Текст книги "Война всех против всех (СИ)"

Автор книги: Алим Тыналин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 17
Прогулка в монастырь, но отнюдь не за благочестием

Как ни странно, сначала я подумал, что это союзники. Мои ветренные остготы, которых привела Лаэлия. Но нет, почти сразу я понял свою ошибку.

Это были вовсе не остготы, а разбойники или даже конный отряд варварских племен, коими сейчас кишели дороги Италии, даже здесь, в горах. Те от других не очень отличались, поэтому я посчитал их грабителями.

Они высыпали на дорогу двумя крупными отрядами, загородив проходы спереди и сзади. Несколько десятков человек остановились на обочинах с обеих сторон, полностью зажав нас в кольцо.

– Ну вот, – проворчал Лакома, вытаскивая меч. – Не хватало нам еще веселья, чтобы развлечься по дороге. Откуда их такая огромная шайка взялась?

– Можешь с ними разобраться? – спросил я, оглядываясь. – Необязательно ведь проливать кровь, можно и договориться. Мы будем отчаянно сопротивляться, зачем им лишние жертвы?

Наши войска уже встали в круговую оборону, прикрываясь щитами. В центре остался я, другие командиры и арбалетчики. Число налетчиков превышало нас вдвое, непонятно, зачем им нападать такими слабыми силами на нас, ведь мы не мирные торговцы, везущие обозы с грузами, на которых можно отлично заработать, нет, мы войско, с которого особо много не возьмешь, разве что снять доспехи и оружие с убитых и раненых.

Хотя для этого еще надо нас привести в такое беспомощное и жалкое состояние, а мы, не желая этого, будем очень сильно противодействовать. Другое дело, что они могли напасть на нас по ошибке, приняв за караван торговцев, но тогда почему не развернулись и не отправились куда подальше, искать удачи в другом месте? Почему они, наоборот, продолжали приближаться к нам с самым угрожающим видом, будто мы украли у них всех лошадей и сожгли жилища?

– Попробую, но они какие-то безбашенные бандиты, – проворчал Лакома, осматривая нападающих. – Совсем на голову двинутые. Не обещаю, но попробую их уговорить уехать.

Он выехал из нашего строя и двинулся вперед по дороге, навстречу группе всадников, один из которых, бородатый здоровяк, был завернут в плащ с позолотой, а на голове носил медный обруч с тускло блестящим ониксом. Ну конечно, явно же местный король, глава горных разбойников. Остальные, тоже одетые крикливо, толпились позади него.

– Ты чего вылез, не видишь, что ли, кто едет? – закричал Лакома. – Быстро освободи дорогу императору, тупая скотина.

Я чуть не схватился за голову от огорчения. Из всех возможных вариантов объяснения, кто едет по дороге, самым наихудшим был конечно же, вариант с указанием на правителя Рима. Не хватало еще, если они поверят, что я и в самом деле важная птица и решат захватить меня в заложники.

Предводитель разбойников усмехнулся горячему крикуну и приказал напасть на нас:

– Отрежьте этим бездельникам головы, чтобы не портили своим видом наши прекрасные горы. Каждому второму, а каждого первого отправьте в рабство.

Линия всадников вокруг нас пришла было в движение и тронулась на нас, так что мы приготовились вскоре встретиться с создателем и благополучно попасть на небеса. Лакома снова принялся ругаться, а я поднял руку и крикнул:

– Подожди, уважаемый, что же ты так торопишься. Даже поговорить не хочешь. Может, мы чего выгодное хотим предложить.

Главарь поднял руку и конник остановились. По большому счету, я видел, что мы могли бы если и не выиграть у них, то хотя бы нанести большой ущерб, но их вожаку, судя по всему, было совсем наплевать на жизнь и здоровье своих подчиненных, в отличие от меня.

Что же, по уже привычному сценарию я решил попробовать предложить им службу в имперской гвардии, променяв голодную и опасную долю разбойника на почетную и хорошо оплачиваемую должность.

