Текст книги "Омега. Ты родишь мне сына (СИ)"
Автор книги: Алисия Небесная
Жанры:
Городское фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Глава 19
Давно я не чувствовала такого глубокого, всепоглощающего покоя. Возможно, никогда прежде. Моё тело, привыкшее к тревоге и суете, наконец расслабилось. Я больше не была раненной или бегущей, я просто наслаждалась моментом. Тёплые прикосновения массажистки, ароматы масел и мягкая простыня под спиной создавали атмосферу умиротворения. Мой организм перестал сопротивляться и начал восстанавливаться. Я глубоко вдохнула, освобождаясь от страха и напряжения. Часы в тишине ощущались как перезапуск. Никто не торопил меня, окружили заботой и вниманием. Это было так, словно обо мне позаботились заранее.
У зеркала я задержалась, чтобы полюбоваться собой. Щёки порозовели, кожа светилась изнутри. Это была я, но старая, забытая, та, что выжила и готова двигаться дальше.
Артём ждал меня у выхода с чашкой горячего кофе. Его взгляд был сосредоточенным, в нём чувствовалась тишина, которая всегда меня привлекала. Он протянул руку с лёгкой улыбкой, приглашая к чему-то новому.Я принимаю. И не отпускаю.
Внезапно я замечаю его. Воздух будто ударил ледяной волной в грудь. Это Роман.
Он сидит у окна – расслабленно, с тем же отстранённым лицом, которое я запомнила, когда отец впервые сказал: «Ты станешь его женой».
Его взгляд цепляет, пронзает, словно я не человек, а вещь. Не волчица со своей волей, а предмет, который назначили ему судьбой.
Пол под ногами становится зыбким. Я хватаюсь за руку Артёма.
Он сразу реагирует – напрягается весь, от плеч до кончиков пальцев. Его взгляд холодный, сосредоточенный, будто он готов броситься в драку прямо здесь.
Артём сжимает мою ладонь, крепко, но без боли. Его прикосновение – как щит, как стена, за которую можно спрятаться. Мы садимся за столик. Артём спокойно заказывает что-то официанту, но я почти не слышу слов.
В ушах только гул. На коже – липкий жар. Я чувствую чужой взгляд, запах, присутствие Романа так близко, что тело замирает.
– Выдохни, – тихо произносит Артём, наклоняясь ближе. Его голос низкий, хрипловатый, но уверенный. Уверенность сквозит в каждой ноте, и именно она заставляет моё сердце замедлиться.
– Мне страшно, – признаюсь, голос дрожит.
– Ты рядом со мной, – Артём смотрит прямо в глаза, говорит спокойно, твёрдо. – Он не посмеет даже шаг сделать в твою сторону.
Эти слова обволакивают сильнее любых обещаний. В них нет бравады, нет угроз – только защита и уверенность.
– Давай поедим, – добавляет он чуть мягче, но так, что спорить не хочется.
И я понимаю: рядом с ним я могу хотя бы дышать.
Я киваю, хотя еда кажется безвкусной. Но я знаю, что должна поесть. Ради малыша, ради себя, чтобы не позволить Роману победить даже взглядом.Плечи медленно оседают. Спазм в горле отступает.
Глотаю воду – и впервые за весь день чувствую вкус.
Откусываю кусочек курицы. Тёплой, пряной, с хрустящей корочкой. Простой вкус. Настоящий. Такой, что возвращает меня в реальность.
Артём ест молча. Его ладонь остаётся рядом. Иногда кончики пальцев едва касаются моего запястья – лёгко, почти невесомо. Будто напоминают: я здесь. ты не одна.
– Молодец, – тихо говорит он, и в этом «молодец» больше поддержки, чем в сотне длинных речей.
Но тишина держится недолго.
– А я-то думал, куда ты пропала, – знакомый голос прорывает её, как удар ножом по стеклу. – Отец волнуется. А ты… сидишь, как ни в чём не бывало.
Замираю. По позвоночнику пробегает ледяная дрожь. Пальцы судорожно вцепляются в ткань скатерти.
Артём поднимается медленно, но в каждом его движении чувствуется та самая неумолимость, которую я уже успела прочувствовать. Он встает между мной и Романом, высокий, неподвижный, грозный, словно каменная стена.
