Текст книги "Испытание весной (СИ)"
Автор книги: Алена Кручко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 16, в которой Джегейль фор Циррент прощается с Линдом и узнает о предрассудках тирисских моряков
«Если разобраться, – говорил дядюшка Винс, – какие-то преимущества есть у любого, но не всякий может превратить потенциальные преимущества в реальные. Побеждает не тот, кто потенциально сильней, а тот, кто лучше реализует свою силу».
У дядюшки Винса, дипломата милостью богов и шпиона их же попустительством, таких мудрых сентенций было с избытком, и каждую он охотно развивал, доказывал и обосновывал примерами. Женя слушала с удовольствием – у дядюшки Винса было чему поучиться, в мутных водах политики он плавал уверенно – не карась, а та еще щука. Даже акула.
За месяц, который Женя гостила у Скаваллей, она многое узнала об отношениях Андара с Тириссой, Тириссы с Одаром, восточными княжествами, каким-то Соимом – мелким и захудалым королевством на островах севернее Тириссы, колониями на западе и востоке… Дядюшка Винс разложил ей по полочкам все пересечения их интересов, противоречия банковских и купеческих союзов, родственные связи королевских домов, запасы ресурсов и уровень производства, короче говоря, в подводных течениях, камнях и рифах здешней политики Джегейль фор Циррент разбиралась теперь отменно. Может быть, даже не хуже «дядюшки Варрена» и, пожалуй, куда лучше принца Ларка, учитывая его неприязнь к этой теме.
– Вам, дядюшка Винс, нужно быть каким-нибудь министром по внешней политике, – повторяла Женя. Тот смеялся в ответ:
– Министром любой сможет, был бы язык подвешен, а кто работать будет?
Работы ему и впрямь хватало. Граф ди Скавалль, посол Андара в Тириссе, светский лев, превосходный танцор и ценитель изящной словесности, сидел в Линде эдаким пауком, незаметно плетущим сети, профессором Мориарти от политики (к слову сказать, рассказы о Шерлоке Холмсе в вольном изложении «племянницы» граф оценил весьма высоко), злым гением финансовых потоков и военных поставок. Лишь благодаря ему Тирисса до сих пор блюла нейтралитет не только на словах, благодаря ему грузы с пенькой, лесом и парусиной шли на андарские верфи, а перекупленная у соимских купцов соленая треска – в андарскую армию. И все это – незаметно, с обманчивой легкостью, словно мимоходом, между очередным балом и вечером поэзии, так что все общество Линда уверено было, что главная забота милейшего графа ди Скавалля – первым успеть к завозу новой партии мехов или тканей, дабы выбрать очередной подарок для любимейшей жены.
Так и шел по жизни плавной поступью светского льва, весь на виду, открытый, добродушный, безопасный. А рядом с ним порхала легкомысленная и веселая красавица-жена, звезда салонов и балов, которую Женя – про себя, ни в коем случае не вслух! – называла теперь «радистка Кэт». Если тетушка Гелли учила племянницу светским манерам и правилам, то тетушка Цинни устроила настоящий мастер-класс по дамским интригам. Там слово, здесь – многозначительное молчание; вовремя пересказанная сплетня, легкое пожатие плеч, короткий взгляд, игра веером, забытый на окне цветок или рисунок на заиндевевшем оконном стекле – и еще сотни способов повернуть события в нужное русло, столь же простых, невинных и не вызывающих подозрений. Теперь-то Женя понимала, зачем она понадобилась графу фор Цирренту в качестве родственницы! В тесный кружок высшего света не попадешь просто так, а политика слишком часто делается через женщин.
Увы, понимала она и то, кому могли понадобиться газетные намеки о ней и Ларке, которые добрались даже до Тириссы – до Линда уж точно. И не просто понадобиться! Кто мог их санкционировать, обеспечить или хотя бы не мешать ушлым газетчикам?
А ей тут приходится смеяться в ответ на вопросы местных кумушек: «Везде любят повторять сплетни, не правда ли, дамы? И чем глупей сплетня, тем охотней на нее клюют газеты».
