355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексис Трубецкой » Крымская война » Текст книги (страница 17)
Крымская война
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 20:06

Текст книги "Крымская война"


Автор книги: Алексис Трубецкой


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Так закончилась эта близкая к безумию демонстрация доблести, героическая, но, увы, тщетная попытка захватить орудия – причем не те, которые имел в виду главнокомандующий, отдавая приказ. Атака Бригады легкой кавалерии стала легендой и, как это свойственно легендам, обросла вымыслами. Создалось впечатление, что из шестисот участников этой столь печально известной атаки уцелела лишь горстка всадников.

На самом деле все обстояло несколько иначе. В атаке приняло участие 673 человека, из них погибли 113 и получили ранения 134. Иными словами, бригада потеряла треть своего состава. Кроме того, были убиты 475 лошадей. Одним из тех, кто отделался легкими царапинами, был лорд Кардиган. Оказавшись после окончания боя среди своих окровавленных братьев по оружию, он сказал, как бы извиняясь: «Эту штуку придумал безумец, но здесь нет моей вины». На что услышал ответ: «Все хорошо, милорд. Мы готовы повторить». После чего лорд поскакал к берегу, где его ждала яхта. Там он принял ванну, сменил мундир на удобный костюм и воздал должное обеду, приготовленному его французским поваром. Труды этого дня были завершены.

Сражение под Балаклавой закончилось вничью. Русским не удалось отбить город, важный порт, через который союзники получали все необходимое, а союзники, в свою очередь, не смогли взять под контроль Воронцовскую дорогу, по которой осуществлялось снабжение Севастополя. Обе стороны получили временную передышку.

Глава 16
Первая зима


С середины сентября в Севастополь стали поступать подкрепления. После того как Австрия объявила о своем нейтралитете, верховное командование русской армии могло без опасений перебросить войска с берегов Дуная в Крым. Батальон за батальоном кружным маршрутом двигался к Севастополю и вливался в осажденную цитадель. К концу месяца в распоряжении Меншикова было 120 000 человек, то есть почти вдвое больше, чем общее число англичан и французов. На стороне альянса воевал и турецкий контингент, насчитывавший 11 000 человек, но он, по мнению британского командования, был бесполезен. Кинглейк писал: «Несмотря на кажущуюся способность турок участвовать в боевых операциях, было бы наивно считать их настоящей военной силой, эффективной частью армии союзников».

После сражения под Балаклавой прошло десять дней, и противоборствующие армии снова стояли лицом к лицу– на этот раз у Инкерманской горы, что находится к востоку от Севастополя неподалеку от устья Черной речки. В действительности это была не гора, а скорее обширное плато, испещренное острыми гребнями и оврагами, в центре которого возвышался двухсотметровый холм. Американский генерал Маккленан, посланный в Крым президентом Пирсом для наблюдения за военными действиями и оценки вооружения противников, заметил, что Ингерманская гора представляла собой «самое высокое место в окрестности, довольно удобное для защиты от атаки с любой стороны… Если бы русские могли ожидать нападения на Севастополь, то с их стороны было бы непростительной ошибкой не разместить на Инкермане постоянный гарнизон… Еще большей ошибкой со стороны союзников стал бы их отказ от возможности самим занять столь сильную позицию».

В действительности союзники все-таки расположились на этих высотах. Пятого ноября на рассвете под прикрытием плотного тумана на них двинулась тридцатитысячная русская армия. План был прост: обозначить ложную атаку на Балаклаву, которая связала бы силы французов и отвлекла их от британцев. Затем двумя колоннами – в центре и справа – наступать на Инкерманскую гору и сбросить англичан с холма вниз, на плато, где их встретит еще один русский отряд, чтобы совместными усилиями гнать неприятеля дальше на юг или к морю. Ближайшая цель такой операции состояла не столько в разгроме врага, сколько в том, чтобы предотвратить или хотя бы задержать нападение непосредственно на Севастополь. Хотя этот город-крепость с каждым днем набирал силу, он все же, как полагали, еще не был в достаточной мере подготовлен к отражению совместной атаки англичан и французов – требовалось дополнительное время для укрепления оборонительных сооружений, строительства новых редутов и перемещения пушек.

