Текст книги "Моя цель — звезды"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Подобно изначальному аббатству Мон-Сен-Мишель на французском побережье, марсианская Сен-Мишель представляла собой величественный собор готического стиля, с башенками и шпилями, возносящимися с холма в небеса. На Терре Мон-Сен-Мишель окружали океанские волны. На Марсе местную Сен-Мишель окружало зеленое море травы. Оба комплекса строились как крепости. Мон-Сен-Мишель была крепостью веры до запрета организованной религии, марсианская Сен-Мишель – крепостью телепатии. В ней обитал единственный марсианский телепат Сигурд Магсмэн.

– И вот какие у Сигурда Магсмэна системы защиты, – напевно бормотал себе под нос Фойл, пребывая в состоянии, промежуточном между истерикой и молитвой. – Первый слой: Солнечная система. Второй: военное положение. Третий: Дагенхэм, Престейн и их свора. Четвертый: сама крепость. Пятый: охранники в униформе, слуги и посетители, а равно почитатели статного длиннобородого старца, которого все так хорошо знают. Легендарного, прославленного Сигурда Магсмэна, который продает свои невероятные способности по невероятной цене. – Фойл не выдержал и расхохотался на бегу: – А есть и шестой слой. Ахиллесова пята Сигурда Магсмэна… Я заплатил за этот секрет миллион кредитов… Сигурду № 3, или то был Сигурд № 4?

Фойл миновал внешний лабиринт марсианской Сен-Мишель, воспользовавшись поддельными верительными документами, и немного поразмыслил, блефовать ли дальше или, перейдя в режим бойца коммандос, напрямую вломиться на аудиенцию к великому телепату. Но время поджимало, враги наседали, и не было времени тешить свое любопытство. Он ускорился, стал размытым вихрем и очутился возле скромного коттеджика в окруженном стенами саду на ферме марсианской Сен-Мишель. Окна были грязные, крыша соломенная, покосившаяся. Легко было спутать домик с коровником. Фойл скользнул внутрь. В коттеджике находилась детская. В креслах-качалках недвижно сидели три симпатичных девушки – няни. В застывших пальцах замерло вязание. Вихрь, которым стал Фойл, остановился по очереди за спинами девушек и вколол им по ампуле снотворного. Потом он замедлился и посмотрел на древнего ребенка. Сморщенное, высохшее дитя сидело на полу и возилось с электронной железной дорогой.

– Привет, Сигурд, – сказал Фойл.

Дитя начало плакать.

– Плачешь, детка, плачешь? А чего ты боишься? Я тебе больно не сделаю.

Ты плохой дядя. У тебя лицо плохое.

– Я твой друг, Сигурд.

Нет, ты не друг. Ты хочешь, чтобы я сделал что-то п-п-плохое.

– Я твой друг. Слушай, я же все знаю про тех старых бородатых дядь, которые притворяются, что они – это ты. Но я никому не скажу. Прочти мои мысли.

Ты хочешь, чтобы я сделал ему больно. И ты хочешь, чтобы я ему сказал.

– Кому?

Человеку-капитану. Ско… Ски… Ребенок споткнулся на мыслеслове и зашелся плачем еще громче. Уходи. Ты плохой. У тебя в голове плохие мысли и горящие люди, и… и…

– Пошли, Сигурд.

Нет. НЯНЯ-А-А-А! НЯНЯ-А-А-А!

– Заткнись, ты, маленький паршивец!

Фойл схватил семидесятилетнего ребенка и встряхнул его^[45].

– У тебя будет совершенно необычное приключеньице, Сигурд. Это впервые ты лично влезешь в настоящую передрягу. Понял?

Древнее дитя прочло его мысли и завопило.

– Заткнись! Мы навестим колонию скопцов. Если будешь вести себя, как я скажу, верну тебя в целости и сохранности. И дам тебе игрушку, или чем бишь они там тебя подкупают. Если не будешь слушаться, я тебя прикончу.

Нет, не посмеешь… не посмеешь… Я Сигурд Магсмэн. Я Сигурд-телепат… Ты не посмеешь.

– Сынок, ты знаешь, кто я? Я Гулли Фойл, преступник Солнечной системы номер один. Я всего в шаге от завершения охоты длиной в год. И я рискую своей шеей, потому что ты мне нужен – свести счеты с одним сукиным сыном, который… Короче, детка, я Гулли Фойл. Нет такого, что я бы не посмел.

