Текст книги "Моя цель — звезды"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Я нашел! – воскликнул Бэйкер. – Видел ее в библиотеке Калифорнийского технологического, три года назад. Тебе стоило бы гордиться моей памятью.

– Черта с два. Что нам делать с его лицом?

– Кое-что можно сделать. – Бэйкер помедитировал над хрупкими страницами. – Да, кое-что можно сделать. Индигодисульфокислота^[13]. Кислоту придется синтезировать, но… – Бэйкер закрыл книгу и уверенно закивал. – Да. Я это сделаю. Как жаль терять настолько уникальное лицо… если оно действительно настолько уникально.

– Да ты покончишь когда-нибудь со своим придурочным хобби? – вскинулась Джизбелла. – У нас земля горит под ногами, разве ты не понял? Мы первые, первые, запомни, кто сбежал из Гуфр-Мартеля. Копы не успокоятся, пока не достанут нас. Это уже дело чести.

– Но…

– Как ты думаешь, долго ли нам удастся продержаться до возвращения в Гуфр-Мартель, если Фойл будет тут разгуливать с татуировкой на лице?

– Ты чего такая злючка?

– Я не злюсь. Я объясняю.

– В зоопарке ему будет хорошо, – настаивал Бэйкер. – Он там будет под прикрытием. Я его в комнату рядом с той циклопшей засуну…

– Никакого зоопарка. Ты меня слышал.

– Ладно, дорогуша. Но почему ты так беспокоишься за Фойла? Даже если его снова схватят, с тобой-то ничего страшного не случится.

– Почему тебя беспокоит, о чем беспокоюсь я? Я прошу тебя выполнить заказ. Я оплачу работу.

– Это тебе дорого обойдется, дорогуша. Я за тебя переживаю. Хочу сэкономить тебе деньги.

– Не верю.

– Тогда – интересуюсь.

– Тогда – я ему благодарна, скажем так. Он мне помогал, теперь я помогаю ему.

Бэйкер ухмыльнулся.

– Ну, давай-ка поможем ему и подарим дивное новое личико.

– Я вот как думаю. Ты хочешь вычистить ему лицо, потому что ты в его лице заинтересована.

– Черт подери, Бэйкер, ты берешь заказ или нет?

– Пять тысяч.

– Заметано.

– Тысяча уйдет на синтез кислоты. Три тысячи за операцию. Тысяча за…

– За твой интерес?

– Нет, дорогуша, – снова ухмыльнулся Бэйкер, – тысяча за услуги анестезиолога.

– А зачем анестезировать?

Бэйкер снова раскрыл старинную книгу.

– Потому что операция, по всей видимости, болезненна. Ты знаешь, как делается татуировка? Берут иглу, окунают в краситель и начинают стучать по ней молоточком, приставив к коже. Чтобы обесцветить краситель, мне нужно пройтись по всему его лицу, пора за порой, иголкой, окунутой в индигодисульфокислоту. Это больно.

Глаза Джизбеллы сверкнули.

– А можешь ты это сделать без анестезии?

– Могу, дорогуша, но Фойл…

– К черту Фойла. Я плачу четыре тысячи, Бэйкер, и никакой анестезии. Заставь Фойла страдать.

– Джиз, ты понятия не имеешь, на что ты его обрекаешь.

– Имею. Заставь его страдать. – Она так дико расхохоталась, что Бэйкер посмотрел на нее с испугом. – Пускай его лицо заставит страдать и его самого тоже!

Бэйкеровская фабрика уродов занимала круглое трехэтажное кирпичное здание, которое некогда было станцией пригородной железной дороги. Потом из-за джонта нужда в пригородных железных дорогах отпала. Древняя, увитая плющом постройка располагалась по соседству с трентонскими ракетными шахтами, и задние окна смотрели на горловины шахт, откуда простреливали небо антигравитационные лучи, так что пациенты Бэйкера могли немного развеяться, созерцая, как по лучам вверх-вниз проворно снуют звездолеты, как сияют их иллюминаторы, мигают опознавательные сигналы, а по корпусам бегают сполохи огней святого Эльма: накопленный в космосе электростатический заряд передавался атмосфере.

В подвале фабрики располагалась кунсткамера – зоопарк анатомических диковин, естественных фриков и монстров. Все они были куплены или украдены Бэйкером. Он был поистине очарован этими существами и проводил рядом с ними долгие часы, потягивая напитки и любуясь уродствами так, как другой мог бы любоваться бесценными произведениями искусства. На первом этаже, он же средний, располагались палаты для постоперационной реабилитации, лаборатории, административные помещения и кухни. На втором, верхнем, находились операционные.

