Текст книги "Испытание весной (СИ)"

Автор книги: Алена Кручко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 4, в которой жизнь семейства фор Гронтешей совершает резкий поворот, хотя сами они этого еще не знают

Оннар фор Гронтеш, первый адмирал Андара, в авантюрах знал толк. Добрая половина его жизни лишь из них и состояла: в разной степени самоубийственных, удачных или не очень, на грани закона или за гранью. Любовь к авантюрам принесла ему прозвание «Огненный Гронтеш», которым, кажется, куда больше гордился Реннар, чем он сам, народную любовь и несколько лет суровой опалы.

Сидя без дела в замшелых стенах родового замка, опальный адмирал возненавидел собственную способность ввязываться в приключения. Ненависть продержалась ровно до того мгновения, когда, вернувшись в столицу, он едва не словил пулю убийцы.

Тогда и понял: отними у него эту страсть, взрасти на ее месте разумную осторожность, и Огненный Гронтеш умрет. Сам, и убийцы не потребуются. Нет уж, он останется собой, и гори все огнем. Будет жить, как всегда жил – не оглядываясь.

Сын удался в него, тоже не умел оглядываться и беречь себя, вот только молодая дурь мешала эффективности. Реннар ввязывался в авантюры ради самого процесса, ради ощущения риска и радости чувствовать себя победителем. Но с этим ничего не поделаешь, само пройдет с опытом. Мешать сыну набираться опыта адмирал не собирался.

Иное дело – женщины. Дочь, сестра, а теперь еще и невеста. Ради их безопасности адмирал фор Гронтеш готов был на многое. И уж самое малое, что может он сделать – привезти дочь и сестру в столицу! Родовое гнездо – не слишком надежное укрытие, когда в нем нет ни одного мужчины, кроме слуг. После нападения невидимых убийц даже собственный столичный особняк не казался надежным. Поэтому адмирал охотно согласился, когда фор Циррент предложил приютить будущих родственниц у себя.

Однако, надеясь на охрану Тайной Канцелярии, собирался и от себя внести лепту.

– Все еще таскаешь за собой личного повара, братишка? – подначила Унна, увидев, как следом за братом спускается из кареты Есин.

– Старею, – отшутился он, – привыкаю к комфорту.

Есин тонко улыбнулся, поклонился хозяйке дома. Странным образом эти двое отлично спелись, хотя Унна полагала не женским делом учить варварские слова, а Есин вполне успешно делал вид, что переводческого заклинания к нему никогда не применялось. Возможно, взаимному уважению помогало то, что Унна бестрепетно допустила чужака в святая святых – на кухню, а тот не гнушался помогать женщине в ее маленьком садике, разбрасывая навоз под кусты смородины и показывая, как придать ветвям яблонь изысканные изгибы.

Сильвия с визгом выбежала во двор, кинулась на шею:

– Папа, папа приехал!

– И это благородная барышня, – он обнял дочь, невольно отметив, что та за каких-то пару месяцев успела окончательно утратить подростковую голенастость, округлиться в нужных местах: уже не девчонка, а девушка. – Благовоспитанная. Почти невеста.

– Ой, папа, не занудствуй! – «почти невеста» еще и ногами поболтала, повиснув на его шее. – Я жениха хочу такого, как Рени, он меня понимает! А тетушка Лили-Унна говорит, что у меня твой темперамент, вот! И лучшее, что может сделать мой будущий муж – просто смириться!

– Мужу будущему это скажешь, – адмирал сдержал улыбку, но обмануть Сильвию нарочитой строгостью ему не удалось. Впрочем, перед долгой разлукой он полагал уместным показывать родным любовь, а не строгость, так что притворяться и дальше не стал.

– Надолго? – спросила Унна.

– За вами приехал. Времена наступают сложные, боюсь вас одних здесь бросать. В столице надежнее будет. Собирайтесь, мы с Есином в рощу сходим, пока светло. Вечером расскажу все, а завтра хорошо бы выехать.

– Так быстро?! Братишка, мы все-таки женщины, а не твои офицеры! В столицу все же, мыслимо ли при такой спешке собраться и ничего не забыть?! И сидр еще не дозрел. Неделю, не меньше!