– Что ты там такое болтаешь, малыш? – спросил главарь, поглядев на меня, когда я подъехал поближе. Впрочем, он еще скользнул якобы безразличным взглядом по Родерику, следующему за мною и наверняка учел, что у нас есть кое-какие силенки. – Только не отнимай у меня много времени, лучше просто отдай меч и не сопротивляйся.

– Как тебя звать? – спросил я первым делом, подключая свое знаменитое обаяние и стараясь, чтобы собеседник проникся ко мне доверием.

Черные узкие глаза главаря равнодушно уставились на меня.

– Меня зовут Йори, – пробурчал он. Хорошо, очень хорошо, хоть какой-то контакт установлен.

– Отлично, Йори, меня зовут Ромул. Давай поговорим, как разумные люди, хорошо, Йори?

Он молчал и продолжал выжидающе глядеть на меня. Отлично, он заинтересовался, теперь надо ковать железо, пока оно горячо.

– Мы с тобой прекрасно знаем, Йори, что если сейчас начнем сражаться, то половина наших воинов погибнет в схватке, а оставшиеся подохнут через пару недель от ран и болезней. Оно тебе надо? У нас примерно равные силы и я предлагаю тебе кое-что получше, например, объединить их. Я хочу предложить тебе возможность встать под мои знамена, перестать бегать по горам, как голодные шакалы, жить в городе, получать достойную плату за свою службу и получить истинный смысл и опору в этой ненадежной жизни.

По мере того, как я говорил, глаза Йори расширились и я понял, что он не на шутку увлечен раскрывшимися перед ним грандиозными перспективами. Великолепно, значит у меня скоро будет новое войско и новый центурион.

– Если ты согласен, то мы можем прямо сейчас объединить наши знамена, – предложил я. – Из твоих людей мы сделаем две центурии, а ты станешь их командиром вместе со своим заместителем. Что ты скажешь о такой перспективе?

Главарь сморщил физиономию, сплюнул на землю густую бурую слюну и ответил, скривившись:

– Когда ты говоришь, такое впечатление, что из твоего рта падает дерьмо, – пробурчал он, а его соратники громко расхохотались.

Мда, кажется новый отряд не появится у меня так скоро, как я рассчитывал. Но я еще пытался предотвратить столкновение и воскликнул:

– Сотня солидов каждому воину за первый год службы, а командирам по двести! Доспехи и корм для коней за счет империи.

Йори деланно зажал нос толстыми пальцами и загундосил:

– Ребята, сделайте что-нибудь, а то я не могу дышать из-за его вонючей пасти. Заткнись уже, а? Пожалуйста, прошу тебя!

Его товарищи расхохотались еще громче, а один воскликнул:

– Эй, у меня есть старая обоссаная туника, давай ею заткнем рот мальчишке!

Ну что же, видит Бог, что я изо всех сил пытался предотвратить кровопролитие. Но с этими безбашенными лиходеями, видимо, никак нельзя по-другому, кроме как железом и кровью, другого языка они не понимают.

Я развернул коня обратно к строю, а Родерик загородил меня от смеющихся разбойников.

Как только за мной сомкнулись ряды, пропуская меня внутрь нашего строя, разбойники снова приготовились к бою, а Йори оглушительно засвистел, видимо, это у него был сигнал к атаке.

Мои арбалетчики тоже собрались стрелять, но это не понадобилось.

Сверху с дороги послышался протяжный звук труб и из-за поворота показались другие войска. О нет, только не это, еще одни враги. Судя по всему, дорога к монастырю заколдована, нам точно до него не добраться. В мозгу у меня пронеслись сотни и тысячи мыслей, как бы теперь выкрутиться из этой ситуации, а самым желательным исходом было бы натравить эти войска друг на друга.

Кроме того, сразу было видно, что новых войск гораздо больше, чем наших вместе взятых, а значит мне в любом случае надо постараться синими договориться, если я хочу убрать отсюда свою задницу и задницы своих воинов целыми и невредимыми.

Впрочем, вглядевшись, я перестал верить своим глазам.