Бэйкер работал с лицом Фойла в одной из небольших операционных, которой обычно пользовался для хирургии сетчатки глаза. Он согнулся над освещенным жаркими лампами операционным столом, методично орудуя стальным молоточком и платиновой иглой. Бэйкер следовал линиям старой татуировки, выискивая каждый шрамик на коже лица Фойла и беспощадно погружая в него иглу. Голову Фойла удерживали ремни, но тело не было привязано. Мускулы его вздрагивали при каждом ударе молоточка, но он так ни разу и не дернулся, вцепившись пальцами в края операционного стола.

– Самоконтроль, – процедил он сквозь зубы. – Хотела научить меня самоконтролю, Джиз. Я практикуюсь.

Он подмигнул ей.

– Не шевелись, – остерег Бэйкер.

– Я дурака не валяю.

– Все в порядке, сынок, – сказал устало Сэм Квотт и покосился на искаженное яростью лицо Джизбеллы. – А ты что скажешь, Джиз?

– Он учится.

Бэйкер продолжал взмахивать молоточком и бить им по игле.

– Послушай, Сэм, – пробормотал Фойл едва слышно. – Джиз сказала, у тебя есть корабль. Для нелегальных перевозок?

– Точно. Для нелегальных перевозок. На четырех человек. Двойной движок. Такие называют «Уик-энд на Сатурне».

– Почему «Уик-энд на Сатурне»?

– Потому что уик-энд на Сатурне длится девяносто дней. Корабль может взять припасов на три месяца.

– Мне подойдет, – процедил Фойл, дернулся было, но сдержал себя. – Сэм, я хочу нанять твой корабль.

– Зачем?

– Одно горяченькое дельце.

– Законное?

– Нет.

– Тогда это не для меня, сынок. У меня нервы уже не те. Мне хватило вот этих джонтов с тобой по кругу, на шаг впереди копов. Я вышел на пенсию. Ничего не хочу, только чтобы меня оставили в покое.

– Плачу пятьдесят тысяч. Тебе не нужны пятьдесят тысяч? Ты сможешь сидеть себе по воскресеньям, пересчитывать их.

Игла продолжала беспощадно вгрызаться в плоть. При каждом ударе тело Фойла сводило судорогой.

– О, у меня уже есть пятьдесят тысяч. У меня есть вдесятеро больше. Наличкой. В венском банке. – Квотт полез в карман и достал оттуда кольцо с прицепленными к нему сверкающими радиоактивными ключами. – Вот ключ от банка. Вот ключ от домика в Йобурге. Двадцать комнат. Двадцать акров. А вот ключ от моего «Уик-энда» в Монтоке. Ты меня не проведешь, сынок. Я выхожу из игры, пока еще на шаг впереди. Я джонтирую в Йобург и проживу остаток жизни счастливо.

– Одолжи мне «Уик-энд». Можешь потом отсиживаться в Йобурге. Пересчитывать денежки.

– Пересчитывать – когда именно?

– Когда я вернусь.

– Ты хочешь, чтобы я тебе отдал корабль просто на доверии и обещании заплатить за полет?

– Под гарантию.

– Какую такую гарантию? – фыркнул Квотт.

– В астероидном поясе разбился корабль. Называется «Кочевник». За него назначена награда.

– Что такого особенного в этом «Кочевнике», чтоб за него платили вознаграждение?

– Понятия не имею.

– Врешь.

– Понятия не имею, – упрямо пробормотал Фойл. – Но там должно быть что-то ценное. Спроси Джиз.

– Послушай меня, пожалуйста, внимательно, – сказал Квотт. – Я тебе преподам урок. Мы работаем легально. Мы не снимаем скальпов. Мы не таимся друг от друга. Я понимаю, что у тебя на уме. Ты что-то нарыл, но не хочешь с другими делиться. Поэтому клянчишь, чтоб тебе…

Фойла под иглой сводили судороги, но он повторил с прежним упрямством одержимости:

– Понятия не имею, Сэм. Спроси Джиз.

– Хочешь честной сделки – делай честное предложение, – сердито сказал Квотт. – Не сиди в засаде, как татуированный тигр, ища, блин, кого бы растерзать. У тебя, кроме нас, друзей нет. Не пытайся с нас скальпы снять и…

Квотт замолчал: с губ Фойла сорвался вопль.

– Не двигайся, – сказал Бэйкер без всякого выражения. – Если ты дергаешься, я не могу контролировать иглу.

