Текст книги "Омега. Ты родишь мне сына (СИ)"

Автор книги: Алисия Небесная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 23

Стук. Едва различимый. Частый, лёгкий, как крылья бабочки. Замираю на кушетке, не дышу. Глаза цепляются за экран, где на серо-чёрном фоне видно крошечное пятнышко. Наше пятнышко. И этот стук… Быстрый, ритмичный. Сердце моего малыша.

Самая прекрасная мелодия, какую я когда-либо слышала. Не громкая, не уверенная. Но настоящая. Волчица внутри словно подскакивает, оживает. Радость срывается волной. Не страх, не тревога – чистая, светлая радость, заливающая всё до самых кончиков пальцев.

Ощущаю тёплую руку Артёма на своей. Его пальцы – якорь, маяк, доказательство того, что это происходит на самом деле. Что я не сплю. Что это не сон, не красивая фантазия. Это жизнь. Новая. Наша.

Поворачиваю голову к нему. Артём смотрит на меня так, как когда-то, давным-давно, смотрел Олег. Тепло, внимательно, с той тишиной в глазах, от которой замирало сердце. Но у Артёма этот взгляд глубже. СильнееТепло в груди разливается, дыхание сбивается. И я вдруг понимаю: можно потерять всё, можно бояться всего – но с таким взглядом рядом снова учишься жить.

– Ты слышал? – шепчу, едва веря, что могу сказать хоть слово.

– Услышал, – отвечает он. И в этих двух словах – целый мир. Защита. Спокойствие. Принятие.

Сжимаю его руку чуть крепче, боясь, что если отпущу – чудо исчезнет. Но он не даёт мне испугаться. Его ладонь надёжная, уверенная, сильная. Он держит так, что я знаю: рядом со мной стена. Опора. Альфа. Тот, кто не уйдёт.

И в этом коротком моменте – всё. Я, он. Наш волчонок. И этот стук, самый важный звук в моей жизни.

Мы идём по городскому парку. Простой шаг, ничего особенного. Но внутри – радость. Такая настоящая, детская. Словно я снова маленькая, иду с мамой и папой мимо аттракционов, держу в руках сладкую вату и смеюсь без причины. В воздухе пахнет жареным попкорном, ванилью, горячими пирожками. Всё перемешивается в один тёплый, уютный запах праздника.

Глубже вдыхаю, улыбаюсь, ощущая, как расслабляется всё тело. Легче становится на душе, будто исчезли все страхи, тревоги и воспоминания.

Артём идёт рядом, его шаги широкие и уверенные. Он скользит на меня взглядом, потом вдруг усмехается.

– Ты опять есть хочешь? – тёплая усмешка звучит почти как шутка.

Я краснею и виновато прикрываю живот рукой.

– Немного, – признаюсь. – Он урчит.

В подтверждение моих слов действительно доносится тихий звук. Артём смеётся. Настояще, искренне. Он кладёт руку мне на спину, чуть прижимает ближе к себе

– Пойдём искать, чем накормить моего волчонка, – говорит он спокойно. – И его маму.

Артём останавливает выбор на тортилье с двойным мясом. Продавец смотрит на нас, прищуривается, будто оценивает, уверены ли мы в своём заказе.

– Нам две. И лёгкий коктейль, – спокойно говорит Артём.

Через пару минут мы уже держим в руках тёплую ароматную тортилью, от которой идёт пар. Коктейль прохладный, с лёгким ароматом фруктов.

Выходим на открытую площадку. Перед нами фонтан, вокруг бегают дети, брызги ловят солнечный свет и переливаются радугой. Шум голосов, запах жареной кукурузы, смех.

Мы садимся на лавку. Артём подаёт мне тортилью, отрывая край обёртки. Его пальцы почти невесомо касаются моих. Мелочь, но внутри становится тепло.

Откусываю – и едва не стону от удовольствия. Сочное мясо, хрустящая лепёшка, пряный соус. Настоящий праздник для волчицы и малыша.

Артём ест спокойно, но время от времени скользит по мне взглядом. Спокойным, но цепким.