– Советую подбирать слова, – говорит Артём спокойно, но в его голосе звенит сталь. – Особенно когда говоришь с моей невестой.
Роман усмехается. Его взгляд скользит по мне, затем возвращается к Артёму.
– Невеста, – произносит он с насмешкой. – Кто ты вообще такой?
Артём сохраняет ледяное спокойствие, ни злости, ни улыбки – только хладнокровие. Но атмосфера вокруг меняется.
– Я тот, за кого она выйдет замуж, – произносит он тихо. – И тот, от кого она родит ребёнка.
Один – из прошлого. Уверенный, что право принадлежит ему по умолчанию. Другой – из настоящего. Тот, кому не нужно разрешение.
И вся я – между ними. Но выбор будто уже сделан.
– Ты, похоже, не в курсе, – Роман делает шаг ближе, в голосе ледяная насмешка. – Эта волчица моя. По договору с её отцом. Она сбежала, но это ничего не меняет.
Артём встречает его взгляд. Не моргая. Не отводя.
– Сбежала, потому что тебя выбрали за неё. Потому что никто не спросил, чего хочет она.
– Я спрашиваю. И пока она под моей защитой – никто не посмеет тронуть её. Ни по договору. Ни по крови.
Роман прищуривается, но не отвечает.
Артём делает шаг вперёд. Ровно. Без угрозы – но с весом.
– Привык считать, что можешь брать, что тебе по праву? – голос Артёма низкий, как грохот грозы. – Придётся разочароваться. Эта волчица – не твоя. И никогда не будет.
Роман скалится. В глазах – злость, в голосе – рычание:
– Мы ещё посмотрим.
Он резко поворачивается ко мне, подаётся вперёд. Его запах врезается в ноздри, знакомый, вызывающий отвращение.
– Очень скоро, Юля, – шепчет почти ласково, но в этом нет тепла. Только угроза. – Я приду за тобой. Ты ведь меня знаешь.
Я не успеваю отстраниться – Артём уже между нами. Грудью, взглядом, всей своей сутью.
– Сделаешь ещё один шаг – я тебя сотру, – голос спокойный. Но от него холодеет кожа.
Роман вскидывает подбородок. Его глаза – ледяные, полные злости. Он ещё не ушёл, но уже не нападает.
Секунда. Две. Он отступает.
Не сдался – просто отложил. До следующего раза. Когда, по его мнению, будет шанс.
Артём разворачивается ко мне. Взгляд скользит по лицу, задерживается на моих пальцах, всё ещё вцепившихся в его руку.
– Пойдём, дорогая, – говорит тихо. Но в его голосе сталь. – Тебе нужно проветриться.
Он не спрашивает – ведёт. Уверенно. Спокойно. Отводит прочь, от яда, что расплескался там, за спиной.
Его ладонь – крепкая, тёплая. Сквозь неё будто поступает дыхание – медленное, уравновешенное. Моё сердце всё ещё бьётся в ушах, но рядом с ним – не страшно.
Когда мы выходим из торгового центра, прохладный воздух бьёт в лицо. Шум улицы заглушает остатки страха.
Я останавливаюсь.
Разворачиваюсь к нему. Молча. И просто прижимаюсь.
Не потому что хочу казаться слабой. А потому что рядом с ним – можно быть настоящей.
Артём замирает на долю секунды, а потом обнимает в ответ. Накрывает собой. Всем телом, всей силой.
Как будто ставит между мной и всем миром непробиваемый щит.
– Спасибо, – шепчу ему в грудь. – За всё.
Глава 20
Телефон вспыхивает один раз. Второй. Третий. Снова затихает. И снова оживает.
Скрытый номер. Но я уже знаю, кто это. Чувствую кожей. Холодом по позвоночнику.
Отец.
Сижу на подоконнике, кутаюсь в плед. В руках – чашка чая. Пальцы сжаты так крепко, что не чувствую тепла. За окном город замирает в серо-синих сумерках. Я замираю вместе с ним.
Четвёртый звонок – уже не аноним. Волков Александр Юрьевич. Не «папа». Не «отец».
Просто имя. Просто вес фамилии, как груз на плечи.
Нажимаю «принять».
– Юлия, – голос ровный. Без эмоций. – Ты понимаешь, что ты наделала?
Молчу. Не потому что нечего сказать. Просто не могу.
