Текст книги "По дорогам войны"

Автор книги: Альфред Рессел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Теперь дело было за постановкой задач и их выполнением. Командиры советских дивизий и корпусов верили в боевую подготовку и мастерство артиллеристов. Об этом свидетельствовал объем поставленных перед нами задач, а их было немало, причем весьма ответственных, так как от их выполнения зависел успех боя. Напряженная подготовка к их планомерному, четкому выполнению потребовала от каждого командира и работника штаба максимума душевных и физических сил в течение всех трех недель подготовительного периода.

А жизнь шла вперед. Каждая ночь была заполнена подготовкой к бою. По ночам шли работы, проводились расчеты, а днем совершались поездки на местности с целью проведения разведки и уточнения деталей предстоящего боя.

Помнится, в конце декабря мне нужно было побывать у минометчиков 3-го артиллерийского полка. Их минометы были закопаны и замаскированы на равнине возле деревни Глиник-Марьямпольский. Эта местность просматривалась немцами с отлично оборудованных наблюдательных пунктов, расположенных на высотах восточнее реки Вислока. Советская прифронтовая полоса была видна оттуда, как на ладони. По обыкновению, я шел один. Ближе к переднему краю обороны я спустился в длинный неглубокий ход сообщения. Моя высокая папаха была видна из окопа, представляя собой отличную мишень. Но кому, скажите, захочется идти, сгорбившись, так далеко по траншее, если на фронте стоит тишина? Я не мог остаться незамеченным вражескими наблюдателями, но, к моему удивлению, не раздалось ни единого выстрела.

После окончания совещания я побывал в батареях, побеседовал с молодыми солдатами и отправился в обратный путь. Затишье на фронте околдовало меня, поэтому я вылез из окопа и пошел напрямую по заснеженному полю к деревне Потаковка. Как раз в тот момент, когда я был в полной безопасности, тишину вдруг разорвал звук выстрела орудия. Одинокий выстрел на фронте кажется каким-то странным, даже стыдливым, будто ему место только в шуме канонады. Через несколько секунд снаряд со свистом прорезал воздух и разорвался на поле в двухстах метрах от меня. "Пустяк, – подумал я, – один снаряд погоды не делает!" – и спокойно продолжал идти дальше.

Через минуту разорвался еще один снаряд, на таком же расстоянии от меня, только с противоположной стороны. На этот раз разрыв последовал сразу же после выстрела. Я насторожился. Мне стало ясно, что фриц поймал меня на мушку и задумал просто так, шутя, взять в вилку. Вражеский наблюдатель следил за мной довольно внимательно. Это обеспокоило меня, но тем не менее я продолжал идти вперед. "Вряд ли будет этот мерзавец расходовать снаряды на единственного человека посреди поля..." – размышлял я, однако немец думал иначе. Третий снаряд с шелестом пролетел надо мной и разорвался уже совсем близко. Я успел броситься на землю, и весьма кстати: вокруг меня засвистели осколки снарядов, часть из них вонзилась неподалеку в снег. Этот болван стрелял недурно. Я вскочил и бросился к видневшемуся вдали оврагу. С интервалами в две минуты, которые требовались для корректировки данных стрельбы, немец вновь и вновь пытался угодить в меня снарядом. И каждый раз при знакомом шелесте снаряда я пахал носом снег, затем вскакивал и что есть духу бежал из зоны обстрела. Наконец, в полном изнеможении, я достиг края глубокого оврага и кубарем покатился вниз по склону. Силы мои были на исходе. Особенно тяжелым показался полушубок.

Я был вне себя от злости. Такая наглость! Нет, немец заплатит мне за это, причем очень скоро! Мне повезло, так как на дне оврага я обнаружил телефонную станцию 5-го артиллерийского полка. И дело было сделано. Командир полка по моему приказу с удивительной быстротой открыл огонь по вражескому НП и вскоре разнес его вдребезги тяжелыми снарядами. Мы знали расположение НП, в списке целей он фигурировал под номером 56. Однако я поступил опрометчиво: мы раньше времени уничтожили важную цель, которая должна была оставаться в тайне до часа X. Зато я был отомщен!