– Священные нимфы и фавны, это же наши люди! – сказал радостно Лакома. – Эй, глядите, сейчас все боги спустятся с Олимпа и трахнут в задницу этих ублюдков, что хотели напасть на нас. Потому что это наши люди!

Я и сам уже видел стройные ряды остготов, размеренно шедшие по дороге рядами по семь человек в шеренге. Впереди ехала Лаэлия, скупо усмехающаяся, готовая к бою, из-под шлема выбивались непокорные темные каштановые локоны.

От того, что эта девушка, которая и так оставалась для меня необычайно желанной, теперь еще и появилась так вовремя и спасла наши жалкие задницы, я испытал по отношению к ней безумную признательность. Остготы тоже заслуживали награды, несмотря на то, что их соратники предали меня недавно в Равенне и пытались свергнуть с престола.

Эти же, как мне докладывал Донатина, вели себя достойно и пока что показали себя верными и дисциплинированными. Хотя, может быть, это происходило опять-таки благодаря Лаэлии, которая постоянно наказывала строптивцев и ломала непокорных солдат, пытающихся показать скверный характер.

Как бы то ни было, сейчас мои войска появились очень вовремя. Йори уже больше не плевался и не кричал о том, что ему тошно нюхать дурной запах из моего рта, нет, наоборот, он подъехал к строю наших палатинов, замахал мне толстой и волосатой ручищей и заорал:

– Эй, император, я прошу прощения! Мы вели себя очень недостойно и теперь хотим принести свои извинения!

Конечно, его теперь можно было понять, и я еще не решил окончательно, что с ними делать, казнить всех поголовно, продать в рабство или отпустить подобру-поздорову. Хотя нет, третий вариант однозначно отпадает, я не могу позволить двум сотням отъявленных мерзавцев разгуливать по землям моей империи и грабить честных путников. Значит, я могу только предложить им присоединиться к нам, если они хотят сохранить свои жизни и здоровье.

– Да что ты говоришь, мне кажется у тебя скверно пахнет изо рта! – напомнил я и тоже сплюнул на дорогу.

Мои солдаты усмехнулись, а Йори побледнел.

– Эй, император, ну что ты ведешь себя, как ребенок! – закричал он.

В это время передние ряды остготов как раз подъехали к нам и начали теснить его растерянных всадников назад с дороги. Лаэлия толкнула одного противника, и тот упал с лошади на дорогу.

Когда мои остготы только появились, у разбойников еще была возможность убежать, но теперь они и их главари уже находились под прицелом арбалетов и не могли уйти без напрасных потерь. Впрочем, несколько десятков, не дожидаясь моего решения относительно их участи, то есть те, что находились ниже нас на дороге и дальше всех от остготов, действительно подумали, что надо делать ноги и поскакали от нас вниз по склону. Мои арбалетчики тут же послали им вдогонку несколько выстрелов и сумели выбить из седла около десятка человек.

Видя это, Йори, загнанный в ловушку, закричал еще отчаяннее:

– Я согласен, согласен решить дело миром! Говори свои условия, мы принимаем их!

Я поглядел на него и ответил:

– Вы становитесь моими солдатами, приносите присягу на верность и беспрекословно подчиняетесь мне. Те, кто нарушит присягу, будут тут же казнены на месте.

Говоря это, я внимательно смотрел на Йори и других его соратников, их осталось примерно чуть больше сотни человек. Если они сейчас согласятся на мои условия, насколько долго их хватит? Наверняка сбегут при первом же удобном случае. Чтобы этого не случилось, придется принять меры предосторожности.

Например, лишить их коней, поставить других командиров, а личный состав смешать с моими центуриями. Кроме того, их придется постоянно проверять на верность. Ну, и кроме того, если они так и не оставят попыток обмануть меня и убежать, я всегда могу использовать их, как пушечное мясо. Пусть отправляются в самые отчаянные вылазки, в самое пекло боя и сложат свои головы, и принесут хоть какую-то пользу, чем убегут от меня.

Но теперь, конечно же, Йори был согласен на все, лишь бы спасти свою шкуру. Поминутно оглядываясь на моих солдат, главарь отчаянно закивал головой.

