Текст книги "Позволяю любить"
Автор книги: Алина Ржевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Королева кладовой немного постояла в оцепенении, но тут мужчина – здоровый жеребец с волосатыми лапами! – устремил на нее свои мутные зрачки и сделал незаметный жест пальцами: исчезни, дескать… Бедная кладовщица стремительно выскочила и с силой захлопнула за собой дверь.
Отдышавшись, она – о боги! – не придумала ничего лучше, как… вновь заглянуть туда, откуда ее только что выперли самым бесцеремонным образом. Одним только глазком, из женского чисто любопытства!.. Бессовестная парочка даже не прервалась!
И тогда она снова, уже аккуратно, прикрыла за собой дверь. Ну и ну! Кладовщица даже рассмеялась. Такое не в каждом порнофильме увидишь! Туристы, не иначе. Только они могут так вот… Совсем стыд потеряли.
Она снова рассмеялась и теперь уже преспокойно отправилась по своим делам.
А ведь даже медовый месяц апогеем их любви не стал. В обычной семейной жизни Ани и Сергея и после того морского отдыха находилось немало места радостям – как маленьким, так и большим, как тихим, так и шумным. Все эти события необъяснимым образом врезались в память, и их теперь оттуда нельзя ни вытравить, ни каленым железом выжечь.
Воспоминания наползали на Аню из закутков сознания, где прятались неуловимо, и происходило это в самые неподходящие для нее моменты. Они буквально преследовали ее и не давали дышать.
Ну вот – снова…
Она помнит, помнит все, каждую частичку его тела, каждый вздох его и стон. Из тысячи звуков она узнает его дыхание, не спутает его шаги ни с чьими. Если бы Ане повязали на глаза повязку и ее поцеловало бы множество мужчин (да что там поцеловали – всего лишь прикоснулись бы!), она угадала бы своего ненавистного Сергея из миллиона… нет – миллиарда!
– Тебе просто не с кем его сравнивать, – заявила ей как-то Маринка, одна из немногочисленных подруг, с которыми Аня позволяла себе немного пооткровенничать. – У тебя ведь, кроме него, никого и никогда не было. А вот попробуй-ка внести в свою жизнь разнообразие – глядишь, еще кто-нибудь понравится… Есть такие кобели, от их усердия кровать горит! А ты у нас девка горячая, тебе такое вот горение в самый раз будет!
– Угу, – с сомнением промычала Аня. – Нет уж, это ты не знаешь Сергея. Все твои кобели по сравнению с ним – спичка, вспыхнули – и погасли. Все у них, как в армии по команде «тревога»: пихнули, выпихнули – и привет. Отбой!
Нет, не права Марина. Не нужен ей никто. Эти глупые мясистые мачо ни в чем не сравняются с Сережей.
А перед глазами у Ани картинки воспоминаний снова так и мельтешили.
Вот Сережа, нежный, с цветами в руках встречает ее после занятий в университете. Под завистливые взгляды сокурсниц она целуется с любимым человеком, отводя руку с букетом за спину, чтобы не мешал.
Вот Сережа, заботливый, подъезжает к больнице к концу рабочего дня – переживает, как бы Ане не пришлось добираться до дома по темноте, мало ли…
Вот Сережа романтичный: обнимает ее за плечи, они вдвоем – на балконе, он показывает ей знакомые издавна созвездия. Большая Медведица, Гончие Псы, Волосы Вероники…
Как-то был день, когда она, вернувшись с работы пораньше, застала его на кухне. Странное дело – Сергей был облачен в фартук. По всей квартире распространялся ванильный аромат торта, который он готовил, чтобы сделать Ане приятный сюрприз. Он словно чувствовал, что Аня сегодня не задержится на работе… Она прошла в комнату переодеться, а там – ба! – все уже приготовлено для встречи чудесного вечера на двоих. Стол под белой скатертью, ведерко со льдом, а из ведерка зазывно выглядывает бутылочное горлышко – Сережка приготовил для нее любимое «Советское»… ваза с цветами, свечи, хрустальные фужеры… Аня так обрадовалась, что кинулась Сергею на шею, обнимала, целовала его как была, полураздетая.
