Текст книги "Атаман (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Annotation

По тайному указу Павла I, вдохновленного мечтой о покорении Индии, русские казаки идут сквозь пылающие пустыни, горы и джунгли – к берегам Ганга. Их цель – ударить по Британской Ост-Индской компании, нарушив мировой порядок и утвердив российское влияние в самом сердце Азии. Роман "Индийский поход. Атаман" – это головокружительное переплетение альтернативной истории, военной драмы и экзотических приключений. Какую цену придется заплатить за мечту об империи от Невы до Ганга?

Индийский поход. Атаман

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Индийский поход. Атаман

Глава 1

Сикхи – это острый камень, рожденный рыхлой землей Пенджаба, обильно политой кровью. Это вызов исламу и индуизму, это суровые бойцы-язычники, объединившиеся в воинские сообщества мисали, это угроза Кабулу и Дели… Кто бы ни пытался мне объяснить, кто такие сикхи, неизменно запутывался в своих оценках. Само понятие сикхизм несло в себе столько противоречий, что десятилетия требовались, чтобы разобраться. Особенно если пытаться это сделать сквозь призму личности их вождя Ранджита Сингха – в рассказах его врагов, моих спутников, вырастала фигура гиганта-недомерка, полного всевозможных пороков, вроде пьянства и сладострастия, постоянно нарушающего главные заповеди всех гуру сикхского учения, но при этом сумевшего объединить тех, кто вдохновлялся личным самосовершенствованием и был исполнен религиозного рвения, тех, кто привык жить с меча. Они подчинились ему, склонили свои гордые головы перед его внутренней силой…

Как такое возможно⁈

Я успокаивал себя мыслью, что вся эта путаница, эта непостижимость потенциального союзника привычными мне оценками – всего лишь часть одной огромной кометы по имени Индия. Она летела сквозь века – сверкающая, пряная, загадочная, ни на что не похожая, экзотичная для пришельцев, притягательная и отталкивающая. Мне было понятно, что постичь ее до конца мне не дано, что я так или иначе многое пойму неправильно, искаженно, что сикхи – это всего лишь одна грань многогранного индийского кристалла. Яркие одежды, странные захватывающие танцы, полные чувственности и эротизма, необычная еда, броская вызывающая эстетика, многообразие типажей, сочетание несочетаемого, блеск и нищета, спаянные воедино, сгорающие на кострах вдовы… Буйные краски природы словно наложили свой отпечаток на жителей Индостана, только здесь могло родиться такое безумие разных начал.

Все это ждало меня за Хайберским проходом – длинным извивающимся ущельем, то расширяющимся до размеров приличной долины, то превращающегося в узкую щель. Я, словно младенец, протискивался сквозь лоно, чтобы заново родиться, чтобы увидеть новый свет, новый сказочный ослепительный мир. Позади оставался старый, исламский – суровый, но понятный, отчасти примитивный, но логичный. Аскетичный, догматичный, фанатичный, со множеством ограничений и правил, с жестоким отношением к женщине, с неприятием кафиров – он был для меня если не открытой книгой, то, как минимум, постижим. Чего не скажешь об Индии, в которую я так стремился.

Хайбер… Зона племен, знакомая мне не понаслышке. Чистилище? Помниться, Махмуд-шах, напутствуя меня, обозвал его жителей, афридиев, жуткими разбойниками.

– Они никогда не убивают проезжающих через их земли, только раздевают догола, – рассказывал мне Абдурахман, командир отряда баракзаев, которые входили в мой эскорт. – Купцы об этом знают и приспособились к этой традиции. В землях Пешавара покупают клячу и лохмотья, едут через ущелье и безропотно дают себя ограбить до нитки, в то время как их товар следует в обход. Небольшие издержки, чтобы облегчить себе трудную дорогу.

Не убивают? Окружающая меня картина доказывала обратное. Как только мы въехали в самый проход, вдоль дороги пошли колья на небольших насыпях со страшным украшением – с отрубленными головами. С них свисали при жизни ухоженные, а сейчас напоминавшие банную мочалку бороды и настолько длинные спутанные волосы, что их кончики достигали земли, несмотря на высоту шестов. Жуткая мини-колоннада, этакие дорожные столбики, мимо которых я двигался не в силах отвести взгляда. Это зрелище мне показалось более впечатляющим, чем пирамида из отрубленных голов на Регистане Бухары.

