Текст книги "Ты обещала не убегать (СИ)"
Автор книги: Алиса Гордеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
17. Свадьба
Пристегнула ремни безопасности и привела спинку кресла в вертикальное положение. Самолет шел на посадку. Уже виднелась снежная пелена, укрывающая город, как одеяло. Хотя на дворе стоял март.
Дата была выбрана неслучайно. Именно в эти числа они познакомились 25 лет назад. Боже, неужели любовь может жить четверть века? В моем случае, увы, она не продержалась и пары месяцев.
Меня никто не встречал. В последний момент поменяла билеты на более ранний вылет. Лерой и Горский были уверены, что прилечу ближе к вечеру.
Взяла такси и назвала адрес бабушки. Я нуждалась в тишине. Впереди ждало важное решение – ошибиться было нельзя.
В этой квартире я не была больше трех лет. Слой пыли, скопившейся за это время, лишь подтверждал догадки, что не только я. Мама тоже.
Мы все совершали ошибки. Иногда горячились и в споре говорили совсем не то, что думали, хотели посильнее задеть, уколоть побольнее и находили слова, которые били с размаха в самое сердце. Вот только запал быстро спадал, а обида оставалась. Слова, так легко вылетевшие сгоряча, потом тяжелым камнем висели на душе. Я, как никто другой, знала об этом.
Вот и мама никак не могла себя простить, что не успела помириться с бабушкой. Та пришла к дому Соболева, чтобы заступиться за меня, а мама, наговорив ей много лишнего, так потом и не успела извиниться. Сначала несчастный случай, а потом… потом было уже поздно.
Этого "поздно" боялась и я. С одной стороны, понимала, что нечего ждать, что думать нужно о себе и о сыне. Здесь и сейчас. Но с другой…
Лерой был со мной честен, а я с ним? Разве мое сердце когда-нибудь снова полюбит? А если нет? Я слишком хорошо относилась к Лерою, чтобы заведомо делать его несчастным. И все же ответить " нет" я не могла, как впрочем и "да".
Зашла на кухню и поставила чайник. Холодно, а я отвыкла от морозов. Пара чайных пакетиков и сахар. Как в ту ночь… с ним. Прислонилась к отключенному холодильнику и прикрыла глаза. Воспоминания. Это все, что у меня осталось. И как бы сильно я не хотела стереть их из памяти, они возвращались яркими пятнами в моей голове. Интересно, он счастлив? С той, другой. Без меня. Без нас.
Ответ казался очевидным, но до сих пор нестерпимо царапал по сердцу.
– Когда-нибудь это пройдет! – прошептала сама себе и достала из чемодана коробочку с печеньем, которое Реми уговорил взять с собой. Повертела ее в руках и, выключив так и не вскипевший чайник, выскочила из квартиры.
– Господи, Ксюнечка, ты ли это? – Алевтина Егоровна ничуть не изменилась за это время.
– Здравствуйте! – мне хотелось ее обнять, но отчего-то не хватало смелости.
– Иди ко мне, девочка моя, – разбила все мои сомнения женщина и первой раскрыла объятия. Я так скучала!
– Угостите чаем с малиновым вареньем? И, вот, – протянула коробочку, – с печеньем.
За три года, что мы не виделись накопилось немало тем для разговора, а потому одной чашкой чая мы не обошлись. Когда варенья в банке оставалось немного, а на душе стало значительно легче, Алевтина Егоровна все же решилась спросить то, что волновало ее больше всего:
– И кто же его отец, Ксюнечка? Не дело это ребенку отца своего не знать, себя вспомни.
Женщина держала в руках фотографию Тимошки и явно искала его сходство со мной. Но, увы, мой сын был точной копией отца.
– Он Горский, как и я, – сухо ответила соседке. Еще до рождения сына я перестала быть Мироновой и взяла фамилию отца.
– А отчество? – с печальной улыбкой тихо спросила Алевтина Егоровна.
– Во Франции в них нет необходимости, – понурив голову, ответила женщине. – Его отец бросил меня и женился на другой.
Соседка громко вздохнула и покачала головой, прижав руку к сердцу.
– Да как же так? Господи, Ксюнечка! Как же ты одна-то?
– Я не одна, – с уверенностью заявила женщине, а потом и сама вдумалась в свои слова. Я и правда больше не чувствовала себя одинокой. Еще три года назад в этом городе я была совершенно потерянной и никому ненужной, а сейчас у меня был сын, отец, мама, Лерой, Реми, Мироновы. И, наверно, все в жизни должно было случиться именно так, чтобы мы обрели друг друга.
