Текст книги "По дорогам войны"

Автор книги: Альфред Рессел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

В 17 часов началось трудное, медленное продвижение чехословацкого корпуса по плохим дорогам в направлении бреши, проделанной в обороне противника советскими дивизиями первого эшелона. В трудных условиях части корпуса обошли с запада город Кросно, который продолжал оказывать сопротивление советским войскам, блокируя перекресток дорог и снижая темп наступления. В ночь на 9 сентября 3-я бригада, действовавшая как передовой отряд корпуса, достигла села Вроцанки; 1-я бригада к утру подошла к Махнувке. Обе бригады готовились выйти на исходные рубежи и начать наступление на позиции противника, казавшиеся слабо защищенными. Однако командование корпуса и 3-й бригады ошиблось в своих расчетах: противник открыл упредительный огонь по ударной части обеих бригад и нанес им большие потери. Сосредоточенному удару в основном подверглась 3-я бригада во Вроцанке, которая понесла особо тяжелые потери. Впереди оказался не слабый, отступающий противник, о котором, кстати, командование не имело достаточных сведений, а свежие части, которые противник в течение ночи перебросил к месту прорыва. В ту "черную" пятницу 9 сентября общие потери корпуса составили 611 человек.

Таков был печальный баланс наступления, которое планировалось с такими перспективами на успех и готовилось с таким воодушевлением и мечтой, о победе. Командир корпуса был отстранен от должности.

Маршал Конев назначил командиром корпуса генерала Свободу. Используя успехи соседа справа, новый командир 10 сентября перегруппировал свои силы во время марша к правому крылу фронта корпуса для наступления на ключевую высоту 534, выходившую с запада к городу Дукля. Решительной атакой 1-я бригада захватила эту высоту, господствовавшую над местностью. Здесь с 12 по 19 сентября днем и ночью шли упорнейшие бои. Обширная голая вершина за это время несколько раз переходила из рук в руки. Земля на ней была буквально перепахана артиллерийскими снарядами и минами. Бой за высоту 534 стал боем за последнюю рокадную коммуникацию Жмигруд-Новы – город Дукля, севернее Дуклинского перевала, которая еще оставалась в руках немецкого командования. Чтобы вернуть высоту, противник вводил в бой все новые и новые пехотные и танковые резервы.

Такие же упорные бои велись за населенные пункты Франков, Теодоровка, Геленовка, Глойсце и Ивла, расположенные в непосредственной близости от этой высоты. Непрерывные пятидневные бои до крайности изнурили части, тяжелые потери снижали боевой дух. За шесть дней боев с 9 по 14 сентября общие потери 1-й пехотной бригады составили 1873 человека, а 3-й бригады 1036 человек. Поистине фантастические усилия прилагались к захвату и удержанию высоты 534! Они не имели себе равных в течение всего периода наступления корпуса на подступах к Главному Карпатскому хребту.

О характере боев свидетельствуют сами фронтовые командиры и боевые документы той поры. Высота 534 с 13 сентября стала центром неслыханно ожесточенных боев. В тот день противник силой до двух батальонов при поддержке танков и сильного артиллерийского и минометного огня пять раз поднимался в атаку, чтобы вновь вернуть ключевую высоту, которую он потерял 12 сентября. Однако все эти яростные атаки встречали не менее яростные контратаки частей 1-й бригады. 12 сентября чехословацкой пехоте и артиллерии было особенно тяжело. Сначала в 7.15, потом в 11.30, затем в 15.30 и 16.40 и на самом закате дня в 18.45 поднимались бойцы в атаку и наконец захватили высоту. Однако бои за высоту 534 с неослабевающей силой продолжались и в последующие дни. Об этом читаем в рапорте командира 3-го батальона от 16 сентября: "Седьмой день батальон ведет непрерывные боевые действия. В течение дня предпринимаем по нескольку атак. Все время находимся под сильным минометным и пулеметным огнем. Люди в окопах недосыпают и недоедают. Большие потери в живой силе. Бойцы находятся на грани истощения сил".