О своих подозрениях Женя не говорила: ей показалось, что граф и графиня ди Скавалль скорее одобрят этот брак, а ее нежелание попросту не поймут. Все тот же вопрос о потенциальных преимуществах и способах их реализации… Насмотревшись на местных барышень и послушав рассуждения дядюшки Винса, Женя поняла, что действительно способна стать таким преимуществом для королевской семьи Андара. Государственные интересы, тудыть их через коромысло… Нет, король, конечно, молодец, что задает высокую планку для потенциальной невесты своего наследника. Небось на Клалии обжегся, вот уж типичная местная интриганка, вместо ума – амбиции, вместо здравого смысла – завышенное самомнение, о знаниях скромно умолчим. И ведь на общем фоне вполне хороша! Что поделать, не воспитывают здесь девушек такими, какую хочет для внука его величество. Блистать на балу – легко, быть верной женой и хорошей матерью – святое, а королева – а что королева? Приложение к королю ради производства наследников, а в делах помогать – что вы! Не бабское дело. Скорей уж мешать станет, если родня начнет давить, требуя льгот и прочих плюшек.
Может быть, с принцессами дела обстояли получше. Может быть – точно Женя не знала. Но проблема, как объяснил дядюшка Винс, была в том, что ни одна из имеющихся принцесс-невест в жены Ларку не годилась. Или слишком близкие родственницы, или не те отношения между странами, чтобы брачные союзы заключать, или совсем еще соплюшки. Поэтому до сих пор невесту Ларку искали среди девушек из знатных семей. Ну, как искали – присматривались. Ларк ни одной из возможных претенденток не увлекся так, чтобы решиться покончить с вольной холостяцкой жизнью, его величеству тоже ни одна не показалась достойной.
«А тут я, вся такая интересная, что будь король моложе, сам бы женился. Исключительно, мать его, из интересов государства».
Нет, Женя была на самом деле благодарна и королю, и графу фор Цирренту, и Ларк оказался отличным парнем, но есть же границы! Ее личная жизнь – это, простите, только ее дело! Ну ладно, еще это вопрос репутации семьи, раз уж она здесь не какая-нибудь безродная девица, а виконтесса фор Циррент. Но это значит лишь то, что она не позволит себе крутить дешевые романчики, клевать на дешевые реверансы типчиков вроде покойного… как его там? Графа Лореана? В общем, вести себя неподобающим образом. А замуж – это другое. Это серьезно.
С другой стороны, Женя понимала, что на нее вполне могут и надавить. Это пугало. Хотя Ларк, вроде бы, совсем не хотел на ней жениться, и это, наоборот, успокаивало.
Измучившись мыслями и сомнениями, Женя постаралась если не выкинуть угрозу замужества из головы, то хотя бы отодвинуть ее до возвращения. Можно же поговорить откровенно с графом. С тетушкой Гелли. С Ларком, в конце концов!
Может, она вообще все это себе придумала и разводит панику на пустом месте. Может, королю и Тайной Канцелярии просто не до того, чтобы тратить время и силы на светские сплетни в газетах?
И все же, когда дядюшка Винс сказал:
– Жаль тебя отпускать, дорогая племянница, но придется, – паника вернулась.
О ее возвращении дядюшка с тетушкой не заговорили за этот месяц ни разу. Женя подозревала, что, спроси она сама, и ей ответят примерно как об уходе с бала: мол, никогда не загадывай, когда придется уйти. Дурная примета.
Хотела ли она сама возвращаться? Трудно сказать. Она скучала по графу фор Цирренту и тетушке Гелли, побаивалась встречи с Ларком и не хотела расставаться с ди Скаваллями. Ей нравился Линд, к тому же здесь было интересно, но после «школы» дядюшки Винса и тетушки Цинни дома тоже наверняка будет не скучно.
«Дома» – вот что, пожалуй, имело значение. Ей нравился Линд, нравились дядюшка Винс и тетушка Цинни, но «домом» она уже привыкла считать другой дом, другой город и другую страну.
– Пора возвращаться, да? – Женя не могла и не хотела сдержать улыбку, но, странное дело, к глазам подступили слезы.
– Да, дорогая, – вздохнула Цинни, – Варрен требует тебя обратно.