– Любишь его все еще, да? – с чего-то вдруг спросила Алевтина Егоровна и пристально посмотрела на меня. – Можешь не отвечать, и так все вижу. Знаешь, как всегда говорила твоя бабушка?
В недоумении покачала головой.
– Что предназначено тебе, не возьмет никто.
– Значит, он был предназначен не мне.
– Это значит, Ксюнечка, что твое еще впереди!
К дому Горского я подъехала ближе к ночи, заранее предупредив отца, чтобы не волновался. Он встречал меня на пороге, стоя в домашней одежде, несмотря на холод. А как только подошла ближе – крепко обнял.
– Приехала! Я так рад! Как долетела? – он взял мой чемодан и повел за собой в дом.
– Все хорошо. Как ты? Где мама? – стягивая в прихожей шапку, спросила отца.
– Я уговорил ее лечь пораньше. Катюша, конечно, сопротивлялась, хотела тебя дождаться, но ты же знаешь, я умею убеждать, – по-доброму подмигнул мне Горский.
В искренности его чувств я уже давно не сомневалась. Пугало их проявление. Горский не умел проигрывать и принимать чужое мнение. Одно его вмешательство в мои отношения с Черниговским чего стоило. Конечно, Лерой утверждал, что задумка была исключительно его, но ведь и отец не отказал в помощи, не остановил. Но это все в прошлом. Как бы тогда отец не поступил, Тимур сделал свой выбор сам.
– Ты прав, маме нужно выспаться. Да и тебе! Вон какие синяки под глазами. Тоже мне жених, – Горский выглядел задумчивым и уставшим.
– Я не мог не дождаться тебя, дочка. К тому же у меня есть одна просьба, – мне не показалось, отец был чем-то обеспокоен. – Мне нужно, чтобы ты немного задержалась в городе.
– Зачем?
– Хочу часть активов переписать на Тимошку, – неуверенно произнес отец.
Чем занимался Горский в прошлом я прекрасно знала. И еще тогда, когда пару лет назад он решил выйти из подполья и открыть честный бизнес, я чувствовала, что нам это аукнется. Таких как Горский просто так не отпускают. Он чересчур много знал и имел слишком большое влияние.
– Что-то случилось? Проблемы? – волнение мурашками пробежало по коже.
– Нет, Ксюша, никаких. Но так надо. Я потом все объясню подробно. Задержишься? – и снова этот пронзительный взгляд.
– После свадьбы у меня защита в универе, так что я и так в городе до среды.
– Мне нужна еще неделя– максимум две, – Горский понимал, что я не смогу. Это долго. Слишком. – Не переживай, Тимошка с Жюли, с ним все будет хорошо.
– В Жюли я не сомневаюсь, – поспешила все объяснить, – но она – не мама. Я не могу так надолго оставить сына одного.
– Неделя, Ксюша! Всего неделя, – продолжал настаивать Горский. – Если не уложимся – привезем Тима сюда. Договорились?
– Хорошо, – понимала, что спорить с отцом бесполезно. – Но будет лучше, если ты уложишься в срок.
В доме Горского у меня уже давно была своя комната и сейчас, проходя к ней вдоль гостиной, а затем, поднимаясь по лестнице на второй этаж, я смогла рассмотреть дом. С тех пор, как я была тут в первый раз, он сильно изменился. И тому заслуга моей мамы, теперь уже полноправной здесь хозяйки.
Отец долго искал свою Катю. Ни один месяц, и даже не два. Соболев умело заметал следы, когда перевозил ее из одного места в другое в надежде спрятать. Но отец все же нашел. А потом просто не смог отпустить. Как он уговорил Соболева дать маме право самой распоряжаться своей жизнью, я не знала. Но факт остается фактом, мама выбрала отца, оформила развод с отчимом, а сам Соболев, наспех продав свой бизнес, уехал строить новый в столицу.
Именно ради мамы Горский завязал со своими прежними делами. Только для нее он приглашал лучший врачей и ездил с ней по самым передовым реабилитационным центрам. Ровно год у него ушел на то, чтобы мама начала потихоньку говорить и еще один, чтобы она встала. И я была ему безумно благодарна за это. Хотя долгое время не могла понять, почему усилия Соболева оказались тщетными, а у отца все получилось. Но Горский всегда отвечал на мой вопрос просто:
– Это не я ей помог, не врачи. Это, Ксюша, просто любовь и ее яростное желание жить.
