Текст книги "Долина теней (СИ)"

Автор книги: Alexander Blinddog

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Annotation

Выжить в этом городе сложнее с каждым днём. Бывший солдат Макс Валенштайн выходит из тюрьмы и сразу тонет всё глубже в неприятностях: китайская мафия, продажные полицейские, хакерские группировки и могущественные корпорации. Вопрос только кто доберётся до него первым.

Долина теней

Пролог

Глава 1 Свобода

Глава 2 Гай

Глава 3 Казино

Глава 4 Богомол

Глава 5 Риперы

Глава 6 Элис

Глава 7 Вольфхаузер

Глава 8 План

Глава 9 ОГРАБЛЕНИЕ

Глава 10 Ньюмэн

Глава 11 Игра

Глава 12 Подготовка

Глава 13 Сальваторе

Глава 14 Призрак

Глава 15 "Черви"

Глава 16 Ляовэнь

Глава 17 Триада

Глава 18 Три адреса

Глава 19 Засада

Глава 20 Месть

Глава 21 Финал

Долина теней

Пролог

Для М.

Все личные вещи после ареста у него отобрали. Даже одежду пришлось снять и надеть выданную тюремную робу.

Двое охранников провели его по стерильно чистому коридору и затащили в маленькую комнатку. Большой экран и стул напротив – больше ничего. Усадили, не спуская с прицела автоматов. На экране появилось лицо женщины. Тщательно отобранное для подобной задачи – неопределяемого возраста, совершенных линий. Ни одной лишней морщинки. Безупречный макияж, черные волосы подстрижены в аккуратное каре. Не будь женщина такой идеальной, можно даже было бы решить, что это настоящий человек, а не сгенерированное искусственным интеллектом видео.

Девушка говорила как профессиональный диктор – мастерски оперируя интонациями.

– За совершенные вами преступления по статьям тридцать семья, часть первая и восемьдесят шестая, часть четвертая, вы приговариваетесь к пяти годам в капсуле заключения, где ваш разум послужит на благо нашего общества. Вы признаете свою вину?

– Полностью признаю.

– Желаете сообщить что-либо службе защиты правопорядка?

– Желаю. Кактолько я выйду отсюда – найду этих подонков и убью их.

– Спасибо. Ваше заявление будет учтено. Приговор остается в силе. Охранники подняли его и потащили к тюремной капсуле. Вот так все просто. От ареста до приговора и начала отбытия срока – меньше суток.

– Скоро увидимся, ребята, – сказал он своим конвоирам напоследок, пока те подключали его к системе поддержания жизни.

Глава 1 Свобода

And I to my pledged word am true, I shall not fail that rendezvous.

Экран потух, и с заключенного сняли шлем. Без привычного «речевика» в ушах чуть звенело. Стоявший в центре камеры мужчина с обритой головой кивнул помощникам. Высокий воротничок его черного пиджака так сильно врезался в горло, что казалось, вот-вот задушит. Пока охранники отключали порты ви-коннектора, маленького, не больше трех миллиметров в диаметре разъема за левым ухом, бритоголовый зачитал.

– Макс Август Валенштайн, с сегодняшней даты вы считаетесь полностью отбывшим свой срок. В ваш ай-ди уже внесена запись об освобождении, а ваши личные вещи будут возвращены. В рамках программы реабилитации бывших заключенных Республика так же предоставит вам рабочее место, согласно вашему социотипу, сроком на три месяца.

Он щелчком сложил экран планшета, с которого читал, и убрал в карман. Кивнул охране.

– В триста двенадцатую его, сначала.

Полностью скрытые под черной броней охранники заканчивали возиться с креплениями кресла и помогли Максу встать. Он с любопытством заглянул в глухое забрало шлема охранника, надеясь впервые за пять лет увидеть свое лицо, но матовая поверхность ничего не отражала. Поддерживая за локти, они помогли ему встать. Макс был на голову выше охранников и вполовину шире в плечах, так что это было непростое дело. В пальцах до сих покалывало от электрических разрядов, которые должны были поддерживать его мышцы в тонусе, не давая развиться атрофии, и такая профилактика оказалась полезной – даже спустя столько лет он чувствовал, как быстро возвращаются силы в организм.

