Текст книги "Ты обещала не убегать (СИ)"

Автор книги: Алиса Гордеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

20. Знакомство

– Уууу, – раздавалось на всю гостиную. – Уууу.

– Тим, правильно будет " Му-у" – поправляла сына Жюли.

Как же я скучала по своему мальчишке. И даже ежедневные видеозвонки в Париж не помогали отвлечься. Мне нестерпимо хотелось домой, чтобы прижать Тимошку к себе, зарыться носом в его непослушные пряди и вдохнуть самый родной аромат, а потом взять за крохотную ладошку и самой сводить в зоопарк. Но пока мне оставалось довольствоваться малым.

– Тим, а кого еще ты видел?

Малыш с новой силой начал изображать зверюшек, а смотрела на него и не могла налюбоваться. Сладкий, милый, мой самый дорогой человечек на свете.

– Ксюш, еще неизвестно, когда обратно? – вклинился в разговор Реми.

Все эти дни друг жил у нас и с трудом добирался в свою кондитерскую по утрам, зато Тиму и Жюли было веселее, а мне намного спокойнее.

– В понедельник к юристам и сразу к вам. Я так скучаю!

– Не переживай, у нас все хорошо. Правда, Тимошка? – на этот раз малыш задорно захрюкал, а Реми совершенно серьезно добавил:

– Ксю, решай спокойно все вопросы. Мы тут справимся. Ой, Тимошка, смотри, а кто это у нас там?

Тим близко-близко наклонился к экрану и внимательно смотрел на меня, а точнее за мою спину, а потом громко и радостно закричал:

– Papi! Papi!¹

Оглянувшись, увидела отца, который стоял за моей спиной и корчил рожицы внуку. А когда-то я до смерти боялась, что Горский не примет моего ребенка. Как же я ошибалась! Тимошка стал эпицентром всей нашей жизни и самой главной радостью.

– Мама уже похвасталась, что на отлично защитила свой проект? – подключился к беседе отец.

– Пап, Тимошке всего ничего, ну какой проект.

– Ничего, пусть с пеленок знает, какая ты у него молодец. Правда, Тим? – Горский практически вытеснил меня от экрана планшета.

Малыш же заливисто расхохотался, а потом вновь, уже для дедушки, стал показывать животных из зоопарка.

Как только разговор с Тимошкой завершился, Горский моментально изменился в лице. Уже который день я отчетливо видела: отца что-то беспокоило.

– Все хорошо? – в этом я все чаще сомневалась.

– Да, не переживай. Просто тут такое дело… У Исупова юбилей в эту пятницу, – отец сидел напротив меня, облокотившись на спинку кресла. – Если не приду – обидится.

– Даже боюсь спросить, кто такой Исупов, – проворчала в ответ.

– Семен Иваныч, – между прочим объяснил отец, правда, потом добавил:

– Главный прокурор города. Я перед ним в долгу, если можно так сказать. Федю смогли прижать только благодаря ему.

– Тогда тебе действительно лучше сходить, – все никак не могла понять, зачем отец мне об этом говорил.

– Понимаешь, есть небольшая проблема, – Горский подался вперед и серьезно посмотрел на меня. – Твоя мама. Соболев в свое время успел испортить с Исуповыми отношения. И, конечно, сейчас она упирается и не соглашается меня сопровождать.

– Ты хочешь, чтобы я с ней поговорила?

– Боюсь, это бесполезно, – немного расслабившись, он откинулся на спинку кресла полностью и перевел взгляд в сторону, а потом, как ни в чем не бывало, заявил:

– Ты пойдешь со мной вместо нее. На такие мероприятия не принято ходить в одиночку.

– А раньше ты как ходил? Ну, я имею ввиду до мамы и до меня? – к его командным замашкам я давно привыкла.

– Ксения, не задавай вопросы, ответы на которые не захочешь услышать. Или ты думаешь, найти красивую обертку в нашем городе проблема? Но прибегать к подобного рода компании я бы не хотел, будучи женатым человеком.