Он довершил начатое. Помог окончательно раздеться, подхватил на руки, уложил на диван. Они так интенсивно любили друг друга, что старенький, видавший многое на своем веку диван взял да и не выдержал – в какой-то момент (подозреваем, в самый интересный) что-то надрывно в нем хрустнуло, одна из ножек подкосилась, и любовники в обнимку скатились на пол, нисколько не прервав своего увлекательного занятия. Без всякой запинки они и продолжали, прямо на жестком полу.
Так надежней: пол-то – никуда не денется, не провалится! Хотя кто его знает? Случаи разные бывают.
Вот соседи снизу удивятся!
Как же они тогда были счастливы! Торт они в тот день так и не попробовали – он сгорел напрочь. Сергей шептал ей что-то на ушко, что-то волнующее, неразборчивое, ласковое, как вдруг… Она даже удивилась, насколько резво сорвался он с их импровизированного ложа, вскочил и со стоном умчался на кухню.
Аня оторопело смотрела ему вслед. Лишь когда она услышала его раздосадованный вопль, догадалась, что произошло.
С дружным смехом они отскребли от духового шкафа прах, что еще несколько минут назад так настырно претендовал на звание торта, и распили за его упокой бутылку шампанского, торжественно восседая за столом абсолютно голые. Зачем без конца одеваться-раздеваться? Влюбленные так увлеклись своим упоительным счастьем, что им ни на минуту не пришло в голову одеться, и в дверь, конечно же, по всем неписаным законам жанра, кто-то позвонил.
Сергей, в чем мать родила, пошел открывать. Аня же спохватилась только тогда, когда заслышала голос соседки, – увы, роковым образом ее одежда в эту тяжелую минуту пребывала в другой комнате, и для того, чтобы взять ее, необходимо было миновать коридор.
Аня осторожно выглянула из-за двери.
Соседка изумленно таращилась на обнаженного Сергея, а он, словно издеваясь, кривлялся, принимая такие позы, какими изгаляются культуристы на своих специальных шоу. Женщина заикалась, лепетала что-то маловразумительное, а завидев Аню, и вовсе улетучилась, резко развернувшись на месте…
Аню разбудил звонок.
Полусонная, она добрела до двери и, не утруждая себя изучением гостей в глазке, открыла. На нее смотрели, радостно улыбаясь, Лешка и Маринка. Свеженькие, бодренькие, подтянутые. Почему-то отяжеленные увесистыми чемоданами.
– Извини, мы без предупреждения, – громко затараторил с порога Алексей, – к друзьям ведь можно, да? Ведь запросто?
– Кажется, мы не очень вовремя, – одернула его Марина и критически осмотрела хозяйку. – Разве не видишь, наша Аня спала. Возможно, не совсем одна.
Лешка перевел изумленный взгляд с Марины на Аню.
– Заходите, что ли, побыстрей. – Аня беззастенчиво зевнула. – Я, если кому интересно, просто спала. Одна. Так что не нужно ничего домысливать.
– Анька! Десять утра уже! Как можно спать! – Леша и Маринка выдали это хором.
– День вчера выдался трудным.
– На работе? – так же синхронно гаркнула парочка, с кряхтеньем протискиваясь в прихожую.
– И не только.
– Что еще?
Аня остановилась перед зеркалом в прихожей. Кажется, под глазами обозначились мешочки.
– Серега приезжал, – ответила она сквозь зубы, демонстрируя, что не очень расположена об этом говорить.
– Чего хотел? – быстро спросила Марина, она явно торопилась, прекрасно зная, что Аня вот-вот может наложить табу на столь щекотливую тему.
– Любви, – последовал лаконичный ответ. – А с ней – ласки.
– Ну а ты? Неужто отказала?
– Ага. – Аня снова зевнула.
Какого черта они так рано? Подумаешь, десять часов… Им бы накануне признался в любви зеленый недоросль, она б посмотрела…
– А теперь чё, жалеешь? – вмешался Леха и тут же наткнулся на Анин выразительный взгляд. – Понял, – сказал Леха. – Отваливаю и спешу к вам с искренними извинениями. – Он вдруг замер на месте прямо посреди кухни, где вовсю уже хозяйничал по-свойски: беспардонно сунул нос в недра холодильника (пугающая пустота его явно разочаровала Леху), обследовал содержимое немногочисленных полочек и шкафчиков, что сиротливо ютились по углам. – Анют, помни: если у тебя вдруг возникнет желание кого-нибудь прикончить, я в твоем списке буду вторым. После твоего супружника.