– Я согласен! Я принесу клятву верности! Все мои солдаты принесут ее!

– Ну и отлично, – ответил я.

Я услышал как сзади Лакома спрятал меч в ножны и проворчал:

– Зачем ты веришь этим слизнякам, император? Раздавил бы их и пошел дальше. Или, в крайнем случае, продал бы в рабство.

– Ты забыл, кем сам был до того, как встретился со мной, – заметил я.

– Я – это другое дело, – продолжал бурчать Лакома. – Я никогда не был таким отмороженным дьяволенком, как эти членососы. Они же мать родную продадут за деньги.

Йори услышал его и на мгновение злобно сверкнул глазами, но затем понял, что сейчас не в его интересах пререкаться с Лакомой и тут же сказал:

– Благодарю тебя, император, мы готовы стоять на коленях передо мной и принять твои милости.

– Хорошо, пока что сдайте лошадей и идите пешком посреди моего строя, – приказал я. – На первом же привале мы распределим вас по отрядам и назначим командиров.

Йори снова благоразумно промолчал, а я поехал поздороваться с Лаэлией. Когда я подъехал, девушка сказала:

– Ну что Моммилус, сегодня я спасла твою задницу, как обычно?

– Все верно, дукс Лаэлия, – ответил я. – Ты опять показала, что являешься лучшим командиром в нашем войске. Я благодарю тебя от всей души.

– Да ладно, не стоит благодарностей, – отмахнулась девушка. – Я просто выполняла свой долг.

– Сегодня ночью приходи ко мне, мы будем пить вино и я буду тебя благодарить, – продолжил я. – Я хочу, чтобы ты стала самой счастливой девушкой в нашем войске.

– Откуси свой член, Моммилус и полегче на поворотах, – тут же окрысилась Лаэлия. – Можешь любить своих шлюх, а ко мне не прикасайся, понял?

– Спасибо, я тебя тоже очень люблю, – ответил я.

Командиры быстро перестроили войска и мы отправились дальше к монастырю. Дело уже шло к обеду, скоро уже настало время для привала и во время отдыха мы быстро перекусили, реорганизовали воинство Йори, распихав их среди моих остготов и поехали дальше.

Евсений показывал дорогу, а я ехал на коне и демонстрировал счастливый вид. Рядом ехали Родерик, Лакома и Лаэлия, а мне пришлось показывать, будто я люблю кататься на лошадях и натирать себе мозоли на ягодицах. Йори я тоже позвал к себе в свиту, желая получше приглядеться к нему и пока что бывший главарь разбойников ехал с сердитым лицом, явно недовольный тем, что я забрал его людей и распределил их по отрядам. Впрочем, когда я спрашивал его, как у него дела, у Йори хватило ума ответить, что он чувствует себя прекрасно, просто у него немного болит живот после нашего обеда.

Мы продолжали идти в горы, а Евсений показывал дорогу. Теперь дорога была тяжкая, шла под уклон вверх, и даже мне на лошади приходилось нелегко. Представьте теперь, каково было моим пешим солдатам, носившим на себе еще и солидное снаряжение с оружием.

Когда дело уже начало клониться к вечеру, поскольку в горах солнце быстро прячется за вершины, мы свернули с основной дороги на узенькую тропинку. Я никогда бы не подумал, что здесь может быть монастырь, поскольку к нему вела небольшая дорожка.

К тому времени к нам уже присоединился Парсаний, который разведал обстановку вокруг монастыря и сообщали, что там никого нет, кроме монахов и нам нечего бояться. Некоторое время я колебался, стоит ли рисковать, потом решился и отправился к святой обители только со своими центуриями под предводительством Лакомы. Дукса Лаэлию я оставил с остготами, потому что лучше нее с ними никто не мог совладать.

Мы добрались до небольшого монастыря между скал, а еще вокруг стояли ветхие кельи, в таких в Равенне отказались бы жить даже бродяги. Как и сказал Парсаний, здесь действительно было тихо и спокойно, даже монахи почти не виднелись.

