Текст книги "Ты обещала не убегать (СИ)"

Автор книги: Алиса Гордеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

11. Не обернусь

Тимур

120…140…160…

Не чувствую скорости. Я практически не вижу дороги. Ее серое промозглое полотно давно переплелось с белыми снеговыми подушками на обочине. Всё одно. Молю Бога, чтобы никто не выехал на встречку. Не за себя. За того несчастного, что может пострадать по моей вине.

Я напряжен. До такой одури, что не могу разжать рук на руле или отпустить ногу с педали газа. Каждой клеточкой тела я до сих пор ощущаю ее взгляд. Она вернулась. Приехала погостить или наскучила своему Амирову. Второй вариант прельщает больше. Нет, я не подберу. Просто хочу, чтобы страдала.

Я разбит. И без того хреновое время. Свой приговор я уже подписал и обратного пути нет. Отсчет моей свободы идет на часы. Не так, не с такими мыслями я хотел ей насытиться. Какого черта она вернулась именно сейчас?

Мобильный на пассажирском сидении то и дело вибрирует, приглашая хотя бы взглянуть на экран. Но я не могу. Мне отчаянно хочется закрыть глаза и исчезнуть. Эта боль выворачивает меня наизнанку. Я кричу. Что есть сил ору во всю глотку. От этого дикого, первобытного вопля содрогается все вокруг, но мне не становится легче.

Останавливаюсь на обочине и вываливаюсь из салона на ледяной воздух. Хватаю его губами, как рыба, выброшенная на берег умирать. Я задыхаюсь! Без нее задыхаюсь! От невозможности вернуть ее задыхаюсь! От ее предательства! От своей безрассудной зависимости от нее, уже граничащей с непреодолимой ненавистью!

Стереть. Удалить. Переписать… Понимаю, так надо!

Раздавить. Отомстить. Освободиться… Только так смогу идти вперед!

Еще раз прикоснуться. Задержав дыхание, сохранить ее аромат внутри себя. Последний раз сказать, что люблю… И окончательно погибнуть.

– Ты опоздал, – сурово цедит дед, осматривая меня, как товар перед покупкой. – Я просил тебя, Тимур, выглядеть человеком! Не хватало еще, чтобы Шефер передумал!

– Я такой, какой есть, дед, – бесцветно отвечаю ему. – Какой смысл притворяться?

– Ладно, спорить с тобой бесполезно, – кивает тот. – Пойдем внутрь. И, пожалуйста, будь с ней понежнее! Не испугай ее, прошу!

Ресторан «Арагон» встречает нас пафосной атмосферой с запахом огромных денег. Совсем немного столиков и те все заняты мужиками-толстосумами, пытающимися пустить пыль в глаза юным нимфам, да разодетыми дамами с миллионами на шеях и их нелепыми спутниками. Сборище показушников. И я сегодня в их числе.

Мы идем к самому дальнему столу, который спрятан за извилистой колонной. Шефер уже на месте. С виду нормальный мужик. Немец. Бизнесмен. Жена– красавица. Но по факту больной ублюдок. Здоровый человек ни за что не стал бы продавать свою дочь. Тем более, зная меня.

– О, Юрий, Тимур! Рад встрече! – на ломанном русском приветствует нас Маркус Шефер. – Познакомьтесь, моя жена Анастасия и дочь Инга.

Я кидаю мимолетный взгляд на сидящих рядом с Маркусом женщин и первое, что отмечаю – брюнетки! Обе! Черноволосые и белокожие. Красивые и очень похожие друг на друга.

Анастасия тщательно сканирует меня своими сверкающими глазами и по ее скривившимся губкам понимаю: не о таком зяте она мечтала. Инга же сидит, опустив голову, и прикидывается послушной девочкой, вот только поверить в это сложно. Интересно, каким образом ее вынудили принять эти дикие условия?

– Тимур, садись рядом с Ингой. Вам не помешает узнать друг друга получше, – с улыбкой обращается ко мне Маркус. – Нам, конечно, стоило приехать раньше, но дела никак не отпускали.

Так и чешется язык ответить, что ему стоило бы сделать, но сдерживаюсь ради деда. Я ему обещал.

