Текст книги "Ангел от Кутюр"
Автор книги: Алимжан Тохтахунов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Перед вылетом в Москву де Бельмонт созвонился с Павлом Логиновым.
– Ты прилетаешь, Жан-Пьер? Вот здорово! Я встречу тебя.
В Париже произошла задержка, и самолёт вылетел почти на час позже, поэтому Логинову пришлось ждать. Но счастливая улыбка на его крупном бородатом лице не позволяла думать, что ожидание утомило его. Логинов был не только прекрасный режиссёр, он также умел хорошо играть. Дружба и гостеприимство требовали крохотных жертв, самым незначительным из которых было время.
– Здравствуй, Жан-Пьер! Здравствуй, мой дорогой друг! – Логинов расцеловал де Бельмонта в обе щеки, и заставил того поморщиться от уколов жёсткой чёрной бороды. – Наконец-то я смогу окружить тебя вниманием, как это делаешь ты во Франции.
– Спасибо, Павел.
– У нас с погодой не очень. Дожди зарядили, но вообще-то погода тёплая. Ты бывал в Москве раньше?
– Лет семь назад.
– Давненько. Я в Париж чаще наведываюсь, – засмеялся Логинов и вцепился в ручку чемодана де Бельмонта и быстрым шагом направился к выходу. Жан-Пьер пошёл за ним, придерживая на плече ремень сумки, в которой находился его ноутбук. На улице уже стемнело, светили фонари. Павел указывал куда-то рукой. – Нам туда, машина там…
В дороге Логинов много говорил, делился своими творческими замыслами, шутил, расспрашивал. Жан-Пьер с удовольствием слушал его, иногда отвечал, но больше молчал. Мелкий дождь стучал в стёкла. Асфальт казался зеркальным, огни фар и фонарей плавали по дороге мокрыми разводами. Облака мокрой пыли, поднимавшиеся из-под колёс, вились позади машин мутными шлейфами.
– У вас в дождливую погоду никогда не бывает грязно, как у нас, – посетовал Логинов. – Для Москвы непогода превращается всегда в бытовую катастрофу.
– Климат, – ответил де Бельмонт.
– Дело в другом, – засмеялся Логинов. – Но не будем об этом…
Въехав в пределы Москвы, де Бельмонт сразу заметил, что столица России заметно выросла вверх, приобрела новый лоск. В сравнении с тем городом, в котором он гостил семь лет назад, нынешняя Москва выглядела значительно шикарнее, эффектнее, помпезнее. Она вся светилась, сверкала, переливалась.
– Огромный город, – сказал де Бельмонт.
– К сожалению, величие города определяется не его размерами и не огнями рекламы, – возразил Логинов.
– Тебе не нравится Москва? – удивился Жан-Пьер. – Я недавно вернулся из Нью-Йорка, он тоже громаден, но он другой.
– Нью-Йорк и Москва – это разные миры. Америка развивалась естественно, а мы вылепливали себя в болезненных порывах ненужного подражания. Мы хотели быть похожими на кого-то. То, что нормально для Нью-Йорка, неприемлемо для нашей столицы. Настоящая, русская Москва умерла, погибла в натиске бурных застроек. Ты говоришь, что она красива. Не спорю, её новый облик соответствует «стандартам» любого европейского бизнес-центра, – рассуждал Павел, – но любой европейский город имеет ещё и своё настоящее лицо, историческое, традиционное. Москва не имеет такого лица. Её историческое лицо разбито, раздавлено, уничтожено. Ради чего? Скажи мне, Жан-Пьер, ради чего, ради каких таких ценностей? Да, я согласен с тем, что всякий город изменяется, старое вынуждено отмирать, уступая дорогу новому. Но должно же быть уважение к истории. Ты видел Дрезден, Жан-Пьер? Ты помнишь, что сделали с ним англичане и американцы? Сожгли дотла! Разбомбили так, что плавился камень! За что? За какие грехи досталось этому несчастному городу? Там не было ни армии, ни военных баз, там жили мирные обыватели… Впрочем, это к делу не относится. Германия уважает свои корни, своё прошлое, свои города. Германия вложила сумасшедшие деньги в восстановление Дрездена, и теперь его центр выглядит так, как он выглядел сотни лет назад. И только чёрные камни в основании некоторых зданий – единственные камни сохранившиеся после той страшной бомбардировки – показывают, из каких руин немцы подняли Дрезден и вернули ему его историческое лицо… А мы? Что мы? Разве мы хуже? А вот получается, что хуже… И мне стыдно за всё современное московское уродство, которое принято называть новой Москвой… Да, Москва красива, но красота её похожа на лицо фотомодели, раскрашенной в соответствии с установленными стандартами. Эта красота условна, Жан-Пьер, она похожа на цветную бирюльку. Много блеска и много безвкусицы.