От этого «Варрен требует» почему-то в груди разлилось тепло, и Женя, хихикнув, бросилась тетушке на шею:
– Я буду скучать!
Она и дядюшку Винса обняла бы, но вдруг застеснялась и только сказала:
– Спасибо вам.
– Да за что же? – удивился он.
– Вы многому меня научили, и с вами было весело. Я правда буду скучать. Когда ехать, завтра с утра? Успею собраться?
– Вещи уложат и без тебя, дорогая, – с легким упреком напомнила Цинни – она никак не могла приучить племянницу смелее пользоваться работой слуг. – А мы посидим втроем и подумаем, что доверить письмам, а что ты должна будешь рассказать Варрену лично.
Доверить письмам граф ди Скавалль мог немногое: очень уж напряженная ситуация сложилась в Линде, и тайная работа графа во благо андарской армии и – особенно! – андарского судостроения становилась по-настоящему опасной. Что поделать, снарядить военный корабль – дело дорогое и долгое, на дно они идут куда быстрее, а когда ни у одной из воюющих стран нет своей пеньки, качественных канатов и крепкой парусины, выигрывает тот, кто успеет перехватить товар у нейтралов.
Нельзя держать врагов за идиотов; тайная деятельность андарского посла в любой миг могла стать явной.
– Мне сюда нужен человек, который возьмет на себя хотя бы переговоры, – объяснил он племяннице. – Не знаю, правда, сумеет ли Варрен найти такого. Но пусть имеет в виду, мало ли.
– Торгпред, – непонятно выразилась Джегейль и тут же объяснила: – Что-то вроде официального представителя по торговым вопросам. Я поняла, передам.
– Дальше. Вот список, это люди, которых нам есть чем шантажировать, но они пока этого не знают, – ди Скавалль жестко усмехнулся. – Возможно, короне от них понадобится нечто большее, чем могу здесь придумать я. Все материалы у меня в тайнике, Варрен знает. Запомнишь?
– Ну, есть же это, – Джегейль пощелкала пальцами, – заклятье, от которого память обостряется, и любые мелочи вспоминаешь. Если забуду, воспользуемся. Давайте сюда ваш список.
Список был коротким, всего на восемь человек – имя, должность или род занятий и повод для шантажа. Джегейль перечитала его несколько раз, кивнула и вдруг спросила:
– А почему вы вот так, через меня это передаете? Не надежнее шифром каким записать или в тайнике в вещах провезти? Да хоть несмываемыми чернилами написать и в платье вшить? Уж платья мои вряд ли пороть будут, а в мозги, как я понимаю, залезть могут?
– И возьмут у тебя из мозгов картинку тайника или платья, даже не заметишь. А чтобы полностью наш разговор прочитать, да еще через амулеты – это нужно сил примерно как у нашего короля или верховного магистра, и, поверь, ты такое вторжение в разум очень хорошо почувствуешь. Дополнительные амулеты, кстати, хорошо, что напомнила, – кольцо, серьги и браслет, сделанные на заказ, комплектом из обрамленных в светлое золото огненных топазов, дожидались в шкатулке на столе. – Надень сразу. Камни подбирал, чтобы к кольцу Варрена подходили. И не снимай, пока не будешь в безопасности, поняла?
– Конечно. Спасибо, – Джегейль надела украшения быстро и ловко, даже не полюбовавшись игрой света в камнях и тонким плетением оправ. – Ни за что не сниму! Вы же знаете, чего я и в самом деле боюсь, так это магов-менталистов. Моя голова – моя крепость, и посторонним там не место.
– На кольце Варрена сильная защита, – успокоил племянницу ди Скавалль. – Однако в дороге случается всякое, лучше перестраховаться.
Девушка кивнула, и ди Скавалль продолжил. По-настоящему надежным курьером нужно было воспользоваться по полной программе: когда еще представится такой случай!
Женя стояла рядом с дядюшкой и смотрела, как ее карету, с конями вместе, грузят на пузатый торговый корабль со смешным названием «Летучая бабочка» – то ли галеон, то ли флейт, пока что из всех крупных судов она могла отличить разве что военный фрегат. Солли уже отвели в каюту, вещи занесли, и только она никак не могла заставить себя проститься с дядюшкой и ступить на шаткие сходни. Кони прядали ушами и нервно фыркали, скрипели снасти, борт раскачивался, матросы орали нечто малопонятное и наверняка нецензурное, и оптимизма все это совсем не прибавляло.