Из-за отца часть наших активов до сих пор заморожена. Другая – резко упала в цене. Опасения деда вполне оправданы. Мы в яме. И если меня это не заботит, то для него – это дело всей жизни.

Дед понимал, что самому подняться на прежний уровень, ему просто не хватит сил, а от меня помощи ждать бессмысленно. Развивать дело отца я отказался уже давно. Именно поэтому все бразды правления дед передал Шеферу, правда, с одной оговоркой: ровно до тех пор, пока я буду находиться в браке с дочерью Маркуса. Сошлись на цифре три. Три года по мнению Шефера вполне достаточный срок, чтобы я прикипел к его дочери навсегда и подарил ему внуков. Дед же рассчитывал, что этого времени хватит, чтобы пробудить во мне желание взять управление компанией на себя. Я же просто хотел забыться.

– Папа много говорил о тебе, – млеет рядышком Инга.

Оцениваю ее взглядом: идеальные черты лица, гладкая кожа, безупречно уложенные волосы. Но, чем дольше смотрю на нее, тем отчетливее понимаю, что совершаю ошибку. При всей своей красоте, ухоженности и утонченности она совершенно не трогает моего сердца. Этот контракт– ошибка! Наш брак – полный абсурд!

– Зачем это тебе? – выделяю последнее слово и смотрю на Ингу в упор. Дед с Маркусом увлечены деловой беседой, а Анастасия вышла в дамскую комнату.

– Отец в любом случае выдаст меня по расчету не за тебя, так за какого-нибудь старика, – как в порядке вещей отвечает девчонка.

– Я буду тебе изменять и вряд ли когда полюблю, – честно, на берегу предупреждаю ее.

– Да как хочешь, мне все равно, – спокойно парирует в ответ, даже не дрогнув.

Бесчувственная, безвольная, совершенно не уважающая себя кукла! И я рядом – полный дурак!

Встаю рывком из-за стола и молча ухожу из ресторана. Да, я невоспитанный подонок, но свои последние минуты свободы я хочу провести иначе!

– Тимур! – доносится вслед разъяренный голос деда, но я делаю вид, что не слышу. Этой ночью я все еще свободен.

Огромными рыхлыми хлопьями снег медленно кружится и приземляется на мои плечи, путается в волосах и тает, касаясь теплой кожи. Вокруг ни души, хотя время на часах едва перевалило за десять вечера. Уже битый час я смотрю на ее окна. Темно. Свет не горит. Но я не ухожу. Другой возможности у меня не будет. Уже завтра весь город взорвется новостью о свадьбе сына нашумевшего депутата и дочери немецкого бизнесмена. Уже завтра я уеду отсюда навсегда.

Внезапно слабый свет озаряет темноту окон, пробуждая во мне надежду и дикое желание услышать еще хотя бы раз звук ее голоса.

Я срываюсь к подъезду и набираю заветные цифры. Гудок, второй, третий. Никто не отвечает. Мне не могло показаться! Я видел свет! Отхожу от двери и смотрю наверх, натыкаясь взглядом на ее силуэт.

Да простит меня Миронов, но пока мне кто-нибудь не откроет эту чертову дверь, я не уйду. И снова звонок. Гудок. Второй. И вдруг мелодия, сигнализирующая, что мне разрешили войти. Не замечая ступеней, лечу через одну, две на нужный этаж, поскольку ждать лифт мне не хватает терпения.

На лестничной клетке темно. Лишь слабая полоска света от приоткрытой двери в квартиру Миронова озаряет пространство вокруг. Я медленно подхожу ближе и, забывая дышать, открываю металлическую дверь полностью.

Ксюша стоит в двух шагах от меня – так близко, но безумно далеко. Босая, в какой-то нелепой и безразмерной футболке. Смотрит на меня своими огромными глазищами цвета неба, а я впервые не знаю, что сказать.

В квартире полумрак и тишина – ощущение, что мы совсем одни.

– Привет, – первой решается заговорить Ксюша. – Тебе дедушка все рассказал, да?

Киваю, не отводя от нее глаз: прозрачная, хрупкая, трепетная. Вижу, что волнуется: поджимает голые пальцы ног и теребит тонкими ладошками кончики своих волос. Смотрит на меня и как будто чего-то ждет. Делаю решительный шаг вперед, хочу подойти ближе, но она робко отступает назад. Амиров. Конечно! Она же теперь с ним. Где он? В ее комнате?