Мы проехали узкой тропой к монастырю и я вошел в церковь вместе с несколькими соратниками. Вход был украшен венками из лилий, привезенных сюда с болот Равенны и тщательно выращиваемых монахами в течение года, поскольку это были символы святого Урсицина. В самой церкви было темно, на стенах горели маленькие светильники, монахи ходили с факелами. Некоторое время я осматривался, стараясь решить, где здесь отец спрятал имперскую казну и затем решил спросить настоятеля.

Первый же монах ответил, что настоятеля сейчас нет, прежний умер, а нового еще не назначили.

– Вы что же, тоже за имперскими деньгами? – спросил он, оглядывая нас легкой усмешкой.

– Да, нам нужно знать, где они спрятаны, – ответил я. – Наверное, где-нибудь в подвалах? И что значит «тоже»? Кто-то еще интересовался ими?

Монах кивнул.

– Не только интересовался, но и уже забрал их. Так что вы опоздали. Имперской казны в монастыре нет.

Глава 18
Все дороги ведут в никуда

Это было так неожиданно, что я даже не понял, о чем толкует божий человек, да еще и посматривает при этом на нас с ноткой превосходства, будто мы так ничтожны и жалки, примчавшись в монастырь, не для того чтобы молиться Богу, а, наоборот, еще больше отдалиться от него за счет поиска презренного желтого металла.

– Что ты говоришь такое? – переспросил я. – Как это опоздали? Кто мог нас опередить?

– Ну, вы же император Рима? – переспросил монах с прежней улыбкой. – Ну, так вот, эти деньги сюда поместил ваш отец, а забрал ваш дядя Павел. Вы, кстати, чем-то похожи на него, только он более мужественный на вид.

Ах ты, мелкая отвратительная крыса! Стоит тут передо мной и улыбается, да еще и насмехается, думает, что находится в безопасности в святом месте. Я с трудом подавил вспышку ярости, чуть было не приказав схватить дерзкого монаха и устроить для него какую-нибудь экзекуцию пожестче, например, отхлестать плетьми или погнать босым по скалам. Надо сосредоточиться и первым делом проверить, говорит ли правду эта нахальная крыса.

– Проверьте, так ли это на самом деле! – приказал я Лакоме. – Я хочу, чтобы вы перевернули здесь все вверх дном. Он мог спрятать сокровищницу, а сам утверждает, будто бы нас опередили.

– Но, император, это ведь храм, – возразил мой генерал. – Как можно?

– А что ты предлагаешь? – спросил я, стараясь сдерживаться, а для этого глубоко и медленно вдыхая воздух. Успокойся Ромул, оно того не стоит, успокойся, нервные клетки не восстанавливаются, а они тебе еще ой как пригодятся. – Поверить этому придурку, чья морда так и заслуживает плетей?

Монах перестал улыбаться и посерьезнел. Однако вовсе не испугался, а, наоборот, преисполнился праведного гнева.

– Что же, император, ты хочешь подвергнуть обыску обиталище Бога? – спросил он. – И не боишься его гнева за это?

– Действительно, доминус, – добавил Евсений, непонятно как оказавшийся тут же. – Давайте лучше осмотри окрестности монастыря. Если казну увезли, то здесь наверняка должны остаться следы. Мы быстро нападем на след похитителей. А бесчинствовать и подвергать разорению священное место не стоит.

– Мой отец знал, куда спрятать мои же сокровища, – сказал я, не обращая внимания на совет слуги. – Оно попало в надежные руки. В руки тех, кто наверняка намеревался оставить его у себя или хотя бы часть его, и теперь сожалеет о том, что законный владелец пришел за своими же деньгами. Если наша церковь так бескорыстна и думает только о Боге и загробной жизни, то зачем же ей хранить у себя имперскую казну?

– Церковь не гонится за мирскими благами, – тут же возразил монах. – В том числе и за золотом империи. Но понимает, скольких благих дел можно было бы исполнить, скольких душ человеческих можно было спасти, имей оно столько же денег, сколько было в казне.