Все весело рассмеялись. Успевшая было наэлектризоваться ситуация разрядилась.
Лешка всегда был таким. Сначала ляпнет что-нибудь бестактное, потом сам же удивится – как это я так оплошал, и сам же с легкостью обстановку нормализует.
– Ох, Леш, ты и мертвого достанешь. – Аня уже не сердилась.
– Работа у меня такая. У меня еще ни один пациент не умер.
Аня возразила:
– Это потому, что ты к себе на операционный стол берешь людей здоровых, а ко мне после твоего рукоприкладства они попадают полумертвыми.
– А ты что же, много народу загубить успела?
– Лучше и не спрашивай. Сейчас начну считать, так и до вечера не управимся. Покормить вас некогда будет.
Алексей и Марика были однокурсниками Ани. Лешка по окончании института стал пластическим хирургом, Марина – анестезиологом. Они поженились на четвертом курсе. После учебы Алексей поехал погостить к тетке в Москву, да так и остался там – нашел работу в каком-то институте красоты. Каждый год они возвращались в родной город, приезжали сюда в отпуск и останавливались у кого-нибудь из друзей.
Чаще всего – у Ани.
– Замужняя женщина похожа на корову, – беззаботно рассуждал Алексей, сидя у Ани на кухне, покуда Марина распаковывала в спальне чемоданы. – Кстати, кофе у тебя – м-м, бесподобный!
– Сейчас я этот кофе тебе в глотку залью, – раздался возмущенный голос Марины. – Это я-то похожа на корову?
– Не надо, дорогая, – поспешно возразил муж. – Кофе, предупреждаю, очень еще горячий. Ты же анестезиолог, а не садистка!
– Не отвлекайся! Я, кажется, задала тебе вопрос.
– Не переводи стрелки на себя. Я о тебе даже не думал. Лучше не перебивай меня и дальше слушай. Бери с Ани пример. Она вон слушает и знай себе кофею подливает…
– Она, к твоему счастью, просто не проснулась еще. – Марина присоединилась к компании. Странным образом голову ее уже украшали разноцветные бигуди. Когда успела нацепить? – Поверь, уж я-то ее хорошо знаю, ей для нормального пробуждения не меньше двух чашек надо, – прокомментировала Марина.
– Леша, ты лучше продолжай… – Аня лениво сдувала пенку со своего капуччино. – Почему на корову-то?
– А потому, – ответствовал Леха, сердито косясь на жену, – что замужняя женщина успела уже добиться всего, чего хотела. А именно – вышла замуж! Ей теперь ничегошеньки не надо. Почему, снова хотите вы поинтересоваться? Она считает себя успешной, состоявшейся, добравшейся до некоего условного жизненного… э-э… экватора… И вот тут, в свете преломления жизненных ценностей, такая женщина совершенно перестает следить за собой. Многие, например, толстеют. – Он снова покосился на супругу и на всякий случай аккуратно пододвинул свою кофейную чашку поближе. – А поскольку бороться с лишним весом невероятно трудно, замужняя женщина со временем все больше опускает руки. А чего ей мучиться? Нет больше основополагающего жизненного стержня, программа-максимум выполнена, двигаться больше некуда. И незачем.
– Не все ж такие, – с сомнением возразила Марина. – Или все-таки – все?
– Не все. – Определенно реакцию Леха имел трезвую да резвую, ибо по интонации Марининого голоса явно наловчился быстро ориентироваться в ответах. – Не все, но подавляющее большинство. Другое дело – женщины незамужние. – Глаза разболтавшегося хирурга подернулись тут мечтательной поволокой. – Они в постоянных гонках, им надо держать себя в хорошей форме – ну, на случай, скажем, ежели подвернется интересный объект. Она начеку, она – Артемида, этакий бодрствующий вампир, и ее дежурство длится двадцать четыре часа в сутки… Даже если такая женщина не ставит перед собой цель выйти замуж, то подсознательно она все равно оценивает всех мужчин подряд с точки зрения потенциальной пригодности: этот – подходит, этот – фигня, не герой ее сердешного жизненного романа…
– Кажется, ты, Леша, смотришь на всех женщин с профессиональной точки зрения, – вставила Марина. – Как анатомический атлас разглядываешь. Тут – отрезать, там – добавить…
– Ну-ка попробуй на меня так посмотреть. – Аня довольно рассмеялась.
