Текст книги "Невеста (ЛП)"
Автор книги: Али Хейзелвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Глава 6
Уйти – это облегчение. И в то же время невыносимая мука.
В общем, не самое удачное начало.
Всю следующую за моим прибытием неделю я мысленно колотила себя за то, как повела себя с Максом. Мне плевать, считают ли меня оборотни обезумевшим монстром, но меня беспокоит, что малейшую свободу, которую они, возможно, собирались мне предоставить, так быстро отобрали.
Меня сопровождают повсюду: на прогулке у озера; за пакетом крови к холодильнику; когда я сижу в саду в сумерках, просто чтобы хоть что-то поменять, кроме ванной комнаты. Я – просто кладезь сожаления. Потому что все мы те ещё сучки – пока хмурый оборотень не стоит у двери ванной, в то время как ты моешь голову.
Пока не лишимся возможности сунуть нос куда не следует.
Столько свободного времени, а тратить его не на что. Такая вот жизнь Залога, к которой я привыкла, разве что Серены в моей жизни стало значительно меньше, а значит, и дел тоже. По идее, мне должно быть скучно до смерти, но, по правде говоря, это не слишком отличается от моей рутины в мире людей. Нет друзей, нет хобби, нет никакой настоящей цели, кроме как заработать достаточно денег на оплату жилья, чтобы… существовать, наверное.
«Это как будто ты… не знаю, в подвешенном состоянии. Оторвана от всего вокруг. Мне просто нужно видеть, что ты к чему-то стремишься, Мизери».
Возможно, со мной что-то не так. После окончания срока в роли Залога, мы с Сереной получили свободу выйти в большой мир, общаться с людьми, которые не были нашими наставниками или опекунами, влюбляться и заводить друзей. Серена с головой окунулась в это, но я так и не смогла заставить себя сделать то же самое. Частично потому, что чем ближе я подпускала к себе кого-то, тем сложнее было скрывать, кто я на самом деле. А может быть, то, что первые восемнадцать лет моей жизни прошли в знакомстве с жестокостью всех видов, не совсем подготовило меня к светлому будущему.
Кто знает.
Таким образом, днём я сплю, а ночи коротаю в полудрёме. Принимаю долгие ванны – сначала ради Лоу, а потом потому, что начинаю по-настоящему наслаждаться ими. Смотрю старые человеческие фильмы. Хожу по своей комнате, восхищаясь её красотой, гадая, кто, чёрт возьми, придумал этот потолок с балками – одновременно изысканный, уютный и потрясающий.
Мне действительно не хватает интернета. Опасаясь, что я могу захотеть подрабатывать шпионкой, и чтобы я не могла передавать секретную и конфиденциальную информацию, с которой могу столкнуться на территории оборотней, у меня нет доступа к технологиям. Исключение составляет мой еженедельный звонок Ване, который строго контролируется и длится ровно столько, чтобы она успела презрительно фыркнуть и убедиться, что я ещё жива. Конечно, это не моё первое родео, и я действительно пыталась протащить сюда мобильный телефон, а также ноутбук и кучу гаджетов для тестирования на проникновение.
Ваша честь, меня поймали. Тот, кто рылся в моих вещах, имел наглость конфисковать половину из них, а из оставшейся техники вытащить все антенны и Wi-Fi карты. Когда я это поняла, то два часа пролежала на полу, как выброшенная на солнце медуза, чьи планы сорваны.
Лоу редко бывает рядом, и никогда не появляется на виду, хотя иногда я чувствую, как его низкий голос вибрирует сквозь стены. Строгие приказы. Долгие тихие разговоры. Однажды, что особенно запомнилось, как раз когда я залезла в гардеробную для своего полуденного отдыха, раздался громкий смех, за которым последовали восторженные крики Аны. Несколько мгновений спустя я уснула, сомневаясь в том, что слышала.
На пятый вечер кто-то стучит в мою дверь.
