Текст книги "Ангел от Кутюр"
Автор книги: Алимжан Тохтахунов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
– Ирэн…
– Что?
– Прости, если я был когда-то несправедлив к тебе. Прости за причиненную тебе боль.
– Что ты, милый, что ты! Какая несправедливость? Я сейчас вижу так много… Понимаю всё, что не понимаете вы… Поцелуй меня…
Он наклонился и прикоснулся к её губам. Холодные и сухие. Чужие и неживые.
– Ирэн, – прошептал он.
– А вот и Бланш, – улыбнулась Ирэн.
Жан-Пьер обернулся.
– Я откупорю сама, не беспокойтесь, месье де Бельмонт, – предупредительным жестом сиделка заставила его не подниматься. – Я справлюсь.
– Бокалы… в правом шкафу на кухне, – сказал Жан-Пьер и посмотрел на Ирэн. – Или в другом месте?
– Как приятно, что ты всё помнишь. Даже такие мелочи. Да, они в том шкафчике.
Через минуту бокалы с шампанским были у них в руках.
– Я желаю вам всего хорошего, – произнесла Ирэн, глядя на бокал, в котором поднимались со дна струйки пузырьков. – И пусть вы избавитесь от тяжести. Жизнь дана не для огорчений. Жаль, что мы не понимаем…
Она поднесла бокал ко рту, и де Бельмонт услышал, как её зубы стукнули о стекло.
– Как вкусно. Никогда не пила такого вкусного шампанского. Спасибо вам, что вы со мной.
Раздался дверной звонок.
– Это Антуан, – улыбнулась Ирэн.
Когда Бланш отперла замок, де Бельмонт не удивился, увидев сына.
– Мама! – молодой человек вбежал в спальню, в его глазах горел беспокойный огонь.
– Тихо, сынок, тихо, – чуть слышно засмеялась она. – Не пролей моего шампанского. Оно такое замечательное. Бланш, пожалуйста, угостите моего мальчика.
Антуан с недоумением обвёл глазами собравшихся.
– Шампанское? – спросил он.
– Мы празднуем, сынок, – объяснила Ирэн, – празднуем нашу жизнь.
Она выпила до конца и протянула пустой бокал Жан-Пьеру.
– Спасибо за всё, любимый… – Она поманила его пальцем. – Я буду ждать твою книгу, – едва слышно проговорила Ирэн. Её губы вытянулись в слабую улыбку. – Не пытайся обмануть меня. Мне будет всё видно, дорогой мой. Оттуда всё видно.
При этих словах Жан-Пьеру сделалось не по себе. Он оглянулся на сына. Тот молчал, бледный и напуганный.
– Мама, – выдавил Антуан из себя.
– Никаких слёз… Ты не понимаешь, мальчик мой, не понимаешь… Никто из вас не понимает… Только я… Потому что я уже… знаю… другое…
Она закрыла глаза.
В комнате повисла тишина.
– Она умерла, месье, – рука медсестры легла на плечо де Бельмонта.
– Что?
– Она умерла.
– Она только что говорила, – произнёс Антуан.
Бланш взяла руку Ирэн за кисть и проверила пульс.
– Она умерла, – опять повторила она, теперь с виноватой интонацией, словно извинялась за то, что не ошиблась.
– Я успел в последнюю минуту, – прошептал Антуан, – в последнюю минуту… Господи, а если бы я опоздал?
– Она бы дождалась вас, – заверила Бланш. – Ваша матушка была удивительным человеком.
Жан-Пьер вышел в соседнюю комнату и огляделся. Всё было знакомо до мелочей. Шкафы, одежда, посуда – всё это до недавних пор служило человеку, которого больше не было. Вещи остались, а человек перестал быть. Неужели вещи сильнее человека? Он обернулся и увидел, как Антуан опустился на корточки возле кровати Ирэн и положил голову на руки матери.
– Мама… Прощай…
***
– Никогда не думал, что выслушивать соболезнования – такое нелепое, бессмысленное занятие, – негромко сказал Жан-Пьер сыну, когда они остались у могилы вдвоём. – Что могут они сказать… «Сочувствуем, всей душой с вами»… Разве это значит что-то на самом деле?
– Все мы соблюдаем формальности, – ответил Антуан, – все надеваем маски по разным случаям.
Они медленно шли по направлению к выходу, под ногами хрустел гравий, над головой щебетали птицы.
– Как у тебя с Анной?
– Никак. Она не поехала со мной. Сказала, что траур – не её стиль.