– И посмотрю! – сурово предупредил Леха и для убедительности даже пальцем пригрозил. – Лучше не нарывайся!
– Посмотри!
– И посмотрю!
– Так посмотри наконец! – И Аня, и Марина уже попросту громко смеялись, весело наблюдая, как Леха, не слишком довольный складывающимся для него оборотом, пытается увернуться.
– Посмотреть, значит? – сделал Леха последнюю попытку. – Что ж, сама напросилась…
– Да не тяни, говори быстрее!
– Эх, – обреченно сказал Леха и залпом допил остывший кофе. – Эх… Ну хорошо, слушай! Ты, Анька, конечно, не вампир, пусть даже номинально и не замужем. Но уже и не елочка-припевочка в разноцветных и пропахших нафталином бигудях. Ты – определенно посредине! Но, увы, середина эта вовсе не золотая. И даже не серебряная. Твоя середина, Анька, уж ты не обессудь, представляет собой этакую перезревшую массу с недозревшими компонентами… – От неожиданности женщины ахнули. А Леха, сердито зыркнув на них, спокойно продолжал, причем голос его с каждой новой фразой все больше приобретал обертоны холодного и беспощадного бичевания: – Ты, как я уже обмолвился, не замужем. Стало быть, должна, согласно теории, пребывать в состоянии напряженного охотничьего азарта. Где там, дескать, мой суженый-ряженый, ни хрена не судьбой отряженный, а отряженный лишь одним-единственным волевым женским усердием? Ищу тебя, ищу и изнываю!.. Именно в таком волнительном состоянии вечного поиска ты обязана была бы находиться, поскольку в принципиальном плане тебе полагается быть охваченной поиском счастливой семейной стабильности. Но! – Леха в этом месте сделал многозначительную менторскую паузу, и обе слушательницы, как завороженные, проследили взглядом за эффектным перемещением его взметнувшегося указательного пальца. – Это – неправда, и все мы прекрасно об этом знаем. Почему?
– Почему? – эхом переспросила его Марина.
– Отвечаю! Потому что Анька уже успела побывать замужем! И из данного волнующего мероприятия сделала малоутешительный вывод: там очень плохо кормят!
В итоге влюбленные рассоединились, а наш клиент… э-э, я хотел сказать, клиентка, то бишь наша Анька, очутилась в некотором подвешенном состоянии: семейная замшелость ей, с одной стороны, покамест не грозит, но и замуж ее на данный момент, по всей видимости, не затащишь калачом!
– Тьфу ты! – Анна улыбнулась. К удивлению и облегчению всех присутствующих, она совсем не рассердилась на недобрую речь Лехи. – Я думала, ты что-нибудь новое скажешь, оригинальное… но мы тут услышали только какие-то сырые шовинистские умозаключения. Признайся, на ходу изобрел? Наверняка ведь только бы было что сказать?..
– А я и не напрашивался в выступающие! – довольно ответил Леха. – Сами пристали… Но одно, Анька, я могу спрогнозировать для тебя совершенно однозначно: рано или поздно тебя такая непонятная ситуация крайне не устроит. Это просто должно будет чем-то закончиться.
– Чем, чем! – воскликнула Марина. – А ничем особенным! Аня всего лишь выйдет замуж повторно, вот и все!
– Да нет. – Леха озабоченно почесал затылок. – Замуж она, может, и выйдет, но… скажем так, будут нюансы. Какие именно, не знаю, но это – полностью в ее характере…
Анна почувствовала, что настала пора прервать дискуссию. Что-то разговор далеко зашел – начался вроде с хохмы, а трансформировался в беззастенчивое препарирование ее личной жизни.
– Ладно, – сказала она. – Хватит обо мне! Чего это вы час уже как прибыли, а своими новостями толком еще так и не поделились?
