Текст книги "Атаман (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Вчера пытавшихся навязать свой план битвы Синдию и Перрона атаман послал лесом, сославшись на свое звание назима. Съели, хоть и насупились.

– Нас намного больше, но наше преимущество не в численности, – сообщил Матвей Иванович собравшимся на совещании. – Видел я выучку ваших солдат…

Он замолчал, умышленно нагнетая паузу, ждал возражений, но их не последовало.

– Отсюда вывод, – возвысил голос атаман, – вся надежда на артиллерию. Ее у нас много, калибры крупнее английских – главное заставить противника не атаковать, а стоять под ядрами в ожидании атаки конницы. На такие штуки мы мастаки. Так закружим-запутаем, что с места не сдвинуться. Поэтому план таков: на левом фланге ставим вашу конницу, ее задача постоянными бросками сдерживать правое крыло англичан. Центр – в две линии. Первая – сипаи махараджи Синдии, они себя лучше показали под Дели. Им не помешает рогатки перед собой поставить – какое-никакое, а препятствие. Вторая – полки махараджи Холкара. Вся артиллерия – в линию перед пехотой. Наш резерв – армия княжны Бегум, ей прикрывать лагерь на случай прорыва…

– Почему? – возмутилась индийская Жанна Д’Арк. – У вас предубеждение против женщин на войне?

– Ну что вы, мадам! – соврал Платов, не моргнув глазом. – Ваши батальоны имеют прекрасную выучку, а в нашем лагере собраны огромные ценности.

Княжна Иоанна сердито фыркнула. Но продолжить спор ей помешал Холкар.

– Я возглавлю конницу, а пехотой пусть командует Перрон. Почему левый фланг, Платов-назим?

– Объясню, – спокойно ответил Матвей Иванович. – Нам, казакам, нужен простор для маневра. А на левом фланге нас будет ограничивать Ганг. Так что мой выбор – правый.

– Там же речка! – вставил слово Перрон.

– Речка нам не помеха. Перейдем вброд и широкой дугой выйдем англичанам в тыл. Никуда опосля не денутся, имея нас на загривке. Так и будут отбивать наши ложные атаки, а вы тем временем начнете их лупить ядрами. До тех пор, пока они не дрогнут. Мои артиллеристы помогут. А как начнут инглиси отступать, тут-то мы им покажем, где раки зимуют.

Он понял, что вышла игра слов. Где зимуют «вареные раки»? Конечно, в кастрюле. Платов рассмеялся, всех удивив своим настроением.

– Сикхи с тобой пойдут! – решительно заявил Сингх.

– С нами – так с нами, – не стал спорить Платов. – Я планировал вас в третью линию поставить, чтобы, значица, с фронта атаковать, когда время придет – через пехотные порядки. Коли с нами пойдешь, на тебе вражеская кавалерия, Ранджит. Свяжешь ее боем, чтобы нам не мешалась…

Платов прокручивал и прокручивал этот разговор, почему-то чувствуя, что где-то ошибся. Задний ум подавал тонкие сигналы, вроде комариного писка, но он никак не мог ухватить ниточку, с помощью которой можно вытащить ускользающее. Что-то неправильно. Но что?

Оттого он был хмур в это праздничное утро, с мрачным видом принял благословение отца Варсонофия и даже не улыбнулся ожидаемой шутке казаков, которую выдавал каждый второй.

– Вот и искупались в проруби! – говорили они, выбираясь мокрыми на правый, бенгальский берег Карамнасы.

За рекой, как ему сказали, начинались уже британские владения. Ему бы обрадоваться, что встали наконец на прямую дорожку, что вот он, долгожданный противник – выступает ровными колоннами из-за деревенской ограды, выкатывая вперед пушки… Но нет – ни радости, ни обычного предбоевого куража как ни бывало. Он злился на себя, но ничего поделать с этим не мог.

В итоге, плюнул и покинул ряды вождей союзников.

– С казаками пойду, – заявил он. – Как и Сингх со своими сикхами.

Никто не возразил. Все указания розданы, задачи понятны, а Платов-назим хоть и главный, но через толмачей немного накомандует. И слона у него нет. Какой махараджа станет руководить боем без слона? Какой командир станет выполнять приказы простого всадника?