– Она поняла, что у тебя умерла мать?
– По-моему, она вообще мало что понимает, – спокойно ответил Антуан.
– Ты был с ней только, чтобы…
– Она хороша в постели, но не больше. Надеюсь, ты не подумал, что я испытываю к ней какие-то серьёзные чувства? – спросил Антуан. – Она всего лишь красивая кукла.
Он достал сигареты и закурил.
– Большая пустота образовалась во мне, – сказал Жан-Пьер, глядя на сигарету, зажатую губами сына. – Огромная пустота. Бездна… Вот уж не предполагал, что смерть твоей матери будет для меня ударом.
– Помнишь, я говорил, что вы близкие люди? Теперь ты сам убеждаешься в этом.
– Близкие… Мы общались от случая к случаю.
– Порой и этого достаточно, отец, чтобы не рвалась ниточка любви.
– Неужели я любил её до последнего для? Неужели люблю до сих пор? Что же это за род любви? Живёшь, живёшь и никакого недостатка в общении не испытываешь, а вот ушла она… и сразу такое ощущение, что меня обокрали, отобрали то, без чего я не могу существовать… Ты молод и не поймёшь этого.
– Отец, не попрекай меня моими годами, – строго сказал Антуан.
– Прости, сын. Это не упрёк. Это растерянность. Я не ожидал от себя.
Антуан обнял Жан-Пьера, и они долго стояли, прижавшись друг к другу щеками – два возраста, два взгляда, два разных, два близких…
У ворот на выходе с территории кладбища де Бельмонт увидел Настю. Одетая в чёрное, подчёркнуто-прямая, со сжатыми губами, она выглядела торжественно.
– Ты здесь? – удивился он.
– Не знала, будет ли уместным моё присутствие там, – она указала глазами на могильные плиты и поправила лежавший на головё чёрный кружевной платок.
– Твоё присутствие всегда уместно, – негромко ответил Жан-Пьер, целуя её в щёку.
Антуан стоял рядом и ждал, сунув руки в карманы чёрных брюк. Яркое солнце жгло, заставляя раскалённый воздух дрожать.
– Мне жаль, что всё так случилось, – произнесла Настя, и Жан-Пьер почувствовал, что ей гораздо хуже, чем ему: не из-за переживаний, а из-за растерянности, из-за неумения вести себя в таких ситуациях. Она умела веселиться и радоваться но не умела выражать скорбь. Она хотела помочь ему, поддержать хотя бы словами, но не знала, что сказать. Смерть была для неё абстрактным понятием, никогда не дышала ей в лицо холодом, никогда никого не отнимала. Де Бельмонт видел, что Настя пришла к воротам кладбища не формально, она хотела быть нужной, в её глазах светилось добро. Но разве кто-нибудь может восполнить утрату, тем более такую – неожиданную во всех смыслах этого слова?
– Что поделать, – ответил Жан-Пьер, – случилось то, что случилось.
– Отец, я подожду в машине, – сказал Антуан.
– Ты очень страдаешь? – спросила Настя.
– Не страдаю. Это что-то другое. Этому нет названия. Я чувствую себя обманутым, потому что многие годы думал, что мы чужие с Ирэн. Смерть чужого, постороннего человека не может вызвать чувства потери. А я потерял её. Значит, я обманывал себя, Ирэн обманывала меня, мы друг друга обманывали. Любовь давно ушла от нас, и я не предполагал, что в сердце сохранилось что-то иное, но не менее важное и сильное, чем любовь. И вот я растерян. Пытаюсь понять и не могу…
– Смерть ужасна.
– Ужасны страдания перед смертью.
Она обняла его, и де Бельмонт ощутил мелкую дрожь её тела, будто девушку бил озноб.
– Ты плохо чувствуешь себя? – обеспокоено заглянул он в её глаза.
– Нет, просто я боюсь смерти… Я говорила тебе… Сейчас опять накатил страх…
Де Бельмонт невольно улыбнулся.
– Не бойся, ведь я с тобой…
Его позабавила мысль, что в такую минуту не Настя успокаивала его, а он – её. Её переполняла энергия жизни, она кипела желаниями, готова была пуститься бегом в любом направлении, меняя свою судьбу без оглядки. Но перед мыслью о смерти она превращалась в беспомощную, сломанную куклу, из которой выдернули стержень. Де Бельмонту показалось, что Настя вот-вот упадёт, лишится чувств.
– Голова кружится, – прошептала она.