– Гена дома? – спрашиваю, чтобы разрядить обстановку.

– Нет, – бормочет себе под нос, затем опускает глаза и добавляет неуверенно: – Нет… он… там… они все… там… в Сочи…

– Амиров?

Она вопросительно смотрит на меня, всем своим видом показывая, что меня это не касается. Ее жизнь меня больше не касается. Но все же отвечает:

– В Москве. У него там дела.

Последняя надежда падает ничком вниз и разбивается у моих ног на миллионы осколков. Они вместе. У них все хорошо.

– А ты почему здесь? – если все уехали, то что она делала одна в квартире Миронова.

– Я… – она поднимает свои океаны и смотрит глубоко в душу, а потом убивает всего одной фразой: – Я к тебе приехала.

Не нахожусь, что сказать и просто приподнимаю бровь.

– Я… понимаешь… я, – хочет что-то объяснить, но от волнения не находит слов. – Я ошиблась. Я хотела извиниться.

И в этот момент я закипаю. Она, блядь, ошиблась! Я– ее ошибка! Мои чувства – всего лишь недоразумение! С яростью сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы усмирить свой гнев и не наделать глупостей.

– Ошиблась? – сквозь зубы шиплю в ответ. Изо всех сил схватив себя за голову, спиной наваливаюсь на шкаф– купе и закрываю глаза. Ее верный способ – сосчитать до десяти и успокоиться. Иначе, я за себя не ручаюсь.

– Тимур, – сквозь туман слышу свое имя и ощущаю невесомое и робкое прикосновение к щеке. Оно бьет током! Парализует все остальные чувства и эмоции! Заставляет сосредоточить весь мир в этом мимолетном касании. – Я просто хотела сказать спасибо. За то, что спас нас тогда, в "Шаляпине". Я совсем недавно узнала.

Не сразу соображаю о чем она говорит, но резко накрываю ее руку своей и с силой вжимаю в себя. Плевать! На все! Сейчас я хочу чувствовать ее рядом. Иначе просто подохну. Рывком притягиваю ее к себе и быстро разворачиваю на свое место так, чтобы быть к ней максимально близко, чтобы больше она не смогла убежать.

Зарываюсь руками в ее мягкие волосы и прислоняюсь своим лбом к ее. Чувствую, как участилось ее дыхание. Ей не все равно! Вдыхаю ее без остатка и понимаю, что без нее не смогу. Что же мы наделали, что?

Она пытается еще что-то сказать, но я ей не даю, прижимаясь своими губами к ее нежным, мягким, теплым. С силой, жадно, до боли! И она отвечает. Также безумно, на грани. Мы, как два оголодавших зверя, вгрызаемся в друг друга, не любя, не лаская, а пытаясь насытиться вдоволь! В этот момент мы оба понимаем: нас больше нет.

Этот поцелуй не дарит мне наслаждение! Он только больше разрушает меня! Он ворошит то, что я пытался все это время похоронить в себе. Мне надо остановиться. Развернуться и уйти. Ничего не изменить! Слишком поздно: она ждет ребенка от Амирова, а у меня завтра свадьба.

Я отстраняюсь и смотрю на ее мокрое от слез лицо. Она тоже все понимает! Плачь, девочка, плачь! Ты сама все разрушила!

Через силу делаю шаг назад, еще один. Я должен уйти! Она как чувствует и судорожно качает головой.

– Не уходи, – одними губами сквозь слезы шепчет Ксюша. А у меня от ее слов едет крыша. Дикое желание вперемешку с удушливыми воспоминаниями – горючая смесь! – Нам надо поговорить.

Поговорить? Где она, черт побери, была, когда нужно было говорить? Когда я умолял меня выслушать? Где? Она поверила всем кроме меня! Она с легкостью вычеркнула меня из своей новой жизни! О чем мне сейчас с ней говорить?

– Хочешь поговорить? – делаю шаг обратно в ее сторону.

– Да, – отвечает она.

– Хочешь, чтобы я остался? – и еще один.

– Да, – одними глазами кивает в ответ.

– Любишь меня? – делаю последний шаг и касаюсь ладонью ее лица, заставляя смотреть мне прямо в глаза.