Он посмотрел на Джизбеллу долгим внимательным взглядом. У нее задрожали губы. Внезапно девушка расстегнула кошелек и, выудив оттуда две банкноты по пятьсот кредитов, швырнула их на стол рядом с мензуркой кислоты.

– Мы снаружи погуляем, – бросила она.

В приемной она упала в обморок. Квотт уволок ее в кресло и нашел медсестру, которая привела девушку в чувство, сунув под нос нашатырного спирту. Она так отчаянно разрыдалась, что Квотт перепугался, отпустил медсестру и терпеливо подождал, пока она перестанет.

– Да что вся эта хрень значит? – требовательно осведомился он. – Зачем эти деньги?

– Это… цена… крови.

– Как так?

– Не хочу… рассказывать.

– Все в порядке?

– Да.

– Что я могу для тебя сделать?

Долгое молчание, потом Джизбелла слабым голосом спросила:

– Ты собираешься договариваться с Гулли?

– Кто, я? Нет конечно. Шанс один из тысячи.

– На борту «Кочевника» должно быть что-то ценное. Иначе бы Дагенхэм так не домогался у Гулли этой инфы.

– Меня она, как и прежде, не интересует. А тебя?

– Меня тоже. Меня вообще больше не интересует Гулли Фойл.

Снова пауза. Квотт спросил наконец:

– Могу я вас покинуть?

– Тебе нелегко пришлось, да, Сэм?

– Прыгая по этой карусели с тигром, я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну.

– Мне жаль, Сэм.

– Это и я чувствовал. Когда подвел тебя в тот раз. Когда они загребли тебя в Мемфисе.

– Бросить меня было естественно, Сэм.

– А мы всегда поступаем естественно. Вот только бывают случаи, когда так поступать нельзя.

– Знаю, Сэм, знаю.

– И потом проводим остаток жизни, пытаясь все исправить. Мне, пожалуй, повезло, Джиз. Нынче вечером я с себя этот груз сбросил. Можно мне теперь домой?

– Назад в Йобург и к счастливой жизни?

– Угу.

– Не оставляй меня одну, Сэм. Я себя стыжусь.

– Чего так?

– Жестокое обращение с тупыми животными.

– Что ты имеешь в виду?

– Не обращай внимания. Покрутись немного вокруг меня. Расскажи про счастливую жизнь. Что в ней может быть такого счастливого?

– Ну, – задумчиво протянул Квотт, – это получить все, о чем ты мечтаешь ребенком. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечталось в пятнадцать, значит, ты счастлив. А когда мне было пятнадцать…

Квотт углубился в рассуждения о символах, амбициях и фрустрациях мальчишества, которые ему наконец удалось удовлетворить. Потом Бэйкер появился из двери операционной, и Квотт замолчал.

– Ты закончил? – нетерпеливо спросила Джизбелла.

– Закончил. Когда я ввел ему анестезию, работа пошла быстрее. Они ему лицо перевязывают. Через пару минут придет в себя.

– Он слаб?

– Конечно.

– Сколько времени пройдет, пока можно будет снять повязки?

– Шесть или семь дней.

– Лицо очистится?

– Я полагал, его лицо тебя не интересует, дорогуша… должно бы очиститься. Не думаю, что оставил там хоть частичку пигмента. Ты бы хоть восхитилась моим искусством, Джизбелла. А также моей дальновидностью. Я намерен финансировать путешествие Фойла.

– Ты что? – рассмеялся Квотт. – Ты ввязываешься в игру с шансами один на тысячу, Бэйкер? Я думал, ты умнее.

– Я умнее. Боль оказалась непереносимой, и под анестезией он раскололся. На борту «Кочевника» двадцать миллионов платиновыми слитками.

– Двадцать миллионов?!

Лицо Квотта потемнело, и он развернулся к Джизбелле. Но та тоже была вне себя.

– Не надо на меня так зыркать, Сэм, я не знала. Он от меня это утаивал. Клянусь, что он ни разу не сказал, отчего за ним гонится Дагенхэм.

– Именно Дагенхэм ему сообщил, – сказал Бэйкер. – Я вытянул из него и это тоже.

– Я его убью! – пообещала Джизбелла. – Я его своими руками разорву на части, и ты не найдешь внутри ничего, кроме черной гнили. Я из него чучело в твоем зоопарке сделаю, Бэйкер. Господи, тебе очень повезет, если ты его заберешь!

Дверь операционной распахнулась, и двое санитаров выкатили на тележке Фойла. Тот лежал, слабо подергиваясь. Голова его была туго обмотана белыми бинтами.