Атаман со своими телохранителями быстро помчался догонять казаков, строившихся уже за рекой. Он проехал мимо деревни, которую Карпов, наплевав на вопли жителей, превратил в маленький форт. В глиняной стене пробил амбразуры и выставил из них единороги. Форт и пушки должны были прикрывать безлошадные или легкораненые казаки. Они накрутили себе дырок в глине, и полезли на стену, чтобы посмотреть, как начнут разворачиваться события.

Платов и донцы перемахнули реку. Золотистый аргамак, любимый конь атамана, подаренный ему Череховым, гневно фыркнул и попытался отряхнуться, затряс головой. Наездник его поторопил. Ахалтекинец недовольно заржал, но подчинился.

Казаки уже построились поэскадронно. В сравнении с толпой сикхов, уже пыливших в сторону Буксара, эта слаженность и порядок сразу выдавала в них профессионалов.

– С богом! – махнул рукой Платов, занимая позицию с краю средних линий.

Тронулись.

Атаман не отводил взгляда от противоположного берега, прикидывая, где лучше форсировать реку и в какой момент. Сикхи уже пылили в полверсте впереди, приближаясь к деревне на британской стороне.

«Как бы они не полезли ее грабить», – обеспокоенно подумал Платов, но тут же об этом позабыл.

Началось!

Загрохотали пушки. Вся линия союзников украсилась уродливыми белыми цветами, из ножек которых вылетали огненные струи.

Рано!

Недолеты с полверсты. Пугают?

Эти выстрелы, тем не менее, закрутили смерч событий – он с каждой секундой рос черно-кровавым столбом, набирая обороты.

– Аллюр три креста! – внес атаман свою лепту в ускорение.

Сотни перешли на галоп, догоняя сикхов, а навстречу оставшимся недвижимыми линиям маратхов двинулись четкими прямоугольниками английские колонны. Казаки не таились – поскакали параллельно берегу плотной массой, готовой по приказу принять или форму дуги, или свернуть к реке и форсировать ее, поднимая брызги, чтобы выйти в тыл батальонам Лейка. Вместе с ними неслась легко-конная артиллерия, обученная ловким приемам артиллерийских засад.

Англичане дернулись, обнаружив смещение огромной массы кавалерии, заходящей ей в тыл, замерли, не переходя верную черту ядер противника.

«Ученые, заразы! – посетовал Платов и взмолился, – Господи, помоги, отведи глаза супостату!»

И вдруг Бог услышал его молитвы – красномундирники в дурацких круглых черных киверах, прозванных за их внешний вид «печными трубами», двинулись дальше. Их артиллерия, вместо того, чтобы поворачивать к реке, чтобы разогнать вражескую конницу, продолжила выдвижение вперед.

Атаман тут же указал шашкой на точку переправы. Полковники его поняли и стали загибать конный строй, готовя казацкие эскадроны к самой опасной части маневра – к обратному переходу через неширокую речку с ее невысокими, но обрывистыми берегами. Как не экзерцируй войска, как не повторяй сей маневр, но перед Карамнасой полки замедлят ход коней, собьются в кучу, перемешаются и, лишь миновав водную преграду, смогут восстановить порядок в рядах.

В-з-жжжж…

Небо разверзлось над казаками!

Никогда в бою оно не волновало идущего в бой донца. Все происходило в плоскости, пространство сужалось до узкого квадрата между ушами коня или, у более опытных, до неширокой панорамы, чтобы не пропустить летящую стрелу или направленные в тебя пику, палаш, занесенную саблю. А тут хошь не хошь, а голова сама собой к солнцу задралась. Яркую синеву прочертили дымные следы, а привычные звуки топота идущих в атаку коней разрезали пронзительные свистящие звуки. На донцов летели огненные болиды.

И начался ад.