В воскресном выпуске «Нью-Йорк Таймс» за 5 ноября 1854 года опубликовано описание этого сражения английским офицером:

И началась беспримерная битва, во время которой были пролиты реки крови… Мы привыкли считать, что ни один враг не в силах противостоять британскому солдату, у которого в руках его излюбленный штык… Но в Инкерманском сражении наша атака не достигла цели – в отчаянных штыковых схватках сходились толпы солдат, нам пришлось скрестить это оружие с русской пехотой, которая билась с беспримерным ожесточением и не отступала ни на шаг.

Описать это сражение невозможно. Оно изобилует примерами нечеловеческой отваги, кровопролитных рукопашных схваток, отчаянных бросков вперед – в овраги, ложбины, заросшие кустарником лощины, где бьющихся никто уже не видел… В конце концов мы все же вернули себе превосходство – батальоны русского царя уступили нашему напору, нашему натиску, великодушно поддержанному французской артиллерией. Никто, где бы он ни находился, не смог бы увидеть даже малый эпизод этого богатого событиями дня: дым, плотный туман и густая сетка дождя скрывали ход битвы; взор не проникал далее нескольких ярдов…

План русских был, по словам генерала Маккленана, «великолепен по замыслу, но при исполнении его возникли сложности». Генерал Павлов выдвинул свою колонну и повел наступление на правом фланге, а генерал Соймонов – в центре. О том, что потом случилось, также пишет Маккленан:

В приказе, полученном Соймоновым, выражение «слева от Килен-балки» означало «западнее». Соймонов же ошибочно интерпретировал его как «по левую руку» от него самого, а это привело к тому, что колонны двух генералов смешались и эффективность наступления пострадала, поскольку одновременно в бою могла быть задействована лишь часть каждой колонны.

Ложная атака для отвлечения французов не достигла цели. Генерал Боске наблюдал за армией князя Горчакова и быстро понял, что действия русских ограничивались артиллерийским обстрелом с дальнего расстояния – ни пехота, ни кавалерия не собирались его атаковать. А потому он остался на месте и перенес внимание на ближайшие позиции англичан. Оценив степень замешательства британской пехоты и ощутимый успех русских, Боске приказал своим двум резервным батальонам поддержать англичан контратакой. Вот свидетельство очевидца:

Около 10 часов французские батареи обрушились на правое крыло русских. Три батальона стрелков Орлеанского полка двинулись вперед. Жажда схватиться с противником читалась на лицах солдат. К орлеанцам присоединился батальон арабских стрелков из Алжира. Звуки их труб перекрыли шум битвы. Увидев, как они ударили во фланг русских, мы поняли – победа за нами.

Жаркий бой не утихал, и ход сражения складывался в основном в пользу русских до тех пор, пока Боске не пришел на помощь британцам. Неразбериха на поле битвы весьма ярко описана генералом Эдвардом Хэмли:

Наше положение было близко к отчаянному. Полковники вели в бой небольшие группы и отряды, словно младшие офицеры, а капитаны дрались как рядовые. В этих схватках каждый был сам себе генералом. Враг наступал – и его надо было остановить. Поле сражения напоминало море, где огромные валы перекатывались в разных направлениях, отчего картина постоянно менялась. Если в одном месте неприятель получал отпор и пятился, то в другом он решительно продвигался вперед. Находиться не в гуще битвы, а переводить дух на гребне горы становилось еще более тяжким испытанием, чем схватка с врагом лицом к лицу, когда дело решает твоя сила, опыт и мужество и когда в солдате просыпается ярость, затмевающая чувство опасности и страх смерти.