Де Бельмонт не мог поддержать Логинова в его горестных речах, потому что не понимал, о чём плакал Павел. Ему нравилась Москва. Это был город, соответствовавший времени. Это был город, значительно чище многих европейских столиц. Это был город людей, не стеснявшихся своей уверенности и силы. Это был город мощного прыжка из прошлого в будущее. И де Бельмонт сказал об этом Логинову.
– Ты хорошо подметил: прыжок из прошлого в будущее, – согласился Павел. – Но мне не нравится жить в прыжке. Мне хочется чувствовать настоящее, потому что будущее без настоящего – это уродство. Мы пытаемся догонять кого-то, а нам не надо догонять, нам надо жить сегодняшним днём.
– Но это и есть сегодняшний день, – возразил де Бельмонт, кивая на огромные здания.
– Ты не понимаешь, Жан-Пьер.
– Не понимаю, – согласился де Бельмонт и подумал: «Интересно, что Настя скажет о Москве? Вряд ли она может объективно рассуждать о прежней красоте столицы. Она слишком молода для этого. Молодёжь обычно любит своё время. А если и у кого и проявляется тяга к прошлому, то это лишь дань моде, а не объективный взгляд на реальную обстановку».
Они остановились перед входом в отель «Ритц Карлтон», где де Бельмонт зарезервировал номер.
– Поднимешься ко мне? – предложил Жан-Пьер.
– С удовольствием. Не доводилось бывать в этом отеле…
Регистрация заняла несколько минут, портье подхватил чемодан и повёл гостей к лифту.
– Роскошно, – сказал де Бельмонт, обводя взглядом изгиб широкой лестницы, тянущейся на второй этаж.
Окно в номере выходило на Тверскую улицу.
– Красивый город, – задумчиво произнёс Жан-Пьер. – Интересно, как здесь живётся?
– В Москве? Как всюду, где правят деньги, – ответил Логинов. – Если они у тебя есть, ты живёшь легко… Какие планы, Жан-Пьер? Сходим поужинать? Что задумался?
– Павел, – заговорил де Бельмонт после недолгого молчания, – у меня есть домашний телефон Насти Шереметьевой, но там вряд ли кто-то говорит по-французски. Ты мог бы позвонить ей?
– Спросить, когда будет Настя?
– Спроси.
– Давай номер.
Павел плюхнулся в кресло и потянулся к телефону. Де Бельмонт задумчиво смотрел в окно. Мимо двигался густой поток автомобилей.
– Ты хочешь увидеть её? – услышал он вопрос Логинова.
– Хочу.
– Она разве не едет в Париж?
– Это я и хочу выяснить.
– Алло? – Павел поднял руку, показывая де Бельмонту, чтобы тот не мешал. – Добрый вечер. Могу я поговорить с Анастасией? Это Павел Логинов беспокоит… Да, да, тот самый… Да, спасибо, мне очень приятно слышать это. Что? Да, да, вы очень проницательны, раз заметили это. Не все зрители обращают внимание на такие детали… А что Настя? Ей нет дома? Обещала быть часов в двенадцать? Спасибо…
Он повесил трубку и перехватил вопросительный взгляд де Бельмонта.
– Что тебе сказали? – спросил Жан-Пьер.
– Сказали, что я гениальный режиссёр. Поделились своими впечатлениями о моём последнем фильме.
– Про Настю?
– Обещала быть к полуночи. Но ты же знаешь…
– Обещала… Это ничего не значит.