– Завтра, Унна, – почти приказал адмирал. – Бросишь свой сидр, черт с ним. А что забудете, в столице обзаведетесь всем заново, еще и порадуетесь, знаю я вашу женскую натуру. Не спорь, Унна, не могу я ждать. Война подступает. Сильвия, помоги тете собраться.

– Хорошо, папа! Тетушка Лили-Унна, ну не дуйтесь так! Мы едем к Рени!

Сильвия убежала чуть ли не вприпрыжку. Конечно, что ей какая-то далекая непонятная война, когда вдруг сбывается самое заветное желание. О том, что и Рени, и отец могут не вернуться с войны, она пока еще не думает.

Реннар фор Гронтеш тоже не думал о том, что на этот раз может и не вернуться с войны. И о самой войне не думал. Его занимали куда более важные и тревожные мысли.

Помолвка отца с виконтессой Эбигейль фор Циррент вызвала у Реннара смешанные чувства. С одной стороны, он был рад: теперь можно не опасаться, что отец захочет женить его на Джегейль. Конечно, заполучить наглую девицу в родственницы – тоже радости мало, но хоть не жена! С другой же… Если Джегейль фор Циррент нацелилась на Ларка, ей эта помолвка со всех сторон выгодна! Она, так же, как и сам Рени, теперь избавлена от матримониальных планов в отношении Гронтешей, с фор Виттенцем, если слухи не врут, девица тоже успела расплеваться, ловко обидевшись на неосторожное пари. А много ли еще найдется в столице женихов из семей, равных фор Циррентам по знатности и положению?

А вот недобрым мыслям о мачехе Реннар дал решительный отпор. Старшая виконтесса фор Циррент – по всем отзывам весьма достойная женщина, и если отцу она понравилась настолько, что тот забыл свой долгий траур по матери, пусть будут счастливы. Ларку вольно не любить мачеху, ее высочество Клалия – отменная интриганка и хищница, но не все женщины одинаковы. Реннар верил, что уж кто-то, а отец не мог ошибиться в выборе достойной супруги.

И все же глодал Реннара неясный червячок то ли сомнения, то ли тревоги, а может, ревности. Отвлечься от этого тянущего, муторного чувства помогали тренировки – изнурительные, до темноты в глазах. Не время болеть. Пора возвращаться к делам, тогда и думать о всякой ерунде некогда станет.

После одной из этих тренировок и застал его однажды Ларк – в испарине, с трясущимися от боли и напряжения руками, недовольного собой. Дождался, пока Реннар переоденется и выпьет все оставленные ему лекарства, придвинул к столу мягкое глубокое кресло, помог сесть. Излишняя, по мнению Реннара, забота раздражала, казалось, принц намеренно тянет время, а ведь пришел наверняка по делу!

– Ларк, я не хрустальный, – проворчал он, осторожно усевшись, и с досадой спрятал ладони от слишком внимательного взгляда принца: руки все еще дрожали. – Немного устал, только и всего.

– Вот и ладно, как раз отдохнешь, я приехал немного развлечь тебя, – ответ Ларка прозвучал слишком легкомысленно, чтобы Реннар не заподозрил подвоха.

Принц подождал, пока подадут вино, и развернул сложенный вчетверо лист писчей бумаги. Расправил, проведя ладонью, взглянул на Реннара, кусая губы, как бывало, когда он сильно в чем-то не уверен и хочет обсудить так, чтобы не узнал никто лишний.

Реннар нагнулся к листку. Какой-то кривой овал, заштрихованный неровной косой клеткой, полоски, квадратики…

– Что за детские каракули?

– О, ты же сам видел манеру Джегейль рисовать, когда она увлечена объяснениями. Это, – Ларк смущенно кашлянул, – воздушный шар.

– Что, прости?

– Устройство для полетов. Ненадежное и примитивное, по ее словам, но для воздушной разведки может подойти.

Ларк рассказывал, обводя пальцем неровные линии, объяснял что-то о высоте, балласте, воздушных потоках, а Рени думал, что, пожалуй, ошибся. Джегейль фор Циррент точно не метит в королевы, иначе не пыталась бы угробить принца до свадьбы и до коронации. Но и в то, что граф фор Циррент проглядел в собственной семье вражеского агента, поверить было трудно.