Меня раздирали противоречивые чувства. Безусловно, счастье мамы и ее здоровье перевешивали на чаше весов! Но понимание, что ради своей любви отец пошел на все, а мою так хладнокровно убил, неприятно грызло внутри. Простить! Я обещала себе его простить!
С самого утра в доме царила суета. Родители хоть и решили узаконить свои отношения в тихом семейном кругу, но, видимо, оба слишком долго этого ждали, а потому никак не могли остановиться. Горский носился за рабочими, украшающими гостиную живыми цветами, и все ему казалось, что их недостаточно. Мама проверяла привезенные закуски и переживала, что их может не хватить. А я… Я бегала за ними и пыталась успокоить обоих.
Уже позже, когда паника отступила, я тихонько сидела в маминой комнате и смотрела на ее преображение. Прическа, макияж, такое нежное, струящееся платье и она, такая счастливая и здоровая. Почти. Она все еще большую часть времени проводила в кресле, а вставала и передвигалась с опаской и неуверенно. Но ее глаза искрились жизнью, а улыбка, такая родная и искренняя, не покидала ее лицо. Сегодня она была самой очаровательной и прекрасной невестой на свете.
– Ты самая красивая, – прошептала маме, когда та подъехала ко мне и взяла за руку. – Я так люблю тебя, мама.
В уголках ее глаз заблестели слезы и я поняла, что сейчас не время.
– Нам пора выходить, пока папа не передумал и не сбежал, – попыталась перевести тему в более легкое русло, но мама не отпустила моей руки.
– Прости меня, доченька! Если сможешь, прости за все. Я так много ошибалась в этой жизни и не замечала, как от этих ошибок страдала ты. Больше всего на свете мне хочется, чтобы ты была счастливой, – она крепко сжала мою ладонь, а мне хотелось прижаться к ней и обнять, если бы не ее волшебное платье.
– Пообещай мне, Ксюша, что не будешь спешить, – продолжила мама. – Пожалуйста. Не повторяй моих ошибок. В браке любить должны оба. Теперь я это точно знаю.
В небольшой, но пышно оформленной гостиной уже собрались люди. Горский стоял в самом центре в идеально сидящем черном смокинге с белым воротничком и то и дело сжимал в руках маленький букет из белых роз. Безусловно, он волновался. Это была его первая и последняя свадьба. Заметив нас, его пронзительный голубой взгляд, выражающий в эти мгновения целую гамму непередаваемых эмоций, приклеился к хрупкой фигуре мамы. Глаза в глаза, сердце к сердцу.
Рядом с Горским я не сразу узнала Лероя. Привыкла видеть его в джинсах, футболках и толстовках, с взъерошенными волосами. Сейчас же передо мной стоял совершенно другой человек. Серый костюм по фигуре подчеркивал его уверенность и серьезность, аккуратно уложенные волосы в купе с его выразительным, внимательным, но таким теплым взглядом придавали ему очарования и приковывали все женское внимание к себе. И пока Горский вез маму к импровизированному алтарю, Лерой подошел ближе и, нежно приобняв, оставил на моих губах легкий и невесомый поцелуй.
– Ты прекрасна, – прошептал мне на ухо Амиров. А в голове все перемешалось. Мамина просьба, мои чувства, его голос… Мне нужно было что-то ему ответить, поддержать разговор, но вместо этого я просто улыбнулась и позволила отвести меня на наше место. Начиналась церемония.
18. Да
– Никогда не думал увидеть Горского в качестве жениха, – заметил Лерой и слегка приобнял меня. – Но совру, если скажу, что ему не идет. Красивая пара!
Жених и невеста уже сказали заветное "да" и прямо сейчас обменивались кольцами. Наверно, такими влюбленными я никого из них еще ни разу не видела. Это был только их миг безграничного счастья и они по праву наслаждались каждым мгновением.
– Объявляю вас мужем и женой! – прозвучал в тишине приятный женский голос. – Жених можете поцеловать невесту!
Горский привстал рядом с мамой на одно колено и прильнул к ее губам своими. Все вокруг взорвались аплодисментами, криками " горько" и поздравлениями. Лерой же стоял рядом и только сильнее сжимал руку на моей талии. О чем он думал в эту минуту – догадаться было несложно.
