Текст книги "Граница. Таежный роман. Солдаты"

Автор книги: Алексей Зернов

Соавторы: Майя Шаповалова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

– Ольга Петровна, – спросил Козлов, – а шофер не умер? Я ведь не хотел… я не мешал… – Губы у него задрожали.

– Ты не виноват, – твердо сказала Ольга. – Просто так сложились обстоятельства.

Мальчишка шмыгнул носом, но было видно, что груз вины, давивший на него все это время, стал немного легче.

– Ребята, мы все-таки поедем к нашим… – Ольга хотела привычно сказать «шефам», но, вовремя устыдившись этого казенного слова, исправилась: – К нашим друзьям. Собирайтесь возле передней двери автобуса. Поднимайтесь по одному.

Ребята сгрудились возле автобуса – Ольга заметила, что многие поглядывают на него с опаской и никто не решается зайти первым. Тогда она поднялась сама, протянула руку:

– Ну, смелее!

По одному они поднимались наверх, бочком протискивались между сиденьями и занимали места. Когда все наконец расселись, Ольга выглянула из автобуса:

– А вы не поедете? – спросила она Братеева.

– Нет. – Он немного подумал. – Умаров, Жигулин! Будете сопровождать детей до территории части!

Жигулин вытянулся в струну и, выкатив глаза, рявкнул:

– Есть, сопровождать детей до территории части, товарищ майор!

Братеев покраснел – подслушивали, значит, черти. Он исподтишка показал Жигулину кулак.

Автобус остановился возле здания штаба, и Степан Ильич поспешно вышел встречать делегацию. Первой на землю спрыгнула молоденькая учительница – Ольга, кажется, ему говорили, да он забыл из-за всей этой истории. Степан Ильич протянул ей руку:

– Полковник Борзов. Ну, с приездом вас.

Ольга робко ответила на рукопожатие, и Борзов порывисто притянул ее к себе, похлопал по спине легонько, пробормотал:

– Ну все, дочка, все. Главное дети не пострадали.

– Товарищ полковник! – Ольга старалась говорить по-военному четко, но в носу предательски свербело, и она боялась, что опять разревется. – Степан Ильич! Ваши солдаты – настоящие герои! Особенно майор… Ой! – Ольга испуганно прикрыла рот рукой. – Я даже не спросила, как его фамилия.

– Какой майор? – изумился полковник.

– Такой светленький, молодой совсем…

– С большими ушами, – подсказал высунувшийся из двери автобуса Козлов. – Братеев его фамилия, я слышал.

Борзов усмехнулся:

– Братеев, говоришь? Нет, Ольга… Ольга, да? Нет, Ольга, он не майор, он сержант. Но майором будет обязательно… Ну где твои бойцы?

Ребята высыпали из автобуса.

– Раненые есть? – с напускной серьезностью спросил Борзов.

– Никак нет! – в подражание Жигулину выкатив глаза, крикнул Козлов.

Полковник поджал губы, чтобы не расхохотаться.

– Как фамилия, боец?

– Козлов.

– Молодец, Козлов. Только ты глаза-то так не пучь! Вольно. Встань в строй.

Гордо печатая шаг, Козлов вернулся к одноклассникам и свысока посмотрел на своих дружков – Конькова и Сарычева.

Жигулин подмигнул Умарову и тихо сказал:

– Из этого пацана настоящий «дед» со временем выйдет.

Была ночь, но военный городок не спал. Не переставая обсуждать происшествие, на полигоне готовились к ночным стрельбам. Ребята, успевшие в отличие от взрослых позабыть об аварии, с нетерпением ждали зрелища.

– А поэтому матч состоится в любую погоду, – сказал полковник. – Патронов не жалеть, – добавил он, улыбаясь.

Ночной полигон был похож на морской порт. Капитанскими рубками кораблей светились застекленные домики пультов управления. Настоящим линкором с сигнальными огнями возвышалась центральная вышка.

Оттуда, с центральной вышки, понеслись в ночь сигналы трубы. И тут же, словно катера и лодки в море, медленно, а потом все быстрее и быстрее, двинулись мишени. Началась стрельба с ночными прицелами. Целый ряд отделений вел стрельбу из положения лежа, и 5 «Б» с восторгом узнавал в некоторых автоматчиках своих спасителей.

В сумерках трассирующие пули прочерчивали разноцветные пунктирные линии. Они летели к освещенным мишеням, и ночное небо становилось похожим на гигантскую звездную карту.

Ребята с восторгом наблюдали за фантастическим зрелищем, окончательно позабыв о пережитой днем трагедии…

– А это, между прочим, совсем немало, бойцы, – подвел итог ночных стрельб полковник.