Сражение длилось весь день и затихло в восемь вечера. «Русские в беспорядке бежали вниз, к долине, где дальнейшее преследование стало бы безумием, поскольку вся местность и все дороги там простреливались их артиллерией. Они оставили позади себя горы трупов», – заканчивает Хэмли.

Оценить Инкерманскую битву в деталях – нелегкая задача для историка (Кинглейк посвятил ей целый том и разделил описание на шесть периодов). Нам достаточно отметить, что эта битва не похожа ни на сражение при Альме, ни – что важнее – на балаклавское сражение. Если последнее представляло собой в первую очередь кавалерийский бой, схватки на саблях, то на Инкерманской горе основным действующим лицом был вооруженный штыком пехотинец. Если под Балаклавой себя покрыли славой в первую очередь британцы, то под Инкерманом героями дня стали французы. Балаклава закончилась с неопределенным результатом, исход Инкерманской битвы не вызывает сомнения. Наконец, потери обеих сторон под Балаклавой составили 1300 человек убитыми и ранеными, а жертвами инкерманского сражения стали 17 500 человек – это была, без сомнения, самая кровавая битва Крымской войны. Штабс-капитан Петр Алабин, адъютант генерала Павлова, так описал сцены отступления русских войск:

Я увидел страшную картину: вся балка была полна мертвыми и ранеными. Засевшие за камнями на противоположной стороне французы вели перестрелку с нашими. Офицеры пытались разобрать солдат по полкам, но усилия их были тщетны… Я пригнал дюжину повозок, установил их под акведуком и нагрузил ранеными. О скольких леденящих кровь сцен я стал свидетелем! Помощник лекаря Охотского полка Данилов перевязывал солдата под ближней ко мне скалой… когда французы опрокинули нас… и каждую минуту мы ждали, что они загонят нас в балку и отрежут путь к отступлению. Это было бы величайшей бедой!

Последний снаряд имел тягчайшие следствия. Лекаря и священники побежали, а за ними раненые, кто еще мог передвигаться. С ними был и солдат, которого только-только оперировали, отняли часть ноги…

Русские отступили, и союзники возликовали – победа была близка. Впрочем, на совете, который состоялся на следующий день, никто из высшего командования не питал иллюзий по поводу того, что их ожидает: долгая, изматывающая осада, которой никто не желал. Севастополь был готов к отражению первого массированного артиллерийского обстрела, и русские продолжали накапливать силы. Инкерман показал, насколько уязвимым было положение союзников: оно стало еще хуже, поскольку из-за потерь численность боеспособных британских войск сократились до менее 15 000 человек. С этого момента армия Раглана превратилась в младшего партнера, а основная доля ответственности легла на плечи французского контингента, превосходящего англичан по численности.

Тем временем приближалась зима, а союзники располагались на открытых пространствах вокруг Севастополя, так что и с этой стороны возникала серьезная угроза. Зимы могут быть суровы даже в Крыму, хотя полуостров и расположен на 2600 километров южнее Москвы [113]113
  Севастополь находится примерно на 11 градусов южнее Москвы, что составляет всего лишь около 1250 км.


[Закрыть]
. В 1812 году Наполеон Бонапарт, вынужденный отступать из России, заметил, что потерпел поражение от «генералов Января и Февраля». Что принесут с собой эти генералы в 1855 году? В церквях Севастополя вместе с дымом ладана к куполам возносились молитвы ко Всевышнему о даровании защитникам города самых жестоких морозов и о каре проклятым британцам и французам.

* * *

Союзники подошли к Севастополю еще 25 сентября, и с этого времени началась осада города длиною в год. А несколько раньше англо-французская артиллерия обменивалась выстрелами с русскими пушками в совершенно другой части мира – в северо-западной оконечности Тихого океана, удаленной от Крыма на 8500 километров.