– Ты предала всё, что тебе дали. Семью. Имя. Ранг. Ты не просто сбежала – ты перечеркнула своё место в стае. Моё доверие.
Я вжимаюсь в стекло, будто могу исчезнуть.
– Я просто хотела быть свободной, – выдыхаю.
– Свободной? – короткий смешок. – Ты ведешь себя как неразумный щенок.
У тебя кровь альфы, долг перед стаей. Ты родилась не для бегства, а для продолжения рода.
А ты… сбежала. Метнулась к чужаку, как бесхозная.
Горло сжимает. Рот пересыхает.
– Ты была обещана. Совет знал. Семья знала. Ты была частью договора, не игрушкой.
И теперь – ты пятно на фамилии Волковых.
Он делает паузу. Долгую. Словно ждёт, пока я начну задыхаться.
– Думаешь, Чернов – защита? Нет. Он использует тебя. Ты – омега с историей. С выкидышем. С плохой репутацией. Он поиграет – и уйдёт. А ты вернёшься.
– Папа, я не хотела этой свадьбы, – говорю тише, но твёрже, чем ожидала сама от себя.
– Ты заставил. Я… я только пережила Олега, а ты уже…
– Я дал тебе опору, – перебивает спокойно. – Не сидеть в трауре годами, а двигаться дальше. Мы не можем позволить себе слабость.
– А мне хотелось просто пожить… хоть немного. Без решений за спиной. Без чужих рук.
– Это не детский сад, Юля. Ты не девочка с улицы. Ты – моя дочь. У тебя есть ответственность, имя. Ты же знаешь, кто мы.
– А я – человек. Не фамилия. И не чья-то будущая самка.
– Так не говорят с отцом, – его голос не повышается, но становится жестче. Я защищал тебя как мог. Роман – надёжный волк. Устроенный, взрослый. С поддержкой Совета. А ты что?
Я замираю. Он знает.
– Да, я знаю, с кем ты, – отвечает, будто читает мои мысли. – С Черновым. С тем, кто одним нападением уничтожил клан. Ты решила, что там – безопаснее, чем здесь?
– Он не трогает меня. Не делает из меня товар, – глухо говорю.
– Пока не трогает, – отрезает отец. – Он альфа. Хищник. Сегодня ты удобна – завтра нет.
И когда ты останешься одна – назад пути уже не будет.
– Назад его и нет, – выдыхаю.
Он делает паузу. Потом говорит уже тише, но не мягче:
– Ты вляпалась. Глубоко. Думаешь, он тебя защищает? Когда ему надоест, ты останешься ни с чем. Даже имени твоего не вспомнят.И не рассчитывай, что я прикрою. Я уже сделал достаточно.
– Поняла, – коротко.
– Нет, Юля, ты не поняла, – он впервые звучит… не рассержено, а устало. – Ты просто сломала всё, что мы строили. Ради чего?
– Ради себя, – говорю. – И этого хватит.
– Посмотрим.
Он отключается первым. Без прощания. А я сижу, не двигаясь, пока чай не остывает.
Я не слышу, как он входит.
Просто чувствую, как воздух меняется. Становится плотнее, спокойнее.
А потом – скрип дивана рядом. Артём садится.
Пауза.
– Кто звонил? – тихо, ровно. Без давления.
Смотрю в окно. Не сразу отвечаю. Потому что если скажу – признаю, что всё ещё зависима от голоса, которого боялась всю жизнь.
– Отец, – выдыхаю.
Артём не двигается. Но я чувствую его внимание – не просто взгляд, а полное присутствие рядом.
– И что он сказал? – спокойно. Как будто ничего страшного.
Я усмехаюсь. Горько.
– Что я позор семьи. Что ты меня бросишь. Что я – омега с историей. С пятном.
Что никто не захочет меня по-настоящему. Только использовать.
Слова висят в воздухе.
Я не плачу. Но внутри – сжато.
Он не перебивает. Не обнимает. Просто рядом.
И в этом – больше, чем в любом утешении.
– Он ошибается, – произносит наконец. – Я не он, Юля, – говорит спокойно
Тон ровный, без нажима, но от этого – только сильнее
Я поворачиваю голову. Смотрит прямо. Не давит, не торопит. Просто ждёт.