В огромную массу кавалерии ударили огромные горящие стрелы (1). Одни, разбрызгивая пламенные сгустки, проносились сквозь ряды, чтобы кого-нибудь сбить с коня или срезать острыми лезвиями, пролетая мимо. Другие ударялись об землю, взрывались или подпрыгивали и уносились вверх или вбок по хаотичной траектории, распугивая людей и лошадей. Уже сотни дымных следов расчертили небо, уже множество взрывов вызвали панику и ужас, заставляя коней вставать на дыбы, метаться, сбрасывая наездников. Суеверным казакам показалось, что сами небеса набросились на Войско, что призвано какое-то страшное колдовство, способное погубить род казачий. Все бросились врассыпную, перемешались – вышедшие из-под контроля кони, перепуганные люди. Крик, дикое ржание… Войско превратилось в неуправляемую толпу, а вид покалеченных, обожженных людей вносил свою страшную лепту в картину полного хаоса. Полковник Белый с перекошенным от страха лицом вопил благим матом, потрясая окровавленной культей, в которую превратилась его твердая рука. Пара его сотников уже валялась на земле, стоптанная чужими конями. Аргамак Платова понес, не слушая узды и плети, чтобы в итоге влететь в незаметную дыру в земле и, сломав ногу, рухнуть на землю, сбрасывая атамана.

Удар о пашню с редкой стерней вышиб из Матвея Ивановича дух. Рядом громыхнуло так, что, казалось, небо рухнуло на землю – это взорвалась артиллерийская повозка, в которую попала страшная стрела. Брызги щепок и осколков, языки пламени – выжившие бросились куда глаза глядят. Тяжело контуженного атамана чуть-чуть не затоптали кони – он ничего не соображал. Чудом избежав опасности, пытался встать, но ноги не держали. Рядом бился золотистый аргамак, рыдая как ребенок.

– Дядька! Коня мово возьми, – подлетел неродной племяш Васька Кирсанов с белыми от страха глазами.

Он спрыгнул с коня и помог оглушенному атаману забраться в седло.

– Нечистая сила! Нечистая сила! – крестился есаул, не переставая.

Сквозь туман в голове, атаман пытался сообразить, что происходит. Огненно-дымные стрелы продолжали падать с неба. О точности говорить не приходилось – летели как Бог на душу положит, но в том-то и беда, что разбежались по окрестным полям казаки, и им казалось, что смерть везде гонится за ними. Пугались одного только звука и, едва разминувшись с очередным разрывом, уносились все дальше и дальше. Уже не рассеявшаяся толпа – каждый сам за себя, спасайся кто может! Тысячи людей, несомненно, храбрых и опытных, превратились в неуправляемое перепуганное стадо.

Муть не прошла, но, напрягая волю, атаман увидел, что через реку идет вражеская кавалерия. Донцов могли бы спасти сикхи, принять удар на себя, но они исчезли. Беда всюду кружит и казака сторожит – из далекого прошлого вынырнули давно забытые слова:

– Донцы! За православную веру, за ваших братии, за матушку-царицу – за все, что есть на земле святого и драгоценного для русского чувства! – закричал из последних сил атаман, вздрагивая к предавшим небесам свою шашку.

Давно уж не стало матушки-Екатерины, с ее сыном и внуком отношения не сложились, но только в ней, заступнице и благодетельнице, в памяти о ней черпал свои силы атаман.

Но чудо! Его призыв был услышан! Спешенные казаки начали сбегаться к нему, подхватывая с земли брошенное оружие. Опомнившись, всадники строил ряды, повинуясь приказам уцелевших командиров. Их было мало – всего пять сотен против надвигавшейся многотысячной орды врага. Но не привыкать казаку биться малым числом. Затарахтели ружья, сохранившие пики разворачивались в лаву. Ими командовали Астахов и Миронов, закручивая круговерть. До слуха атамана донесся знакомый голос – то Дюжа поспешал на помощь, собрав кого смог.

Все бы ничего, могли бы отбиться, но одним из атакующих английских полков оказались уланы, почему-то наряженные в тюрбаны с яркими медными кокардами (2). Эти с пиками обращаться умели и строй держали плотный. Накатывались стальной щетиной и… нарвались на картечный залп! Немногие уцелевшие донцы-артиллеристы развернули в этом хаосе пару пушек и щедро приласкали пикинеров свинцовым горохом. Строй уланов распался, пошла сеча.

