Текст книги "Атаман (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Верно!

– Правильное предложение!

– Выйдет ли толк от его туземцев в будущей битве – то бабушка надвое сказала, – выдал тот, от кого я точно не ожидал такой бяки – мой бывший командир, Емельян Никитич Астахов. Все ополчились!

– Что скажешь, Петро? – с интересом посмотрел на меня Платов.

– Что скажу? – переспросил я, вставая и одергивая черкеску. – За здорово живешь не пойду – вот вам мой сказ. Мне свой отряд кормить чем-то надо.

– Это откуда ж у тебя отряд взялся? – насмехаясь, спросил Белый.

– У него под рукой пять тысяч туземцев, – мрачный Дюжа был, как всегда, точен, он даже знал, что людей у меня прибавилось на берегу Ганга. – Считай, половина всего нашего Войска

– Ничо се! – присвистнул Белый. – Да у нас тут новый атаман завелся. Как вошка. А на круге был⁈

Опять началось перешептывание. Платов мрачно пускал вверх табачные кольца из трубки.

– А мы енту вошку к ногтям – и щелк! – выдал какой-то шутник из молодых.

Я не выдержал и огрызнулся:

– Цапалка не отсросла, полковник! Есть что мне сказать, можем прогуляться за лагерь.

– Да я тебя!..

– Тихо! – прикрикнул атаман. – И сколько ж ты хочешь, Петя? – прозвучал правильный вопрос, заданный спокойным, даже скучным тоном.

– Пополам! И усиление мне давайте из маратхского балласта – из тех, на кого надежды нет в будущем бою.

– А харя у тебя не треснет, сотник? – не унимался Белый.

– Десять лакхов серебра мне привезешь, – резко подытожил Платов. – Миллион рупий!

Полковники радостно загомонили, заспорили, осилю я такую сумму или нет. Начали пересчитывать в рубли. Получалось плохо.

Мне же оставалось лишь понуро кивнуть. Новый рейд в неизвестность, да вдобавок нехилая такая нагрузка в виде финансовых обязательств… Радовало одно: можно и в Рохилкханд завернуть, новыми людишками из партизан пополнить свои ряды, да и проводниками буду обеспечен, советчиками, прочей помощью. То-то Фейзулла обрадуется…

– Ты, Петр, не тушуйся, – приободрил меня Дюжа после совещания. – По моим сведениям, англичане раньше требовали у махараджи Ауда 76 лакхов отступного, а когда он не справился, отобрали у него многие владения и посадили в них своих резидентов и фискалов. Пройдешься гребнем по их крепостицам и поотбираешь все, что они с населения собрали. Бежать им некуда – на Ганге вот-вот появятся наши канонерки.

Я посмотрел за реку. В лучах заходящего солнца, в дымке и облаках вдали прорисовывались контуры Гималаев. Сколько они повидали человеческой суеты у своих подножий?

Грабь награбленное – вот какую идею родила наша войсковая верхушка. А я, значит, стану главным экспроприатором…

Поблагодарил за совет, и оглянулся на шатер. Ждал, что Платов позовет сказать напутственное слово. Но он не позвал.

И как это понимать? Он сделал свой выбор в пользу полковников, а на мне поставил крест? Умом я его понимал: полковники – это сила, это становой хребет войска, а я действительно мелкая сошка с этой точки зрения. Увы, такова доля атамана – жертвуй малым, чтобы сохранить большое.

Понимать-то я это понимал, но все равно досадно и даже где-то обидно.

* * *

Большое скопление бесполезного народа иногда может оказаться весьма кстати в армейских делах. Очень редко – но может. Например, если нужно быстро построить понтонную переправу. Нагнали флотилию баркасов, толпу работников и в том месте, про которое рассказал мне вождь рохиллов – там, где русло разделял надвое большой остров, быстренько навели понтонный мост.

Неожиданно противник показал зубы. Когда первые лодки, забитые сабельщиками-шамшербазами, достигли противоположного берега, чтобы завести канаты, на них напали. Да еще боевого слона с собой привели. Он отогнал наших десантников к лодкам, но прежде чем их смогли столкнуть на воду, гигант подошел и раздавил одну, еще одну… С острова громыхнули доставленные туда пушки, слон затрубил и бросился наутек. Враг показал пятки, и в скором времени мост был закреплен, по нему пошла пехота и кавалерия.

Первым переправился Отряд Черного Флага. За ним прошли восемь тысяч средневековых меченосцев, от которых Платов решил избавиться, как совершенно не годившихся для сражений с регулярным войском с ружьями со штыками и новейшими орудиями. Хотел, Петя, усиления – на тебе, Боже, что нам не гоже.

А что я хотел? Сам просил, теперь нечего роптать. Но что с ними делать, я совершенно не представлял. Их командиры – на физиономию чистые уголовники – смотрели мне в рот, возмечтав, что я их озолочу. Мне не оставалось ничего другого, как окружить себя своей сотней казаков, а то с этих ухарей станется права качать с кинжалом у горла.

Переправа на другой берег кавалерии сикхов – это настоящая военная хитрость, призванная обмануть вражеских наблюдателей. Платов не хотел терять ни одного всадника, поэтому ночью люди Сингха вернулись обратно, а большая группа моих рохиллов умчалась вглубь княжества Ауд, пообещав мне какой-то подарок. Фейзулла-хан взмолился отпустить, поверить ему, клятвенно обещая, что я не пожалею.

Заинтриговал!

Охота человеку тень на плетень наводить – вперед и с песней. Опасности я не ожидал, чего мне бояться? Местный князек имел несчастье связаться с англичанами, а эти шаромыжники так ловко его окрутили, что он сам не понял, как лишился права вести собственную политику в обмен на обещание защиты. За которую нужно было платить огромные деньжищи. И вот я тут, в твоем царстве, махараджа! Где защита? Ау, не вижу! Дюжа мне сказал, что в лучшем случае мне будет противостоять пара батальонов сипаев. То есть, вся эта хваленая защита – всего лишь эфемерное обещание прийти на помощь всей силой английской армии, находящейся за тысячу километров. Вот же ловкие засранцы, эти бритты! «Я тебя поцелую… потом… если захочешь…» В смысле, защищу. Если дождешься защиты. Если выживешь к моменту прибытия индийских полков.

О, я недооценил их наглость!

Обещанный мне подарок оказался низкоросл, плюгав и в парике – толстячок с испитым лицом, бегающими глазками, в замызганном сюртучке. Его называли коллектором Ост-Индской компании. То есть англичане уже сами здесь собирали налоги, а не просто стригли наваба Ауда как лохматую овцу. Коллектор, мать его так! В моем понимании, коллекторы – это брутальные хлопцы саженного роста с парой извилин в голове и пудовыми кулаками, но не это убожество.

И, тем не менее, коллектор, фискал, доильщик несчастных крестьян в благословенном природой краю и выживающий из них последние соки! Один из сборщиков налогов от Ост-Индской компании в княжестве Ауд. Чье право карать и миловать, судить и устанавливать землевладельцу норму налога опиралось лишь на одно – на мощь Калькуттского президенства. И на силу английских штыков, которых отчего-то не оказалось при священной особе чиновника. Рохиллы его захватили в селении верстах в сорока от Ганга и притащили ко мне. Во временный лагерь в уютной роще, до которой мы успели добраться, двигаясь по следам афганцев, ускакавших вперед на своих маленьких лошадях, размером чуть больше пони.

– Я протестую! – завизжало это недоразумение, когда его бросили к моим ногам.

Одарил его ледяным взглядом, но он все никак не мог остановится. Нес какую-то околесицу про договора, заключенные с махараджей, про священные принципы права. Возможно, я не все правильно понял – общались-то мы через толмача, а мой арабский был не столь хорош, чтобы уловить нюансы.

– Я понимаю, сэр, что в этих отрепьях выгляжу не слишком достойно, но поверьте, недостатки моего платья…

Осадил его резким взмахом руки. Задал пару уточняющих вопросов и присвистнул: мы явно недооценили размах Ост-Индской компании. Насколько далеко она успела запустить свои щупальца. До самых предгорий Гималаев. Буквально месяц назад навабу навязали новый договор, согласно которому большая часть его владений переходила под управление англичан. Потому что он не мог расплатиться по ранее принятым на себя обязательствам.

Эта информация повергла меня в глубокое уныние. Идея получить хороший бакшиш с аудского монарха теперь выглядела детским лепетом. Его успели раздеть до нитки до меня! И что делать?

– Сколько при коллекторе нашли денег? – спросил я, чувствуя себя натуральным бандосом из 90-х. Была веселая группировка по имени наглы, а тут пришли еще большие крутыши и сказали: нужно делиться! В смысле, выворачивай карманы, британский козел, пока мы тебе рога не поотшибали!

– Немного, – вздохнул Фейзулла-хан. – И четверти лакха не набралось.

– Сколько здесь, за Гангом, таких коллекторов?

– Человек двадцать-тридцать.

Не густо. Как мне миллион для Платова собрать при таких-то раскладах? Я вперил уничтожающий взгляд в англичанина, но ума у него оказалось маловато. Продолжал что-то мне втирать про Великую Британию, которая не останется безразличной к моему самоуправству.

Я с трудом удержался, чтобы не вскочить и съездить ему по пропитой роже. Убеждать его в чем-то – дело совершенно безнадежное, пустая трата времени.

– Большой сахиб, да? – спросил я, невольно подражая манере речи Фейзуллы. – Местные шлюхи дерутся за право с тобой переспать? Закопаю тебя в землю по шею и пущу слона, – доверительно шепнул ему на ухо, кое-как составив предложение по-английски.

Он сразу проникся, моя угроза отбила у него всякую охоту спорить. Принялся ловить мой взгляд. Что он надеялся узреть в моих глазах… милосердие? Сочувствие белого к белому? Солидарность европейцев в краю варваров?

– Уберите от меня эту падаль!

Онемевшего от ужаса инглеза утащили, а я сел думу думать.

Вот же гадство! Как мне решить вопрос? Сперва я предполагал, что мне предстоит лихой налет, но все теперь выглядело иначе. Мне предстояла немного-немало зачистка огромной территории от англичан. Но где взять деньги⁈

Первая моя мысль: мне поставлена невыполнимая задача, я этот злосчастный миллион буду собирать до морковкина заговенья. А потом сказал себе: «нет, Петя, с таким настроением ты слона не продашь. Думай, голова, тюрбан подарю!» И голова придумала.

Разделил свой отряд на два десятка банд налетчиков – сотня салангов, два эскадрона рохиллов, взвод гуркхов, три зембурека – и запустил их широкой загонной сетью на север ловить коллекторов. Сопротивления не было – наоборот, местное население нас радостно приветствовало, отряды начали быстро удваиваться-утраиваться в числе. А сам со своей казчьей сотней и всем малонадежным воинством из армий маратхов двинул прямиком на старую столицу Ауда, Файзабад. Всего-то каких 150 верст. Новую, Лакхнау, где сидели владетель Ауда и политический резидент англичан, оставил на десерт. У меня на них были особые планы.

* * *

Граница Бенгалии и царства Киши, город Буксар, канун крещенского сочельника 1802 года.

С начальной фазой активного противостояния с русско-сикхско-марахтскими объединенными силами генерал-лейтенант Лейк бездарно оконфузился, а все из-за болвана Лонгли. Поскольку от главнокомандующего требовалось как можно скорее прийти на помощь северным союзникам, он отправил большую часть обоза водным путем, на баржах по Гангу. Армия же налегке споро двигалась по дорогам Бенгалии, имея постоянно трехдневный запас продовольствия. Соединились в укрепленном городе Буксар – передовом форпосте Ост-Индской компании на границе с вассальным княжеством Бенарес. Используя крепостные причалы, выгрузили ту часть артиллерии, которую перевозили на судах, боеприпасы, походное снаряжение и небольшой запас продуктов. Основную часть провианта генерал-лейтенант решил оставить на баржах и разгрузить их через девять миль выше по течению Ганга, заведя в его приток, в реку Карамнасу, являвшейся естественной границей между британской Бенгалией и Бенаресом. Спокойная река в это время года сильно мелела, но ее невысокие, но обрывистые берега требовали наведения понтонного моста. Армейский квартирмейстер Лонгли предложил использовать для этого баржи.

– Не придется тащить провиант лишние семь миль и сейчас терять время на разгрузочные работы, – логично разъяснил он свою точку зрения. – Сбросим все эти бесчисленные тюки и бочки уже на том берегу Карамнасы, пока будем наводить мост.

Лейк подозвал капитана Филлипса, ответственного за разведку.

– Что слышно о противнике?

– Сэр, нас разделяет не менее двух дней перехода, туземцы топчутся у форта Рамнагра. Наваб Бенареса открыл им ворота, хотя сам дипломатично удрал на другой берег, чтобы мы не обвинили его в антибританских действиях.

– Шитая белыми нитками дипломатия! – грозно нахмурил брови генерал-лейтенант. – Когда все закончится, я заставлю его держать ответ! Форт, осмелившись на сопротивление, мог бы задержать этого Платова надолго. Значит, нашей амбаркации в устье Карамнасы ничто не должно помешать?

– Атаки с суши не ожидаю, – несколько уклончиво ответил капитан, но Лейк на это не обратил внимание, о чем потом крепко пожалел.

– В таком случае, господа, не вижу препятствий принять предложение нашей квартирмейстерской службы. Баржи поднимаются выше по течению, потом заходят в Карамнасу на милю. Точка рандеву вот здесь, – он ткнул пальцем в скотогонный брод на реке, которая в этом месте разрывала грунтовую дорогу между Буксаром и Рамнагра.

Баржи поплыли вверх по течению. На всякий случай их прикрывал двигавшийся берегом индийский кавалерийской полк. Их отплытие задержал густой туман, окутавший реку, поэтому бенгальская армия первой добралась до скотогонного брода.

Саперы сразу приступили к подготовительным работам по наведению моста – срубали обрыв на берегу, чтобы уменьшить крутизну склона и облегчить спуск к будущему мосту артиллерии и полковых повозок. Солдатам разрешили снять ранцы, составить ружья в козлы и присесть.

Лейк, не слезая с коня, пристально изучал равнину за Карамнасой. Он махнул рукой своим командирам, чтобы они приблизились.

– Что вы видите здесь, господа?

Полковники и майоры недоуменно пожали плечами – равнина как равнина, плоская как блин, с редкими рощами и заболоченным участком по левую руку. Река, делая, крутой поворот, дальше шла почти параллельно Гангу, понемногу от него удаляясь. Выходила некая трапеция – именно это двуречье, как все понимали, станет ареной будущей битвы за британскую Бенгалию, ибо дорога шла вдоль левого берега Карамнасы. Лезть на противоположный берег никто не станет.

– Эх вы, неучи! – пожурил их генерал-лейтенант. – Перед нами поле великой битвы. Здесь в 1764 году славный майор Монро побил впятеро превосходящие силы афганцев и индусов. Вломил им по самое не балуйся! К вящей славе британского оружия!

Офицеры, привыкшие к своеобразной речи своего командира, сдержанно посмеялись.

– Напрасно лыбитесь! Что позволило Монро победить? – главнокомандующий обвел всех суровым взглядом.

Шотландец Харнесс, командуя лишь одним батальоном, представлял весь полк горцев Фрейзера (1). Он не мог ударить в грязь лицом перед генералом, да у него и было, что сказать:

– Строжайшая дисциплина, сэр! Которой можно добиться только поркой. Я раз в неделю кого-нибудь порю у себя в 78-м. Так сказать, для острастки…

Лейк не был столь яростным поклонником телесных наказаний, но своей свирепостью превосходил даже слегка двинутого на порках Харнесса. Он одобрительно ему кивнул:

– В самую точку, полковник, в самую точку! Именно безоговорочное выполнение солдатами приказов Монро и его командиров, их беспримерное мужество, вбитое в голову на плацу, решило исход дела. Алам-шах и его союзники думали, что победят. Точно также, уверен, думает и генерал Платов. Его ждет то же разочарование, кое постигло афганцев и сикхов почти сорок лет назад.

Не успел генерал-лейтенант услышать от своих офицеров слова поддержки, как недалеко, со стороны Ганга, раздались громкие пушечные выстрелы. Все британские командиры тут же повернули головы и обратились в слух. Пальба нарастала.

– Что за черт⁈ – рявкнул Лейк. – Откуда там взяться пушкам? Немедленно отправимся к слиянию рек. Полковник Гор, не откажите в любезности, прикажите роте конной артиллерии выдвинуться к Гангу. Мне что-то тревожно на душе.

Гор был неисправимым пьяницей, не расставался с бутылкой ни на минуту. Поэтому он, добравшись до пушкарей, сперва промочил горло из фляги с ромом, а уж потом передал приказ генерал-лейтенанта. Рота стояла в походном положении, поэтому и минуты не прошло, как тихо заскрипели хорошо смазанные оси 6-фунтовых орудий – индийцы из обслуги, так называемые ган-лошкары, ухаживали за пушками лучше, чем конюхи из королевских конюшен – за лошадьми Его Величества. Обе ротные батареи прибыли на берег одновременно с главнокомандующим и его свитой.

Зрелище, представшее их глазам, удручало. На воде плавали обломки, в которые превратились несколько барж. Уцелевшие жались к берегу или пытались проскочить в устье Карамнасы. Двум капитанам повезло, но третий оказался неудачником – громыхнул выстрел, на виду у британцев тяжелое ядро врезалось в корму, разнесся руль, туча щепок разлетелась в разные стороны, заставив вскипеть тихие воды реки. Следом прилетело еще одно – баржа застонала и накренилась, черпая бортом.

Огонь вели странные суда – знакомые британцам индийские весельные речные транспортники с вознесенной в небеса кормой, но с немалых размеров орудием на носу. Возвышаясь над речной поверхностью не более чем на три фута, оно вело настильную стрельбу, убийственную для барж.

– Откуда здесь взялись канонерки? – поразился Лейк. Его вопрос был скорее риторическим, он уже догадался, что постарались хитрые русские. – Отгоните же их!

Прислуга артиллерийской роты работала как часы. Все шесть орудий были немедленно развернуты. Они открыли беглый огонь по самодельным канонеркам. Ядра вспороли водную гладь, распугивая речных дельфинов. Канонерки немедленно принялись отгребать назад, не переставая вести огонь по последним уцелевшим баржам. К моменту, когда дистанция между противниками увеличилась настолько, что дальше стрелять смысла не было, счет дуэли составил «два-три». Англичане разнесли одно орудие на русском судне, полностью выведя его из игры, вторую канонерку сильно повредили. Русские же потопили или разбили в клочья не успевшие спрятаться в Карамнасе баржи. А в целом, из десяти судов английского каравана уцелели только два – те самые, чьи капитаны оказались сообразительнее остальных.

– Полагаю, мы лишились почти всех солдатских рационов и овса для нашей европейской кавалерии. Какое счастье, что я не послушал идиотов Филлипса и Лонгли и самое важное для армии сгрузил в Буксаре, – он гневно окинул взглядом съежившихся квартирмейстера и начальника разведки. – Капитана под арест, а вам, Лонгли, придется исправлять свои ошибки. Немедленно собрать все уцелевшее дерево, чтобы было из чего построить мост. Эти канонерки нам облегчили задачу, разобрав баржи на доски. И также шустро, как моряк спешит в бордель после долгого плавания, отправьте своих людей в ближайшие селения, чтобы закупить у них хлеба. Исполнять!

Лейк рявкнул с такой силой, что покраснел. Харнесс и Гор с сочувствием на него посмотрели. Теперь досталось и им.

– Нечего пялиться на меня, как на мальчишку, у которого отобрали оловянных солдатиков!

– Но, сэр! – стараясь не дышать в сторону командира, сказал Гор. – У нас еды на три дня. Ровно столько, сколько в ранцах солдат.

– Вас это смущает, полковник, не так ли? А вот меня нисколечко – перед нами скоро появится противник, и он обеспечит нас провиантом.

– Противник? – затупил Гор.

– Ха! Я понял вашу мысль, сэр! – радостно осклабился Харнесс. – Если мы наваляем туземцам и казакам, весь их обоз достанется нам.

– Не если, а когда! – уверенно откликнулся успокоившийся Лейк. – Думаю послезавтра. Устроим им кровавое крещение!

(1) В британской армии существовала практика отправки в колониальные войска не всего полка, а лишь одного из двух его батальонов.

Глава 11

Долго моя увеселительная прогулка по княжеству Ауд продолжаться не могла – наконец-то, коллектор коллекторов, Петр Васильич Черехов, столкнулся нос к носу с англичанами. Вернее, с сипаями под руководством британских офицеров. Красномундирники выступили мне навстречу из Файзабада – всего один неполный батальон, человек триста при двух пушках. Но они прихватили с собой приличную конную толпу джаминдари – местных феодальных землевладельцев, – нечто вроде дворянского ополчения. Практически вся моя кавалерия отсутствовала, гоняясь за английскими фискалами по огромной территории между Гангом и Гугрой, еще одной великой рекой Северной Индии, за которой начинался Непал. В моем распоряжении имелись лишь восемь тысяч пеших меченосцев, сотня донцов и двадцать зембуреков – вполне достаточная сила, чтобы объяснить местным, кто здесь батька.

Я выстроил пехоту огромным каре, внутрь поставил казаков и верблюдов с фальконетами. Собрал командиров-тысячников.

– Объясните своим людям, что любой, кто дрогнет и побежит, будет мною лично зарублен на месте. Не аудовцев и сипаев они должны бояться, а меня. Так им и передайте.

Состроил рожу пострашнее – индусов проняло. Они побежали рассказывать пехотинцам, что их ждет в ближайшее время. Ряды заколебались, казаки принялись носиться внутри каре и охаживать плетьми заколебавшихся. Порядок восстановился быстро.

У большинства мечников и сабельщиков были маленькие щиты. Я приказал, чтобы они били плашмя по ним своими клинками. Сначала нестройный, но потом все более слитной «бам-бам» разнесся над полем. Под этот аккомпанемент на нас понеслась конница, заходя с флангов. Ей хватило нескольких залпов картечи. У индусов, как я заметил, было странное представление о кавалерийской атаке – они налетали гурьбой, но встретив пушечный залп, тут же разворачивались и удирали. Но, быть может, аудовцы просто не горели желанием умирать за англичан, которые их давали и давили, с каждым годом отнимая все больше и больше?

Громыхнули две маленькие пушки, стоявшие на флангах тонкой красной линии из сипаев, ядра влетели в строй меченосцев, он зашатался как пьяный, словно по нему прошла волна.

– Вперед! – приказал я. – Держать строй, сомкнуть ряды! Зачетов, Козин! На дистанции двухсот шагов – огонь по офицерам. По тем, кто в высоких шляпах. Затем – по орудийным расчетам.

Дистанция позволяла мне разглядеть эти странные головные уборы джентльменов в красных мундирах. Время для знаменитого пробкового шлема, обернутого пагри, еще не пришло – они носили нечто вроде черных цилиндров со слегка опущенными полями и с украшениями из белых перьев (1). Очень удобно выцеливать – в рядах тюрбанов сипаев эти шляпы выделялись как баскетболисты среди борцов на посадке в самолет.

Мы все больше и больше сближались, неся потери. Визжала картечь, заорал раненный верблюд, что-то чиркнуло меня по уху, и я почувствовал, как струйка крови потекла за воротник. Другим везло меньше – индусы валились снопами, но продолжали двигаться вперед, понукаемые казаками и с ужасом оглядывавшимися на меня командирами-туземцами.

Загрохотали фальконеты, затрещали выстрелы казачьих карабинов – цилиндры так и покатились на землю вместе со своими владельцами. Я разглядел в подробностях босоногих сипаев в коротких кирпичного цвета мундирах и белых панталонах. Мужественные, усатые, выше и плотнее обычных индийцев. Что заставляло их служить кафирам, стрелять в своих соотечественников, служить инструментом подавления и закабаления целого субконтинента?

На смену выбитым офицерам пришли их заместители из сипаев. Я слышал, что ими обычно становились старосты общин, из которых набирались рекруты. Их авторитет у сипаев был непререкаемым, их тоже нужно отстреливать.

– Казаки! Огонь по тем, у кого нашивки!

Сипаи все ближе и ближе. Сейчас раздастся ружейный залп, но меченосцев уже не остановить – они миновали черту ужаса и оказались в зоне ненависти. Рубить, резать, рвать зубами – воинственный крик усиливался все больше, а ряды смыкались уже без понуждения. Вражеская кавалерия гарцевала в стороне, не вмешиваясь в происходящее – их черед придет, если мы побежим. Но это уже вряд ли.

– Бегом! – заорал я. – Бей, режь, круши!

Казаки залихватски засвистели, не прекращая вести огонь из карабинов. Первые ряды качнулись и бросились на стену выставленных штыков. Сипаи ждали момента, когда можно разглядеть белки врага – только тогда можно открывать огонь. Но остались ли те, кто подаст команду?

Залп!

Атакующие ряды задергались, но обретенная инерция толкала меченосцев вперед.

Еще залп!

Английский пехотинец обучен выпускать за минуту три пуль, а четвертая к ее концу должна оказаться во рту. Но это на полигоне, а не когда на тебя несется огромная масса, потрясая саблями и тальварами. Пушки уже молчали – и дистанция была уже не той, и прислугу перестреляли казаки. Сипаи дрогнули, заколебались, третьего залпа не последовало – через короткое мгновение все смешалось в звоне стали, поднятой пыли, жутких воплях и концентрированной злобы…

Кавалерия не пришла на помощь британским наймитам. Все новые и новые отряды покидали поле боя, уносясь в сторону Файзабада.

* * *

Офицер недовольно изогнул губы в кривой усмешке, попытался изобразить надменную позу. Не очень просто исполнить такое, когда ты стоишь безоружный, с повязкой на голове в окружении толпы захвативших тебя туземцев. Которые совсем недавно закончили рубить руки и носы твоим бывшим солдатам – такой тут завелся обычай со времен Типу Султана и его войн с маратхами.

– Вы полагаете, сейчас самое время передо мной кривляться? – задал я вопрос безразличным тоном.

Толмач перевел. Офицер гордо вздернул подбородок.

– Разденьте его догола!

Казаки ловко освободили от одежды трепыхавшегося англичанина.

– Сахиб кричит, что мы поступаем бесчестно, – сообщил мне толмач.

– Передай ему, что он для меня – всего лишь белая обезьянка.

Я стянул с себя бешмет и нательную рубаху.

– Ты видишь между нами разницу, британец?

– Вы белый⁈ Тогда как вы можете меня так унижать в присутствии черных⁈

– Решил преподать тебе урок, инглез. Скоро вы, надменные бритты, придумаете байку про бремя белого человека. Так вот что я тебе скажу: разница между нами в том, что мне плевать на цвет кожи, был бы человек хороший. А тебе – нет. Ты мыслишь себя высшим существом, да еще навязываешь индусам эту дикую чушь. Ты бел, но гол – все, спекся! Без своего красного мундира ты всего лишь белая обезьянка.

Я видел по его глазам, что его проняло, но он ничего не понял. Страх в них плескал, а не понимание моей правоты. Зато стоявшие рядом индусы и афганцы возбужденно поддержали мои слова криками одобрения.

– Я сохраню тебе жизнь. Отправишься в Локхнау и сообщишь резиденту, что в моих руках десятки его чиновников. Мне нужно два миллиона рупий. И за жизни уже пойманных мною англичан, и за тех, кто сидит в столице Ауда, наивно полагая себя в безопасности.

– В Локхнау батальон сипаев, – неуверенно попытался возразить мне англичанин.

– Оглянись! Где твой батальон?

– Никто не заплатит вам таких денег!

Решил поторговаться? Я не в настроении.

– Тогда приду через неделю, и со всеми случится тоже, что с тобой: вы будете бегать между Гангом и Гугрой и изображать обезьянок. Бремя белого человека – это палка о двух концах.

Подозвал одного из рохиллов, недавно привезшего мне очередного коллектора.

– Дайте офицеру какие-нибудь лохмотья и сопроводите его в Локхнау. И дождитесь ответа англичан.

– Как прикажешь, атаман.

* * *

Я стоял на берегу ледяного притока Гугры и ломал голову, как переправить отряд, чтобы не околеть от холода. Уличная температура заметно упала, пришлось даже вспомнить о бурке.

Что-то сильное и мягкое толкнуло меня сзади в плечо.

– Ну кто там? – огрызнулся я, не желая поворачиваться.

Снова толчок.

Я рассерженно обернулся.

– У, ёёё!

За мной стоял слон, и это был его хобот – то, что меня толкало. На спине слона, на открытой площадке сидела Марьяна и весело улыбалась.

– Прокатимся, атаман? Слон нас доставит на тот берег, не замочив.

Этого слона мне подарили две удивительные женщины, две Баху Богум, две Госпожи-невесты, две экс-королевы Ауда. Они примчались ко мне из Файзабада, как только прослышали о полном разгроме англичан. Та, что значительно помладше, была женой 5-го наваба Ауда, ныне томящегося в железной клетке в Форте-Уильям.

– Освободи моего мужа, сахиб-атаман, и мы озолотим тебя!

Та, что постарше, Баха Бегум ка Макбара, хотела большего.

– Изгони инглиси, юноша, из Ауда! Мы не смирились, много раз восставали, но силы слишком неравны. Обещаю! Войдем в союз с маратхами! С рохиллами!

Я поцеловал мягкие руки этой бабушки индийского сопротивления, как ее называли многие.

– Вы все сможете сделать сами, госпожа. Сейчас наша армия разобьет англичан напротив Бенареса и пойдет на Калькутту. Оставшихся инглиси слишком мало, чтобы вам противостоять.

Она благословила меня на свой манер, поцеловала в лоб, надела на мою шею тяжелое жемчужной ожерелье и подарила слона.

И вот он тут, стоит и толкается, зараза.

– Ну же, Петя, залезай! Будет весело!

Я махнул рукой. В конце концов, я теперь в Индии, и надо когда-нибудь начинать осваивать этот транспорт.

Махоут опустил слона на колени. Я забрался на площадку. Сел рядом с Марьяной. Она юркнула ко мне под бурку, прижалась теплым боком.

Слон неторопливо двинулся в реку. Зашел величаво, как авианосец, сделал несколько шагов и… провалился. Дно ушло у него из-под ног, он задергался и перевернулся. Мы полетели в ледяную воду. Бурка камнем пошла на дно.

Выбрался на берег и вытащил Марьяну. Мы оба тряслись от холода, у девушки посинели губы. Я принялся ее энергично растирать.

– С Крещеньем вас, Петр Васильевич! – стуча зубами, выдавила из себя Марьяна.

* * *

Двуречие Ганга и Карамнасы, деревня Мурдон, Крещение 1802 года.

Огромные барабаны, подвешенные на боках слонов, забили «поход». Завизжали закрученные медной улиткой трубы – сипаи в белых мундирах двинулись, формируя линию. Крайне бестолково, суетно и неровно. Вместо стройной линии штыков выходила какая-то старая гребенка со сломанными зубьями – за что только наемным офицерам платят?

Платов сердито крякнул: все точь в точь, как он на вчерашнем совете говорил: «нету у меня уверенности в стойкости маратхской пехоты. А казачьей лавой или вашей толпой всадников англичан мы не опрокинем – правильное каре и кирасиры не пробьют, полягут у линии штыков». Он-то знал, о чем говорил: баталий серьезных повидал немало.

Атаман еще раз осмотрел будущее место сражения, грустно усмехнулся над превратностями выбора поля боя. Вышли два дня назад из форта Рамнагра – не крепость, а скорее замок наваба с кучей ненужных архитектурных излишеств, снова захваченный без боя. Двинулись от Ганга, дошли до Карамнасы. Берега речки – что левый, что правый – были буквально утыканы селениями через каждые пять-шесть верст. Окруженные глиняными стенами и убранными полями, они были похожи друг на друга, по крайней мере те, что притулились на левом берегу, вдоль дороги на Буксар – Садраза, Нубупур, Мурдур… У последнего и решили встречать англичан, хотя оно ничем не выделялось среди прочих. Разведка доложила, что столкнулась у следующей деревни, Гуддасур, с разъездами сипайской кавалерии. Оттого и выбрали Мурдон, а лагерь поставили у Нубупура. А вышли бы из Рамнагра на полдня раньше, могли бы у иного селения принять бой. Что это, фатум? Почему именно здесь? Его, как военного человека, этот вопрос всегда занимал – что же влияет на выбор места, где многие распрощаются с жизнью? Сколько в его карьере выпало таких случайных деревень и городков, где терял боевых товарищей, а сам еле-еле уворачивался от бледной с косой!