– Люблю, – лжет, не отводя глаз. Так любит, что прыгнула в койку к Амирову и носит под сердцем его сына.

– А я тебя не-на-ви-жу! – по слогам выплевываю в ответ и перемещаю ладони на ее тонкую шею. Стоит лишь слегка надавить и она хрустнет. – Ты мне противна!

В ее глазах вспыхивает отчаяние и неприкрытая боль! Так-то, девочка, не одна ты умеешь жалить! Сжимаю руку на ее шее чуть сильнее, впиваясь пальцами в тонкую кожу, чтобы наверняка оставить следы. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Всхлипывает еле слышно, пытаясь освободиться. Хватает своими ладошками мои руки и пытается их убрать. Вот только силы неравны.

– У меня завтра свадьба. Извини, не приглашаю. Невеста ревнивая, бывших просила не приводить, – с желчью шепчу ей на ухо. Чувствую, как ее руки ослабевают и перестают бороться, а потом опускаются ниже, на живот. Она боится за него. Она боится меня.

– И до твоей беременности мне нет никакого дела, поняла? – вру ей в глаза, но руки с шеи убираю и иду к выходу. На этом все. У самой двери оборачиваюсь и смотрю на нее в последний раз. Я запомню ее такой: сломленной, с зареванными глазами и опухшими от моих поцелуев губами. Разворачиваюсь и ухожу.

– Не стоило нас спасать, – доносится мне вслед ее исступленный крик, но я больше не обернусь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍12. Виноват

Лерой

– Ты приехал, приехал, – зашумела Ритка и с огромным животом наперевес поспешила ко мне утиной походкой, следом за ней семенил Димка, ее муж.

– Тише, тише, не спеши! – пытался угомонить ее он, как будто до сих пор не понял, что просить мою сестру успокоиться бессмысленно.

– Милая моя, привет! – обнял ее нежно, стараясь не прижиматься сильно. – Когда уже я возьму свою племяшку на руки?

– Моя бы воля – сегодня в роддом уехала, но еще недели три точно ходить, – вздохнула Ритка. – Ты лучше скажи, какими судьбами тебя к нам занесло? Да еще так неожиданно…

– Я ненадолго, – пожал руку Диме, только подоспевшему за сестрой. – Завтра утром уже улетаю.

– Ладно, пойдем в дом, там все и расскажешь, – Ритка взяла меня за руку, как в детстве, и повела за собой по расчищенной от снега дорожке в сторону небольшого коттеджа, который они с Димкой в этом году все же достроили.

– Ну что ты меня глазами своими сверлишь, – возмущалась сестра, когда мы сидели на кухне и согревались горячим чаем. Я уже и забыл, какими холодными могут быть зимы в России. – Все у меня хорошо, говорю же. А то, что набрала немного лишнего, так это не беда. Вот Уляша родится и начну худеть. Лерунь, правда, нет повода для волнения.

Рита, пожалуй, была единственным человеком, если не считать покойной матери, которой я разрешал называть себя этим противным именем "Лера".

– Я просто соскучился, – отозвался в ответ, чтобы она не переживала лишний раз. – Ты у меня красавица, Ритка! А с животом особенно.

– Ну, скажешь тоже! Это только в глянцевых журналах, да по телевизору беременные все красивые, да шустрые. А на деле? – она скорчила забавную рожицу и продолжила:

– Тут болит, там колет. Ботинки самостоятельно не надеть, на животе не поваляться. Это я молчу о том, что есть постоянно хочется. Вон, Димка, уже замучился мне готовить. Ощущаю себя не женщиной, а цистерной неповоротливой.

Заботливый Димка, а для окружающих вполне себе Дмитрий Олегович, подошел к сестре и ласково обнял за плечи.

– Ты у меня лучше всех, Ритусик, – чмокнул жену в затылок. – Валера прав, ты красавица и внутри тебя еще одна красавица. И обе мои.

– Ага, это ты так ласково намекнул, что я не цистерна, а бесформенная матрешка? – в шутку рассердилась на мужа Ритка, а мне оставалось лишь сидеть и улыбаться.

В свои 28 я тоже мечтал о семье, о детях. Вот только все никак не складывалось. С юности работал на Горского. Ни образования нормального не было, ни профессии. Что я умел? Находить, запугивать, калечить… Да и из женщин рядом были одни шалавы, так на одну ночь. Семью с такими не построишь.