Новобрачные еще долго принимали от гостей пожелания долгой и счастливой совместной жизни, много целовались и не отводили друг от друга влюбленных взглядов. А я… я радовалась за них. Искренне. Без сожаления. С надеждой, что такими они будут всегда.
А пару часов спустя Лерой предложил сбежать.
– Думаю, сегодня ночью этим двум голубкам лучше остаться одним, как считаешь? – с хитрым прищуром спросил он. Я сидела за столом и держала в руках бокал с шампанским, когда ладони Лероя легли на мои плечи, заставив обернуться. Нет, я не пила. Одного урока в жизни вполне хватило. Просто делала вид, чтобы не выделяться среди других гостей.
– Отличная идея, но есть маленькая проблема: куда деться мне? – улыбнулась парню и жестом пригласила сесть рядом. Его мимолетные прикосновения в течение вечера становились все более явными и частыми, что зарождало внутри необъяснимое волнение. Лерой не был навязчивым, но во всех его жестах читалось только одно: он ждал моего решения.
– У меня есть для тебя сюрприз, если ты, конечно, не против. Доверишься мне? – усевшись рядом, он тут же забрал из моих рук шампанское и переплел свои пальцы с моими.
– Не знаю, Лерой, – мой голос звучал так, что мы оба поняли: мой ответ касался не только сюрприза.
Спустя час мы неслись по заснеженной трассе в сторону города. Лерой до последнего ничего не говорил, разжигая во мне интерес.
– Там будет холодно?
– Нет, я не дам тебе замерзнуть.
– Мы будем там одни?
– Да, только ты и я.
Пыталась выудить хоть какую-то информацию, но все было тщетно.
– Сдаюсь, – прошептала на выдохе, полностью исчерпав запас вопросов и догадок.
– Почти приехали, – мягким голосом ответил Лерой.
Через пять минут машина притормозила мимо обычной школы в спальном районе города.
– Мы пойдем учиться? – удивленно спросила Амирова.
– Не совсем, – он с улыбкой посмотрел на меня, а потом снял с себя тонкий кашемировый шарф. – Можно я завяжу тебе глаза?
Уловив мой робкий кивок, Лерой слегка наклонился, аккуратно приложил шарф к моим глазам и бережно, чтобы не затянуть в узел волосы, завязал его. Темнота. Но она совершенно не пугала. Я все еще ощущала его дыхание и почти невесомый аромат, исходящий от шарфа. И это помогало успокоиться и перестать бояться.
– Помни, я всегда рядом, Ксюша! – прошептал Лерой и коснулся рукой моей щеки, поправляя выбившиеся пряди волос.
Звук открывшейся дверцы, поток холодного воздуха и его теплая ладонь в моей руке. Медленно и осторожно мы шли куда-то по неровной заснеженной дорожке. А когда остановились, раздался стук обо что-то металлическое. Наверное, о дверь, которая буквально через пару минут отворилась и мы попали в тепло. Снова шаги, лестницы, двери. Любопытство внутри просто разрывало на части, хотелось стянуть шарф и подсмотреть хотя бы одним глазком, но я держалась.
– Здесь, Ксюш, осторожнее. Ага, вот так! А сейчас аккуратно садись! – Лерой обхватил меня за плечи и, повернув в нужном направлении, слегка надавил.
Убедившись, что я села, он отпустил меня, а затем сел рядом.
– Это кинотеатр? – по тому, как и на чем мы сидели, эта ассоциация возникла первой.
– Нет, Ксюша. Еще немного потерпи, любопытная ты моя, – рука Лероя снова нашла мою. – Сейчас не пугайся…
– Ааа, – спинка кресла резко опустилась и я оказалась в полулежащем состоянии. – Черт, Лерой, уже не смешно!
– Тише, ничего страшного, просто так более удобно.
– Удобно что? – уже с опаской спросила я, но вместо ответа ощутила его теплое дыхание на щеке, а затем и свободу от надоевшей повязки. – Где мы?
Не понимая, я крутила головой, но ничего не видела. Темнота. Кромешная тьма. И только Лерой рядом.
– Мы в моей школе, – спокойно ответил Лерой, переплетая наши пальцы на руках. – Я учился здесь до десятого класса. Пока отец не спустил всю нашу жизнь в покер. В те дни, когда мир вокруг казался беспросветным, как эта темнота, и остро не хватало веры в чудо, я приходил сюда.