Об этой высоте вспоминает также и генерал Людвик Свобода. "Высота 534, – пишет он, – стала свидетельницей самых ожесточенных боев. Вокруг этой высоты столько всего произошло, что все, кто пережил эти бои, никогда ее не забудут".

Очень многие в то время оказались пропавшими без вести. Это, как правило, были раненые, которых гитлеровцы находили на поле боя и добивали.

С 12 по 19 сентября восточнее города Дукля в составе 67-го стрелкового корпуса вступила в бой 2-я парашютно-десантная бригада, состоявшая главным образом из словаков. Позже эта бригада была переброшена с фронта в район Кросно, где начиная с 22 сентября готовилась к воздушному десантированию в район Словацкого национального восстания. Участие бригады в бою восточнее Кросно во взаимодействии с двумя свежими советскими танковыми корпусами оказало существенное влияние на обстановку в районе Дуклинского перевала. После выброски эта бригада стала главной ударной силой восстания.

20 сентября в результате наступления советской 14-й гвардейской дивизии и частей 1-го чехословацкого армейского корпуса был освобожден город Дукля. В этом бою успешно действовала 3-я бригада, части которой 9 сентября вследствие ошибочных расчетов командования понесли большие потери у поселка Врацанка. 20 сентября командование бригадой прямо во время боя принял только что приехавший генерал Клапалек. Около четырех часов вечера его пехота проникла в город. На улицах завязались ожесточенные бои. Чтобы удержать город, гитлеровцы при поддержке танков и авиации предпринимали безрезультатные атаки. Наконец сопротивление противника было сломлено и к западу от города, в районе высоты 534. Однако противник тут же закрепился на другой выгодной оборонительной линии.

21 сентября в 19 часов изнуренные, поредевшие части корпуса оказались перед новой мощной позицией противника, которая проходила по горному хребту южнее шоссе Жмигруд-Новы – Дукля. Бои развернулись главным образом за обширный голый массив Гировой горы, которая, как бастион, возвышалась над долиной напротив высоты 534, обагренной кровью. Казалось бы, изнуренные длительным боем за высоту, пехотинцы 1-й бригады не были уже способны на такое, но они заняли грозную гору. Их маневр удивил даже самого командующего армией. Они захватили сначала склоны горы и, организовав круговую оборону, отражали яростные контратаки противника. Они успешно защищали свои позиции ночью и наконец захватили вершину горы! В этом эпизоде решающую роль сыграли танки Рихарда Тесаржика. На Гировой горе отважный танкист с Золотой Звездой Героя Советского Союза на груди был ранен в этом бою в глаз.

Гирова гора была последней мощной преградой на пути к перевалу. С ее захватом открывался путь к чехословацким границам, и это вдохновляло бойцов на героические подвиги. После двухдневных боев удалось занять Гирову гору, однако расширить участок прорыва на запад, несмотря на большие усилия, не удалось. Противник подтянул на этом участке новые резервы – 1-ю горно-пехотную дивизию, которую он перебросил из Западной Европы. В то время когда 1-й чехословацкий корпус сражался на Гировой горе за расширение участка прорыва в западном направлении, командующему армией благодаря использованию большого количества артиллерии, танков и авиации удалось сломить сопротивление противника на узком фронте вдоль дуклинского шоссе и продвинуться к самому Дуклинскому перевалу и поселкам Барвинек и Зиндранова. Чтобы предоставить возможность чехословацким частям первыми ступить на родную землю, их сняли с позиции на Гировой горе и 28 сентября направили на замену советских войск, стоявших в непосредственной близости от чехословацких границ. Кончился первый период тяжелых боев. Войска 38-й армии за 19 дней продвинулись в направлении главного удара на 36 километров.