Это потом, с годами все устаканилось. Горский многому научил, помог фирму свою открыть, да и времена другие настали: физической силой уже мало что решалось. Дом построил, сестру поднял, а сам так и остался не у дел. Пока этим летом вновь не увидел Ксюшу. Из тощей нескладной девчонки она превратилась в хрупкую и изящную девушку, отвести взгляд от которой, было сильнее меня.

Кому, как ни мне, Коля мог бы доверить безопасность своей единственной дочери, когда дуреха без ведома решила вернуться домой? Я наблюдал за ней издалека, как стояла потерянно в аэропорту, как ходила первые дни по городу и разглядывала его огромными кукольными глазами, как ездила в институт и варила кофе в " Кофеине". Я всегда был рядом, но она никогда не видела меня.

Зато успела заметить Черниговского. С его дедом у меня были отдельные счеты. Это ему в далекие времена отец задолжал денег. Это он стоял за похищением Ритки. Это из-за него мы так и не успели собрать деньги на операцию матери. И если бы не Горский с просьбой не трогать Ермолая и Тимура, то я давно бы расквитался теперь уже с обоими.

Коля же в свою очередь внимательно наблюдал за мной и все подмечал: как я смотрел на Ксюшу, как говорил о ней, как с пеной у рта искал ее, когда та сбежала от Соболева, как ненавидел Черниговского. Он понял все сам и не стал возражать, более того, он решил помочь.

Поэтому, когда он предложил затею с аукционом, я не просто согласился, а еще и доработал его план до нужной кондиции. Даже Горскому было не по себе от его воплощения, но, главное, мы достигли цели: они расстались.

Но стало ли мне легче? Нет. Я смотрел на ее страдания и ничем не мог помочь. Пытался ее отвлечь, но встречал в ее глазах лишь боль и отчаяние. И в эти моменты я хотел задушить самого себя. Я был источником ее бед. По моей вине она была несчастна. Наверно, именно тогда я понял, что опоздал: Ксюша любила этого разукрашенного урода по-настоящему. И это стало идеальным наказанием для меня за все.

– Внимание! Внимание! Амирова Валерия вызывает планета Земля. Повторяю, – задорный Риткин голос выдернул меня из воспоминаний. – Валер, ну ты чего? Уснул что ли?

Глядя на возмущенную и надутую мордашку сестры, не смог сдержать улыбки.

– Извини, Ритусь, задумался.

– Да поняла я уже. Даже спрашивать не буду о ком ты там мечтал. Но, Валер, может задержишься на пару дней, а? Обязательно завтра уезжать?

– Да, Ритуль, обязательно. Если все нормально будет, на обратном пути еще заеду.

Абсолютно все были уверены, что ближайшие дня три‐четыре я проведу с сестрой. Даже Горский. Ксюша умудрилась промыть мозги и ему: мне дали отпуск, а заботу о ее безопасности временно переложили на Миронова.

Но я чувствовал, что происходит что-то неладное. Слишком тиха была Ксюша в последние дни, слишком масляно говорила с отцом, слишком вовремя в Сочи решил уехать Миронов, который только-только встал на ноги.

А началось все с того немого звонка.

То, что звонили из соседнего отеля, я узнал практически сразу, как и то, кто звонил. Черниговский. Каким-то образом ему все же удалось выбраться из страны и найти нас. Но его поведение казалось мне очень странным. Он не пытался поговорить с Ксюшей или приблизиться к ней. Нет, он просто наблюдал. Издалека. С непробиваемым выражением лица. А потом уехал также резко, как и появился.

Может, я тогда и переиграл, черт его знает, но просто так отдавать свою девочку ему я не собирался.

***

Домой я попал ближе к обеду следующего дня. В том, что Ксюша тоже была в городе – не сомневался. Еще после ее нелепого побега в Ле-Манн я установил в ее телефон gps– маячок, о чем, судя по всему, она так и не узнала. Зато знал я, где ее искать.

Красная точка на экране смартфона уже несколько часов мигала в одном и том же месте. Ксюша была у Миронова, а я был спокоен.