– Эй, Мизери, – это Мик – тот пожилой оборотень, который разговаривал с Лоу на церемонии. Он мне очень нравится. Главным образом потому, что, в отличие от других моих охранников, он, похоже, не хочет, чтобы я вышла на улицу и меня поразила молния. Мне нравится думать, что мы сдружились, когда он впервые заступил на ночную смену: я заметила, как он облокотился о стену, выкатила своё кресло в коридор и бац – мы мгновенно стали лучшими друзьями. Наш трёхминутный разговор о напоре воды стал апогеем моей недели.
– Что случилось, дружелюбный соседский надзиратель?
– Политически корректное название – «охрана», – его сердцебиение сбито: глухое, с едва заметными задержками, словно у него на душе тоска. Меня мучает мысль, не связано ли это с огромным шрамом на его горле, но, возможно, я всё себе напридумывала. Ведь он улыбается мне так тепло, что в уголках его глаз появляются вороньи лапки. Почему все не могут быть такими милыми? – И у тебя видеозвонок от твоего брата. Идём со мной.
Любая надежда на то, что Мик отведёт меня в офис Лоу и оставит одну, чтобы я могла пошарить вокруг, угасает, когда мы направляемся в солнечную комнату.
– Готова вернуться? – говорит Оуэн, даже не поздоровавшись.
– Не думаю, что это вариант, если мы хотим избежать…
– Разозлить отца?
– Я думала о полномасштабной войне.
Оуэн отмахивается рукой. – Ах, да. И это тоже. Как супружеская жизнь?
Под пристальным взглядом Мика, который ловит каждое моё слово, я выдаю:
– Скучно.
– Ты вышла замуж за парня, который может убить тебя в любой момент. Какая скука?
– Технически, любой может убить кого угодно, в любой момент. Твои противные дружки запросто могли бы тебя сегодня ночью придушить. А я могла бы миллион раз за последние двадцать лет подсыпать триазолопиримидины в твои пакеты с кровью, – я постучала себя по подбородку. – Кстати говоря, почему я этого не сделала?
В его глазах что-то промелькнуло.
– И подумать только, что раньше мы нравились друг другу, – мрачно пробормотал он. Он прав. До того, как я уехала на территорию людей, с каждым вампирским ребёнком, решивший поиздеваться над моим будущим в роли Залога, случались странные кармически события.
Загадочные синяки, пауки, ползающие в рюкзаках, позорные секреты, раскрытые перед всем сообществом. Я всегда подозревала, что это дело рук Оуэна. С другой стороны, может, я ошибалась. Когда я вернулась домой в восемнадцать, он, казалось, был не слишком рад моему появлению и уж точно не хотел общаться со мной на людях.
– Ты можешь просто ужаснуться тому, что живёшь среди оборотней? – спросил он.
– Люди пока что похуже будут. Они занимаются всякой ерундой, вроде сжигания тропических лесов Амазонки или оставляют ночью поднятым сиденье унитаза. В любом случае, тебе что-нибудь нужно от меня?
Он покачал головой.
– Просто убеждаюсь, что ты ещё жива.
– О, – я облизнула губы. Сомневаюсь, что ему есть дело до того, продолжаю ли я существовать в этом метафизическом плане, но это хорошая возможность. – Я так рада, что ты позвонил, потому что… я так скучаю по тебе, Оуэн.
На его зернистом лице промелькнула вспышка недоумения. Затем до него дошло.
– Да? Я тоже скучаю по тебе, милая, – он откинулся на спинку кресла, заинтригованный. – Расскажи, что тебя тревожит.
Каждый вампир на Юго-Западе знает, что мы близнецы, хотя бы потому, что наше появление изначально праздновалось как ослепительный источник надежды («Двое детей сразу! В престижной семье Ларков! Когда зачатие было так сложно, и так мало наших детей появляются на свет! Слава!») а затем быстро замято под толстый ковёр мрачных историй («Они убили собственную мать во время двухдневных родов. Мальчик ослабил её, а девочка нанесла последний удар – Мизери, так они её назвали. На той кровати пролилось больше крови, чем во время Астры»). Серена тоже это знала, когда я впервые познакомила её с ним после того, как она донимала меня просьбами познакомить её с «парнем, который мог бы быть твоим соседом по комнате годами, если бы ты лучше разыграла свои карты, Мизери». Они, к моему удивлению, прекрасно поладили, сплотившись на любви к высмеиванию моей внешности, одежды, музыкального вкуса. В общем, всего моего стиля.