Охрана завела его в кабинет и осталась снаружи. Маленькая, ничем особым не примечательная комната в тюремных серо-желтых тонах. Стол, пара стульев. За одним уже сидел мужчина в форме старшего офицера армии. Он был такого же телосложения, что и Макс, разве что чуть полнее, да лет на тридцать старше. В них обоих было что-то неуловимо схожее, хотя они и не были родственниками.

– Здравия желаю, господин майор, – Макс хотел, чтобы это звучало насмешливо, но, возможно, получилось слишком жалко.

– Присаживайся, сынок, – офицер кивнул.

Макс сел и почувствовал, как с непривычки гудят ноги, даже после такой короткой прогулки. Все же, он почти пять лет ими не пользовался. Майор закурил и протянул сигарету Максу. Пепельниц не было и они смахивали пепел прямо на пол.

– Поздравляю с освобождением, – наконец нарушил тишину офицер.

– Спасибо.

– Ещё помнишь меня? – в его голосе звучало подлинное сомнение.

Просидеть пять лет в си-шлеме – тут у кого хочешь кукушка поедет. В армии ходили слухи, что даже от меньших сроков люди превращаются в подобие овощей, не помнящих ничего и никого и только пускающих слюни. А потом им выдают дзета-винтовки и создают ударные батальоны. Байка. Наверное.

– Помню.

– В общем, я ходить вокруг да около не буду. Армии нужны такие люди, как ты, Макс.

– Помню, – продолжил Валенштайн. – Как я умолял закончить мой контракт досрочно. Помню, как вымаливал отпуск. Помню, как вы слали меня к черту, каждый раз. Все это я прекрасно помню.

Майор смущенно кашлянул.

– А что я по твоему должен был делать, солдат? У меня есть инструкции, и я следую им. Это – мой долг. Четко выполнять порученное мне. Я не могу по своей воле отпускать каждого, кому захочется полгодика погулять по гражданке, ты понимаешь?

Макс плюнул на пол.

– Долг, инструкции? Нельзя взять и всех выстроить под один шаблон, майор. Каждого человека и каждую ситуацию не уровнять – отрежешь лишнее. Оправдания твои железны, логичны. Как потроха у робота. И ты сам такой же. Нет лишних эмоций, нет сочувствия. Ничего. Только инструкции.

– Это был мой долг – отказать тебе. Думаешь, я сам получаю какое-то удовольствие от этого?

Макс промолчал. Майор пару раз постучал по столу, вызвав на него голо-проекцию личного дела лейтенанта Валенштайна.

– Сам понимаешь, ни в звании, ни в наградах мы тебя восстановить не можем… Но сделаем все со своей стороны, чтобы ты пошел по карьерной лестнице быстрее, годик в штрафном, потом ещё пара лет и обратно до лейтенанта, там подсобим с награждением…

Макс потянулся, поводя онемевшими плечами. Затушил сигарету об стол.

– Знаете, господин майор, у меня срочные дела.

Тот с недоверием посмотрел на него.

– Какие ещё дела?

– Понимаете, очень хочется поесть лапши. Чувствую не съем сегодня острой лапши – точно кого-нибудь убью.

– Что? Лапши?

– Ага. Её самой.

Сигарета в руке майора прогорела уже до фильтра и теперь жгла его протез руки.

– Солдат, о чем ты?

– Я больше не солдат, – сказал Макс.

– А кто ты? Чем ты собрался заниматься в гражданской жизни? Станешь вышибалой у какого-нибудь бандита, вот – вся твоя карьера.

– Ну, почему же. Может, я чувствую в себе задатки художника.

Майор понял, что над ним издеваются, и лицо его налилось кровью

– Родина вырастила тебя, как солдата, вскормила тебя. И где твоя благодарность, Валенштайн? Плюешь в кормящую руку?

Макс встал, уперся кулаками в стол.

– Где была, эта кормящая рука, когда я умолял отпустить меня из армии? Где она была, когда все, в чем я нуждался – добиться справедливости? Где? Родина вскормила меня? Благодарность? О, я уверен, бычок на бойне тоже очень благодарен за кормежку, пока не поймет – что из стойла у него только один путь.

Он отшвырнул стул в сторону и постучал в дверь, вызывая охрану.

