Текст книги "Атаман (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Высоко в небе над нами кружил коршун, выискивая добычу. В реке плескалась рыба – в Ганге ее много, сетями не вычерпать. Жизнь продолжалась, но меня как будто из нее вычеркнули.

Бенарес…

Внезапно, повинуясь внутреннему порыву, я тихо спросил у Перрона:

– Почему вы двигались в сторону Варанаси?

Я смотрел ему прямо в глаза и видел, как в них заметалась тревога. Или я припер его к стенке? Мне пришлось приложить усилия, чтобы выдернуть свой разум из тисков страха, но когда это получилось, снова стал самим собой – тем, кто привык все проверять.

– Что в ваших повозках, Перрон?

Его тревога усилилась. Смятение, страх, переполох. Он принялся машинально поправлять свой старомодный парик, и тут я вспомнил, как из мешка после боя с Синдией сыпались золотые монеты, а Перрон метался, их собирая. Он тогда превратился в человека-функцию, в раба Золотого Тельца. Жадный до потери пульса. Интересно, как он расщедрился на угощение своим офицерам под Алахабадом? Не он ли источник бардака в армии Холкара?

Я посмотрел на его спутников. Почему на них такие странные мундиры? Будто вывернутые наизнанку.

– Кто вас сопровождает, что за странный у вас эскорт?

Перрон перестал играть в молчанку и с вызовом мне ответил:

– Это английские дезертиры! Так всегда бывает, когда сипаи бегут из своего полка. Они выворачивают мундир и так его носят. Я не понимаю, к чему этот допрос. Я оставил службу у Холкара и волен направляться, куда захочу…

Вот ты и попался, гад! Да, про вывернутые мундиры я знаю. А также о том, что солдаты, сбегая из полка, всегда отрывают кожаные воротники, а у этих они на месте.

– Зачетов! Козин! – громко крикнул я по-русски, продолжая пристально смотреть на Перрона. – Все эти «охранники» – переодетые англичане. Немедленно разоружить. Кто будет сопротивляться, убивать на месте.

– Что? Что вы сказали? – забеспокоился Перрон.

– Думаю, мсье, вы предатель, лжец и обманщик. Признайтесь, вы пытались обвести меня вокруг пальца, рассказывая небылицы про Платова-назима?

Казаки бросились на людей генерала и всех повязали. Он побледнел как полотно, его пальцы стиснули красивый эфес шпаги.

– Я спрашиваю, вы молчите. Хорошо, зайдем с другой стороны. Итак, что в повозках?

Лицо Пьера исказила страшная гримаса.

– Я Пьер Кюилье-Перрон из Шато-де-Луар и не позволю говорить со мной таким тоном (1)! Вы пальцем не притронетесь к моим повозкам!

Я поймал себя на мысли, что хочу вколотить ему зубы прямо в глотку – здесь и сейчас. Вместо этого одарил его самым злобным своим взглядом.

– Уверены? А вам не кажется, что вы не в том положении, чтобы диктовать мне условия.

– Дворянин всегда в «том» положении! – вскричал взбешенный генерал.

Он стремительно выхватил шпагу и ударил меня в грудь. Прямо в сердце.

«Как глупо!» – подумал я.

(1) Пьер Кюилье-Перрон никогда не был дворянином, хотя и корчил из себя благородного. Обычный путь для наемника – дезертировал с корабля, предлагал свою шпагу всем подряд, пока его не возвысил де Буань и не оставил вместо себя командовать войсками Синдии (не Холкара, как в нашей истории). Потом работа на англичан, побег и роскошная жизнь в Европе.

Глава 13

Я открыл глаза, и на меня сразу обрушились звуки – незнакомые голоса, птичьи трели, стрекот насекомых, плеск воды. Затем заработало обоняние – почувствовал запахи кожи, лошадиного пота, аптеки и тонкий пряный аромат от горящих палочек благовония.

Жив? Снова переродился в новом теле? Или вернулся в старое?

Сердитый голос Марьяны где-то вдалеке как бы намекнул – реинкарнация отменяется. Она кого-то отчитывала за то, что рвется в дом, где я лежу и прихожу в себя.