– Идём в машину… Антуан! Открой дверь! И помоги мне…
Они усадили девушку в машину.
– Что с ней? – Антуан внимательно смотрел на побледневшую Шереметьеву. Она безвольно откинулась на спинку кресла.
– Простите меня, – почти неслышно произнесла она. – У вас горе, а я тут свалилась на ваши головы… Устраиваю чёрт знает что…
– Всё в порядке, – успокоил её Жан-Пьер. – Поехали, сын. Отвезём её домой.
– Нет, пожалуйста, не оставляйте меня одну, – взмолилась она.
Антуан вопросительно поглядел на отца.
– Едем ко мне, – решил де Бельмонт.
Он ни разу не привозил Настю к себе, и ему не хотелось этого сегодня. Его квартира была в некотором роде последним уголком личной территории, куда не имели права ступать посторонние люди. Это было место, где Жан-Пьер работал, думал, разговаривал сам с собой. Здесь не должно было витать ничьих теней. Тем больше удивился Антуан, услышав слова отца. «Едем ко мне» – это было что-то новенькое.
– Да, да, ко мне на квартиру, – добавил де Бельмонт, заметив в глазах сына замешательство.
Они ехали молча. Каждый думал о своём. Минут через пятнадцать Настя взяла Жан-Пьера за руку.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Всё хорошо. Извини меня за слабость.
– Глупости. Среди нас нет суперменов.
– Знаешь, мне всё-таки лучше выйти, – сказала она.
– Почему?
– После обеда мне надо в агентство. Я лучше пройдусь.
– Антуан, останови!
Сын повиновался.
– Предлагаю выпить кофе где-нибудь, – сказал де Бельмонт. – Посидим все вместе?
Антуан кивнул, Настя смущённо улыбнулась.
– Я не буду вам мешать? – спросила она.
Жан-Пьер вздохнул и поцеловал её лоб.
– Какая же ты в сущности… Совсем ребёнок…
– Я просто растеряна.
– Мы все растеряны, – ответил Антуан.
Они выбрали кафе и устроились за столиком. К немалому удивлению де Бельмонта время в кафе пролетело незаметно, разговор сложился сам собой – никакой натянутости, никакого напряжения. Настя не забывала поглядывать на часы. Когда пришло время уходить, она медленно встала и поцеловала Жан-Пьера.
– Мне пора.
Он молча кивнул в ответ.
– Желаю удачи, – улыбнулся Антуан.
Она выпорхнула их кафе, и они проводили глазами её красивую фигуру.
– Что у тебя с ней, отец? – спросил Антуан.
– Мне кажется, что я люблю её.
– Когда я увидел её рядом с тобой в Сан-Тропе, мне показалось, что она удивительным образом подходит тебе. Не знаю, почему так показалось, ведь я не имел о ней ни малейшего представления.
– А теперь ты думаешь иначе?
– Да. Она не для тебя. И ты не для неё.
– Почему так думаешь?
– Опять не знаю, отец. Так кажется. Сегодня всё внутри обострено необыкновенно. Чувствую… Она уйдёт, убежит, спрячется. Не хочу, чтобы кто-то причинял тебе боль. Порви с ней сам.
Де Бельмон положил руку на плечо сына.
– Она значительно моложе, – заговорил он. – Однако и такие семьи бывают счастливы.
– Семьи? Неужели ты…
– Нет, я не строю планов, сын. Я просто жил рядом с этой девушкой, наслаждаясь минутами счастья. Никаких планов у меня нет. Но разве я не имею права помечтать иногда? Просто так, по-мальчишески… Ты говоришь, что она уйдёт… А если не уйдёт? А если нам суждено не расставаться?
– Отец, ты меня удивляешь.
Де Бельмонт сжал плечо сына.
– Каждый имеет право на счастье, – с заметным раздражением процедил он.
– Когда ты летишь в Америку? – Антуан решил перевести разговор в другое русло.
– Надо поговорить с главным редактором. Я просил отложить поездку из-за Ирэн. Теперь меня ничто не держит в Париже.
Он задумался и посмотрел в окно, проследив глазами путь, который проделала Настя, покинув кафе.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Командировка в Нью-Йорк была как нельзя кстати. Впрочем, третий день командировки был омрачён телевизионным репортажем из Франции. Сообщалось о нападении возле здания министерства обороны Франции на какого-то генерала. Нападавший стрелял из пистолета и тяжело ранил свою жертву. В конце репортажа прозвучало имя покушавшегося и его портрет. Это был Тибо Демьян.