– Сто лет не был в парке, – говорит Артём, оглядывая аттракционы. – В последний раз меня сюда привели, когда мне было лет восемь. Помню только карусель, – кивает в сторону закручивающихся в воздухе сидений.

Чернов бросает на меня взгляд – прямой, чуть хищный.

– Хочешь прокатиться? – спрашивает. Губы растягиваются в ленивой улыбке.

– Я? Нет! Спасибо! Мне даже смотреть страшно. Он хмыкает, сдвигая брови.

– Волчица и трусит? – насмешливо тянет. – Давай, Юля, не позорь стаю.

Качаю головой, прижимая к себе тортилию.

– Нет-нет-нет. Я пас.

Артём не отступает. Ловит меня за запястье, нежно, но без шансов вырваться.

– Пошли. Тебе понравится, обещаю.

Его ладонь тёплая, сильная. Он не тянет резко, но и выбора не оставляет.

Смеюсь сквозь легкую панику и, вздохнув, позволяю увлечь себя к карусели.

– Ты пожалеешь об этом, – шепчу, когда мы уже стоим в очереди.

– Сомневаюсь, – отвечает он спокойно. – Это будет лучшая тренировка для будущей мамы.

Пока стоит в очереди, доедаю тортилью. Народу тут немало, и все радуются и кричат от восторга.

Нас усаживают в разные кресла, но рядом. Металлические перекладины захлопываются с коротким щелчком. Вцепляюсь в поручни, чувствуя, как внутри всё сжимается от волнения.

– Артём, я тебе отомщу, – шиплю в его сторону, но вижу, как он усмехается.

Спокойно. Лениво. Словно это не аттракцион, а прогулка по набережной.

– Давай, волчица, не трусь, – лениво тянет он, качая головой. – Это весело.

Карусель вздрагивает, начинает медленно крутиться. Сначала тихо, словно размышляя. Потом быстрее. Сиденья плавно отрываются от земли, раскачиваясь в воздухе.

Взвизгиваю, но это не страх. Скорее, лёгкий испуг, вперемешку с щекочущим восторгом. Ветер обдаёт лицо, волосы разлетаются.

Высота растёт, скорость набирает обороты. Город внизу становится меньше, а небо ближе. Я смеюсь. Чисто. Легко. Громко.

Артём скользит по мне взглядом. Его глаза тёмные, внимательные.

Спустя четыре круга нас медленно опускают на землю. Карусель глухо скрипит, сиденья чуть качаются на ветру. Артём первым встаёт на ноги и сразу тянет руку ко мне. Крепко сжимает мои пальцы.

Опираюсь на него. Меня чуть покачивает, но он держит надёжно, не отпуская.

– Вот, а ты боялась, – усмехается, ведя меня прочь от аттракциона.

– Очень смешно, – фыркаю, вцепляясь в его руку ещё сильнее.

Он только ухмыляется, не скрывая довольства.

– Пойдём, покажу тебе ещё пару интересных мест, – предлагает с тем самым видом, когда ясно: сейчас снова будет авантюра.

Я закатываю глаза, но ухмыляюсь в ответ.

– Чернов, если бы я знала, что ты ещё тот ребёнок, я бы подарила тебе игрушечный грузовичок, – поддеваю его.

Он смеётся. Низко, тепло. Сжимает мою руку сильнее.

– Поздно, волчица. Теперь ты сама моя игрушка.

Кашляю, делая вид, что не поняла намёка, а он спокойно ведёт меня вперёд, через яркий, пахнущий сладостями парк.

Следующим был водный аттракцион. Не такой резкий, как карусель, но тоже вызывающий азарт. Пока Артём покупал нам билеты, я стояла в стороне, разглядывая фонтан.

Не успела оглянуться, как ко мне подошли двое. Молодые, беты, одеты прилично, но в глазах что-то настороженное.

– Юлия Волкова? – спросил один, делая шаг вперёд.

Я не успела ни кивнуть, ни отступить. Рык сорвался раньше моего ответа.