Я отлично понимал, зачем она убежала от меня и вернулась домой. И как бы я не хотел, чтобы Черниговский никогда не узнал про ребенка, всегда осознавал, что шило в мешке не утаишь. Но тот факт, что сейчас она была не у него, оставлял мне надежду, что она вернется ко мне.

Мне хотелось сорваться и поехать к ней: отругать, что сбежала в очередной раз, узнать все ли с ней хорошо, просто увидеть. Но я держал себя в руках. Ксюша хотела свободы и самостоятельных взрослых решений! Пусть так! А я… я просто, как и всегда, буду рядом.

Огромный пустой дом. После того, как Ритка умчалась к своему мужу, он стал тихим и слишком большим для меня одного. Сидел на кухне и вспоминал тот день, когда впервые привез сюда Ксюшу: как босиком она спускалась по массивной лестнице, как пила кофе из той самой чашки, что сейчас держал в руках я, как улыбалась мне, не смотря на всю боль, что испытывала по моей вине.

За окном начинало светать, а я так и не ложился. Смотрел на мигающую точку и теребил в руках ее чашку с давно остывшим чаем. Я был не прав. Во всем.

Сейчас, как никогда, чувство вины перед этой светлой и хрупкой девочкой съедало меня изнутри.

Наспех накинув куртку и схватив ключи от машины, я выбежал из дома, чтобы просто извиниться перед ней…

13. Потерял

Лерой

– Нужен ее медицинский полис и паспорт. Сможете привезти? Постарайтесь до двенадцати в приемный покой передать, – тонким голоском молоденькая медсестра пыталась мне что-то объяснить, но шум в ушах мешал сосредоточиться. Запах больничных стен и удушающая атмосфера местной клиники нисколько не помогали уловить суть ее просьбы.

– Хорошо, – киваю скорее по привычке. – Можно к ней?

– Нет, я же вам уже раз сто объяснила, – более чем равнодушно ответила девчонка, отходя от меня и усаживаясь за небольшой столик, освещенный доисторической настольной лампой и заваленный кипой бумаг. – Вот документы привезете, мы ее оформим и врач к вам выйдет.

С глухим звуком мой кулак врезался в бетонную стену, а глаза налились яростью, которая уже битый час искала выход. Ровно столько времени прошло с того момента, как бригада скорой помощи передала Ксюшу в отделение гинекологии, а я так до сих пор ничего не узнал.

– Врача быстро сюда зови! – не сдержавшись, заорал я. – Иначе я вашу богадельню с землей сравняю!

Наверно, девчонка уже привыкла к настолько буйному проявлению эмоций со стороны родственников, а потому практически никак не отреагировала на меня. Лишь на долю секунды она оторвалась от своих бумажек и бросила на меня предупреждающий взгляд.

– Пожалуйста! – схватившись за голову, уже совсем тихо, с мольбой в голосе попросил я. – Там моя любимая женщина и мой сын. Там вся моя жизнь… Понимаете? Я просто хочу знать, что она не закончена.

– Врач на операции, молодой человек, – с долей сожаления ответила та. – Как освободится, я его позову. Подождите еще немного. А лучше привезите ее документы.

Я нашел Ксюшу, лежащей на полу в прихожей в квартире Миронова. Растрепанная, зареванная, с голыми ледяными руками и ногами она свернулась калачиком прямо возле открытой входной двери и тихонько стонала. Склонившись возле нее, я обхватил ее лицо руками и, убирая прилипшие к нему пряди волос, заставил открыть глаза и посмотреть на меня.

– Ксюша, девочка моя, что произошло? Как ты? – как в бреду повторял я одно и то же, но она молчала, лишь монотонно наблюдая за мной потухшим взглядом.

Скинув с себя куртку, я поспешил укрыть ее, а затем взял девчонку на руки и понес в первую попавшуюся комнату. Такая легкая, напрочь замерзшая и совершенно обессиленная она абсолютно не сопротивлялась, наоборот, прижалась холодной щекой к футболке на моей груди.

– Мне больно, – пересохшими губами прошептала Ксюша, а я растерялся. Черт! Я – человек, который видел, казалось бы, всю жестокость этого мира, ни раз вытаскивающий с того света своих парней по долгу службы, не знал, что делать с простой девчонкой.

– Где болит? – спросил, осматривая ее с ног до головы.