– Ах да, конечно, вы благородно стремились только за тем, чтобы спасти человеческие души, – улыбнулся я. – Конечно же, как я мог сомневаться! Лакома, ты почему еще стоишь здесь, как статуя? Немедленно обыщите все здесь! Не надо ничего переворачивать, действуйте осторожно и аккуратно, но докажите мне, что эта мерзкая крыса не спрятала сокровища у себя под рясой.

Лакома неохотно повиновался и отправил людей осматривать монастырь, а Евсений с жаром принялся доказывать мне, какую огромную ошибку я совершаю, святотатствуя над божьей обителью. Кроме того, он справедливо указывал на то, что чем больше мы тратим времени на поиски здесь, тем дальше дядя уходит от нас с сокровищами.

– Ничего, пусть церковь тоже поможет нам с поисками, – ответил я своему слуге. – Эй ты, святой человек, тебе следовало бы знать, что часть этих денег предназначалась для украшения мозаикой Баптистерия православных в Равенне, поэтому не радуйся особо тому, что они ускользнули из моих рук. Не думаю, что твой епископ Неон особо повеселится, когда узнает, что остался без мозаики.

Поскольку новость была действительно неожиданной для руководства монастыря, послушник и в самом деле перестал улыбаться и нахмурился. Ссориться с епископом ему было не с руки.

– Кстати, где Парсаний? – спросил я. – Немедленно позовите ко мне этого ублюдка, я сброшу его с обрыва. Он утверждал, что отсюда никто не уходил и уже давно находился здесь. Как он мог упустить, что дядя вывозит сокровища? Ага, Донатина, ты тоже здесь? Кто совсем недавно говорил мне, что мой дядя в Равенне? Как он может находиться в двух местах одновременно? Кто из вас пытается меня надуть, а?

Поскольку я не обладал мощью Марикка или Родерика, то подчиненные не испугались моего гнева, а только обиженно насупились. Между тем Лакома уже начал активные поиски. Пока он обыскивал монастырь с помощью солдат двух центурий, я отправил Парсания в погоню по дороге через горы к Риму.

Получается, именно по этой дороге, туда, где мы еще и не были, недалеко от поворота на монастырь, дядя, если это был он, и ушел от меня с казной. Больше ему идти было некуда, поскольку отправься он в Равенну, то непременно наткнулся бы на нас.

А может, он так и сделал, просто притаился где-то в скалах, пока мы проходили мимо, а потом поехал дальше? Хотя нет, вряд ли, имперская сокровищница – это вам не пара мешков с слитками, а несколько десятков нагруженных мулов, таких трудно спрятать в горах. Так что да, наверняка он направился дальше в горы, сделает где-нибудь там крюк, а затем вернется в Равенну.

Глядя, как солдаты вытаскивают протестующих монахов из келий и осматривают их скудные пожитки, я волновался, как никогда на свете и от беспокойства разве что ногти не грыз на руках. А что если дядя вовсе не планирует возвращаться в столицу? Что, если он просто хочет уехать к моему отцу и потом вернуться вместе с ним, с огромным войском и всей имперской сокровищницей? Тогда я действительно пропал и без денег буду связан по рукам и ногам.

Но поразмыслив, я все-таки решил, что дядя в любом случае вынужден будет вернуться в Равенну. Как он пойдет через всю Италию на север с такими огромными деньгами? Ему нужно приличное войсковое сопровождение, иначе первый же встречный отряд разбойников отберет у него все сокровища и даже не поблагодарит за доставку. Кроме того, я не сомневался, что вся эта операция с похищением казны из монастыря была чистейшей воды импровизацией, сделанной просто в отчаянной попытке опередить меня, а значит, дядя не успел хорошенько подготовиться. Наверняка все, что он успел сделать, это просто набрать мулов, грузчиков и погонщиков, а также минимальную охрану и сейчас старается поскорее вернуться в Равенну, чтобы с помощью денег вырвать у меня власть.

Короче говоря, к тому мгновению, когда хмурый Лакома подошел ко мне и сообщил, что золота в монастыре не обнаружено, я уже пришел к такому же выводу.