И всё же, даже Серена не могла заткнуться о том, как невероятно, что Оуэн, с его смуглой кожей и уже начинающей лысеть макушкой, вообще является моим родственником. Всё потому, что я похожа на отца, а он… ну, я полагаю, он похож на мать. Трудно сказать, поскольку, похоже, ни одной её фотографии не сохранилось.
Но какими бы ни были различия между мной и Оуэном, те месяцы, проведённые вместе в утробе матери, должно быть, оставили на нас какой-то след. Потому что, несмотря на то, что мы росли, общаясь реже, чем пара приятелей по переписке, похоже, мы всё же понимаем друг друга.
– Помнишь, когда мы были детьми? – спрашиваю я. – И отец брал нас в лес, чтобы посмотреть, как садится солнце, и почувствовать, как наступает ночь?
– Конечно. – Ни отец, ни армия нянечек, которые за нами присматривали, никогда ничего подобного не делали. – Я часто об этом думаю.
– Я вспоминала то, что говорил отец. По типу: Та вещь, которую я потеряла. У тебя есть какие-нибудь новости о ней? – я плавно перехожу с английского на Язык, следя за тем, чтобы не менять интонацию. Мик поднимает глаза от телефона, скорее любопытствуя, чем подозревая.
– А, да. Ты раньше смеялась минутами напролёт и говорила: У меня никаких. Она не вернулась в свою квартиру. Мне сообщат, если это произойдёт.
– Но потом ты злился, потому что мы с отцом не обращали на тебя внимания, и уходил куда-то один, бормоча о самых странных вещах. Дай мне знать, если что-то изменится. Ты разговаривал с девушкой-залогом от оборотней? Она что-нибудь упоминала о Лоялистах?
Он кивает и довольно вздыхает. – Знаю, ты никогда не поверишь, но я всегда говорю: Я с ней не общаюсь. Но я постараюсь что-нибудь выяснить. Отец всегда любил тебя больше, дорогая.
– О, дорогой. Думаю, он любит нас одинаково.
Вернувшись в комнату, я достала ноутбук, раздумывая, не стащить ли мне Wi-Fi чип с чьего-нибудь телефона. Я немного повозилась, написав гибкий скрипт для сканирования серверов оборотней, которыми мне, возможно, никогда не удастся воспользоваться. Как всегда во время программирования, я потеряла счёт времени. Когда я отрываю взгляд от клавиатуры, луна высоко, в комнате темно, и передо мной стоит маленькое, жуткое существо. Оно было одето в леггинсы с совами и шифоновую пачку, и смотрело на меня, как призрак минувшего Рождества.
Я взвизгнула.
– Привет.
Мамочки. – Ана?
– Привет.
Я хватаюсь за грудь. – Какого чёрта?
– Ты играешь?
– Я… – я бросаю взгляд на свой ноутбук. Сказать: «Похоже, я создаю схему управления и обработки» было бы совсем не к месту. – Ага. Как ты сюда попала?
– Ты всегда задаёшь одни и те же вопросы.
– А ты всегда залезаешь сюда. Каким образом?
Она указывает на окно. С хмурым видом я подхожу к нему и, опираясь на подоконник, выглядываю наружу. Раньше я уже осматривала его в своих отчаянных поисках возможности несанкционированного шпионажа. Спальни находятся на втором этаже, и я несколько раз проверяла, смогу ли я спуститься вниз (нет, если только меня не укусит радиоактивный паук, и у меня не появятся присоски на пальцах) или спрыгнуть (не сломав при этом шею). Мне никогда не приходило в голову посмотреть… вверх.
– Через крышу? – спрашиваю я.
– Да. У меня забрали ключ.
– Твой брат знает, что ты лазаешь по крыше, как обезьяна-паук?
Она пожимает плечами. Я тоже пожимаю плечами и возвращаюсь к кровати. Не то чтобы я собиралась настучать на неё. – А что это? – спрашивает она.
– Что?
– Обезьяна-паук. Это паук, который выглядит как обезьяна, или обезьяна, которая выглядит как паук?