Да, жив, но чуть не умер на пороге города мертвых. Символично. Богиня Кали взяла меня под свое крыло?

… Вчерашние воспоминания вернулись резко, будто кто-то распахнул тяжелые шторы и потоки солнечного света ворвались в комнату подобно армии, получившей три дня на разграбление города. Боже, какой же я болван! Тупень, бивень, не знаю кто еще… С чего я вообразил, продрав глаза, что умер или собрался на тот свет? Ничего же и близко не было подобного!

Да, сучка Перрон ткнул меня шпагой в левую грудь. Да так быстро, что я чуть не погиб. Тонкий клинок изогнулся, уткнувшись в ребро, я крутанулся, избавляясь от стали в своем теле, шагнул к французу и скрюченными пальцами ударил его в основание переносицы. Он сдавленно захрипел, хлопнулся на заднюю точку. А я уставился на дырочку в груди, пытаясь сообразить, устроил ли мне тезка искусственный инфаркт миокарда.

Мне бы за своими бойцами лучше было бы присмотреть в этот момент! Из-за спин оцепеневших казаков вынырнули Рана и Рамбахадур и нашинковали Перрона тонкими ломтиками. Я и ойкнуть не успел, как голова француза укатилась куда-то под ноги разинувшего рот Мусы.

– Зачем⁈ – зарычал я, не отнимая ладони от груди.

Гуркхи что-то залопотали в свое оправдание, подобострастно мне кланяясь.

– Они называют вас, сахиб-атаман, бессмертным, – перевел Курух, пряча глаза. Он, похоже, и сам был в шоке.

Я скрипнул зубами от досады. Так хотелось получить исчерпывающие вопросы о случившемся с Платовым и Войском! Требовалось срочно менять все планы. Наверное, я заслужил день-другой отдыха, но нервный зуд между лопаток гнал меня на другой берег.

Квохчущий как наседка Муса пихал мне корпию, чтобы остановить тонкую струйку крови, пачкающую бешмет.

– Перевязывай! – распорядился я, сбрасывая черкеску. – Всех командиров сюда! Даже маратхов-меченосцев. Козин! Проверь повозки!

Когда набежала вся начальствующая банда, я уже был снова одет, сосредоточен и крайне зол, несмотря на находку Никиты. Мое настроение передалось собравшимся. Хмурые обеспокоенные лица, странные взгляды на мою грудь…

Борясь с приступом слабости и легким туманом в голове, на одно адреналине, коротко ввел их в суть дела. Сразу обозначил, что словам Перрона веры нет, но что могло случится всякое – даже самое дурное. Что мы знатно обогатились – в повозках француза обнаружилось не меньше нескольких миллионов в золоте и бумажных рупиях.

– Фейзулла-хан, придется нам несколько подождать с Бенаресом – за Гангом у нас нарисовались срочные проблемки.

Рохилл равнодушно пожал плечами и доложил.

– Отправлял к городу мертвых разведку, да. На другой стороне реки, у форта Рамнагра, слышна ожесточенная орудийная пальба.

Я вздрогнул. Косвенно это известие подтверждало слова Перрона. Перед моей отправкой в Ауд слышал своими ушами, что форт сдался без единого выстрела нашим передовым разъездам и его планировали превратить в опорный пункт. Если стреляют, значит, его штурмуют или осаждают англичане. Идея переправиться на лодках с небольшим эскортом тут же умерла, едва родившись.

Оглядел командиров, решая, как поступить с каждым. Впереди неизвестность – может так оказаться, что на счету будет каждый человек, а может и так случится, что балласт свяжет по рукам и ногам. Маломобильные маратхи скорее всего не нужны, да и толку от них, если схватимся с англичанами? Раскатать в блин батальон, имея двадцатикратное численное преимущество – это одно, а сражаться с армией – совсем иное.

– Пребиндранах! – обратился я толстячку из Раджпута со смешной фамилией Радиша, подходившей скорее сербу, чем индусу.