– Ты же понимаешь, что по-настоящему надежного сопровождения сейчас не найти? – спросил дядюшка. Ему не нравился унылый настрой племянницы.
Женя кивнула и добавила:
– К тому же вот-вот начнется весенняя распутица, и сухопутная дорога – не лучший вариант. Понимаю. И что в Дарценене меня встретят, а дорога оттуда лучше, тоже понимаю. В конце концов, инструкции получены именно такие, все решено не нами, переиграть мы не можем. Но море! Качка!
– Всего пять дней при попутном ветре.
– А при встречном?
– Пока что он попутный, и перемены не ожидается.
– Все равно, пять дней по морю. Я ж сдохну.
Рядом остановился капитан – высокий, грузный, краснолицый, в длинном, сбившемся набок дождевике и тяжелых сапогах, короче говоря, вида абсолютно не куртуазного. «Типичный работяга, какой-нибудь рыбак с сейнера», – оценила Женя. Осмотрел пассажирку с выражением крайнего неодобрения и сказал, вздохнув с преувеличенной укоризной:
– Друг мой ди Скавалль, право же, размер той услуги, которую я вам намерен оказать, кажется мне все больше и больше. Держите, барышня, – выудил из кармана витую ракушку на шнурке, острую, желтоватую, с отбитым краем.
– Что это? – Женя брать не спешила, усвоила уже: в мире, где есть магия, опасно тянуть руки куда не надо и брать у незнакомцев непонятно что.
– Амулет от морской болезни. Раз уж вы настолько боитесь качки, что не стесняетесь накликать нам неудачи.
– Что, простите?!
– Твое дурное настроение, – объяснил дядюшка. – Отправляться в путь по морю, ожидая худшего – все равно что призывать на корабль все беды. Ждешь от моря плохого – плохое и получишь. Море нужно любить, тогда и оно ответит добром. Амулет возьми, поможет. Да, капитану Тензоне ты можешь доверять. Я не отправил бы тебя с ненадежным человеком.
– Ой. Простите, – Женя взяла амулет, неловко надела на шею. – Спасибо. Простите, я не знала. Я не буду больше. И вообще, я люблю море. На самом деле. Просто как-то все больше с берега.
– Первый раз на корабле? – Женя кивнула, капитан Тензоне скинул с головы капюшон дождевика и почесал в затылке, взъерошив жесткие черные волосы, как будто это простое действо помогало собраться с мыслями. – Ясно-понятно. Значит так, барышня, запоминайте. Первое. По палубе не шляться, матросам не мешать. Что такое «палуба», объяснять вам, надеюсь, не надо?
– Да уж знаю, – хмыкнула Женя.
– Лучше всего сидите себе в каюте. Трапезничать можете со мной, а можете у себя, как пожелаете, но лучше бы у себя, мало ли что. Шквалы – они, знаете ли, внезапно налетают.
– Понимаю, – кивнула Женя, – хорошо. Мне так еще и спокойней будет. Палуба – она, знаете ли, качается.
Капитан хохотнул коротко:
– Значит, насчет этого уговорились. Второе. Никаких вопросов. Особенно – никаких «Долго ли нам еще плыть», «Когда же мы приплывем» и всякое прочее в этом духе. Боже нас упаси поплыть, барышня, корабли ходят. – «Это я тоже знаю», хотела сказать Женя, но капитан продолжил жестко: – Плавают – утопшие. Ну, или те, кто вот-вот потонет.
«Забавно все же, – подумала Женя, снова кивнув, – миры разные, а суеверия и лингвистические заморочки у моряков одинаковые. Разве что наши бы еще добавили «дерьмо плавает», но кто знает, может, этот, как его, Тензоне, просто пытается выглядеть культурным рядом с девушкой. Интересно, у них тоже считают, что женщина на корабле – к несчастью?»
– Третье. Если вы склонны к панике, старайтесь больше спать, что ли. И время быстрее пройдет. А когда не спите… ну, песенки пойте, что ли. О любимом думайте. А страхи всякие глупые отложите уж до берега.