– Я уже ничего не понимаю, – невольно пробормотал он, даже не заметив, что говорит вслух. – Чего она хочет?!

– Полагаю, ничего особенного, – Ларк небрежно пожал плечами, – ей просто нравятся интересные собеседники. Но я, – его взгляд стал мечтательным, – я хочу, Рени. Я хочу вот это.

Дорога до столицы показалась Сильвии невыносимо долгой, а то, что тетушка недовольно поджимала губы и ворчала, что взгляд «взбалмошной девчонки» стал слишком уж мечтательным, вовсе не добавляло удовольствия от поездки. Что плохого в мечтательном взгляде?! Сильвии не терпелось повиснуть на шее у братика, потребовать, чтобы он показал все самое интересное, рассказал обо всех своих дуэлях и прочих приключениях, о которых папа отзывался, недовольно сжимая губы, может даже, как-нибудь ненароком познакомил с принцем Ларком! То есть, вообще-то, наверное, папа отведет их с тетушкой Лили-Унной во дворец, представить официально, но ведь это совсем не то! Хотя, конечно, тоже интересно.

В плотно задвинутую шторку просторной дорожной кареты била метель, тетушка куталась в накидку из пушистого лисьего меха и вздыхала: «Скорей бы постоялый двор, там хотя бы можно будет отогреться». А Сильвия считала в уме, сколько постоялых дворов – обедов и ночевок – осталось до столицы. Если бы не нужно было давать отдых коням, если бы фор Гронтешам пристало пользоваться почтовыми, они доехали бы куда быстрее! Но папа запретил настрого, и вовсе не «потому что не пристало», а «потому что опасно». Чем опасно, почему? Она бы спросила, но папе было не до ее вопросов. Жаль; но, может, Рени объяснит.

А еще она очень боялась знакомиться с будущей мачехой. Папа сказал, что та замечательная и очень добрая, тетушка тоже успокаивала, мол, слышала о виконтессе фор Циррент лишь хорошее. Но ведь одно дело – чужая дама, и совсем другое – мачеха! Во всех романах мачеха обязательно ревнует к первой жене и ненавидит детей своего мужа от другой женщины. Вдруг и виконтесса фор Циррент невзлюбит Сильвию?

Если бы папа ехал с ними, было бы спокойнее. Но он, задержавшись в поместье лишь настолько, чтобы самому проконтролировать отъезд семьи, отправился по каким-то своим делам, о которых сказал лишь: «Вам ни к чему знать». Отправил с ними Есина – тот, конечно, сумеет их защитить от разбойников или волков, но ведь не пристало повару, пусть даже он не только повар, защищать благородную девицу от ее собственной будущей мачехи? А тетушка страхи Сильвии высмеяла. Сказала:

– Твой отец никогда не выбрал бы недостойную женщину! Ты должна уважать будущую госпожу фор Гронтеш так же, как уважала бы мать и как уважаешь меня.

Сильвия вздохнула: нельзя, конечно, говорить этого тетушке Лили-Унне, но свое отношение к ней Сильвия скорее назвала бы любовью, чем уважением. Уважение – это ведь когда боишься разочаровать человека, когда беспрекословно его слушаешься и во всем доверяешь его мнению, так? А Сильвия, хоть и слушалась тетушку, нередко обманывала ее, тайком сбегая из поместья на обрыв или в священную рощу – там и там ее охватывали совершенно волшебные чувства, становилось как-то по особенному радостно-спокойно и хотелось взлететь. Между тем тетушка запрещала выходить за ворота без сопровождения – что за ерунда, как будто что-то может с ней случиться в местах, которые еще с Рени вдвоем облазили и изучили до последнего камешка!

А еще, когда тетушка спорила с папой или ругала Рени, Сильвия всегда-всегда мысленно с ней не соглашалась. Потому что негоже дамам лезть в дела мужчин!

И какое же это получается уважение? А любовь – это просто любовь.

С другой стороны, хорошо, наверное, что тетушка не сказала «ты должна любить будущую госпожу фор Гронтеш». Потому что уважение можно хотя бы заменить вежливостью, а чем заменишь любовь? Она или есть, или ее нет, и нельзя полюбить по приказу.