– Лерой… – хотела было начать спорить с ним, но не успела сказать и слова, как сквозь черноту один за другим начали загораться огоньки. Их становилось все больше и больше, некоторые светили ярче, тогда как другие едва мерцали. Уже через минуту надо мной расстилалось огромное звездное небо, на котором без труда можно было различить очертания созвездий.
– Это, это… – на время потерялась в собственных мыслях и словах.
– Это планетарий, Ксюша, – помог Лерой.
– Нет, я хотела сказать, это волшебно! – не в силах оторваться, сильнее сжала руку парня.
– Ага, – без ложной скромности согласился Лерой.
– И как тебя сюда пропустили, а? На школьника ты уже, прости за откровенность, совершенно не похож. Охранника подкупил?
– Не совсем. Да это и неважно. До самого утра звездное небо в твоем полном распоряжении. Предлагаю устроиться поудобнее и немного помечтать. Согласна?
– Да.
Вместе мы собирали из огоньков созвездия, придумывали новые и сочиняли для них имена. Мы мечтали о будущем, сожалели об ошибках прошлого и все лучше узнавали друг друга. В этом маленьком и повидавшем виды планетарии Лерой умудрился поднять меня прямо к звездам высоко– высоко. А я невольно ловила себя на мысли, какой разной может быть высота.
Домой мы вернулись под утро. Гости, конечно, все разошлись. В окнах свет давно не горел. Мы стояли у порога и не хотели прощаться. Уставшие и порядком подмерзшие мы беспрерывно о чем-то спорили, смеялись и совершенно не замечали, что в этот момент чей-то пронзительный взгляд напряженно следил за нами.
Пальцы рук покалывало от холода, а глаза слипались от усталости, но мы никак не могли разойтись. От того, насколько легко и непринужденно нам удавалось общаться, мне становилось не по себе. Все чаще ловила себя на мысли, что начинаю смотреть на него иначе, видеть в нем не только друга. Нет, это была не любовь. По крайней мере пока. Но желание, чтобы Лерой перестал говорить и поцеловал меня, крепло в сознании. Вот только он, как на зло, ничего не замечал. Или упорно делал вид. Суть разговора плавно ускользала. И вот я уже дотронулась до его немного колючей щеки своими озябшими пальцами. Легко, едва касаясь. И почти не дыша. Лерой резко замолчал и в оцепенении посмотрел на меня. Еще буквально минуту назад его золотисто-карие глаза казались веселыми и игривыми, сейчас же они стали темнее ночи и выразительнее любых слов.
– Не дразни, если не уверена в своем решении, – попросил Лерой, но руку с щеки я не убрала.
Напротив, скользнула чуть выше, к его волосам, пропуская их сквозь пальцы и в этот самый момент желая большего. Поцелуй. Всего один поцелуй. Мне казалось, что я была к нему готова.
Но Лерой не спешил. Слегка наклонив голову, он задел своим лбом мой и прошептал:
– Я готов ждать, Ксюша. Сколько нужно ждать.
– Просто поцелуй меня, хорошо?
– Ты этого хочешь?
– Да, Лерой. Хочу.
В долю секунды его губы нашли мои, а руки со всей силы прижали к себе. Он старался быть нежным, мягким, чутким. Но в этот раз поцелуй был совершенно другим. Он казался обжигающим, опьяняющим и слишком остро ощущался на вкус, приправляясь жадными и горячими прикосновениями его рук.
Но не прошло и минуты, как Лерой резко остановился, отошел и устремил свой взгляд за меня. Там, за спиной, кто-то стоял и этот кто-то, судя по выражению лица Амирова, явно был не в восторге от происходящего.
19. Не спеши
– Даю две минуты и, чтобы ты, Ксения, была в своей комнате! – прорычал Горский за моей спиной, заставляя немедленно обратить на себя внимание. – А ты, Лерой, в мой кабинет! Немедленно!
Отец сделал пару шагов в сторону дома и обернулся:
– Чего стоим, глазами хлопаем?
– Побегай к себе, – ласково шепнул Лерой и слегка подтолкнул вперед, чтобы сбить с меня пелену легкого шока.
Шаг, второй и я поравнялась с отцом, встретив в опасной близости его разъяренный взгляд. С чего бы ему так злиться? Не он ли еще до рождения Тимошки сватал меня Валере? И почему в этот час ему не спалось? Гора вопросов и ни одного ответа – только арктический холод в глазах Горского.