– Хорошо, пап. Если это единственное, что тебя беспокоит, я пойду с тобой.

Отец резко встал и пошел в свой кабинет, на прощание чмокнув меня в макушку.

Следующие два дня в моей жизни прошли под эгидой: " Собрать Ксюшу и не ударить в грязь лицом". Горский впервые выходил со мной в свет и явно переживал, какое впечатление я произведу на его окружение. Мама суетилась вокруг меня, как будто собирала не на юбилей к знакомому пенсионеру, а на собственную свадьбу. Спа, прическа, маникюр, макияж – к вечеру пятницы я уже не узнавала свое отражение в зеркале. И это не говоря о платье: черный струящийся шелк, открытые плечи и, конечно, спина. Тонкое изящное колье, высокие каблуки и маленькая сумочка, в которую едва поместился сотовый, лишь дополнили образ.

– Ксюша, опоздаем! – донесся голос отца, когда я, не решаясь спуститься, разглядывала себя в зеркале. Там, по ту сторону, на меня смотрела совсем другая Ксюша: уверенная, роскошная и обольстительная. Но я такой не была. Внутри меня, как и прежде, жила робкая, простая и домашняя девочка, которой маска роковой красотки была в тягость.

– Это все ради отца! – пробубнила еле слышно и, подмигнув своему отражению, постаралась поскорее спуститься.

Огромный угловатый внедорожник Горского остановился возле большого особняка в нескольких километрах от города. Судя по количеству машин, многие гости уже давно прибыли на праздник. А мы все никак не спешили выходить. Точнее я. С каждой минутой внутри разрасталось необъяснимое волнение, мешающее не то что выйти из автомобиля, а даже просто нормально вздохнуть.

– Черниговского не будет, Ксюша, не переживай! – вкрадчиво произнес отец и взял меня за руку. – Пойдем?

Кивнула и в считанные минуты мы оказались на пороге дома Исуповых: светлого, просторного и весьма уютного. Гостей было уже много, но толчеи не наблюдалось. Солидно одетые, не моложе именинника мужчины, придерживая рядом с собой милых дам, статно передвигались по зале, уставленной высокими столиками с закусками, и чинно вели светские беседы.

– Будет немного скучно, – заметив мое выражение лица, шепнул на ухо Горский и с улыбкой добавил:

– Я разве не предупреждал? Давай найдем виновника торжества.

Спустя каких-то полчаса мое волнение полностью испарилось, а на смену ему пришла усталость и желание сбежать. Нудные, пустые разговоры, неискренние улыбки и оценивающие взгляды не оставляли шансов на приятный вечер. Отец все прекрасно понимал, но долг перед Исуповым не позволял просто так покинуть торжество.

Я ходила за Горским хвостиком, кивками и пустыми улыбками поддерживая его беседы с сильными мира сего, пока мою кожу не обожгло от пронзительного взгляда.

Стоило обернуться, как среди большого числа гостей сразу уловила его образ. Черный костюм– тройка, черная бабочка и темный, голодный взгляд, нацеленный исключительно на меня. Мужчина стоял у самого входа, метрах в десяти от нас с отцом. Скорее всего, он только что прибыл. Приветливо улыбнулась, но вспоминая слова отца, что на такие мероприятия по одному не ходят, глазами стала опасливо искать его спутницу. И в этот момент я поняла одно: мне будет больно, если найду.

– О! – оживился отец. – Вот и Валера подоспел. Я уж грешным делом подумал, что сдался.

Заметив мой слегка растерянный взгляд, отец спешно добавил:

– Дело у нас к Исупову. Важное, дочка!

Лероя после той ночи я так ни разу больше и не видела. Нет, конечно, уже на следующий день он мне перезвонил и старался общаться, как раньше. Вот только больше не приезжал, ссылаясь на неотложные дела, да и в манере говорить проскальзывало что-то скорее по-дружески бодрое, нежели по-влюбленному чуткое.