И вот чехословацкие воины стояли перед горными вершинами, по которым проходила государственная граница Чехословакии. Впереди был бой, и все мечтали, что он закончится желанным вступлением на родную землю. Бои шли по-прежнему ожесточенные и носили затяжной характер. Однако близость родины придавала сил. 30 сентября в 9 часов утра пехота при поддержке 11 танков 1-й чехословацкой танковой бригады предприняла атаку, но наступление корпуса по всему фронту было отражено огнем и контратаками противника. Тщетными оказались и попытки частей пробиться к чехословацким границам через Безымянную высоту, юго-восточнее Барвинека. Эта высота несколько раз в течение дня переходила из рук в руки. Здесь были подбиты последние семь танков бригады. По приказу командующего армией наступление продолжалось и ночью.

Попытки пробиться к границам не имели успеха и 1 октября. Продвинувшиеся в результате атак части 1-й и 3-й бригад сразу же контратаками были отброшены назад. Сопротивление противника на высотах, расположенных вдоль границы, сломить никак не удавалось. Даже массовый героизм пехоты и танкистов не принес успеха. Противник упорно оборонялся. Чехословацкие солдаты, видевшие с высот родную землю, и дороги, убегавшие в глубь страны, продолжали рваться вперед.

Когда попытка прорвать оборону противника лобовой атакой окончилась неудачей, была предпринята, попытка обойти перевал с запада. Поводом для этого послужил успех 241-й стрелковой дивизии, соседа корпуса справа, которая 1 октября захватила высоту Студеную и перешла чехословацкую государственную границу. Здесь впервые на чехословацкую территорию ступила нога освободителей. Для развития успеха командующий армией приказом от 2 октября заменил 1-й чехословацкий армейский корпус советской 359-й дивизией, а корпус передислоцировал в район леса под горой Студеной к Шарбову, для того чтобы ударом в направлении Крайна-Порубка, Крайна-Бистра, Нижний Комарник взломать оборону противника с запада. В тяжелых боях 3 октября частям корпуса не удалось сломить сопротивление противника. Приказ о наступлении на следующий день командир корпуса отменил ввиду усталости войск.

4 октября была предпринята очередная попытка по захвату оборонительных позиций противника, так как к этому времени советские войска нанесли удар в тыл врага. Танковые части и войска 67-го стрелкового корпуса западнее перевала прорвались в долину Писану. В этой ситуации командующий армией приказал продолжать наступление главными силами армии в тыл обороны противника на перевале, а изнуренные силы 1-го чехословацкого корпуса перегруппировать для наступления на первоначальном направлении вдоль главного Дуклинского шоссе и заменить на этом направлении до 5 октября 359-ю. стрелковую дивизию.

Переброска корпуса проводилась в чрезвычайно тяжелых условиях. Изможденным воинам приходилось теперь сражаться и с суровой природой в горах. Они шли под непрекращающимся ливнем, утопая в тяжелой липкой грязи. И при всем этом – частые яростные стычки с врагом. К месту своего назначения корпус прибыл лишь 5 октября. Когда стало известно о том, что оборона перевала под угрозой охвата заколебалась, вперед выступили усиленные разведывательные отряды, которые утром и перешли границу Чехословакии. Дуклинский перевал был взят! Настал конец долгим мучениям, дорога домой была открыта. Воины 1-й и 3-й бригад спускались по южным склонам гор в долину, к первому освобожденному словацкому поселку Вышний Комарник и стреляли от радости вверх. Они возвращались в родные края. Казалось, ничто уже не могло стать на их пути. Там, за цепью вершин на юг от Нижнего Комарника, их ждет конец всех мучений и страданий. Остается занять лишь последние высоты. Однако тернистый путь еще далеко не окончен. Победа над противником одержана бесспорно большая, но не окончательная. И солдат, сбегавших по склону вниз, еще осыпал противник градом пуль. Чехословаки вынуждены были окопаться, а потом пошли в атаку. Снова -и снова поднимались они в атаку, а ощутимых результатов пока не было видно. Несколько недель велись бои за одну и ту же высоту, вновь и вновь менялись направления главных ударов – все напрасно. Противник, несмотря на тяжелые потери, яростно защищал последнюю оборонительную позицию на выходе из Карпат, и чехословацкие воины немало пролили крови в суровых боях на высотах Грабов и Явира, у Медведзие под Крайна-Бистрой и на грозном Обшаре.