– Он в сознании? – спросил у Бэйкера Квотт.

– Я его сейчас расшевелю, – пообещала Джизбелла. – Я с этим сукиным… Эй, Фойл!

Фойл едва слышно что-то пробормотал сквозь бинты. Джизбелла глубоко вдохнула и собиралась было накинуться на него, но тут стена госпиталя рухнула. Громоподобный хлопок низверг присутствующих на колени. Прозвучало еще несколько сотрясших здание взрывов, сквозь дыры в стенах ринулись джонтировать люди в униформе, точно стервятники, слетающиеся на поле битвы.

– Это полицейский рейд! – крикнул Бэйкер.

– Иисусе Христе! – побелел и затрясся Квотт.

Люди в униформе появлялись со всех сторон, вопя:

– Фойл! Фойл! Фойл!

Бэйкер с негромким хлопком дематериализовался. Его санитары исчезли тоже, бросив тележку. Фойл слабо сучил руками и ногами, издавая едва слышные звуки.

– Чертов рейд! – тряхнул Квотт Джизбеллу. – Бежим, девочка, бежим!

– Нельзя бросать Фойла! – крикнула Джизбелла.

– Да приди ты в себя! Бежим, девочка!

– Нельзя без него!

Джизбелла вцепилась в тележку и покатила ее вниз по коридору; Квотт едва поспевал за ней.

– Фойл! Фойл! Фойл! – заревели в госпитале.

– Оставь его, бога ради! – взмолился Квотт. – Пускай забирают его!

– Ни за что!

– Девочка, если нас загребут, будет лобо…

– Мы не можем без него!

Они завернули за угол и врезались в орущую толпу пациентов, которые выбрались из операционных и палат реабилитации. Птицелюди хлопали крыльями, русалки ползли по полу, как выброшенные на сушу рыбы. Гермафродиты, великаны, пигмеи, двуглавые близнецы, кентавры и даже сфинкс. Они визжали и пищали, в ужасе убираясь с пути беглецов.

– Стащи его с тележки! – крикнула Джизбелла.

Квотт повиновался, стащив Фойла с тележки. Тот поднялся на ноги и зашаркал по коридору. Джизбелла подхватила его под руку. Вместе Сэм и Джиз приволокли его к следующей двери. За ней оказалась палата темпоральных фриков – существ, которым операция Бэйкера придала ускоренное ощущение времени. Они носились по залу, как перепуганные птицы, издавая пронзительный писк летучих мышей.

– Сэм! Джонтируй вместе с ним.

– Чтобы он потом очухался и содрал с нас скальпы?

– Мы не можем его оставить, Сэм. Тебе уже пора бы это понять. Джонтируй с ним. В Кэйстер!

Джизбелла помогла Квотту подхватить Фойла. Темпоральные фрики продолжали оглашать палату пронзительным писком. Потом двери палаты выбило взрывом. Дюжина выстрелов из пневматических ружей – и темпоральные фрики попадали на пол. Квотта отбросило к стене, он уронил Фойла. На лбу Сэма появился синяк.

– Бегите! – крикнул он. – Со мной покончено!

– Сэм!

– Я сказал, покончено. Я не смогу джонтировать. Уходи, девочка!

Пытаясь очухаться от контузии, мешающей уйти в джонт, Квотт встал, выпрямился и пошел на ворвавшихся в палату людей в униформе. Джизбелла схватила Фойла за руку и поволокла на другой конец зала, в дверь, через кладовку, клинику, кухню и на лестницу черного хода. Древние ступени, прогрызенные древоточцами, скрипели под их ногами, каждый шаг вздымал облачка пыли.

Они угодили на склад провизии. Зоопарк Бэйкера разнесло взрывами, уроды вырвались из клеток и стали грабить склад, как пчелы, что стремятся унести побольше меда из развороченного улья. Циклопша кидала в пещерообразную пасть целые куски масла. Единственный глаз великанши воровато покосился на них, чуть выдаваясь над носовым гребнем.

Джизбелла тащила Фойла через склад целую вечность, пока не отыскала пробитую выстрелом деревянную дверь и не выбила ее ногой. Еще пролет скрипучей лестницы, и они очутились в помещении, где когда-то хранились запасы угля для паровозов. Сверху слышались удары и крики нарастающей интенсивности. В одной стене склада имелась железная дверь на железном же засове. Джизбелла положила руки Фойла на засов, вместе они налегли, отодвинули его и вырвались из склада через покатый съезд, по которому скидывали уголь.