Наверно, поэтому слова отца никак не отложились в моей голове, а глаза продолжали выискивать пару Лероя. Но уже совсем скоро я окончательно убедилась, что вопреки всем традициям мужчина пришел один. И это не могло не радовать.

– Привет! – спустя несколько минут, потраченных на поздравление Исупова и восхищение торжеством, Лерой все же подошел к нам. Он старался держаться уверенно и непринужденно.

– Наконец-то, Лерой. Так все, передаю тебе Ксению, а сам на ратный подвиг. Надеюсь, успею опередить Маркуса.

Горский практически сразу ушел, оставляя нас наедине. Впервые мы стояли вдвоем и не знали, что сказать. Молчание становилось все тяжелее и неуютнее.

– Ты сегодня очень красивая, – разбил тишину Лерой, хотя и прозвучали его слова как-то совсем приглушенно.

– Спасибо, – ответила и тут же взяла инициативу в свои руки:

– Почему ты один?

Лерой забавно изогнул бровь в удивлении.

– А с кем я по-твоему должен был быть?

– Просто Горский сказал, что сюда без женщины нельзя.

Лерой, несмотря на светское и культурное общество вокруг, рассмеялся, привлекая ненужное внимание и смущая меня окончательно.

– Ксюша, а еще на входе спрашивают справку от психиатра и дату последней флюорографии, – мои слова явно его развеселили, хотя мне было не до смеха.

– Тогда зачем Горский меня сюда притащил? Грусть болотная, а не праздник, – подошла чуть ближе и тихо сказала Амирову это так, чтобы больше никто не услышал.

Лерой же резко перестал смеяться и тут же, положив руку мне на талию, слегка придвинул к себе, чтобы также тихо и доходчиво мне все объяснить:

– Ничего не поменялось, Ксюша. Пусть думают, что ты – моя невеста. И я до сих пор надеюсь, что однажды ты станешь ею по-настоящему. Но здесь, в этом змеином рассаднике Коля хотел показать всем и каждому, что ты – неприкосновенна и находишься под нашей защитой. Поэтому ты здесь. Поэтому здесь и я.

– Лерой, серьезно! Кому какое дело до меня?

– Сегодня никакого, но когда Горский перепишет на Тимошку целое состояние, а по закону распоряжаться им пока будешь ты, поверь, может начаться страшное.

– Тогда пусть не переписывает, – мне стало от слов Лероя не по себе. – Он же говорил о чем-то незначительном? Или вы в очередной раз решили впутать меня и Тима в свои игры? А спросить не забыли, нет? Нужно ли это все мне?

Но ответить Лерой не успел. С бокалами в руках к нам подошли двое: коренастый мужчина примерно возраста отца и сопровождающая его, молодая и безупречно красивая девушка. Их внешность показалась мне знакомой, но сказать точно, кто это был, я не могла. Своим приближением они полностью обратили внимание Лероя на себя, а его рука, до этого спокойно лежавшая на моей талии, сильно напряглась.

– Валерий, как давно мы с вами нигде не пересекались, – начал мужчина. Он говорил с акцентом. И по всему было видно, что общение с Лероем его напрягало. – Я уже было подумал о печальном. Все-таки работа у вас опасная, мало ли что…

– Маркус, ну что вы, не стоило переживать. Видимо, благодаря вашим молитвам я жив и здоров.

Мне не нравился этот мужчина и я чувствовала, что Лерою тоже. Но больше меня нервировал взгляд девушки, обращенный в мою сторону.

– Не представите нам вашу очаровательную спутницу, – приторным голосом попросил мужчина, Маркус, кажется. Вроде и отец говорил про какого-то Маркуса. В голове явно копошилась мысль, что и еще где-то мне встречалось это имя, но несколько лет проведенных в Европе сбили с верного направления. Маркусов там, как у нас Александров.