– Вот и я про то же. Почему не позвонишь ей на мобильник?
– В последнее время она не берёт его.
– Ты, наверное, звонишь ей на её французский номер?
– Да.
– Это же дорого получается! Вот она и не отвечает.
– Я как-то не подумал об этом.
– Жан-Пьер, дорогой мой друг! – Логинов шлёпнул себя по коленям. – Ты же взрослый человек!
Он схватился за телефон и опять позвонил на квартиру Шереметьевых.
– Простите, это опять Логинов. Вы не подскажете, как номер её мобильного? Записываю.
Павел схватил лежавший на столе буклет с видами отеля и записал продиктованный номер. Павел поблагодарил и положил трубку.
– Звони. Теперь сам справишься.
Жан-Пьер вбил номер в свой телефон и посмотрел на Павла.
– Что думаешь? – спросил Логинов. – Какие сомнения?
Де Бельмонт пожал плечами.
– Ты похож на влюблённого мальчишку, Жан-Пьер, – засмеялся Павел и почесал бороду. – Глаза полны нетерпением и неуверенностью.
– Так оно и есть, – согласился де Бельмонт. – Я влюблён… Думаю, что в моём возрасте это худшее из того, что может приключиться. Потерять голову… Мне стыдно и больно признаваться в этом.
– Ээ-э! Брось! Откуда вдруг уныние? Ты должен радоваться, летать.
– Я летал, Павел.
Де Бельмонт глядел на зажатую в руке трубку телефона.
– Мешаю тебе? – догадался Логинов.
– Нет.
– Спущусь на первый этаж. Догоняй, когда поговоришь.
Павел со вздохом поднялся и вышел из номера. Дверь мягко защёлкнулась за ним.
Жан-Пьер набрал номер. Почти минуту в трубке слышались гудки, затем раздался Настин голос.
– Слушаю. Кто это?
– Настя, здравствуй. Я в Москве.
– Ты приехал? – радостно воскликнула она. – Жан-Пьер, как мило! Такой подарок! Ты по делам?
– Нет, приехал к тебе.
– Ко мне? Боже, ты с ума сошёл.
– Не сошёл, но схожу понемногу. Настя, я должен многое сказать тебе.
– Скажешь, всё скажешь. У нас будет масса времени. Я покажу тебе Москву, если хочешь. Ты когда прилетел?
– Разумеется, сегодня. Только что устроился в отеле. – Де Бельмон почувствовал обиду за прозвучавший вопрос. Как она могла подумать, что он, приехав к ней, стал бы тянуть с телефонным звонком. Он изнемогал от желания увидеть Настю, а она задаёт ему такие нелепые вопросы. – Ты занята сегодня? У тебя дома сказали, что ты будешь не раньше двенадцати.
– Ты был у меня дома?
– Нет, по телефону узнал.
– Как же ты разговаривал? По-русски?
– Павел Логинов со мной. Он разговаривал.
– Павел? Я не видела его с Канн. Он где? С тобой?
– Пошёл вниз. Я из номера звоню.
– Господи, у меня голова кружится от радости! Завтра обязательно встретимся. Ты слышишь меня?
– Слышу, – не веря своим ушам, ответил де Бельмонт. – Завтра. Когда? Где?
– Как только проснусь, позвоню тебе.
– Хорошо.
Он повесил трубку на рычаг и тихонько засмеялся, как счастливый сумасшедший. Завтра он увидит Настю. Завтра он вдохнёт аромат её духов. Завтра он будет любоваться её сияющими глазами. Завтра он коснётся её руки.
Де Бельмонт опрокинулся на спинку кресла и зажмурился, чтобы задержать ощущение счастья.
«Моё терпение вознаграждено, – прошептал он беззвучно. – Вознаграждено… Как вознаграждено? Встречей? А что дальше? Впрочем, сейчас это не имеет ни малейшего значения. Мы увидимся, поговорим, расставим всё по своим местам… Какая глупость, всё и так давно расставлено: она живёт своей жизнью… Но мне же хочется, чтобы она была рядом, чтобы жила в Париже… Не имеет значения, что мне хочется. Сейчас важно, что я увижу её. Об остальном не нужно думать…»
Он вышел из номера и на лифте спустился в холл, где Логинов прохаживался, глядя себе под ноги, а возле него топтался какой-то юнец, расспрашивая о чём-то.