Они были на заднем дворе фабрики уродов, перед полем трентонских ракетных шахт. Остановившись перевести дух, Джизбелла заметила грузовоз, спускавшийся в свою шахту по невидимому лучу. Иллюминаторы блестели, опознавательные сигналы неоново мигали, озаряя уцелевшую черную стену госпиталя.

Тут на крыше госпиталя появилась фигура и прыгнула в пространство. Это оказался Сэм Квотт, и прыжок его был прыжком отчаяния. Он падал, суча руками и ногами, пытаясь подтянуться в полете к зоне действия антигравитационного луча ближайшей шахты, который бы его подхватил и смягчил падение. Прыжок был выполнен превосходно, однако в семидесяти футах над землей Сэм продолжал падать вертикально: луч отключили. Он с размаху упал на бетон и разбился на краю шахты.

У Джизбеллы вырвался судорожный всхлип; не отпуская Фойла, девушка устремилась через бетонную площадку к телу Сэма Квотта. Добежав, разжала хватку и осторожно коснулась разбитой головы Сэма. Пальцы ее окрасила черная кровь. Фойл разорвал ногтями бинты, проделал себе смотровые щелки, опустился на колени, что-то забормотал себе под нос, вслушиваясь одновременно в плач Джизбеллы и вопли с фабрики уродов. Пошарил руками по телу Сэма, потом встал и потянул за собой ничего не соображавшую Джиз.

– Бежим, – прохрипел он. – Надо бежать. Они нас заметили.

Джизбелла не шевельнулась. Фойл приложил все оставшиеся силы и поднял ее на руки.

– Таймс-сквер, – пробормотал он. – Джиз, джонтируй!

Люди в униформе возникли со всех сторон и взяли их в кольцо. Фойл дернул руку Джизбеллы и джонтировал на Таймс-сквер. Скопившиеся на гигантской платформе джонтеры удивленно воззрились на гиганта с белым шаром бинтов вместо головы. Платформа была размером с два футбольных поля. Фойл озирался через дыры в бинтах. Джизбеллы нигде не было видно, но это ничего не означало. Он возвысил голос до крика.

– Монток, Джиз! Монток! Платформа Прихоти!

С последним отчаянным усилием Фойл джонтировал. Ледяной северо-восточный ветер задувал с Блок-Айленда. Звонкие острые ледяные кристаллики оседали на пустынной джонт-платформе, выстроенной на месте средневековой развалюхи, некогда известной как Фишерова Прихоть^[14]. На платформе возникла еще одна фигура. Фойл устремился к ней через ветер и вьюгу. Джизбелла, одинокая и закоченевшая.

– Господи, как хорошо, – пробормотал Фойл, – спасибо, Господи. Где Сэм оставил свой «Уик-энд»?

Он начал яростно трясти Джизбеллу за локоть.

– Где Сэм оставил свой «Уик-энд»?

– Сэм погиб.

– Где Сэм оставил свой «Уик-энд на Сатурне»?

– Сэм ушел на пенсию. Сэм может больше не бояться.

– Где корабль, Джиз?!

– В паре ярдов от маяка.

– Идем.

– Куда?

– На корабль Сэма.

Фойл тряхнул лапищей перед глазами Джизбеллы. На ладони его лежало кольцо со связкой сверкающих ключей.

– Я забрал у него ключи. Пошли.

– Он тебе их отдал?..

– Я снял с трупа.

– Ах ты гаденыш! – расхохоталась она. – Лжец, грабитель трупов, тигр, нелюдь… раковая опухоль, а не человек, вот ты кто, Гулли Фойл!

И все же она поплелась за ним через метель на свет Монтокского маяка.

Сол Дагенхэм сказал троице акробатов в напудренных париках, четверке роскошных женщин с питонами на шеях, ребенку с золотистыми кудряшками и цинично изогнутым опытным ртом, профессиональному дуэлянту в средневековых доспехах и человеку, державшему наперевес полую, заполненную жидкостью стеклянную ногу с плавающей там золотой рыбкой:

– Порядок, операция завершена. Отзывайте остальных, пускай доложатся в штаб-квартиру «Курьерской службы».

Массовка джонтировала и улетучилась.

Регис Шеффилд потер глаза и спросил:

– Дагенхэм, что должен был означать весь этот бред?

– Твой ум профессионального законника встревожен и помрачен? Ню-ню. Это, дорогой мой, часть нашей операции ПВСК. Приколы, выдумки, смятение, катастрофа.

Дагенхэм обернулся к Престейну и одарил того дружелюбной усмешкой скелета.