Однако Марину не так-то просто было сбить с толку. Она явно раззадорилась – правда, не в самом выгодном для Лехи направлении.
– Так… – произнесла Марина нехорошим голосом. – А ну-ка посмотри мне в глаза. – Марина ревниво ухватила мужа за рукав и развернула его лицом к себе. – Признавайся, гаденыш, тебе Анька всегда нравилась?
– Всегда, – легко согласился тот.
– Чего же ты на мне тогда женился? Почему ж не на ней?
– Да ты глянь на нее! Она же неприступна! Крепость Измаил, а не женщина, Снежная королева, ё-моё! Притронешься – и замерзнешь.
– А я, значит, доступная?
Раздался, к счастью, звонок в дверь. Аня пошла открывать.
Соседка. Лицо почему-то недовольное.
– Аня, ваша сестра всем житья не дает, – принялась возмущаться прямо с порога женщина. – Нельзя же так громко музыку слушать. Парни к ней какие-то ходят, в подъезде мусорят, стоят тут допоздна…
– Я ни разу не видела, чтобы они мусорили, – недовольно возразила Аня. – И потом, подъезд – это все-таки не ваша личная собственность, ребята могут тут стоять сколько им угодно.
– Но этот шум…
– Посмотрите сюда. – Аня указала на листок, висящий на стене около электрического щитка. – Не вы ли сами установили эти правила на всеобщем собрании жильцов подъезда? Куда меня, кстати, пригласить почему-то не удосужились…
– Вас не было дома…
– Тут написано: нельзя шуметь с двадцати трех ноль-ноль до семи утра. Уверяю вас: в эти часы моя сестра музыку не включает.
Алексей, заслышав разговор на повышенных тонах, вышел в коридор. По своей вечной привычке совать повсюду нос он решил прийти Ане на помощь.
– Анюта, что там у тебя? – Лешка загородил ее собой.
Соседка оторопела. У Ани – мужчина. Невероятно! У нее ведь никого нет, она от мужиков шарахается как черт от ладана!..
– Да, работы тут у вас вагон и маленькая тележка, – строго произнес Леха и укоризненно покачал головой. – Смотрю я и понимаю – запустили вы себя. Но ничего страшного, будем исправлять.
– Чего? – переспросила удивленная соседка.
– Грудь и шею – подтянуть, – продолжал Леха приказным тоном. – На бедра – липосакцию! – Он озадаченно поцокал языком. – С лицом будет сложнее… но, впрочем, не все еще безнадежно…
– В чем дело? – наконец нашлась бедная женщина. – Что вы тут себе позволяете?
– Я – хирург, – объяснил Алексей. – Вот моя визитка. Как надумаете – обращайтесь.
– Хам! – только и нашла что сказать соседка и убежала так, словно он прямо здесь, на лестничной площадке, со скальпелем в руке собрался ее оперировать.
– Я что, и вправду похож на хама? – повернулся к Ане Алексей.
– Скорее на паяца, – ответила та.
– На шута горохового, – объяснила подоспевшая на шум Маринка недоумевающему Лехе и повернулась к Ане: – С ним нужно проще. Леша слова «паяц» не знает. Он вообще, кроме своей хирургии, мало в чем разбирается.
Они снова проследовали на кухню.
– Вот видишь, Аня, жена меня постоянно унижает, – жаловался тем временем Алексей.
– Я не права?
– Не права.
– Вот скажи, о чем с тобой можно разговаривать? Что ты знаешь? Омара Хайяма знаешь? Прочти хоть одно стихотворение хоть какого-нибудь захудалого классика! А сколько в истории насчитывалось русских царей? А самая длинная река? А столица Эфиопии?
– Зачем мне это? – Леха пятился от наседающей на него Марины как от прокаженной.
– Для кругозора! Вокруг тебя люди, а не потенциальные пациенты…
И так – до самой полночи, когда и гости, и хозяйка почувствовали себя уставшими.
– Спать! – непререкаемо скомандовала Аня, и все с удовольствием подчинились.
Антон
Реакция Ани вывела его из транса. Он вновь оказался в реальной жизни.
Все правильно. Его не удивили ее слова. Он смутно ожидал такого ответа и подспудно был к нему готов.