Его проводили в следующую комнату с надписью «Выдача личных вещей». Он приложил указательный палец к сенсорной панели, она считала его ай-ди с вшитого под кожу пальца чипа, и из открывшегося лючка выехал небольшой ящик. Макс забрал коробку и лючок закрылся. Никаких подтверждений не требовалось. Машина не ошибается, а если что-то из ваших вещей пропало – можете идти к черту. Макс отошел в сторону и, чувствуя странное наслаждение, снял оранжевую тюремную робу, оставшись в одних трусах. Потянулся всем телом, чувствуя, как под татуированной кожей перекатываются бугры мышц. Затем приложил палец к панели на ящике, подтверждая личность, и крышка откинулась в сторону. Макс натянул армейские брюки и ботинки с высоким берцем, черную футболку и старую коричневую кожаную куртку. Со дна ящика вытащил гладкий серебряный перстень и, на секунду заколебавшись, все же надел на указательный палец левой руки.

Он провел пальцем по гладкой поверхности кольца и на нем проступил портрет девушки. Макс долго разглядывал его, не мигая.

– Я все помню, Кэтрин, родная, – сказал он тихо. – Я ничего не забуду.

Смахнул пальцем, закрывая картинку. Заглянул в ящик. Там оставались только зажигалка и мятые полпачки сигарет без фильтра. Он кинул оранжевую робу в опустевший ящик, пинком отправил его в дальний угол. Достал мятую сигарету и закурил. Организм отвык от крепкого табака и голова чуть закружилась. Пригладил ладонью светлые волосы, выстриженные под «могавк», затем потер подбородок. Щетина не отросла и на сантиметр за эти годы.

«Интересно, они меня там брили, что ли, или в стазисе биологические процессы заторможены?»

На выходе его встретил тот самый бритоголовый, который меньше часа назад зачитал приказ об освобождении.

– Как дышится воздухом свободы, гражданин? – спросил он.

Макс был уверен, что вопрос без издевки.

– Так же паршиво, как и раньше.

Бритоголовый усмехнулся, поправил давящий воротничок пиджака.

– Что вам предложил майор? – сразу перешел он к делу.

Макс недоуменно окинул его взглядом.

– Руку и сердце своей дочери, а так же полцарства в придачу, разумеется. Что же ещё предлагают в таких случаях?

Бритоголовый вздохнул.

– Ваше остроумие не делает вам чести, гражданин Валенштайн. Очевидно, вам предлагали вернуться на военную службу? Вы приняли предложение майора?

– А вы с какой целью интересуетесь?

– Моя цель, гражданин, предложить вам работу, хм, достойную вас. А не прозябание следующей половины жизни в штрафном батальоне, где-то на краю мира.

– Вот как? Какая трогательная забота. Что же это за работа такая, «для меня»?

Бритоголовый покачал головой, будто разговаривает с умственно отсталым.

– Сам подумайте, гражданин. Человек ваших габаритов, выучки и знаний, может сильно пригодиться в мирной жизни. Сами понимаете, в Республике сейчас очень высокий уровень безработицы, а вам, с вашим уровнем образования, особенно тяжело будет найти себе место и род занятий. Мои же, скажем так, клиенты, были бы очень радушны и благодарны вам, если вы примете их предложение о работе.

– А предложение это само, я так понимаю – вышибать деньги из должников, ломать руки и носы по первому приказу хозяина?

Бритоголовый и глазом не моргнул.

– Всё, что они прикажут.

– Как удобно тут все устроено, – Макс уважительно покачал головой. – Не успел из тюрьмы выйти, а уже вербуют в организованную преступность. Вы, вроде бы, должны быть по другую сторону баррикад, но, видимо, не страдаете принципиальностью взглядов.

Он бегло осмотрел здание.

– Очень, очень удобно, тут же целая кузница кадров. И все про всех известно. И идти этим бедолагам будет некуда. Удобно, практично, высший класс.

Бритоголовый посмотрел на часы.

– Отчего же. Наша добрая Республика всегда помогает с трудоустройством на первых порах, для бывших заключенных. Только вот чем они будут заниматься, когда эта пора закончится – это уже их личные проблемы, понимаете? А вам исключительно повезло, гражданин, вам предлагают постоянную и высокооплачиваемую работу здесь и сейчас.