Войска устали, понесли тяжелые потери, снижалось боевое настроение. А сражение затягивалось, и видимых успехов пока что не наблюдалось. Все это весьма беспокоило командира корпуса Людвика Свободу. Он хорошо сознавал серьезность подобной обстановки. Генерал и сам устал от этих затяжных боев и тяжело переживал все возрастающие потери.

В памятный день 6 октября, когда все чехословацкие воины радовались победе на Дукле, погиб только что назначенный командир 1-й чехословацкой бригады генерал Ведрал-Сазавский. Случилось это так. Генерал задумчиво постоял некоторое время возле только что поставленного пограничного столба, а потом сел в машину, чтобы догнать бригаду, преследовавшую противника. Едва автомобиль тронулся с места, как наехал на скрытую противотанковую мину. Взрывом мины генерала выбросило из машины. Когда его нашли, он был бездыханным. Сопровождавшие его офицеры были либо убиты, либо тяжело ранены. Незадолго до катастрофы по опасному месту проехало несколько автомобилей, но под ними мина не взорвалась. Теперь в мемориальном комплексе на Дукле находится отшлифованный камень, символизирующий сердце генерала.

Окончательно артиллерия замолкла в Карпатах лишь в конце ноября. Здесь едва не погиб и генерал Клапалек. Спускаясь с горы Прикрой, одной из последних карпатских вершин, он вместе с проводником попал на противопехотное минное поле. В результате взрыва несколько человек погибло и было ранено. К счастью, взрыв произошел несколько в стороне от генерала.

Артиллерия в период боев за Дуклю играла решающую роль. Задачи ее были весьма тяжелыми. Своим огнем артиллерия уничтожала противника и подавляла огонь его артиллерии до начала атаки, а затем прокладывала дорогу пехоте и танкам. Поддерживая атаки своих войск и отражая яростные контратаки противника, артиллерия в условиях Карпат выполняла существенную часть боевых задач. Однако, несмотря на почти не тронутую боевую мощь, достаточно многочисленная артиллерия 1-го чехословацкого армейского корпуса не всегда добивалась нужных результатов. Противнику иногда удавалось противостоять самому сосредоточенному артиллерийскому и минометному огню. Так, 21 ноября 1944 года мы вместе с командиром корпуса генералом Свободой напряженно следили с наблюдательного пункта над Нижним Комарником за нашей артподготовкой по оборонительным позициям противника. Казалось, высота буквально горела – так густо на нее падали снаряды. К немецким оборонительным сооружениям наша пехота подошла очень быстро, но потом, однако, контратакой была отброшена назад, к исходному рубежу. Так проходили примерно все. бои за карпатские высоты.

* * *

Чтобы взять карпатский вал и достичь Ондавы, советским и чехословацким войскам необходимо было преодолеть шесть горных хребтов, шесть выгодных рубежей, которые проходили перпендикулярно направлению наступления. С 3 сентября по 27 ноября 1944 года – восемьдесят дней вместо запланированных пяти – продолжались бои, которые своей интенсивностью и драматичностью напоминали самые упорные бои на советско-германском фронте в период Великой Отечественной войны.

Несмотря на то что Карпатско-Дуклинская операция не выполнила всех поставленных перед нею задач, длительное и чрезвычайно упорное сражение с сильным противником оказало решающее влияние на развитие и ход Словацкого национального восстания. С немецкой стороны в сражении приняли участие 18 дивизий, из них три танковые. Это были все соединения, которые немецко-фашистское командование с сентября по ноябрь смогло стянуть с советско-германского фронта на Дуклинский театр военных действий. Эта битва как магнит притягивала к себе все новые и новые силы противника, которые могли бы быть использованы против Словацкого национального восстания. Впрочем, освободительный характер советской помощи совершенно, определенно исключал всякое другое решение, кроме как продолжать наступление, несмотря на большие трудности и потери.