Низкий. Глухой. Приглушённый яростью. Артём.

Он оказался рядом в одну секунду, заслонил меня собой, взгляд – хищный, холодный.

– Мы пришли сопроводить вас к Совету, – безэмоционально пояснил один из бет.

Артём не двинулся. Только наклонился чуть вперёд, обнажая клыки в едва заметном оскале.

– С каких пор Совет шлёт сопровождающих в парки? – рыкнул. – Или нюх совсем потеряли?

Беты замялись. Один перевёл взгляд на другого, но тот только пожал плечами.

– Нам приказано. Без права объяснений. – Голос ровный, но в нём уже слышится нервное дрожание.

– Тогда передайте, – Артём шагнул ближе, заставляя их попятиться, – что мы придём сами. Когда сочтём нужным.

– Но… – начал было один.

– Без “но”, – оборвал его Артём. – Проваливайте. Пока вежливо.

Глава 24

– У нас распоряжение, господин Чернов, – спокойно говорит один из них, не проявляя ни угрозы, ни сомнения.

– Мы должны сопроводить вас сейчас, без отсрочек и возражений.

Невольно прижимаюсь к Артему, его ладонь тут же оказывается на моей талии – надёжная, уверенная.

Артём напряжён, я чувствую это по тому, как его пальцы чуть сильнее сжимают мою талию.

Он молчит, взвешивает варианты, взгляд скользит по сопровождающим, оценивает их, ситуацию, шансы. Только потом он медленно кивает, решение принято.

Он разворачивает меня к себе, ненадолго задерживая взгляд, глубокий, сосредоточенный.

– Не переживай, всё будет хорошо, – шепчет мне на ухо, его губы едва касаются виска.

Тепло его дыхания заставляет дрожь внутри чуть утихнуть, я киваю, доверяя ему больше, чем себе.

Прижимаюсь ближе, чувствуя, как его рука надёжно обвивает мою спину, прячет от мира.

Молча идём за сопровождающими вглубь парка, подальше от аттракционов, от смеха и шума. Там, где в стороне ждёт чёрная машина, тяжёлая, с затемнёнными стёклами.

Шаги глухо отдаются в ушах, пахнет мокрой травой, жареным сахаром и чем-то острым – чужим.

Я знаю, куда нас везут, про Совет слышала только отрывки.

Говорят, там собираются волки со всех стай, не просто альфы, а главы.

Те, кто правит, кто держит силу в кулаке, кто принимает решения без права на обжалование.

Место, где решают судьбы тех, кто слабее, место, где нет права на ошибку.

И всё же я чувствую: пока Артём рядом – я не одна.

Мы подъезжаем к большой, огороженной территории.

Высокий кованый забор обвивает периметр, дорожки аккуратные, выложенные плиткой.

В центре стоит дом, словно выбитый из другого времени.

Небольшой, с резьбой в виде волчьих следов, словно напоминание, чья здесь земля.

У входа стоят двое оборотней, выглядят спокойно, но глаза у них цепкие.

Проверяют каждого, кто переступает порог, не словами – запахом и взглядом.

Внутри прохладно, стены из камня, потолки высокие, балки чернеют в полутьме.

Здесь нет уюта, только власть, застывшая в каждой щели.

Проходим дальше, в большой зал, где воздух кажется тяжелее.

Столы расставлены вдоль стен, старые пергаменты, свитки, печати – как ритуал власти.

Люди за столами молчат, просто смотрят на нас.

Оценивают, примеряются, взвешивают цену каждого шага.

Чувствую, как холод ползёт по позвоночнику.

Но еще сильнее – другой запах, родной, тяжелый, горький.

Поворачиваю голову и вижу его.

Отец сидит среди членов Совета, лицо каменное, взгляд холодный.

Ни одной эмоции, ни малейшего признака признания.

Как будто я для него не дочь, а недописанный пункт в протоколе.

Чуть дальше, по правую сторону, улавливаю другой взгляд.

Роман, уверенный, наглый, сидит, словно уже празднует победу.