– А вот и сайки (1)! – со смехом сообщил мне баракзай, указывая на «украшения» кольев.

– Почему у них такие длинные волосы и бороды? – нашел я в себе силы, чтобы задать вопрос.

– Ты не знаешь? – удивился пуштун. – И про их пять «К» не слышал?

– Нет, – хрипло выдавил я из себя, стараясь пореже дышать – здесь уже изрядно воняло мертвечиной, а на окружающих скалах расселись потревоженные нами стервятники.

Баракзай начал с удовольствием перечислять, пользуясь возможностью блеснуть знаниями:

– Кеш – нетронутые с рождения волосы, настоящие сикхи никогда не стригут волосы, усы и бороду. Кангха – особый гребень для укладки этих волос. Кара – стальной или железный браслет на правом запястье. Качх – штаны выше колен. Кирпан – ритуальный нож разного размера, от небольшого до длинного меча. Сайки считают, что без этим пяти неизменных атрибутов, а также без их тюрбана нельзя достичь Бога. Язычники, что с них взять!

Кирпан? Такой нож завалялся в моем багаже. Я не забыл совета мастера-булатника из Хивы постараться вернуть ритуальный кинжал семье, которой он принадлежал. Да только как это сделать? Не будешь же приставать к каждому сикху с вопросом: «простите, это не вы ножичек обронили?».

– Смотрю ты, Абдурахман, неплохо знаком с нравами народа Пенджаба, – польстил я сотнику баракзаев.

– Сайки не народ. Скорее его часть. Те, кто принял учение и священную книгу. Да еще и вступил в один из их двенадцати орденов-мисали.

– То есть, сикхом-сайком может быть только воин?

Я сильно сжал колени и натянул повод – пугаясь запаха и голов, подо мной начал волноваться конь.

– Может, и крестьянин, но тут точно утверждать не буду. Сам понимаешь: мы с воинами только сталкивались. Вроде, у них есть еще деление на непосвященных и посвященных…

– Как я понимаю, вы, пуштуны, постоянно в набеги ходили на сикхов, отсюда и твои познания?

– В набеги? Бери выше! Мы на Дели ходили не так давно и не раз. И даже его захватывали. А кто владеет Дели, тот владеет Индией!

Абдурахман выдал очередную непонятную мне сентенцию, но я переспрашивать не стал. Меня отвлекли появившиеся на отвесных скалах прохода пуштунские воины с длинными ружьями-джезайлами. Вдвое тяжелее мушкетов, крупнокалиберные и дальнобойные, эти ружья отлично подходили для засад и обстрелов в горной местности, несмотря на примитивный фитильный замок. Видимо, это были те самые пуштуны-афридии, которые на всех плевали, занимались своим разбойным промыслом и сейчас неплохо пощипали сикхов, судя по впечатляющей коллекции отрубленных голов, выставленных на всеобщее обозрение. Наряженные в белые балахоны, в чалмах и простых тюбетейках, горцы, не мигая, безмолвно, недвижимо разглядывали проезжавший мимо отряд. Застывшие статуи. От которых можно ожидать чего угодно, когда отомрут.

Баракзай нервно оглянулся.

– Пусть твои нукеры, Пьётр-юзбаши, поплотнее тебя окружат. С этих безумцев станется пальнуть в тебя, а я не хочу отвечать головой перед Махмуд-шахом за твою смерть. Теперь понял, почему я настоял, чтобы ты надел чалму и халат?

Я действительно переоделся. Белая чалма с красивым пером украшала теперь мою голову вместо папахи. Точно такие же изменения претерпела экипировка урус-сардаров.

– Как думаешь, Абдурахман, сможет шах уговорить хозяев гор пропустить войско моего сипахсалара Платова? – спросил я, ничем не выдавая своего волнения. Его и не было. Можно подумать, мне впервой проезжать под нацеленными на меня стволами. Кесмет, будь что будет – отличная философия для воина, ежесекундно рискующего своей головой.