Бои на Дукле внесли важный вклад в развитие боевых традиций наших народов, а день 6 октября, когда части 1-го чехословацкого армейского корпуса впервые вступили на родную землю, по праву стал Днем чехословацкой Народной армии. В этом нашло свое отражение чрезвычайно большое военное и политическое значение Карпатско-Дуклинской операции. Здесь впервые произошло объединение сил Сопротивления, действовавших внутри страны и за ее пределами.

Дукля стала символом освобождения чехословацкого народа. Она стала воротами свободы и памятником чехословацко-советской дружбы, которая ковалась в кровавых боях против общего врага, в тесном дружестве обеих армий.

В боях в Карпатах чехословацкие воины на суровом опыте познали, что значит наступать на наши пограничные горы, на те горы, которые в 1938 году можно было с успехом защитить и которые теперь в полной мере использовал' противник.

Дукля явилась яркой демонстрацией освободительной миссии Советской Армии. История знает не много таких примеров, когда союзник в тяжелые минуты приходил бы на помощь, жертвуя личными интересами.

Дукля в моральном, политическом и военном плане частично искупила малодушие, измену, эгоизм и трусость нашей буржуазии в период "Мюнхена".

Дуклинская операция вошла в историю. С ее именем навсегда будет связана память о героическом сражении советских и чехословацких воинов, которые ценой крови 84 тысяч убитых, раненых и без вести пропавших пробили путь в свободную Чехословакию. Из общего числа потерь 7 тысяч приходится на 1-й чехословацкий армейский корпус в СССР.

Дуклинская операция будет служить примером самоотверженности и лучших воинских качеств тысяч чехов и словаков, которые, не задумываясь, жертвовали жизнью в борьбе против врага.

На горе Гировой погиб штабс-капитан Йозеф Коль – командир 1-го батальона 1-й чехословацкой бригады. Позже он был удостоен звания Героя ЧССР.

В боях за Безымянную высоту у Барвинека в последних танках погибли надпоручик Яслок – командир танковой роты и капитан Врана – командир танкового батальона. Обоим им было посмертно присвоено звание Героя ЧССР.

В ходе операции противник потерял только убитыми и ранеными более 70 тысяч человек. Было взято в плен более 30 тысяч немецких солдат и офицеров, а в качестве трофеев захвачено более 1000 орудий и минометов, 130 танков и другое вооружение.

Дукля навсегда должна остаться символом боевого союза советского и чехословацкого народов.

VI. Боевые эпизоды

Ночь на перевале

Получив назначение заместителем начальника артиллерии корпуса, я испытал некоторое замешательство. Боевые действия тогда велись за гору Обшар, расположенную к югу от Нижнего Комарника, и за подход к крайнеполянскому ущелью. Гитлеровцы изо всех сил держались эа последние оборонительные позиции на выходе из Карпат. Мы обрушивали на противника сосредоточенный артиллерийский огонь, но все напрасно. Сбросить немцев с гор в ондавскую долину никак не удавалось. "Как они там только остаются живы?" – уже в который раз задавал я себе этот вопрос. Тогда я еще не знал тактики противника. Наш артиллерийский огонь производил сильное впечатление, но практический его результат по сравнению с израсходованными боеприпасами оказывался небольшим. Здесь было что-то такое, чего я не знал.

Вечером после боя, неожиданно для себя самого, я решился попросить аудиенцию у генерала Свободы на командном пункте корпуса в Барвинеке. Он принял меня с озабоченным видом. Положив очки на карту, разложенную на грубом крестьянском столе, Свобода подал мне руку и предложил сесть на лавку рядом с собой. При слабом свете подвернутой керосиновой лампы резкие черты его лица казались мягче. В печке лениво горел огонь, в углу стояла деревянная кровать е заботливо сложенными одеялами. Из соседней комнаты глухо доносился стук пишущей машинки и монотонно диктующий голос. Командир корпуса выглядел уставшем.