– Мм, не уверена. Дай-ка я загуглю и… – я кладу ноутбук на колени, а потом вспоминаю о ситуации с Wi-Fi. – Блять.
– Это плохое слово, – говорит Ана, хихикая восторженно и заразительно, отчего я чувствую себя гением импровизации. Она приятная компания. – Как тебя зовут?
– Как тебя зовут?
– Мизери.
– Мирези.
– Мизери.
– Да. Мирези.
– Это не… но ладно.
– Можно поиграть с тобой? – она с жадностью смотрит на мой ноутбук.
– Нет.
Её красивые губки обиженно изогнулись. – Почему?
– Потому что. – Во что мы вообще будем играть? В деление столбиком?
– Алекс разрешает мне играть.
– Алекс? Тот блондин? – я не видела его с того инцидента с Максом. Предполагаю, это записали как «произошло под его присмотром», и его убрали из ротации тюремщиков.
– Да. Мы угоняем машины и общаемся с красивыми девушками. Но Алекс говорит, что Джуно не должна знать.
– Ты играешь в «Grand Theft Auto» с Алексом?
Она пожимает плечами.
– Это разве подходит для… трёхлетней?
– Мне семь, – гордо заявила она, при этом подняв шесть пальцев.
Я решила закрыть на это глаза. – Не буду лгать, я очень горжусь, что попала в диапазон твоего возраста.
Ещё одно пожимание плечами – похоже, это её стандартный ответ. Честно говоря, это очень похоже на меня. Она устраивается на кровати рядом со мной, и я на мгновение испугалась, что она может описаться. У неё есть подгузник? Она приучена к туалету? Может, мне её ещё и отрыгнуть?
– Я хочу поиграть, – повторяет она. Я не мягкотелая. Прожив первые восемнадцать лет своей жизни, подчиняясь длинному списку весьма неопределённых ожиданий других, я отточила напористость. У меня нет проблем с тем, чтобы сказать твёрдое, окончательное «нет» и больше никогда не возвращаться к просьбе. Поэтому, должно быть, у меня действительно серьёзное поражение мозга, когда вздыхаю, открываю свой редактор и быстро пишу на JavaScript игру, похожую на «Змейку».
– Она образо… Образова…? – спрашивает она, после того как я объяснила, как в неё играть.
– Образовательная.
– Джуно говорит, что важно, чтобы игры были образова…
– Не знаю, образовательная ли она, но по крайней мере, в ней не совершается никаких серьёзных преступлений.
В том, как она мягко и доверчиво прижимается ко мне, есть что-то обезоруживающее, словно наши народы последние пару столетий не охотились друг на друга ради развлечения. Её язычок высовывается между зубов, когда она пытается схватить яблоки, и когда тёмная прядь волос падает ей на правый глаз, я ловлю себя на том, что мои пальцы зависли прямо там, с желанием заправить её за ухо.
– Блин, – бормочу я, отдёргивая руку.
– Что?
– Ничего, – в ужасе зажимаю руки между спиной и стеной. Кажется, будто уже глубокая ночь, когда Ана зевает и решает, что пора возвращаться в свою комнату. – Меня и так заждалась моя кошка.
Секундочку. – Твоя кошка?
Она кивает.
– А твоя кошка случайно не серая, длинношерстная, с приплюснутой мордой?
– Да. Её зовут Искорка.
О, чёрт. – Во-первых, это он.
Она хлопает глазами. – Тогда его зовут Искорка.
– Нет, его зовут чёртов кот Серены.
Выражение лица Аны становится жалостливым.
– И вообще-то он мой кот. – Серены. Неважно.
– Не думаю.
– Ты же понимаешь, что он появился, когда я приехала.
– Но он спит со мной.
Ага. Вот куда он всё время пропадает.
– Только потому, что он меня ненавидит.
– Тогда, может, он и не твой кот, – говорит она с деликатной мрачностью терапевта, сообщающего, что у меня нет диагностируемого расстройства, я просто стерва.
– А знаешь что? Мне всё равно. Разбирайтесь с Сереной сами.
– Кто такая Серена?
– Моя подруга.
– Лучшая подруга?
– У меня только одна, так что… да?