Быстро забежала в дом и, скинув верхнюю одежду, поплелась к себе. Специально не спешила, чтобы краем уха услышать претензии отца. Вот только мужчины молча зашли в дом и также беззвучно удалились в кабинет.
Как же мне хотелось проследовать за ними и немного подслушать! Все внутри зудело от любопытства, но тихий голос мамы меня остановил. Я не сразу заметила ее, одиноко сидевшую возле лестницы, ведущей на второй этаж.
– Ксюша, не стоит. Иди к себе. Коля просто волновался, – мягко, совсем без укора произнесла она.
– Почему вы не спите? Лерой же предупреждал отца, что я буду с ним, – вся эта ситуация мне казалась странной и нелогичной.
Подошла ближе к маме и присела на ступеньку, чтобы быть с ней на одном уровне.
– Думаю, придет время и отец тебе все объяснит. Не сердись на него. Он просто не хочет, чтобы ты вновь обожглась.
Не удержалась и положила голову на мамины колени, как в детстве, а она тут же принялась гладить меня по волосам. Так приятно. Так нежно.
– Это же Лерой, мам. Неужели Горский сомневается даже в нем? – чуть не мурлыкая от удовольствия, прошептала в ответ.
– Не в нем, Ксюша, в тебе.
– И что это значит? – приподняв голову, посмотрела на маму.
Она тепло улыбнулась, задержала ладонь на моей щеке и, немного подумав, ответила:
– Он просто тебя любит, доченька! А сейчас иди спать.
Спать, конечно, совершенно расхотелось. Да и любопытство все еще клокотало внутри. Но подойти к кабинету отца, минуя маму, было нереально. Поэтому поднявшись чуть выше, я вновь уселась на ступеньки так, чтобы она не смогла меня заметить, но в то же время, чтобы мне было видно часть гостиной и прихожей. До последнего я надеялась услышать мужчин.
Вот только уже минут тридцать в доме стояла томительная тишина. Еле сдерживала себя, чтобы не задремать прямо там, на лестнице, как мой очередной зевок прервали громкие и резкие шаги. Лерой. В каком-то бешеном состоянии он пулей вылетел из кабинета Горского и, хлопнув входной дверью, резко покинул дом, оставив на вешалке свой пуховик и шарф. И что это было?
Сидела и ждала, что он вот-вот зайдет обратно, заберет свои вещи и даже, может быть, объяснит, что произошло. Вот только ни через пять минут, ни через десять он не вернулся. Зато появился Горский.
– Ушел? – спросил маму, все еще сидящую внизу.
Судя по всему, она кивнула, а отец продолжил свой допрос:
– Ксюша у себя? Как она?
– Ей нужны ответы, Коль, – спокойно ответила мама. – Будет лучше, если правду она узнает от тебя. Судя по тому, как Валера умчался из дома, он свою порцию откровений уже получил.
– Он справится, – устало выдохнул Горский. – Ждал ее столько лет и еще подождет. И это его негодование пройдет. Смысл психовать? Наломать дров всегда успеет.
– Тимур уже в городе?
– Нет, Катюш, нет. И я очень надеюсь, что завершить начатое мы успеем до его возвращения.
Господи, о чем говорили родители? Почему они вспоминали о Тимуре? И что мы должны были успеть? Мысли окончательно запутались, количество вопрос непрерывно росло, а вот ответов не прибавлялось.
О том, что Черниговский теперь жил в Германии со своей новой семьей я и так знала, но зачем он возвращался, не имела ни малейшего понятия, да и желания знать тоже. Но даже от его имени, просто произнесенного мамой вслух, внутри все сжалось, а сердце предательски пропустило пару ударов. Нет, видеть его – это последнее, чего я сейчас хотела!
Тихо-тихо поднялась в свою комнату и первым делом набрала Лероя.
– Ксюша, перезвоню, пока занят, – ледяным голосом отрезал тот и сразу скинул вызов. До этого дня он ни разу не позволял себе так говорить со мной. Что-то случилось. Что-то очень нехорошее. Хотя чему я удивлялась: там, где речь заходила о Черниговском, всегда была тьма.
Лерой не перезвонил ни в ту ночь, ни на следующий день. И даже не ответил ни на одно мое сообщение. Он просто испарился.
Все воскресенье я готовилась к защите дипломного проекта, лишь изредка покидая комнату в надежде узнать правду. Но отца с самого утра не было дома, а мама умело избегала неприятного разговора.