Платов бился в первых рядах. На него выскочил воин в доспехах и шлеме-шишаке, замахнулся копьем. Неизвестно откуда взявшийся и непонятно где нашедший себя лошадь Васька Кирсанов ударил пикой вражеского коня в ноздри. Тот взвился, но противник все ж таки завершил удар, пробив насквозь шею скакуну атамана. Платов не растерялся, вовремя спрыгнул и тут же полетел кубарем на землю от удара в спину. Перед глазами мелькнули копыта с большими железными подковами, рассеченная голова Миронова, свисавшего с седла, а через мгновение на атамана свалился визжащий от ярости кавалерист в красном мундире и высокой черной шапке с пером. Атаман вцепился ему в шею, запуская пальцы за подбородочный чешуйчатый ремень. Англичанин – тут сомнений уже в национальности не было, ибо тот орал исключительно «god damn» – вывернулся и ударил атамана эфесом тяжелого палаша.

Прежде чем Матвея приняла в свои объятья спасительная темнота, он понял, что ему не давало с утра покоя. Петя! Не надо было отсылать Петю!

(1) До появления пробкового шлема в британских колониальных войсках офицеры носили широкополые «кашмирские» шляпы из фетра.

(2) Если читатели не догадались, поясним: на казаков обрушили залпы майсурских ракет – одного из самых страшных видов оружия того времени. Множество таких ракет было захвачено англичанами при штурме столицы Типу Султана. Несколько ракет были отправлены в Великобританию. Королевский арсенал в Вулвиче в 1801 г. начал программу исследований и разработок военных ракет, основанную на майсурской технологии, под руководством Конгрива-старшего. Его сын создал свой тип ракеты, включая пусковой станок.

(3) В пылу схватки казаки приняли за знакомых им французских уланов бенгальскую конницу, вооруженную пиками. У нее, естественно, не было квадратных польских киверов. Туземная кавалерия Ост-Индской компании комплектовалась наемниками, набираемыми по системе «солидар» – каждый всадник был обязан сам обеспечить себя конем и оружием. Европейские кавалерийские полки были представлены драгунами.

Глава 12

Двуречие Ганга и Карамнасы, деревня Мурдур – форт Рамнагра, Крещение 1802 года.

Перрон нервничал. Это спокойствие Платова-назима, его уверенность в победе наводили на него тоску. Ибо лишали надежды. Надежды, что все закончится и он благополучно выберется из этой передряги. Вместе со своим золотом. Ему обещали. Даже хорошо заплатили вперед за важную услугу, которая поставит точку в карьере генерала и откроет новую страницу в его жизни. В нее, в эту цивилизованную жизнь, он вернется один – его хорошенькой молодой супруге придется выбираться самой из Дели. Она никак не вписывалась в тот план бегства, который он наметил. И так все на тонкую нитку, зыбко, чревато опасностями. В игре с судьбой он предпочел бы козырные карты, но, как говорят на родине, за неимением лучшего король спит со своей женой – будем использовать то, что есть под рукой. Пьер скосил глаза на свою драгоценную шпагу с серебряным эфесом в форме слоновьей головы. «Если придется, буду пробиваться даже силой», – пообещал он себе.

Как же он устал! Как ему все надоело – и этот постоянно жующий как корова и плюющийся Холкар, и эти рыла, что его окружали, гордо именующие себя раджами – перхающие, сопящие, портящие воздух, воняющие приторными благовониями и бетелем. И эти господа офицеры, если и служившие в настоящей армии, то лишь на должности сержанта. Как этот выскочка Энтони Полман из Ганновера, который делал головокружительную карьеру у Синдии.

От выворачивающих душу мыслей генерала отвлекли пушечные залпы.

«Началось!»

Он тут же повернул голову вправо, чтобы рассмотреть, что творится у казаков. Они, эти русские варвары, впечатляли – их ровные шеренги, постепенно ускоряясь, начали свой маневр по обходу армии Лейка.

«Надеюсь, главнокомандующий Лейк придумал на них удавку, иначе мне придется несладко».