Поэтому Сильвия старалась просто не думать о будущей мачехе, а вместо этого думать о Рени, о том, как им весело будет вместе, и о том, скоро ли вернется из своей таинственной поездки папа.

Между тем будущая мачеха Сильвии совсем не думала о падчерице: к чему гадать о дне завтрашнем, когда и сегодня хватает забот? Зато в ее мыслях нет-нет, да проскальзывал будущий пасынок. Сильвия никуда не денется, а остолоп Рени уйдет воевать, и было бы очень неплохо успеть вложить в его разудалую голову хоть немного здравого смысла. Вопрос только – как? Эбигейль фор Циррент никогда не воспитывала своих детей, куда уж чужим разума вправлять, тем более – взрослому, много о себе мнящему юноше?

Если вспомнить некоторые обмолвки Варрена, даже Грент Фенно-Дераль, мужчина весьма резкий и убедительный, к тому же имеющий возможность подкрепить свои аргументы всей мощью королевской полиции, не достучался до мозгов Реннара фор Гронтеша. А значит, пронять Реннара увещеваниями невозможно в принципе. Но если так… Гелли не сдержала задорную улыбку. Если так, остается единственный, кого юный фор Гронтеш слушает и, пожалуй, почти боготворит – принц Ларк. Вот кто должен пресечь нездоровую тягу к авантюрам своего порученца!

Жаль, что Джегейль уехала, вот уж кого принц готов слушать часами. Но, с другой стороны, Рени откровенно невзлюбил младшую виконтессу фор Циррент, так что, может, оно и к лучшему. Джегейль никак не должна быть замешана в очередное безумство этих двух шалопаев. А что какое-нибудь безумство рано или поздно случится, Гелли не сомневалась: не с характером Ларка пройти мимо приключения, особенно, если оно само стучится в дверь.

И тогда нужно просто среагировать вовремя и правильно. И не ей, ни в коем случае не женщине! Не Фенно-Дералю – это лишь обострит и без того натянутые отношения. Не королю – король останется последней инстанцией, как говорят юристы. Значит, остается Варрен.

– А что, братец, как нынче дела у принца? – спросила она вечером, после того как весь день так и сяк вертела в голове весь этот расклад. Раз уж выдался редкий в последнее время случай, когда Варрен сумел выбраться домой поужинать, ей хотелось воспользоваться моментом и обговорить свои раздумья, сомнения и тревоги. В самом деле, не с дамами же в салоне милой Дарианы делиться такими мыслями?

Варрен пожал плечами:

– Как у него могут быть дела? После твоей такой бурной помолвки все дергался, тревожился за своих людей на юге, но когда туда поехал Ланкен, вроде немного успокоился. Собирает свою гвардию, дергает вопросами Тила, требует новые амулеты.

– А тот и рад? – улыбнулась Гелли. – Тил хороший мальчик, хотя Страунгер его подпортил. Но теперь выправляется.

– Трусоват и болтает много. Но умный, этого не отнять.

– Не всем же быть героями. И вот что я, братец, тебе скажу, в окружении Ларка просто необходим хотя бы один умный трус. Это, конечно, не гарантия, что наш принц не ввяжется в очередную отважную глупость, но больше надежды, что его быстро вытащат.

Варрен задумчиво допил вино.

– Гелли, это намек?

– Помилуй, братец, не та тема, чтобы затуманивать ее намеками. Я прямо тебе говорю, да ты и сам понимаешь, что рано или поздно Ларку станет достаточно скучно для того, чтобы ввязаться в очередную дурную авантюру. Я только все думаю, как бы воспользоваться этим и наглядно показать Реннару, что нужно взвешивать последствия…

– Реннару? Ты считаешь, Ларку это показывать уже бесполезно?

Гелли тихо рассмеялась.

– Наоборот. Наш принц взрослеет на глазах, и если раньше они с Рени друг друга стоили, то сейчас юный фор Гронтеш тянет его назад.

– Да, Джегейль верно сказала: слабое звено. – Варрен откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Гелли сидела тихо, боясь потревожить его размышления. Она знала: если ей самой верные решения приходят спонтанно, то Варрену требуется тщательно все взвесить и обдумать, может даже, не один день. Но сейчас она чувствовала, что заронила тему для раздумий очень вовремя. И в конце концов Реннару фор Гронтешу все же придется использовать голову по назначению.