– Что у тебя? – спросил генерал и пытливо посмотрел мне в глаза.

– Пан генерал, – нерешительно начал я, – сегодня мы выстрелили по Обшару и Безымянной три тысячи снарядов и мин, а немцы – ни с места!

Генерал понимал, что это не все, и терпеливо ждал. Я продолжал:

– Пехота перестает нам верить. Потеря доверия к артиллерии – серьезное дело...

Генерал Свобода вопросительно взглянул на меня, и мне сразу стало ясно, что все это для него не новость. Я хотел досказать свою мысль, но он меня перебил:

– Да, ребятки, у вас действительно дело не клеится. А это стоит нам много крови.

Упрек прозвучал по моему адресу, и я покраснел. Артиллерия не выполняла своей задачи, это было ясно. Но в чем состояла наша ошибка? Я вспомнил о потерях, которые росли с каждым днем, и внутри у меня все загорелось, будто жгли раскаленным железом. Мысленно я твердил себе, что виной всему моя неспособность. Нам никак не удавалось подавить противника, сорвать его контратаки, одним словом, уничтожить его. Я до конца сознавал горькую правду, что пехота исчерпала свои силы, что ее численность упала до самого низкого уровня, а в то же время артиллерия пребывает в прекрасном состоянии и, несмотря на это, не может нанести уничтожающего удара по противнику. Я думал, что ответить командиру корпуса на его укоризненное замечание по поводу наших осечек.

– При таких разведывательных средствах, которыми мы располагаем, сказал я, – совершенно невозможно обнаружить расположение объектов и вести стрельбу по конкретным целям. Мы стреляем по всей площади – всюду и нигде. В итоге – просто разбрасываем боеприпасы, а стоит пехоте пойти в атаку, как тут же противник останавливает ее огнем и контратакой.

Я еще не знал характера генерала Свободы и был сам не свой от его молчания. Ну хоть бы что-нибудь сказал, чтобы знать, о чем он думает! Мне ничего другого не оставалось, как продолжать свой монолог. Напряжение в комнате возрастало.

– И потом, пан генерал, – говорил я, – из-за недостатка времени мы не успеваем провести артиллерийскую разведку и обнаружить огневые точки противника. – И тут я вспомнил то, о чем не раз думал раньше, и быстро добавил: – Нам не следует начинать наступление сразу после артподготовки. Противнику это помогает отгадать начало атаки наших частей. Может, лучше начинать атаку во время артподготовки, в тот момент, когда темп и мощь стрельбы достигнут апогея?..

Генерал кивнул, и я с облегчением почувствовал, что командир корпуса не настроен отвергать мои критические замечания. А ведь я, собственно, еще и не освоился в корпусе, а уж лезу со своими советами! Приободрившись, я поспешно выпалил:

– Нам необходимы сведения, пан генерал! До зарезу, в самом спешном порядке... мы должны иметь хорошие сведения.

Высказавшись, я вдруг понял, что все мои настоятельные просьбы неуместны, так как командир корпуса сам хорошо знал, в чем мы нуждались.

Генерал прищурил глаза, и мне показалось, будто он слегка улыбнулся.

– Я рад, что ты пришел, – спокойно произнес он и провел рукой по длинным с проседью волосам, зачесанным назад. На широком его лице, появилось выражение приветливой добросердечности. Он действительно был искренне рад человеку, который понимал всю тяжесть ответственности, лежащей на его плечах. Во время разговора генерал переходил от деловых вопросов к бытовым и чрезвычайно внимательно относился к собеседнику.

– Имей я таких разведчиков, с которыми мы начинали, вы бы сейчас не сидели без сведений. – Генерал задумался, потом добавил: – Теперь этих хлопцев уже нет. – Наступила грустная пауза. Потом генерал Свобода заговорщически понизил голос и наклонился в мою сторону: – Возможно, скоро я тебя обрадую.