За предшествующее десятилетие соперничество между Россией и Британией за господство в этой части земного шара достигло пика. Участие в этом соревновании принимали также Франция и США, хотя и в более скромных масштабах. В 1842 году Британия установила контроль над Гонконгом, и вскоре после этого граф Николай Муравьев, генерал-губернатор Восточной Сибири, возглавил военную экспедицию, имевшую целью захват китайской территории к северу от Амура. На этот шаг последовала весьма отрицательная реакция Англии, а когда Лондону стало известно о планах Санкт-Петербурга послать наделенную полномочиями делегацию к микадо Японии, чтобы убедить его открыть свою страну для торговли с Россией, тревога британского кабинета еще больше усилилась. Крымская война давала Британии превосходную возможность остановить русских и на Востоке.

Двадцать девятого августа англо-французская эскадра вошла в Авачинскую бухту на восточном побережье Камчатки. Шесть кораблей под командованием контр-адмиралов Дэвида Прайса и Огюста Депуанта прошли одиннадцать километров по Петропавловской губе и обнаружили там сорокачетырехпушечный фрегат «Аврору» и вооруженный транспортный корабль «Двину» в полной боевой готовности, которые загораживали вход в гавань Петропавловска. Половина судовых пушек была снята с кораблей и размещена на береговых батареях, державших гавань под прицелом, а кроме того, ожидая нападения на город, русские успели возвести весьма основательные земляные укрепления. Гарнизон Петропавловска, усиленный моряками, насчитывал 1013 человек, в то время как на борту англо-французской эскадры находилось более 2000 человек. Союзники открыли огонь, который оказался не слишком убедительным. Напротив, ответная стрельба русских вынудила эскадру отступить. Адмиралы приняли решение вернуться на следующий день.

Наутро союзники вновь подошли к Петропавловску и в 10 чесов начали обстрел, пытаясь подавить береговые батареи. Артиллерийская дуэль продолжалась около двух часов, когда произошло совершенно неожиданное событие. Примерно в полдень адмирал Прайс удалился в свою каюту и там покончил с собой. Решив, по-видимому, что Петропавловск значительно лучше защищен, чем он предполагал, и что данное им ранее обещание «расправиться с русскими фрегатами» останется невыполненным, отчаявшийся адмирал выстрелил себе в сердце. Командование эскадрой перешло к Огюсту Депуанту, который приказал прекратить огонь и снова отойти от города. Вместо бесплодной бомбардировки он предпочел на следующий день высадить десант.

Тридцать первого высадка десанта состоялась, но русские провели успешную контратаку. В течение четырех дней союзники пытались взять верх, но защитники Петропавловска неизбежно отражали эти попытки. Однажды сильный отряд из 400 французов и 300 англичан сумел с большим трудом захватить высоту, но оказался в ловушке и отступил под снайперским огнем. Союзникам так и не удалось ничего добиться. В этой серии схваток русские потеряли 165 человек, а французы и англичане в общей сложности около 350. Пятого сентября адмирал Депуант приказал снять осаду с Петропавловска и эскадра покинула Авачинскую бухту. Французские суда взяли курс на Сан-Франциско, а британские – на Ванкувер. Русские заполнили церкви и вознесли благодарственные молитвы. Бог оказался на их стороне.

* * *

Окажется ли Всевышний на стороне защитников Севастополя? Битвы при Альме, Балаклаве и Инкермане не смогли остановить продвижение союзников – и вот они у порога Севастополя. Силы осажденных уменьшились за счет погибших, раненых, а также пострадавших от болезней и холода. Стало очевидным, что русские не смогут противостоять союзникам на открытом пространстве, если не получат подкрепления, а ждать такового в ближайшее время не приходилось. С берегов Дуная в Крым уже переместились значительные силы, и Паскевич не хотел рисковать, еще более ослабляя защиту придунайских земель. Требовала людей и война на Балтике, так что и оттуда не следовало ожидать помощи.