– С удовольствием, – прервал мои попытки вспомнить Лерой. – Это Ксения, моя невеста и дочь Николая Горского.

– Невеста… – задумчиво повторил Маркус. – Интересно…

– А ваш зять не приехал?

– Нет, – отрезал мужчина, а на лице его проступил какой-то звериный оскал. Правда очень быстро он сменился очередной фальшивой улыбкой. – Кстати, Ксения, познакомьтесь с моей дочерью, Ингой. Черниговской. Вы ровесницы. Уверен, вам будет о чем посплетничать. Тем более Инга в положении, а у вас вроде уже есть ребенок? Может что подскажите будущей мамочке?

Маркус говорил что-то еще. Лерой до боли сжимал в своих тисках. Инга смотрела на меня уничтожающим взглядом победителя. А у меня просто уходила из под ног земля.

¹ – Дедушка! Дедушка! – фр.

21. Знак

Голоса. Чей-то негромкий смех. Звон бокалов. Легкая мелодия вдалеке. И боль. Опять. Там же. А казалось, что болеть уже нечему.

Все логично. Они давно женаты. Но все равно не могу смотреть на нее. Такую красивую, идеальную, а главное желанную. На нее он променял нас с Тимошкой. Ее целует перед сном. На ее спине выводит заветное " люблю". Ее сын будет называть Тимура папой.

Дура! Какая же я все-таки идиотка!

Инга всматривается в мое лицо. Как и я, пока не говорит ни слова. Только прожигает меня ненавистным взглядом и молчит. Хочу отвернуться, убежать, спрятаться. С меня хватит. Но вместо этого все же смотрю на нее, тихо завидую и молю Бога, чтобы проклятые слезы не выдали меня с головой.

– Быстрее! Быстрее! Сейчас начнется! – в сознание врывается чужой басовитый голос, а следом перед глазами появляется его владелец. Округлый мужчина лет шестидесяти, размахивая руками, влетает в нашу компанию, чтобы пригласить всех во двор, где вот-вот для именинника должно начаться огненное шоу.

Суета. Кто-то сразу выходит на улицу, другие пытаются поскорее накинуть на себя верхнюю одежду. Лерой, воспользовавшись ситуацией, ведет меня вглубь дома. Там сейчас никого. Его рука крепко держит меня. Мысленно заклинаю, чтобы не отпускал. Поворот. Еще один. Лестница. И наконец темнота. То, что мы в чужом доме меня совершенно не волнует. Как и то, что в кромешной тьме не могу разглядеть Лероя. Зато чувствую. Острее, чем когда-либо.

– Прости, – слышу его шепот. – Я не знал.

Не понимаю, за что он извиняется, но киваю. Он ни при чем. Рано или поздно это все равно бы произошло, просто я слабачка.

– Увези меня, Лерой, прошу.

В темноте нащупываю его лицо и останавливаю ладони на его щеках. Я так хочу забыть. Забыться. И полюбить его! Чертово сердце!

И Лерой меня увозит, наплевав на дела с Исуповым и обещание, данное отцу.

Автомобиль плавно скользит по вечернему городу. Совсем скоро развязка. До дома Горского ехать прямо. Буквально пара километров до моего решения. Кажется именно сейчас так легко его принять. Немного сложнее озвучить. Но я нахожу в себе силы. Отрываюсь от созерцания дороги и смотрю на точеный профиль Лероя. Всего несколько слов:

– Я хочу к тебе.

Лерой напрягся. Еще немного и руль изогнется под натиском его рук. До его решения менее пятисот метров. Но он молчит. Не отрывается от дороги. Я понимаю. Он не хочет так.

Триста метров. Беглый взгляд в мою сторону. И он сворачивает.

Высокий забор. Сосны. Его бревенчатый дом. Небольшой, но уютный.

– Проходи, – это первое, что произносит Амиров за всю дорогу, открывая передо мной массивную дверь.