– А у меня лучшая подруга – Миша. У неё рыжие волосы, и она дочь лучшего друга моего брата, Кэла. И Джуно её тётя. А ещё у неё есть младший брат, его зовут Джексон, и младшая сестра, а её зовут…
– Это не «Братья Карамазовы», – перебиваю я, – мне не нужно генеалогическое древо.
– …Джолин, – продолжает она, невозмутимая. – Где Серена?
– Она… Я пытаюсь её найти.
– Может, мой брат сможет тебе помочь? Он очень хорошо умеет помогать людям.
Я сглатываю. Ну не могу я с детьми. – Может быть.
Она несколько секунд изучает меня. – Ты как Лоу?
– Не уверена, что ты имеешь в виду, но нет.
– Он тоже не спит.
– Я сплю. Просто днём.
– А-а. Лоу не спит. Вообще.
– Никогда? Это особенность оборотней? Альф?
Она качает головой. – У него пневмония.
Серьёзно? Когда он её подцепил? Мне он показался здоровым. Может, для оборотней пневмония – это не такая уж и…
– Подожди! – кричу я, увидев Ану, направляющуюся к окну. – Может, ты выйдешь через дверь?
Она даже не останавливается, чтобы сказать «нет».
– Так было бы веселее. По пути ты могла бы заглянуть в комнату Лоу, – предлагаю я. Потому что если этот ребёнок умрёт, это будет на моей совести. – Передашь привет. Поболтаете.
– Он не здесь. Он ушёл разбираться с леденцами.
Я иду за ней. – С леденцами.
– Да.
– Не может быть, чтобы он разбирался с… Ты имеешь в виду Лоялистов?
– Да. Леденцов, – она уже лезет наверх, и даже «обезьяна-паук» не передаёт всей её ловкости. Но всё же.
– Не делай этого! Возвращайся! Я… запрещаю тебе продолжать.
Она продолжает карабкаться. – Ты вампир. Не думаю, что ты можешь указывать мне, что делать, – она звучит скорее деловито, чем по-детски капризно, и всё, что я могу придумать в ответ:
– Блин.
Я с ужасом слежу за её продвижением, гадая, не в этом ли заключается материнство: тревожно представлять себе своего ребёнка с расколотым черепом. Но Ана точно знала, что делает, и когда она вскарабкалась на крышу и скрылась из виду, я осталась наедине с двумя мыслями:
– меня до одури волновала судьба этого крошечной оборотня-вредины.
– Лоу, мой муж, мой сосед по комнате, куда-то ушёл на ночь.
Я пробираюсь в ванную, беру одну из своих шпилек и делаю то, что должна.
Глава 7
Запах становится больше, чем просто проблемой. Он вторгался, кружил, витал, неотступно преследуя его. Он въедался в нос, временами становясь особенно концентрированным.
Они почти не прикасались друг к другу. Но однажды, когда её запястье случайно коснулось его рубашки, он поймал себя на том, что отрывает кусочек ткани с того места, где запах был особенно сильным. Он сунул его в карман и теперь повсюду носит с собой.
Даже когда он уходит, чтобы её избежать.
Взломать дверь оказалось сложнее, чем я ожидала, но ненамного. Щелчок замка, и я замираю, раздумывая, не зайдёт ли ко мне охранница – суровая оборотница по имени Джемма, кажется. Через минуту я решаю, что мне ничего не грозит, и толкаю дверь.
Комната Лоу такая же красивая и интересная, как моя. Акцентная стена и потолок с балками создают уютную, спокойную атмосферу. Однако мебели здесь меньше, и хотя, должно быть, Лоу живёт здесь гораздо дольше меня, я вижу две коробки для переезда, сложенные в углу, и пару картин в рамах, прислонённых к стене в ожидании того, чтобы их повесили.
Ступая по паркету, выложенному ёлочкой, я чувствую холод подошвами ног. Я точно знаю, что ищу – телефон, ноутбук, возможно, дневник под названием «Тот раз, когда я похитил Серену Пэрис» с легко взламываемым замком – но не могу удержаться от небольшого осмотра. Несколько полок уставленные классикой, художественной литературой, но в основном – толстыми, глянцевыми книгами по искусству, страницы которых пестрят изображениями прекрасных скульптур, странных зданий и картин, которых я никогда раньше не видела. Ванная сверкает чистотой, за исключением угла, где аккуратно стоят зубная щётка в виде единорога, клубничная зубная паста и детский шампунь без слёз. Его гардероб по-военному упорядочен: все рубашки однотонные, все брюки аккуратно сложены, неизменно хаки или джинсы. Единственное исключение – костюм, который он надевал на нашу свадьбу.