Ребят, к их восторгу, разместили в настоящих казармах. Мальчишки больше всего волновались, что не успеют утром уложиться в отведенное на сборы время, однако им хватило пяти минут, чтобы провалиться в сон. Ольге поставили раскладушку у девочек; она подождала, пока те угомонятся, и на цыпочках вышла в коридор. Огляделась, вспоминая, где дверь, и наконец выбралась на улицу.

Она сроду не курила, но сейчас понимала людей, которые в трудную минуту хватаются за спасительную соломинку папиросы. Только теперь, когда все ужасы прошедшего дня, растворившись в потоке новых впечатлений, стали казаться далекими, Ольга испытала настоящий страх – за детей, за себя. Она представила лицо бабы Шуры и даже услышала ее голос: «Ну что, Ольга Петровна, и чем кончилась твоя самодеятельность?»

– Ну что, Ольга? – произнес голос за спиной.

Ольга вздрогнула от неожиданности и обернулась. Полковник Борзов смущенно кашлянул.

– Напугал тебя? Извини. Чего не спишь? Все переживаешь?

Ольга кивнула.

– А ребята дово-о-ольны, – протянул Борзов, и было видно, что сам он тоже доволен. – Ну, наши орлы старались в грязь лицом не ударить.

– Я своим ученикам дала задание написать сочинение про подвиг, – медленно произнесла Ольга. – И они написали какие-то дежурные фразы. А мне хотелось, чтобы они… ну через себя это пропустили. – Она передернулась и покачала головой, удивляясь собственным мыслям. – Я понимаю, это звучит ужасно… кощунственно даже, но мне кажется, то, что сегодня произошло, заставит их задуматься по-настоящему… Степан Ильич, а солдат, которые нас спасли… – Ольга хотела спросить «наградят», но это звучало не так торжественно, и она, даже несколько подтянувшись и расправив плечи, закончила: —…представят к награде? Они ведь герои.

– Других не держим, – скромно сказал полковник. – Наградят, наградят, не волнуйся. Они и вправду молодцы. – Борзов подавил зевок. – Ну что, отбой? Завтра дадим твоим ребятам концерт – девушки наши старались, детишки, потом пир закатим… Или, может, им каши солдатской дать, а? Настоящей, из общего котла? Ну хоть попробовать. Как, поддерживаешь? Остальное-то – само собой, конфеты там, чай, подарки им вручим.

– Правильно, – согласилась Ольга. – Степан Ильич, вам Александра Ивановна, директор наш, просила привет передать. От себя лично и от всего нашего коллектива.

– Шура… – Полковник улыбнулся. – Спасибо. Хороший она человек, я давно ее знаю. С мужем когда-то ее вместе служили… – Глаза Борзова на миг затуманились. – Умер он рано, и единственный сын их на фронте погиб. Так что для Шуры школа – дом родной, потому как в своем-то доме ее не ждет никто… А тебя она очень хвалит, между прочим. – Степан Ильич погрозил Ольге пальцем: – Только я тебе ничего не говорил, ладно?

– Ладно. – Ольга кивнула. – Разрешите идти, товарищ полковник?

– Разрешаю.

Ольга крутанулась и тут же увязла высокими каблуками в земле.

– Эх ты, боец! – усмехнулся полковник. – Разве на таких ходулях повоюешь?

ГЛАВА 18

Голощекин перехватил Жгута, когда тот направлялся в клуб.

– Привет! – Никита пошел рядом, с трудом приноравливаясь к ленивой, вразвалку, походке Алексея.

Было раннее утро – ясное, теплое, и Жгут не торопился. Он выспался и хорошо позавтракал, слушая, как Галя взахлеб рассказывает о вчерашней аварии.

– Как твое стадо товарищей – готово? Копытами бьет от нетерпения? – спросил Голощекин.

– С Сердюком, что ли, говорил? – изумился Жгут. – Уже?

– Я ж тебе обещал. Так что дерзай, Леха, не посрами часть перед пионерами… А с Борзовым я позже переговорю, он сейчас детей в столовую повел.

– Да ладно тебе, Никита, – смутился Жгут, – не суетись. Я ж не завтра в отпуск иду.

– Тут главное знать, идешь или нет. И чем скорее, тем лучше. Я правильно понял?

– Так точно, товарищ капитан.

– Ну вот. Ладно, пока. – Голощекин сделал вид, что уходит, притормозил даже, но не остановился. – Да, Леш, чуть не забыл. Помнишь, мы в вчера с тобой насчет работенки одной говорили? Так ты поможешь?