– Тибо?! – не поверил де Бельмонт и бросился к компьютеру, чтобы заглянуть в интеренет.
Имя Тибо вылезло сразу, заголовки о покушении на жизнь генерала шли один за другим.
«Какая глупость! Какая нелепость! Он наверняка был пьян! – думал де Бельмонт. – Что заставило его? Бедняга Тибо… А если бы я дал ему больше денег? Если бы не отпустил тогда, а повёз с собой? Чёрт возьми, о чём я говорю? Куда повёз? Я же был с Настей, мы путешествовали… Нет, я не мог ничего сделать. Тибо, вероятно, давно что-то задумал… Жаль, что теперь его бросят за решётку… Он проиграл битву за своё счастье. Кому-то суждено проигрывать, кому-то побеждать… плохие события происходят последнее время. Ирэн умерла… Интересно, можно ли считать, что мы тоже проиграли нашу битву за семейное счастье? Или мы просто не нуждались в этом счастье? Почему она умерла? Может, она сама загнала себя в капкан смерти? Она так часто говорила о смерти, что породила её внутри себя, когда для этого не было никаких причин. Мысль человеческая имеет свойство материализовываться. Нельзя думать о дурных вещах, иначе они обязательно придут… Вот и Тибо. Он тоже взращивал какую-то мысль в себе, пел колыбельную своей неудачливости. И вот результат, чёрт возьми…»
В остальном поездка в Америку удалась. Уехать подальше, окунуться с головой в работу, забыть обо всём, погрузиться в ритм чужой жизни – вот в чём нуждался де Бельмонт. Две недели активных встреч вернули его в нормальное состояние. Траурное настроение рассеялось.
Человек, с которым де Бельмонт провёл две недели по заданию редакции, славился тем, что положил начало новой развлекательной индустрии, основанной на позднейших разработках в области нано-технологий – он обустраивал квартиры, все поверхности которых превращал в видео-экраны. Всё – от стен до поверхности журнального стола – было единым экраном, воспроизводящим 3D-изображение. Вдобавок, этот человек носил фамилию Гаррет и был прямым потомком легендарного шерифа, застрелившего одного из самых неуёмных головорезов Дикого Запада. Впрочем, про Пэта Гаррета и убитого им Малыша Билли давно никто не вспоминал, кроме отдельных голливудских сценаристов.
Попав в руки Гаррета, Жан-Пьер впервые ощутил, что переступил через сказочный порог и окунулся в новую цивилизацию.
– Вы поразили меня, мистер Гаррет, – не скрывал своего восхищения де Бельмонт.
– Это неудивительно.
– Но это ведь доступно будет не всем.
– Возможно, в ближайшее время появится один или два таких кинотеатра, – объяснял Гаррет, – но в первую очередь речь идёт о частных заказах. Представьте виллу, все поверхности которой превращены в кинотеатр. Безумно дорогое удовольствие, но оно стоит того, не правда ли?
– Правда, – соглашался де Бельмонт
– Теперь конечно, встанет вопрос о съёмке принципиально новых фильмов, а то и принципиально нового телевидения, которое сможет в прямом смысле слова окутать клиента, – рассуждал Гаррет, поигрывая дистанционным пультом. – Сейчас всё довольно условно, потому что мы находимся в самом начале пути. Но когда каждая поверхность вашей квартиры будет играть свою роль в таком фильме или, возможно, в компьютерной игре – это будет настоящий прорыв.
– Да, невероятно…
Однажды ночью де Бельмонт проснулся от телефонного звонка.
– Да? Что? – спросонок он никак не мог понять ни смысла слов, ни узнать голоса. – Кто это?
– Жан-Пьер, милый, это я! – прокричала Настя.
– Господи, что случилось? Ты знаешь, который здесь час?
– Прости, дорогой, но дело в том, что мне надо срочно уезжать!
– Куда?
– В Москву. Когда ты вернёшься?
– Не знаю… Но почему ты уезжаешь? Надолго ли?
– Завтра у меня заканчивается виза.
– Виза? И что, ты не могла подумать об этом раньше?
– Ты же знаешь, что я про всё забываю.
– Завтра? Ты улетаешь завтра?
– Да.
– Я сейчас же вылетаю в Париж! – крикнул он. – Жди меня дома. Я сам отвезу тебя в аэропорт.
Он позвонил вниз, заказал билет на ближайший рейс в Париж и велел вызвать такси. За окном подрагивали миллионы огней ночного города, по небу таинственно плыла точка полицейского вертолёта. Де Бельмонт увидел своё отражение в стекле и пригладил волосы.