– Я могу возвратить свой гонорар, если хотите, Престейн.

– Вы что, выходите из игры?

– Нет. Я поработаю за просто так. Из любви к искусству. Никогда еще я не сталкивался ни с кем подобным Фойлу. Поистине уникальный человек.

– Но как?.. – требовательно начал Шеффилд.

– Я устроил ему побег из Гуфр-Мартеля. Ну да, он сбежал, но не тем путем, какой я для него приготовил. Я пытался помешать полиции, чтобы та его не зацапала, прибегнув к смятению и катастрофе. Он обвел полицию вокруг носа. Но не так, как хотелось бы мне, а своим способом. Я хотел спасти его от Центральной разведки приколами и выдумками. Он вышел сухим из воды… но опять-таки по-своему. Я попытался заманить его на корабль, чтобы указал нам путь к «Кочевнику». Он не пошел на сделку, но нужный ему корабль все же заполучил. Теперь он летит своею дорогой.

– А вы за ним?

– Само собой.

Дагенхэм поколебался.

– Но меня интересует, какого черта ему понадобилось у Бэйкера на фабрике уродов?

– Пластическая операция? – предположил Шеффилд. – Новое лицо?

– Это вряд ли. Бэйкер классный спец, но так быстро даже он не справился бы. Какая-то незначительная коррекция. Фойл был на ногах, но с перебинтованной башкой.

– Татуировка, – проронил Престейн.

Дагенхэм кивнул. Усмешка сползла с его мертвых губ.

– Меня это и тревожит. Понимаете ли, Престейн, если Бэйкер свел ему татуировку, мы никогда не узнаем Фойла.

– Дорогой мой Дагенхэм, осмелюсь заметить, что от сведенной татуировки его лицо не изменится.

– Мы не видели его лица. Мы видели только маску.

– А я вообще никогда не встречался с этим парнем, – вмешался Шеффилд. – Маска-то хоть как выглядит?

– Он в ней похож на тигра. Я провел с Фойлом две долгих беседы. Я должен был бы запомнить его лицо в мельчайших деталях. И знаете что? Я не смог. Я помню только татуировку.

– Это поразительно, – вякнул Шеффилд.

– Да нет. Встречали бы вы Фойла, так сами убедились бы. А впрочем, неважно. Он выведет нас на «Кочевника». Он приведет нас к вашим миллионам, Престейн, и вашему ПирЕ. Мне почти жаль, что все скоро закончится. Или же почти закончится. Как я уже сказал, я искренне наслаждаюсь ситуацией. Уникальный человек, просто уникальный!

Глава 7

«Уик-энд на Сатурне» был спроектирован по образцу роскошной яхты. Там хватало места на четверых, а для двоих было и вовсе просторно. Недостаточно просторно, впрочем, для Фойла и Джиз Маккуин. Фойл спал в главной каюте, Джиз обитала в отдельной.

На седьмой день полета Джизбелла во второй раз заговорила с Фойлом:

– Снял бы ты эти повязки, Гуль^[15].

Фойл покинул камбузную рубку, где сидел, в мрачном одиночестве попивая кофе, и направился в санузел. Он проплыл как можно дальше от Джизбеллы и завернул в альков перед зеркалом ванной. Джизбелла подтянулась к умывальнику, открыла аптечку, достала капсулу эфира и принялась тяжелыми, исполненными ненависти движениями опрыскивать и разматывать повязку. Полосы бинтов поддавались неохотно, Фойл сгорал от нетерпения.

– Думаешь, Бэйкер справился? – спрашивал он. Ответа не было. – Мог он где-нибудь промахнуться?

Снова молчание. Она продолжала разматывать бинты.

– Два дня назад болеть совсем перестало.

Нет ответа.

– Бога ради, Джиз! Между нами, что ли, до сих пор война?

Руки Джизбеллы замерли. Она с омерзением глянула на все еще забинтованное лицо Фойла.

– А ты как думаешь?

– Я тебя спросил.

– Ответ – да.

– Но почему?

– Ты никогда не поймешь.

– А ты сделай так, чтобы до меня дошло.

– Завали хлебальник.

– Если между нами война, почему ты со мной полетела?

– Чтобы закончить одно начатое с Сэмом дело.

– Ради денег?

– Заткнись.

– Ты не обязана. Ты могла бы мне довериться.

– Довериться тебе? Тебе?! – Джизбелла рассмеялась невеселым смешком и вернулась к своему занятию. Фойл стиснул ее руки и оторвал от лица.

– Я сам.