– Он всегда думал, что я – вещь, – шепчу. – Что мною можно распоряжаться.
– А я так не думаю, – отвечает тихо. – Ты – волчица. Да, тебе больно. Да, ты злишься. Но ты не вещь.
Я молчу. Пальцы немного дрожат.
– Не стоит так загоняться, – добавляет он мягче. – Малыш всё чувствует. Любое твоё напряжение.
Я опускаю взгляд. Киваю.
Он сжимает мою ладонь чуть крепче – и не отпускает.
Не говорит ничего лишнего. Просто поднимается с дивана.
– Пойдём, – спокойно, как будто обычный вечер и ничего страшного не случилось.
Я чуть колеблюсь, потом всё же встаю. Он не давит – просто рядом.
Ведёт в спальню.
Сажусь на край кровати. Плечи тянет вниз. Сил – ни на что.
Артём молча берёт плед, накидывает на меня. Потом подаёт подушку, поправляет.
– Ложись. Отдохни, – его голос низкий, спокойный. . – Завтра подумаем, что делать. Сегодня просто спи.
Я послушно ложусь. Даже не спорю.
Он остаётся рядом. Не уходит. Садится на край, кладёт ладонь мне на плечо.
Тёплая. Спокойная. Настоящая.
– Не держи всё в себе, – говорит просто. – И не пугай себя раньше времени. Малышу это точно ни к чему.
Я не отвечаю. Просто медленно прикрываю глаза.
Глава 21
И суток не прошло после встречи с Романом в ресторане. Я знал – он не отступит. Такие, как он, не умеют отпускать. Молодой, горячий, амбициозный. Без тормозов. А такие опасны не потому, что сильные, а потому, что глупо уверены – им всё можно.
Пока Юля спала, мне на стол легло полное досье. Роман, его стая, финансы, связи. Фамилия Волкова выделена жирно. Юля для них – не женщина, а ресурс. Входной билет в Совет, власть через брак. Покорная омега под контролем – их ставка. Я сижу в кресле, перелистываю файл за файлом. Связи у него есть – это факт. Но опыта ни грамма. Он играет в альфу, даже не зная, как пахнет настоящая кровь. Как страх бьёт в лёгкие. Как тишина перед боем сжимает грудь.
Телефон вибрирует. Уведомление – Совет, повестка, тема: омега. Паршивец двинулся через официальные каналы. Думает, это его шахматная партия. Я улыбаюсь и закрываю планшет. Следом приходит сообщение от Стаса: «Роман активизировался. Вышел на Совет. Настраивается на жёсткую игру. Будь готов».
Юля спит в соседней комнате. Пусть спит. Пусть дышит ровно и не знает. Пока она рядом – она под моей защитой. Но если Совет решит вмешаться, если Волков вылезет из своей тени – я должен быть на шаг впереди.
Подхожу к окну. Город живёт своей жизнью. Светится, шумит, дышит. Каждый здесь что-то доказывает, куда-то рвётся. Но это мой город. Мои правила. И если Роман хочет играть – он получит игру. Но ставки ставлю я. Пока она спит, я уже принял решение. Без обсуждений. Без плана «Б».
Пора навестить Волкова. Он – старый волк. Хитрый, просчитанный. Прекрасно знает, как продавать детей под видом договоров. С Юлей он был холоден. Не отец – политик. С ней – как с чужим активом. Ни тепла. Ни понимания. Только контроль. Может, когда-то он верил, что делает правильно. Не мне судить. Но если когда-нибудь у меня родится дочь и она посмотрит на меня с тем же страхом, что Юля на него – я перестану быть альфой. И перестану быть человеком.
Выезжаю один. Без охраны. Без предупреждений. Он поймёт: визит неофициальный, но неслучайный. И пусть читает между строк. Я не боюсь. Ни его. Ни Романа. Ни Совета. Пусть Волков увидит в моих глазах, что я вцеплюсь зубами в любого, кто попытается забрать то, что теперь под моей защитой. Даже если это – её отец.
Дом старый, пахнет затхлым и алкоголем. Не столько грязный, сколько запущенный. Волков уже не тот, кем был, но спину всё ещё держит прямо. Захожу без стука. Дверь приоткрыта, как будто ждал кого-то, но не меня.