Мой муж, как я обнаружила, носит обувь сорок четвёртого размера.
Я обыскала всё в поисках электроники, но безрезультатно. Мне правда не нужно было знать, что Лоу Морленд ненавидит беспорядок, что он невосприимчив к неизбежному накоплению бесполезных безделушек, которым подвержены все мы. Он владеет тем, что ему нужно, а всё, что ему, похоже, нужно, это одно зарядное устройство, миллион пар сменных боксёров и флакон силиконовой смазки. Я нашла его в прикроватной тумбочке, подняла и тут же выронила, будто это осиное гнездо.
Ладно. Мне не нужно было знать, что он… Но его девушка уехала развлекаться с моими людьми, и… ладно. Это совершенно нормально. Я больше не буду об этом думать.
Начиная с этого момента.
На стене висит всего одна фотография: молодая Ана и красивая женщина средних лет, у которой такой же, как у Лоу, характерный цвет волос и острые скулы. Чем больше я всматриваюсь, тем яснее понимаю, что не считая глаз, Ана совсем не похожа ни на мать, ни на Лоу. Если они пошли в отца, то, должно быть, взяли от него разное.
Я обыскиваю пространство под подушками, за изголовьем кровати, в письменном столе. Очевидно, Лоу не держит ноутбук в спальне, и весь этот взлом начинает казаться бесполезной затеей. Я почти сдалась, когда попробовала открыть нижний ящик комода и обнаружила, что он заперт. Надежда забурлила внутри меня. Я бегом возвращаюсь в свою комнату и беру свою шпильку для волос.
Я не знаю, чего ожидать от запертого комода – может быть, ожерелья из клыков вампиров, или дополнительной смазки, которую он покупает оптом, или ящика, полного Wi-Fi карт с прилагающейся открыткой («Бери сколько хочешь, Мизери!»). Но никак не набор карандашей и блокнот для рисования. Я хмурюсь, беру его, открываю и осторожно раздвигаю страницы, чтобы ничего не порвать.
Поначалу мне кажется, что я смотрю на фотографию. Настолько красиво, точно и кропотливо выполнен рисунок. Но потом я замечаю размазанные пятна, линии, которые иногда выходят чуть ли не за края, и нет. Это рисунок – архитектурный чертёж хранилища, выполненный безупречно.
Сердце забилось громче, но я не могу сказать почему. Дрожащими пальцами я начинаю перелистывать страницы.
Здесь есть наброски комнат, офисов, витрин магазинов, пирсов, домов, мостов, станций. Большие и маленькие здания, статуи, купола, хижины. На некоторых изображены только фасады, а на других – внутренняя планировка и мебель. На некоторых по краям набросаны цифры и векторы, другие раскрашены. Все они безупречны.
Он архитектор.
Я забыла. Или, возможно, у меня никогда не было чёткого представления о том, что это значит. Но глядя на эти рисунки, я чувствую, как внутри меня рождается понимание – страстная любовь Лоу к изысканной архитектуре, великолепным зданиям и завораживающим местам.
Он всего на пару лет старше меня, но это явно не работа дилетанта. Здесь есть мастерство, страсть и талант, не говоря уже о времени, которого, как мне кажется, у него теперь просто нет, чтобы посвящать его красоте и милым рисункам, учитывая, что он Альфа своей стаи, и…
Это слишком. Я слишком много думаю об этом – о нём. Я захлопываю альбом слишком резко и кладу его обратно, откуда взяла. Из-за этого из самого конца блокнота что-то выпадает.
Портрет.
Сердце замирает, когда я спешу его поднять, ожидая – нет, будучи уверена – что увижу на нём улыбающееся лицо Серены. Пухлые губы, приподнятые глаза, узкий нос, острый подбородок – всё это так знакомо, что я думаю, это должна быть она, потому что чьё ещё лицо я могу знать так хорошо? Это может быть только лицо Серены, или…
Моё.