– А что нужно?

– Ну тут такое дело… – Никита замедлил шаг. – Давай в сторонку, что ли, отойдем, перекурим.

Они сошли с асфальтированной дорожки и встали под старым тополем с обрезанной кроной – две толстые ветви торчали вверх, словно рогатка, обросшая маленькими клейкими листочками.

– Тут такое дело, – продолжал Голощекин. – Попросили меня кое-кому кое-что передать – пару-тройку раз, не больше. Понимаешь, о чем я?

Жгут помотал головой.

– Не-а, – честно признался он. – Ты поясней не можешь говорить? А то «кое-кому» «кое-куда»…

– Золотишко, – кратко сказал Голощекин.

Жгут подавился табачным дымом.

– К-какое золотишко? – Он зачем-то огляделся по сторонам и спросил почти шепотом: – Краденое, что ли? Нет, Никит, мне это не нравится…

– Да погоди ты, – отмахнулся Голощекин. – Почему ж краденое? Я что, по-твоему, барыга? Это так, песочек. Мужики на приисках моют, а заработки там – кот наплакал, мышка накакала. Ну, откладывают кое-что – жить-то потом надо. И понемногу переправляют. Ну скажи, Леш, – Голощекин заглянул Жгуту в глаза, но тот старался отвести взгляд, уставился в землю, изучая сапоги, вычищенные по случаю предстоящего концерта, – скажи, это что, справедливо – они государству миллионы намывают, а оно им – хрен без масла? Справедливо?

– Ну… Ну нет, – выдавил из себя Жгут.

В принципе он действительно так считал, но рассуждения Никиты его почему-то пугали. Не тот человек капитан Голощекин. Анекдоты травить про генерального секретаря и его сподвижников – это пожалуйста, все травят. И высшее командование называть старыми пердунами тоже не возбраняется. Но задушевные разговоры про справедливость – это не голощекинский конек.

– Так что вся работа – взять у одного человечка мешочек с песком, а другому человечку передать. И все дела. И отвалят за эти дела хорошие деньги. – Никита заговорщически понизил голос. – Очень хорошие, – уточнил он. – Поделим по-братски, жен своих в теплые края свозим, полюбуемся, как они, стройные, загорелые, в купальничках, на пляже ножками своими изящными песочек взрыхляют… А, Леш? Как ты на все это смотришь?

Жгут поднял глаза:

– Хорошо смотрю, только…

– Ну, значит, я на тебя рассчитываю? – перебил его Голощекин и уже отвел руку, растопырил пальцы. – Давай пять-то!

– Я, Никит, на купальнички хорошо смотрю, – пояснил Жгут. – Но мне чего-то не хочется за это зрелище потом самому песочек на карьере своими изящными ножками взрыхлять. А также ручками, лопатами и кайлом.

– Чудак ты, Леха! – Голощекин включил самую простодушную, самую наивную из своих улыбок. – На букву «м». Разве ж я буду свою шею под статью подставлять? Дело верное, люди – тоже. Не обманут. Мы им больше нужны, чем они нам, правильно?

– Ну может быть, – неохотно согласился Жгут. – Только я за это все равно не возьмусь. Прости, Никита, спасибо, конечно, за доверие, можешь считать меня трусом, но ты уж давай сам как-нибудь.

– Нет, один я не справлюсь. – Голощекин уныло возвел глаза к небу. – Ладно, Леш, тогда забудем этот разговор. Идет?

– Идет, – с облегчением кивнул Жгут.

Они выбрались снова на асфальт и зашагали рядом. Голощекин не рискнул просто уйти, он Жгута насторожил, но дожимать не имело смысла. Имело смысл свести все если не к шутке – это прозвучит фальшиво, то хотя бы закончить так, чтобы у Жгута не осталось повода потом с беспокойством вспоминать про голощекинское предложение.

– А знаешь, Лешка, – задумчиво произнес Никита, – я вот, пока тебя убеждал, сам засомневался. Может, и правда, я чего-то недопонял? Хрен их знает, что это за золотишко. Я-то как рассуждал: помогу мужикам, ну небескорыстно, конечно. А вот с тобой потрепался и вижу: дурак я.

Они подошли к ютубу.

– Зайдешь? – спросил Жгут.

Голощекин взглянул на свои командирские и отрицательно покачал головой:

– Не могу. Попозже загляну. Ну привет!

Они пожали друг другу руки, и Никита быстро зашагал в обратную сторону.