* * *

Приближался конец 1944 года. Это был год гигантских кровопролитных битв, год крупных побед Советской Армии и сокрушительных поражений вермахта на восточном фронте. 1944-й кончался так же, как кончается любой год новогодним праздником. Мы его встретили на фронте под Ясло, в танцевальном зале в Кросно. Вечер проходил весело, с воодушевлением. А почему бы и нет? Нам предстояло идти в бой. Никто не сомневался, что он будет победным. Оставалось загадкой лишь одно: что случится в этом бою с каждым из нас? Наступающий новый год сулил много надежд на будущее, поэтому новогодний праздник был озорным, необычным, неповторимым.

8 января 1945 года поступил приказ ускорить темпы подготовки, чтобы удовлетворить просьбу союзников как можно раньше начать зимнее наступление советских войск.

13 января во время обхода позиций мне вручили шифровку. С волнением я прочитал: "День Д – 15 января". Час X не указывался, но это станет известно позже. Надо было срочно отдать боевой приказ! Я уселся на развалинах дома в польском селе Тарновице и на коленях быстро написал следующий приказ:

"Нашей артиллерии выпала честь участвовать в наступлении славной армии народов СССР. От его успеха зависит исход войны. Это наступление приближает час встречи с нашими родными. Разрушения и жертвы, которыми еще придется заплатить за окончательную победу, будут меньшими, если мы правильно решим свою задачу.

Самоотверженно помогайте армии нашего могучего союзника, который несет нам свободу и независимость. Наш высший долг сейчас состоит в том, чтобы каждый из нас добросовестно выполнял свои обязанности. Вспомните о злодеяниях врага, о страданиях наших близких на родине и о том горе, какое фашисты принесли всему миру. Бейте и уничтожайте врага метким огнем!.. От каждого из вас в равной степени зависит успех. Призываю вас всех идти в бой за скорейшее освобождение Чехословацкой республики и ее народа! Призываю вас всех не жалеть сил для того, чтобы уменьшить потери пехоты советских дивизий, поддерживаемых вами, и тем самым упрочить доброе имя чехословацких артиллеристов. В бой!.."

В примечании к приказу я дал указание командирам – до 24.00 ознакомить с боевым приказом весь личный состав наших артиллерийских частей, сосредоточенных под Ясло, включая передовых наблюдателей, к которым без риска можно было пробраться лишь ночью.

Последнее действие. Вскоре после полуночи 15 января 1945 года пришел приказ о начале наступления. В нем говорилось:

"1. Артиллерийская подготовка в соответствии с первоначальным планом начинается в 8.45 15.1 1945 года.

2. Атака пехоты в 9.50 15.1 1945 года..."

Рано утром я выехал из Кросно на НП под Ясло, расположенный у отметки "341". По дороге мы обгоняли бесконечные колонны всех родов войск 101-го и 67-го стрелковых корпусов. Войска уже с полуночи выдвигались к исходным рубежам для наступления. Ночь стояла тихая и темная. Никто в машине не произнес ни слова. Укутавшись в теплые полушубки, каждый погрузился в свои думы. "В этот час в тысяче миль отсюда спят в чужой стране моя жена и сын", – невольно пришло мне в голову. По мере приближения к цели мое волнение росло. И вдруг неожиданно для всех в машине раздалась мягкая мелодичная песня. Кто-то лирическим тенором запел нежную советскую песню о фронтовой весне. Песня понеслась над колоннами пехоты и стальной техники:

Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат.

Пусть солдаты немного поспят..

Потом тенор смолк. Солдаты молча продолжали шагать в темной мгле, лишь один наш мотор бурчал свою обычную песенку. Этот случай навсегда врезался мне в память. Песню тогда исполнял четарж Эдуард Пицка, в то время ему только исполнилось двадцать лет.