– Почему ты так разволновался? – обратился он к своему отражению. – Что особенного, что ужасного случилось? Виза истекла? Это дело решается элементарно, это вовсе не проблема. Настя вернётся в Париж уже через неделю-другую. Почему ты так забеспокоился? Ты две недели жил без неё, потерпишь ещё.
Он медленно отвернулся от окна и направился в ванную, чтобы принять душ. Постояв некоторое время под тёплой водой, он включил холодную и постарался простоять под ледяными струями по возможности дольше. Ему хотелось остыть, ему нужно было взбодриться.
– Ну вот, – вышел он из душа и посмотрел в зеркало. – Теперь ты похож на человека. На мокрого, но всё-таки человека. А то таращился на меня, как идиот…
Раздался звонок. Вежливый голос сообщил о времени вылета и поинтересовался, нужно ли помочь с багажом.
– Спасибо, я сам.
Он взглянул на часы. Через полчаса нужно выезжать.
Де Бельмонт набрал номер Антуана.
– Здравствуй, сын. Прости, что отрываю. Я срочно возвращаюсь во Францию. Можешь меня встретить?
– Могу. А что случилось?
– Позже объясню. Всё позже.
Он продиктовал номер рейса и положил телефонную трубку. Осмотрев комнату, он принялся складывать вещи.
– Собственно, материал по Гаррету я подготовил. Цель поездки достигнута. Меня ничто не должно смущать, но что-то смущает, – пробормотал он, закрывая ноутбук и убирая его в сумку.
В груди нервно покалывало. Де Бельмонт прошёлся туда-сюда, недовольно покачал головой и, подхватив чемодан с сумкой, покинул гостиничный номер.
В фойе царила знакомая атмосфера лёгкой суеты: кто-то приезжал, кто-то уезжал. Жан-Пьер протянул пластиковую карточку, чтобы расплатиться, и посмотрел на часы. Время тянулось нестерпимо медленно. Он перевёл взгляд на настенный часы и недовольно поцокал языком.
– Надеюсь, вам понравилось у нас, – сказал служащий отеля, возвращая де Бельмонту карточку.
Жан-Пьер кивнул и вежливо улыбнулся.
Наконец портье объявил, что такси ждёт его, и де Бельмонт почти бегом бросился к машине.
– Вот я и в пути. Теперь уже скоро…
***
Париж встретил его дождём. Вода лилась стеной.
– Здравствуй, отец, – Антуан шагнул к Жан-Пьеру. – Как долетел?
– Как всегда. Всё нормально. Хорошо, что из-за непогоды не отправили в другой аэропорт.
– Теперь рассказывай, что стряслось. Ты собирался только через три дня. Откуда такая внезапность? Что за срочность?
– Настя уезжает, – ответил де Бельмонт и почувствовал, как впервые за многие годы ему стало почти стыдно за своё поведение. Он объяснил: – У неё закончилась виза.
– И что? – удивился молодой человек. – Это катастрофа? Визу продлят.
– Всё понимаю. Не надо делать такие глаза, Антуан! Мне захотелось увидеть её. Не спрашивай ничего. Я не смогу объяснить! Просто мне показалось, что мы… что она навсегда уезжает… что не увидимся, если я не успею… Не спрашивай. Пусть это будет мой каприз. Имею я право на глупости переходного возраста?!
– Отец, не кипятись, прошу тебя. Я не имею ничего против Насти. Это лишь любопытство, вполне объяснимое любопытство. Или та так не считаешь?
– Прости, сын… У меня что-то с нервами…
Жан-Пьер обнял Антуана и нежно потрепал его по голове. Поскольку они мешали пассажирам, выходящим из зала, Антуан отстранился и похлопал отца по плечу.
– Идём.
– Я сяду за руль, – сказал Жан-Пьер, когда они подошли к машине.
– Зачем?
– Мне надо занять себя чем-то. Больше не могу просто сидеть и смотреть в окно.
– Ладно, – сын протянул ему ключи. – Куда сейчас?
Жан-Пьер достал свой мобильник и набрал номер.
– Настя? Я только что прилетел в Париж. Ты где? Ещё дома? Жди меня. Мы уже едем с Антуаном.
Он сунул телефон в карман пиджака и посмотрел на сына.
– Ты слышал? Мы едем к Насте.
– А потом?
– Потом я отвезу её в аэропорт.