Молча заходим, снимаем верхнюю одежду и, не говоря ни слова больше, идем на кухню. Лерой ставит чайник и старается не смотреть на меня. Спиной ко мне достает с верхней полки пару чашек и что-то ищет еще. Неважно. Подхожу ближе и прижимаюсь к нему, руками опоясывая его грудь.

Тяжелый вдох. В тишине слышу его частое биение сердца. Прямо сейчас я готова сказать ему "да", но понимаю, как неправильно оно прозвучит в сложившейся ситуации.

Лерой медленно поворачивается и вот его руки уже на моем лице. Взгляд тяжелый и темный.

Чувствую, что ему сейчас тоже непросто. Он все видит: мою боль, отчаяние и желание забыться. Вот только ответной любви в моих глазах так и не находит. А потому отпускает и возвращается к чаю.

– Что тебе сказал отец той ночью? – я не отхожу, стою максимально близко, но уже не обнимаю его.

– Сейчас это неважно, – голос низкий и глухой, но слышать его мне необходимо.

– Для меня важно, – хочу вновь притронуться к нему, чтобы он наконец оставил дурацкий чай в покое и дал мне шанс.

– Сказал, что Черниговский возвращается, напомнил о вашем сыне и просил отойти в сторону, – негромко отвечает Лерой, но вдруг резко разворачивается и хватает меня за плечи. – Скажи, даже это ты готова ему простить?

В моих глазах слезы. Мотаю головой. Нет. Это предел. Дальше – табу.

– Господи, Ксюша, – Лерой прижимает меня к себе со всей мощи, а я не хочу, чтобы отпускал.

– Помоги мне забыть, – прошу сдавленным голосом и пальцами касаюсь его скул.

И он срывается. Его губы, такие горячие и мягкие, находят мои робкие и несмелые. Сначала нежно и трепетно. Но с каждой секундой углубляясь, заставляя меня больше не чувствовать ничего кроме его близости. Крепкие руки на моей обнаженной спине, тонкой шее. Они зарываются в волосы, спускаются ниже, гладят, надавливают, сжимают. И вновь поднимаются выше, касаются плеч и незаметно скидывают тонкие бретели черного платья. Оно струится по телу и оседает на полу возле ног. Я стою перед ним обнаженная и беззащитная, но сейчас мне не стыдно.

Лерой подхватывает меня, как пушинку, и, не переставая целовать, садит на высокую столешницу, где до этого одиноко стояли чашки. Они с грохотом летят на пол, но мы не замечаем. Непослушными пальцами пытаюсь расстегнуть его жилет и сорочку. Черт! Так много пуговиц, что ничего не выходит. Это знак. Пока не поздно остановиться. Но я пропускаю его.

Лерой делает шаг назад и наблюдает за мной пьяным взглядом. Мне даже страшно представить, как выгляжу в эту минуту. А еще я боюсь, что он захочет уйти. Но вместо этого Амиров с неистовой силой срывает с себя пиджак и бросает в сторону. Следом за ним с треском отрывающихся пуговиц летят жилет и сорочка.

И вот он рядом. Красивый. Мощный. Подходит чуть ближе. Кожа к коже. Горячо. Касаюсь его руками. Пальцами прокладываю дорожку от шеи к плечу и ниже, к запястью руки. И снова знак. Здесь нет того рисунка, который я каждую ночь до сих пор вижу во снах. Кожа Лероя теплая, бархатистая, упругая. Но она не та. Он не тот.

Но Лерой не замечает моего замешательства или просто делает вид. Он рывком притягивает меня к себе. Слишком сильно. Слишком близко. Повсюду ощущаю его губы, руки и такое обжигающее дыхание.

– Моя, – рвано рычит Амиров и с новой силой начинает терзать мое тело, за одним убивая душу. Я никогда не стану его. Сейчас я понимаю это как никогда раньше.

– Не твоя, – тихо срывается с губ, но Лерой как будто оглох.