– Если твой сипахсалар готов заплатить, трудностей не будет, – уверенно отозвался баракзай. – Эти шайтаны за звонкую монету жену свою продадут.

«Не любишь ты хайберских горцев, Абдурахман», – заключил я.

Мы углублялись все дальше и дальше в ущелье. Фигуры афридиев исчезли, но отчего-то тревога нарастала. В воздухе накапливалось почти физически ощущаемое напряжение. Колонна двигалась по руслу высохшей реки, вскоре нам предстоял привал в селении Али Масджид.

Неожиданный удар грома возвестил о приходе бури. Нет ничего более ужасного в горах, чем оказаться в тесном ущелье в такую погоду. С неба на нас обрушились потоки воды, она закипела под копытами наших коней, наполняя русло. Не сговариваясь, без отдельной команды, все пришпорили коней, стремясь вырваться из теснины, по склонам которой уже извергался настоящий потоп. Промокшие до костей, мы мечтали лишь об одном – найти место, где можно будет подняться повыше и переждать разгул стихии. В противном случае, нам грозила смерть или членовредительство в страшных потоках воды, которая все прибывала.

– Муса! – кричал я, нахлестывая коня и борясь с ветром и с разноцветными водопадами, падавшими со стометровой высоты. – Следи за Земаном! Не дай ему упасть с лошади!

Через несколько минут мы были спасены – вырвались на простор и смогли, взобравшись повыше, покинуть дорогу, превратившуюся в горную реку, чьи воды стремительно неслись к выходу из Хайберского прохода. Мокрые, дрожащие от холода всадники выжидали, когда поутихнет ярость природы.

«Что это было? – думал я, пользуясь вынужденной остановкой. – Кто-то на небесах распорядился смыть с меня пыль Центральной Азии, чтобы я вступил чистым в индийские просторы? Или то было грозное предупреждение о грядущих бедствиях, которые меня ждут? Вот так и превращаешься в философа, стоит оказаться на краю гибели».

Внезапно все закончилось – ливень прекратился как по мановению волшебной палочки, воды, заполнившие ущелье, исчезали со скоростью брошенного камня, заклубились испарения. Не прошло и часа, как открылась возможность продолжить наш путь. Пыль была безжалостно смыта, дышалось легко и свободно, и, если бы ни влажная одежда, окончание нашего путешествия через проход можно было бы назвать даже приятным.

– Сайки! – с тревогой в голосе известил меня Абдурахман, указывая на строящийся перед выходом из ущелья форт.

Я стянул с головы промокший тюрбан, достал из хурджина и водрузил на законное место свою папаху, скинул и убрал тонкий халат, под которым пряталась черкеска. Мне совсем не улыбалось, чтобы сикхи приняли меня за афганца. Пусть я представлял Махмуд-шаха, но и от роли посланца атамана Платова никак нельзя было отказаться.

– Кто ты, незнакомец? – перевел мне Абдурахман вопрос командира небольшого конного отряда, который завидев нас тут же выметнулся из форта.

Как военачальник с интересом разглядывал мой наряд, так и я беспардонно пялился на его головной убор – настоящую башню, а не тюрбан, да еще украшенную металлическими кольцами и украшением в виде полумесяцев со скрещенными изогнутыми кинжалами (2).

– Юзбаши Пьётр, – по-военному отдал честь. – Я прибыл с далекого Севера, из страны Урус, чтобы засвидетельствовать свое почтение махарадже Ранджиту Сингху. Сообщите ему, что у меня к нему неотложное дело.

Сикх бесстрастно кивнул, его высокий синий тюрбан с легким звоном качнулся, а глаза, холодные, будто неживые, проникли, казалось, в самую мою душу. Меня прошиб холодный пот: мне был знаком такой взгляд – взор человека, готового умирать. И я понял, что в Пенджабе просто не будет.

