, наша учительница английского – самая симпатичная из всех!» – разве это не мило? Знаете, мы, несколько человек, собираемся по средам в кружке скрапбукинга…») Единственной не фальшивой женщиной из пришедших оказалась мать Фрэнка Паченко, которая представилась просто как миссис Паченко, хотя я узнала ее сразу: у обоих – и матери, и сына, были глаза навыкат. Их сонные глаза носили какое-то паническое выражение, как у хорька, которого одели в миниатюрный корсет. Фрэнк был полным придурком с прической четвероклассника, и, взглянув на его мать, можно было понять почему.

«Миссис Прайс, добрый вечер», – обратилась она ко мне так, будто я была японским бизнесменом, с которым у нее были долгие и выгодные, если не личные, отношения. – «Вы получили мой письменный запрос, который я посылала с Фрэнком? По его словам, вы уже должны были отправить ответ». Мои мысли отчаянно завертелись. Письменный запрос? Спустя мгновение я нечетко вспомнила прошение о должности ассистента учителя, написанное на бумаге с цветочками, которую Фрэнк иногда передавал мне. Сначала я читала их полностью, опасаясь, что там могут быть предупреждения об аллергии на продукты или расстройстве внимания, но когда поняла об их неизменной сущности, стала выбрасывать их сразу при получении.

«Да, разумеется, я просто решила, что раз скоро будет вечер открытых дверей, нам лучше пообщаться лично». Миссис Паченко еще сильнее поджала губы.

«Так вот, я каждую неделю начинала повторять программу сначала», – подчеркнула она, сетуя на доставленные мной неудобства. – «Но я быстро учусь. Если вы дадите мне учебный план и задания на следующие несколько недель, я догоню в два раза быстрее. Другого выбора у меня нет».

Мне пришлось применить все усилия, чтобы сдержать возрастающее ощущение психоза. Я не знаю, что мы будем делать в классе завтра, не говоря уже о нескольких неделях. «Понимаете, миссис Паченко, я ждала личной встречи с вами, потому что у нас сложилась деликатная ситуация, и я надеюсь вы меня поймете». Я понизила голос до доверительного уровня, взяла ее за руку и отвела в угол класса.

«У меня есть коллеги», – продолжила я, – «Которым вы бы действительно могли помочь своим опытом. Теперь я наверняка знаю, что вы всегда помогаете Фрэнку с уроками, и я понимаю вас. Вы вкладываете в образование своего ребенка. Но я должна сказать, что Фрэнк великолепно показывает себя на моих уроках, он настоящая звезда. С вашими способностями, вы бы могли сделать доброе дело – помочь учителю, которая, откровенно говоря… она в опасности.