– Не твоя! – почти кричу. – Отпусти! Я ошиблась!

Амиров замирает и стеклянным взглядом смотрит на меня.

– Тебе лучше уехать.

– Да, сейчас вызову такси, – прикрываясь руками, спрыгиваю со столешницы, хватаю платье и бегу к телефону.

Лерой стоит. Все там же. В той же позе. Через приложение вызываю такси и одеваюсь.

Машина через 20 минут.

Хочу подойти к Амирову и извиниться, но боюсь. Впервые боюсь его. Понимаю, что не обидит. Здесь другое. Мне стыдно смотреть ему в глаза. Чувствую себя последней тварью. Но в тоже время ощущаю небывалую легкость и свободу.

Уйти просто так не позволяет совесть. Оставить его так, сбежать будет нечестно. Я как минимум должна ему все объяснить.

Медленными и робкими шагами вновь подхожу к Лерою. Невыразимо сильно хочу его обнять и сказать, что люблю его. Как друга. Как старшего брата. Но это последнее, что сейчас ему нужно.

– Прости меня.

Между нами всего метра три, но в эту минуту они растянулись до бесконечности. Тяжело дыша, Лерой стоит спиной ко мне и яростно сжимает и разжимает кулаки, отчего мышцы на его теле поочередно напрягаются. Он зол и растерян одновременно.

– Однажды Реми спросил меня, смогу ли я тебя отпустить, когда придет время. Я ответил "да". Но я тогда не подозревал, насколько это будет больно.

– Прости меня.

– Чем он лучше меня, Ксюш? Чем?

Лерой, конечно, не видит, как я качаю головой, как слезы окутывают мои глаза, как мне тоже больно. Я ошиблась. И эта ошибка приносит слишком много страданий нам обоим.

Мобильник в руках оживает. Наверно, такси.

– Прости меня, – разворачиваюсь, чтобы уйти. Он так и не взглянул на меня.

Уже возле двери слышу звон бьющейся посуды и полное боли:

– Ненавижу его! Ненавижу!

Без оглядки выскакиваю на улицу, практически не разбирая ничего вокруг, лишь повторяя себе под нос:

– Ненавижу! Сейчас я тоже его ненавижу!

У ворот ждет машина. Резким движением открываю пассажирскую дверь и погружаюсь в уютный салон. Все. Я только что всё разрушила между нами.

Щелчок блокировки дверей переключает внимание.

– Коттеджный поселок " Боровой", пожалуйста, – а сама не могу отвести глаз от верхушек сосен на его участке. Вряд ли я когда-нибудь еще сюда вернусь.

Из сожалений вырывает ослепляющий свет фар, а затем и машина такси затормозившая рядом. Черный ниссан, как в приложении. Но тогда куда села я?

Как в замедленной съемке поднимаю глаза на водителя и вижу его.

– Привет!

22. Три

Тимур

– Тимур, – голос Шефера ранним утром заставил окончательно проснуться. Какого черта он звонил. Уже как два месяца я был свободен от его семьи.

– Тимур, я знаю, что ты вернулся. Это так кстати. Мне очень нужна твоя помощь.

Еще бы! За три года развалить империю Ермолаева – не шутки! Помощь ему сейчас действительно не помешала бы. Вот только причем здесь я.

– Тимур, вечером Ингу нужно забрать с одного мероприятия? Мне придется задержаться. Адрес сейчас скину.

– Маркус, на такие случаи уже давно придумали такси. Номер подсказать?

– Тимур, оставь свои шуточки при себе! – разозлился Шефер. – Для всех она все еще твоя жена!

– Плевать я хотел на этих всех. Что-то еще?

– Просто поговори с ней. Инга тяжело переживает вашу размолвку.

– Маркус, по-русски это называется развод! И как она его переживает, мне безразлично. Долгой и счастливой семейной жизни я ей не обещал.

– Вот как ты заговорил! Ладно. Но боюсь встретить ее тебе все же придется. У нее для тебя есть крайне интересные новости.