Последние часы перед атакой были полны драматизма. Абсолютной тишине в природе явно не соответствовало возбуждение людей. Несмотря на приказ идти спать, солдаты бодрствовали. На огневых позициях всю ночь шли, дебаты, кое-где раздавались песни. Солдаты, охваченные волнением, так и не сомкнули глаз.

В 4.00 поступил приказ занять свои места; в 5.00 на огневых позициях объявили боевую готовность; в 6.00 личному составу сообщили, что время X 8.45 московского времени.

Седьмой час утра. На востоке появились первые проблески наступающего дня. Командиры на НП прильнули к своим стереотрубам и внимательно вглядывались в темные утренние сумерки. Расчеты стояли в ожидании у орудий. Пошел восьмой час утра, а местность вокруг все еще была окутана сонной тишиной. Ничто не предвещало того, что скоро тут разверзнется ад.

В 8.00 батареи получили окончательные коррективы исходных данных на основе последних метеорологических сведений.

В 8.30 командиры приняли доклады о готовности батарей к открытию огня. Вскоре была подана команда "Заряжай!".

Наконец наступил момент, когда из глоток тысяч людей громогласно вырвалось "Огонь!". Уже через несколько минут артиллеристы сбросили с себя шинели, потом кители, многие начали снимать рубашки. Грохот заглушал крики команд, да в них и не было необходимости: расчеты действовали так, как отлаженные станки на высоких оборотах. В ходе тренировок они добились такой сноровки, точности и быстроты, что им не мешали даже утренние сумерки, дым и пыль.

Сигналом к началу артподготовки был залп "катюш".

Вначале гитлеровская артиллерия в течение нескольких минут вела ответный огонь, но потом полностью смолкла, что свидетельствовало о меткости огня с нашей стороны.

Незадолго до окончаний артиллерийской подготовки в бой вступили советские бомбардировщики и штурмовики, открыли огонь крупнокалиберные пехотные пулеметы. Конец артподготовки и начало атаки тоже обозначили залпом "катюши".

В 9.50 после 65-минутной артиллерийской подготовки пехота при поддержке танков поднялась в атаку. Темп ее продвижения был довольно высоким, поскольку основные узлы сопротивления в первых трех линиях вражеской обороны оказались почти полностью уничтоженными.

Артиллерийский огонь был точен. Немецкие окопы выглядели так, будто здесь пронесся страшный смерч из огня и металла. После артиллерийского огня в живых остались лишь группы фашистов, но и те были полностью деморализованы и тут же сдавались в плен.

Мощное артиллерийское наступление, быстрое продвижение советской пехоты и танков при непрерывной и действенной поддержке советских и чехословацких артиллеристов не позволили противнику своевременно и организованно укрепиться на второй линии обороны вдоль левого берега реки Вислока. Этот рубеж был быстро преодолен.

Около полудня городок Ясло был освобожден, а к 15.00 наступающие части уже вышли к рубежу, установленному на конец первого дня операции. К этому времени глубина прорыва достигла 11 километров. Задачи первого дня наступления были передвинуты. Операция продолжалась. 19 января, то есть через четыре дня после начала наступления, был освобожден Краков.

Однако чехословацким батарейцам не пришлось сопровождать советскую пехоту. После прорыва главной линии обороны противника их ждала новая задача: немедленно возвратиться на Ондаву, чтобы оказать поддержку войскам 1-й гвардейской армии 4-го Украинского фронта в готовящемся наступлении.

Командиры советских дивизий с сожалением расставались с нашими артиллеристами. Так, командир 70-й гвардейской дивизии генерал Гусев сказал при прощании: "Ваше сотрудничество с нами кончается. Передайте всем вашим артиллеристам мою благодарность и наилучшие пожелания. Они отважно сражались. Я постараюсь, чтобы их заслуги были отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего маршала Сталина".