– Стать мелкой преступной шестеркой? – протянул Макс. – Звучит очень заманчиво, надо подумать. Жаль, с мышлением у меня всегда плохо было, но я попробую.

– Подумайте, а то кто знает – не увидимся ли мы вновь. И гораздо раньше, чем вам хотелось бы.

Бритоголовый нехорошо улыбнулся.

– Охрана!

Стража провела его ещё через ряд дверей и постов. В тюрьме была идеальная тишина и порядок. Заключенные в стазисе не кричат и не буянят, на них нет смысла орать, пытаясь усмирить. Но охрана всегда начеку. Местные зеки сбежать не могут, а вот попытки ворваться внутрь – это другое дело…

Наконец, Макса завели во внутренний двор, где возле бронированного минивена сидело ещё человек пять таких собратьев по несчастью, которых выпускали сегодня. Бритоголовый был уже здесь.

– Сегодня первый день вашей новой, честной жизни, граждане, – произнес он. – С чем я от имени Республики поздравляю вас. Вам будет предоставлено рабочее место и жилье на три месяца. Далее вы вольны сами выбирать свою судьбу.

– Слава Республике, – буркнул кто-то из бывших зеков.

Не прощаясь, бритоголовый ушел. Переглянувшись, новые свободные граждане Республики расселись в минивене, двери захлопнулись и их повезли в «новую» жизнь.

– Ну что, бродяги, кто за что сидел? – спросил один из бывших зеков.

Он вел себя расслабленно и нахально, всем своим видом давая понять – тюрьма была для него не в новинку. Закурил в машине, при разговоре активно размахивал длинными руками, полностью забитыми татуировкой. Макс встречал такой типаж людей в армии, но считал, что за своей гипертрофированной развязностью они только скрывают неуверенность.

– Сам спросил – самый первый и отвечай, – отозвался самый пожилой из пассажиров.

– Да ерунда сущая, – татуированный осклабился, затянулся сигареткой, держа её в кулаке. – Шли мы, значит, с корешом, по улочке, видим – дяденька пьяный сидит. Ну, мы ему говорим, по-хорошему, мол, добрый господин, то да сё, не подсобите ли землякам лишней монеткой, вы так прилично одеты, имплантаты дорогие, а у нас лишнего жиру нету – не греет ничего. Дяденька-то жадный оказался, не дам говорит ниче, шваль, валите. Ну и мы и завалили. Его самого.

Он мерзко засмеялся.

– Кто ж только знал, что это реально дядя со связами был, земля ему, бестолковому, пухом. Думали ж, так, лох какой-то временно приподнялся над землей. Кому он нужен? А оно вот так обернулось все. Не, ну а че он делал в нижнем квартале, да без охраны? Вот же насолил, гад.

Остальные молчали.

– Давай, дед, развязывай язык, поделись с землячками – за что тебя упекли, скрась нам поездочку на волю.

Пожилой мужчина смущенно кашлянул, пригладил редкие седые волосы.

– Давай отец, не тушуйся, вы все тут не ангелы.

– Я посылки похищал из дроп-боксов.

Татуированный заржал.

– Да ты реально опасен, дед, тебя изолировать надо от нормальных людей. Псих ты поехавший, ха-ха-ха. Что с посылками-то делал потом?

– Продавал, – угрюмо ответил пожилой мужчина.

– На чем и погорел, да? На хрена продавал-то? Решил бабла набить, чтоб девку на старости лет снять?

– Нет.

– Ну так на хрена?

– Дочка у меня болела. Порок сердца. Врачи ещё полгода ей давали. Надо было денег собрать, на новый имплантат сердца. У нас с женой не было столько, конечно же. Что мне было делать? Вот и начал воровать.

– Печальная история. Что с дочкой-то?

Седой пожал плечами, опустил взгляд.

– Откуда мне знать? Я три года в тюремном кресле просидел, семью не видел. У жены столько денег на имплантат сердца не было. Умерла моя доченька, значит.

Молчали.

– Ну вон, а ты че? – спросил татуированный у маленького мужчины с зелеными имплантатами вместо глаз.

– Я? – робко спросил тот.

– Да ты, ты, пучеглазый. За что в капсуле просиживал, а?