– Махараджа Ранджит не здесь, – раздался скрипучий голос. – Он под стенами Пешавара. Следуйте за мной, незнакомцы. Но пуштунам придется вернуться в свою страну. Им здесь не рады. Как и гвардейцам шаха. Если они твой эскорт, в нем больше нет нужды. Если они хотят битвы, мы готовы.

Да, сикхи – это острый камень, рожденный Пенджабом. Мне сразу стало понятно: проще гипсовую статую уговорить станцевать, чем в чем-то убедить этого офицера.

– Прощай, Абдурахман, – обратился я к баракзаю, – твоя миссия закончилась, моя же только начинается.

* * *

Все-таки из бывшего полковника, а ныне казачьего сотника нормального дипломата не слепить. Даже при всем моем желании. Попал, что называется, пальцем в небо с первого же «залпа».

– Светлый махараджа, мир тебе от бога Шивы и радость от богини Кали. Да будет этот век последним веком в твоей жизни, без повторного рождения в других телах, без реинкарнации, – обратился я Ранджиту Сингху, когда мы прибыли в огромный сикхский лагерь, разбитый на равнине под стенами Пешавара.

Мне этот текст подсказали в Кабуле знающие люди, как формулу, принятую при дворах индийских властителей. Вот тут-то и выяснилось, что сикхи – это нечто иное, чем я себе представлял. Лучше бы я с Абдурахманом посоветовался, он с ними по крайней мере воевал…

Махараджа, молодой маленький человечек, ростом примерно с метр шестьдесят, в желто-горчичной одежде и скромном тюрбане без украшений, с обезображенным оспой лицом и мертвым левым глазом, при моих пафосных словах весело расхохотался. Наплевав на дипломатический протокол, подбежал ко мне и крепко обнял. Я обалдел. Везде все эти шахи-эмиры-ханы требовали сложного церемониала, а тут вдруг такое панибратство…

Сингх взял меня за руку и отвел под фруктовое дерево, под которым лежал простой ковер.

– Садись, мой друг, – ответил он мне по-арабски без особой запинки. – Вынужден тебя огорчить. Исповедуй я индуизм, твое обращение могло бы порадовать мое сердце. Но я сикх. Мы не верим ни в переселение душ, ни во множественность Богов. Бог для нас всегда един, нам не нужны посредники для общения с ним, как и идолы, статуи или изображения, как в прочих религиях. Тем более, мы отвергаем паломничество, жертвоприношения, мистические практики, посты, обряды, ритуалы, аскетизм, умерщвление плоти и прочие несуразности, выдуманные в исламе и индуизме. Кажется, кое-что из мною названного замечено и в христианах? – уточнил он с лукавой улыбкой. – Чувствуй себя дорогим гостем, общайся со мной запросто, мне нужно об очень многом тебя расспросить.

Я коротко рассказал эпопею похода казачьего войска, и оказалось, что Сингху почти все известно. Надо думать, новости на юг летели быстрее, чем на север. Он даже знал титул Платова и без запинки произнес слово «атаман», уточнив у меня, что оно означает. Ему понравился изначальный смысл тюркского «я ваш отец».

Если он и сделал стойку на мое сообщение о приближении армии урус-казаков, то виду не подал. Он взял мои руки в ладони и засыпал меня тысячью вопросов довольно грубым и неприятным голосом, но на этот очередной его физический изъян я очень быстро перестал обращать внимание, как и на остальные – сила его личности завораживала. Его интересовало все – Индия, Россия, Европа, Бонапарт, британцы, императоры и короли, международная торговля, устройство европейских армий – он причмокнул губами от удовольствия, когда узнал, что я военный и в офицерском звании. Тут же он перешел к куда более общим вопросам – рай и ад, душа, бог, дьявол, теория переселения душ…

На последней теме я дернулся, он уловил нервную дрожь, ибо продолжал держать мои руки. Его глаза удивленно расширились, но он догадался, что я не хотел бы углубляться в суть вопроса.

А что я мог ему сказать? Смотри, махараджа, перед тобой живое подтверждение теории реинкарнации?

Утолив первый информационный голод, махараджа резко сменил пластинку – теперь он не спрашивал, а вещал сам.

– Когда мы вернемся в Лахор, я устрою в твою честь праздничный пир, урус-сахиб. Ты любишь охоту? Мы поедем с тобой на грандиозную придворную охоту! Танцы, тебе нравятся танцы? Лучшие девочки квартала развлечений столицы, мусульманские танцовщицы-таваиф будут к твоим услугам!

Он сыпал и сыпал предложениями и обещаниями, как будто ему непременно нужно было меня соблазнить, подкупить гостеприимством, побудить его сопровождать. Эээ… я как бы не против, к чему весь этот цирк? Или мне пытаются польстить особым вниманием, чтобы исподтишка выведать истинные мотивы моего визита? Непростой паренек, если так.

В какой-то момент я понял, что он одновременно и искренен. Сингх был впечатлен моим визитом, видел во мне огромный сундук знаний, до которых обязательно нужно добраться. Но в таком темпе… Ходячий энерджайзер – вот кем он был. Порой казалось, что он держался за мои руки, чтобы не вскочить и убежать, не в силах совладать с собственной энергией.

– Ваше величество! Я привез вам от Махмуд-шаха камень из Кабула, Кохинур, – нашел я момент, чтобы вклиниться в словесный поток махараджи.

Он замер, замолчал, отпустил мои руки. Зрачок единственного живого глаза расширился, взгляд скользнул куда-то вбок, в сторону осаждаемой крепости.

– Гора Света из Павлиньего трона, – мечтательно произнес махараджа. – Почему я так страстно желаю этот камень? Ты же видишь, на мне нет драгоценностей, наша религия вообще чужда нескромности… Но я его хочу, ничего не могу с собой поделать. Почему-то мне кажется, что, когда Кохинур окажется на моем запястье, мне сразу начнет сопутствовать удача. Где он?

Я коснулся пальцем мешочка на груди.

– Дай же мне его скорее! – задрожал от нетерпения Ранджит, совершенно преобразившись.

Получив от меня камень, он не успокоился. Напротив, он еле усидел на месте – слегка раскачиваясь, то поднимал камень к солнцу, чтобы оценить его прозрачность, то начинал его гладить, целовать, протирать полой своей желтой куртки. Он напоминал мне хоббита, только не с волосатыми ногами – такой же маленький, такой же восхищенный, такой же жадно-подозрительный… Он совершенно преобразился, Кохинур буквально свел его с ума. Сколько же граней в этом человеке?

Когда он немного успокоился и спрятал камень, я счел возможным продолжить:

– Светлый махараджа! У меня с собой также послание от Махмуд-шаха с предложениями мира…

Он не дал мне договорить, прижав палец к моим губам. Через несколько ударов сердца, выдержав непонятную мне паузу, Сингх лукаво улыбнулся, наклонился и тихо сказал мне на ухо:

– Я ничего не слышал! – оценив мою, наверное, глупую реакцию на столь странное сообщение, он пояснил. – Об этом ты сообщишь мне завтра – нет, сегодня, но перед закатом. Прилюдно. И я тебя награжу. Выдам тебе «хилат», парадную одежду из пятидесяти предметов. Или… Ты воин, тебе положено оружие. Найду для тебя что-то подходящее…

Очередная порция шока. Я-то думал, что Гора Света и письмо о мире идут в комплекте. Тут явно какая-то интрига.

– Но…

– Ни слова больше! Сейчас мы отправимся смотреть одно представление. Посиди пока.

Я не был уверен, что понял его правильно, что он имел в виду именно «представление» как показ чего-то выдающегося. Но раз сказано сидеть – буду сидеть.

Ранджит заметался по двору, раздавая приказания. От него, как от упавшего в воду камня, начали расходиться круги энергии в виде посыльных. Вскоре вдали затрубили трубы, застучали барабаны.

– Садись на своего прекрасного коня, урус-сахиб. Мы поедем смотреть на штурм.

– Штурм? – удивился я. Этот маленький человек постоянно меня ставил в тупик. – Разве я не привез предложения о мире, ваше величество?

Сингх отвернулся, сделав вид, что не услышал. Лишь махнул рукой, чтобы я следовал за ним.

Мой личный эскорт из урус-сардаров остановили далеко на подступах к лагерю. С ними я оставил Мусу со слепым Земаном – на всякий случай, ибо полной уверенности в милосердии Сингха у меня не было. Я в полном одиночестве поскакал за махараджей, которого сопровождали несколько всадников в доспехах и забавных шлемах, напоминавших тюрбан, но с выступом-валиком сверху – не иначе как для того, чтобы поместился бублик из заплетённых длинных волос. На меня они оглядывались без всякой злобы, как будто удивлялись, что я отстаю. Я чувствовал себя полным идиотом – на шее в мешочке осталось письмо шаха, но вместо того, чтобы поскорее вручить его адресату, вынужден гарцевать в сторону строящихся для атаки отрядов кавалерии.

Конница? Иррегуляры? Они собрались атаковать крепость со щитами, прямыми мечами и ружьями в конном строю?

Я еще больше запутался.

Пешавар окружали кирпичные стены. По ним изредка стреляли пушки сикхов – без малейших признаков успеха. Да, иногда ядра выбивали кучу пыли и осколков, такие попадания вызывали прилив энтузиазма у нападавших, но не было главного – бреши, через которую можно было ворваться в город.

– Урус-сахиб! Подъезжай ближе, – окликнул меня Сингх.

Он был вооружен луком, на боку висел тальвар, но воевать он, похоже, не собирался. Не было вокруг него и толпы гонцов, которые могли бы передать штурмующим его приказы. В его войске все так четко устроено, что оно не нуждается в руководстве?

Сикхская кавалерия пошла в атаку. Мои ощущения, что я попал в театр абсурда, усилились. Подняв столбы пыли, всадники в тюрбанах разной расцветки и фасона доскакали до крепостного рва. Спешились. Полезли в ров. Кое-как его преодолев, бестолково заметались под самыми стенами. Теряя людей, исчерпав боевой запал, начали отступать. Сели снова на коней и убрались, прихватив с собой раненых и убитых, подальше от меткого, но редкого огня с городских бастионов.

Полное фиаско!

Сингх не выглядел удрученным. Напротив, он с веселой улыбкой меня спросил:

– Что скажешь?

– О чем⁈ – моим недоумением можно было торговать в оптовом магазине.

– Как о чем? О штурме.

– А это был штурм???

– Конечно!

– Ничего не понимаю, – развел я руками. – Мне показалось, что отсутствовал главный элемент любого штурма – пехота.

Сингх весело захохотал.

– Я не ошибся в тебе, Пьётр! Ты привез мне Кохинор, ты известен по обеим сторонам Гиндукуша. Ты нужен мне! Возглавь мою армию, я назначу тебя своим генералом!

НЕ ЗАБУДЬТЕ ПОСТАВИТЬ 3-Й ТОМ В БИБЛИОТЕКИ! ПРОДА УЖЕ СКОРО…

(1) Сайки (сейки) – распространенное название сикхов в Азии в начале XIX века.

(2) Петр встретил воинов религиозного ордена ниханг или Дал хальса. Их тюрбан-башня называется дастар бунга. Высокий конус позволял, в частности, переносить острозаточенные кольца-чакрам, являвшиеся опасным метательным оружием.

Глава 2

«К нам едет ревизор!» – примерно так прозвучала реплика махараджи. Сперва непонятная комедия со штурмом, а потом завершающий штрих – его предложение сделать меня командующим. Далее немая сцена. Чувствовалась рука опытного режиссера.

Но, как я изначально предвидел, все, что меня ждало в Индии, имело свою внутреннюю логику, которую мне пока было трудно постичь. Сингх пришел мне на помощь и доходчиво растолковал иностранцу-фирангу суть того представления, свидетелем которого я оказался. Никто не собирался поручать мне руководство действующей армией – армией, продолжавшей являться кровью и плотью конфедерации мисалей. В яростной столетней борьбе за выживание сикхи создали 12 воинских орденов-мисалей, сообщества равных, каждое со своим войском и вождем-сердаром. В этом году 10 из них признали власть махараджи и создание сикхской державы со столицей в Лахоре, замену конфедерации на деспотию. Появилось центральное правительство, но армия осталась прежней – сборищем полупартизанских конных подразделений, чуждых дисциплине и порядку, этаких махновцев. Пехота как род войск отсутствовала – ни один сикх и помыслить не мог расстаться с конем. Если он его терял, то всеми правдами и неправдами старался купить или украсть нового, а попасть в пехоту для сикха – несмываемый позор. В общем, Ранджит хотел не много не мало, чтобы я создал ему армию нового строя с нормальной пехотой.

– Инглезы отказываются давать мне своих офицеров-инструкторов, а другие фиранги идут на службы к богатым князьям-маратхам, – пояснил мне махараджа свое затруднение. Мое появление, а также грядущее прибытие армии Платова открыло для него неожиданное окно возможностей – он и помыслить не мог, что все так удачно сложится, и решил ковать железо, пока горячо.

– Ваше величество, я не понимаю! – задумчиво спросил я, не сказав ни да, ни нет на прозвучавшее предложение. – Если все так плохо, почему в Кабуле все задрожали, услышав ваш ультиматум?

– Кто сказал «плохо», Пьётр-сахиб? Недостаточно! Давай сперва перекусим, а потом я тебе растолкую.

Подбежавший босой полуголый слуга в один сикхских штанах до колена укрыл своего повелителя от солнца чем-то вроде зонтика-навеса на длинной палке. Другой притащил корзину, из которой аппетитно пахло фруктовым сладким запахом.

– Угощайся, сахиб, – гостеприимно предложил он разделить с ним походную трапезу.

Слуга протянул сперва махарадже, а потом мне скрепленные пальмовые листья, внутри которых лежал рис, сваренный на молоке и сахаре, и варенье из манго. Есть все это пришлось пальцами, да еще в седле – Ранджита такой прием пищи совсем не тяготил. Он вообще на коне, казалось, чувствовал себя комфортнее, чем на земле – быть может, на лошадиной спине он не так комплексовал из-за своего роста.

Покончив со своей простой, совсем нецарственной трапезой, махараджа отдал слугам импровизированный лоток из листьев, вытер руки поданным полотенцем и продолжил прерванный разговор.

– В чистом поле, мой друг, афганцы нам не соперники, даже когда численно преобладают. Несколько лет назад Земан-шах захватил Лахор. Мы заперли его в городе, лишили провианта и фуража – ему пришлось убраться восвояси, бросив несколько пушек. Но как сказано в Священной книге мусульман, «любая беда, постигающая тебя, приходит от тебя самого» – мы не можем брать города и крепости штурмом. Именно этот урок я пытался сейчас преподать сердарам. Результат ты видел.

Теперь мне стало более-менее понятно. Мало найти того, кто научит, нужно еще, чтобы было кого учить. Ранджит шел по пути Петра I, создавшего полки нового строя взамен дворянского ополчения. Но в отличие от неизвестного ему русского царя, махараджа предпочитал действовать не кнутом, а уговорами, хотя не обошлось без пролития крови. Показательный урок – вот что я должен был увидеть в ненужном штурме Пешавара. Чтобы он не сорвался из-за предложений афганцев о мире, Сингх вынудил меня отложить объявление о предложениях Махмуд-шаха.

– Сейчас мы вернемся в мою ставку. Будет совет с сердарами. Ты поприсутствуешь. В конце, по моей команде, вручишь мне письмо Махмуда.

– Как будет угодно светлому махарадже! – вежливо склонил я голову в поклоне.

Мы поскакали обратно к дому, во дворе которого уже ждали сердары. Суровые воины-ветераны, прошедшие не одну битву, увешанные оружием, в кольчугах, доспехах или куртках под цвет головных уборов. Одни в уже знакомых мне синих конусообразных тюрбанах со стальными кольцами, другие – в простых, шафрановых или бежевых, образующих угол по центру лба, или в куда более сложных, напоминающих корону с кольчужным козырьком по центру сложной конструкции из ткани. Чтобы намотать такой тюрбан, нужно потратить как минимум час, но зато он служил защитой голове. Оружие в руках воинов также отличалось разнообразием. Наряду с знакомым мне тальваром, встречались и широкие сабли, короткие копья, топорики, булавы, кинжалы-катары с двумя-тремя клинками. Держались эти воины независимо, гордо – в их системе ценностей играла роль не древность рода, а личные достоинства. Этакие бароны, для которых грабежи и убийства превратились в наследственное занятие.

«Ох, непросто будет Сингху приструнить эту вольницу, – подумал я. – Он им про Фому, а они ему – про Ерему: зачем нам твоя пехота, если и деды, и отцы с коня лупцевали афганцев, индусов и прочих моголов, кто приходил к нам с мечом?» – думал я, глядя на набирающее жаркий накал собрание вождей.

Все сидели под деревом, образовав круг. Ранджит ораторствовал на незнакомом мне языке, активно жестикулируя – маленький воин среди высоких, с прямыми спинами, убеленных сединами, покрытых шрамами бойцов, с тальварами в руках защищавших идею сикхского равенства и братства. Когда я оценил каждого, понял, что не уверен, что справлюсь один на один. Война была у них в крови, они из нее родились.

А Ранджит, их вождь? Ведь он такой же – его личная храбрость вознесла маленького сикха на вершину. Я вспомнил рассказ экс-шаха Земана, которым он меня удостоил однажды на привале по дороге в Пешавар – с трудом смог до него достучаться, с момента выезда из Кабула он пребывал в некоем отрешенном состоянии и постоянно бормотал молитвы. Афганец знал о Сингхе немало, воевал с ним, переписывался и даже готов был отдаться под его покровительство.

– Одноглазый уродец, пигмей, пьяница, сластолюбец – как только не называли его враги, – рассказывал слепой афганец. – Все правильно, он такой и есть – в детстве его обезобразила оспа, лишив зрения на левом глазе, ростом не вышел, любит приложиться к бутылке и танцовщиц из квартала развлечения Лахора… Все так… А много праведников в 13 лет открывают счет убитым врагам? Он открыл – своей рукой прикончил подосланного убийцу. Кто в 18 лет бросился, как снежный барс, во главе отряда из пятисот человек на десятитысячное войско моего генерала и справился с ним, дождавшись подкрепления? Кто в 19 лет вынудил меня уйти из Лахора, а через год забрал эту священную сикхскую столицу у недружественного мисали? Он, как комета Халлей, озарил небо Пенджаба, совершив немыслимое и объединив всех сайков под своей властью. Он! Тот самый пьяница и пигмей. А все почему? Возлюбленный сын счастья – он всегда все делал наперекор вековым устоям и выходил победителем. Мы воевали друг с другом, но никогда не были врагами. Прими мои благодарности, незнакомец, что ты везешь меня к этому светочу милосердия – в Пенджабе найду успокоение. Я твой должник.

– Ты говоришь так, словно им восхищаешься, – удивился я откровению экс-шаха.

– Посмотри на меня, – горько усмехнулся Земан. – Я все потерял, а Ранджит лишь вступил на дорогу, ведущую на самый верх. Непросто вам, урусам, будет убедить его играть под вашу дудку. Скорее это он заставит вас делать то, что ему выгодно.

«Наполеон! Махараджа Пенджаба – это Наполеон Индии! Они похожи – два недорослика, мечтающие о вершинах, другим недоступных, и плюющих на общепринятые правила», – думал я.

Так погрузился в свои мысли, что не услышал, как ко мне обратились.

– Ну же, руси-сахиб! – позвал меня Ранджит. – Закончи свою работу!

Я отмер, покраснел от смущения. Суетливо достал письмо Махмуд-шаха и передал его с поклоном махарадже.

Сердары, подобно тиграм в засаде, разглядывали меня с плотоядным интересом – наверное, как и я, прикидывали, сколько времени им понадобится, чтобы отправить меня на тот свет. Ответил им вызывающим взглядом, положив руку на рукоять камы. Мой жест вызвал одобрительные смешки.

– Посланец Севера, посол от руси, ты оказал нам неоценимую услугу! – возвестил Ранджит во всеуслышание. – Будь моим гостем, отправимся вместе в Лахор. И прими мои награды.