– Ладно, Красная Борода, не дуйся, – ласково сказал я бывшему грабителю. – Ты на самом деле сделал богоугодное дело и ее раз подтвердил, что монастырь Урсицина – это действительно прибежище святых людей, а мы своим приходом сюда как раз способствовали тому, что избавили эту обитель от тлетворного влияния желтого металла.

– Ты еще и зубоскалишь, богохульник, – заворчал Лакома. – Смотри, как бы тебя не поразил гнев божий, прямо на этом месте.

– Гнев, надеюсь, не поразит, потому что я разыскиваю эти деньги не просто так, а для того, чтобы направить во благо государства, – твердо ответил я. – А также, в том числе, и на обустройство мозаики в Баптистерии, а еще и на улучшение условий проживания и в этом монастыре, клянусь тебе. Мы отремонтируем эту церковь, построим здесь крепостные стены и устроим неподалеку отсюда пост в горах. Разве ты не видишь, какое здесь удобное место для обороны?

Чтобы успокоить своих подчиненных и, чего греха таить, также и собственную совесть, я подошел к мощам святого Урсицина, хранящимся здесь, в монастыре, преклонил колена и попросил прощения за святотатство. Никаких других аргументов, кроме того, что я собирался употребить эти деньги на для личного пользования, а на благо государства, у меня не было, и я надеялся, что святой учтет это мое оправдание и не будет таить на меня зла. В конце концов, мы с ним были в чем-то схожи, особенно в том, что вели до определенного момента беспутную и эгоистичную жизнь. Вздохнув, я поднялся с колен и направился к выходу из церкви.

Когда я выходил из здания, порыв ветра уронил передо мной лилию с венков, украшавших церковные двери. Как я говорил, эти цветы, луковицы которых привозили с низин, здесь выращивали монахи, потому что считали символом святого Урсицина. Мои люди и монахи тут же зашептались, сочтя это за благоприятный знак, а я, чтобы поддержать их восторг, бережно поднял цветок и спрятал в тунику. Приятно осознавать, что твои просьбы и чаяния услышаны и одобрены потусторонними силами.

Парсаний так еще и не появился, поэтому я, переговорив с Лакомой и Донатиной, решил броситься в погоню за дядей на запад, по дороге в Рим. Евсений утверждал, что он нашел следы, оставленные дядиными верховыми животными, хотя как он мог увидеть это на камнях, ума не приложу.

Мы вернулись снова к повороту и объяснили Лаэлии, в чем дело. Впрочем, она уже поняла из бессвязного рассказа Парсания, проезжавшего ранее, что казну уже успели похитить.

– Да, не повезло тебе, Моммилус, – улыбнулась девушка. – Опять твой дядя опередил тебя. С таким родственником и враги не нужны, похуже любого будет.

Поскольку теперь наши войска двигались вместе, более того, ее остготы шли теперь впереди, так как занимали более удобную позицию в начале марша, моя военачальница теперь ехала вместе с нами.

– Ты не устала бороться с ними? – спросил я, указывая на варварские войска. – Не опасаешься их бунта?

Лаэлия быстро посмотрела на меня, удивленная тем, что я в кои-то веки завел разговор не насчет ее божественной фигуры или прекрасных глаз, а по поводу серьезных затруднений.

– Конечно, опасаюсь, Моммилус, – ответила она. – Это же грубые люди, как я ни стараюсь их подчинить своей воле, они все равно каждый раз пытаются проверить меня. Во-первых потому, что я женщина, а во-вторых, потому что они считают нас, римлян, слабее себя, варваров.

– А ты как считаешь, насколько это правда? – тут же спросил я, потому что этот вопрос и меня занимал последнее время. Ведь, по большому счету, это был самый важный вопрос из всех, что я задавал себе в последнее время. – Можем ли мы, римляне, противостоять варварам? Или мы уже настолько изнежены, что утратили все боевые навыки?

– Ну, посмотри на себя, Моммилус, – снова улыбнулась Лаэлия. – Разве ты тот, кто способен победить варвара?