Слова горячей благодарности за превосходное взаимодействие выразил артиллеристам после окончания операции командующий 38-й армией генерал-полковник Москаленко. Он также направил генералу Людвику Свободе телеграмму, в которой передал воинам корпуса свою благодарность за отличные боевые действия 15 января 1945 года.

Самую высокую оценку наши артиллеристы получили в приказе Верховного Главнокомандующего Красной Армии маршала И. В. Сталина от 19 января 1945 года. 2, 4 и 5-й артиллерийские полки были удостоены высокой награды, им присвоили почетное наименование Ясельских.

День 15 января золотыми буквами вписал героическую страницу в историю народно-освободительной борьбы чехословацкого народа в годы второй мировой войны. Этот день по праву был объявлен Днем чехословацкой артиллерии.

* * *

В моем фронтовом дневнике 15 января было записано:

"В 3 часа утра выехал на "виллисе" через Потаковку на НП. Дорога к переднему краю забита пехотой, танками, повозками, автомашинами. Вся эта безмолвная масса медленно продвигается вперед. Трудно понять, где кончается одна часть и начинается другая. Люди идут не спеша, с серьезными лицами. Немцы нервничают. Временами невдалеке раздаются звуки разрывов. На НП все на своих боевых местах. Части находятся в состоянии готовности.

Примерно через час заговорят пушки. Двести пятьдесят стволов на километр фронта! Такого еще не бывало.

Чем ближе время X, тем большее волнение охватывает нас.

Сквозь утреннюю мглу проступают неясные очертания переднего края немецкой обороны. Над местностью нависла тягостная мертвая тишина.

8 часов 44 минуты. Осталась минута до начала, шестьдесят секунд! Тем, кто напротив нас, осталось жить шестьдесят секунд, и ничто не в состоянии изменить их страшную участь...

В 8.45 началось огненное пекло. Вся местность в полосе обороны противника, казалось, горела от вспышек разрывов тысяч снарядов и мин. Сплошная стена разрывов! Залпы "катюш" разбрасывают вокруг фонтаны огня. Трассирующие пули и снаряды зенитной артиллерии и пулеметов пронзают воздушное пространство над нами густой сетью огненных нитей. Над районом огневых позиций артиллерии беспокойно пляшет желтая пелена от залпов из полутора тысяч стволов. Громовые раскаты позади и душераздирающий грохот впереди нас изматывают нервы. После тридцати минут утомленный слух воспринимает только гул. Кажется, будто ты попал в какой-то иной, нереальный мир.

Пролетающие вверху снаряды издают самые разные звуки: крупнокалиберные ворчливо бормочут, а более мелкие проносятся торопясь, с шелестящим свистом. В этот гул неожиданно вклинивается резкий звук близких разрывов немецких снарядов. В ответ в тылу противника заговорили орудия армейской контрбатарейной группы, в которую входит и наш 5-й корпусной артполк. Огонь группы уничтожает батареи противника, командные пункты, узлы связи, склады боеприпасов, подходящие резервы. Многочисленные пожары багровым пламенем освещают мглистое задымленное утро.

Гигантское страшное зрелище! А какова твоя роль в этом? Незначительная, малая, совсем мизерная, но необходимая. Среди неистовства разбушевавшейся стихии опасность смерти куда-то отступает и чувство страха исчезает. В такой обстановке погибнуть так просто, настолько элементарно, что не стоит даже об этом и думать.

За десять минут до окончания артиллерийской подготовки интенсивность огня достигает своего апогея. Все орудия и минометы в высоком темпе ведут огонь по переднему краю немецких позиций. Теперь никто там уже не уцелеет. Ровно в 9.50, когда огонь переносится в глубину, устремляются вперед пехота и танки. Они почти не встречают сопротивления. Вот они исчезают за складками местности, потом головы пехотинцев на мгновение выныривают и пропадают.