Тот по-детски шмыгнул носом.

– На работе у меня был коллега, по имени Билл. Он постоянно меня доставал. То пошутит обидно, то как-то заденет, высмеивает перед всем, особенно перед девушками. Все время унижал меня и задевал. Я бесконфликтный человек, не знаю, как решать такие проблемы. Поэтому он травил меня все чаще и все злее. Я часто приходил домой и плакал. Мама говорила мне не обращать внимания, пытаться подружиться с ним, быть выше всего этого.

Татуированный пренебрежительно фыркнул.

– Однажды, – продолжал зеленоглазый, – когда я разговаривал с одной девушкой,

которая мне очень нравилась, Билл подошел ко мне и выплеснул мне стакан воды прямо на ширинку. И стал кричать во весь голос, что я обмочился. Я прибежал домой в слезах. Три дня не мог заставить выйти себя из комнаты. За этот прогул меня и уволили. Надо было как-то зарабатывать на жизнь, и мне срочно пришлось обучаться специфичным навыкам. Год спустя, я узнал, что Билл лег в больницу. Хотел заменить свое левое легкое имплантатом. Он очень много курил. И всегда на работе кидал в меня горящие окурки. Так вот, я узнал, что Билл лег в больницу. Тогда я вскрыл защиту больничной сети и подключился к их центральному серверу управления. Выставил Биллу статус пациента «буйный умственно отсталый», изменил текущий диагноз и вместо наркоза, передал команду для авто-инсектора вводить ему в кровь закись азота. Он почти сутки умирал в диких муках, вопя, как резанная свинья. А я наблюдал за ним безотрывно через камеры. И слушал, слушал, слушал его вопли, как самую дивную музыку в мире.

В машине стояла гробовая тишина, слышна была только тряска на ямах.

– Поймали меня сразу же, – спокойно продолжал он. – Да я особо и не скрывался. Зачем? Все сделал, что планировал. Как эта тварь подохла, потерянным себя почувствовал. Чем заниматься дальше? Для чего дальше лямку тянуть? Так что, я и не переживал особо. Двадцать лет в тюремном кресле провел. Пойду сейчас, проведаю маму, как она там. Надеюсь, приготовила мои любимые печеньки. Вечером застрелюсь.

Тишина в машине стала почти осязаемой. Бывшие заключенные только перекидывались взглядами, избегая смотреть на зеленоглазого. Даже татуированный грабитель, только потирал шею, уставившись в пол. Минивен остановился. Искусственный голос автопилота сообщил:

– Джеймс Уильям Коффин.

Мужчина с зелеными имплантатами глаз улыбнулся. Улыбка у него была красивая, широкая. По-детски открытая и наивная.

– Это я.

Дверь открылась. Он неловко вылез из машины, повернулся, помахал рукой оставшимся пассажирам.

– Удачи, парни.

И легкой свободной походкой пошел домой.

Глава 2 Гай

Адрес для Макса был забит в автопилот последним. В минивене не было предусмотрено окон, так что ничем не оставалось развлекаться, кроме как курить последние сигареты и бесконечно щелкать крышечкой зажигалки. Наконец мелодичный синтезированный голос автопилота пропел.

– Макс Валенштайн.

Он спрыгнул на улицу тем же движением, которым раньше выпрыгивал из военного транспортера, и чуть не задохнулся от нахлынувшей на органы чувств информации. Со всех сторон его уже толкали прохожие, с неба валил снег, воняло какой-то рыбой и бензином, маслом и табаком. Со всех сторон несся людской гомон, музыка, крики, звуки сирен и разнообразный, не поддающийся осмыслению шум. Сквозь пелену снега виднелись неоновые вывески, разноцветные фонари, гирлянды. На все органы чувств словно началась ядерная бомбардировка.

– Охренеть, – сказал Макс.

Тут же его кто-то задел плечом, обругал и исчез в толпе.

– Ну что же, надо привыкать к новой жизни.

Он подошел к проходной дома, куда его привезли, и приложил указательный палец. Табло загорелось зеленым и двери открылись.

– Добро пожаловать, мистер Валенштайн, – раздался откуда-то с потолка синтезированный голос женщины, удивительно схожий с тем, что звучал в минивене.