– Кто там? – голос хриплый, напряжённый. Тяжёлые шаги приближаются. Он появляется в дверях кухни – щетина, мятая рубашка, налитые глаза. Смотрит. Узнаёт. Морщится.
– Чернов.
– Я, – коротко киваю.
– Ну что, пришёл по-мужски побеседовать? Или угрожать?
– Пришёл сказать прямо. Хватит. С Юлей. С давлением. С этими звонками. Она и так держится из последних сил.
Он усмехается. Устало.
– А ты что, спасатель? Или решил, что знаешь, как с ней обращаться?
– Я знаю, чего она точно не заслуживает. Давления от отца, который отдал её как товар.
Он на секунду напрягается. Потом идёт на кухню, открывает бутылку, наливает себе. Даже не предлагает. И правильно.
– Не тебе судить. Я её растил. Я знал, какой путь ей нужен.
– Ты знал, какой путь нужен тебе, – парирую. – Но она не продолжение тебя.
Он смотрит на меня через край стакана.
– Ты не знаешь, какая она была после гибели мужа. Призрак. Месяцами. Я пытался вернуть её в стаю, в ритм…
– Ты пытался вернуть её туда, где удобно тебе.
– Я пытался её не потерять! – срывается он.
Пауза. Потом тише:
– И всё равно потерял.
Я не тороплюсь. Голос ровный.
– У тебя был шанс быть отцом. Сейчас – просто не лезь. Позволь ей быть собой.
Он опускает взгляд, наливает ещё, молчит. Я поворачиваюсь к двери.
– Если позвонишь ещё раз в том же тоне – следующий разговор будет коротким.
На пороге задерживаюсь. Говорю без ярости, но так, чтобы понял:
– Я приду на Совет. И у меня будет всё, чтобы доказать: Юля останется в моей стае.
Пауза.
– А щенку твоему передай – не тянет он лапы на чужое. Коротковаты.
Не дожидаясь ответа, выхожу, прикрывая за собой дверь.
Захожу в комнату. Ложусь рядом, не включая свет. Осторожно, чтобы не разбудить. Юля прижата к подушке, сбив одеяло, тёплая, спокойная. Я протягиваю руку, притягиваю её ближе. Её тело – хрупкое, тёплое, родное. Она что-то бормочет во сне, но не просыпается. Вдыхаю её запах. Волчица. Моя.
Пальцами нахожу её живот, накрываю ладонью. Осторожно, бережно – как будто держу нечто большее, чем жизнь. Она не просыпается, но двигается ближе. Тепло расходится по груди, заполняя всё. Молчу. Не думаю. Просто держу. И впервые за долгое время – ничего не хочу менять.
Утро встречает запахом масла и чего-то сладкого. Панкейки, хлеб, кофе – всё тёплое, домашнее, родное. Захожу на кухню и замираю. На фоне солнечного света – она. Юля в моей футболке, босая, с небрежным хвостом. Ткань чуть натянулась на груди, мягко скользит по линии бёдер. А живот… он стал заметнее. Уже не намёк, а форма. Живое доказательство, что мой волчонок растёт. И его мама меняется. Меняется так, что внутри что-то сворачивается. Хочется подойти. Прикоснуться. Остаться.
Она поворачивается, ловит мой взгляд и улыбается уголком губ. Глаза блестят, щёки румяные. Никакой косметики – только настоящая, живая Юля.
– Доброе, – говорю, подходя ближе.
– Ты вовремя, – отвечает она, разворачивая блин на сковородке. – Всё как раз готово.
Сажусь за стол. За ней приятно наблюдать – в её движениях нет спешки, в теле – зажимов. Спокойствие, тепло, уверенность. Это уже не та Юля, что дрожала в углу. Это женщина, которая готовит завтрак мужчине. И кормит малыша, который растёт у неё под сердцем.
– Как ты? – спрашиваю, когда она ставит передо мной тарелку.
– Голодная, – усмехается. – И, кажется, поправилась.
Поглаживает живот через ткань – легко, естественно. Не стесняется. Не прячет. Гордая, уверенная, сильная. Такая, какой её хочется держать рядом.
– Ты не на диете? – прищуривается, смотрит с хитринкой.
– Альфы не держат диеты, – хмыкаю. – Особенно рядом с беременными волчицами, которые готовят лучше, чем вся моя стая.