Значит, что-то готовилось? Это подстегнуло мое любопытство, но выведать у командира чего-либо существенного не удалось. Он смотрел задумчиво и скорее для себя тихо говорил:

– Я знаю, работа разведчиков тяжелая, противник осторожный. Это, однако, не может оправдать неудачи. – И, как бы вновь осознав мое присутствие, он посмотрел на меня и сказал уже по-другому: – Местность и погодные условия благоприятствуют разведке, но результаты пока нельзя назвать удовлетворительными. Несмотря на категорические приказы взять "языка", разведгруппы возвращаются с голыми руками. – Генерал говорил медленно, спокойно, лишь иногда неожиданно повышал голос, делая ударение на каком-нибудь слове, затем снова понижал его до первоначального спокойного состояния.

"Тем более мы должны использовать боевую силу нашей артиллерии", раздумывал я и вдруг заметил, что по лицу генерала пробежала тень.

– О боеприпасах не беспокойтесь! Все идет сейчас на главное направление, на запад! – неожиданно категорично заявил командир корпуса.

В комнату вошел начальник штаба майор Ломский. Плотная фигура. Тяжелый крутой лоб над ввалившимися глазами. Он производил впечатление думающего человека. Начальник штаба положил перед генералом последний список потерь.

– Вот видишь, – проговорил командир корпуса упавшим голосом, повернувшись в мою сторону, – на Безымянной из списка личного состава опять выбыло двадцать два человека. Если так и дальше будет продолжаться... – Он замолчал и стал смотреть куда-то вдаль. Молчал и я. Машинально стал читать столбики фамилий. Одна из них была мне знакома.

Я вышел на улицу и окунулся в холодный ночной воздух. В голове смешались самые разные мысли, а перед глазами все время стоял тот роковой список. Еще вчера – люди, сегодня – только имена. Грязь чавкала под ногами. Кто-то, шедший впереди меня, смачно выругался.

* * *

Дома я сел, уронив голову на руки. Мысленно я видел погибших, упавших на хвою в лесу, и эта картина терзала меня своей мучительной ясностью. Я не заметил, как заснул. Во сне я видел множество наших бойцов. Они стояли стройными рядами посреди уничтоженного леса, стояли крепко, будто вросли в каменную почву горы. Я снял шапку и долго смотрел в их лица. Неожиданно я проснулся. Это был удивительный сон. Все было как наяву. Я открыл окно. Меня окутал прохладный влажный ночной воздух. Я протянул руку. На ней появились капельки дождя со снегом. В доме было очень тесно. Мне захотелось выйти наружу, в непогоду, на широкий простор.

Шел двенадцатый час. Утопая по щиколотки в месиве из грязи и снега, я побрел к Дуклинскому шоссе. Пытаясь наступать в следы, которые проделали здесь другие, я все время натыкался на ящики из-под боеприпасов. Грязь цепко прилипала к ногам. Наконец я выбрался из карпатской грязи и по шоссе пошел вверх к перевалу. Освежаемый ветерком, я стоял на историческом горном рубеже, который издавна был границей двух миров.

Неожиданно я осознал, для чего мне понадобилась эта ночная рискованная прогулка, что, собственно, выгнало меня из дома в дождь и непогоду. В темноте ночи я инстинктивно определил местонахождение Безымянной и, словно чего-то ожидая, стал смотреть в том направлении. Гора была окутана дождливой ночью и оттого казалась еще таинственней. Было тихо. Где отдыхают живые, там нужна тишина, но после боя тишина наступает страшная. Меня не переставала терзать мысль: "Они мертвые!"

Тогда я и решил: завтра поднимусь на Безымянную. Я должен это сделать. Я должен на месте определить, почему нет конца этим боям. Холод проник мне под полушубок, и я стал подумывать о возвращении. И вдруг интуитивно почувствовал, что кроме меня на перевале есть кто-то еще. Я вытащил пистолет. Минуту мы молча стояли друг против друга. Оба были взволнованы. Потом я нерешительно подошел поближе и разглядел светлый овал лица женщины. Женщина? Когда она меня узнала, вздохнула с облегчением.