Телепат начал распространять вокруг на всех мыслеволнах такой ужас, что по всей цитадели Сен-Мишель на Марсе завизжали сигналы тревоги. Фойл крепко сгреб древнее дитя в охапку, ускорился и вынес его из крепости. Потом джонтировал.

СРОЧНО.

Человек, предварительно идентифицированный как Гулливер Фойл, он же Формайл с Цереры, преступник Солнечной системы № 1, похитил Сигурда Магсмэна. Направление перемещений преступника предварительно определено. Поднять по тревоге бригаду коммандос. Проинформировать Центральную разведку.

СРОЧНО!

Древняя секта скопцов, возникшая в Белоруссии^[46], мнила секс корнем всех зол и практиковала изуверскую самокастрацию, чтобы иссечь этот корень. Современные скопцы полагали, что корнем всех зол выступает чувственное восприятие, и прибегали к еще более жестокому самоувечию. Вступив в колонию скопцов (а обходилась эта привилегия в немаленькое состояние), человек с радостью подвергал себя операции, нарушавшей функционирование сенсорной нервной системы, чтобы прожить остаток дней своих во тьме и тишине, без запаха, вкуса, осязания и речи.

Впервые появляясь в монастыре, послушники лицезрели красивые кельи цвета слоновой кости, где им якобы полагалось провести остаток жизни в самосозерцании, под заботливым уходом. На самом деле бесчувственные создания швыряли в катакомбы, где они сидели на голых камнях, а пищу получали и нужду справляли раз в сутки. Двадцать три из двадцати четырех часов любого дня они сидели одни во мраке, лишенные сочувствия, заботы и охраны.

– Живые мертвецы, – пробормотал Фойл.

Он сбросил скорость, поставил Сигурда Магсмэна на землю и включил скрытые в сетчатке светоизлучатели, пытаясь оглядеться в склепе. Наверху была полночь. В катакомбах полночь царила в любое время. Сигурд Магсмэн распространял вокруг ужас и отчаяние такой жуткой телепатической интенсивности, что Фойлу пришлось снова встряхнуть ребенка.

– Заткнись! – прошептал он. – Ты их не пробудишь, этих дохляков. А теперь найди мне Линдси Джойса.

Они больные… они все больные… у них будто черви в головах… черви… там болезнь… они…

– А то я этого не знаю, детка. Давай-давай, не раскисай. Дальше хуже.

И они углубились в петлявший лабиринт катакомб. От пола до потолка вдоль стен тянулись каменные полки. На каждом ярусе скорчились скопцы, белые, точно слизняки, немые, как трупы, недвижные, как статуи Будды. В пещерах явственно воняло смертью. Ребенок-телепат плакал и кричал, но Фойл ни на миг не ослаблял своей безжалостной хватки, ни на миг не забывал, что явился сюда на охоту.

– Джонсон, Райт, Кили, Графф, Настро, Андервуд… Господи, да их тут тысячи! – Фойл читал имена на бронзовых табличках, приваренных к каменным полкам для идентификации. – Давай, Сигурд. Отыщи мне Линдси Джойса. Мы не можем шляться тут от полки к полке. Регал, Кон, Брэйди, Винсент… Что…

Фойл вздрогнул и оглянулся. Белая, как скелет, фигура дернула бровью. Она засучила конечностями и стала извиваться. Лицо скопца исказила судорога. Следом и остальные белые слизняки задергались на своих местах: неумолчный широкополосный телепатический сигнал Сигурда Магсмэна, сигнал ужаса и отчаяния, достиг их и поверг в муки.

– Заткнись! – бросил Фойл. – Прекрати это. Найди мне Линдси Джойса, и убираемся отсюда. Дотянись и найди.

Там, внизу. Сигурд всхлипывал. Прямо там. Семь, восемь, девять ярусов вниз. Я домой хочу. Мне плохо… Я…

Фойл мчался вниз по катакомбам, держа за шкирку Сигурда и просматривая опознавательные таблички, пока не увидел наконец:

Линдси Джойс. Бугенвилль. Венера.

То был враг, желавший его смерти и погубивший шесть сотен беженцев с Каллисто. То был враг, о мести которому он мечтал и за которым охотился долгие месяцы. То был враг, которому он уготовил жесточайшую агонию в импровизированной хирургической палате на борту своего корабля. Это была «Ворга». Это была женщина.