Она смеётся. Склоняет голову, проводит языком по губам, влажным от кофе. И в этот момент волк внутри замирает. Готов наблюдать. Готов защищать. И будь на то его воля – он метил бы её прямо сейчас.
Глава 22
Она садится напротив, поджимает под себя ногу. Футболка слегка натянулась на животе, под тканью уже отчётливо виден округлый изгиб – мой волчонок. Моя.
Я не двигаюсь, не говорю сразу. Просто смотрю. Волк внутри насторожился, будто впервые осознал, что теперь в ней не только мой след, но и мой потомок. Она говорит что-то про кофе, про блинчики, слова проносятся мимо, потому что весь фокус – на ней. На том, как изменилась.
– Артём? – тихо зовёт, наклоняя голову. – Ты здесь?
– Да, – отвечаю. Голос ниже обычного. – Просто… ты изменилась.
Она смеётся – без тревоги, без защитных жестов.
– Думаешь, я растолстела? – усмехается, прищурившись.
Встаю, подхожу ближе, опираюсь на край стола. Наклоняюсь – ближе, чем нужно, чем разумно. – Думаю, ты стала больше просто омегой.
Она замирает, и я слышу, как у неё меняется дыхание. Омеги всегда чувствуют, особенно своих. Кладу ладонь на её живот, медленно, не давя. Она не отдёргивается – наоборот, чуть прикрывает глаза. Волк внутри выдыхает, успокаивается, будто получил подтверждение: она – наша.
– Я с тобой. И с ним, – произношу спокойно, не убирая руки. Это не обещание. Это – факт.
Юля кивает, не говорит ничего. И я тоже не продолжаю. Потому что слишком хорошо понимаю – если шагну дальше, будет уже не остановиться. А пока не готов к чему-то более серьезному.
Телефон вибрирует в кармане. Смотрю на экран – Климов. Отхожу к окну, на ходу расправляя плечо.
– Слушаю, – говорю ровно.
– Артём, – врач на том конце спокоен. – Пора на плановый осмотр. УЗИ, анализы, всё по графику. К двенадцати – клиника в городе, та, о которой мы говорили. Всё готово.
– Принято, – киваю, отключаюсь.
Разворачиваюсь к Юле – она уже убирает со стола. Движения лёгкие, почти непринуждённые. Как будто не знает, насколько хрупко сейчас всё вокруг. Я знаю – и именно поэтому держу темп.
Ещё почти час провожу за рабочими делами. Отвечаю на письма, подписываю два запроса по поставкам для южного сектора, закрываю три внутренних отчёта. Кидаю Стасу инструкции: Оксану можно выпустить из изолятора, но под жёсткое наблюдение. Я не доверяю этой волчице. Слишком громкая. Слишком умная. Слишком обиженная. Под моей крышей такие не задерживаются надолго – особенно, когда речь идёт о будущей альфе. Если подтвердится, что Юля вынашивает мальчика, а я почти уверен, что это так – Оксана первой попытается подорвать её авторитет. Пусть пока дышит воздухом, но её переезд в другую стаю – вопрос времени. Желательно с женихом, желательно далеко.
К одиннадцати мы выезжаем. Юля спокойная, в джинсах и светлой куртке, волосы убраны, ботинки – удобные. Настроение у неё определённо лучше, чем вчера. И я это вижу. И мне это нравится.
– Артём, – негромко говорит она уже на выезде с парковки. – Можем сделать остановку?
– Что-то нужно?
– Пирожное, – качает головой. – Очень. Прямо сейчас.
Я скользну по ней взглядом, чуть поднимаю бровь. – Серьёзно?
– Тебе что, сыну жалко? – улыбается, глаза смеются.
Усмехаюсь. Я знал, что омеги в период беременности едят много. Но чтобы настолько?
Разворачиваю машину к пекарне. – Пять минут. Только потому, что ты шантажируешь ребёнком.
– Абсолютно честная сделка, – отвечает, уже отстёгиваясь.
Возвращается с эклером в руке. Садится, расправляет салфетку, аккуратно откусывает. Салон наполняется запахом ванили и шоколада.
– Всё. Теперь можно ехать, – говорит с полным довольством.
Я киваю и выруливаю обратно на дорогу.
В клинику мы приезжаем точно ко времени.