Она попыталась ответить, но вместо слов из ее глаз ручейками побежали слезы. Положив ее на ближайший диван, я несколько раз провел ладонью по ее щеке и только сейчас заметил красные пятна, которыми была покрыта вся шея Ксюши. И в этот момент мне действительно стало страшно. Кто мог сотворить подобное с ней и зачем?

– Я вызову скорую, – стараясь не выдавать своего волнения, сообщил ей. Но Ксюша так ничего и не ответила.

– Вы Миронову привезли? – раздался за спиной мужской баритон.

Обернувшись, увидел пожилого мужчину в белом халате и с уставшим выражением лица.

– Давайте пройдем в ординаторскую, – вежливо предложил он, а у меня все внутри оборвалось. С Ксюшей же все хорошо, верно?

Шагал за ним до кабинета, как на эшафот, до последнего надеясь на чудо.

– Мариночка сказала, вы чуть не разнесли наше отделение, – мы зашли в кабинет, где возле окна стоял стол с парой стульев, а в углу повидавший виды диван. – Нервы, молодой человек, еще никому в этой жизни не помогли, а вот здравый смысл…

– Она жива? С ребенком что? – прервал на полуслове размышления доктора.

– Вы зря меня не дослушали, молодой человек, зря! – он уселся за стол и, поправив очки на переносице, взял в руки медицинскую карту. – Вот вы переживаете за свою девушку, нервничаете, а ей от этого никакой пользы, только вред. Разве вам не говорили, что любая беременная подобно хрустальному сосуду не выносит потрясений и грубого обращения.

– Послушайте, Ефим Захарович, – прочитал на бэйджике его имя, присаживаясь напротив. – Я человек простой. Загадки ваши разгадывать у меня нет ни времени, ни желания, просто скажите, что с ней?

– Истощение, нервная перегрузка и, как результат, угроза прерывания беременности. Ей нужен полный покой, полноценное питание и только положительные эмоции, – он наконец оторвался от бумаг и внимательно посмотрел на меня.

– Я могу ее увидеть?

– Посещение больных в палате у нас строго запрещено, а сама она к вам пока спуститься не сможет, – наверно, сейчас выражение моего лица было выразительнее любых слов, поскольку доктор сразу поспешил добавить:

– Да не смотрите на меня волком – она просто спит. Если ваше любопытство я удовлетворил, то и вы мои сомнения развейте. Что с ней приключилось? Эти следы на шее… Я должен бы сообщить об этом сами знаете куда, но ваша Ксения ни за что не разрешила.

– Я и сам хочу это знать, – с досадой выдохнул. – Я нашел Ксюшу в таком состоянии утром на пороге ее квартиры. Она что-нибудь вам говорила?

– Нет, толком ничего. Вас не Тимуром случайно зовут?

– Не знаю к счастью или нет, но я не Тимур.

Попрощавшись с доктором, я встал и вышел из кабинета. Сейчас мне был необходим свежий воздух, чтобы охладить тот поток гнева и разрушительной злости, что бушевали во мне после услышанного. Черниговский! На сей раз источником ее боли он стал без моего участия.

Пара звонков нужным людям и вот я уже записывал адрес, где можно было застать этого ублюдка. Еще минут двадцать и я был на месте. Смотрел по сторонам и не мог поверить в происходящее.

Вход в огромный ресторан в самом центре города был пафосно украшен белоснежными цветами, так дико смотревшимися на фоне снега. Вокруг толпились журналисты и простые зеваки. Рядом одна за другой останавливались навороченные тачки, выпуская внутрь ресторана не менее навороченных гостей. Событие уходящего года – его свадьба!

Я смотрел на весь этот балаган и начинал понимать состояние Ксюши: она все знала. Господи, как только она смогла вынести все это? На секунду прикрыл глаза и попытался успокоиться, чтобы не сорваться и довести начатое до конца.

– Какие люди! Неужели верная шестерка Горского решила почтить вниманием наш скромный праздник? – раздался неподалеку мерзкий скрипучий голос Ермолаева.

Он стоял у самого входа и встречал вновь прибывших гостей. Его голос, пропитанный сарказмом и ядом, я мог с легкостью узнать из миллиона других.

– Извини, Лерочка, не приглашаю присоединиться к нам, мест нет. Совсем-совсем, – откровенно издеваясь надо мной, пропел Ермолаев.