Спорить с ним было мало того, что бесполезно, но еще и неприятно. Поэтому согласился. Хрен с ней, встречу.

В городе я был всего пару дней в отличие от Шефера. Тот уже месяц околачивался возле Горского, пытаясь всеми правдами и неправдами аннулировать сделку. Да, весь бизнес Ермолаева, за который дед так сильно переживал, теперь принадлежал отцу Ксюши. Но знал об этом пока только я, Горский и Маркус. Причем Шефер о безысходности своего положения догадался совсем недавно. Мне порой даже становилось его немного жаль: дураку было понятно, что ждет его, когда обо всем узнает дед.

Мне нестерпимо хотелось увидеть своими глазами лицо Ермолаева, когда тот поймет, что потерял абсолютно все. Как когда-то по его вине потерял я. Оставалось только сдобрить это известие тем, что теперь все его состояние принадлежало моему сыну. Тому самому малышу, которого он так рьяно ненавидел еще до рождения.

Три дня до подписания бумаг. Три бесконечно долгих дня до встречи с ней.

Ждал понедельника, как заключенный свободу. Горский был прав – мне не стоило приезжать заранее. Но удержать себя на месте я просто не смог.

Три года слишком долгий срок. Теперь я это точно знал.

Прорваться к Горского мне удалось только спустя месяц после свадьбы. К тому времени план мести в моей голове созрел окончательно, но без его поддержки осуществить его было бы крайне сложно.

Тот факт, что отец Ксюши ни черта не знал о случившемся с дочерью, сыграл мне на руку. Горский согласился меня выслушать и только потом в очередной раз сломал мне нос. Но это было неважно. Главное, я смог уговорить его помочь. Нет, деньги ему нужны не были. Его главной целью стал дед, который так хладнокровно разрушил не только мою жизнь, но и жизнь любимой женщины и дочери самого Горского. В том, что он все еще любил мать Ксюши, сомнений у меня не оставалось.

На три года этот, когда-то до глубины души ненавистный мне человек, стал моей единственной опорой и надеждой. Благодаря Горскому я мог видеть сына. Пусть издалека, пусть урывками и зачастую лишь на фото. Но я всегда был рядом. И не только с ним.

Пожалуй, наши интересы с Горским расходились только в одном. Для своей дочери он все также хотел лучшей доли. И отчетливо видел ее в лице Амирова. И я ничего не мог изменить. Связанный по рукам и ногам узами брака с другой, лишь надеялся, что когда‐нибудь Ксюша меня простит.

Хотя я и сам никак не мог простить себя за прошлое. Ненавидел самого себя и свою беспомощность. Как часто за эти три года опускались руки, когда ни черта не удавалось. Как тошно было играть на публику идеального мужа для идеальной Инги.

Инга… Та еще стерва под видом кроткой овечки. Равнодушная, расчетливая дрянь. Она не меньше меня жаждала свободы и независимости. А еще денег. Много денег.

Она прекрасно видела, каким заботливым и учтивым я был при посторонних, и какой равнодушной скотиной наедине. Инга никогда не была дурой и хорошо понимала, чего я пытался добиться. На этом и жила. Хорошо жила. Еще бы сейчас она не горевала. Горский шутил, что намного выгоднее было сделать из меня вдовца, чем утолять ее вечный финансовый голод. Вот только жертв и так в нашей жизни хватало.

Встречать свою бывшую жену, а тем более о чем-то разговаривать с ней, не испытывал ни малейшего желания. Но, с другой стороны, я так сильно торопил время, что спокойно мог наделать глупостей: сорваться к Горскому, увидеть Ксюшу и вновь подвести ее. Инга – верный способ убить время. Кроме того, мне не нравилось, что Шефер решил обратиться к Исупову. Этот ушлый мужик имел рычаги давления на Горского, да и меня не переваривал на дух. Три дня… Оставалось выстоять всего три дня… Дальше, сколько бы Маркус ни копал под Горского, ничего было не изменить.