Его усмешка режет сильнее, чем любые слова.

В глазах нет сожаления – только расчет и голод.

Машинально выпрямляю спину, вбирая воздух полной грудью.

Рядом Артём, его рука – твёрдая, теплая, живая, как броня.

Он держит меня за талию, спокойно, надёжно, и мир будто стабилизируется.

– Наконец-то, всё в сборе, можем начинать, – говорит мужчина с седыми висками, голос его глухой, но давящий.

Он сидит в центре зала, в темно-красной мантии с вышитыми знаками стаи, и от одного его взгляда холодеет спина.

Я замираю, прижавшись ближе к Артему.

Он стоит ровно, не опуская головы, но мышцы на спине напряжены до предела.

– Роман Астахов, альфа Южной стаи, – продолжает мужчина, перелистывая какие-то бумаги, – заявляет, что его невеста удерживается силой альфой Артемом Черновым.

В зале поднимается легкий гул, кто-то перешёптывается, кто-то просто оценивающе смотрит на нас.

– Она моя невеста! – выкрикивает Роман, резко поднимаясь со своего места.

Голос его громкий, злой, и в зале сразу становится тесно от напряжения.

Вздрагиваю, но Артём мягко сжимает мою руку, не давая сорваться в страх.

Его спокойствие передаётся мне, как якорь посреди шторма.

– Успокойтесь, альфа, – холодно произносит женщина, сидящая по правую руку от мужчины в красной мантии.

Её голос твёрдый, обволакивающий сталью, и в нём нет ни тени сочувствия.

– Совет выслушает обе стороны, – добавляет она, складывая перед собой ладони. – И примет решение, опираясь на факты, а не на эмоции.

Роман сжимает кулаки, но садится обратно, бросая на меня тяжёлый, прожигающий взгляд.

Чувствую, как его ярость буквально звенит в воздухе, и невольно сильнее прижимаюсь к Артему.

Артём делает шаг вперёд. Спокойно. Уверенно. Так, что ни у кого не остаётся сомнений, кто здесь настоящий альфа.

– Я готов представить свою позицию, – его голос звучит ровно, но в каждой ноте – власть. – И доказательства.

Совет кивает почти незаметно. Заседание начинается.

Артём спокойно достаёт из внутреннего кармана куртки сложенный вдвое лист бумаги.

Никаких резких движений, всё подчёркнуто открыто.

– Перед вами заключение врача, – говорит он ровно, взгляд твёрдый, спокойный. – Осмотр был проведён официально, все документы заверены.

Он подходит к столу Совета, кладёт лист перед старейшинами. Делает шаг назад, оставаясь между мной и Романом.

Мужчина в мантии берёт документ, медленно разворачивает. Глаза его бегло скользят по строкам. Тишина сгущается, становится липкой, тяжёлой.

– Здесь ясно указано, – подаёт голос женщина справа. – Юлия Волкова – беременна.

По залу пробегает едва заметный шорох. Кто-то обменивается взглядами, кто-то напрягается.

Роман резко вскакивает, стул с грохотом падает на пол.

– Это ложь! – рычит он, глаза сверкают бешенством.

Артём даже не вздрагивает. Он поворачивает голову к Совету, не удостаивая Романа ни одного взгляда.

– Ультразвук подтверждён подписью врача, – спокойно произносит он. – Дополнительные тесты готовы быть предоставлены при необходимости.

Роман делает шаг вперёд, но двое стражей мгновенно перехватывают его за локти.

– Альфа, вернитесь на место, – безэмоционально говорит один из них.

Прижимаюсь ближе к Артёму, чувствую, как напряжение в его теле становится стальным.

Но он контролирует ситуацию – хищно, точно, без лишних движений.

Мужчина в тёмно-красной мантии поднимает глаза от документа.

Голос его звучит чётко, властно:

– Совет рассмотрит обе стороны. Наличие беременности – весомое обстоятельство.

Отец поднимается с места неторопливо. Его взгляд тяжёлый, давящий.