Он был самым толковым среди командиров сабельщиков-шамшербазов, несмотря на вид бонвивана и жовиальные манеры. Ему бы с его тонкими усиками на круглом смуглом лице впору конферансье выступать, но внешность обманчива – Пребиндранах пулям не кланялся, а мои указания схватывал на лету. После победы над сипаями стал моим с потрохами. Я так думал, хотя мог и ошибаться.

– Радиша! Тебе будет особое задание. Отправитесь к Бенаресу. В город не лезть, разделиться на три отряда и контролировать выходы-входы в город. Никого не впускать, никого не выпускать. С инглиси в драку не лезть. Попробуют тебя отогнать, отступай. Наводни город шпионами. Чтобы знать о каждом чихе противника. Со стороны реки их держат за глотку наши канонерки. Полагаю, они будут сидеть как мышки, поджидая результатов боев на противоположном берегу, но чем черт не шутит. В общем, действовать нужно тонко, осторожно, с оглядкой. Не подведи меня. Рано или поздно мы доберемся до Варанаси и вернем город мертвых индийскому народу.

Прозвучало несколько пафосно, но мартахи заценили.

– Остальным готовиться к походу. Сегодня отдыхаем, завтра поутру выступаем. Гуркха кампу в полном составе выдвинуться прямо сейчас в сторону понтонного моста, чтобы не задерживать конницу. Всем все понятно?

Командиры согласно закивали.

– Что делать с повозками? – прозвучал вопрос Козина.

Я застонал. Не было у бабки забот, так купила порося. Плакал, что золота мало, получил много. Как с неба свалилось. И вот теперь думай, как сохранить нажитое неправедными трудами. Зарыть в тайном месте? Таскать за собой? Сдать войсковому казначею? Ага, а потом хрен получишь хоть копейку…

На меня навалилась слабость, батарейка села окончательно, и я отправился отдыхать в подобранный мне Мусой дом в деревне. Только добрался до приготовленной постели, как провалился в тяжелый сон…

Все это вспомнилось, когда перестал клоунадить с возвращением к жизни. Потрогал грудь. Повязка. Не очень-то и больно. Жить можно.

Осторожно встал, проверяя реакцию организма. Тело отозвалось – послушное и готовое к новым свершениям. Тогда срочно в поход, время не ждет.

За сутки мы добрались до понтонного моста. И на другом берегу встретили казачьих разъезд! Понятно, что первый мой вопрос был об атамане.

– Жив, жив, Матвей Иванович! – несказанно обрадовал незнакомый хорунжий, смотревший на меня как-то странно – с уважением что ли, или даже с восторгом. – Но лежит, тяжелая контузия. Вас проводить, господин атаман?

* * *

Казачий стан располагался в необычном месте, мало подходящим для жителей степи и потомственных всадников. В горах. Скорее даже в скалах с потрясающим водопадом и каскадом порогов, напоминавших дорогующий спа-курорт с естественными ваннами-джакузи и проточной водой. Эти пороги располагали скорее к коротким остановкам для наслаждения впечатляющими видами, но казаки решили иначе – разбили здесь лагерь и, главное, госпиталь, чтобы выхаживать все раненых, покалеченных и обожженных в битве при Мурдуре. Пациентом номер один был, конечно, атаман Платов.

В бою он получил тяжелейшее сотрясение мозга, ему требовался покой как минимум на месяц, и оставшиеся в живых полковники решительно отстранили его от командования, передав бразды правления моему бывшему командиру, Астахову.

Емельян Никитич обрадовался мне как родному. Ситуация была из разряда критических: армия была действительно разбита, потеряла почти всю артиллерию, обоз, частью разбежалась, частью укрылась в форте Рамнагра. Туда пробился в последнюю секунду полковник Карпов со своей артиллерийской ротой. Он же взял на себя командование обороной. Англичане действовали решительно, устремились к крепости, игнорируя мелкие отряды противника, наводнившие окрестности, и даже спрятавшихся казаков, но их ждал большой облом. Их обычная тактика в Индии заключалась в том, чтобы пробить в стене крепости брешь и взять ее решительным штурмом. Но они не сталкивались с разозлившимся полковником русской армии. Аким Акакиевич разместил свои единороги на стенах и не подпускал к ним близко противника. Лейку пришлось подводить к крепости траншеи по всем правилам осадной науки. Дело это долгое, особенно когда гарнизон не сидит сложа руки и полон решимости сопротивляться. Со стороны реки форт прикрывали наши канонерки, действуя настолько удачно, что у Лейка для штурма осталась только одна сторона крепости – противоположная Гангу. То есть об осаде ему пришлось забыть…

– А что же вы, казаки? – спросил я, пытаясь сообразить, что придумать в таких условиях. – Большие потери? Что намерены делать, как Карпова выручать?