Союзникам стало ясно, что рассчитывать на быструю победу не приходится – их оценка сил и решимости противника оказалась ошибочной. Если в Варне все представлялось ясным и определенным, то теперь конца войне не было видно, а моральный дух армии заметно ослаб. Англичане и французы испытывали те же трудности, что русские, но в большей степени. В ноябре на побережье разразился жестокий шторм с ураганом, и тридцать французских транспортных судов с полными трюмами груза потерпели крушение, в результате которого союзники потеряли огромное количество продовольствия и боеприпасов. Нехватка кормов для лошадей также привела к ослаблению местных транспортных возможностей: из Балаклавы к фронту грузы с большим трудом доставляли по тонущим в грязи дорогам. Англичанам и французам оставалось только постоянно и методично обстреливать город в надежде истощить силы защитников и выманить их за линию оборонительных сооружений. Кроме того, саперы вели подкопы и закладывали мины под валы и другие земляные укрепления. Сдача русскими города – лишь вопрос времени и терпения, считали союзники. Мало кто мог предположить, что от достижения цели их отделяют восемь долгих месяцев.

Со своей стороны русские старались истощить неприятеля как в физическом, так и в психологическом отношении. В ослабленном состоянии враг будет склонен заключить мир на приемлемых условиях. При этом защитники Севастополя не смогли оценить, в сколь тяжелом положении уже находится их противник. Знай Меншиков о плачевном состоянии дел у союзников, он думал бы не столько о защите, сколько о нападении на особенно уязвимое место в позициях альянса и, вполне возможно, обеспечил бы скорое и успешное для России завершение кампании. Но свершиться этому было не суждено, и обе стороны продолжали готовиться к осаде.

Слово «осада» в классическом смысле вызывает в воображении картину с мощными каменными стенами, ощетинившимися стволами пушек и ружей. Враг эти стены терпеливо обстреливает, пробивает в них бреши, а потом штурмует. В Севастополе таких массивных каменных стен не было. Его окружали земляные оборонительные укрепления, усиленные камнями и бревнами, взятыми с городских строений. На первый взгляд такие сооружения казались слабыми, однако их тщательно продуманная конструкция обеспечила им не меньшую эффективность, чем у крепостей Вобана [114]114
  Вобан, Себастьен Ле Претр де (1633–1707) – маркиз, военный инженер, маршал Франции.


[Закрыть]
, знаменитого мастера фортификации при дворе Людовика XIV.


Приведенный выше рисунок иллюстрирует устройство защитного сооружения Тотлебена, которое строили сами солдаты, моряки и жители города. Сначала выкапывалась траншея глубиной в 2 метра. Извлеченная из траншеи земля укладывалась валом со стороны ожидаемой атаки. Палисад, или частокол из деревянных заостренных столбов, возводили перед валом, от которого его отделяла берма, или узкий проход, необходимый для производства ремонтных работ. С внутренней стороны вала находился банкет, или ступенька, на которой стоял стрелок. Стрелки могли также размещаться в одиночных окопах, вырытых перед траншеей. Между этими окопами и наступающим противником размещается гласис – пустое пространство, не дающее возможности укрыться тем атакующим, которые смогли преодолеть или обойти засеку – наваленные деревья и вбитые в землю заостренные колья. Гласис обычно имел в ширину 100 ярдов и нередко служил примитивным минным полем: на нем закладывали фугасы, то есть вырывались воронкообразные ямы, на дно которых насыпали камни. В нужный момент из одиночных окопов с помощью электрического разряда приводился в действие детонатор, и взрыв выбрасывал камни наружу, сея панику среди наступающих. Между фугасами раскладывали доски с торчащими наружу гвоздями. Пушки размещались на валу в амбразурах, при этом откосы вала укреплялись ивовыми габионами [115]115
  Габионы – сетчатые конструкции, используемые для укрепления откосов насыпей.


