Текст книги "Атаман (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Томас моргнул, не зная, как ему быть. Вот только-только он восседал во главе стола, как некоронованный местный король, и вдруг все изменилось, стоило ему бросить неосторожное слово. На его боку висел тяжелый шотландский палаш, и он умел им пользоваться, но мое холодное безразличие его пугало. Он держал в голове, что совокупно войска наемников превосходили мой отряд, но вот беда – если брать каждый отряд в отдельности, мой был наголову сильнее любого из сардаханских полков, да и не станет никто со мной воевать – княжна сразу объявила, что я прибыл как друг и союзник. Собственно, дурацкая реплика Томаса относилась к идее совместного похода на помощь Холкару – то, за чем я сюда прибыл.

– Ваша импульсивность не подобает благородному джентльмену, – продолжал я нагнетать, загоняя Томаса в угол.

– Господа, давайте успокоимся и продолжим пирушку! – воззвал к нашему благоразумию швейцарец Солер, командир пикинеров.

– Мой костюм испорчен, – гнул я свою линию. – Вы много видели в своей жизни черкесок, Жюль? Это уникальный кафтан, и вот он в красных каплях. Отчего? Всего лишь потому, что какой-то прощелыга возбудился, когда его назвали «милейшим»? Он привык, чтобы к нему обращались «ваша светлость»? Интересно, где он подцепил такую привычку? В портовом борделе Ливерпуля?

Ирландец взревел. Вытащил из ножен свою палаш и обрушил его на мою голову. Вернее, он так думал!

Медленно! Слишком медленно! Его клинок ударил в пустое место – меня там уже не было. Нырнув под стол, я вылетел ему в ноги и рубанул одну из них кинжалом, сокрушая кость. Джордж пронзительно закричал, заваливаясь набок. Но я был неудержим. Встав на колени над телом поверженного ирландца, принялся рубить его камой. Раз, другой! Красный мундир раскрылся как цветок, обнажая ребра и бьющееся сердце. Брызги крови летели в разные стороны, в том числе, на мою пострадавшую черкеску.

Через мгновение все было кончено. Великий Томас приказал долго жить.

Солера стошнило. Остальные офицеры потрясенно молчали. Рерберг невозмутимо тянул красное вино из тонкого бокала.

– Russian barbarian! Bucher! – вырвалось у одного красномундирника.

Я спокойно поднялся, встал на ноги, вложил каму в ножны.

– У кого-то остались какие-то вопросы? – обвел взглядом присутствовавших.

Все отводили глаза, догадавшись о том, что я сказал, словно мгновенно освоили великий и могучий русский язык.

– Женя! – попросил я. – Сделай милость, прикажи слугам здесь прибраться и скажи господам офицерам, что я был бы не против выпить за будущую победу. Надеюсь сей маленький инцидент не омрачит боевое братство защитников престола Великого Могола?

Наемники несмело зашумели. Какой-то француз громко крикнул нечто вроде «давайте пить!». Хорошее предложение, вино тут подавали отменное. Тем более, у меня есть отличный повод поднять бокал за «все хорошее». А разве случилось что-то плохое? Я выполнил просьбу княжны Бегум Самру, ведь это она попросила меня отомстить Томасу за смерть ее любовника, случившуюся десять лет назад. О, восточные женщины полны коварства и жестокости – они медленно греют свое блюдо под названием месть, но зато кормят им до отвала, когда приходит время. Эта «мрачная госпожа» – так еще штучка, доложу я вам.

* * *

Мы очень быстро, с момента первой встречи, нашли с княжной общий язык, несмотря на языковой барьер. Пришлось Рербергу повисеть на лестнице на боку у слона и переводить наш разговор – втроем мы бы не поместились в домике-хоуди с куполами. Но оно того стоило. В княжне было всего 140 сантиметров роста, но каждый дюйм ее стареющего тела содержал в себе кладезь мудрости. Меня она прочитала как открытую книгу, моя молодость ее не смутила, скорее привлекла – моментами поглядывала на мою накаченную тушку с откровенным интересом. Наверное, прикидывала, какой из меня выйдет любовник. Но кувыркаться с этой носатой? Ну уж нет, извините, подвиньтесь.

Впрочем, сексуальные мечты не мешали княжне вести дела в нужном для себя ключе, мы быстро договорились о взаимодействии – с чего бы ей возражать, если она сама просила Сингха прислать подкрепление?