ГЛАВА 5, в которой Джегейль фор Циррент осознает всю глубину королевского коварства

Лейтенант Бертон фор Ганц – кстати, как в первый же день выяснила Женя, родич не только Дастина ди Ланцэ, но и милейшей дамы Дарианы, главной столичной сплетницы, – оказался на редкость спокойным, даже флегматичным, но при этом настоящим параноиком. К тому же умеющим использовать голову по назначению, а не только как подставку для шляп. Очень странное сочетание, хотя при такой работе и при такой тетушке, пожалуй, не удивительно.

Старше Ларка и его приятелей: лет, наверное, под тридцать, высокий и полноватый, слегка грузный, он напоминал сытого ленивого медведя. Самое же приятное, что держал себя с добродушной вежливостью женатого и довольного семейной жизнью мужчины – бальзам на душу после всех этих дурных пари, танцев, сплетен, после ухаживаний Никодеса и откровенной неприязни Реннара, даже после Ларка, который хоть и не позволял себе ничего предосудительного, но все же оставался первым женихом королевства.

Рядом с Бертоном фор Ганцем было спокойно, и ехать под его охраной тоже было спокойно.

Как уж он охранял Ларка, что тот едва выпутывался из сплошных покушений, Женя не знала и, пожалуй, не хотела знать, но к безопасности виконтессы Джегейль фор Циррент лейтенант фор Ганц подошел крайне серьезно.

Своих людей он распределил так, словно они двигаются по вражеской территории. Двое впереди проверяют дорогу, один прикрывает карету сзади, один у левой дверцы, а сам лейтенант – у правой, то есть с той стороны, где сидит подопечная барышня. При этом, надо отдать должное, не досаждает разговорами, уделяя все внимание лесу у дороги. Обзор, правда, перекрывает; Женя хотела было попросить его немного сместиться, но вовремя одумалась: выглядеть это будет, как девичий каприз, да по сути так и есть. Нечего мешать человеку работать, особенно, когда от его работы зависит твоя безопасность. Поэтому Женя даже не пыталась заговорить с ним, а на окружающую природу любовалась в узкую щелку между краем окошка и лошадиной шеей.

На постоялых дворах порядок сохранялся примерно тот же, разумеется, с поправкой на помещение и людей вокруг. Самой Жене ни разу не пришлось вступить в переговоры о дневном отдыхе или ночлеге: корм для коней, комната и еда для нее и Солли, горячая вода для мытья, слишком громкие соседи за стенкой – лейтенант фор Ганц заботился обо всем. Он и расплачивался за все сам, и когда Женя спросила, действительно ли это входит в его зону ответственности, ответил флегматично:

– Так безопаснее.

– Но вы не должны платить за меня? – удивилась Женя.

Уголки губ, едва видные под пшеничными пышными усами, слегка приподнялись:

– Это не мои деньги, не тревожьтесь, барышня. Ваша поездка оплачена короной.

– Вот как, – пробормотала Женя. «Дядюшка» ничего такого ей не говорил. Хотя мог и не успеть, или счесть неважным: слишком мало времени было на сборы, а это явно не та информация, которую можно назвать вопросом жизни и смерти. Но все же, как говорили в ее родном мире, «осадочек остался»: не может быть, чтобы граф фор Циррент не мог сам оплатить путешествие своей племянницы к сестре. Сугубо семейное дело, по крайней мере, так оно должно выглядеть, и при чем тут корона?! Король здесь крайне умный мужик, не мог он не подумать, что портит игру своей же Тайной Канцелярии! Значит, в этой финансовой путанице есть более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд…

Над всем этим следовало поразмыслить. Не спрашивать – вопросы могут оказаться неуместны, не выказывать недовольства или сомнений – мало ли… Просто взвесить все плюсы и минусы, которые дает королю столь явное покровительство, обдумать самой, потом поговорить с Цинни, а уж она наверняка объяснит, стоит ли поднимать эту тему с графом, когда Женя вернется. Может, у нее просто паранойя разыгралась? Может, в этом мире нет ничего предосудительного в подобной ситуации? Хотя вряд ли, ой, вряд ли, граф ведь сам признал, что это дает пищу слухам! И он совсем не выглядел довольным.