Ладно, подумал он, номер не прошел. Труханул Леха, забздел форменным образом. Социальная справедливость его, видишь ли, волнует, но страх за собственную шкуру сильнее. И даже ради Галки своей он не рискнет. Ну, значит, либо она – не такое уж слабое его место, либо она так его обожает, что готова состариться в этом гиблом краю. Типичная советская жена. С милым рай и в шалаше. И – как там? В ветхом шушуне.

Неудача Голощекина не очень расстроила. Это была, так сказать, проба пера. Черновой набросок. Попытка прощупать, определить степень надежности – раз, алчности – два. И то и другое – на троечку.

Значит, зайдем с другого боку и пощупаем там. Авось там больнее.

Марина вернулась в кабинет после обхода. Ну обход – это сильно сказано: на тот момент в палатах медсанчасти находился только один больной – рядовой Оноприенко, тот самый, что, по выражению его земляка Скибы, был похож на гусеницу, пытавшуюся стать бабочкой. Усиленные занятия на спортплощадке не прошли для рядового даром: он свалился с перекладины и сломал ногу. И теперь жалел только об одном: что он не сороконожка. Тогда бы он мог ломать по очереди все сорок своих конечностей, а там, глядишь, и дембель.

Услышав ее шаги, Альбина закрыла комнатку, в которой размещалась аптека, и вошла следом. Остановилась возле двери, глядя, как Марина с отсутствующим лицом машинально перебирает на столе стопку карточек.

– Помочь? – Не дождавшись ответа, Альбина сказала: – Марина, тебе надо встряхнуться. Ты похожа на Летучего голландца. Тебя качает, как на волнах, и ты такая же… вымершая.

Марина оставила в покое карточки.

– Во сколько начинается концерт? – спросила она.

– В три. Ты что, хочешь пойти?

Марина пожала плечами:

– Не знаю. Я уже сама не знаю, чего я хочу, чего не хочу. И чего за меня хотят другие.

– Это депрессия, – авторитетно заявила Альбина, – связанная с твоей беременностью.

– Много ты понимаешь. У меня действительно опустились руки, но ребенок тут ни при чем. Просто я все никак не могу привыкнуть, что закончилась какая-то часть моей жизни…

Марина произнесла это так отстраненно, будто закончилась не какая-то часть ее жизни, а вообще вся жизнь; обычно ее голосу было не свойственно подобное отсутствие красок.

– У тебя похоронное настроение, – сказала Альбина.

Марина невесело улыбнулась:

– Кто бы говорил. А вообще – спасибо за участие. Хотя когда меня жалеют, я себя чувствую совсем беспомощной.

– Ты сильная, и ты справишься, – возразила Альбина. – И я тебя не жалею, а поддерживаю. Ну как футбольная болельщица, что ли. Вот правильно: я за тебя болею. – Альбина коснулась пальцами висков, словно у нее действительно раскалывается голова. – И я не понимаю, почему у тебя опустились руки. Ты, наоборот, должна чувствовать прилив сил. Скоро родится младенчик. Мы все будем тебе помогать – и я, и бабуля, и Галя… А кто там у него папа, по-моему, не имеет значения.

– Сын полка, – горько сказала Марина.

– Ну и что? Самое главное, что это будет твой младенчик. И жить ты будешь ради него… Знаешь, когда я приняла решение стать женой Вячеслава, я сделала это ради бабули. Потому что от него зависело, как и сколько еще она проживет.

– Ужас какой! – тихо воскликнула Марина.

– Ничего не ужас. Он же меня не заставлял. Я сама так решила. Конечно, я совсем не таким представляла своего будущего мужа. Но… Но ведь мы живем. Я живу ради бабули. А Слава… Он ведь понимал, что из-за нас у него могут быть неприятности по службе. И все-таки пошел на это – ради меня.

– Вы «Реченьку» будете петь? – вдруг спросила Марина.

Альбина кивнула, ничуть не удивившись неожиданному вопросу.

Марина встряхнула головой.

– Как я выгляжу? На Бабу-ягу не очень похожа? Детей не напугаю?

Марина открыла сумочку с косметикой и, вытащив зеркальце, принялась подводить тонким карандашиком глаза.

– Ты что, собираешься с нами петь? – спросила Альбина.

– А куда ж вы без меня? Сейчас вот только здоровье на лице нарисую, и пойдем.

Дверь распахнулась, и в кабинет стремительно вошла Галя. Глаза ее возбужденно сияли.

– Девчонки! – воскликнула она. – Знаете новость? Я развожусь с Лешкой.

Марина выронила карандаш, он покатился по столу к самому краю и упал. Галя ловко поймала его на лету.