Перрон снова устремил свой взгляд на центр – туда, где стояли неидеальные ряды в белых мундирах. Стоит признать, что де Буань неплохо подготовил пехоту Синдии – настоящая французская школа. Именно французы создали войска сипаев, англичане лишь использовали готовую идею. Было время – Перрон его не застал, – когда французские туземцы стояли как скала под шквальным огнем. Стоит признать: после того как Францию выбили из Индии, офицерский состав оказался никуда не годен, что сразу сказалось на качестве подготовки. Но белые мундиры остались– классический цвет королевской армии, цвет Бурбонов.

Бедный Людовик! Генерал был роялистом до мозга костей и ненавидел нынешнюю Францию. Ему куда ближе оказались англичане – вот почему он работал на них. Работал с душой, выкладываясь без остатка, армию Холкара он если не разложил, то дезорганизовал неплохо. Постоянно тасуя офицеров, он добился, что практические занятия в батальонах были сведены к нулю. Он поэтому и убрал полки европейского образца в резерв, когда Холкар схлестнулся с Синдией, иначе правда вылезла бы наружу.

Он взглянул на подходящие английские войска – до чего же прекрасно они шли! Ровные интервалы между ротами, готовность в любую секунду перестроиться из колонн в шеренгу или в каре – он и сам бы не отказался командовать такими бравыми молодцами!

«У Синдии нету и шанса. Тем более что помощи от меня он не дождется. Если только… Если только казаки все не испортят».

В воздух от деревни напротив линии союзников взвились многочисленные дымные следы. Они, как огромные серые удавы, причудливо извиваясь, полыхая, устремились к массе конницы, заполнившей поля за рекой. И врезались в нее! Перрон почувствовал, как серебряные колокольцы зазвонили в его душе. Лейк применил фугетты – дьявольское оружие Типу Султана. Эти огненные ракеты оказались полной неожиданностью для казаков. Они их уничтожили!

Перрон быстро повернул голову, чтобы оценить обстановку на левом фланге. Его работодатель, редкий болван, повел свою кавалерию в атаку. Нет бы дождаться, когда англичане окажутся на дистанции верного поражения дальней картечью – так ведь нет, неймется ему. Ну-ну.

С каким-то оргазмическим восторгом Перрон наблюдал, как четко и слаженно сработали шотландцы при виде пошедшей в атаку кавалерии. Они наступали полуротными колоннами. По команде офицеров ровные квадраты сошлись, как притянутые магнитом, и снова разошлись, разом увеличившись в объеме – минуты не прошло, как выросла неприступная крепость из человеческого материала и стали. Первые ряды встали на колено, уперев в землю приклады наклоненных вперед ружей. Следующие шеренги приложили ружья к плечу и замерли в ожидании приказа. При приближении разогнавшейся конницы маратхов почти вплотную был произведен залп. Всадников будто отбросило, немногие маратхи, достигшие шотландцев, напоролись на выставленные штыки. На самом углу каре сержант ловко орудовал своим спонтоном, нанося широкие раны проносившимся мимо безумцам.

Конница отошла, шотландцы развернулись и, не разрывая каре, двинулись дальше. Холкар отправил своих наездников в новую атаку. Ряды передового фаса каре раздвинулись, в просветы выглянули 4-фунтовые пушки, сразу же выстрелившие картечью, каре продвинулось вперед и сомкнуло ряды.

«Безупречно!» – замер в восхищении Перрон, оценив слаженность и выучку батальона, завалившего пространство перед собой человеческими и лошадиными трупами.

Колонна, качая высокими шапками с черными перьями и околышком в красно-белую клетку, начала их преодолевать, солдаты спотыкались – на самом деле они быстро обшаривали одежду убитых в надежде отыскать несколько монет. Конница Холкара их больше не тревожила, превратившись в пассивного наблюдателя и не горя желанием отомстить за павших товарищей. Урок оказался впечатляющим.