Женя прикрыла глаза, пытаясь вспомнить как можно лучше свой отъезд, лицо «дядюшки», его слова, малейшие оттенки голоса… Кольнуло досадой: граф был вполне очевидно уставшим, нервничал, и что-то такое мелькнуло во взгляде, чего она тогда не поняла, но бессознательно отметила и запомнила. Тревога? Нежелание отпускать? Да нет, вряд ли, с чего бы…

Почему-то стало грустно, и Женя, отложив пока мысли и воспоминания, принялась смотреть в окно. Там, за окном, медленно плыл назад темный ельник, нависали темные, почти графитного цвета тучи, и обычно добродушное лицо фор Ганца тоже казалось каким-то темным, мрачным и озабоченным. Даже не по себе сделалось.

А Солли тихо спала, укутавшись в меховой полог, и Женя даже позавидовала ей: сама она точно сейчас не уснет, и даже не поймешь, что хуже – тревожные и грустные мысли или то напряжение, которым веет от лейтенанта. Скорее бы добраться до постоялого двора, выпить чаю, согреться и успокоиться хоть немного! Всего второй день пути, а она уже вовсю нервничает, вот уж глупость…

Карета подскочила на ухабе, фор Ганц наклонился к окну, сказал:

– Задерните шторку, барышня.

– Что случилось? – испуганно спросила Женя. В памяти замелькали все эпизоды с ограблением и угоном карет из исторических фильмов, и она с досадой подумала, что даже не знает, как в этом мире и этой стране обстоят дела с разбоем на дорогах. Хотя, если судить по аналогии…

– Ветер поднимается. Выстудит вас, а то и снега внутрь наметет, – голос лейтенанта был ровно таким же спокойным, как обычно, и Женя, послушно кивнув, плотно задернула кожаную шторку. Хотя в глубине души все же не поверила такому безобидному объяснению.

С закрытым окном начало трясти сильнее, отчетливей стало слышаться завывание ветра, в котором Жене тут же почудилось что-то зловещее.

– Нервы шалят, – пробормотала она. – Нервы-нервишки шалят-пошаливают.

Проснулась Солли, спросила:

– Что вы, барышня?

– Нет, ничего, – торопливо ответила Женя. – Простите, что разбудила. Там, кажется, метель надвигается.

– Ничего, барышня, не страшно. Кони у нас сильные, мужчины в сопровождении. Не заметет, – Солли успокаивающе погладила ее по руке, как ребенка.

«М-да, – подумала Женя, – всяких ужасов навоображала, а и не думала, что самой метели бояться нужно. Может, здесь еще и волки водятся? Даже наверняка возятся: лес есть, с экологией все в порядке, значит… Так, срочно успокоиться!»

– Да у вас, барышня, совсем ручки заледенели! Ну-ка, укутайтесь хорошенько, – Солли почти силой заставила замотаться в тяжелый меховой полог, тот самый, которым укрывалась сама. «Два индейца под одним одеялом не замерзли», – всплыло в памяти, и Женя невольно улыбнулась. – Ничего, вот доберемся до постоялого двора, попросим господина лейтенанта заказать горячего глинтвейна, хоть и не подобает девушке, но в такой холод да метель можно сделать послабление. Только в номере, барышня, а уж пока будете в общем зале у огня отогреваться, придется потерпеть.

– Да, я помню, – кивнула Женя. – Скорей бы, и правда, хоть куда-нибудь уже доехать!

Бертону фор Ганцу, лейтенанту телохранителей его высочества, тоже очень хотелось хоть куда-нибудь уже доехать. Неопытная девица и ее старая служанка могут не уловить в свисте и вое метели далеких рулад вышедшей на охоту волчьей стаи. Но он-то слышит! Хорошо еще, барышня поверила объяснению и без лишних вопросов и споров закрыла шторку. От волков не защита, но хоть не будет видеть, что снаружи творится, и не станет паниковать в самый неудачный момент.