– Вам предложен контракт сроком на три месяца. Подробнее с ним, вы можете ознакомиться, подключив к вашему V-коннектору…

– Наплевать, – сказал Макс, быстро вставил коннектор и нажал «согласен».

Загрузив себе нужную информацию, он вошел в цех. За длинными рядами столов сидело несколько десятков сгорбленных человек, занимающихся ремонтом системных плат. И теперь он вольется в их ряды. По крайней мере, на следующие три месяца.

Макс занял своё место. Сосед слева не отреагировал на новенького никак. Зато сосед по правую руку тотчас оживился.

– Хей, здорово.

Он протянул руку для приветствия. Вместо кисти у него был механический протез. Дешевый, но надежный, примерно такой, какие поставляют для солдат – по принципу крепко и сердито. Но человек этот был точно не из армии, так что, видимо, его интересовала только дешевизна.

Поколебавшись, он пожал его руку.

– Макс.

– Я Гай. Друзья зовут меня Лис. Ну, звали бы, наверное. Если бы у меня были друзья.

Был он весь какой-то подвижный и верткий, словно не мог сидеть спокойно и минуты на одном месте. Красивое тонких линий лицо и аккуратная черная бородка. Темные глаза блестели даже в полумраке цеха. Может хорошие имплантаты, а может – от природы такой.

– Поздравляю, кстати, – кивнул Гай.

– С чем это?

– С освобождением, конечно.

– Как ты догадался?

Гай рассмеялся.

– А ты думаешь, мы все здесь прямиком из университета, что ли? Мы все здесь одним миром мазаны, браток. Тут одни бывшие зэки, как на подбор. Крайне асоциальные элементы.

Он закурил.

– Твой сосед по другую сторону не такой болтунишка, как ты, так что от него диспутов не дождешься. Держись меня, здоровяк, и все будет тип-топ.

Макс попытался разобраться в своих обязанностях. Работа предстояла тупая и машинальная. Получить из люка плату, подключить, проверить работоспособность, в случае неисправности заменить указанные на дисплее детали новыми. Вернуть плату обратно, получить следующую, проверить её… И снова. И снова. И снова.

Когда норма на день закончилась, платы перестали выпадать. На экране загорелась информация о перечислении на его счет кредитов. Очень небольшого количества кредитов. Всё. Закончив с работой, Макс потянулся и огляделся. Половина работавших в зале, видимо более опытная, уже ушла. Гай сидел прямо на столе и, судя по горке пепла на полу, бездельничал уже порядочно.

– Не плачь только, научишься, время у тебя ещё есть на это. Пойдем, угостишь меня пивом, в честь торжественного прибытия.

Они вышли на улицу. Макса снова со всех сторон атаковали свет, звуки и запахи, от чего он внутренне сжался, как пружина. Гай же шел легкой походкой, ловко маневрируя в толпе. Он сунул руки в карманы брюк, а красная нейлоновая курточка, видимо, имела внутренний подогрев, потому что была расстегнута, несмотря на холод. Протолкавшись сквозь толпу и нагромождение уличных лавок, Гай дошел до одного ему приметного уличного бара и показал хозяину два пальца. Торговец, седой китаец с мышиными усами, покивал и поставил на стол две бутылки пива.

– Ну что, поздравляю с освобождением, – Лис поднял бутылку в воздух. – Полагаю, было бы совершенно невежливо спрашивать, за что ты сидел. Впрочем, как и я сам не считаю необходимым бы отвечать на аналогичный вопрос, однако...

Гай наклонился ближе и улыбнулся.

– Бетховен или Моцарт?

Макс улыбнулся в ответ.

– Бетховен. Пять долбанных лет один Бетховен вперемешку со спасительными речами о недопустимости зла, насилия и недобропорядочных мыслей. Давайте возьмемся за руки, все вместе, и тому подобной херни. Тьфу. От таких вот речей только сильнее хочется убивать.

– Знаешь, – сказал Гай, шумно отхлебывая пиво и громко отрыгнув. – Мне не дает покоя одна мысль. В наших краях солдата редко встретишь. Полиция и тому подобное – эти всегда пожалуйста. А солдат – нет. Их, наверное, боятся к цивилизованным людям выпускать.

Несколько «цивилизованных людей» за соседним столом устроили потасовку и их с воплями вышвырнули на грязный снег. Гай и ухом не повел.