Анна – она уже взрослая, а он в ее глазах еще ребенок и потому неинтересен ей. О чем ей с ним разговаривать? Ни общих знакомых (кроме Кати, но о сестре она и без него все знает), ни общих тем (в школу или на дискотеку она не ходит)… Даже музыку – и ту они слушают разную. Он любит рок, она – классику. Моцарты, Бетховены, Бахи, блин, всякие… А других он не знает.
Но любовь к ней не исчезла. Аня, кажется, объяснила причину отказа, и он на нее не сердился. Наверное, потому его и тянуло опять к ней.
Антон осознанно и неосознанно использовал каждый шанс, каждую мелочь, чтобы хоть на чуть-чуть приблизиться к ней. По любому поводу он приходил к Катюхе, надеясь хоть мельком увидеть Аню. Иногда Катя или кто-то из ее подруг рассказывал и что-нибудь об Ане. Антон, конечно, подслушивал – информация до него доходила скудная, обычно в несколько слов, однако каждую фразу он долго потом обдумывал, домысливал и пытался проникнуть в суть. Так он выстраивал свой образ Ани.
Эта мысленная Аня была особой виртуальной реальностью, в которую Антон погружался все глубже. Он воображал, как она ходит, как ест, что именно может ей нравиться, что она не терпит. Почти реально слышался ее голос. У Ани – потрясающий голос, он отражает малейшие изменения настроения… эмоциональный голос, проникновенный… Как-то ему пришла в голову идея записать этот голос. Но задумка не удалась – Антон не смог найти диктофон.
Аня была идеальной. У нее не было никаких недостатков. Еще бы! Для Катьки она была обожаемой сестричкой, ее подруги не смели сказать об Ане ничего дурного, да и не знали они ничего такого, а для Антона Анна и вовсе превратилась в божество. Соверши она хоть что-нибудь плохое, Антон решил бы, что ее поступок – самый благородный поступок на свете.
Так могло продолжаться бесконечно долго, если бы не случайная встреча.
Антон увидел на улице Аню. С ней шел незнакомый мужчина. Он что-то говорил, она внимательно слушала. Пара прошла совсем близко от него, Анна не заметила Антона – настолько увлечена была рассказом неизвестного говоруна. Антон пристально его рассмотрел. Высокий, худой, с неприятным выражением лица, темно-русые волосы небрежно зачесаны назад. Весь вид его говорил об огромном самолюбовании. Мужчина явно получал удовольствие, причем отнюдь не от того, что Аня его слушает, а от того, что он ей что-то высказывает.
Его прозрачно-водянистые глаза смотрели на Аню, но, кажется, не замечали, что та скучает и затянувшуюся речь не останавливает только лишь из вежливости. Губы мужчины во время разговора двигались, гримасничая и кривляясь, они словно издевались над Аней. А заодно и над Антоном.
Он почувствовал, как в нем нарастает страшное желание наброситься на незнакомца – рыло начистить, гуляш по почкам, отбивные по ребрам… только зубы скрипнули…
…Когда они скрылись из виду, Антон медленно разжал кулаки, что были стиснуты в карманах. Стоял и ничего не слышал, кроме стука собственного сердца. До слез обидно – но плакать нельзя, только девчонки ревут…
Вечером он не хотел идти гулять. Ведь нужно будет поддерживать какие-то глупые разговоры с друзьями, делать вид, что у него все хорошо и жизнь его прекрасна, придется кому-то улыбаться, смеяться над чьими-то глупыми шутками – например, идиота Жеки-Одуванчика. Тот был клоуном в их компании, шутником, заводилой, вечно придумывал розыгрыши, не всегда причем удачные, нередко приводящие даже к неслабым проблемам.
Но Жека не унывал и продолжал в том же духе.
Однажды он переоделся в бабушкину одежду, все как положено – галоши, юбка, кофта… лифчик набил ватой, повязал платок, нацепил очки… Даже клюку где-то раздобыл. Жека ходил в таком виде по улице и приставал к прохожим, выпрашивал милостыню. Когда ему подавали, приговаривал старушечьим голосом: «Дай Бог здоровьечка…» Потом ему это все надоело, и в какой-то момент, когда какая-то сердобольная тетенька протянула ему очередное подаяние, он произнес обычным голосом: «Спасибо! Родина вас не забудет!»