Фойла как громом ударило. В эпоху двойных стандартов, когда женщин держали взаперти в сералях, многие из них подделывались под мужчин, желая попасть в закрытые для женского пола миры, но он еще никогда не слышал, чтоб женщина замаскировалась так удачно, что сумела завербоваться в торговый космофлот и подняться по служебной лестнице до высшего офицерского ранга.

– Это она? – в ярости выкрикнул он. – Это и есть Линдси Джойс? Линдси Джойс с «Ворги»? Спроси ее!

Я не знаю, что такое «Ворга».

– Спроси ее!

Но я не… Она не… Она любила отдавать приказы.

– Капитан?

Мне не нравится, что у нее внутри. Она вся больная. Там темно. Мне больно. Я хочу домой.

– Спроси ее. Она была капитаном «Ворги»?

Да. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не заставляй меня больше залезать в эту тетю. Она уворачивается. Она делает мне больно. Она мне не нравится.

– Скажи ей, что я тот человек, которого она не подобрала 16 сентября 2436 года. Скажи, что это было давно, а все-таки я выжил и вернулся свести с ней счеты. Скажи, что она мне за все заплатит.

Не понимаю… не знаю…

– Скажи, что я собираюсь ее убить. Медленной мучительной смертью. Скажи ей, что у меня на борту каюта, похожая на тот шкаф для инструментов на «Кочевнике», где я гнил и подыхал шесть месяцев. Она приказала «Ворге» бросить меня там одного подыхать. Скажи ей, что она будет гнить и подыхать так же, как я. Скажи ей! – Фойл яростно встряхнул визжащего ребенка. – Пускай она это почувствует. Я ей не дам ускользнуть, заделавшись скопчихой. Скажи, что я ее убью. Я ее урою. Прочти мои мысли и передай ей!

Она… она не отдавала такого приказа…

– Что?!

Я не понимаю…

– Она не отдавала приказа меня там бросить?

Я боюсь лезть к ней внутрь.

– Лезь, сучонок, или я тебя на куски разрежу! Что она хочет сказать?

Дитя вопило, женщина корчилась, Фойл пылал от ярости.

– Давай! Лезь! Вытащи это из нее! Иисусе, ну какого ж черта единственный телепат на Марсе – ребенок? Сигурд! Сигурд, послушай меня. Спроси ее так: она давала приказ выбросить беженцев за борт?

Нет. НЕТ!!!!

– Нет, не давала? Или нет, ты не будешь у нее спрашивать?

Она не давала.

– Это она приказала облететь «Кочевник» стороной?

Она корчится… ей больно… Ой, пожалуйста, ну пожалуйста! НЯНЯ-А-А-А-А! Я домой хочу! Отпусти меня!

– Она приказала пролететь мимо «Кочевника»?

Нет.

– Нет?

Нет. Пусти меня домой!

– Спроси ее, кто это сделал.

Я хочу к моей няне.

– Спроси ее, кто отдал ей приказ. Она была капитаном своего собственного корабля. Кто мог ей приказывать? Спроси!

Я хочу к моей няне.

– Спроси ее!

Нет, нет, нет! Я боюсь, мне больно! Она плохая. У нее внутри темно и больно. Она темная. Я ее не понимаю. Я хочу к моей няне! Я домой хочу!

Ребенок визжал и трясся, Фойл орал во весь голос. В катакомбах гремело эхо. Фойл в очередной раз дернулся гневно встряхнуть ребенка, и тут ему в глаза ударил ослепительный свет.

Туннель озарило явление Горящего Человека. Призрак Фойла стоял перед ним в полыхающей одежде, и на лице его пламенела татуировка. Сияющие глаза смотрели на конвульсивно извивавшуюся слизнячку-скопчиху, некогда бывшую Линдси Джойс.

Горящий Человек открыл тигриную пасть. Раздалось громыхание, подобное огненному смеху.

– Ей больно, – молвил он.

– Ты кто? – прошептал Фойл.

Горящий Человек поморщился.

– Слишком ярко, – сказал он. – Меньше света!

Фойл ступил вперед. Горящий Человек в панике заткнул уши руками.

– Слишком громко! – вскричал он. – Не ходи так громко!

– Ты мой ангел-хранитель?

– Ты меня слепишь, шх-х-х! – Внезапно видение снова рассмеялось. – Послушай: она вопит. Она молит о пощаде. Она не хочет умирать. Она не хочет, чтоб ей делали больно. Ну прислушайся же к ней.

Фойл задрожал.

– Она говорит тебе, кто отдавал ей приказы. Разве не слышишь? Прислушайся к ней своими глазами.