– Правда-правда, – сказала она. – Но это еще не все! Аль, ты лучше сядь, а то свалишься… Я развожусь с Лешкой и выхожу замуж за Голощекина. Он за моего Жгута ходил Сердюка просить, а потом Борзова. И Степан Ильич разрешил нам уехать в отпуск на море. Представляете, какой благородный человек?

– Кто? – спокойно спросила Альбина. – Степан Ильич?

– Да Голощекин же! А самое главное, он сказал… Умереть – не встать!.. Он сказал, что делает это исключительно ради меня. – Галя торжествующе посмотрела на подруг. – Ну, и как вам это? Марин, ты не возражаешь?

Марина, усмехнувшись, покачала головой.

– А ты сегодня хорошо выглядишь, – заметила Галя. – Может, пойдешь на концерт?

– Она петь с нами собирается, – сказала Альбина.

– Ну и молодец. Лешка обрадуется. Ладно, побегу за своей малышней. Они так волнуются, что правда как стадо козлят – прыгают, толкаются и визжат дурными голосами… Аль, не в службу, а в дружбу: можешь нам быстренько рожки сделать? У нас одной пары не хватает. Возьми ваты, обмотай бинтиком, а резинка у меня есть… Ну до встречи.

Она умчалась.

Марина закончила краситься. Встав, подошла к окну – Галя бежала по улице, и юбка ее легкого, в крупных цветах, платья раздувалась парусом.

– Надо было Гале тоже выдать белый халат, – сказала Марина. – И тогда у нас получилось бы трио сестер милосердия.

Концерт подходил к концу. Зрительный зал клуба был переполнен. Из-за кулис доносился визг Галиных подопечных – они все никак не могли выйти из образа. Сержант Братеев стоял возле стены и, не отрываясь, смотрел на Ольгу: она что-то тихо выговаривала одному из ребят. Полковник Борзов хотел сесть подальше, чтобы не мешать детям смотреть, но ребята его поймали, взяли в плен и с почетом усадили в первом ряду.

Гости выступили не хуже хозяев. Номера были разномастными – песни, танцы, акробатический этюд, который, несмотря на многочисленные репетиции, закончился все-таки кучей-малой. Но когда на сцену вышла маленькая, худенькая девочка и неожиданно по-взрослому серьезно прочитала удивительные по своей силе стихи, Степан Ильич почувствовал, как защипало в глазах.

 
И бессмертные гимны,
прощальные гимны
над бессонной планетой
плывут величаво…
Пусть не все герои —
те, кто погибли, —
павшим вечная слава!
Вечная слава!..
Вспомним всех поименно,
горем вспомним своим…
Это нужно – не мертвым!
Это надо – живым!
 

Борзов покосился на сидевшую рядом Ольгу – она смотрела на свою ученицу не просто с одобрением – с гордостью. Повезло ребятам с учительницей, подумал полковник.

После концерта собрались возле штаба, куда должен был подъехать автобус. Степан Ильич пожал каждому из ребят руку – пальцы у них были липкими от конфет.

Жгут по просьбе мальчишек демонстрировал приемы рукопашного боя.

На лавочке сидели двое – вихрастый мальчик в чистой, но плохо выглаженной рубашке и девочка с вымазанными зеленкой коленками. Оба беспечно болтали ногами и о чем-то разговаривали.

Марина прошла мимо и остановилась, глядя на них. А ведь когда-нибудь и ее сын будет таким же взрослым вихрастым мальчиком в пионерском галстуке. Она впервые подумала о своем ребенке вот так конкретно. На кого он будет похож? А, неважно. На нее, Марину.

Или это будет девочка? Девочка с густой светлой гривкой, которую можно заплетать в тугие пушистые косички. Что чувствует мать, расчесывая тонкие шелковистые прядки своей дочери? Марина не знала, но вдруг поняла, что ей не терпится это узнать.

Подъехал автобус. Ребята долго и шумно рассаживались, споря из-за мест возле окна.

Попрощавшись с полковником, Ольга огляделась, отыскивая взглядом Братеева. Он стоял вместе со своими солдатами. Поймал Ольгин взгляд и подошел.

– До свидания. – Она протянула Братееву руку. – Спасибо вам… – Ольга улыбнулась, – …товарищ майор. Приезжайте к нам в гости.

Покраснев, Братеев пожал протянутую руку и вытянулся по стойке «смирно».

– Есть, приехать к вам в гости… – он засмеялся, – товарищ генерал!

Ольга тоже рассмеялась и неожиданно для себя самой чмокнула сержанта в пунцовую от смущения щеку под одобрительные возгласы солдат и своих учеников.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.