Друзья наблюдали за картиной издали и едва не помирали со смеху. А тетенька выронила от неожиданности свои сумки, из них все посыпалось на тротуар. Женька дал деру, рассерженная тетенька поспешила обрушить на него весь свой запасной фонд горячих ругательств.
Ого! Взрослая тетя, а так неприлично себя вела!
С тех пор все стали называть его – «бабулька божий одуванчик», а после – просто Одуванчиком. Или Одуваном – так короче.
Он, кстати, в тот раз прилично насобирал денег. Они купили себе чипсы и сухарики, хрустели и – продолжали смеяться. Громче всех смеялся сам Жека. Едва, дуралей, не подавился.
А Саня тем временем уговаривал Антона и уговорил – произнес волшебные слова типа «сим-сим, откройся»:
– Мы сейчас у Катюхи собираемся. Там хата свободна.
И Антон пошел – как кролик, которого загипнотизировал удав.
Ничего, что Ани нет дома, сейчас ему было бы тяжело видеть ее. А вот находиться у нее в квартире – это другое дело. Это обитель Ани, пропитанная ее запахами, ее мыслями, ее привычками. Ее любимый цвет – сине-зеленый, любимая книга – «Мастер и Маргарита», любимая еда – мороженое с ананасами, любимое время года – лето… Список можно продолжать до утра.
Антон узнал эти подробности благодаря девчоночьей привычке вести всякие тетрадки, дневники и анкетки. Бессмысленное занятие, с его точки зрения. И эту самую точку зрения он быстро поменял, когда однажды в руки к нему попал такой вот опросник. Елки зеленые, Катюхин! На столе лежал, его уже все девчонки заполнили.
Антона совершенно не интересовали записи всяких там Танек, Ирок и еще десятка разных, зачастую неизвестных ему девчонок. Глубоко фиолетово! Потому что самые первые странички оказались заполнены Катиной сестрой, Аней!!!
Правильно, кому еще Катя первой даст свой опросник? Конечно, сестре.
Почерк у нее слегка неразборчивый, стремительный, летящий. То ли торопилась, потому что было некогда, то ли рука не поспевала за мыслями.
В общем, Антон украл этот опросник…
* * *
Толком Антон даже не знал, что бы он стал делать, если бы Аня вдруг согласилась на его ухаживания. Господи, да он представить не мог подобных отношений! Столько раз мысленно представлял, как делает ей признание, говорит слова о любви, – тем не менее в мыслях его и в мечтах Аня всегда в ответ молчала, не говорила ни «да», ни «нет».
А что было бы, скажи она заветное «да»?
Разумеется, он бы обрадовался. Сошел бы с ума от счастья. Но дальше его мысли не заходили. Антон прекрасно понимал, что она уже взрослая, имеет сексуальный опыт (замужем все-таки была!), что с ней следует вести себя не иначе как по-взрослому и любовные отношения строить так же, как и у взрослых.
Значит, должен быть секс.
И это ужасно!
О сексе Антон имел представление весьма смутное. Не однажды ему доводилось видеть интимные сцены по телевизору, но дальше поцелуев и романтических объятий, в которые сплетались полуобнаженные тела, дело там не заходило.
Конечно, он смотрел по видику порно. То, что происходило в этих фильмах, резко отличалось от трогательных моментов «детского» кино. Но Антон понимал, что применять эти картинки по отношению к Ане невозможно – слишком уж пошло все, грубо и вульгарно. Аня не такая. Это с проститутками, падшими женщинами можно так обращаться, но только не с ней.
Между тем природа требовала свое: любая мысль об Ане, будь она проникнута юношеским эротизмом, вызывала гнетущее напряжение внизу живота, сладостную истому, тянущую боль и еще что-то, обычным словами неописуемое.
В то же время весь сексуальный опыт Антона сводился, к сожалению, к одному-единственному случаю…
…Соседка, молодая девица лет двадцати, – рыжая бестия, как называла ее мать Антона, недобро глядя ей в спину всякий раз, когда та проходила мимо.