– Но я уже встречал, ээм, военных, ну таких, типа тебя.

Он поднял в сторону согнутые руки, изображая широкие плечи Макса.

– И все они были…Да, попросту говоря тупыми. Ты на яйцеголового, конечно, тоже не тянешь, но на фоне тех – просто гений.

Макс улыбнулся.

– Ты наблюдательный. Таких «как я» готовят с пятнадцати лет, чтобы сформировать ударные штурмовые батальоны. Тактический костюм весит килограмм пятьдесят-шестьдесят, плюс оружие, плюс боезапас и тэдэ и тэпэ. Экзоскелет, конечно, снижает нагрузку, но все равно – обычный человек в нем и часа не выдержит, как хребет в трусы осыпется. Так что нас растят как бройлерных цыплят – пичкают специальным таблетками. Они стимулируют рост мышечной массы. Один только побочный эффект – от них нехило тупеют.

Он с наслаждением сделал глоток холодного пива и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Но не все. Некоторые генетические мутанты переживают прием препарата без последствий, их мозги не превращаются в лапшу, на которой написан Устав. Таких мало, но они есть. Армия ценит мутантов особенно, потому что их можно произвести в офицеры…

Макс замолчал.

– Так ты был офицером? Как же тебя угораздило попасть в тюремное кресло?

Валенштайн сдержал приступ гнева.

– У меня был очень надоедливый сосед по казарме, который лез ко мне с дурацкими расспросами. Поэтому я однажды не выдержал и откусил ему лицо.

Гай, казалось, ничуть не обиделся на колкость в свой адрес.

– Понимаю, понимаю, болтуны они такие. Длинный язык до добра ещё никого не доводил. Был у меня кореш, такое трепло жуткое – караул. Поспорил однажды на бутылку пива, что лизнёт ленту карьерного транспортера – ну и лизнул. Его правда самого туда намотало так, что кореша моего можно было как оригами сложить. Довел язык его до беды…

Макса сзади похлопали по плечу. Он обернулся. Стоявший сзади мужик сильно вонял алкоголем. Его белая майка вся была заляпана желтыми пятнами.

– Эй, ты… ты солдат, да?

– Нет, – сказал Макс и отвернулся.

– Ты, скотина… моего брата… ты… ваши эти… ты урод…

Пьяный схватил Макса за плечо. Не отдавая себе отчета в действиях, на автомате он схватил его руку, резко вывернул и впечатала кулаком в лоб. Издав странный хлюпающий звук, пьянчуга рухнул прямо на пол, в смесь грязи и талого снега. Старый китаец с мышиными усами всплеснул руками и что-то начал причитать, но и не подумал помочь вырубленному. Впрочем, как и никто другой вокруг.

– Ого, да ты резкий паренек, я посмотрю.

Гай перегнувшись через стол с интересом рассматривал поверженного.

– Старые привычки, – пожал плечами Макс и одним глотком допил пиво.

Его комната, которую временно предоставили ему после тюрьмы, больше напоминала клетушку два на три метра. На полу матрас, остальные удобства в коридоре. Со стороны стены выходящей на улицу ящик для почтовых дронов. На потолке тусклый, почти не разгоняющий мрак, светильник.

– Без разницы, – сказал Макс.

Скинул берцы, бросил куртку прямо на пол и завалился спать.

– Я помню, Кэтрин, – прошептал он, не открывая глаз, – я все помню. Подожди ещё немного, малышка.

С утра он снова пошел за работу и начал сосредоточенно менять одни детали на другие. Гай откинулся на стуле и закинул ноги прямо на стол, поверх нерабочих плат.

– Ты же не думаешь серьезно, что мы здесь выполняем какую-то супер-важную и нужную работу, а?

Макс замер с деталью в руках.

– Эм?

– Да херня это всё.

Гай закатал рукав нейлоновой куртки, обнажив инсептор на локтевом сгибе.

– Роботы со всем этим справились бы на раз-два. Но этим, – он показал пальцем куда-то вверх. – Этим нужно, чтобы ты думал, будто у тебя есть иллюзия работы, занятости, полезности, может. Если у тебя, конечно, есть такое обостренное чувство – быть нужным.