Первые пленные. Их немного. "Что с вами?" – спросил я восемнадцатилетнего немца. Он стоит и плачет, глаза сумасшедшие.

14 часов. Взят Ясло, прорвана вторая линия обороны противника. Советские войска на направлении главного удара продвинулись в глубину до 15 километров. Темп продвижения увеличивается. Издалека доносится редкая стрельба из стрелкового оружия.

Когда чехословацкие артиллерийские полки покидали ясельские равнины, на затихшее поле битвы опускались зимние сумерки. Местность вокруг опять опустела и казалась заброшенной. Такое впечатление, будто тут ничего и не произошло. Абсолютно ничего. Временами издалека доносились громовые раскаты, как в душную летнюю ночь..."

В тот же день вечером по возвращении в Вельке-Буковце я доложил командиру корпуса о прибытии артполков. Он уже знал, что чехословацкие артиллеристы с честью выполнили свою задачу. Пожав мне руку, генерал произнес:

– Слава богу, что вы снова здесь. Теперь я могу наконец спокойно выспаться.

На Бардеёв!

В ночь на 18 января боевая обстановка на Ондаве коренным образом изменилась. Получив данные о том, что главные силы противника начали ночью отход, войска 1-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника Гречко, в подчинении которой находился 1-й чехословацкий корпус, приступили к преследованию. Подразделения 1-й бригады после освобождения 19 января Зборова наступали на Бардеёв с севера, а 3-я бригада двигалась к городу с юго-запада. Воины этой бригады после успешного форсирования реки Ондава ранним утром 18 января начали преследование отступающего противника в направлении Округле, Курима, Бардеёвска Нова-Вес. Они действовали в тот день наиболее успешно не только среди частей корпуса, но и всей 1-й гвардейской армии. Несмотря на исключительно тяжелые условия (пятнадцатиградусный мороз, заминированные дороги и населенные пункты), подразделения, бригады продвинулись дальше других на запад и к полудню 19 января подошли на расстояние 7 километров от Бардеёва. Они могли овладеть городом в тот же день, но командир бригады генерал Клапалек решил не посылать дальше измученные войска, которые преодолели 35 километров в условиях неблагоприятной погоды, ведя непрерывные бои днем и ночью в морозных лесах. Головной батальон бригады после взятия деревни Бардеёвска Нова-Вес расположился в ней на ночлег.

За эту деревню, которую обороняло до 200 вражеских солдат из арьергарда при поддержке нескольких орудий и минометов, разгорелся короткий, но жаркий бой. Получилась своеобразная дуэль между чехословацкими 76-мм противотанковыми пушками и немецкими пулеметами и орудиями, установленными для стрельбы прямой наводкой. Батарея наших 76-мм пушек лихо выскочила на открытое поле перед деревней и с расстояния около километра открыла уничтожающий огонь по орудиям и пулеметам противника. Все решали секунды и точность огня. Прежде чем противник пришел в себя, цели оказались подавленными. Над крайними строениями в вечерних сумерках поднялись огненные сполохи, при свете которых автоматчики капитана Шахера проникли в деревню и овладели ею.

Мы со Шпачеком подъехали к Бардеёву как раз в тот момент, когда командир 3-й бригады покидал его. Над городом полыхало зарево пожаров. И вдруг передо мной во всей красе предстали ратуша в стиле ренессанса, готический собор и старинные городские здания вокруг квадратной площади. Все это великолепие настолько околдовало меня, что ничего другого я уже не видел. К нам подбежали жители, они что-то говорили, а я никак не мог оторвать восхищенного взора от каменных шедевров. А ведь все это гитлеровцы намеревались уничтожить!