В домашнем халатике она стояла на лестничной площадке, когда Антон открыл ей дверь.
– Соли взаймы не будет? – спросила она и протянула небольшую деревянную солонку с незатейливым узором. Аляповатый ягодно-земляничный каприз на пузатых боках.
Антон отступил, пропуская ее в квартиру.
– Да, – пробормотал он, отчего-то опуская очи долу. – Сейчас…
Шелковая ткань, туго натянутая на огромной груди, казалось, вот-вот лопнет, не выдержав такой тяжести.
– А ты ничего, – сладострастно прошептала вдруг она, когда он пошел на кухню за солью. – Красивенький мальчик…
Антон ничего на это не сказал, только сердце почему-то стало стучать в горле.
– Я видела, как твои родители уехали на дачу, – прокричала она из коридора.
Антон вернулся, принес соль. И тут…
Пальцы сами непроизвольно разжались. Девушка развязала поясок и распахнула халатик. Под ним ничего не было. Абсолютно ничего, кроме тела! Тяжелые груди с торчащими темными кружками сосков, мягкий круглый живот, рыжие кудряшки внизу… Она так и стояла перед ним, широко расставив ноги; лицо ее собралось в одну порочную хищную маску. Одной рукой она ерошила свои волосы, заколка щелкнула, отлетела куда-то на пол, огненно-рыжая прядь рассыпалась по красивым плечам.
Соседка сделала неуловимое движение, и халат, соскользнув с плеч, устремился вниз, наверное, вслед за заколкой. Молочно-белая кожа резко контрастировала с ее рыжими волосами.
Антон облизнул пересохшие губы. Она хихикнула.
– Ну вот. Соль рассыпана. К ссоре, – сказала соседка и, завидев недоумение в его глазах, охотно пояснила: – Ну, это примета такая. Родители, наверное, такого нехорошего мальчика поругают?
Он отрицательно мотнул головой.
– Иди ко мне, сладкий, – фальшиво протянула она, распахивая руки и делая шаг навстречу. – А ты небось девственник? Да? Не бойся, я тебя научу…
И вцепилась в Антона мертвой хваткой.
Он не вырывался. Ее руки шарили по его телу, бесстыдно залезали к нему под одежду. Они были мягкими, эти бессовестные руки, теплыми и настойчивыми, а сама она – гибкая и невероятно сильная. Девушка просто обвивала его, стелилась по его телу, словно змея. Ласки оказались жадными и тошнотворно сладкими, они буквально оглушили его.
Антон чувствовал, что ее пальцы расстегивают ему ширинку, стягивают с него брюки. Он не двигался, весь оцепенел и замер, ни капли не соображая, что с ним происходит, совершенно не зная, что ему надо делать и вообще – как реагировать. Оказывается, его тело жило своей, отдельной от него жизнью, а он будто наблюдал за всем происходящим со стороны.
Соседка припала к нему губами, ее поцелуи – мамочка! – опускались все ниже и ниже. Вот она ласкает губами шею, потом грудь, следом – живот… Господи, она уже вбирает в себя его мужской орган, всю его восставшую плоть, разбухшую от таких страстных ласк.
Ее прикосновения обжигали, раздирали его на части неведомыми ранее ощущениями. Антон задыхался. А рот ее всасывал его и зажимал губами, стремясь совладать с его дрожью. Неведомое острое чувство выплескивалось из него сумасшедшими толчками, а она вновь набрасывалась, язык ее опять принимался блуждать по нему, пальцы теребили плоть, заставляя снова и снова наливаться непонятной тяжестью, сладострастной болью, распирающей, поднимающейся вверх, подкатывающей тошнотой и головокружением… Пряди ее волос обволакивали ему лицо, он задыхался и сквозь это туманное состояние наблюдал, как ее собственное лицо искажалось страдательной гримасой. Соседка всем своим естеством терлась о тело Антона, стонала, рычала, временами даже завывала, и это порой откровенно пугало Антона… Он забывал о своих страхах только тогда, когда его пальцы – ее, правда, настойчивыми стараниями! – нащупывали в ней что-то скользкое и влажное, липкое и шелковистое… Черт возьми, ему попалась ненасытная и неутомимая партнерша!..