Он достал из кармана куртки коробочку и вынул из неё маленькую ампулу с голубой жидкостью.

– Херня это всё, – повторил он.

Гай вложил ампулу в инсептор, послышался тонкий звук работы поршня, и он вытянулся, блаженно улыбаясь, а его глаза стали масляными.

– Ты всегда философствуешь с утра пораньше, – спросил Макс, – или это уже не первая твоя ампула сегодня?

Гай пропустил вопрос мимо ушей и медленно продолжил.

– Слышал когда-нибудь историю, что в двадцатом веке индийский чай считался самым лучшим, а?

– Нет.

– Говорили, это потому, что индусы собирают чай вручную. Тысячи, сотни тысяч маленьких работящих индусов выходили на чайные плантации и руками собирали чайные листья. Листочек к листочку, час за часом, год за годом…

– И что?

– А то, друг мой, что работу, которую тысяча индусов делала за день – мог сделать один комбайн. Один-единственный. И ему не надо было отдыхать, спать или ныть о своих правах в профсоюзе. Но на плантациях работали вручную. Потому что как только на плантацию выползал один комбайн – тысяча индусов становилась безработной. А скучающий, безработный человек, которому нечем заняться, которому нечего терять – опасен.

Он глубоко вдохнул, задержал дыхание, выдохнул.

– Вот и мы с тобой, брат, собираем здесь листочки. Один к одному, один к одному…

Зрачки его расширились, глаза закатились, и он впал в дрёму.

Гай очнулся уже только к концу рабочей смены. Кинул ленивый взгляд на счетчик на дисплее, сигнализирующий о том, что дневная смена не выполнена, равнодушно пожал плечами.

– Тебе же не заплатят. Тебя совсем не волнует, что ты плохо выполняешь свою работу? – спросил Макс.

Гай зевнул.

– Эти ваши оценочные критерии, дорогой мистер Валенштайн, не имеют под собой никаких оснований. Настоящий самурай, вроде меня, всегда выполняет работу идеально. Разумеется, в меру собственной компетенции, знаний и мастерства. Так что, выполненное им – всегда идеально и безупречно, с его точки зрения. А все эти ваши «хорошо», «плохо», «не выполнил рабочую норму» – оценки для плебеев, вроде тебя.

– Ого, – сказал Макс. – Какая редкая мудрость. Ты себе поставил имплантат на интеллект?

– Ты просто грязный завистник, Валенштайн.

– А ты, по-моему, – сказал Макс, – балабол, а не самурай.

Гай вскочил и изобразил несколько жестов, символизирующих, очевидно, приемы каратэ.

– Я ниндзя! И ты сейчас ходишь по очень тонкому лезвию катаны. Но я прощаю тебя на первый раз, глупый гайдзин.

Он с размаху плюхнулся на край стола Макса.

– У тебя какие планы на вечер, бигфут? Надеюсь, пойдешь в общественную библиотеку, чтобы готовиться к поступлению в вечернюю школу? Хочешь закончить все-таки второй класс, наверстать упущенное в таблице умножения?

Валенштайн потянулся, с наслаждением разминая плечи.

– Что-то около того. Планирую завалиться к себе в нору, взять упаковку пива и упиться ей до беспамятства. В армии такие невинные развлечения были доступны нам слишком редко, хочу сегодня наверстать упущенное в этом.

– Грандиозно, – Гай воздел руки к небу. – Что мне в тебе нравится, Валенштайн, так это то, что ты не строишь вселенских планов. Помыслы твои низки и приземлены, а разум твой парит столь невысоко, что цепляет крыльями землю. Ты словно говоришь миру – иди к черту, Вселенная, со своим бесконечным многообразием форм жизни и доступных услад. У меня сегодня пиво, а завтра похмелье, и больше мне от тебя ничего не надо.

Макс подавил смех.

– Ну-ну. Очень хотелось бы на фоне этих заявлений услышать твои сегодняшние планы, ниндзя ты межгалактический.

Гай гордо задрал нос и закинул ногу на ногу.

– Я собираюсь завалиться в Сеть по полной. Я давно там не был, и у меня теперь сетевая ломка. И поскольку моё правление мудро и милосердно, я поддамся на твои жалостливые уговоры, и возьму тебя с собой.