Подлетел к старику и схватил того за грудки, пока его остолоп– охранник считал ворон.

– Либо ты сейчас же зовешь своего внучка, либо я закрою глаза на запрет Горского, мразь! – процедил сквозь зубы.

Очнувшийся от спячки охранник Ермолаева попытался меня схватить, но старик его остановил. Он видел мое состояние и отлично понимал, что я не шутил. Десять лет – немалый срок, чтобы найти слабые места даже у такой твари, как Ермолаев.

– Договор, Лерочка, договор! – шипя, напомнил мне старик.

– Договор у тебя с Горским, не со мной! Где этот выродок? – выплюнул в лицо деду.

Мы привлекали к себе слишком много ненужного внимания и, если мне было все равно, то Ермолаеву подобные слухи среди журналистов были явно ни к чему.

– Давай, зайдем внутрь и поговорим, – старик по-дружески хлопнул меня по плечу и зашел в ресторан, а потерявший дар речи охранник с глупым выражением лица придержал для меня дверь.

Минуя небольшой коридор мы прошли мимо пышно оформленной гардеробной, где повсюду толпились разодетые гости, а затем свернули к еле заметной двери, как оказалось, ведущей на улицу, но уже со стороны двора. Старый козел! Неужели он думал, что сможет настолько легко избавиться от меня?

– Давай с тобой поговорим, – проскрипел старик, когда мы были уже во дворе ресторана. – Точнее договоримся. Уверен, наши интересы во многом схожи.

Он остановился недалеко от внутреннего крыльца, я же отошел подальше. Мне нужно было немного остыть. В таком состоянии я мог наломать слишком много дров. Ермолай наблюдал за мной и прекрасно видел, что я на взводе. Мало того, он отлично знал, что сейчас мной легко управлять.

– Зачем портить мальчику праздник? У него свадьба. А какая невеста! – продолжил издеваться надо мной тот. – Разве не этого и ты со своим Горским хотел? Тогда зачем весь этот фарс?

Он сделал несколько шагов в мою сторону, а потом жестом велел своему охраннику нас покинуть. Тот, не долго думая, зашел внутрь здания, оставив дверь открытой.

– Портить праздник? – взорвался я, на что старик изобразил недоумение на своем лице. – Он ей всю жизнь испортил! И не надо делать вид, что ты ничего не знал!

– Тише– тише, Лерочка, побереги свои нервы! Он испортил – ты наладишь, нет? Ну, не хочешь сам – не беда. Уверен, Горский подберет для своей дочурки хорошего мальчика, – его цинизм выворачивал наизнанку. Больной на голову старик смотрел на меня в упор и улыбался. Нехорошо так, с намеком на свою неоспоримую правоту. А потом вдруг замолчал. Улыбка исчезла. А вместо нее на лице появился звериный оскал.

– Моего внука в эти разборки впутывать не дам! – громогласно прокричал тот.

Что я здесь делал с этим старым маразматиком? Испытывал свое терпение? Мне нужен был Тимур! И точка. Я сделал несколько небольших шагов в сторону ресторана, но поравнявшись со стариком заметил Черниговского младшего. Он стоял на крыльце и с нечитаемым взглядом наблюдал за дедом. Отлично! Это было даже лучше, чем просто дать ему в морду!

– Если врачи ее не откачают, я убью твоего внука! Слышишь? Собственными руками убью! – громко, чтобы слышал Тимур, но глядя в глаза Ермолаю, произнес я. Внутри все разрывалось от желания, чтобы Черниговский осознал свою вину и масштаб причинённого ей вреда.

– Ты думаешь мне есть дело до девчонки? – искренне удивился старик, вновь натянув на лицо безумную улыбку. Нет, конечно, нет, но этот спектакль был не для Ермолаева.

– До своего правнука тебе тоже дела нет? Прямо сейчас врачи борются за его спасение, – знали ли они с Тимуром о беременности Ксюши или нет, я не имел представления.

– С недавних пор, конечно, не без моих стараний, этот ребенок не имеет никакого отношения к моему роду. Теперь он твой или еще чей – решайте сами, мне все равно, – разбил мои сомнения старик. Беременность Ксюши не была для него тайной, а для Тимура?