– Называй меня Иоанной, милый Пьер, – она называла меня на французский манер, – я, вдохновленная подвигами Жанны Д’Арк, взяла себе это имя при крещении. Теперь я католичка, но это мне не мешает лично водить войска в бой, – я в восхищении закатил глаза. – Объясню тебе, зачем я обратилась за помощью к Ранджиту. Синдия долго упирался, не желая отказываться от кавалерии в пользу пехоты и артиллерии. Но генерал де Буань сумел его убедить, и до своего отъезда из Индии создал для Дуалета Рао бригаду в десять тысяч солдат. Холкара тоже консультирует европеец, француз Пьер Перрон. Раньше он был помощником де Буаня, но потом переметнулся к Яшвант Рао. Не могу сказать, что этот наемник преуспел в военных реформах. Объективно Синдия сильнее. Но теперь… Вместе у нас есть шансы.

– Скажите, Иоанна, а в чем ваш интерес?

– Мой? Я всегда поддерживала того, кто представляет Великого Могола. Это основа моей политики. Пусть ваши войска немного отдохнут, и через неделю двинемся в Дели на соединение с Холкаром.

В конце нашего разговора она намекнула, что есть одно маленькое препятствие.

– Пьер, ты видел у ног моего слона офицера в треуголке с дурацким пером?

– Такой большой дядя с усами?

– Именно он. Это Джордж Томас, один из главных командиров моей армии. Он против похода на Дели. Вам бы не помешало подружиться. Быть может, ты сможешь его убедить?

На следующий день, когда мы разместились на окраине города в наспех возведенном лагере, Бегум давала в своем дворце большой прием. Очень забавно было наблюдать, как по огромному красному ковру фланировали европейцы в сюртуках и мундирах под ручку с местным бомондом в чаламах и цветастых халатах – темноликие, белокожие, бородатые и бритые, настоящий вавилон. Княжна сидела на стуле, не выпуская из рук трубку огромного кальяна, вокруг нее постоянно дежурили шесть секретарей, постоянно что-то записывающих. Меня она встретила ласково, усадила рядом с собой на ковер и мило беседовала, расспрашивая о моих приключениях. Рерберг переводил. Хмурый Томас бросал на меня недовольные взгляды.

Прием завершился поздно, я собрался уходить, но не тут-то было – подошедший слуга сообщил мне на ломанном английском, что княжна желает меня видеть на личной аудиенции. Отправился к ней вместе с Рербергом. Проговорили до рассвета, подкрепляя силы кофе и кальянами, обо все на свете – я уже не видел ее большого носа, а был очарован ее умом и разносторонними интересами, сложными зигзагами ее судьбы, ее стойкостью. Взять хотя бы историю с Джорджем Томасом!

Когда первые лучи солнца проникли в приватные апартаменты, устланные коврами, княжна что-то тихо произнесла. Смущенный Рерберг перевел:

– Госпожа попросила об услуге. Она хочет голову своего обидчика-ирландца. Говорит, что такой воин, как вы, сможет легко все устроить, а обстоятельства сложились так, что никто не посмеет вмешаться.

Ну как отказать такой женщине! Собственно, поэтому она эту голову и получила, после того как я спровоцировал конфликт в клубе. Теперь ничто не мешало нам выступить в Дели.

* * *

Дели я так и не посмотрел. События внезапно ускорились, наши, соединенные с армией княжества Сардхана, силы ускоренным маршем выдвинулись в обход к юго-западу от столицы шаха. Обозы были быстро переброшены по рекам, и вот уже мы находились в нескольких верстах от бивуака Синдии в хаотичном, напоминающим базар в торговый день, лагере Яшвант Рао. Прямо по центру стоял большой полосатый шатер – главная ставка.

Там-то на военном совете я впервые увидел Холкара. Махараджа, темноликий, спортивный, с элегантно закрученными усами, но усталый от жизни, мечтал возродить славу конфедерации маратхов, но на его пути стоял Синдия, желавший точно того же, но с собой во главе. Яшвант Рао прошел очень трудный путь к вершинам власти, всего добился с мечом в руке, однако никак не мог достичь окончательной победы. Его можно было бы назвать симпатичным, но все портило пристрастие к бетелю. Он жевал его с утра до вечера, слуга-негр таскал за ним золотую чашу, чтобы было куда сплевывать.

– Почему не пришел сам Сингх? – спросил он меня при встрече, удивив странным провалом рта. Лишь потом я сообразил, что такой эффект вызван почернением зубной эмали из-за негашеной извести, входившей в состав бетельной жвачки.

– Я за него, – нахально улыбнулся в ответ.

– Уже слышал про вас, вы человек действия. Мне это нравится, – неожиданно выдал Холкар. – давайте я познакомлю вас с моим заместителем-французом.