Лоу Морленд нарисовал моё лицо и засунул его на самое дно нижнего ящика. Не знаю, когда он успел так внимательно рассмотреть меня, чтобы передать столько деталей: серьёзный, отрешённый вид, сжатые губы, лёгкие завитки волос у края уха. Но вот что я знаю: в этом рисунке есть что-то резкое. Жгучее, пылкое и необъятное, чего нет в других набросках. Сила, мощь и масса чувств были вложены в создание этого портрета. Масса. И вряд ли положительных.
Я хмурюсь. Сглатываю. Вздыхаю. Затем шепчу: «Я тоже не в восторге, Лоу. Но я же не рисую тебя с рогами в своём дневнике».
Я складываю всё обратно в ящик и убеждаюсь, что всё лежит точно так же, как было. Выходя, я провела пальцами по книжным полкам, в очередной раз раздумывая, насколько ужасным будет мой следующий год с оборотнями.
На следующий день я проспала до позднего вечера. Я достаточно устала, чтобы спать и дальше, но на обычно спокойном берегу озера творилось что-то непонятное. Доносились крики смеха и запах горелого мяса. Я поплелась к окну, чтобы посмотреть, что происходит, стараясь избегать прямого света, всё ещё пробивающегося сквозь него.
Это было похоже на барбекю, складчина или просто пикник – я так до конца и не разобралась в различиях, несмотря на объяснения Серены о нюансах человеческих социальных сборищ. Вампиры не строят сообщества таким образом, собираясь вместе без какой-либо цели. Наши дружеские отношения – это скорее альянсы. С концепцией «тусоваться», «проводить время с кем-то просто ради общения», я столкнулась только во время своих лет в роли Залога.
На берегу озера я насчитала больше тридцати оборотней. Они бродили, жарили мясо, ели, купались. Смеялись. Громче всех смеются дети: я заметила среди них Ану, которая веселилась вовсю.
А меня, интересно, позвали? Какой будет реакция, если я спущусь вниз и помашу гостям? Можно одолжить бикини у Джуно. Налить себе крови со льдом, сесть за столик в тени и спросить моих сотрапезников:
– Ну, как там эти футболисты?
Эта мысль заставляет меня хихикнуть. Я устраиваюсь на подоконнике, всё ещё в пижамных шортах и поношенной майке, которую получила на тимбилдинге на работе два года назад, и наблюдаю за сборищем. А ещё за Лоу, который вернулся домой.
Мой взгляд моментально притягивается к нему. Может, потому что он… ну, большой. Большинство оборотней высокие, атлетически сложены или и то, и другое, но Лоу превосходит их на голову. И всё же, я не уверена, что именно его внешность так цепляет внимание.
Он… не обаятельный, но притягательный. Полные губы растягиваются в лёгкой улыбке, пока он общается с некоторыми членами стаи. Тёмные брови хмурятся, когда он слушает других. В уголках его глаз появляются морщинки от улыбки, когда он играет с детьми. Он позволяет маленькой девочке победить себя в армрестлинге, театрально охает от боли, когда другой делает вид, что бьёт его по бицепсу, толкает мальчика в глубокую воду к его нескрываемому восторгу.
Он выглядит любимым. Принятым. Словно он на своём месте, и мне интересно, каково это. Интересно, скучает ли он по своей супруге, или паре, или кем там у них принято считать вторую половинку. Интересно, много ли ему сейчас удаётся рисовать, или красивые дома по большей части так и остаются в его голове.
Он определённо не выглядит так, будто только оправился от болезни, но что я понимаю? Я не пульмонолог.
Я уже собираюсь спрыгнуть с подоконника и заняться своими делами, когда замечаю его. Макса.
Он держится особняком от остальной толпы, на краю пляжа, где песок сначала переходит в кустарники, а затем сгущается в лесные деревья. На первый взгляд, я не придаю этому особого значения: в отличие от большинства участников вечеринки, он одет в кофту с длинными рукавами и джинсы, но эй. Я и сама раньше была стеснительным подростком, пытавшимся спрятаться за одеждой, когда за три месяца вымахала на пятнадцать сантиметров. И к тому же, по словам Серены, меланома – это страшно.