– А что мы? Убитых с полтысячи, раненых вдвое больше, коней много растеряли, – будто оправдываясь, сказал Астахов. – Люди только в себя пришли, стыдно казакам стало. Решили действовать, как партизаны (1). Нападаем летучими отрядами, не даем фуражирам Лейка из лагеря нос высунуть. Они нынче за продуктами силами нескольких полков выходят. На таких уже напасть не выходит – супротив колонны казаки бессильны без орудия. Лагерь же вражеский нам никак не одолеть. Предлагал Карпову форт по воде покинуть, а он ни в какую.

– А что с махараджами, что с Сингхом?

– Маратхи в форте отсиживаются – если бы не Карпов, давно бы сбежали. А Сингх неподалеку, но на глаза не показывается. Очень они нас в бою подвели.

– Емельян Никитич, вы понимаете, что полностью отдали противнику инициативу? Нам отступать некуда. За спиной Калькутты, как англичане, не имеем. Выбор у нас простой – победа или смерть.

– Кхм? – крякнул Астахов и тяжело вздохнул. – Есть идеи, как нам повернуть в свою пользу? То, что ты и денег привез, и целую армию привел – это хорошо, но дальше-то что?

– Всем миром надо думать.

– Что ж, давай полковников на совет пригласим, покумекаем. Только учти – голова наша сильно прохудилась. Половина полковников выбыла из строя, – он хитро прищурился и добавил. – Главные недруги твои, Белов, Миронов… И прочие. Пришлось на полки сотников назначать. А среди них такой разговор пошел: был бы с нами Черехов, не случилось бы беды. Так что защитников у тебя прибавилось, а Дюжа всегда к тебе благоволил.

– А вы, Емельян Никитич? Вы на чьей стороне?

– А я на стороне Войска! – отрубил Астахов. – Мне его доверили, мне и о попечении думать. Об сбережении.

– Без победы нам не выжить.

– Вот ты это остальным и объясни.

Попытался. На совещании, устроенном временным атаманом, обнаружилось много новых лиц. И, как он предупредил, атмосфера была более дружеской в отношении меня, чем в прошлые разы. Никто не пытался меня построить – наоборот, благодарили за удачный поход, который в нынешних обстоятельствах как глоток свежего воздуха, дарующий надежду. Но крохотную – слишком болезненным вышло поражение в битве при Мурдуре.

Об этом высказались первыми уцелевшие полковники из старой гвардии. Общий смысл их заявлений сводился к тому, что нужно пробиваться обратно в Россию. Пушки из форта не вытащить, союзники не надежны – куда не кинь, всюду клин.

Я, потирая левую грудь – ребро, принявшее удар шпаги, продолжало побаливать, – не выдержал и начал жестко:

– У вас не хватает здравого смысла заглянуть в глаза правде. Мы в тысячах верст от родных станиц, кругом враги, чуждые нравы, опасная природа и никакой надежды на спасение, если мы не возьмемся за ум.

Резкие слова многих задели за живое. Один полковник – Нил Павлович Греков, из тех, кто поддерживал раньше Белого и Миронова – даже полез с обвинениями:

– Больно ты вспыльчивый, Петя. Чуть-что, начинаешь ерепениться. Не время задаваться, совсем не то время. Ты уже поверь мне на слово.

– Что-о? – неожиданно на него зашикали остальные. – Дело сотник говорит! Или как там его теперь величать – атаман туземного воинства?

Прозвучало без злобы, без издевки. Как приглашение к конструктивному диалогу. А что я? Я – завсегда! Чего попусту спорить.