Пьер Перрон, рано поседевший мужчина весьма благородной наружности, походил скорее на профессора, чем на военного. В нем чувствовался этакий французский снобизм, желание поощрять соотечественников. Он их активно продвигал – собственно этим его реформаторская деятельность в армии и ограничилась. Целая толпа «лягушатников» в офицерских мундирах толпилась около шатра махараджи – они возглавляли батальоны и роты. Меня немного напрягала информация о том, что Перрон перебежчик, но вокруг Индия – и этим все сказано. Тем более что сам Пьер был со мной безукоризненно вежлив и демонстрировал приличные манеры.

Выполнявший роль начальника штаба, он предложил простой план, изложив его в пространной академической манере. Холкар берет на себя центр, мы с Бегум зеркальные фланги, сам же француз останется в тылу с большим резервом, чтобы прийти на помощь туда, где станет особенно жарко. Действовать решили от обороны, предоставив Дуалету Рао атаковать.

Отчего-то мне слишком поздно сообщили, что пришла пора занимать позиции. Выдвигаться пришлось чуть ли не бегом, я вел гуркхов, а казаки, сикхи и афганцы уже умчались верхом вперед к месту, определенному нам по плану штаба.

Впереди, за небольшой баньяновой рощей, что-то происходило, по мере нашего приближения нарастал воинственный гул под аккомпанемент металлического стука.

– Сдается мне, что мы опоздали на пирушку, – вырвалось у меня против воли.

– Пушки молчат, вашбродь, – не согласился со мной Ступин. Его голос звучал бодро. – Без пальбы чернорожие не начинают, она у них заместо колоколов.

Казаки заспорили. Я усмирил взглядом возбужденных урус-сардаров, игравших роль моих телохранителей – после того, как я помножил на ноль Джорджа Томаса, Бегум предупредила меня, чтобы я остерегался покушения. Мы приближались к полю боя, и нельзя было исключать подлого выстрела из засады.

Выбранное место сражения открылось внезапно. Вдали в нескольких верстах виднелась темная стена джунглей, перед ней уже построились войска Синдии – пехотные батальоны и масса конницы на флангах. Артиллерия была выдвинута вперед, около пушек суетилась прислуга.

Я перевел глаза на нашу линию. Построение Богум на противоположном фланге не разглядеть, слишком далеко, а центр был как на ладони. Пользуясь небольшой возвышенностью, Холкар расставил на ее гребне свои пушки, зачем-то сковав их цепью. Пехотные отряды он поставил перед ними, смиксовав их с кавалерией в шахматном порядке – к чему такие сложности я до конца не понимал. Вообще, чувствовал себя не в своей тарелке – мне еще не доводилось командовать в таком большом бою столь крупными силами, да еще выступать частью еще большего целого.

– Григорич! Расставляй гуркхов. Как думаешь их построить?

– В две линии, вашбродь. Шереножного плотного строя они не освоили, штыков у нас нет, каре строить бессмысленно. Вся надежда на нашу конницу – если чернорожие верхами полезут, надо их будет отгонять, не допускать до пехоты. Хоть бы рогатки какие соорудили…

– Не бурчи. Гуркхи со своими кукри без всяких штыков управятся. Скажи Назарову, чтобы спрятал зембуреков в роще. И сам в случае, если будет жарко, отводи туда стрелков. Баньяновые деревья можно при желании в форт превратить.

– Слушаюсь!

Он побежал раздавать приказы. Гуркхи послушно строились, снимая чехлы со своих драгоценных «Браун Бесс».

– Ружья к осмотру, – вопил, надсаживая глотку Курух, переводя слова Ступина, – проверка кремней.

С обеих сторон заговорили пушки – не утилитарные стволы европейцев, но настоящие произведения искусства. Большинство пушек, что я видел, были покрыты причудливо отлитыми узорами, фигурками слонов, а мортиры изображали тигров. Маратхи к артиллерии относились с уважением, но это не помогало ее точности. Откровенно говоря, вся эта пушечная экзерциция производила очень много шума и дыма, но мало способствовала поражению живой силы противника. Ядра летали, прыгали, катались как мячики, приземлившись на землю, вздымали фонтаны грязи – нужно было оказаться полным неудачником, чтобы тебя зацепил хоть один снаряд. Этот грохот был сродни колокольному звону, созывавшему паству на церковную службу – разве кого-то убили усилия пономаря?