[Закрыть]
, искусно сплетенными самими моряками. В таком укреплении размещалось достаточно людей, чтобы повреждения, полученные во время дневного обстрела, можно было за ночь ликвидировать. Не удивительно, что союзники испытали большие трудности, пытаясь прорваться сквозь эти основательные и способные к восстановлению оборонительные сооружения.

Тем временем положение в самом Севастополе стремительно ухудшалось. Обстрелы города, нескончаемые строительные работы, холод, нехватка продовольствия – все это давало о себе знать. Надежда на помощь таяла. «Командирами овладели вялость и апатия, – писал капитан Петр Лесли, – и, глядя на них, этой вялостью заражались другие. Пора бы уже закончить эту ужасную кровопролитную войну. С каждым часом она становится все более жестокой, а вызываемое ей чувство глубочайшего отвращения лишает человека сил. Если бы мне удалось вырваться из Севастополя, я бы с готовностью согласился отправиться в Сибирь на самые тяжелые работы – пусть даже до конца своих дней».

Вскоре после сражения на Альме в осажденный Севастополь прибыл молодой артиллерийский офицер, который в серии ярких очерков описал жизнь города и все им увиденное. Льву Толстому было в то время двадцать пять лет, и заметки, написанные им для задуманного самим автором журнала «Военный листок», впоследствии вышли под общим названием «Севастопольские рассказы». Особенно поразил Толстого героизм защитников Севастополя:

Только теперь рассказы о первых временах осады Севастополя, когда в нем не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его и все-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, – о временах, когда этот герой, достойный древней Греции, – Корнилов, объезжая войска, говорил: «Умрем, ребята, а не отдадим Севастополя», – и наши русские, неспособные к фразерству, отвечали: «Умрем! Ура!» – только теперь рассказы про эти времена перестали быть для вас прекрасным историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом. Вы ясно поймете, вообразите себе тех людей, которых вы сейчас видели, теми героями, которые в те тяжелые времена не упали, а возвышались духом и с наслаждением готовились к смерти, не за город, а за родину. Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский…

Как ни странно, союзникам не пришло в голову перекрыть доступ к городу с севера, чтобы отрезать его от снабжения. Поэтому продовольствие продолжало регулярно поступать в Севастополь, хотя и с немалыми трудностями. Его везли издалека на подводах, вечно нуждавшихся в ремонте, которые тянули изможденные от нехватки фуража лошади. Кучера нередко были больны, в том числе и холерой.

В первые зимние месяцы осада не сопровождалась сколько-нибудь заметными схватками. Однако в феврале Меншиков перешел к активным действиям, приказав генералу Врангелю [116]116
  На самом деле русскими войсками в сражении под Евпаторией командовал генерал-лейтенант С. А. Хрулев. Генерал-адъютант Александр Евстафьевич Врангель (1804–1880), двоюродный дедушка П. Н. Врангеля, также принимал участие в Крымской войне, но больше известен как человек, пленивший Шамиля в 1859 году.


[Закрыть]
с двадцатитысячным отрядом (в него входили 600 греческих добровольцев) при 108 орудиях отобрать у союзников Евпаторию. Как раз перед этим в месте высадки союзников благополучно сошли на берег войска Омар-паши, прибывшие сюда с Дуная. Часть прибывшего подкрепления направилась на юг, остальные турки оставались в Евпатории. Вместе с турецкими войсками русским противостояли небольшие контингента британцев и французов, к которым присоединились и местные татары, а также стоящие на рейде два французских фрегата с орудиями, наведенными на стратегически важные наземные точки.

Ночью 15 февраля польский дезертир сообщил Омар-паше о планируемой атаке, и турки успели подготовиться к встрече неприятеля. Утром началось наступление русских, которое через два дня закончилось для них сокрушительным поражением. Французские корабельные орудия почти немедленно подавили артиллерию нападавших, и Омар-паша легко отразил русскую пехоту, которая пыталась преодолеть глубокий заполненный водой ров и взобраться на валы оборонительных укреплений. На флангах атакующие пытались найти укрытие сначала на еврейском кладбище, а потом на русском (там могильные плиты давали неплохую защиту), но две сотни турецкой кавалерии обратили их в бегство. В результате атака захлебнулась и русские отошли от города.