Принялись прикидывать варианты. Постепенно начал формироваться план.

– Ты сможешь преуспеть, Петр, там, где другие спасовали? – поставил вопрос ребром Астахов.

– Нет у нас иного выхода, господин полковник.

* * *

Первым делом рекогносцировка.

Пока моя мини-армия подкрадывалась к английскому лагерю, я внимательно изучал местность и маневры противника. Преимущественно равнина, поля, деревеньки вдали. К ним тремя колоннами направлялись полки сипаев – казаки уже популярно объяснили англичанам, что выступать за фуражом малыми группами чревато их потерей. Немногочисленная конница далеко не удалялась – уже выучила урок, что в схватках с донцами без поддержки пехоты у нее нет шансов. Туземную кавалерию Почетной компании уже всю выкосили – и при Мурдуре, и позже. Остались лишь легкие драгуны в своих шлемах с козырьком и меховым гребнем. Держались они кучно, при малейшей опасности ныряли в середину каре. Бздили, одним словом, отведав казачьей пики.

Отсутствие дальней разведки и низкую скорость движения колонн можно обернуть себе на пользу. Я задумал одну авантюру, Астахов с Дюжей решили меня поддержать – Войску кровь из носа нужна победа, чтобы вернулся прежний боевой дух. Погнали!

Английские полки неполного состава после потерь при Мурдуре расходились от лагеря веером. Когда ближайший к нам удалился настолько, что на быструю помощь Лейка рассчитывать не приходилось, ему на глаза попался большой отряд казаков, готовый к атаке. Командир полка, майор Пэмбл, обеспокоился, приказал сократить дистанцию между ротами, чтобы успеть построить каре. Драгуны заняли позицию в арьергарде, с тревогой поглядывая по сторонам. Они уже знали, что казаки могли выскочить как из-под земли, предварительно уложив коней на землю, и, внезапно их подняв, атаковать.

Сипаи, тревожно переговариваясь, по команде сержантов проверили ружья, прицепили на всякий случай штыки. Полк подходил к тому месту, где дорога ныряла в небольшую лощину, покрытую зеленой травой. На свою беду они не могли разглядеть, что в этой лощине лежали гуркхи – их окрашенные в светло-оливковый цвет одежды, не стесняющие движения, служили прекрасной маскировкой.

Наперез туземной колонне выдвинулась настоящий верблюжий караван. Что такое зембуреки, британские офицеры прекрасно знали, но относились к их мелким пушкам с пренебрежением. На всякий случай майор Пэмбл приказал выстроить линию из четырех шеренг. В таком порядке полк приблизился к лощине.

Когда до зембуреков им оставалось триста шагов, а до лощины – не более ста, фальконеты плюнули картечью. Пэмбл, ошеломленный потерями, отдал приказ ускорить шаг, как вдруг… Словно из-под земли выросла тысячная толпа «зеленых человечков», бросившаяся с воинственными криками на врага. Без единого выстрела! Гуркхи вопреки моему приказу оставили на земле свои мушкеты и помчались вперед, потрясая кукри, выпустив на волю хищнические инстинкты. Выучка сипаев оказалась на высоте, они успели произвести несколько залпов, но практически никого не задели. Пули ушли выше голов гуркхов, и вот они уже резали сипаев как беззащитных телят, бесстрашно подныривая под штыками. Хваленая туземная пехота не выдержала и побежала, пришел черед казакам подключиться к веселью. Драгуны дрогнули и умчались в сторону лагеря. Через каких-то десять-пятнадцать минут все было кончено.

Точность стрельбы сипаев неслабо так подгуляла. Их учили целиться в полфигуры, то есть ориентировочно в живот врага, при выстреле ствол дергало вверх – пули попадали в грудь или голову. С маленькими гуркхами такая практика могла привести только к одному – к промаху!