– Отец… Это же ребячество! – Лицо Антуана стало недовольным. – Если уж ты намерен с ней увидеться, то мог бы подождать здесь. Она могла бы приехать в аэропорт пораньше. Наговорились бы с ней всласть.
– Антуан! – раздражённо воскликнул де Бельмонт. – Я уже всё решил!
Сыну оставалось только вздохнуть. Он сел на переднее кресло и включил радио. Неожиданно зазвучала песня Пэт Буна «Анастасия». Антуан иронично улыбнулся.
– Да, пожалуй, это знак, – хмыкнул он.
– Вот видишь. Теперь ты сам признаёшь, – бросил Жан-Пьер.
– Что признаю? Я просто сказал, что это знак. Но знаки бывают разные, отец. Песня грустная…
– Песня красивая…
Они выехали на шоссе, и де Бельмонт придавил педаль.
– Аккуратнее, отец. Не гони. Дождь сильный.
– У меня мало времени!
Дождь хлестал в лобовое стекло, и «дворники» едва справлялись с водой. Дорога распывалась за бегущими по стеклу потоками, приходилось напрягать зрение.
– Отец, прошу тебя, – повторил Антуан и предостерегающе коснулся локтя Жан-Пьера, – помедленнее.
– Здесь нет полиции. И фотокамеры ничего не заснимут в такой ливень.
– Плевать на полицию. Ты же… Мы так разобьёмся…
Жан-Пьер удостоил сына коротким взглядом и злой улыбкой.
– Может, оно и лучше?
– Останови машину! Ты мне не нравишься!
– Я сам себе не нравлюсь, мой мальчик. И с этим надо что-то делать.
– Анастасия свела тебя с ума.
– Я был счастлив с ней. Каждую минуту счастлив.
– Ну так и оставайся счастлив, отец. Кто мешает?
– Она уезжает. Я не могу без неё.
– Глупости. Ты провёл в Америке две недели, и всё было хорошо.
– Мы общались по телефону.
– Кто мешает теперь? Ну уедет она в Москву на какое-то время, будете так же созваниваться.
– Ты не понимаешь!
– Да, не понимаю.
– Я и сам не понимаю…
Он притормозил, заходя на поворот. Из серой дождевой массы выступил огромный квадрат грузовой машины. Жан-Пьер, не снижая скорости, повернул руль, объезжая грузовик, и автомобиль резко поехал влево. Внезапно в нескольких метрах впереди оказалась красная «вольво».
– Чёрт! – воскликнул де Бельмонт.
Он надавил на тормоз, и автомобиль повело вправо. Послышался скрежет борта, зацепившегося за грузовик. Антуан что-то крикнул, но Жан-Пьер не расслышал. Их тряхнуло. Красная «вольво» скрылась в дожде, а их автомобиль швырнуло сильно влево.
В следующую секунду всё закувыркалось, и де Бельмон перестал слышать что-либо, кроме собственного дыхания. Он дышал громко, в самые уши, и удивлялся, откуда в его дыхании взялась незнакомая, дребезжащая хрипота.
– Не опоздать бы… – мелькнула мысль. – Не опоздать бы…
Затем свет угас, но громкое хриплое дыхание продолжало звучать.
***
Он открыл глаза.
Хотелось пить.
– Ну вот и прекрасно, – произнёс кто-то. – Поздравляю вас, чудеса всё-таки происходят.
Жан-Пьер повернул голову и увидел Антуана и незнакомого полного мужчину в белом халате. На лбу Антуана белел пластырь.
– Жив? – проговорил Жан-Пьер распухшими губами.
– Всего одна царапина, – улыбнулся сын.
– А я?
– Вы тоже живы, – ответил доктор. У него было печальное лицо. – Хотя не должны были бы уцелеть после такого удара.
– Машина на свалке, – добавил Антуан. – По всем законам физики, мы с тобой должны бы лежать на кладбище.
– У вас двойной перелом правой руки и сотрясение мозга. Больше ничего, если не считать мелких царапин. Вы родились под счастливой звездой, месье де Бельмонт, – сказал доктор.
– Вы полагаете? – облизал губы Жан-Пьер.
– Хочешь пить? – спросил Антуан.
– Да… Давно я тут?
– Два дня.
– Без сознания?
– Да, – Антуан налил воды из бутылки и протянул отцу стакан.