Водитель Шпачек смотрел на вещи иначе. На площади горел винный магазин. Мой Шпачек стремглав кинулся внутрь дома и так долго не появлялся, что я уже не верил в его возвращение. Наконец он вынырнул наружу, весь окутанный дымом, неся под мышкой сосуд с ромом. Слащаво улыбнувшись, Шпачек вручил мне свою добычу. Глаза у него слезились от дыма, грудь сотрясал кашель, но тем не менее он по-своему был счастлив и необычайно возбужден. Тот сосуд до сих пор хранится у меня дома, и, когда я смотрю на него, невольно вспоминаю чудесные памятники старины, уцелевшие в Бардеёве.

Колонны войск 11-го стрелкового корпуса шли на запад. Догорали отель "Республика", городские мельницы и некоторые торговые предприятия, подожженные ночью гитлеровцами. Люди выбирались на свет из подвалов.

Нам нужно было наращивать темпы преследования. Некий пан Плацал на ходу подарил мне кусок зельца и краюху душистого хлеба. Мы двинулись дальше.

К Прешову и дальше на запад

В ходе преследования противника я направлялся к Прешову. Мне хотелось своевременно получить исчерпывающую информацию о положении на фронте. И эта поездка чуть не стала для меня роковой.

Мы въехали в деревню Демьята у Рославице как раз в тот момент, когда арьергардная часть противника взорвала мост через речку. Взрывом сорвало крыши близлежащих домов, разметав их во все стороны. Чтобы миновать возникшие на пути завалы, мы решили поехать вправо от моста вдоль речки. Невдалеке мы увидели группу местных жителей. Судя по их поведению, они приветствовали появление первых чехословацких воинов. Вдруг один из жителей побежал в нашу сторону, что-то крича и энергично размахивая руками. Это было не похоже на выражение радости. Наоборот, на его лице отразился испуг. Когда он подбежал ближе, до нас донеслись слова: "Мины, мины!.. Вы наехали на мину!" Мы выскочили из машины и прошли назад по снежному следу. Человек был прав: правыми колесами мы коснулись наспех зарытой противотанковой мины, одной из тех, которыми немцы перед отступлением заминировали объекты возле моста. Достаточно было нам проехать на несколько миллиметров правее, и от нас ничего бы не осталось.

У этого происшествия было веселое продолжение. Мы зашли в один из близлежащих крестьянских домов. Вдруг в избу вбежал сапер. Он посоветовал открыть окна и двери, поскольку саперы сейчас собираются уничтожать собранные мины. Крестьянин категорически отказался пускать в дом холод. "Ерунда!" – отрезал он и махнул рукой. Еще не кончилась его перебранка с женой, которая намеревалась открыть окна, как раздался страшный взрыв, и все стекла из окон и дверных перегородок вылетели прочь. При виде этого крестьянка, схватив кочергу, начала бегать за своим мужем вокруг стола, сопровождая свои удары отборными словечками. Финала мы не знаем, так как крестьянин дал стрекача.

Этот случай с минами напомнил мне другое происшествие, свидетелем которого мы стали незадолго до того. Тот случай, правда, имел трагический конец. Где-то под Бардеёвом мы догоняли на своем "виллисе" крестьянскую подводу, запряженную парой лошадей. На ней сидели возница и два чехословацких офицера. Когда до подводы осталось метров триста – четыреста, раздался сильный взрыв. Все вокруг окуталось черным дымом. Постепенно место взрыва прояснилось. На снежной равнине в диаметре ста метров вокруг мы увидели лишь несколько темных пятен да осколки колес – все, что осталось от троих людей и двух лошадей с повозкой...

20 января 1-й чехословацкий армейский корпус вышел из подчинения 1-й гвардейской армии генерал-полковника Гречко и был включен в состав 18-й армии генерал-лейтенанта Гастиловича, с которой он действовал до самого конца войны. 18-я армия наступала от Кошице в направлении Маргецани, Кромпахи, Спишске-Нова-Вес. До конца января корпус обеспечивал правый фланг армии, и, хотя в оперативном отношении здесь было вспомогательное направление, каждый шаг вперед стоил нам тяжелых потерь в ходе ожесточенных схваток с врагом.