Горящий Человек вытянул в сторону корчащейся скопчихи палец, подобный пламенному когтю.

– Она говорит: Оливия.

– Что?!

– Она говорит: Оливия. Оливия Престейн. Оливия Престейн. Оливия Престейн.

И Горящий Человек исчез.

На катакомбы снова опустилась тьма.

Вокруг Фойла плясали цветные сполохи и катилась какофония звука. Он с трудом перевел дух и выпрямился.

– Джонтировать бы щас в синь, – пробормотал он. – Оливия? Нет. Да нет же. Не может быть. Оливия… Я…

Он почувствовал, как его руки касается другая рука.

– Джиз? – каркнул он.

И понял, что это Сигурд Магсмэн: ребенок цеплялся за его руку и рыдал. Фойл поднял его на руки.

– Мне плохо, – пропищал Сигурд вслух.

– Мне тоже плохо, сынок.

– Хочу домой.

– Хорошо, я отнесу тебя домой.

Держа дитя на руках, он побрел по катакомбам.

– Живые мертвецы, – пробормотал он и, подумав, добавил: – И я сам такой же.

Фойл нашарил каменные ступени, ведущие наружу из недр монастыря. Он поплелся наверх. В ноздрях стояла вонь смерти и отчаяния. Откуда-то сверху блеснул яркий свет, и на миг ему померещилось, что уже настал рассвет. Затем до Фойла дошло, что общину скопцов заливает искусственное освещение. Там топали и рявкали какие-то приказы. На полпути наверх Фойл остановился и собрался с мыслями.

– Сигурд, – шепнул он. – Кто там над нами?

Сойдаты, – всхлипнуло дитя.

– Солдаты? Какие солдаты?

Сойдаты коммандос. Испачканное слезами лицо Сигурда просияло. Они за мной. Забрать меня к няне. Я ТУТ!!!!! Я ТУТ!!!!!

Телепатический вопль ребенка произвел наверху явственный отклик, там закричали и забегали. Фойл ускорился и пролетел остаток лестницы. Он очутился в дворике, окруженном романскими арками. Посреди была зеленая лужайка. В центре рос исполинский ливанский кедр. Монастырь кишел поисковыми группами коммандос, и Фойл оказался лицом к лицу с противниками, равными себе. Завидев вынырнувший из катакомб вихрь, они ускорились тоже, причем не хуже его самого.

Но у Фойла оставался козырь – мальчишка. Стрелять солдаты не смели. Держа Сигурда на руках, он метался по монастырю, как бейсбольный раннер. Ему не преграждали путь, потому что столкновения при пятикратном ускорении закончились бы плачевно. В объективном времени головокружительные движения его казались пятисекундными вспышками молний. Фойл вырвался из клуатра, промчался через неф, миновал лабиринт и вылетел на общественную джонт-платформу за главными воротами. Остановился, сбросил скорость и джонтировал на монастырскую ВПП, расположенную в полумиле оттуда. Ракетное поле тоже кишело коммандос и было залито прожекторными огнями. Каждую антиграв-шахту занимал корабль бригады. Его собственное судно взяли в оцепление.

Спустя одну пятую секунды после Фойла на ВПП прибыли преследователи, джонтировавшие из монастыря. Он беспомощно озирался. Его окружило полвзвода коммандос, все ускоренные и нацеленные убивать, все – его уровня или лучше. У него не осталось никаких шансов.

И тут шансы выравнялись, потому что ровно через неделю после удара по Терре Внешние Спутники атаковали Марс.

Вновь ракеты ударили по утреннему квадранту, где стояла пора суток от полуночи до рассвета. Вновь небеса перечеркнули могучие сполохи взрывов перехваченных боеголовок, и у горизонта поднялись сияющие облака. Вновь содрогнулась земля. Но на этот раз имелось и грозное отличие: над самыми головами взошла бриллиантово-сияющая новая звезда, заливая темную сторону планеты яростным светом. Рой снарядов сотряс маленькую марсианскую луну, Фобос, и в мгновение ока испарил ее.

Коммандос на миг замешкались, решая, как отреагировать на эту неожиданную атаку. Это дало Фойлу шанс. Он снова ускорился и пролетел к своему кораблю. Остановился перед главным люком и увидел, как охрана застыла в нерешительности, не понимая, продолжать запланированную операцию или отреагировать на новую угрозу. Фойл подкинул высоко в воздух Сигурда Магсмэна, тот взлетел, как древний пикт на шесте, и пока оцепление рассыпалось, страхуя падающего ребенка, Фойл нырнул в главный люк и закрыл его за собой.