К активным действиям Меншикова побудил сам Николай, и катастрофа под Евпаторией вызвала у императора чувство досады и глубочайшего разочарования. Особенно обидным было то обстоятельство, что это поражение русские потерпели от рук турок – тех самых турок, чья армия в его представлении значительно уступала организованной и дисциплинированной армии России. Меншикова отстранили от командования, на его место был назначен князь Горчаков. Вскоре после Евпаторийской битвы Николай заболел и 2 марта умер от «паралича легких», осложненного «сердечной слабостью». Так или иначе, но, по общему мнению, царь умер от глубокого чувства горечи. «Сердечная слабость, как мы знаем, – это телесный недуг, который нередко возникает в результате горестных переживаний… В этом случае он возник из чувства униженности, которое повлекло за собой глубокие душевные муки», – писал Кинглейк. Наследник трона Александр II, правивший Россией с 1855 по 1881 год, взошел на престол и продолжал войну, начатую при его отце.

Официальный отчет русских о поражении под Евпаторией порадовал бы сердца современных пиарщиков:

…таким образом, главная цель нашего наступления не была достигнута. Евпатория осталась в руках неприятеля, но само наступление возымело благоприятные последствия. Оно заставило союзников постоянно быть настороже и в готовности к отражению других атакующих действий с нашей стороны. Именно такое опасение понудило их держать в Евпатории значительный гарнизон и оборудовать обширный укрепленный лагерь.

Получив назначение на пост главнокомандующего, Горчаков написал военному министру, что ему досталось ужасное наследство – армию могут окружить, отсечь ей пути отхода и уничтожить, если противник обладает здравым смыслом и решимостью. К счастью для него, впрочем, решимость у союзников отсутствовала и они продолжали действовать с минимальной эффективностью. Раглан и Канробер понимали, что их осада не герметична – город не отрезан от снабжения. Однако при сложившихся обстоятельствах, решили оба главнокомандующих, они ничего не могут с этим поделать и такое положение сохранится. К марту Наполеон почти полностью утратил доверие к Канроберу – он даже пригрозил, что сам отправится в Крым и примет командование армией. К великому облегчению французского военного министерства эта угроза не была воплощена в жизнь, однако император приказал перевести из Алжира на Черное море генерала Пелисье, чтобы в дальнейшем тот смог занять место Канробера, а также послал в Крым генерала Адольфа Ниля [117]117
  Ниль, Адольф (1802–1869) – французский генерал и политик, член Комиссии по фортификации, военный советник Наполеона III.


[Закрыть]
, специалиста по ведению осады. Пелисье и Нил довольно быстро убедили военный совет в необходимости реорганизовать армию. К разочарованию Раглана французы принимали на себя ведущие роли в целом ряде точек, включая позиции напротив Малахова кургана и Малого редана. Разбросанным силам британцев доставалась ограниченная роль – они отвечали за сектор перед Большим реданом. Кроме того, было принято решение переправить в Крым из Константинополя 12 000 египтян, находившихся в резерве, – их предполагали разместить в Евпатории, что позволит Омар-паше присоединиться к войскам, осаждавшим Севастополь.

Последнее решение особенно не понравилось Раглану, который считал турецкие войска ненадежными. По правде говоря, лорд вообще полагал, что пользу делу приносят в основном британцы. Даже французов он уважал не намного больше, чем турок, – по его мнению, французская армия уступала британской как в военном мастерстве, так и в мужестве. Несколькими неделями раньше Наполеон предложил лорду Каули, английскому послу в Париже, чтобы командование объединенным флотом союзников перешло к Британии, поскольку 80 % этого флота составляли английские суда. Соответственно командование войсками на суше должно перейти к французам, доля которых в сухопутных силах составляет те же 80 %. Идея французского императора была без промедления отклонена: британцы никогда не станут подчиняться французским генералам, каково бы ни было соотношение французских и английских сил. А когда пошли слухи, что Наполеон может лично возглавить действия войск в Крыму, предложенная императором схема управления армией стала еще менее приемлема. Достоинство и честь британской короны и престиж нации не должны претерпеть ущерба ни при каких обстоятельствах.