– Моя дочь, – начинает он ровно, будто выносит приговор, – омега Южной стаи. Волчица, на которую возлагались определённые надежды.

Он делает паузу, словно позволяет словам лечь в тишину. Зал замер, ловя каждое движение.

– После тяжёлой утраты Юлия едва восстановилась. Год реабилитации, чтобы сохранить её способность к продолжению рода.

Голос Волкова обретает стальную ноту, за каждым словом стоит расчёт.

– Она должна была принести потомство своей стае. Стать частью укрепления нашего наследия, нашей крови.

Он переводит взгляд на Артёма, в лице появляется плохо скрываемая злость.

– Но альфа Чернов вмешался. Без согласования. Без уважения к законам крови.

Он делает шаг вперёд, руки сцеплены за спиной.

– Теперь Юлия носит волчонка, который принадлежит не Южной стае, а чужой. Стае, к которой у неё нет ни клятвы, ни обязательств.

Слова падают в тишину зала, тяжелее стали.

– Я заявляю, – отчеканивает Волков, – что права стаи Волковых были нарушены. И что судьба омеги и её потомства должна быть пересмотрена Советом.

Он садится медленно, с холодной уверенностью.

Глава 25

– И что же вы предлагаете, господин Волков? – женщина из Совета говорит ровно, но в её голосе скользит сталь. – Волчица уже беременна. Вы хотите забрать её или лишить ребёнка?

По залу пробегает напряжение. Несколько оборотней едва заметно меняют позу.

Волков встаёт. Его движения сдержанные, но в них чувствуется внутренняя злость.

Он не смотрит на Юлю.

– Моя дочь, – говорит он глухо. – Волчица Южной стаи. Каждое его слово звучит тяжело, он обдумывает каждую фразу. – Она должна была принести потомство своей крови, своей стае.

На секунду в зале воцаряется тяжёлая тишина. Кто-то кашляет, но быстро затыкается.

– Но ошибки уже сделаны, – признаёт Волков.

Он смотрит на нас тяжело, с яростью в глазах. Подбородок вздёрнут, плечи расправлены, в каждой линии тела – вызов.

– Я не стану требовать прерывания беременности.

Юля рядом почти перестаёт дышать. Слышу, как её сердце колотится через тонкую ткань рубашки.

– Если волчица выносит щенка, стая примет его, – бросает Волков.

Он произносит это спокойно, но без тепла. Так говорят, когда выполняют долг, а не когда принимают с желанием.

Сжимаю руку Юли крепче. – Однако, – продолжает Волков, – связь с Черновым не признаётся автоматически.

Женщина из Совета обменивается коротким взглядом с другими. Один из старейшин что-то шепчет ей на ухо. Она слушает внимательно, потом кивает.

– Совет рассмотрит обстоятельства, – наконец говорит она. Её голос не терпит возражений.

– Волчица имеет право выбора.

Я не двигаюсь. Просто стою, прикрывая Юлю собой от всех взглядов.

Под кожей тяжело ворочается волк, сдерживая глухое рычание.

Делаю шаг вперёд, позволяя голосу прозвучать чётко и спокойно.

Совет смотрит на меня – кто-то настороженно, кто-то с открытым недовольством.

– Уважаемый Совет, – начинаю, чувствуя, как Юля рядом замирает. – Когда я встретил её, эмбрион уже был подсажен.

Лицо Волкова каменеет, но я не отвожу взгляда. Говорю ровно, без оправданий.

– Это была ошибка, – продолжаю. – Ужасная, тяжёлая ошибка. Которая стоила этой хрупкой волчице слишком многого. Однако её волчица не сдалась, – говорю твёрдо. – Она ожила. Начала бороться.

Глухой отклик моего голоса расходится по залу. За спиной висит тяжесть чужих взглядов

– Сейчас внутри неё бьётся ещё одно сердце, – говорю. – И я сделаю всё, чтобы этот ребёнок родился.

Пауза короткая, но давящая.

– Я возьму на себя ответственность за Юлю и за малыша, – подытоживаю. – Независимо от исхода разбирательства.