Вся первая линия взорвалась орудийным огнем. Теперь ядра стали достигать рядов англичан. Особенно доставалось их левому флангу, защищенному речным обрывом – по нему заработали молчавшие до поры русские единороги, и следовало признать, выходило у них мощно. На глазах Перрона удачно запущенная граната разорвала на части офицера, другая произвела страшные опустошения прямо посередине шеренги, расколов ее пополам. Уцелевшие командиры заставили сипаев ускориться, перейти на бег, чтобы миновать опасный участок. Но русские пушкари не дураки, они сразу перешли на картечь, которая начала стричь ряды с энтузиазмом безумного садовника. Офицеры гибли один за другим – красномундирники не выдержали и побежали назад, многие бросились к реке, чтобы спрятаться за обрывом. Деревня-форт разразилась дружным «Ура!». Англичане сконцентрировали на ней огонь своих шестифунтовок. Глиняная деревенская стена мужественно принимала удары, но долго не простоит.

Хорошо, что в центре союзных войск все обстояло куда хуже. Как ни старались португальские артиллеристы, но они не могли добиться столь же интенсивного огня – сказывались и недостатки пушек маратхов, и качество пороха. Произведя не больше десяти выстрелов, они были вынуждены укрыться за пехотой – сипаи, шотландцы и королевская пехота вышли расстояние ружейного выстрела, оставив за спиной десятки, сотни погибших во славу Ост-Индской компании. Белые мундиры встретили их беглым огнем, выдавать слаженный залп они так и не научились. Зато англичане постарались на славу – тысячи ружей одновременно выплюнули горячий свинец, производя страшные опустошения в рядах маратхской пехоты.

– Заряжай! – доносились до Перонна команды офицеров на французском. Так было принято, солдаты маратхов к ним привыкли, их дрессировали как собачек – на голос.

Наемники, бывшие сержанты, надрывали глотки, требуя держать строй и стрелять. Их потуги выглядели бы смешно, если бы не были столь драматичны. Вид то и дело падающих рядом товарищей парализовал обороняющихся. Они подались назад в надежде разорвать губительную дистанцию. Тщетно! Пехота Лейка перешла на огонь на ходу – сложнейший прием, взятый на вооружение британскими офицерами после восторженных отзывов о победах русского Суворова. Подвижные стреляющие редуты – так прозвали эту методу.

Англичан, шотландцев и сипаев задержали рогатки. Пока они их раскидывали, наступил момент, когда вторая линия могла бы выправить ситуацию. Но этого не случилось.

– Отступаем! – приказал Перрон. – Сражение проиграно.

Прикормленные им офицеры-французы возражать не стали, хотя окончательно еще ничего не было решено. Полки скорым маршем двинулись в сторону лагеря, выставив арьергард. Ему было поручено не позволить бегущей пехоте Синдии смешать порядки отходящим холкаровцам. Разрешили даже стрелять в союзников. Их махараджа, оценив ситуацию, и сам пустился наутек – на конях получилось быстрее. Он улепетывал к Гангу, бросив свою казну.

Еще продолжались схватки в центре, еще огрызался русский форт, добивая из единорогов очередной полк сипаев и ведя дуэль с британскими батареями, а белые мундиры людей Перрона достигли границ лагеря у деревни Нубупур. Их могла бы задержать кавалерия Ост-Индской компании, но той самой пришлось несладко на другой стороне Карамнасы. Ее сперва знатно потрепали рассеявшиеся, но не сломленные казаки, а потом прижала к реке и почти добила конница сикхов, прекратившая наконец грабежи бенгальских селений и вспомнившая о союзническом долге.

– Куда вы, Перрон? Как можно бежать с поля боя⁈ – с тревогой спросила Богум Самру, не желая пропускать трусов через лагерь, находившийся под ее охраной.

– Все кончено, мадам Иоанна! Пушки потеряны, назим убит, его кавалерия рассеяна, Холкар сбежал. Нужно сворачивать лагерь и уходить.

– Я не могу в это поверить! Ведь вас было так много!

– Увы, мадам, превратности войны! – развел руками Перрон и любезно уточнил. – Надеюсь, вы не помешаете нам забрать мой скромный обоз? Исключительно личные вещи.

Княжна махнула рукой, чтобы пикинеры Солера расступились и пропустили людей Перрона, но не оставила попыток его уговорить.