Не сбрасывая ускорения, не останавливаясь ни на миг, даже чтобы глянуть, есть ли кто внутри, он промчался в рубку управления, дернул рычаг запуска, и корабль воспарил на антигравитационном луче с полным ускорением 10g. Он забыл пристегнуться, и воздействие десятикратной перегрузки на его ускоренное беззащитное тело оказалось чудовищным.

Ужасающая сила надавила на него и вышвырнула из кресла. Он побрел к задней переборке, как лунатик: в ускоренном восприятии ему чудилось, что это стена движется навстречу. Он вытянул руки ладонями вперед, стремясь защитить себя. Неумолимое ускорение растащило руки в стороны и вмазало его в переборку; сперва относительно мягко, потом все сильнее и сильнее, пока скулы, челюсти, грудь и все тело не хрустнули, вдавленные в металл.

Фойл агонизировал под невыносимым давлением. Он попытался достать языком переключатель в зубах, но его так вжало в переборку, что даже это движение оказалось непосильным. Ряд взрывов, таких далеких, что съехавшие далеко вниз по спектру звуки эти показались перестуком камешков, известил, что бригада коммандос обстреливает корабль с планеты. Наконец суденышко вырвалось в черную пустоту пространства, Фойл издал крик вроде писка летучей мыши, и нахлынуло спасительное забытье.

Глава 14

Фойл проснулся во мраке. Он был замедлен. Истощение тела указывало на то, что в бессознательное состояние он перешел под ускорением. Либо источник энергии разрядился, либо… Он ощупал рукой копчик. Батареи там не оказалось. Ее кто-то удалил.

Он продолжал дрожащими пальцами обследовать окружающие предметы. Он лежал в постели, прислушиваясь к шороху вентиляторов и кондиционеров, клацанью и жужжанию сервомеханизмов. Он был на борту корабля. Его привязали к койке. Корабль находился в невесомости.

Фойл отстегнулся, оттолкнулся локтями от матраца и поплыл во тьму. Он искал выключатель или звонок, но руки его наткнулись на графин для воды. На стекле были буквы. Он стал ощупывать их кончиками пальцев. КК, прочел он. Космический корабль. В, О, Р, Г, А. «Ворга».

Он закричал.

Дверь каюты открылась. Внутрь проследовала неясная фигура, слабо озаренная сзади светом из роскошной гостиной.

– На этот раз мы тебя подобрали, – сказал голос.

– Оливия?

– Да.

– Значит, это правда.

– Да, Гулли.

Фойл разрыдался.

– Ты еще очень слаб, – тихо сказала Оливия Престейн. – Ляг.

Она помогла ему перебраться в гостиную и привязала к шезлонгу, все еще хранившему тепло ее тела.

– Ты был в таком состоянии шесть дней. Мы и не думали, что ты выживешь. Твой организм все отвергал, пока хирург не наткнулся на эту батарейку у тебя в копчике.

– Г-хде б’трейкх…? – каркнул он.

– Не беспокойся, милый, заберешь, как только захочешь.

Он смотрел на нее долгое мгновение. На свою Снежную Деву, свою прекрасную Ледяную Принцессу. На ее белую атласную кожу, на слепые коралловые глаза и точеные коралловые уста. Она коснулась надушенным платочком его век и утерла слезы.

– Люблю тебя… – выдавил он.

– Тс-с. Я знаю, Гулли. Я знаю.

– Ты знала все это время. Как долго ты знала?

– Я знала Гулли Фойла с «Кочевника». Своего врага. Пока мы не повстречались, я и не подозревала, что Формайл – это ты. Ах, если бы я только знала. Сколько усилий и времени можно было бы сэкономить.

– Нет. Ты знала. Ты насмехалась надо мной. Ты стояла и тряслась от смеха.

– Стояла и содрогалась от любви к тебе. Нет, не перебивай меня. Пытаюсь мыслить рационально, а это непросто.

Румянец разливался по мраморному лику статуи.

– Я с тобой не забавляюсь, поверь. Я… я выдала тебя своему отцу. Я так поступила. Я думала, что это такая самозащита. Теперь, повстречавшись с ним, думала я, разве не убедилась я, что он опасен? Часом позже я сочла это ошибкой, поскольку поняла, что люблю тебя. Я расплачиваюсь за эту ошибку. Ты бы никогда не узнал…

– Ты воображаешь, что я в это поверю?