Согласно директиве 1-й гвардейской армии передислокация ряда частей 1-го чехословацкого армейского корпуса в район Прешова началась 20 января в 18 часов. За исключением некоторых пехотных подразделений, переброшенных автотранспортом, большинство частей совершили сорокакилометровый ночной марш в условиях ветреной морозной погоды. После небольшого отдыха 21 января в 17 часов начался дальнейший ночной переход на расстояние 30 километров. На рассвете 22 января подразделения корпуса сменили западнее Прешова советскую стрелковую дивизию и начали преследование противника в направлении Спишске-Подградье, Спишске-Влахи. К вечеру наши войска, пешком преодолевшие за последние два дня 70 километров по трудной местности и при неблагоприятной погоде, сильно измотались. Войдя в соприкосновение с врагом, создавшим оборонительные рубежи вдоль восточных склонов высокого горного хребта Браниско, наши части не смогли без надлежащей поддержки овладеть этим заснеженным бастионом. Артиллерия к тому времени значительно отстала от пехоты ввиду значительных трудностей в передвижении по разбитым проселочным и оледеневшим асфальтовым дорогам. Только 23 января основные силы артиллерии заняли огневые позиции в районе Браниско, однако предпринятая .в полдень этого дня атака была вскоре прекращена из-за чувствительных потерь среди пехотинцев. Неудача объяснялась главным образом тем, что солдаты сильно устали и удар с фронта не сочетался с обходным маневром с флангов. Но главная причина заключается в том, что артиллерия не располагала временем для подготовки огня.

* * *

Этот бой оставил у меня тяжелые воспоминания. Ясным морозным днем пехота развернулась в цепь возле деревни Широкой, по обе стороны шоссе Прешов – Левоча, и по заснеженному голому полю пошла в лобовую атаку на могучий хребет Браниско. Сил у немцев было немного, но они располагали достаточным количеством автоматического оружия, при помощи которого удачно перекрывали все подступы к горному массиву. Не молчала и их артиллерия.

С НП, расположенных на господствующих высотах, противник корректировал меткий огонь по нашей пехоте. Ему хорошо было видно, как навстречу лесам и кручам, будто на полигоне, двигались маленькие фигурки пехотинцев. Вот они залегли, поднялись и снова упали на открытой белой равнине. Этот ритм движения сначала замедлился, а потом и вовсе прекратился. Белое поле густо покрылось черными точками. Вражеский огонь прижал пехоту к земле.

Мы с генералом Свободой наблюдали за боем с фланга и прилагали все усилия, чтобы оказать пехоте эффективную поддержку и побыстрее подавить вражеские цели. Артиллеристы открыли быстрый шквальный огонь, какой только были способны выдержать наши орудия. Однако наш артиллерийский вал не смог прикрыть пехотинцев.

Казалось, гром канонады не действует на противника. Все батальоны вскоре же после начала атаки были остановлены сосредоточенным артиллерийским, минометным и пулеметным огнем на рубеже двухсот – трехсот метров от опушки леса. Только артиллеристам на НП известно, как тяжело видеть собственную неудачу, когда приходится в бессильной ярости наблюдать за своим малоэффективным огнем. Чтобы подавить противника, надо знать его расположение. Выявить цели можно только при помощи разведки. Все это требует немалого времени (и время это потом обязательно окупится!). В бою за Браниско у артиллеристов, не осталось времени для подготовки к ведению огня, главным было быстрое продвижение вперед. До сих пор у меня не выходит из головы атака на Браниско 23 января 1945 года...

Немцы оставили эти сильные позиции лишь после того, как 1-я бригада обошла их северный фланг, а 3-я бригада смелым охватывающим маневром и быстрыми решительными действиями вновь развернула операцию по преследованию противника в масштабе всей армии. Этому способствовали также успехи советских войск, которые, наступая вдоль долины реки Горнад, освободили Кромпахи и продвинулись дальше на запад. Все это вынудило немцев отступить со своих позиций на Браниско.