– Давайте объединим силы и создадим новую линию обороны. К нам смогут отступить разбежавшиеся люди Синдии. И уцелевшие казаки с сикхами. Поверить не могу, что они все полегли.

– Вы собираетесь воевать без пушек? Как пожелаете, а я двинусь в форт Рамнагра. Он ничуть не хуже этой деревни для обороны, – усмехнулся генерал, – и даже лучше!

Наврал. Ни в какой форт он не собирался. Когда показались крепостные ворота, генерал подозвал одного из маратхским принцев и вручил ему бумагу.

– Если увидите Холкара, передайте ему мое прошение об отставке.

Теперь он ускорился. В несколько прочных повозок, ранее запряженных волами, впрягли крепких лошадей, шесть офицеров-французов согласились составить компанию своему генералу, и небольшой поезд быстро понесся в сторону понтонного моста через Ганг. Он должен был сохранится – Перрон на этом настоял на одном из совещаний.

– Куда мы направляемся, Пьер? – спросил его Поль Модав, самый старший из офицеров. – Неужели вы собрались в гости к навабу Ауда? Боюсь, он нынче на мели. Да и неспокойно за Гангом, там должен действовать этот странный Отряд Черного Флага.

– Отсидимся в Бенаресе, пока все не утихнет, – признался Перрон, когда его окончательно допекли вопросами.

– Вы хотите спрятаться среди англичан? С которыми мы только что сражались? – сделали большие глаза сослуживцы.

– Мы европейцы, они европейцы – как-нибудь договоримся, – выкрутился Перрон, не желавший афишировать свою связь с английским магистратом городском суда Бенареса, Сэмюэлем Дэвисом, и по совместительству главным шпионом на севере Индостана.

Переправа на другой берег Ганга прошла без сучка и задоринки. Охранявшие мост беломундирники взяли под козырек, когда появился генерал. Священная река равнодушно катила свои воды в сторону Бенгальского залива, у понтона болтались суда местных торговцев, жарко споривших с охраной, требуя пропустить их в Бенарес. Перрон не удостоил их и взглядом и даже не оглянулся, чтобы попрощаться с краем, подарившим ему почет и уважение. Его больше заботило состояние осей повозок, ведь они везли его золото – очень много золота! Но с повозками все было в порядке, их сладили на совесть.

На другом берегу Перрона ждали. Когда поезд удалился на несколько миль от моста и добрался до деревушки Миакапура, им путь преградил отряд, вооруженный как сипаи, но в серых мундирах.

– Дезертиры? – удивился Поль Модав.

– Они самые, – радостно улыбнулся Пьер Перрон и приказал переодетым сипаям, показав на прибывших с ним французов. – Убейте их!

Пасторальную тишину селения разорвали звуки выстрелов. Перрон зачищал следы.

* * *

Известное выражение «сходить за зипунами» объясняют по-разному. Есть и такой вариант: не просто за дорогой одежкой ходили казаки, а за теми, кто ее носит. Захватить важного пленника, чтобы потом получить за него выкуп – вполне в духе наших предков, не обременявших себя моральными терзаниями. Вот и я пошел по этому пути – цапали мои афганцы чиновников и офицеров Ост-Индской компании где только возможно, привозили ко мне, а я за них рассчитывал получить нехилую денежку. Сходил за зипунами за Ганг – так потом про меня будут петь в казацких песнях?

Если кто-то подумал, что я кошмарил любого англичанина, попавшего мне в руки, ради куража, выпендрежа или развлечения, то он крепко ошибся. Еще глупее в моем положении – это изображать ботаника-интеллигента и непременно шаркать ножкой при встрече с джентльменом. Мне репутацию Отряда нужно нарабатывать, нужно, чтобы лишь об извести о нашем приближении, англичане ссались кипятком. Как они, я не умею – вооружившись своими «плиз», «сэнкс» и модальными глаголами, творить лютую жуть. Так что по-простому, по-нашенски: видишь слона? тебе конец! Между прочим, очень доходчиво.