Мы шли от полка к полку, щелкая их как орешки. Гуркхи, зеленые тени на фоне черных теней, осторожно подкрадывались, иногда даже ползком. За ними строились в безопасности зембуреки. Залп, еще один. Гуркхи, пригибаясь, вскакивали и мчались на сипаев. От их вопля «Марчу Талай!, 'я тебя убью», кровь стыла в жилах у самых стойких. Неуверенный залп шеренги – а гуркхи уже тут как тут, проникли в глубину строя сипаев. Мелькали кукри, на землю валились кишки, летели отрубленные руки и головы, кровь брызгала во все стороны… Дикий визг над полем, казаки Дюжи и Астахова неслись во весь опор, ибо уже знали – вот прямо сейчас враги побегут, не выдержав ярости горцев. И точно – перелом наступал быстро, сипаи бросались наутек, и тут же их догоняли всадники, начиналась рубка-мясорубка. Никому не уйти – ни единому человеку. Только горы трупов в красных мундирах, а между ними суетились маленькие гуркхи, добивая раненых, шаря по карманам у убитых и домовито собирая ружья и патронные сумки. Будет чем экипировать восемьсот новобранцев, пришедших к нам из-за реки Гугра на зов джемадара Раны.

Мы хорошенько их прищучили, этих надменных бриттов. Их генерал Лейк сообразил, что таким Макаром он останется без пехоты. Получив от нас хорошую вздрючку, снял орудия с бреш-батареи и развернул в нашу сторону. Решил, что ему предстоит еще одно генеральное сражение. Просчитался. У меня были иные планы.

– Отбой, отходим! – приказал я, посмеиваясь: англичане свернули подготовку в штурму форта, а все ради чего? Чтобы простоять несколько часов в ожидании новой атаки?

Результатом был доволен. Минус три полка сипаев, англичане потеряли день впустую, принялись спешно укреплять свой лагерь по периметру. Что-то мне эта история напоминает. Осада Цезарем Алезии? Осаждающие оказались в роли осажденных, и лишь безнадежная атака галлов поставила тогда точку в противостоянии с римлянами. Но я не собирался повторять ошибку Верцингеторикса. Рамнагра не Алезия, от голода не умирает, продукты регулярно поставляются со стороны Ганга. При желании мы могли бы даже вывезти если не всех, то многих. Но зачем? Форт держит англичан – они вцепились в него как бульдог, не в силах разжать челюсти, хотя и понимают, что их уже самих держат за хвост. К чему нам торопиться? У Лейка со дня на день закончатся продукты. Недели не пройдет – и генерал сообразит, что ему не остается ничего другого, как пробиваться в Буксар. Или он поставит все на одну карту – на штурм форта? Не исключено. Тогда мы сразу атакуем. Потери вырастут многократно, но тут уже ничего не поделать. Это будет славный день, посмотрим, кто кого уложит на лопатки!

Убедившись, что мы не собираемся атаковать, англичане приступили к укреплению тылов своего лагеря. Копали шанцы, рвы, валы, выставляли на них захваченные у маратхов орудия, надрывались как шабашники на сдельщине, только бесплатно. Умаялись, бедолаги.

А потом пришла ночь. Безлунная, хоть глаз выколи. Лучшая ночь для диверсанта. Настал час Астахова командовать. Отборные группы казаков поползли наводить шухер во вражеском лагере. И у них получилось – не у всех, кого-то смогли обнаружить часовые, поднять тревогу. Темноту разрывали вспышки мушкетных выстрелов, беспорядочно мечущиеся факелы, взрывы… Один был особо впечатляющим! С громоподобным грохотом в небо ударил столб пламени – наши налетчики сподобились взорвать пороховой склад – один из многих. Что тут началось! Похоже, удалось накрыть склад ракет. Они взлетали в воздух, салютуя на все округу, носились между палаток, поражая всех подряд – хаос наступил такой, что Лейку пришлось срочно выводить полки за пределы накопанных вечером валов. В лагере метались обезумевшие животные и туземная прислуга, горели их временные хижины-шалаши, от едкого запаха гари было нечем дышать, дым выедал глаза…

Рассвет подарил мне чудеснейшую картину. Образцовый лагерь исчез – вместо него я видел Рязань после Батыева нашествия. Он дымился, тлел, вонял, стал абсолютно непригоден для ведения осады. Английские полки, вымотанные до предела, строились в поход.