Она хлестнула его по бинтам.

– Делай, что я тебе говорю. Стой смирно, Гуль!

Она продолжила разматывать бинты. Наконец отпала полоса, закрывавшая глаза Фойла. Они уставились на Джизбеллу: темные, налитые кровью. Веки были чисты. Переносица – тоже. Отпала полоса, закрывшая подбородок. Она оказалась черно-синей. Фойл, внимательно смотревший в зеркало, резко дернулся.

– Он пропустил подбородок! – вырвалось у него. – Чертов Бэйкер…

– Заткнись, – коротко ответила Джиз. – Это борода.

Внутренние слои повязки отпали быстро, освободив щеки, рот и брови. Брови тоже чисты. Щеки под глазами чисты. Остальное лицо закрыто черно-синей семидневной бородой.

– Побрейся, – приказала Джиз.

Фойл пустил воду, смочил лицо, на котором застыла мазь, и сбрил бороду. Потом наклонился ближе к зеркалу и изучил свое отражение. Он не обращал внимания на Джизбеллу, а та наклонилась к нему так близко, что в зеркало глядели теперь они оба. От татуировки не осталось и следа. У обоих вырвался вздох.

– Чисто, – сказал Фойл. – Чисто. Он справился с работой.

Внезапно он еще приблизил лицо к зеркалу и обследовал себя внимательнее. Лицо было ему словно бы внове, так же внове, как и Джизбелле.

– Я изменился. Я и не помню себя таким. Он что, пластическую операцию сделал?

– Нет, – сказала Джизбелла. – Тебя изменило то, что у тебя внутри. Ты смотришь на гуля, нелюдь, лжеца, мошенника.

– Господи, Джиз, заткнись и оставь меня в покое!

– Гуль, – повторила Джизбелла, вперившись в лицо Фойла пылающими глазами. – Нелюдь. Лжец. Мошенник.

Он схватил ее за плечи и оттеснил в соседнюю каюту. Оттуда она перелетела в столовую, схватилась за бар и закрутила тело вокруг него.

– Гуль! – возопила она. – Нелюдь! Лжец! Мошенник! Развратник! Зверь!

Фойл догнал ее, снова схватил и яростно затряс. Заколка, скреплявшая рыжие волосы девушки у шеи, отлетела, кудри расплылись вокруг, словно у русалки. Пылающее лицо ее обратило ярость Фойла в страсть. Он крепко обнял ее и зарылся новым лицом между грудей.

– Развратник, – бормотала Джиз. – Животное.

– О Джиз…

– Свет, – прошептала Джизбелла. Фойл слепо потыкал в настенные выключатели, понажимал несколько кнопок. Дальше «Уик-энд на Сатурне» полетел между астероидов с темными иллюминаторами.

Они парили посредине каюты, прижимаясь друг к другу, нежно поглаживая, перешептываясь.

– Бедный Гулли, – шептала Джизбелла. – Бедный Гулли, дорогой мой…

– Не бедный, – возразил он. – Скоро я стану богат.

– Ага. Богат и пуст. У тебя внутри ничего нет, дорогой мой Гулли. Ничего, кроме ненависти и жажды мести.

– Но ведь этого достаточно.

– Пока достаточно. А позже?

– А позже поглядим.

– Это зависит от того, что у тебя внутри, Гулли. От того, за что ты хватаешься.

– Нет. Мое будущее зависит от того, чего я посчитаю нужным лишиться.

– Гулли… почему ты утаил это от меня в Гуфр-Мартеле? Почему не сказал мне, что тебе уже известно о сокровищах «Кочевника»?

– Не мог.

– Ты мне не доверял?

– Да нет. Я себе-то не мог помочь, это было внутри меня… от него я должен буду освободиться.

– Опять проблема самоконтроля, Гулли? Ты просто помешался на ней.

– Да. Я одержим. Я не могу научиться самоконтролю, Джиз. Не могу, но хочу.

– Ты пытаешься как следует?

– Да, одному Господу ведомо, как. А потом что-то такое происходит, и…

– И ты кидаешься из засады, как тигр.

– Хотел бы я носить тебя в кармане, Джиз… всегда с собой… чтоб ты в меня иголку втыкала и предупреждала.

– Этого за тебя никто не сделает, Гулли. Ты должен обучиться этому сам.

Он долго обдумывал ее слова, потом нерешительно начал:

– Джиз, насчет денег…

– А к черту деньги.

– Могу я на тебя в этом положиться?

– О Гулли.