– Кому помешает моя паника, если я буду тихо сидеть в каюте? Или тоже – неприятности притягивает?
– Еще как притянет. Женщины, вы уж, барышня, простите, очень склонны паниковать не по делу, а в море так нельзя. Море – оно чует.
– Ладно, буду думать о чем-нибудь другом. Совсем постороннем.
Капитан пробормотал что-то похожее на: «Ну, хоть так», – посмотрел на дядюшку, снова на Женю.
– И вот еще что. С огнем аккуратно. Корабль хоть от пожара и заклят, а все ж деревянный, да и груз горючий. Если качка, лучше вовсе лампу загасите. Если темноты боитесь, так скажите уж себе, что лучше темнота, чем оказаться на горящем судне посреди моря.
– Темноты не боюсь, – уверила Женя. Хихикнула про себя: «Это они здесь не курят». И спросила, вспомнив новогодний подарок дядюшки Варрена: – А что, лампы у вас обычные? Безопасней были бы магические светильники, нет?
– Дорогое удовольствие, – буркнул капитан. – Особенно по нынешним временам. Прежде вон и мага-погодника с собой брали, а нынче… – он махнул рукой. – Ладно, барышня, если все ясно-понятно, так пойдемте, отведу вас в каюту. Отлив скоро, пора отчаливать.
– Хорошо, – Женя обернулась к дядюшке Винсу: – Дядюшка… Мы ведь увидимся еще, правда?
– Не в разных концах света живем, – дядюшка вдруг усмехнулся: – На свадьбу к тебе уж точно приедем.
– Ой, вот не надо о свадьбе! – вспыхнула Женя. – Вон, к тетушке Гелли на свадьбу приезжайте.
– То-то же, а то устроила: увидимся, не увидимся, что еще за слезливые проводы, – дядюшка обнял ее и подтолкнул к сходням: – Ступай. Попутного ветра, спокойного моря.
Пожал лапищу капитану, подождал, пока Женя перебежит на палубу, обернется и махнет рукой, помахал в ответ, развернулся и почти сразу пропал в суматошной толчее порта. Вот и кончился месяц в Линде. Женя подавила вздох: дядюшка Винс весь в делах, как всегда, а ее ждет пять дней безделья, а потом – как знать. Вернее, как дядюшка Варрен решит. Уж наверное, в Тайной Канцелярии хватает сейчас работы для всех. А она теперь лучше разбирается, что к чему, значит, тоже сможет чем-нибудь помочь.
Каюта была не больше чулана – тесная каморка, в которой едва помещался крохотный столик между двумя узкими койками, и даже окна, то есть иллюминатора, не было и в помине. Хотя это как раз к лучшему, решила Женя: ей вовсе не улыбалось целыми днями любоваться на свинцовые волны холодного северного моря. Солли уже распаковала баул с самыми необходимыми вещами, накрыла столик вышитой салфеткой и, сетуя на отсутствие кипятка, сервировала легкий обед из прихваченной с собой снеди.
Все это вдруг напомнило Жене купе поезда перед отправлением. Так и чудится, что вот-вот подойдет проводница, заберет билеты, предложит чаю… Накатила ностальгия – правда, совсем не такая сильная, как в первое время здесь. Родной мир успел отдалиться и теперь казался… нет, не сном, но чем-то таким же призрачным и нереальным. Источником приятных и не очень воспоминаний, интересных историй, новых для этого мира знаний – и не более того. Прочитанная и перевернутая страница, а впереди еще почти целая книга.
И, как всегда в начале любой поездки, накрыло предвкушением, интересом и ожиданием нового.
– Посмотрим, что за Дарценен такой и кто меня там так сильно ждет, – Женя уселась на узкую койку, поджав под себя ноги, и потянулась за хлебом и паштетом.
Загрохотала, поднимаясь, якорная цепь, корабль качнуло раз, другой, в борт ударила волна. «Летучая бабочка» снималась с якоря и готовилась отплыть, то есть, простите, отойти… отлететь. Отпорхнуть по направлению к Дарценену.
– С богом, что ли, – пробормотала Женя, – поехали. Пятидневка горячей любви к морю объявляется открытой.