Бертон фор Ганц не был очень доволен заданием, хотя важностью доверенной его отряду миссии вполне проникся. Шутка ли, когда сам король просит присмотреть за барышней, потому что та нужна короне. Похоже, газетчики не так уж много приврали о ней и принце, и его величество всерьез рассматривает барышню фор Циррент как возможную будущую королеву. Более того, как желательную королеву! Ему ли, телохранителю, не знать, сколько у Ларка было пассий, но ни одна не вызвала и тени королевского интереса, а тут – охрана. Путь, правда, и в самом деле небезопасный, и едет барышня, вроде бы, по государственной надобности, но все же.

Поэтому Бертон приглядывался к младшей виконтессе фор Циррент весьма пристально. Ларка он успел неплохо изучить: объектом охраны тот был трудным, но в остальном Бертону нравился, и лучшего короля в будущем тот не желал. И уж точно Ларк заслуживал самой лучшей королевы! А семейство фор Циррент хоть и достаточно родовито, но королева… не слишком ли? Еще и девушка непонятно откуда свалилась, чего от такой ждать?

Однако первое впечатление оказалось в целом приятным. Серьезная, внимательная, без склонности к капризам, осознающая свою нужду в советах, барышня фор Циррент не доставляла проблем охране. Не жаловалась на утомительную тряску, плохую дорогу, неприятное общество или недостаточно изысканную пищу на постоялых дворах, выгодно этим отличаясь от большинства знакомых Бертону фор Ганцу дам. Отдыхала в отведенной ей комнате, не сетуя на тесноту, шум и неудобства, и очень быстро собиралась, когда ей сообщали, что отдых окончен и пора выезжать. Право же, принц мог бы поучиться у своей невесты, как себя вести, чтобы не мешать телохранителям защитить тебя от убийц!

Того, что мысленно он уже называет барышню фор Циррент невестой принца Ларка, лейтенант даже не заметил. Он думал о том, что где-то впереди ждет настоящее тепло, добрая кружка горячего вина и спокойная ночь, но для начала хорошо бы опередить волчью охоту. Если повезет, на пути стаи попадется ослабевший олень, или запах добычи уведет волков в сторону от тракта. Если нет – остается надеяться, что он не ошибся в оценке барышни фор Циррент, и та не потеряет голову от ужаса и не станет вопить, визжать и совершать глупости.

Крохотная жаровенка, которые здесь использовали для отопления карет, на взгляд Жени, годилась разве что для напоминания о том, что где-то впереди ждет настоящее тепло. Или для утешения: наверное, без нее было бы еще хуже. Вот когда оценишь блага цивилизации – и не интернет вовсе, а хотя бы асфальт и автобусы, не говоря уж о железных дорогах!

К постоялому двору добрались по сумеркам. Хотя это ни о чем не говорило: зимой темнеет рано, а уж когда над лесом нависли свинцовые тучи и вовсю метет метель, и вовсе не поймешь, вечер сейчас или день. Хотя сосущее чувство голода указывало скорее на вечер.

Лейтенант подхватил ее под руку, она же, в свою очередь, вцепилась в Солли: нехорошо было бы оставить ту без поддержки. Женя отворачивала лицо от ветра, жмурилась, но колючий снег все равно бил в глаза, выжимая слезы, и какие-то десять шагов до дверей растянулись, казалось, на сто-двести метров. Позади слышалась ругань конюхов, нетерпеливое ржание коней, чуявших сено, ячмень и отдых в теплой конюшне, а где-то совсем далеко, как показалось Жене, переливчато выли волки. Или это шутки ветра и метели? Она хотела спросить, но лейтенант уже открыл дверь, в лицо ударил благословенно теплый воздух, насыщенный запахами переваренных овощей, мяса, кислого пива и мокрой одежды.

– А ну, пропустили благородную барышню к огню! – рявкнул ее спутник, мгновенно притянув к ним все взгляды:

Женя поморщилась, но народ расступился: видно, лейтенант фор Ганц куда лучше нее понимал, как нужно вести себя в подобных местах. Очаг, напоминавший камин, разве что повыше, жарко пылал, можно было протянуть к огню озябшие ладони и наконец-то расслабиться: здесь бояться нечего, ни метели, ни волков, а с людьми, если вдруг что, охрана справится. Тепло медленно растекалось по телу, расслабляло уставшие от холода и неподвижности мышцы, Женя глубоко вздохнула, подумав: «Как же хорошо, и как иногда мало нужно для счастья. Всего-то согреться, хотя еще бы поесть, конечно».