В апреле начался усиленный обстрел Севастополя – второй из шести. Он продолжался девять дней, и за это время союзники выпустили по городу 168 700 снарядов, на которые русские батареи ответили примерно половиной от этого количества выстрелов. Количество боеприпасов в городе заметно уменьшилось, и батареи были ограничены в своих возможностях вести ответный огонь.

Повреждения, полученные укреплениями днем, за ночь восстанавливались защитниками. Однако потери русских были очень велики: 6000 убитыми и ранеными, причем большая часть потерь приходилась на ночные отряды ремонтников. Толстой описывает свое посещение одного из госпиталей:

Теперь, ежели нервы ваши крепки, пройдите в дверь налево: в той комнате делают перевязки и операции. Вы увидите там докторов с окровавленными по локти руками и бледными угрюмыми физиономиями, занятых около койки, на которой, с открытыми глазами и говоря, как в бреду, бессмысленные, иногда простые и трогательные слова, лежит раненый под влиянием хлороформа. Доктора заняты отвратительным, но благодетельным делом ампутаций. Вы увидите, как острый кривой нож входит в белое здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит в чувство; увидите, как фельдшер бросит в угол отрезанную руку; увидите, как на носилках лежит, в той же комнате, другой раненый и, глядя на операцию товарища, корчится и стонет не столько от физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, – увидите ужасные, потрясающие душу зрелища; увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее выражении – в крови, в страданиях, в смерти…

Второй обстрел не привел к ожидаемому результату и оказался столь же неудачным, как и первый. Вот размышления одного из британских офицеров на этот счет:

Идет четвертый день второго обстрела, но мы не видим никаких успехов. Неприятель ведет уверенный ответный огонь. Никто из нас не испытывает ни малейшего оптимизма. Поговаривают о штурме, но я не думаю, что штурм возможен, если артиллерийский обстрел не даст желаемого результата, а в этом нет причин усомниться… Боюсь, пока Севастополь не изолирован от России, у нас ничего не получится.

Другой разочарованный участник событий, полковник Чарльз Уиндем, излагает более критическое видение не только артиллерийского обстрела города, но и действий командования в целом:

Недаром говорят, что война – это почти всегда цепь ошибок. Действия союзников с момента прибытия в эту страну представляют собой демонстрацию одной непрекращающейся глупости и некомпетентности… Мы уже четыре дня обстреливаем город, потеряли не одну сотню людей (260 британцев и 1500 французов), и все же если мы не перейдем после этого к штурму, да еще в нескольких местах, то города нам не взять. А если мы потеряем множество людей в этих атаках (что более чем вероятно), то принесем в жертву больше человеческих жизней и выбросим на ветер больше денег, чем когда-либо раньше, причем сделаем это без всякой пользы.

Во время этого – второго – обстрела Севастополя Наполеон III и императрица Евгения в сопровождении свиты гражданских и военных советников находились в Лондоне с официальным четырехдневным визитом, целью которого было не только укрепление англо-французского альянса, но и разработка совместной стратегии для Крымской кампании. Днем военный совет, состоявший из министров и генералов, собирался за столами, заваленными картами, схемами и донесениями с театра военных действий, а по вечерам самые знатные и важные из членов совета ужинали вместе с августейшими парами. Виктория посвящала все время императору Франции, которого до последнего времени считала обыкновенным выскочкой, – теперь же британская королева была им совершенно очарована.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю