Текст книги "Атаман (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Совершено предательство, – рыкнул я, уподобясь тигру, – твои сыновья перешли мне дорогу, тем самым нанеся оскорбление. Тебе придется заплатить.

– Я не понимаю… – продолжало лучиться улыбкой лицо главы бании Калькутты – неискренней, болезненной, как и все, что его окружало.

«Седобородый» приник к уху хозяина и зашептал. С каждым новым сообщением банкир сдувался, как воздушный шарик – под воздействием холода. Его круглое тело, напоминавшее раньше заряженную бомбу, поплыло и превратилось в аморфную емкость для жира, блеск ушел, оставив пепел.

– Придется платить! – повторил я с нажимом, опуская руку на рукоять шашки. Казаки тут же обнажили клинки.

– Сколько? – задрожал банкир.

– Все, что у тебя есть. Все, что есть у бании.

– Это невозможно, – не поверил своим ушами Бабу. – Так не поступали даже инглиси!

Я усмехнулся ему в лицо:

– Еще как возможно. Вы, ваша гильдия – это нарост на теле Бенгалии. Вас нужно вырезать как гнойник. Без вас у англичан ничего бы не получилось. Без вас у них не выйдет восстановить прежние порядки, когда мы уйдем. Вы заслужили подобное наказание, ведь каждая монета в твоей сокровищнице, Бабу, – это одна жизнь, отнятая у простого человека. Сколько у тебя этих монет, миллионы? Теперь представь масштаб своего злодейства!

– Нет, нет! – заголосил Рамдулал Дей, хватаясь двумя руками за свой роскошный золотой тюрбан. – Так нельзя! Бессмысленно! Уничтожив нас, ты ничего не добьешься. На наше место придут другие…

– Возможно, ваша судьба послужит им урокам, а, банкир? Ведь это вы – те, кто передал Бенгалию Ост-Индской компании ради личной наживы. Прислушайся, глава бабусов! Ты слышишь крики? Это умирает в муках Калькутта негодяев, предавших свой народ.

Казаки, вежливо улыбаясь, забирали у людей Бабу все оружие и сгоняли их в кучу у ворот. Никто не посмел оказать сопротивления.

* * *

Классические колонны греческого ордера все также подпирали высоченные потолки парадного зала красного дворца, все также в его глубине за воздушными решетками прятался алтарь десятирукой богини Дурги – защитницы равновесия и гармонии, в чью честь приносят кровавые жертвы и чье имя также Кали. Непобедимая воительница против зла, она с явным одобрением взирала со стен маленького храма на коренные изменения, случившиеся в доме ее почитателя, непростого бенгальского парня со смешным для русского уха именем Бабу. Да, зал, за исключением своего объема, колонн и алтаря, изменился до неузнаваемости. Порой мне казалось, что вот-вот провалятся его полы – не выдержат давящего груза нашей добычи. Ведь они были буквально завалены золотом и серебром, возвышавшихся грудами, горными хребтами, отрогами и ущельями. Ладно лари с ювелиркой, а монеты, посуда, слитки в таких объемах? Во всем этом невообразимым уму человека богатстве весом в несколько сотен тонн присутствовало нечто откровенно цинично-понижающее. Выражение «грести золото лопатой» тут приобретало вполне себе практический смысл – именно лопатой это золотишко-серебришко и забрасывалось на вершины овальных гор из старавшихся все время разбежаться монет (1). А я ощущал себя Скруджем Макдаком из диснеевского мультика. Сейчас разбегусь, нырну внутрь…

Хозяева этих ценностей были низвергнуты в ад в полном соответствии с атеистическими марксистскими принципами, то есть в бывшие сокровищницы, превращенные в темницы. Как оказалось, Бабу показал мне не все свои закрома – таковых мы обнаружили аж четыре. И освободив их от злата, загнали туда всех бабусов, кто уцелел после афганских бесчинств и не спешил с нами делиться накопленным капиталом. Здоровых, раненых, больных, сошедших с ума. Всех!

В плане жесткого обращения с пленными Америки мы не открыли. Почти полвека назад бенгальцы захватили старый Форт-Уильям – те самые укрепления, которые я увидел по дороги от новой цитадели к красному дворцу. Сдавшихся в плен английских солдат загнали в местную темницу – неполные две сотни человек. Там большинство из них и умерло – из-за жуткой тесноты, отсутствия воды и пищи, от ранений. Это место прозвали «черной дырой» Калькутты. Теперь пришел черед пройти дорогой смерти через аналогичные «дыры» тем, кто помог британцам восстановить свою власть на берегах Хугли. «Сдавайте ценности, граждане», – под таким лозунгом теперь влачили свое жалкое существование бабусы. И они сдавали. Под стенания, торги, выклянчивание обещания сохранить жизнь.

Не все. С некоторыми пришлось поступить жестко, как с тем же Рамдулалом Деем. На добровольное сотрудничество он не шел, и тогда перед ним поставили двух его сыночков-обормотов – Чхату и Лату.

– Выбирай, кому из них жить, а кому умереть, – безразлично предложил я.

Бабу заплакал.

– Ты ничем не лучше махараждей – тот же хаос и беззаконие. Мы потому-то и выбрали сторону англичан, ибо они предложили четкие правила игры – право, а не силу…

Английское право в Индии? Не смешите мои тапочки! Вступать в диспуты с людьми, зараженные коллаборационизмом, как неизлечимым в это время сифилисом, у меня не было никакого желания. Все они для меня потенциальные смертники, я ощущал себя хирургом, добровольно взгромоздив на плечи функцию очищения Калькутты от скверны.

– Чхату! – холодно бросил я в лицо Бабу.

Радиша, взявший на себя функцию палача и мстителя, взмахнул тальваром. Покатилась голова, тело рухнуло на землю.

– Я отдам! Отдам! Все отдам! – завизжал Рамдулал Дей, протягивая руки к Лату.

Он сдал свои захоронки, на что-то еще надеясь, молясь своей богине о нашем поражении у стен Форта-Уильям, не понимая, что лишь отсрочил себе приговор. Но были и те, кто все понял сразу и упорствовал до конца. Пришлось моим казакам проявить смекалку. В особняках особо несговорчивых тщательно простукивались полы и стены, проводился опрос слуг, а когда это оказывалось мало, на помощь приходила вода. Во внутренних дворах ею проливали землю. Если в каком-то месте вода уходила быстрее, чем в других, значит, тут недавно копали. Из земли извлекались сундуки и лари, куча серебра, золота, драгоценностей в парадном зале красного дворца росла не по дням, а по часам.

Отдельной от всех ценностей, являвшихся, по моему мнению, дуваном всего Войска, горой лежала добыча афганцев. Они смогли меня удивить. Выйдя из-под контроля, превратившись в мародеров, они все равно придерживались своих жестких разбойничьих принципов. Грабили они, но добыча принадлежит всему Отряду и должна быть поделена между всеми. Самая большая доля была выделена вождям и атаману. Так они для себя решили и, обнаружив меня в красном дворце, принялись стаскивать туда все самое ценное. Хотели до кучи разную ерунду сдать, но я отказался брать даже ковры и ткани, какими они бы ни были дорогими. «Батистовых» портянок мы себе уже накрутили впрок, до конца жизни не износить…

Поглазеть на наше и общевойсковое богатство шастали все командиры уже добравшихся до Калькутты полков Отряда Черного Флага. Гуркхи приходили на экскурсию с видом школят, впервые попавших в Центральный Детский Мир. На алтарь Дурги поглядывали со смесью одобрения и опаски – лучше богини для пригляда не придумать. На гору золота – с нескрываемым восторгом. На меня – с обожанием.

С индусами из полков Радиши вышло сложнее.

Его командиры и он сам, все в бронях, с круглыми щитами за спинами и кривыми саблями на боку, находили это естественным – пялиться с мрачным видом на гору золота и плевать на нее бетельным соком, оставляя на сверкающей россыпи уродливые красные кляксы. Свертки пальмового листа с бетелем внутри скручивала девушка в полупрозрачном пеньюаре. Она зашла за мужчинами, позвякивая браслетами с бубенчиками на ногах, уселась на колени, разложила свою суму и занялась священнодействием – созданием жвачки из растительных компонентов и гашеной извести. Девушка вполне могла оказаться родом из богатейшей семьи Калькутты, превратившись в одно мгновение в сундари по воле жестокосердного захватчика ее дома. Сейчас весь город, за исключением Форта-Уильям, переживал социальный разброд и шатание – кто был ничем, мог стать всем, и наоборот.

Словно прочитав мои мысли, Радиша кивнул на девушку.

– Дочь зимандара Чоудхури. Он строит храм Кали и просил присмотреть за наследницей. Раньше все вокруг принадлежало его семье. Пока Компани Бахадур не отняла у него и землю, и власть. Ты, Питербхай, сам советовал укреплять связи с местными «шишками».

Он назвал меня на английский манер Питером, прибавив к имени приставку «бхай», обозначающую «старший брат» или «старший». Но его слова ничего не объясняли. И что же? Это Индия, страна чудес. Однажды это уяснив, я раз и навсегда перестал удивляться.

– Странный ты выбрал способ заботы, генерал, – подколол я своего подчиненного.

Индус пожал плечами, затянутыми в кольчугу:

– Лучше так, чем если бы на нее взгромоздилась толпа афганцев.

В его тоне прозвучала горечь. Я всеми силами старался избавить Отряд от племенной и культовой розни, но Калькутта все изменила. Всего несколько дней – и какие последствия!

– Что дальше, атаман-сахиб? – снова плюнув в золотые Эвересты, спросил Радиша. – Заберете богатство и исчезнете? Уплывете домой?

Я строго взглянул на него.

– Кто тебе дал право так рассуждать? Мы пришли освободить всю Индию от англичан. Дело не закончено.

Пребиндранах просиял.

– Когда? – только и спросил он, догадавшись о моих планах.

* * *

Ответ на вопрос Пребиндранаха можно было получить у единственного человека – у атамана Платова. Он уже восстановился после ранения и тут же вернул себе обратно поводья управления всей армией. Никто не возражал, а Астахов особенно. «Войско с возу, полковнику легче», – примерно так он сформулировал свое мнение в отношении смены власти.

Объединенная армия входила в Калькутту, словно слепец, осторожно щупающий перед собой дорогу разъездами, и размещалась как бог на душу положит, не слушая моих советов. Я предлагал Платову занять вместе со своим штабом любой особняк в Белом городе кроме красного дворца, но он решил иначе. В ближайшем пригороде, на берегу Хугли давным-давно устроилась датская фактория. Ее жители с радостью приняли казачью верхушку в обмен на защиту и неприкосновенность. Пиво, копчения, яблочный пирог со взбитыми сливками, чистые постели, медные ванны – ну кто устоит? Атаман ничего не имел против датчан – его противниками были англичане, а не подданные спятившего короля Кристиана VII Безумного. Он звал меня к себе на совещание, но я настоял, чтобы вся казачья верхушка с ним во главе заявилась оценить мои старания.

Оцепенение, вытаращенные безумные глаза, отвисшие челюсти, дрожащие руки – слов не хватит описать состояние полковников, попавших в парадный зал дворца Бабу.

– Это сколько же здесь? – прохрипел кто-то.

– Это все наше? – решил уточнить пораженный Матвей Иванович.

– Почти, – тут же расставил я точки над i. – Отдельная куча у решетки, закрывающей алтарь – это добыча Отряда Черного Флага.

– Опять малец всех обскакал! – взвился Нил Греков. – Признавайся, Петруша, сколько себе захапал?

Быстро же он меня снова понизил. Позабыл, как Петром Васильевичем называл.

– Если вы, господин полковник, хотите что-то оспорить, можете сообщить это афганцам. Их работа. Тронем это золото, без резни в собственных рядах не обойдемся.

– Твои люди – тебе и решать с ними, атаман туземного войска! – не унимался Греков.

Я набычился и так на него посмотрел, что старинушка стушевался. Этот старый пень – как жадная слепая девочка из анекдота, «сколько же они себе навалили?» (2). Через паузу снова начал задираться.

– С такими доходами, господин атаман, боюсь, покинет нас Петруша. Сколько тут? Сотен пять или шесть пудов золота с серебром… Поддастся в махараджи! Тюрбан-то уже носит, не снимая. Да еще с врагами о чем-то шептался…

Платов не выдержал и прервал разошедшегося полковника.

– Не о том думку гадаешь, Нил! Как все это богатство вывозить будем – вот в чем вопрос!

– А что тут думать? – выдал очередную чушь Греков. – С англичанами надо договариваться, чтобы дали нам кораблей и пропустили в Россию. Небось, они рады будут от нас избавиться.

Полковник оглядел нас победным взглядом – смотрите все! вот он я, какой молодец! – и, не удержавшись, скосил глаза на сверкающие золотые холмы, один вид которых пробуждал ненасытную алчность. Меня его агрессивный оптимизма напряг – а ну как «ростбифы» не к одному мне клинья подбивали? С них станется!

– Выпустят они тебя, держи карман шире! – не согласился Астахов.

– А если и выпустят, – тут же вклинился с замечанием Дюжа, – то у Мыса Доброй Надежды перехватят и хорошо если без штанов оставят, а не ко дну пустят.

Греков стушевался и уже не выглядел таким орлом на сияющем золотом фоне, под осуждающем взглядом богини Кали и товарищей по оружию.

– И что же делать? – спросил он, с надеждой посмотрев на атамана. – Обратно через горы шпарить? Так там вообще все племена на нас слетятся, как стервятники…

– И что же нам делать, планщик? – с хитрой усмешкой переспросил меня атаман, выглядевший уже полным бодрячком.

– Вам нужен план, господа полковники? У меня есть три плана! – шутканул я сходу, припомнив один классный мультфильм. – И каждый из них я готов вам растолковать в подробностях, но не здесь. И как англичанку в бараний рог скрутить. И как с золотишком поступить. И как сапоги помыть в Индийском океане. Все-все растолкую. Только поднимемся наверх в обеденный зал. Закуска готова, вино стынет на льду – местный хозяин хорошо о нас позаботился, хотя его никто и не спрашивал…

Казачья верхушка снова оживилась, после того как приуныла при мыслях о трудностях с доставкой золота домой.

– Ну показывай нам свои хоромы, Петр Василич. Нам тут сказали, что прозываются они то ли Бабусин, то ли Бабунин дворец. Правда что ль⁈

– Дедусин! – схохмил я в ответ, давно уже чувствуя себя на равных в этой компании, и показал рукой, куда двигать костылями господам полковникам.

Их ждал еще один шок – не такой, конечно, как с золотом, но тоже не для слабонервных. Гастрономический. Из ассортимента под названием «гады». Я тоже зло шутить умею.

(1) Для понимания читателя: золото и серебро как средство денежного обмена – это очень тяжело и очень объемно, когда товарно-денежные отношения достигают достаточно развитого уровня. И еще. В пересчете на современные деньги англичане вывезли из Индии одного только золота на триллионы фунтов стерлингов. С начала XIX века вместо тканей, пряностей и прочих товаров в Лондон потек мощный ручей серебра. То есть речь уже шла не о взаимном товарообмене, а о прямом разграблении. Кстати, за его счет финансировались наполеоновские войны.

(2) Для тех, кто анекдот забыл или не слышал. Жила-была жадная слепая девочка, которая все время думала, что родители ей мало кладут еды. Как-то раз мать по совету психолога положила ей в тарелку целую пачку отварных макарон. Девочка пощупала эту гору и с недоумением спросила: «Это ж сколько они себе навалили!»

Глава 19

Старый Форт-Уильям не поражал ни размерами, ни крепостью своих стен. Один раз уже потерянный, он вышел, так сказать, из доверия у военных – полковник Клайв, победитель при Плесси, решил на него махнуть рукой и заложить укрепление, на порядок, а то и два, мощнее прежнего. Тем не менее, утратившей девственность форт остался, и нам его предстояло взять. Не дело оставлять в тылу вражескую крепость, когда собираешься штурмовать главную твердыню английского владычества в Индии. Собственно, это и был первый из трех моих планов.

Шестиугольник из не самых мощных кирпичных стен без фланкирующих бастионов, 50 орудий, гарнизон – 400 человек… Сэр Ричард вряд ли бы стал распылять силы и защищать такое крепостное сооружение от армии, разгромившей генерала Лейка, если бы не Дом писателей, отдать который без боя – урон английской чести.

Столь претенциозное название «писатели» к литературе не имело ни малейшего отношения. «Writers» – это не Шекспиры местного разлива, а всего лишь младшие писцы, клерки, служащие Ост-Индской компании. Ее становой хребет, поставщик «набобов», уже имевших свою фракцию в Парламенте. Разомлевшие от безнаказанности англичане построили единственное в Калькутте трехэтажное здание из красного кирпича, откуда правили Бенгалией, вассальными княжествами, всей Индией.

На мой не самый искушенный взгляд, Дом писателей вряд ли можно было отнести к шедеврам архитектуры. Зато он давал нам уникальную возможность вести с верхнего этажа огонь по открытым артиллерийским площадкам старого форта. И мы ее не упустили! Быстренько выбили из дома немногочисленную охрану и полезли наверх, откуда открывался отличный вид на внутренние укрепления. Благодаря этой уязвимости, штурм крепостицы можно и с кондачка провернуть – так было решено на военном совете. Полковник Карпов за время похода на Калькутту чем только не разжился в плане обогащения нашего арсенала. В том числе, и крепостными ружьями, этими несуразно длинными стволами на треногах, похожими на ПТРы времен Великой Отечественной. Не самая удобная, признаться, штука, но дальнобойная. И достаточно точно бьющая. С помощью этих «дур» орудийная прислуга крепостицы была основательно прорежена, и пришел черед штурмовых лестниц.

Лица атакующих индийцев искажала ненависть – неподдельная, слепая, такая, которую способен породить лишь страх смерти. «Мы сейчас вам покажем! Отомстим за ужас, посеянный в наших сердцах», – вот, что говорили эти гримасы.

Первая волна не добралась даже до стен. Индусы слишком легко поддавались стадной панике. Стоило одному броситься назад, как за ним устремлялись все, побросав лестницы.

Казаки вперед не лезли. Платов распорядился обкатать свежие необстрелянные части из индийцев, памятуя о предстоящей атаке на главный Форт-Уильям. Паникеров они встретили нагайками и погнали индусов обратно, зарубив на глазах у всех самых трусливых. Туземцы заметались – смерть ждала повсюду. Со стен продолжали лететь ядра и пули. Но казаки выглядели страшнее. Когда перед тобой ставят выбор – грабли или бумеранг? – выберешь последний. Не так быстро получишь по лбу!

– Вперед, бенгальцы! Наши деды уже брали эту крепость!

Индусы несколько раз бросались к стенам и откатывались назад, в большом количестве оставляя трупы под стенами крепости. Особенно много их было там, куда добивали орудия фрегата, вставшего почти у самого берега Хугли. Его пушкари вели непрерывный огонь, превращая в лунный пейзаж подходы к старому Форту-Уильям со стороны, смотревшей на строительную площадку Правительственного дома. Попытка наших канонерок отогнать корабль закончилась плачевно – несколько лодок с одним единственным орудием на носу были разнесены в щепки бортовым залпом. «Лаймы» знали свое дело, на воде им не было равных. Даже с экипажем из малайцев и индусов они представляли грозную силу.

И все же судьба старого форта была решена. Это понимали и мы, и наши противники. Когда бои закипели на стенах, в боевых ходах и внутри башен, сипаи начали планомерно отходить в сторону пирса, к пологой насыпи, спускающейся прямо в Хугли. Фрегат прикрывал сипаев своим огнем, для их вывоза были сброшены на воду шлюпки.

«Красномундирники» заклепали при отходе все крепостные орудия, чтобы они не были использованы против них. Не сказать, что окончательно вывели из строя. Если использовался обычный гвоздь, а не специальный «ерш» с насечками, то его можно было вышибить, подорвав заряд в казенной части с помощью запального шнура, или даже подцепить и выдернуть гвоздодером. А если не выходило, то и тут все было небезнадежно – 6−7 холостых выстрелов справлялись даже с «ершами». Но на все это требовалось время, а сипаи отступали. Четко держали равнение, огрызались залпами, не давая втянуть их в беспорядочную свалку. Рассаживались по шлюпкам по команде, а не бросаясь к ним оголтелой паникующей толпой.

Сэр Ричард решил помочь эвакуации вылазкой из главной цитадели. Наверное, рассчитывал на то, что атакующие, увлекшись штурмом, позабудут про тылы и будут жестко наказаны ударом в спину. Так могли получится, но он не с мальчиками затеял игры, а с теми, кто брал Измаил и Чертов мост на перевале Сен-Готард. Платов отвел Отряду Черного Флага особую роль – мы ждали в засаде прихода сипаев, укрывшись среди недостроенных стен Правительственного дома. И они пришли!

Распахнулись ворота Казначейства, через ров по мосту двинулась стройная колонна в красных мундирах. Поползла в нашу сторону как огромная бордовая гусеница, сверкая сталью штыков. Не менее одного полка, два батальона! Длинная уродливая тень двигалась рядом с марширующими рядами под ритмичный бой барабанов. Нарядные музыканты в своих белых мундирах с красными галунами и наплечными «крыльцами» выделялись из общей массы, как и сержанты-знаменосцы.

Мы позволили колонне почти полностью покинуть Майдан и втянуться в главную улицу, ведущую к старому форту. Залп тысячи гуркхских мушкетов стал полной неожиданностью для английского полка, создав дымовую завесу над недоступным для орудия Форта-Уильяма Правительственным домом.

Потом пришел черед слонов. Я не забыл о своей идее использовать их как ходячие батареи. В чистом поле – да, они очень уязвимы. Но не в городе. Погонщики подняли их на ноги, и внезапно слева и справа от колонны сипаев возникли смотрящие на них жерла пушек.

Последовал нестройный залп. К поливавшему сипаев свинцу добавились небольшие круглые ядра. Все больше босых фигурок в красном валилось на землю в алых брызгах. Английским офицерам с большим трудом удалось удержать солдат от панического бегства. Они скомандовали «отход».

Колонна, ощетинившись штыками, начала пятиться. В ее голову, превратившуюся в арьергард, врезался слон в кольчужной броне, внезапно выскочив из переулка, – тот самый, что мне подарили королевы-невесты Ауда и по милости которого я окунулся в ледяную купель. С высокой площадки гремели выстрелы. Строй был сразу разорван, и на сипаев набросились сабельщики Радиши, выпрыгивая из окон домов, примыкавших к улице. Атака превратилась в резню, в избиение. Пало батальонное знамя, смолкли барабаны, офицеров изрубили на куски. Сипаи дрогнули и побежали, но отступать было некуда – в их тылу бесновался еще один слон, лишившийся своего махаута.

Второму батальону удалось выбраться на Майдан под непрерывным огнем гуркхов. Я категорически запретил им лезть в рукопашную, справедливо опасаясь орудий Форта-Уильям. Когда увлекшиеся атакой шамшербазы Радиши пересекли невидимую линию, перед ними как будто вскипела земля – не менее сотни крепостных пушек и мортир открыли беглый огонь, прикрыв отступление ополовиненного полка.

Единороги Карпова, спрятанные до поры, до времени на стройке, выдали ответку по сипайской пехоте – сперва картечью, потом, почти у моста через ров, ядрами. Чугунные шары начали утрамбовывать сипаев в утоптанную до состояния камня землю Майдана. По двое, четверо – не критично, хотя, конечно, от зрелища разлетавшихся костей и кусков человеческого мяса многим становилось дурно. Попадания выглядели случайными, да и были таковыми – точность артиллерии оставляла желать лучшего. Но в любом случае вылазка англичан закончилась эпик-фейлом – от полка мало что осталось.

Мне бы праздновать победу и мчаться к Платову с бодрым докладом. Но я не радовался, не кричал от яростного восторга, как это делали мои бойцы. Перед глазами стояла картина накрытия сабельщиков первыми залпами из крепости, взлетающих фонтанов земли, разлетающихся как кегли тел. Это пристрелянное открытое пространство – наша главная головная боль. Как штурмовать стены цитадели, способной в минуту обрушить на атакующих тонны раскаленного чугуна? Это был главный пробел моего плана N2, за которым должен последовать план №3, а именно, как вывозить казачий дуван.

* * *

Лондон, Вестминстерский дворец, Палата королевы, 22 февраля 1802 года.

В связи с резким увеличением числа лордов за счет новых ирландских пэрств верхняя Палата переехала из Покоев королевы в Белую палату. Освободившееся помещение на время оказалось бесхозным. Генри Аддингтон, 1-й виконт Сидмут, недавно смешивший всесильного Уильяма Питта-младшего на посту премьер-министра, решил собрать здесь нескольких членов Парламента из двух противостоящих фракций – набобов и «государственников», – чтобы обсудить тревожные новости, только что прибывшие из Индии.

Сэр Генри не пользовался популярностью в среде английского истеблишмента. Его считали слишком робким, чересчур зацикленном на внешних делах, в которых он проявлял, если верить оппозиции и ее прессе, политическую близорукость, невежество, безразличие к потребностям Великобритании и даже предательство национальных интересов. Он хотел любой ценой заключить мир с Францией – дело близилось к завершению, согласовывались последние штрихи договора. К ярости его недоброжелателей! Зачем заключать мир, если даже глупцу понятно: война будет продолжена, этот Амьенский трактатик ничего не решил⁈

Никто не хотел принять в соображение, что Британия стояла на грани краха. Финансы были в полном расстройстве, в стране после двух неурожаев царил голод, начались массовые протесты на грани бунтов, а на континенте не осталось союзников. Лондон нуждался в передышке.

– Господа члены Парламента! Я собрал вас здесь, чтобы спросить совета, – начал непростой разговор премьер-министр. – Благодаря невероятной расторопности одного офицера в рекордные сроки были доставлены важные сведения от маркиза Уэлсли. Вместо полугода его путь составил всего пять месяцев.

– Сэр Ричард захватил нам новое княжество? Или клянчит денег на строительство своего дворца? – нагло перебил премьера глава фракции набобов Джоз Седли по кличке Ноу-даймондз, «Без бриллиантов».

Этот нувориш самого низкого происхождения, бывший клерк Ост-Индской компании с манерами деревенщины и внешностью вышибалы из борделя, попал в Парламент, вдвое перекрыв ставку лорда Честерфилда, пытавшегося купить место сыну в Палате Общин за две с половиной тысячи фунтов. Джоз отвечал нищим в ответ на мольбу о подаянии: «Я сегодня без мелких бриллиантов» (отсюда, собственно, и родилось его прозвище) – понятно, что денег у него куры не клевали, и лорду Честерфилду пришлось утереться.

Виконт Сидмут возвел очи к расписному потолку зала и замер, будто ни разу не видел его геральдических птиц, зверей и цветов. Седли бесил, но сегодня он слишком был важен, чтобы ставить его на место. 45 набобов-членов Парламента в политическом смысле ничего собой не представляли. Их интересовали исключительно индийские дела, напрямую связанные с их годовыми доходами. Они постоянно сражались с «государственниками», представлявшими интересы назначенного правительством директората Ост-Индской компании – этой узды на амбициях государства купцов в далекой Индии. Питт, будучи премьером, ловко использовал борьбу между набобами и чиновниками, чтобы получать дополнительные голоса для проталкивания нужных законопроектов. Аддингтон еще не освоил этот прием. Представившийся случай мог укрепить его контакты с прохиндеями-нуворишами, чье положение было обеспечено искючительно злодеяниями и злоупотреблением служебным положением. Если вежливо – их преступная практика называлась «старыми добрыми экономическими принципами Лиденхолл-стрит: маленькое жалование и огромный приработок». При всех этих отягчающих моментах, набобы обладали колоссальным опытом в индийских делах и выжили там, где умирал каждый второй конторский из Ост-Индской компании.

Посчитав, что пауза продлилась столько, сколько нужно, чтобы обозначить, кто здесь главный, премьер продолжил:

– Нет, мистер Седли, вы не угадали, – мрачно произнес Аддингтон. – Сэр Ричард взывает о помощи, но причина его призыва более чем серьезна. Как вам известно из европейских газет, армия казаков покорила Хиву и Бухару и отправилась дальше. Из Калькутты нам сообщили: атаман Платов пересек Афганистан и стоит на границе Пенджаба. По сведениям генерал-губернатора, правитель сикхов Ранджит Сингх не будет чинить препятствий русским, но готов к ним присоединиться в нашествии на Дели и Бенгалию.

Всеобщий потрясенный вздох стал ответом на это ошеломляющее сообщение. Не только набобы, но и ставленники директората пришли в неописуемое волнение.

– Почему его не остановит царь? – вопрошали самый тупые.

Им не стали объяснять, что, для того чтобы остановить, нужно сперва догнать. Настоящие профессионалы заострили внимание на другом.

– Зачем вы только вывезли весь рис из Бенгалии⁈ – патетично вскричал Ноу-даймондз, потрясая длинной гривой из сальных светлых волос. – Туда снова придет голод, а где голод, там всегда бунты! Вы унавозили почву для вторжения интревентов.

– Мистер Седли, – вздохнул премьер. – Два неурожайных года доконали Англию. Какой у меня был выбор?

– Теперь я понимаю вашу настойчивость в проталкивании этого дурацкого мирного договора с французами, – задумчиво промолвил кто-то из «государственников».

По правде говоря, премьер во время переговоров с первым консулом Бонапартом индийские дела в расчет не принимал – хватало других забот, вроде статуса Мальты или Египта. Но спорить он не стал: пусть думают, что хотят, лишь бы на общую пользу. Сэр Генри опасался возможных споров этих старых противников, умудрившихся за сорок лет изрядно надоесть друг другу вплоть до дуэлей и публичных оскорблений через прессу. Их единодушие его порадовало.

– Важность Ост-Индской компании настолько возросла для Англии, что ее крушение сейчас будет банкротством для всей страны, – премьер был категоричен. – Последствия обрушения одного из столпов финансового рынка будут даже сильнее, чем завоевание Египта французами, что мы, к счастью, предотвратили.

– Постойте! – возбужденно воскликнул Седли. – Вы допускаете, что все может зайти так далеко⁈ До потери наших индийских владений⁈ Или вы говорите только о падении акций Ост-Индской компании, которое может вызвать ее банкротство, как случилось с Компанией Южных морей?

– Я говорю обо всем! Мы должны быть готовы к любому исходу!

Всеобщие возгласы одобрения и поддержки заполнили пространство Палаты королевы. Фракционная вражда была выброшена на помойку в одночасье.

– Джентльмены! – угомонил разошедшихся членов Парламента сэр Генри. – Вы понимаете, что одно дело – это протолкнуть займ для Ост-Индской компании, и совсем другое – отправить в Индию войска и королевский флот? Если первое мы соединенными усилиями с легкостью обеспечим, то второе будет означать, что никакой новой войны с Францией мы себе позволить не сможем.

– В Индийском океане с апреля по сентябрь дуют юго-западные ветра, с октября по март – северо-восточные, – задумчиво произнес Ноу-даймондз и добавил, как о деле решенном. – В Индию надо отправляться весной, выбора нет, нужно поспешать.