– Значит… Авария… Это я виноват…
– Я предупреждал тебя… Но что теперь об этом… Уже разбились, уже пришли в себя… Может, не ты виноват, а я, поскольку разрешил тебе сесть за руль… Ладно… Машину жалко… Страховку могут не выплатить, раз ты превысил скорость…
– Разберёмся, – пробормотал де Бельмонт. – А что Настя?
– Откуда я знаю, отец. Я не звонил ей. Улетела… Поверь, мне не до того было…
– Верю…
Жан-Пьер потянулся ногами и вздохнул.
– Всё затекло, онемело, – сказал он. – И голова болит.
– Жалуешься?
Де Бельмонт не ответил.
– Я должен ехать, отец, – наклонился над ним Антуан и поцеловал в щёку.
– А я? Ты бросаешь меня здесь одного?
Молодой человек указал глазами на доктора.
– Ты в хороших руках, отец.
– И долго мне оставаться в этих хороших руках?
– Пару дней, – отозвался доктор. – Это минимум. Возможно, неделю.
Дверь открылась, и на пороге появился высокий худой мужчина в сопровождении стройной женщины. Оба в медицинских халатах, оба с широкими лошадиными улыбками.
– Ага! Открыл глаза! – громко констатировал мужчина.
– Это главный хирург больницы, – шепнул Антуан отцу.
– Как глаза? Видят нормально? – спросил хирург. – Ну-ка пошевелите пальцами руки. Нет, не той руки, а той, что в гипсе… Великолепно.
Он повернулся к полному доктору.
– Как вам он вам, Жерар?
– За годы моей работы я привык к чудесам, – печально ответил доктор.
– А я никак не привыкну. Когда пациенты дохнут без видимой причины, не могу привыкнуть, и когда выкарабкиваются из полного дерьма, тоже не могу привыкнуть. Всякий раз удивляюсь. А вы, месье де Бельмонт, даже не догадываетесь, из какой передряги выбрались. И не могу сказать, что вы родились второй раз, потому что вы фактически не пострадали. Иного пациента по кусочкам склеивать приходится, а вы целёхонький. И сын ваш тоже. Видать, чего-то очень важного вы не сделали в жизни, раз Бог сохранил вам жизнь после такой аварии.
– Зачем же мне в больнице лежать, если у меня всё в порядке? – проворчал Жан-Пьер.
– Затем, чтобы мы могли убедиться, что у вас всё в порядке. Мы же в сказки не верим. Вы так и не ответили мне про глаза. Как видите?
– Хорошо.
– Всё в фокусе?
– Да.
– Рези нет в глазах?
– Нет.
– Вот и чудесно.
Продолжая улыбаться, хирург вышел из палаты вместе с сопровождавшей его женщиной.
– Оставишь мне мобильник? – спросил де Бельмонт сына.
– Сегодня или завтра куплю новый. Наши разбились.
– Лучше завтра, – сказал круглолицый доктор. – Или послезавтра. Вам сейчас нужен покой. Кроме того, мобильный телефон в вашем случае, – доктор постучал себя пальцем по голове, – не самое подходящее развлечение.
– Что вы имеете в виду? – не понял де Бельмонт.
– Тяжёлое сотрясение мозга. Излучение этих телефонов могут замедлять ваше восстановление.
– Ерунда, – скривился де Бельмонт.
– Не нужно испытывать судьбу, месье. Вам повезло в аварии, но вас может сломать совсем незначительная вещь.
Жан-Пьер не ответил.
– Вечером я заеду, – сказал Антуан и поцеловал отца в щёку.
Жан-Пьер закрыл глаза и не заметил, как погрузился в глубокий сон.
Проснувшись, он пытался вспомнить, что ему приснилось, но никак не мог. Он помнил, что видел Ирэн и что она говорила ему что-то важное. Вокруг них летали буквы, которые были вовсе не буквами, а живыми существами. Ещё он видел цветы, много цветов, целое поле, протянувшееся до горизонта и каким-то необъяснимым образом поднимавшееся к небу, как стена. Но цветочное поле было скорее ощущением, чем запомнившейся картинкой. Ощущения, они переполняли де Бельмонта. Ощущения лёгкости, ощущение полёта, ощущение свободы. Сейчас, лёжа в больничной кровати, он чувствовал себя скованным и обманутым. Только что он парил где-то, в каких-то неведомых мирах, и не нуждался ни в чём, а теперь всё его тело ныло и напоминало неповоротливую тушу кашалота, выброшенного на берег. Тело давило на Жан-Пьера, тело мешало ему. А гипс на руке тянул, как гиря.