ГЛАВА 17, в которой Джегейль фор Циррент возвращается в Андар
«Пятидневка горячей любви к морю» вымотала Женю изрядно. Не качкой – амулет ли помог, или девушка оказалась невосприимчива к морской болезни, но чувствовала она себя прекрасно, тошнотой и отсутствием аппетита не страдала и даже довольно быстро приспособилась ходить, не спотыкаясь и не падая на стены от внезапного крена. Соблюдать требование капитана «не впадать в панику и думать о хорошем» тоже оказалось совсем не трудно, Женя просто вспоминала любимые книги, фильмы, мультики и анимэ, таких воспоминаний ей хватило бы не то что на пять дней, а хоть на пятьдесят.
Выматывало безделье.
Занимать время лишь воспоминаниями, к тому же без возможности хоть с кем-то ими поделиться. Почти не иметь возможности двигаться, выйти на свежий воздух. Даже чтение и вышивка, и те невозможны. Невыносимо!
К счастью, ветер оставался попутным, и плавание проходило гладко. «Летучая бабочка» – Женя каждый раз неудержимо хихикала, вспоминая название корабля, – бойко шла по курсу, перепархивая с волны на волну, ловила ветер крыльями-парусами, слушалась руля и была умницей. Капитан Тензоне так и говорил, поглаживая потемневшие от времени и морской воды доски бортов: «Моя умница», – и Женя с трудом удерживалась от вопроса, сам ли он придумал «умнице» имя.
В середине пятого дня, после обеда, капитан предложил девушке выйти с ним на палубу и показал темную полосу на горизонте:
– Через несколько часов прибудем, – и тут же, постучав по мокрому от дождя борту, добавил: – Если ничего не случится.
Женя вдохнула сырой холодный воздух и радостно улыбнулась: душная и тесная каюта надоела до одури, почти до слез. Хотелось скорее увидеться с дядюшкой Варреном, рассказать о жизни в Линде, узнать, что нового случилось без нее. Хотелось, в конце концов, хоть чем-нибудь заняться!
– Мне можно побыть здесь?
– Да чего ж, барышня, побудьте, покуда не мешаетесь.
Девушка прислонилась к мачте – кажется, здесь она никому не помешает. Огляделась. Бесконечные серые волны, низко нависшие серые тучи, над морем позади – темно-серая, почти графитного цвета стена дождя. А над далеким берегом – солнце. «Символично», – хмыкнула про себя Женя. Бег волн скрадывал движение корабля, стоило отвести взгляд от темной полосы земли, и казалось, что они болтаются на месте бесполезным поплавком. Но если приглядеться – медленно, постепенно земля приближалась. Из просто темной становилась темно-зеленой и бурой – наверное, так издали виделся лес. Тонким шпилем проявилась в сером небе башня маяка. Едва слышно, скорее тенью звука, чем звуком, донеслись удары то ли колокола, то ли гонга – железные, протяжные, отчего-то вызывающие тревогу.
Белой чайкой замелькал вдали парус. Корабль шел им навстречу от берега, и оказавшийся вдруг рядом капитан буркнул:
– Что еще за …? Великоваты для таможенников, для купца слишком быстро идет, да и паруса не те.
«Приграничный порт, – хмыкнула для себя Женя, – логично, что здесь должен быть гарнизон, чему он вообще удивляется? Или здесь до пограничников и береговой охраны не додумались? Да ну, не может такого быть!»
Тем не менее, капитан и впрямь казался встревоженным. Глядел в подзорную трубу, кривил губы, а корабль подходил все ближе, и Женя уже без всякой трубы видела вымпел Тириссы на мачте. Выходит, это не их встречают, никакая не таможня и не охраняющие берег корабли, а просто такой же купец, идущий в другую сторону. Ну, по крайней мере, не враг… наверное.
Женя смотрела, как сходятся корабли, как со встречного машут флажками, подавая сигналы, а капитан Тензоне все сильнее хмурится. Похоже, происходило что-то непредвиденное. Но что? Спрашивать она не хотела – напомнишь о себе не вовремя, придется остаток пути сидеть в каюте, «чтобы не мешала». Нет уж. Она просто постоит здесь тихонько, посмотрит, послушает.