– Вот и ты, – обрадовался Павел. – Поговорил? Улыбаешься, значит, всё в порядке.
Он сказал по-русски что-то негромко юноше, и тот ушёл.
– Поклонник? – предположил де Бельмонт.
– Узнал меня и прицепился. Мечтает стать режиссёром. Только он не понимает, что режиссёр – это художник, а не конструктор. Глупости какие-то говорил мне, идиотские теории а ля арт-хаус. Мечтает сделать в кино что-нибудь наравне с чёрным квадратом Малевича. Полный маразм! Прости, ты случаем не почитатель Малевича? Нет? А то всякие есть… Нет, деньги деньгами, тут можно инвестировать, как в любом бизнесе, но искусство и чёрные квадраты – вещи несовместные, как гений и злодейство… Я проголодался. Отведу-ка тебя в одно замечательное местечко.
– В отеле тоже есть рестораны. Наверняка хорошие.
– В отеле без меня будешь кушать. А я покажу тебе, что нравится мне…
***
В ожидании утра де Бельмонт почти не сомкнул глаз. В семь утра он принял душ и выругал себя за глупость. Настя после ночных гуляний наверняка проснётся поздно, а он был уже готов и ждал, поглядывая на циферблат.
До полудня он бродил по окрестностям, гулял по Красной площади, затем набрал Настин номер.
– Ну что вы? Я же сплю, – пробормотал её заспанный голос, и телефон тут же отключился.
– Конечно, спит, – развёл руками Жан-Пьер, стоя перед памятником Жукову. – И проваляется в кровати ещё пару часов как минимум. Я чертовски нетерпелив…
Он ждал до вечера, однако Настя не перезвонила.
Де Бельмонт набрал её номер, но никто не ответил.
– Наверное, она забыла телефон где-нибудь, – решил он. – А я не сказал ей, в каком отеле остановился…
Ближе к ночи раздался звонок.
– Жан-Пьер, это я, – виновато заговорила Настя. – Прости, так получилось. Я была за городом. Сегодня уже не получится… Я устала, лягу рано, чтобы отоспаться… Давай завтра созвонимся с утра… Ладно?
– Да, – коротко ответил он.
«Она была за городом… И что? Разве трудно было позвонить?… Она устала… Это понятно… Но есть же какие– то правила приличия… Завтра? Ладно, пусть будет завтра. В конце концов он приехал без предупреждения, у Насти есть свои дела, друзья, планы… Пусть выспится… – успокаивал он себя. – Ничего страшного… Эта отсрочка только к лучшему, потому что я смогу прийти в себя после сегодняшнего томительного ожидания, после этого невыносимого напряжения души… Чёрт меня подери, если я не схожу с ума… Я слышу запах её тела, у меня голова кружиться от этого запаха! Я брежу этой девчонкой! Хочу её безумно! Разве можно так? Разве…»
Он сходил в ванную и ополоснул лицо. Вернувшись в комнату, де Бельмонт включил телевизор и долго смотрел в телеэкран, ничего не видя и не понимая. Внезапно он почувствовал голод.
– Надо поесть и выпить чего-нибудь, – сказал он вслух.
Причесавшись и придирчиво оглядев себя, он внимательно изучил буклет, где были перечислены все рестораны «Ритц Карлтона», и вышел в коридор.
Лифт привёз его на второй этаж. Двери бесшумно раздвинулись и выпустили де Белтмонта. Он сделал несколько шагов и остановился, привлечённый женским смехом. Прислушиваясь, он подошёл к лестнице и посмотрел вниз.
– Настя?! – не поверил он.