* * *

Платов лежал в палатке, белый, исхудавший, с перевязанной головой, непохожий на себя прежнего. Вокруг него суетился лекарь-индус – редкий талант и умница, каких поискать. Местные лекари, вообще, были способны творить чудеса. Скольких казаков они поставили на ноги за короткое время! Аюрведа! Травки, массажи, растирания маслами – все для восстановления гармонии души и тела. И никаких тупых кровопусканий… Этот знахарь, доставленный из Бенареса, от атамана не отходил ни на шаг, контролируя его состояние ежечасно. С трудом его уговорил, чтобы разрешил хоть недолго поговорить с атаманом.

– Как вы, Матвей Иванович? – участливо спросил я.

Платов не удивился моему приходу. Наверное, знал от Астахова, что я вернулся из-за Ганга и активно подключился к выправлению ситуации. Он вяло шевельнул рукой, попытался сконцентрировать на мне разбегающиеся зрачки.

– Спасибо, Петя, что не забываешь старика, – слабым голосом прошептал он.

– Ну какой же вы, старик! Вы еще о-го-го! Отлежитесь немного, снова заберете бразды правления в руки, и пойдем дальше англичан гонять.

– Пойдем, – согласился он скорее для галочки.

Мне было больно видеть его в таком состоянии.

– Ничего еще не закончилось. Поход продолжается, – уверенно высказал я, во что искренне верил.

– Не вышло казакам англичанку наказать, – грустно промолвил Платов и отвернулся. На его глазах блеснули слезы. – Казака мало убить, надо его еще свалить, так?

– Не убили нас, неправда! – решительно возразил я. – Что у войска силенок оказалось маловато для Лейка, то неудивительно. Куда же без пехоты? Будем учить. Есть кого. Если б не было, тогда да, но у нас другой случай. Отсеем неумелых и трусливых, мужественных выделим, одарим. Приставим толковых учителей. Всю шушеру наемную пинком под зад, кроме тех, кто на что-то годен. Как-то так!

– Казну мы потеряли, Петруша, войсковую, – всплакнул атаман. – Стыдобища!

– Отобьем! И я деньжонок привез, как обещал. Миллион! Как заказывали, – атаман слабо улыбнулся, а я продолжил курс восстановительной психотерапии. – И знамена Донские с нами, и пушки Карпов русские с поля боя вывез. А индийские? Да черт бы с ними, новые захватим. У тех же англичан, – уверил я Платова. – Лейк начал отход, да мы его не отпустим.

– Уверен, что справишься?

– Один – нет, а всей дружной компанией…

– Не много у тебя дружков в Войске, – усмехнулся атаман.

– Теперь больше.

– Ты уж, Петр, прости меня, что не мог защитить от нападок…

Я накрыл его кисть ладонью и слегка пожал.

– Все хорошо! Вы, главное, поправляйтесь.

– Наклонись ко мне, – попросил атаман.

Я исполнил его просьбу. Он увидел на моей груди повязку с пятнышком крови, недоуменно вздернул брови, но спрашивать не стал. Лишь перекрестил меня дрожащей рукой, ткнулся сухими губами в щеку.

– Благословляю!

Лекарь-индус довольно улыбался и поощрительно кивал – ему нравились метаморфозы души его пациента, достижение гармонии ускорилось.

(1) Считается, что слово «партизан» вошло в русский язык после войны 1812 г., но это не так. В Артикуле 1715 г. читаем: «случается, что Пётр с помянутыми неприятельским партизаном бой учинит».

(карта границы Бенгалии и Бенареса. Красные крестики – места сражений; синим обозначен понтонный мост и стоянка-госпиталь казаков)

Глава 14

Когда мы объединились с войсками из форта, этого вычурного строения с кокетливыми балкончиками, но вполне себе крепкого, понял, что мы с Карповым мыслили в одном направлении, только я в теории, а он – из практической необходимости. Взяв в руки командование, полковник не церемонился. Моментально отправлял из форта любого офицера, обнаружив его некомпетентность или халатное отношение к обязанностям. Провел, так сказать, селекцию под пулями. С простыми пехотинцами действовал еще жестче: ничего не умеешь, ступай землю копать или пошел вон! Из немалого количества набившихся в Рамнагра батальонов сумел выжать сок, а по факту получил вполне боеспособные полки. Но немного. Еле-еле наскреб тысячи три из пятнадцати, да и то под обещание 10 рупий в месяц. За бесплатно тут никто не готов умирать.