– В новолуние, – произношу ровно, без лишних эмоций, – я заключу союз с той, кто вынашивает моего ребёнка. С той, кто вернул меня к жизни.

Не повышаю голос. Не делаю пауз. Здесь, перед Советом, слабости нет места.

Но внутри всё иначе. Я помню, как увидел её впервые – худую, чужую.

Тогда она была для меня просто омегой. Больной. Одинокой. Дикой.

Теперь, когда она стоит рядом, я знаю. Юля – не ошибка. Не обуза. Не случайность.

Она моя волчица. Моя семья. И я не позволю никому забрать её у меня.

– Совет удаляется на обсуждение, – голос главы тяжело отзывается в тишине. Я притягиваю Юлю к себе, накрываю её ладонями, целую в волосы. – Всё нормально, – шепчу, уткнувшись носом в её волосы. – Никому тебя не отдам. Ты моя.

Провожу ладонью по её спине, чувствуя, как её дыхание становится спокойнее.

Она поднимает голову и сильнее прижимается ко мне.

– Я согласна на всё, – шепчет почти беззвучно. – Лишь бы с малышом всё было хорошо.

Чувствую, как её волчица тянется ко мне – тихо, доверчиво.

И вместе с этим внутри оживает мой зверь.

Он готов стоять за неё до конца. За неё и за того, кто растёт под её сердцем.

Метка. Мне нужно поставить своей паре метку.

И кажется, я знаю, чем мы займёмся до полнолуния.

Но сейчас главное – дождаться решения Совета.Спустя тридцать минут дверь зала распахивается.

Совет возвращается на свои места, лица серьёзные, сосредоточенные.

Юля чуть сильнее прижимается ко мне.

Глава встаёт, разворачивает лист с итогами. Голос его звучит чётко, без колебаний.

– Итак, Совет вынес решение, – произносит глава. – Волчица остаётся в стае Чернова и имеет право на брачный союз с ним.

– Но судья, а как же наша стая?! – срывается Роман, рыча громче, чем дозволено здесь.

Глаза его горят, кулаки сжаты до боли в костяшках.

Глава Совета поднимает взгляд. Тяжёлый, спокойный, приглушающий любое сопротивление.

– Стая важна, – говорит он негромко. – Но волчица не принадлежит никому.

В зале становится тише. Роман едва заметно сдерживается, чувствуя грань.

Глава наклоняется вперёд. Голос его холоден, как лезвие.

– В твоей стае достаточно омег. Достойных. Свободных. Каждая из них сможет дать потомство без нарушения законов.

Кто-то в зале переминается, кто-то замирает, не смея дышать.

– Настоящий вожак защищает свою стаю. А не втягивает её в опасность из-за личных претензий.

Роман опускает глаза, губы сжаты в тонкую линию.

– Попытка оспорить решение будет считаться вызовом Совету. Ответственность понесёте вы все.

Роман молчит, лицо его натянуто, кулаки всё ещё белеют. Совет вынес приговор, и он ничего не может изменить.

Обнимаю Юлю крепче, чувствуя, как она дрожит, сдерживая всё, что накопилось за эти часы. Она хрупкая, но сильная.

Киваю ей коротко, почти незаметно, чтобы придать уверенности. Веду к выходу, не оборачиваясь ни на секунду.

Тяжёлые двери Совета закрываются за спиной, приглушая чужие взгляды и шорохи. Свобода пахнет сырой землёй и мокрой хвоей.

У обочины стоит машина, кузов тускло блестит в мягком свете уходящего дня. Дверь приоткрыта – нас уже ждут.

Стас стоит у капота, на лице – привычная сосредоточенность, ни единой лишней эмоции. Всё под контролем.

Помогаю Юле устроиться на заднем сиденье, обнимая за талию, пряча от мира. Она почти тает в моих руках.

Закрываю дверь, обхожу машину, сажусь рядом. Не отпускаю её даже на секунду.

Стас молча трогается с места, машина скользит по мокрому асфальту, унося нас прочь.