– Физически вряд ли, но истинная победа куется ведь вот здесь, – и я постучал себя пальцем по лбу. – Особенно это касается человека, облеченного всей полнотой власти. Поэтому да, я тот, кто сможет победить любого варвара. Разве я уже не доказывал это своими делами?

Лаэлия перестала улыбаться, сдвинула брови, отчего ее лицо сразу посуровело и ответила:

– Нет, Моммилус, ты еще не сражался с варварами по-настоящему. Когда ты увидишь их бесчисленные армии, лютый голодный вой и яростный пыл в бою, то поймешь, что вся твоя вера в торжество разума над силой – это просто-напросто пустые побасенки. В бою важна необузданная свирепость, она одолеет любой разум. Совсем недавно у нас был единственный человек, который мог спасти империю – это полководец Аэций, победивший Аттилу. Но сделал он это только за счет того, что воспользовался силой одних варваров против других варваров. А потом сам же пал от руки вероломного римского императора, такого же хитрого и изворотливого, как ты.

Она злобно посмотрела на меня, так, что будь я впечатлительнее, то убежал бы отсюда куда подальше. Дело к тому времени уже шло к вечеру, вокруг стемнело и разведчики поскакали вперед разыскивать место для ночлега. Скалы вокруг почернели и стало холодать.

– Ну вот видишь, значит, этот император не был настолько умен, раз позволил себе убить такого умелого полководца, – возразил я. – Тебе не стоит сравнивать его со мной, я бы такую ошибку не совершил. Если бы у меня имелся под рукой такой полководец, как Аэций, я бы всячески превозносил его.

– Ага, а если бы ты подумал, что он слишком возгордился и хочет сам сесть на престол? – хмыкнула Лаэлия. – Ты бы тут же скинул его, казнил или отправил бы в ссылку.

– Я бы постарался приручить его, – ответил я и посмотрел на нее таким пристальным взглядом, что девушка внезапно смутилась и отвела взгляд, впервые на моей памяти. – И все-таки, если позволишь, я тебе как-нибудь докажу, что разум может возобладать над грубой силой, что, собственно мы, римляне и доказывали на протяжении всего существования нашей империи.

– Делай что хочешь, я уже, честно говоря, устала, – призналась Лаэлия.

Я впервые услышал в ее голосе такую тоску. Войска впереди уже начали размещаться на ночлег, потому что идти по ночной дороге было слишком темно. Для меня слуги быстро развернули походный шатер, а воины принялись обустраивать лагерь на случай ночного нападения, я это требовал всегда, согласно традиций римского войска.

– Что случилось, Лаэлия? – спросил я. – Разве не ты самая боевая и грозная девчонка из всех, кого я знал? Неужели и тебя может сломить хоть что-то на этом свете?

На фоне быстро загоревшихся костров профиль Лаэлии казался чеканным и строгим, будто выкованным из железа. Девушка оглянулась и сказала:

– Пусть сегодня Лакома проверит патрули и часовых, если можно? Меня достало смотреть на эти бородатые рожи, которые вечно оценивают мои прелести и совершенно не хотят признавать во мне командира. Ты знаешь, что я каждую ночь ложусь спать с двумя обнаженными мечами и устраиваю ловушки перед входом в мой шатер? Они пытаются застать меня врасплох почти каждую ночь и хотят изнасиловать.

– Господи Боже, Лаэлия, почему ты не рассказывала об этом раньше? – искренне удивился я. – Мне докладывали, что ты успешно держишь их в узде и не даешь даже шевельнуться. А тут, оказывается, все так сложно!

Мы вошли в табернакулу, походный шатер для офицеров, поскольку я не захотел брать себе слишком роскошную палатку, где слуги уже накрыли стол и повесили факелы на стенки. Остальные мои военачальники и неизменный Родерик, повинуясь моему строгому взгляду, остались снаружи. Лаэлия сняла шлем и ее роскошные волосы тяжелыми гроздьями упали на плечи и спину.

– Ты обещал угостить меня вином, Моммилус, – заметила она. – Только один кубок, перед сном, чтобы немножко снять усталость и забыться.