– Несколько мгновений назад я понимал абсолютно всё, – прошептал де Бельмонт с удивлением, морща лоб и стараясь удержать ускользающие ощущения, – а сейчас не могу даже вспомнить, что я понимал. И что я видел… И видел ли вообще что-нибудь?… Почему там на все вопросы находятся точные ответы? Почему там я слышал, как разрешить мои проблемы? Почему там всё ясно, а здесь всё спуталось?
Он повернулся на бок и свесил ноги с кровати. Тело застонало каждой клеткой. Тело не хотело шевелиться. Тело наполнилось предательской слабостью. Но де Бельмонт всё-таки встал. Он долго стоял на месте, не в состоянии сделать ни шага, и оценивал свои силы.
– И они говорят, что мне повезло…
Он прислушался. За дверью, в коридоре слышались негромкие голоса. Де Бельмонт осторожно переставил ноги и открыл дверь. В то же мгновение перед ним появилась фигура Роже Лефаржа, который уже протягивал руку, чтобы открыть дверь. От неожиданности Роже вздрогнул.
– Жан-Пьер! Ты меня напугал! – засмеялся Роже, топорща свои гангстерские усы.
– Я настолько страшно выгляжу?
– Как ты? Пришёл в себя?
– Как видишь, пытаюсь ходить… Но слабость… Слабость…
– Я видел репортаж по телевиденью: машина ваша в труху превратилась! Как же так получилось? Ты всегда славился своей аккуратностью.
– Не ожидал тебя увидеть здесь, – проговорил де Бельмонт. – Как получилось? Спешил…
– К девчонке своей? Жан-Пьер, ты меня удивляешь!
– Сам себе удивляюсь, дружище.
– Неужели у тебя с этой русской всё так серьёзно? – спросил Роже, беря де Бельмонта под локоть и помогая ему идти. – Ты хочешь прогуляться?
– По коридору. Ноги не слушаются, в голове шумит…
– Вот видишь, как опасно быть легкомысленным! В нашем возрасте можно только встречаться, но не увлекаться. Никаких привязанностей, Жан-Пьер! Никаких любовных страстей! Душевный покой – вот что самое ценное для нас.
– Наверное, ты прав, Роже…
– А девица твоя хороша была, – на лице Лефаржа появилось мечтательное выражение. – Можно позавидовать тебе.
– Чего ты вдруг приехал? – сухо оборвал его де Бельмонт.
– То есть как? Услышал, что ты чуть на тот свет не отправился.
– Да, да, конечно… Решил попрощаться? Спасибо тебе за внимание…
– Ты говоришь таким тоном, словно хочешь отвязаться от меня, – покачал головой Роже. – Что с тобой, Жан-Пьер? Или ты полагаешь, что я лишён нормальных человеческих чувств? Ты ошибаешься, мой друг. Деньги, бизнес, сплетни, интриги – всё это замечательно, но не они делают нас людьми. Они превращают нас в опасных игроков и представителей высшего света, а людьми становимся мы, потому что кое-что стучит у нас тут! – Роже потыкал пальцем себе в область сердца.
– Прости, Роже, я устал. Злюсь на себя и срываю зло на окружающих, – кисло улыбнулся де Бельмонт. – Послушай, дай мне телефон. Хочу позвонить.
Лефарж протянул ему мобильник. Жан-Пьер взял трубку и нахмурился. Несколько минут он стоял неподвижно, потом изумлённо посмотрел на Роже и вернул ему телефон.
– Передумал? – спросил Лефарж.
– Не помню номер… Не могу вспомнить её номер… У меня что-то с головой…
– Пойдём в палату, Жан-Пьер…
Едва де Бельмнт лёг в кровать, появился Антуан. Он дружески поприветствовал Лефаржа и внимательно посмотрел на отца.
– Пожалуй, не буду вам мешать, – сказал Роже.
Антуан кивнул.
– Ты какой-то мрачный. Что случилось? – обратился Антуан к отцу.
– Память… Хотел позвонить Насте, но не смог вспомнить её телефон.
– Потерпи немного.
– Они сказали, что у меня сильное сотрясение мозга. Может, останутся провалы в памяти?
– Потерпи, – повторил сын. – Всё восстановится. Отец, что с тобой? Я не узнаю тебя. Ты всегда был благоразумен. И вдруг… Если бы ты не спешил к Насте, – сказал Антуан без малейшего упрёка, – ты не лежал бы сейчас в больнице.
То, что в голосе сына не было упрёка, почему-то вывело Жан-Пьера из равновесия.