Ближе к ночи, когда Горский вернулся, я на свой страх и риск спустилась к нему.
– Мы можем поговорить? – неуверенно спросила его.
Отец стоял в гостиной, сложив руки в карманы брюк, и смотрел в окно. Пиджак он снял и накинул на спинку дивана, а верхние пуговицы сорочки – расстегнул. Он выглядел уставшим и задумчивым.
– Можем, – Горский повернулся в мою сторону, но не стал подходить ближе.
– Что происходит? – в голове крутилось множество более конкретных вопросов, но с чего-то нужно было начинать разговор.
– Пока ничего, – пронзив меня изучающим взглядом, ответил отец.
– Это из-за "ничего" Лерой вчера покинул дом, как ошпаренный, а сегодня отказался разговаривать со мной?
– Дай ему время, – сухо ответил отец.
– Время? Папа, – я подошла ближе к мужчине, – что случилось?
Но отец не спешил отвечать. Он смотрел на меня, но, казалось, совершенно не видел. А потом и вовсе вернулся к разглядыванию ночного пейзажа за окном.
– Черниговский должен скоро вернуться в город, – безэмоционально констатировал он.
– И что? Причем здесь Лерой или я? – одному Богу было известно сколько сил я потратила, чтобы тоже звучать сейчас равнодушно и спокойно.
– Не знаю, может ты мне расскажешь, дочка?
– О чем? – голос предательски начинал дрожать. – Нас давно с ним ничего не связывает.
– Ничего? – Горский наконец оторвался от окна и перевел внимание на меня. – А как же сын?
– Пап, ты в своем уме? – мое спокойствие было подорвано окончательно: голос откровенно срывался, а ладони, так усердно мнущие друг друга, стали влажными от волнения. – Или ты думаешь, он не знал, что Тимошка его? Знал, папа, очень хорошо знал! И где он все это время был?
Горский молчал, но глазами впитывал каждое мое слово, надеясь заглянуть глубже, стараясь рассмотреть за общими фразами мои истинные чувства. Секунда, две, три… Его молчание убеждало меня в собственной правоте: в новой яркой и счастливой жизни Черниговского нам с сыном места не было. Однако отец рассудил иначе:
– Я тоже всегда знал, что ты моя дочь, Ксюша. Подумай об этом.
Не чувствуя под собой ног, замотала головой. Нет! Как он мог сравнивать! Как?
– Ты? Ты не такой! Ты защищал меня! Ты маму любил все эти годы! Ты боролся за нее! А он? Нет, папа, нет! Он же задушить меня хотел от своей этой всепоглощающей ненависти! Он никогда не любил меня, никогда! Он сломал меня, папа! Сломал и выбросил. Как ты можешь говорить такое? Сравнивать себя с ним? Как?
Мой голос сорвался на крик. Болезненный. Изможденный. Этот ящик Пандоры нельзя было открывать! Не сейчас, когда я только-только начинала чувствовать себя счастливой и желанной.
– Что ты сказал Лерою, папа? Только не говори, что просил его отступиться от меня… – эмоции переполняли, в уголках глаз собирались слезы, но Горский не спешил отрицать очевидное. – Нет! Он же послушает тебя! Черт! Нет!
– Эй, иди сюда! – отец притянул меня к себе и крепко обнял. – Не плачь, слышишь! Не надо, девочка моя!
Но сейчас я не хотела его объятий, наверно, поэтому пыталась вырваться и била Горского в грудь, отталкивая от себя.
– Неужели ты так и не понял, папа, что твои вмешательства в мою жизнь не приносят счастья! – сквозь слезы кричала навзрыд. – Я хочу сама делать выбор и ошибаться! Пусть потом мне будет больно, но зато я не буду никого винить! Папа, я три года не могла найти покоя, думая, как сложилась бы моя жизнь, не вмешайся в нее ты! Я простила тебя и обещала не вспоминать! Но, папа, второго раза я не переживу. Пожалуйста, не надо!
Руки Горского сжимали меня все сильнее, а я напротив с каждой секундой ослабевала в его объятиях. Эмоции, так искавшие этот чертов выход, его все-таки нашли. Обессиленная я прижалась к груди отца, отчетливо ощущая биение его сердца. Я так боялась потерять его вновь.
– Ты сама примешь решение, – тихо произнес Горский. – Сама. Только прошу тебя, не спеши…