Борт к борту, конечно, суда не сошлись, но подошли одно к другому достаточно близко, Женя даже разобрала название встречного: «Принцесса морей». «Летучая бабочка» легла в дрейф, с «Принцессы» спустили шлюпку.
«Интересно, – думала Женя, – тот хмырь в шлюпке – капитан или помощник? Или какой-нибудь пассажир, имеющий власть приказывать? Амбиций и самомнения у него точно хватает, вон как вырядился, будто не в море, а на бал – камзол по последней тирисской моде, трость, а еще он или в нетерпении, или тревожится, и точно недоволен, вон как губы поджимает». Дядюшка Винс и тетушка Цинни очень постарались, чтобы привить ей привычку оценивать состояние людей по незаметным, казалось бы, признакам. Полезное умение, на самом деле, хотя чем оно могло помочь сейчас? Разве что еще больше встревожиться…
Франт с «Принцессы» не стал подниматься – видно, время ему было дорого; шлюпка закачалась на волнах рядом с «Летучей бабочкой», капитан Тензоне перегнулся через борт, спросил зычно:
– Что там такое еще, отчего не принимают? У меня груз, мне здесь болтаться не с руки.
«Не принимают? – удивилась Женя. – Как это «не принимают», что за аэропорт Домодедово, е-мае, погода у них, что ли, нелетная? Как может не принимать корабли морской порт?!»
– Буря там, видите ли, прошла. Бухта завалена мусором, только на рейде и стать, и то невесть сколько ждать придется, пока разгрузят. У меня тоже груз, спасибо, добрые люди подсказали, куда сбыть можно. В Неттуэ пойду, пусть далековато, зато порт хорош. Никакие бури нипочем. А тут, тьфу. Поворачивай, приятель, пойдем вместе, все спокойней. Может, еще кого в пути прихватим, один корабль – добыча, три – уже караван, не всякий сунется.
– Значит, тебе, приятель, одному в пиратские воды идти боязно, компанию ищешь? Не-ет уж, за предупреждение благодарствую, а только я иду, куда шел. Попутного ветра, спокойного моря.
– Зря. Там воды чистой нет, какой только дряни ни плавает. Может, во времени выгадаешь, а может, и нет, да еще неизвестно, что прицепится.
Женя потерла виски: последние слова зазвучали вдруг иначе, влились в уши, заглушив ставшие привычными плеск волн, легкий скрип снастей и крики чаек. Почудилось – сейчас утонет, захлебнется в проникновенном негромком голосе.
– Что-то тут не так, – пробормотала она. – Капитан! Капитан Тензоне, простите! – Капитан обернулся, и Женя выпалила: – Он колдует, или мне кажется?
«Наверное, кажется, – подумала тут же в панике, – я ведь не могу больше видеть магию, значит, и просто почувствовать не могу? Но амулеты, я вся ими обвешана как новогодняя елка! Может, это они?»
– Поднять паруса, – негромко бросил капитан. Боцман тут же дал сигнал матросам, сквозь затопившую мозг тишину пробился резкий звук его дудки, топот матросов, хлопанье парусины, и только потом капитан ответил: – Ясно-понятно, колдовал. Чего хотел, интересно бы знать, ну да пес с ним. Я не вовсе ополоумел, чтоб в часе от порта, где меня ждут, разворачиваться и переться на другой край Андара, да еще на тот край, где вовсю шалят пираты.
– Я испугалась, – честно сказала Женя.
– Чего?
– Испугалась, что он правда колдует, и что вы повернете. Меня ведь ждут в Дарценене. Ой, глядите. Еще один.
Капитан вновь уставился в трубу, ухмыльнулся:
– А вот и таможня. Как раз все точно и узнаем.
– Не понимаю, – пробормотала Женя. – Какая-то глупая попытка.
– Что тут понимать, барышня. Это прежде ментальные амулеты у каждого были, с кого хоть что-то взять можно. А теперь новых добыть неоткуда, разве что из-под полы за бешеные деньжищи, старые истощаются, крепкую защиту не всякий себе позволит. Вот и появились такие, тьфу. Наудачу действуют. Кто поддастся, того и оберут.