Короче, мне поверили и прислали из Лакхнау миллиончик. Я, конечно, согласился – все-таки слово «лям» имеет какую-то магическую силу, – но загрустил не на шутку. Вроде, денег как у дурака махорки, да только большая их часть утечет в войсковую казну. А мне обидно! Столько усилий, а в золоте не купаюсь.

– Атаман-сахиб, ты нам город мертвых обещал, да, – наехал на меня Фейзулла-хан. – Чего ждем?

Наехал – это я, конечно, сильно приврал. Скорее просительно заглянул в глаза, как верный пес, ожидающий команды «фас!». Очень меня зауважал, после того как мы Ауд перевернули, причем так его качнули, что вряд ли англичане теперь здесь задержатся. Я посмотрел на нереально выросшее число его командиров. Лица рохиллов оставались невозмутимыми. Признаться, если бы не моя договоренность с Фейзуллой-ханом, их численность могла бы послужить поводом для беспокойства – Отряд Черного Флага вырос на шесть тысяч афганцев, не последних бойцов. Но еще больше меня порадовало прибытие восемьсот гуркхов из-за Гугры. Джемадар Рана постарался, подтянул соотечественников, отправил гонцов, и вот они здесь. Солдат из их ещё делать и делать, а прирожденными воинами они рождались из утробы матери.

С такой силой можно и Бенарес пощипать, в котором, как выяснилось, рулили бритиши, наплевав на святость города. Если я их оттуда вышибу, меня же индусы объявят незаконнорожденным сыном Будды, десятиюродным племянником Вишну или любимчиком Шивы, бога-разрушителя старого, его карающей рукой.

– Варанаси, говоришь? – задумался я. – Можем и сходить, нам по пути. Что думаешь насчет Калькутты?

Фейзулла аж закашлялся от переполнявших его чувств.

– Сначала город мертвых, да? Потом Калькутта?

Я кивнул.

Лидер афганских партизан что-то прокричал обступившим нас бойцам. Они завопили как бешенные, выхватили из ножен шашки и принялись скандировать «атаман, атаман» похлеще, чем весь Советский союз кричал «Шайбу, шайбу!» во время Суперсерии.

Вот так и вышло, что я, посчитав свои дела в Ауде законченными, выступил объединившимися силами всего Отряда на город мертвых. И на походе к нему наши разъезды прихватили, к моему великому удивлению, мсье Перрона. В деревне на берегу Ганга.

Отряду пора было передохнуть, и мы всей толпой свернули навстречу генералу. Добрались быстро. И у меня сразу появились вопросы. Их и без того было много, не терпелось узнать новости с противоположного берега, но прежде я хотел выяснить, отчего Перрон здесь и почему с ним такая подозрительная охрана. Не белые мундиры, а не пойми кто.

– Мсье, желательно услышать ваши объяснения, – сразу припер его к стенке.

Если этот чудак решил, что все перед ним стоят на задних лапках, то со мной он крупно ошибся. Достаточно оглянуться вокруг – тысячи головорезов под черным флагом только ждали моего сигнала, чтобы навести порядок.

Он облизал пересохшие губы и, отводя глаза, принялся объяснять:

– Все кончено, Пьер, мне жаль. Была большая битва, мы потерпели сокрушительное поражение от армии генерала Лейка. Англичане применили майсурские ракеты, ваши товарищи разгромлены, ваш атаман убит, пушки и лагерь захвачен. Что мне оставалось делать? Только бежать. Спасаться. Я переправился через Ганг по понтонному мосту…

Толмач перевел мне его слова – меня чуть не вывернуло наизнанку. Слова Перрона обрушились как ушат ледяной воды. «Боже, лишь бы это оказалось неправдой!», – мысленно воззвал я к небесам.

Мне не знакома паника – но сейчас я был к ней близок. Даже к кататонии, к полному ступору. Новость была настолько ошеломляющей, настолько разрушающей мою картину мира, что я не знал, где найти силы ее принять. Атамана больше нет, Войска больше нет – я один против целой армии разъяренных англичан, которые непременно сюда заявятся, чтобы мне сделать секир башка. Куда бросаться? На Бенарес? Что я там забыл? Возвращаться на другой берег, искать уцелевших казаков и выводить их в безопасное место? Не могли же все погибнуть…