– Тогда зачем, по-твоему, я здесь?

Ее потряхивало.

– Зачем, по-твоему, я последовала за тобой? Бомбардировка была ужасна. Тебя бы разнесло через минуту после того, как мы тебя успели подобрать. Твой корабль разлетелся на обломки…

– Где мы?

– Какая разница?

– Мне нужно узнать. Мне нужно выгадать время.

– Зачем?

– Так, храбрюсь.

– Мы на орбите Терры.

– Как ты меня нашла?

– Я понимала, что ты пойдешь по следам Линдси Джойс. Я взяла первый попавшийся из кораблей моего отца. Так вышло, что это снова оказалась «Ворга».

– Он знает?

– Он и не подозревает о моей личной жизни.

Фойл не мог отвести от нее взгляда, но созерцание девушки причиняло ему боль. Он обожал ее и ненавидел. Стремился зачеркнуть уже известное, случившееся в реальности, и ненавидел ее – поскольку понимал, что сделанного не воротишь. Он обнаружил, что мнет ее платочек дрожащими пальцами.

– Я люблю тебя, Оливия.

– Я люблю тебя, Гулли, враг мой.

– Господи! – заорал он. – Зачем ты это сделала? Ты же была на «Ворге», возглавляла тот мародерский рейд. Ты приказала заманить беженцев на борт и вышвырнуть их в космос. Ты приказала не подбирать меня. Зачем ты это сделала? Зачем?

– Ты? – бросила она. – Ты требуешь от меня извинений?

– Я требую объяснений.

– От меня ты их не дождешься.

– Кровь и деньги, сказал твой отец. Он был прав. О сука! Сука, сука!

– Кровь и деньги, да. Я не стыжусь страсти к ним.

– Оливия, я тону. Брось мне спасательный круг…

– Ну и тони. Меня никто никогда не пытался спасти… Хотя нет. Нет, дорогой мой. Всё не так. Погоди. – Она собралась с мыслями и снова заговорила полным нежности голосом: – Я могла бы придумать правдоподобную ложь, Гулли, и сделать так, чтоб ты в нее поверил, но не стану. Есть простое объяснение. Я живу своей жизнью. Мы все живем своими жизнями.

– А в чем твоя жизнь?

– Она не слишком отлична от твоей. От жизней остальных – тоже. Я обманываю. Я мошенничаю. Я разрушаю. Как и мы все. Я преступница. Как и все мы.

– Но зачем? Ради денег? Тебе не нужны деньги.

– Не ради денег.

– Ради контроля… власти?

– Не ради власти.

– Зачем же тогда?

Она глубоко вздохнула, словно ответ явился ей только что и обрушился сокрушительной тяжестью.

– Чтобы отомстить вам всем.

– За что?

– За то, что я слепа, – сказала она сдавленным ненавидящим голосом. – За то, что надо мной издеваются. За то, что я беспомощна. Лучше бы меня убили, когда я только родилась. Ты знаешь, что такое быть слепой? Чувствовать себя человеком второго сорта? Зависимой, инвалидкой, дармоедкой? Я решила построить свою тайную жизнь так, чтобы и всех остальных затащить на свой уровень. Если они уже слепы, сказала я себе, сделаю их еще более слепыми. Если они беспомощны, изуродую их. Отплачу им всем. Всем.

– Оливия, ты безумна.

– А ты?

– Я люблю тебя, мое чудовище.

– Мы пара чудовищ.

– Нет!

– Нет? – вспыхнула она. – Думаешь, ты лучше? А чем ты был занят? Ты пытался отомстить миру точно так же, как это делала я! Что есть твое возмездие, как не попытка свести счеты с Роком? Любой назовет тебя чудовищем, безумцем! Я тебе говорю, Гулли, мы два сапога пара. Мы не могли не влюбиться друг в друга.

Истина, заключенная в ее словах, надломила его. Он попытался примерить эту картину на себя. Она идеально совпала с тигриной маской на лице.

– Ты права, – медленно сказал он. – Я ничем не лучше тебя. Даже хуже. Но, клянусь Богом, никогда я не убивал шестьсот человек просто так.

– Ты убил шесть миллионов человек.

– Что?!

– А возможно, даже больше. У тебя есть средство, способное положить конец войне. Ты скрываешь его.

– Ты говоришь о ПирЕ?

– Да.

– И какую такую великую миротворческую миссию способны сотворить эти двадцать фунтов чуда?