Она слышала краем уха, как лейтенант фор Ганц договаривается с хозяином: комнаты, ужин, глинтвейн для барышни… И вдруг ухватила краем уха из возобновившихся вокруг разговоров: «Ларк».

Кажется, говорил кто-то из ее же охранников, но Женя совсем не была в этом уверена: их голоса она слышала не так часто, чтобы узнавать в общем гвалте. Оглядываться она не рискнула, вместо этого сделала крошечный шажок в сторону говоривших, уступая Солли побольше места перед огнем. Теперь, если прислушаться, получалось ухватить часть фраз.

«Сейчас бы попивать вино в Офицерском…»

«Брось, всем сейчас не до вина, мы еще…»

«…спокойная и не капризная, не то что…»

«Да, хорошая будет короле…»

– Пойдемте, барышня, – фор Ганц подал ей руку, – в комнатах тепло, глинтвейн и горничную пришлют тотчас же, ужин обещают через час.

До комнаты Женя дошла молча. Честно говоря, она не знала, что делать и что сказать. Даже не верилось, что она поняла правильно – мало ли о ком болтают?!

А о ком еще, с другой стороны, могут болтать ее охранники, обсуждая поездку с ней?!

Лейтенант придержал дверь, и Женя решилась:

– Войдите на минутку, господин фор Ганц. Пара слов конфиденциально.

– Это не вполне прилич…

– Входите, – почти прошипела Женя. – Есть приличия, а есть темы, о которых не говорят в коридоре! Вы, в конце концов, офицер и благородный человек, или я не могу положиться на вашу честь?!

Фор Ганц ошарашенно кивнул, шагнул в комнату и беззвучно прикрыл за собой дверь. Женя глубоко вздохнула.

– Лейтенант. Я прошу вас донести до ваших людей одну простую истину, которая, похоже, не укоренилась пока в головах андарских военных. Болтун – находка для шпиона. Поверьте, это так и есть на самом деле. Заметьте, я не говорю о том, что недостойно вслух и прилюдно обсуждать сплетни, касающиеся наследника престола и его отношений с дамами. Я говорю лишь о том, что это может оказаться опасным. Например, для репутации принца. Или для жизни дамы. Или для планов принца на будущую женитьбу, если слухи ложны. Или, в конце концов, для карьеры болтуна, если однажды он вот так же выболтает что-нибудь действительно важное. Хотя в последнем случае жалеть будет, разумеется, не о чем. Вы понимаете меня, господин фор Ганц?

Лейтенант сглотнул и резко кивнул, едва не уткнувшись подбородком в грудь.

– Понимаю, виконтесса. Разберусь.

– Благодарю.

Женя хотела еще сказать прямо, что слухи эти на самом деле только слухи, но… Во-первых, начнешь оправдываться – только подтвердишь, что «что-то тут нечисто» и «нет дыма без огня». А во-вторых, вдруг и в самом деле сам король к этой дурной сплетне руку приложил? Она не успела перед отъездом толком поговорить с графом, а ведь он явно не был доволен «идеей его величества». Вот интересно, Ларк вообще знает, что его уже практически почти женили?! «Если знает, убью заразу! Ну ладно, не убью, принц все же, но по морде он у меня получит не фигурально! А то ишь, повадились, то пари, то…»

Лейтенант уже ушел, Солли разделась сама и помогла «молодой хозяйке» снять тяжелую меховую накидку, постучалась горничная с глинтвейном на подносе, а Женя все крутила в голове вопросы, которые некому здесь было задать, предположения и просто возмущенные реплики – прекрасно понимая, что никому она их не скажет, потому что адресовалось ее возмущение по большей части королю. А ведь Ларк проговорился как-то, что дед предлагал ему на ней жениться! Они еще посмеялись тогда, что, мол, хороша бы вышла королева, которая о собственной стране ничего не знает, потом Ларк уже серьезно сказал, что на самом деле это не препятствие, а Женя – что «нет, спасибо, мне такая ответственность даром не сдалась». Может, зря она решила, что тем разговором все выяснилось и закончилось?