Так что привезенное мной золотишко очень пригодилось для аванса. Дабы укрепить боевой дух. Денег еще наживем, зато с индийским кавардаком закончили. Никаких спящих на посту часовых, никого дерьма под ногами, занятия с утра до ночи на крепостном плацу – Карпов, пока сидел в осаде, три шкуры драл с избранных, они стонали, а все остальные исходили черной завистью – подумать только, 10 рупий! Офицеры-наемники пупки надрывали, вдруг отчетливо осознав, что им деваться некуда, что в случае неудачи их ждет черный билет. Особенно старался Энтони Полтон, храбро проявивший себя в бою с англичанами и претендовавший на чин бригадного генерала. Синдия, поскольку его людей Карпов выбрал больше, свое согласие дал. Холкар, потрясенный изменой Перрона, не возражал – он будто вышел из игры, пребывая в каком-то тумане.

А доблестная Бегум Самру держалась в стороне от этого ералаша, но настоящего полковника из далекой России, а не выскочку-проходимца, как все прочие, поддерживала безоговорочно. Кажется, у нее скоро появится новый фаворит. Эта парочка обменивалась слишком жаркими взглядами, чтобы свести все к сугубо армейским делам. Удачи, дядя Аким! Похоже, посидеть пару-тройку недели в осаде – это может оказаться не лишенным приятности.

Мы дали сутки англичанам на беспрепятственное отступление – пусть расслабятся, решили мы на общем совещании. А на второй день приступили к реализации своего плана.

«Ростбифы» двигались медленно, они еще надеялись утащить ту богатую добычу, которая им досталась на поле боя и в нубупурском лагере мартахов. Множество пушек, богатая казна, провиант – все это требовало огромного количества вьючных животных. Их караван растянулся на много верст – передовой отряд англичан уже добрался до Карамнасы, а арьергард только начинал движение. У Лейка просто не было столько войск, чтобы прикрыть обоз, и мы этим воспользовались. Когда длиннющий поезд выписал букву «Г», он был атакован конницей сразу в нескольких местах. Мобильные отряды ворвались в ряды повозок, безжалостно расправляясь с возчиками и немногочисленным охранением. Даже маратхская конница присоединилась к этим атакам, хватая все подряд.

Главнокомандующему не оставалось ничего другого, как сбросить захваченные пушки в реку, максимально сплотить обоз, окружив его плотными шеренгами.

Мы приступили ко второй части нашего плана. Ее предложил я, вспомнив опыт Кавказской войны. Обстрел из засад большой колонны с обозом – такое часто практиковали чеченцы и добивались выдающихся успехов. Гуркхи для этой цели подходили великолепно, что они и продемонстрировали на третий день начала отступления англичан. Если их пытались контратаковать, «зеленых человечков» тут же прикрывала афганская конница или казацкая лава.

Очень быстро вражеский обоз заполнился ранеными. Но Лейк оказался на высоте. Как позже я узнал, он принимал участие в войне за Независимость и был хорошо знаком с тактикой огневых засад и рассыпного строя, применявшейся колонистами. Он тут же перестроил свои войска в подобие огромного ящика, выставив по периметру стрелковые цепи. Количество потерь у «вареных раков» тут же резко упало. Нам пришлось превратиться в слепней, жалящих больно, но точечно. Требовалось изобрести нечто более смертоносное.

* * *

Долина реки Карамнасы, 18 января 1802 года.

Лейк чувствовал себя зверем, загнанным в капкан. Его ополовиненная армия еще сохраняла боеспособность благодаря вбитой в подкорку дисциплине, но уподобилась рассыпанным по деревенскому двору зернышкам, а казаки – курам, клюющим и клюющим, часа за часом, пока не закончатся англичане.

«Этак они сточат нас без остатка», – застонал генерал, чувствуя, как кишки стягиваются в ледяной узел.