– Не то чтобы я… тебе не доверял… если бы речь не шла о «Ворге», я бы тебе отдал все, чего бы ты ни пожелала. Все! Я тебе отдам все, до последнего цента, что останется. Когда закончу. Но я боюсь, Джиз. «Ворга» – крепкий орешек… ее защищают Престейн и Дагенхэм, да еще этот адвокат, Шеффилд. Мне важен каждый цент, Джиз. Я боюсь, что, если дам тебе хоть один кредит, именно его впоследствии не хватит… он станет между мной и «Воргой». – Он помедлил. – И что скажешь?

– Ты совсем одержим, – сухо сказала она. – Не частично, а полностью. Ты весь.

– Но я тебя…

– Да-да, Гулли. Весь. Любовью со мной занимается только твоя оболочка. Остальное отдано «Ворге».

В этот момент раздался сигнал радара из носовой рубки управления. Звук был тревожный и малоприятный.

– Расстояние до цели пройдено, – пробормотал Фойл. Минутная расслабленность спала с него, уступив место одержимости. Он устремился в рубку управления.

Он вернулся на фриковский планетоид в астероидном поясе, между Марсом и Юпитером. На Саргассову планетенку, сооруженную Науконародом из камня и корабельных обломков с мест космических катастроф. Он вернулся в дом Дж♂зефа и его племени, людей, которые вытатуировали слово К♂ЧЕВНИК поперек его лица и высоконаучным способом спарили с девушкой по имени М♀йра.

Фойл перегнал астероид и накинулся на него во внезапной вспышке вандальской ярости. Он принесся из космоса и пустил «Уик-энд» по дикой петле вокруг этой кучи мусора, плюясь пламенем из нацеленных теперь вперед дюз. Они облетели астероид: пронеслись мимо черных пустых причальных туннелей, мимо большого люка, который Дж♂зеф и его Науконарод соорудили, чтобы улавливать дрейфующие в космосе обломки, мимо нового кратера, проделанного Фойлом на обращенной к Терре стороне астероида. Заложили лихой вираж рядом с огромными, словно бы лоскутными, окнами астероидной теплицы. Оттуда на них взирали сотни лиц: крошечные белые пятна, траченные татуировками.

– Так я их не погубил, – буркнул Фойл. – Они спрятались в глубине астероида… Наверное, жили там, глубоко в норах, пока не починили пострадавшую часть.

– Ты им поможешь, Гулли?

– С какой стати?

– Ты нанес им урон.

– Пусть катятся к чертям. У меня своих проблем полно. Впрочем, даже приятно на них отвести душу. Сейчас сделаю так, чтобы они нас не беспокоили.

Он описал еще один оборот вокруг астероида и нацелил «Уик-энд» в глубь новоявленного кратера.

– Начнем отсюда, – сказал он. – Надевай скафандр, Джиз. За работу! Давай!

Он подгонял ее, обезумев от нетерпения, а заодно и себя. Они влезли в скафандры, покинули «Уик-энд» и прыгнули в бесцветное нутро астероида по кратеру, где неспешно кружился мусор. Это было все равно что падать по гигантской извилистой кротовой норе^[16]. Фойл переключился на микроволновой канал скафандра и заговорил с Джиз.

– Здесь легко затеряться. Оставайся со мной. Держись поближе.

– Куда мы направляемся, Гулли?

– Ищем «Кочевника». Я помню, что они накрепко зацементировали его в астероид, когда я улетал. Но не помню, где именно. Нам надо его отыскать.

В извилинах кратера не было ни воздуха, ни звука, но по мере их продвижения металл и камень сотрясали вибрации. Однажды они остановились передохнуть рядом с источенным корпусом старинного боевого корабля. Прислонившись к нему, они ощутили, что вибрации – ритмичное постукивание – исходят изнутри.

Фойл мрачно усмехнулся.

– Там Дж♂зеф и его Науконарод, – сказал он. – Надо мне с ними поболтать. Дам им уклончивый ответ.

Он дважды постучал по корпусу.

– А теперь личное сообщение для моей женушки.

Лицо его потемнело. Он гневно врезал по корпусу и развернулся.

– Пошли. Время не ждет.

Но сигналы продолжали преследовать их. Стало ясно, что внешние периферийные области астероида практически заброшены: племя откочевало к центру. Там, глубоко внизу, в трубе, сооруженной из покореженного алюминия, откинулся люк и мелькнул свет. Вылез Дж♂зеф в старинном стеклотканевом скафандре. Он стоял враскоряку, молитвенно сложив руки, глядя на них своей дьявольской маской и делая явственные движения губами.