– Вера, что вы здесь делаете в это время?

– А вы что здесь ищете?

– Я жду, когда взойдет солнце над Безымянной, – пошутил я, а потом серьезно спросил: – Вера, почему вы не спите?

Она молчала, но спустя минуту проговорила шепотом, с дрожью в голосе:

– Я боюсь за него.

– Я завтра там буду, поищу его.

Я и Вера, связная штаба корпуса, стояли у маленького военного кладбища со свежими могилами. Мягко, еле слышно падал с деревьев на землю мокрый снег...

Немного успокоившись, я возвратился в дом, окончательно приняв решение утром отправиться на высоту.

На Безымянную

Утро следующего дня было пасмурным. Когда мы выехали, поднялся легкий ветер. Миновали перевал и по шоссе съехали вниз по южной стороне. Я едва сдерживался, чтобы не побежать по заснеженному склону прямо на вершину.

Мы приближались к участку шоссе, который в это время обычно обстреливался немецкой батареей. Надо сказать, что мой новый водитель рядовой. Шпачек явно побаивался. Несмело, но в то же время вполне определенно он давал мне понять, что нам надо бы остановиться. Это меня злило. С какой стати я буду топать целых четыре километра, когда их можно проехать? Мы проехали еще немного. Шпачек снова начал канючить, что вот здесь, мол, самое хорошее место для остановки. Вопреки его желанию я приказал ему ехать дальше. Остановились мы у школы в Нижнем Комарнике, прямо под грозной горой Обшар, на которой безуспешно атаковали врага наши части. Мы оказались на ничейной земле, где в любой момент возможна была любая неприятность. Не слышно было ни орудийной стрельбы, ни разрывов снарядов. Стояла угрюмая тишина.

Я с рядовым Петршичеком осторожно пробирался к старой деревянной православной церкви, которая, ничуть не пострадав от войны, возвышалась над деревней. Вдруг в утреннем полумраке мы заметили что-то непонятное. Наклонившись к земле, какое-то существо направлялось в нашу сторону. Свой или враг? Да и человек ли это вообще? Я предложил своему спутнику ползти вперед, по Петршичек никак не отреагировал на это. Тогда мы поменялись ролями: он стал меня прикрывать. Я не исключал, что это была немецкая разведка и приготовился к самому худшему. Но вышло все наоборот. Через несколько минут загадка была разгадана. Облегченно вздохнув, я похлопал по худым бокам бездомную козу.

Постепенно стало видно дно комарницкого ущелья, но возвышавшиеся рядом вершины еще утопали в клубах медленно поднимавшегося тумана. Мы стояли у церквушки, молчаливые и неуверенные. Было так тихо, что казалось, будто война уже давно кончилась. Но стоило только посмотреть вниз, на заснеженные обломки автомашин и развороченную боевую технику, как война сразу же напоминала о себе.

Здешний край был всегда тихим. Тому, кто побывал в этих местах весной, навсегда запала в душу чудесная природа с легкими ветерками, дующими в сторону перевала, с говорливыми ручейками, вокруг которых расцветает море ветрениц, баранчиков и фиалок. Кто сюда приезжал летом, был очарован картинами горных деревень с мирным перезвоном жестяных колокольчиков у коров, с кольцами ленивого дыма, поднимавшегося из труб приземистых домиков, отчего вечерний воздух становился еще ароматнее. Когда здесь дули ветры с перевала, высокая трава за деревней покрывалась легкой рябью, на полях и лугах под Дуклей развевались юбки женщин и трепыхалось на ветру полотно мужских рубашек. Не было краше мест, чем в этом забытом уголке, но не было нигде и большей нищеты, чем здесь, возле Главного Карпатского хребта.