Женя поежилась: все-таки ментальная магия – это и в самом деле жутко. Вот так промоют мозги, и не поймешь. Хорошо, что оба ее «дядюшки» позаботились о защитных амулетах.
Вот только… интересно, пробьет ли эти амулеты король? И если да, сможет ли повлиять на нее, навязав желание выйти за Ларка? О силе и возможностях короля ей не рассказывали – так, в двух словах только, ровно настолько, насколько знает любая уличная торговка. А ведь еще и не факт, что это все соответствует истине. В конце концов, спроси ту самую «любую торговку», и наверняка окажется, что та уже заочно поженила барышню Джегейль фор Циррент с принцем Ларком, потому что «все так говорят» и «иначе и быть не может». Слухи – они такие. Вот и думай, Женечка, что делать и как себя вести…
Принц Ларк находился в состоянии крайнего бешенства, и, разнообразия ради, подготовка к войне была совершенно ни при чем. Взбесишься тут, если любая уличная торговка заочно поженила тебя с девушкой, к которой ты испытываешь исключительно дружеские чувства! А самое мерзкое, что все это происходит с ведома, одобрения и попустительства собственного деда!
Вытребовав возвращение барышни Джегейль через Дарценен и послав Ларка инспектировать работу Реннара, а заодно встретить девушку, король и слушать не стал возражений внука. Только рыкнул:
– Распустился ты у меня. Лоботряс. Езжай, и попробуй только не поговорить серьезно с барышней фор Циррент.
– Выпорешь, как мальчишку? – огрызнулся Ларк.
– Поздно тебя пороть, – отмахнулся дед, – хотя, может, и следовало бы. Просто послушай наконец меня без своих глупых споров и возражений. Считай, что это приказ, в конце концов. Королевская воля.
Когда дед говорил «просто послушай меня», и уж тем более, когда припечатывал сверху, словно Главной Печатью: «королевская воля», – спорить было бесполезно. Иногда даже опасно. Поэтому Ларк лишь сказал, подпустив в голос яду:
– Слушаюсь, ваше величество.
В конце концов, всегда можно исполнить распоряжение буквально. Поехать, проинспектировать – кстати, и сам с удовольствием посмотрит, как дела у Рени, – встретить Джегейль, тем более что он и в самом деле изрядно соскучился. Да и похвастать хочется! Уж она должна оценить, во что вылился ее кривой рисунок с путаными пояснениями!
А поговорить… Один раз они с Джегейль уже говорили на эту тему. Ну что ж, поговорят еще раз. От разговора не убудет.
И все же, все же… Ларк не мог не признать, что дед прав: из всех возможных претенденток Джегейль – лучшая. Хотя бы тем, что умна, не амбициозна, понимает, что такое «государственные интересы» и сколько у короля проблем и забот. Не говоря уж о кладезе самой разной и удивительной информации, неожиданных идеях, легком характере… клад, а не девушка. Вот только прямо сказала, что замуж за принца не хочет. Дед говорит – поухаживать, соблазнить, очаровать. Но ведь она попытки соблазнения тут же заметит, и…
На «и» воображение отказывало. При всем своем опыте ухаживания и соблазнения Ларк не мог предположить, как поведет себя Джегейль. Одно мог сказать точно – ждать, что барышня фор Циррент тут же, как пишут в романах, «падет в его жаркие объятия», было бы несусветной глупостью.
Однако больше всего тревожило и даже злило, что Ларк и сам уже не знал, чего хочет добиться. Отказа или согласия? Остаться с Джегейль добрыми друзьями или все же попытаться пробудить любовь? Или, того проще, сговориться о браке на основе дружбы и уважения, понадеявшись, что семейная жизнь со всеми ее приятными обязанностями пробудит более пылкие чувства?
Ведь и правда, если выбирать женщину, рядом с которой придется провести всю жизнь, то Джегейль куда приятней, чем любая из прежних его пассий. А постель – что постель? Как и положено признанному любимцу дам, принц твердо знал, что сумеет ублажить любую. Дед вообще сказал бы: «Что за дурная фантазия выбирать будущую королеву, думая, какова она в постели. Главное, чтобы родить сумела».