– Не знаю, но мне точно известно, что им они нужны. Впрочем, мне плевать. Я с тобой откровенна, и мне плевать. Пускай себе миллионы дохнут. Какая нам разница? Нам, Гулли, никакой разницы. Мы себе отделимся и создадим собственный мир. Мы сильные, мы выживем.

– Мы прокляты.

– Мы благословенны. Мы ведь нашли друг друга.

Внезапно девушка расхохоталась и воздела руки к потолку.

– Черт, я с тобой спорю, но слова здесь не нужны… Иди же ко мне, любовь моя. Где бы ты ни был, приди ко мне…

Он коснулся ее и обнял. Отыскал ее губы и насладился ими, но потом заставил себя разжать объятия.

– Ну что с тобой, милый Гулли?

– Я больше не ребенок, – сказал он устало. – Я научился понимать, что в жизни ничто так просто не бывает. Не бывает простых ответов. Можно кого-то любить и одновременно ненавидеть.

– Ты можешь, Гулли?

– И ты принуждаешь меня ненавидеть себя.

– Нет, нет, мой дорогой…

– Я всю свою жизнь был тигром. Я тренировался, учился, растягивал путы, превращался в еще более сильного тигра, с клыками подлиннее и зубами поострее, быстрого и смертоносного, а потом еще более…

– Ты такой. Ты и есть самый смертоносный из тигров.

– Нет. Я зашел слишком далеко. Я изжил простые ответы. Я научился мыслить. Я смотрю в твои слепые глаза, моя любовь, и понимаю, что я тебя ненавижу, и смотрю на свое отражение. Тигр исчез.

– Куда бы он мог скрыться? Некуда ему бежать. Ты в ловушке, Гулли. Тебя окружили Дагенхэм, Разведка, мой отец и весь мир.

– Я знаю.

– Но со мной ты будешь в безопасности. Вместе мы будем в безопасности, мы двое. Они даже не подумают искать тебя рядом со мной. Мы станем вместе планировать, вместе сражаться, вместе уничтожим их…

– Нет. Не вместе.

– Что, опять? – вспыхнула девушка. – Ты все еще охотишься на меня? В этом все дело? Ты все еще жаждешь мести? Ну ладно, бери меня. Вот она я. Давай. Вперед. Уничтожь меня.

– Нет. С уничтожением я покончил.

– А, я поняла. – В мгновение ока она снова сделалась нежна. – Это все твое лицо, бедный мой, дорогой мой. Ты стыдишься своего тигриного лица. Но я его как раз и люблю. Ты так светло горишь. Твое сияние пробивает пелену моей слепоты. Поверь мне!..

– Господи, ну и парочка же мы! Гнусные уроды.

– Что с тобой? – требовательно спросила она, оторвалась от него, сверкнув коралловыми глазами. – Где тот человек, с которым мы вместе наблюдали бомбардировку? Где бесстыдный дикарь, который…

– Его больше нет, Оливия. Мы его потеряли. Мы оба.

– Гулли!

– Мы его потеряли.

– Но почему? Что я такого сделала?

– Тебе не понять, Оливия.

– Где ты? – потянулась она к нему, тронула руками, прильнула. – Послушай, милый мой. Ты устал, ты изможден, вот и все. Ничто не потеряно. – Слова полились из нее бурным потоком. – Ты прав. Конечно, ты прав. Мы были ужасными людьми. Мы оба. Достойными презрения. Отвратительными. Но теперь все прошло, и ничто не потеряно. Мы считали себя проклятыми, потому что были одиноки и несчастны. Но мы нашли друг друга, мы спасем друг друга любовью. Всегда будь со мной, останься со мной навеки, милый, я так долго тебя ждала, так долго надеялась, молила…

– Нет. Ты лжешь, Оливия, и тебе самой это известно.

– Гулли, ну бога ради!

– Сажай «Воргу», Оливия.

– Сажать?

– Да.

– На Терру?

– Да.

– Что ты собираешься делать? Ты обезумел. Они за тобой охотятся. Они ждут тебя. Что ты собрался делать?

– Думаешь, мне легко? – сказал он. – Я делаю то, что должен. Меня гонит судьба, а от судьбы еще никто не ушел. Но наездница сменила позу в седле, и шпоры вонзились глубоко, ох как глубоко. Как мне больно. Адски больно!

Он с трудом подавил гнев и восстановил контроль над собой. Взял ее за руки и поцеловал ладони.