Юля идёт рядом, с виду спокойная, но пальцы сжимают мою руку крепко. Как будто в этой хватке – всё, что ей нужно, чтобы держаться. Я не отстраняюсь.
– Не переживай, – тихо говорю, чуть наклоняясь. – Ты не одна. Я рядом.
Поглаживаю её поясницу – легко, чтобы не спугнуть. Она не отвечает, но чуть расслабляется.
Доктор Климов встречает нас у кабинета. Взгляд спокойный, как всегда, движения точные.
– Здравствуйте, Юлия. Артём. Проходите, – говорит ровно. – Посмотрим, как себя чувствует наша мам и малыш.
Садимся. Доктор задаёт дежурные вопросы – про самочувствие, питание, сон. Юля отвечает сдержанно, но уже без прежней зажатости. Это радует.
– Всё в пределах нормы, – кивает Климов. – Пожалуйста, ложитесь. Сделаем УЗИ.
Юля медленно поднимается, ложится на кушетку. Я остаюсь рядом, держу её за руку. Климов включает аппарат, наносит гель – она вздрагивает, и я тут же касаюсь её плеча, чтобы напомнить: я рядом.
Он ведёт датчиком по животу, вглядывается в экран.
Несколько секунд – и на серо-чёрной рябящей поверхности появляется нечто. Маленькое пятнышко. Едва различимое, почти незаметное… но есть. Наше.
– Вот он, – тихо говорит доктор. – Размер соответствует сроку. Пока ещё крошечный, но всё развивается как должно.
Юля задерживает дыхание, пальцы в моей ладони замирают.
– Сейчас… – Климов настраивает звук.
Вот он – Едва уловимый ритм, Почти незаметный.Но он есть.
– Сердце бьётся, – добавляет врач, глядя на экран. – Тихо, но стабильно. Ваш малыш живой, Юлия.
Юля не дышит. Смотрит на экран – как будто боится моргнуть и всё исчезнет.
А я стою, сжимая её руку, и чувствую, как во мне что-то сдвигается.
Мой ребёнок. Наш волчонок.
Юля поворачивает ко мне голову. В глазах блеск – не страх. Что-то гораздо большее.
– Ты слышал?.. – шепчет.
– Услышал, – отвечаю. И не могу отвести взгляд.
Павел Валентинович выключает аппарат, вытирает гель с её кожи.
– Поздравляю, Юлия. Всё идёт как надо. Срок небольшой, но сердце сформировалось, работает.
Это самое главное на этом этапе.
Юля садится медленно, будто боится расплескать внутри это едва оформившееся чувство. Губы дрожат, но не от страха. От чего-то иного.
Я помогаю ей сесть, придерживаю под локоть.
– Как ты? – тихо спрашиваю.
– Не верится, – она смотрит в пол, затем на меня. – Я… я действительно это слышала.
– Мы оба, – говорю.
Уголки её губ поднимаются. Она кивает. И чуть прижимается к моей руке.
Мелочь. Но от неё внутри всё горячо.
Климов делает пометки, закрывает карту, протягивает мне копии результатов.
– Анализы, как и планировали, завтра. А пока – режим покоя, витамины по графику. Никаких перегрузок. Вам, Артём, я бы порекомендовал давать ей чуть больше свободы. Не изолировать, не держать как хрусталь. Волчице важно чувствовать движение, связь с телом.
– Прогулки? – уточняю.
– Да. Пусть гуляет. Пусть живёт. Это поможет и ей, и малышу.
Киваю. Ловлю себя на том, что воспринимаю слова врача почти как приказ.
– Спасибо, Павел Валентинович.
– Всегда пожалуйста. Дальше – по ощущениям. Но если что-то насторожит, сразу ко мне. Не откладывайте.
Юля надевает куртку, кидает короткий взгляд в зеркало. Щёки пылают. Глаза светятся. Впервые за долгое время – не тревогой, а радостью.
Выходим в коридор. Я не отпускаю её руку.
На выходе она притормаживает.
– Артём?
– М?
– Спасибо, что был рядом, – смотрит прямо. – Без тебя я бы не справилась.
Я не отвечаю сразу. Только сжимаю её пальцы чуть крепче.
– Привыкай. Я рядом – это надолго.
Пауза. Она улыбается. И впервые – без тени сомнений.