Вечер. Промозглый и ветряный. Огромный особняк с десятками припаркованный авто бизнес-класса и марево света за высоким забором. Исупов решил основательно отметить юбилей. Даже отсюда слышались аплодисменты и довольные возгласы. Никогда не понимал подобных мероприятий, но за последние годы был вынужден посетить ни один десяток похожих.

Вышел из авто и, прислонившись спиной к капоту, вдыхал холодный воздух. Заходить внутрь претило, как и долго стоять у забора. Потянулся за мобильным, чтобы поторопить Ингу, но тот выскользнул из рук и завалился куда-то в рыхлый снег под колесо. Выругавшись про себя, присел и начал поиски потеряшки.

Ее голос я узнал моментально, в принципе, как и его.

– Где ты припарковался? – не значащая абсолютно ничего фраза выбила меня из равновесия. Нежный, тихий, родной голос. Черт! Я три года ее не слышал…

– Вроде здесь. Ксюш, застегни куртку – холодно, – заботливый, сука, Амиров был рядом.

– Все равно, – как-то безжизненно ответила ему Ксюша.

– Эй, мне не все равно! Слышишь! Иди ко мне!

Напрочь забыв про телефон, резко встал. Но, честно, лучше бы и дальше сидел в своей засаде, чтобы ничего не видеть. Черт! Амиров заботливо прижимал мою девочку к себе и что-то шептал на ушко. А она, прикрыв глаза, благодарно кивала и даже пыталась улыбнуться! Ей было хорошо. В его объятиях. С ним.

Внутри все оборвалось – я опоздал! Три года – это слишком долго. Не мог пошевелиться. Стоял и смотрел на них, пока мерзкая и липкая ревность пожирала меня заживо. Я уже забыл, каким гадким и разрушительным может быть это чувство.

На темной заснеженной дороге, где не было ни одной живой души, где не надо было ни перед кем притворяться, им было хорошо вместе. Внезапно так отчаянно и остро пришло понимание: я – лишний.

Простояв так с минуту, а может и больше, Амиров взял Ксюшу за руку и повел дальше к своему автомобилю.

Не отдавая отчета своим действиям, резко сел за руль. Я должен был убедиться, что мне показалось. Не мог, не хотел верить своим глазам и предупреждению Горского, что у них все серьезно. Нет! Это же моя Ксюша! Моя!

Трасса. Следовал за машиной Амирова в надежде, что тот просто подвезет ее домой. Но он свернул. И в этот момент мои надежды рухнули окончательно. На автомате доехал до дома Амирова, лишь краем глаза успев зацепить, как все также за ручку они вошли за высокий и глухой забор его дома. Это конец. Амиров был прав: я мог только разрушать, а собирать воедино – его прерогатива.

Сидел и смотрел в пустоту. Думать, что в эту минуту происходило там, в доме Валеры, было нестерпимо больно. Она больше не моя. Она – его. А я лишний!

Нет, это никак не меняло моих планов – свою вину я так и не искупил. Но наказание свое все еще продолжал получать.

Как мазохист, я ждал непонятно чего, закрыв глаза и начав отсчет. И с каждой секундой, сжимая кулаки с неистовой силой, мне все больше хотелось умереть.

Сколько прошло времени? Полчаса? Час? Два? Но цифры в моей голове давно перевалили за тысячи. Открыл глаза. В лобовое с размаху летели белые огромные хлопья снега и ударяясь о теплое стекло, превращались в тонкие и извилистые ручейки. Настала пора возвращаться! Еще не хватало, чтобы Амиров заметил слежку. Ни к чему все это было. Решение пришло само собой: подписать документы и отпустить ее навсегда. В этот момент, несмотря на разъедавшую меня, как щелочь, боль, я хотел для нее счастья. А с кем, наверно, уже было неважно.

Вот только уехать я так и не успел.