Части 1-го чехословацкого армейского корпуса совместно с советскими войсками приступили к преследованию отступающего противника в направлении на Спишске-Подградье. Подразделения 3-й бригады заняли этот населенный пункт к вечеру и, несмотря на усталость, вместе с другими частями корпуса продолжали движение к городу Левоча. По единственной дороге из Спишске-Подградье медленно, с частыми остановками двигалась огромная лавина людей, боевой техники и транспорта частей 1-й гвардейской армии, 18-й армии и 1-го чехословацкого армейского корпуса. Попытки командиров как-то расчленить эту скученную, маломаневренную массу и ускорить продвижение колонны закончились безрезультатно. Только из-за отсутствия у противника авиации все обошлось благополучно.

На Левочу и Кежмарок!

Командир 1-го чехословацкого армейского корпуса меч7 тал первым войти в старинный город Левочу. Наступать на город было приказано подразделениям 3-й бригады, а подразделения 1-й бригады должны были обойти Левочу с севера и северо-запада. 24-я советская стрелковая дивизия наступала на город с юга. Однако и 26 января намеченный план выполнить не удалось ввиду упорного сопротивления противника.

На следующий день возобновлять наступление уже не пришлось, так как разведчики 3-й бригады доложили об отступлении противника из района Левочи. После полудня первым из чехословацких подразделений в город вошел 5-й батальон. У городской крепостной стены стоял генерал Свобода. Измученные бойцы изо всех сил старались как следует пройти перед своим командиром. Генерал долго смотрел им вслед, а потом молча вошел через ворота в город. Лицо его было печальным.

* * *

Вот и Левоча. Мне казалось, что в этом суровом мире я уже не способен восхищаться прелестями старины. Так мне думалось, но это была неправда. Увидев в центре площади построенную в стиле ренессанса ратушу с ранне-готической башней последней трети XV века и изумительными аркадами на портике, я пришел в неописуемый восторг. Не переставая удивляться каменной архитектуре Левочи, я обошел ратушу и остановился перед южным фронтоном, украшенным аллегорическими образами пяти добродетелей. "Какую мне избрать себе? – подумал я. – Видимо, третью..." Она гласила: "Быть терпеливым, неизменно мужественным, уверенным в своих силах и великодушным в помыслах". Да, это, конечно, великая добродетель для солдата. И пятую добродетель не следовало отбрасывать: "Терпение – это сила, помогающая перенести боль и усталость". Мне показалось, что эта добродетель значительнее всех остальных, но, взглянув дальше, я прочитал: "Трезво и внимательно испытывать всякое начинание". "Вот где истина!" – решил я и уже хотел уйти, но невольно прочитал четвертую надпись: "Справедливость – это добродетель, которая воздает каждому то, что ему принадлежит". Теперь мне все стало ясно до конца, и я отдал предпочтение этой добродетели.

С согласия командира корпуса я следовал дальше с 1-й бригадой. После освобождения Левочи подразделениями. 3-й бригады намеченная на утро 27 января атака 1-й бригады была отменена, поскольку она потеряла смысл. Уставшие воины этой бригады двинулись на Кежмарок. Подразделения 3-й бригады направились от Левочи к Высоким Татрам, чтобы очистить их от врага. Около полуночи подразделения 1-й бригады вступили в безлюдный город Кежмарок, преодолев 20 километров по гористой заснеженной дороге. Для пехотинцев этот путь оказался чрезвычайно тяжелым, так как им пришлось непрерывно отбивать наскоки арьергардов врага.

Продвижение по пустынному спишскому краю, откуда местные жители немцы – убежали на запад, напоминало поход по мертвой пустыне. И в этом пустом городе среди ночи раздался торжественный звон колоколов, возвещая о приходе воинов-освободителей.