Но потом он опускается на колени. И начинает разговаривать с кем-то гораздо ниже его. И всё моё тело напрягается.
Говорю себе, что нет причин хмуриться. У нас с Максом, конечно, были разногласия (Разногласия? Одно, но зато какое.), но он имеет полное право общаться с Аной. Насколько я знаю, они могут быть родственниками, и он, возможно, нянчился с ней с тех пор, как она была в подгузниках. В любом случае, это не моё дело. Я здесь очень нежеланная гостья, и мне пора принять свою ежедневную часовую ванну.
Но… что-то тянет меня обратно к окну. Мне это не нравится. То, как он разговаривает с Аной, показывая куда-то, куда я не вижу, куда-то между деревьев. Ана качает головой – нет. Но он, похоже, настаивает, и…
Я параноик? Скорее всего. Рядом, в нескольких десятках футов, за ней наблюдает её родной брат.
Но это не так. Он играет во что-то с рыжеволосым шафером – Кэлом, его зовут Кэл – и ещё несколькими людьми. Бочче, если я правильно опознала игру, исходя из периода увлечения Серены вариациями боулинга. Надо же, у оборотней и людей действительно есть кое-что общее. Может, отец и прав, опасаясь альянса между ними. Впрочем, это меня не касается, и…
Внезапно Макс хватает Ану за руку и тащит в сторону, и мой мозг перезагружается. Мик на посту, и я босиком вылетаю из комнаты, собираясь предупредить его. Но его кресло пустует, на нём лишь использованная тарелка с остатками капустного салата.
Вероятно, он в туалете. Я подумываю поискать его там, но потом понимаю, что времени нет. Несколько заблудших нейронов подают сигнал о том, что сейчас самое подходящее время вломиться в кабинет Лоу и поискать информацию о Серене. Оставшиеся 99 процентов моего мозга, к сожалению, сосредоточены на Ане.
Боже! Ненавижу, ненавижу, ненавижу, что мне не всё равно!
Я бросаюсь вниз по лестнице, а затем на улицу через кухню. Жара обрушивается на меня волной, замедляя движение, а солнечный свет колет кожу, словно миллион маленьких акульих зубов. Чёрт, как больно. Слишком светло, чтобы я могла выходить наружу.
Парочка оборотней замечают меня, но не приветствуют. Мелкие острые камни больно впиваются мне в ступни, но я терплю, направляясь к лесу. К тому времени, как я добралась до деревьев, моя кожа горит, я хромаю, и дважды чуть не навернулась из-за кучи формочек для песка и нарукавника.
Но я вижу ярко-синий купальник Аны среди зелени, тёмно-серую кофту Макса и с криком «Эй!» пробираюсь сквозь гущу деревьев. – Эй, стой!
Макс продолжает идти, но Ана оборачивается, видит меня и радостно скалится, демонстрируя щербинку между зубов. Её сердцебиение сладкое и радостное.
– Мирези!
– Это не моё имя, мы уже говорили об этом. Йо, Макс? Куда ты её тащишь?
Должно быть, он узнал мой голос, потому что остановился. И когда он посмотрел на меня, его лицо было искажено чистой ненавистью.
– Что ты здесь делаешь?
– Я живу здесь, – я почти уверена, что сосновые иглы впились мне в кожу. Кажется, я ещё и горю. – Что ты делаешь с шестилетней девочкой посреди леса?
– Семилетней, – весело поправляет меня Ана, отпуская руку Макса и показывая шесть пальцев, ну и ребёнок.
– Ана, иди ко мне, – я протягиваю ей руку, и она радостно бежит ко мне, раскинув руки, словно собираясь обнять меня – ой. Сердце падает, когда Макс подхватывает её на руки и уносит в противоположном направлении. – Какого чёрта ты…
Именно в этот момент происходит несколько вещей одновременно.
Ана извивается и кричит.
Я бросаюсь на Макса, готовая освободить её, разорвать его на части своими клыками.
А из окружающих нас деревьев выскакивает примерно дюжина оборотней.