Настя Шереметьева медленно шла по фойе. Одетая в длинное алое платье со стоячим воротником, в красных перчатках по локоть, с белой жемчужной нитью на открытой шее, она выглядела королевой. Её сопровождал молодой человек в тёмно-синем костюме. Верхняя пуговица его белоснежной рубашки была демонстративно расстёгнута, узел бордового галстука чуть распущен, подчёркивая некоторую небрежность созданного образа. Настя чуть наклонялась к своему спутнику и смеялась над его словами. Молодой человек, лицо которого почему-то показалось де Бельмонту знакомым, чуть улыбался, очень довольный собой.
«Настя… Ангел… Нет, уже не ангел. Просто роскошная женщина. Ангел улетел…»
Де Бельмонт сошёл по лестнице на несколько ступеней, и остановился.
«Она сказала, что хочет отдохнуть сегодня…»
Сопровождавший Настю юноша был привлекателен, но не это заставило Жан-Пьера приглядеться к нему. Что-то мучительно знакомое сквозило в улыбке молодого человека. Жан-Пьер видел где-то эти сверкающие ровные зубы, видел эти прозрачные глаза. Настя взяла своего спутника под руку и проговорила что-то ему на ухо. Молодой человек удивлённо поднял брови, затем кивнул. Настя оглянулась на входные двери. Похоже, она ждала кого-то. Молодой человек провёл рукой по своим волосам, поправляя чёлку, и де Бельмонт увидел в его руке чёрные очки.
«Тёмные стёкла ночью? Дешёвый пижон…»
Юноша потянулся к Насте и поцеловал её в шею. Она не отстранилась и даже приникла к нему, поощряя его губы. В дверях появилась ещё одна пара. Де Бельмонт не знал их. Обе пары о чём-то оживлённо заговорили, Настя показала рукой на второй этаж, и Жан-Пьер отшатнулся, боясь быть увиденным.
«По-моему, я выгляжу шутом, – пронеслось у него в голове. – Играю глупую роль в каком-то дешёвом детективе. Зачем я прячусь? Почему мне должно быть неловко? Почему мне, а не ей? Она же обманывает меня…»
Но он продолжал держаться так, чтобы Настя не увидела его.
Он услышал, как звякнул сигнал лифта, и голоса тех, за кем наблюдал де Бельмонт, стихли.
«Уехали…»
Опять прозвучал мягкий звонок, и двери лифта открылись на втором этаже за спиной Жан-Пьера. От неожиданности он чуть не бросился бегом вниз по лестнице, но сдержался и лишь спустился на несколько степеней.
Прислушиваясь к голосу Насти, он понял, что их компания направилась в тот же ресторан, куда собирался он сам. Де Бельмонт осторожно последовал за ними, но в ресторан не вошёл. Он смотрел на Настю из дверей. Она выглядела божественно, но сейчас, твёрдо зная, что девушка водила его за нос, де Бельмонт не испытывал никаких чувств. Все эмоции покинули его. Он был спокоен, даже слишком спокоен. Всё сделалось предельно ясно.
«Она меня не ждала и не ждёт…»
Жан-Пьер увидел, как Настин спутник надел чёрные очки. И теперь де Бельмонт вспомнил его. Это был тот самый юнец, который напился на яхте Адриано Пазолини, русский парень в чёрных очках, проливший вино и разбивший бокал…
Жан-Пьер повернулся и неторопливо двинулся к лифту. Там он остановился и опять пошёл к ресторану. Так повторилось несколько раз. Один раз он даже прошёл внутрь, сделал несколько шагов по направлению к столику, за которым расположилась Настина компания, но тут же развернулся и вышел.
«Не надо никаких разговоров, никаких выяснений. Они не изменят ничего, а я буду выглядеть болваном…»
Он спустился в фойе и устроился в кресле. Окружающий мир отслоился от него, перетёк в другое измерение, перестал быть реальностью. Де Бельмонт снова и снова прокручивал в голове те несколько минут, пока Настя шагала в красном платье по отелю. В его памяти звучал её смех и шуршанье её платья.
Де Бельмонт поднялся. Оглядевшись, он удивился множеству людей вокруг: ему казалось, что он сидел в полном одиночестве и в абсолютной тишине.
«Надо же… Интересно устроена психика…»
Он спокойно подошёл к лифту и надавил на кнопку. Надавил гораздо сильнее, чем это требовалось, и увидел, как от усилия побелел его палец.