– Все кончено, Оливия, – сказал он тихо. – Но я буду тебя любить. Всегда. Вечно.

– Давайте я подытожу, – проворчал Дагенхэм. – В ту ночь, когда мы идентифицировали Фойла, упали бомбы. Мы потеряли его на Луне и нашли неделю спустя на Марсе. Нас снова забросали бомбами. Мы снова его потеряли. Он пропал еще на неделю. Надо полагать, на очереди третья бомбардировка. Какую из Внутренних Планет они выберут? Венеру? Луну? Снова Терру? Кто его знает. Однако вот в чем мы можем быть уверены: еще один такой рейд, оставленный без адекватного ответа, и мы проиграли войну.

Он оглядел собравшихся за столом. Его лицо, как и лица остальных собеседников на совещании в отделанной золотом и слоновой костью Звездной палате замка Престейнов, выглядело напряженным. Ян-Йеовил задумчиво щурился. Престейн поджал тонкие губы.

– И вот что еще нам известно наверняка, – продолжил Дагенхэм. – Мы не сможем дать такой ответ без ПирЕ. А до ПирЕ мы не доберемся без Фойла.

– Я велел не упоминать о ПирЕ публично, – влез Престейн.

– Во-первых, у нас тут не публичная дискуссия, – отпарировал Дагенхэм. – Это частная информационная заводь. Во-вторых, ситуация уже накалилась до предела. Не время обсуждать права собственности. Мы обсуждаем выживание. У нас у всех здесь равные совещательные голоса. Джиз, что там?

В Звездную Палату джонтировала суровая и решительная Джизбелла Макквин.

– По-прежнему никаких следов Фойла.

– Старый собор С-П патрулируют?

– Да.

– Поступил ли доклад от бригады коммандос с Марса?

– Это мое дело, – мягко возразил Ян-Йеовил, – и притом совершенно секретное.

– У вас от меня так же мало секретов, как у меня от вас, – безрадостно усмехнулся Дагенхэм. – Поглядим, сумеет ли Джиз вернуться из Центральной Разведки с этим рапортом на руках. Отправляйся.

Она исчезла.

– Так вот, насчет прав собственности, – промурлыкал Ян-Йеовил. – Я вправе засвидетельствовать Престейну от имени Центральной разведки, что все его права на ПирЕ, а равно сопряженные с вышеозначенными правами титулы и бизнес-интересы найдут надлежащее отражение в исчерпывающей материальной компенсации.

– Не нужно ему зубы заговаривать, Йеовил.

– Это совещание записывается, – холодно ответил Престейн, – и предложение капитана было занесено в файл. – Он повернул лицо василиска к Дагенхэму. – Я вас нанял, мистер Дагенхэм. Пожалуйста, будьте повежливее в том, что меня касается.

– И вашей собственности? – уточнил Дагенхэм с жуткой усмешкой. – Вас и вашей гребаной собственности? Да если хотите знать, без вас и вашей гребаной собственности мы бы не сидели в такой заднице, как сидим. Система на краю полного взаимоуничтожения. А все ради сохранности вашей драгоценной собственности. Я ведь не преувеличиваю. Эта война положит конец всем войнам, если мы не найдем способа ее остановить.

– Всегда можно сдаться, – ответствовал Престейн.

– Э, нет, – сказал Ян-Йеовил. – Этот вариант уже обсуждался на брифинге в штаб-квартире ЦР и был отброшен. Нам стали известны планы Внешних Спутников на случай победы. Они намереваются развернуть полномасштабную эксплуатацию Внутренних Планет. Они нас запрягут надрываться за хлеб и воду, пока тут не останется ничего ценного. Сдаться мы не можем. Это будет хуже поражения.

– Но не для Престейна, – съехидничал Дагенхэм.

– Допустимо ли продолжать беседу… в нынешнем составе участников? – вежливо осведомился Ян-Йеовил.

– Ладно, Престейн, – Дагенхэм со вздохом опустился в свое кресло. – Выкладывайте.

– Простите, сэр?

– Выкладывайте все, что у вас есть на ПирЕ. У меня есть одна идейка, как нам выманить Фойла из берлоги и определить местонахождение этой хрени, но прежде я хотел бы узнать, что оная хрень собой представляет. Я попросил бы вас сделать свой вклад в дискуссию.

– Нет, – сказал Престейн.

– Что значит нет?

– Я вылезаю из этой уютненькой информационной заводи. Я ничего не расскажу вам про ПирЕ.