«Что со мной? Разве я нервничаю? Разве я не знал, что это когда-нибудь случится? Именно это, а не что-то другое. Даже в самые сладкие минуты я слышал, как во мне звучала эта нота предупреждения… Меня никто не обманул… Всё было определено с первой минуты, и я знал это, но в какой-то момент почему-то стал думать, что Настя обязана быть возле меня, что чуть ли не принадлежит мне. Разве не глупость? Только мальчишка мог потерять так голову… Настя имеет право на свободу. Каждый имеет право на свободу. Она живёт своей жизнью, я – своей. И в этом заключается наше счастье. Иметь возможность быть рядом, но не требовать этого ни от кого больше и не навязывать себя… Чёрт возьми, что она стала думать обо мне, когда я принялся звонить ей чуть ли не ежедневно? Я сразу стал похож на всех её нетерпеливых ухажёров, потерял собственное лицо. Мне должно быть стыдно… Я должен был насладиться её обществом и уйти, разжать руку, а я попытался нацепить на неё поводок. Настя – моя ошибка… Ирэн заболела, пока я отдыхал с Настей и умерла, потом я устроил аварию и едва не убил себя и сына, встретил в Каннах Тибо Демьяна, но так спешил лечь с Настей в постель, что не уделил ему должного внимания, и в результате Тибо пошёл на преступление. А ведь я мог предотвратить это…»
Двери плавно разъехались, и де Бельмонт вышел из лифта в коридор.
«Значит, надо что-то менять… Нет, не что-то, а всё менять. Себя менять. Жить своей жизнью, но не теми ожиданиями и не теми мечтами, которые были у меня до сих пор… Менять всё… Логинов прав, можно всё изменить, можно развязать все узлы… Можно и нужно стать другим человеком…»
Открыв дверь номера, он несколько секунд размышлял над чем-то, всматриваясь в окно, за которым двигались ночные московские огни, затем прошёл к столу и открыл ноутбук.
«Теперь я могу… Теперь мне ничто не мешает… Теперь я свободен… Человек должен быть свободен от груза переживаний, чтобы взяться за рассказ… Ирэн сказала, что будет ждать книгу и что ей всё будет видно…»
Он посмотрел на светившийся монитор, и пальцы его быстро забегали по клавишам.
Де Бельмонт почувствовал, что какие-то врата распахнулись у него внутри. Слова полились из него потоком, мысли не успевали одна за другой, торопясь превратиться в историю. Он работал с какой-то дикой радостью, с незнакомым ему доселе сладострастием. Он ощущал, как с каждым ударом пальцев по клавишам рождалась его вторая, новая жизнь. Слова сыпались из него, выбивая из пространства памяти всё самое важное, самое нужное, самое значительное. Он работал быстро, без пауз, будто подключившись к какому-то информационному полю. Де Бельмонт с удивлением понимал, что история жизни, которую он начал рассказывать, открывала для него самого неожиданные стороны ушедших лет. Он работал и узнавал себя, рассказывая себе самому о себе то, что никогда не рассказывал и о чём никогда прежде даже не догадывался. Он работал и работал, вслушиваясь в стук своего сердца, в пульсацию крови, в стремительный бег мысли. Он работал и работал, всем своим существом чувствуя, что творчество возвращало ему всё, что он когда-то потерял, возвращало навсегда, ибо внутренний мир, в который он погружался с каждой минутой глубже и глубже, никогда не покинет его, не обманет, не предаст. Все мгновения, прожитые когда-то и умчавшиеся в бездну прошлого, теперь возвращались и, выплёскиваясь на страницу книги, становились вечностью.
Когда за окном забрезжил рассвет, де Бельмонт понял, что устал. Он откинулся на спинку стула и минут десять сидел неподвижно. Затем он опять склонился над ноутбуком, стукнул по клавишам и вернулся к началу текста. Он потёр утомлённые глаза, глубоко вздохнул и начал читать: «Жан-Пьер обвёл взглядом тихое кафе и протянул руку остановившемуся перед ним Лефаржу…»
Май 2009 -январь 2010