После нескольких часов бесполезной траты ядер и пороха вперед двинулась – огромным четырехугольником – пехота Синдии под грохот больших барабанов-панбат и завывания рогов, с криками «Аллах Акбар» и «Гопал, Гопал!». Он решил атаковать центр. На моих глазах разворачивалась странная битва – словно сошедшая с исторического полотна прошедших столетий. Кольчужная конница понеслась вперед, нацеливая на врага длинные бамбуковые пики, их встречала плотная формация солдат Холкара, выставившая вперед тяжелые копья поменьше, зато целиком из металла. За ней толпились бойцы со щитами и тальварами. сабельщики-шамшербазы, и небольшие группы солдат с фитильными ружьями. Делийцы меня уверяли, что их пристрастие к этим длинным стволам, превышающим рост среднего индуса, объясняется особенностями климата – мол, кремни ненадежны. Как по мне так полная ерунда – скорее проблема была в другом, в отсутствии массового производства кремней, которые требовали специальной обработки. И уж тем более никто не мог мне объяснить, зачем приделывать ружьям-торадорам грубые, прямые и очень массивные приклады. Эффективность их массового применения оставляла желать лучшего, в чем я очень быстро убедился.

Чтобы ничего не упустить, вернулся в баньяновую рощу и влез на дерево. Его вертикальные корни, свисающие вниз как лианы, были очень удобны для лазанья. Устроился на ветке, убедился, что наш фланг пока оставили в покое, и стал наблюдать за сшибкой пехотных частей противоборствующих сторон.

Люди Синдии смогли удивить – они не только смогли бегом перестроиться в линии, но и притащили с собой странные конструкции из соединенных вместе шести мушкетов, установили их в 100 шагах от линии Холкара, и произвели из них залпы одновременно с выстрелами первой шеренги. Ряды средневекового воинства Яшвант Рао заколебались, через просветы в строю синдийцев бросилась кавалерия. Ей навстречу помчалась наша конница, все смешалось в узкой полосе между двумя противостоящими линиями в жаркой схватке холодным оружием, а пехота Синдии хладнокровно продолжала вести огонь по мечникам и копейщикам, бесполезно стоявшим напротив. Будь у них наши ружья, а не торадоры, они бы в считанные минуты не оставили от оппонентов и мокрого места.

– Какого черта Перрон засунул в резерв почти все отряды с огнестрелом? – невольно вырвалось у меня. – Ведь сейчас пехоту со щитами расстреляют как утят в тире!

Схожая мысль пришла в голову батальонам, попавшим под мушкетный огонь, они начали отступать за линию пушек – пока организовано, но могли в любую секунду побежать. Напрасно Холкар со спины своего слона призывал остановиться. Еще немного, и орудия будут потеряны, центр опрокинут, а битва – проиграна. Что же делать мне-то⁈

Глава 7

От малопривлекательной картины поражения отрядов Яшвант Рао мне отвлекли тревожные крики. Нас атаковали. Большая толпа иррегуляров, на тощих клячах, неказистее лошадок салангов, сделал попытку нас попугать. Местные гопиники-пандари, которых раджи иногда брали на войну, чтобы не шалили на дорогах. Воины из них – одно название, у многих стремена заменяла веревка, пропущенная между пальцев, афганцы и сикхи их моментально разогнали и, слегка увлекшись преследованием, оторвались от наших стрелков-пехотинцев.

– Ступин! Быстро заводи гуркхов в рощу, – сообразил я.

Не знаю как, но интуиция мне подсказала: атака иррегуляров – не более чем отвлекающий маневр, за которым последует удар серьезной кавалерии. И точно! Впереди заклубилась пыль под копытами тысячи-двух лошадей – на нас надвигалась, судя по дорогому убранству и доспехам коней, элита Дуалета Рао – брахманы и кшатрии маратхских княжеств, его союзников, или его гвардия под зелеными с красным флагами Скандии.

– Козин, Зачетов, казаки пусть с лошадей слезают, вам с такой массой не совладать.

– Закружим, вашбродь, нам не впервой, – откликнулись урядники, несколько не взволнованные наступающей на нас тяжелой кавалерией.

– Ну, помогай вам, Господь! – перекрестил я казаков, решив остаться с гуркхами.

Гуркхи уже забежали в укрытие и расползлись по веткам огромного баньяна, из которого получилась настоящая роща, или спрятались за его стволами и пучками свисающих сверху серых корней, когда индусы приблизились к нам на полуторное расстояние ружейного выстрела (1). Костяк отряда составляли хузураты – доспешные всадники со щитами за спиной, имевшие в руках не копья, а фитильные ружья, своего рода гвардия Синдии. Остальные поражали обилием колюще-режущих предметов – саблями, мечами, булавами, топорами на длинной ручке, клевцами, копьями, – и разнообразием шлемов, кольчуг, броней. Но главное, что их выделяло – это, конечно, кони, великолепные арабские скакуны, которые завозились в богатую Индию из Аравии и Ирана. Вот этим несчастным животным и досталось в первую очередь.

– Назаров! Гаси!

Не знаю, удивился ли незнакомому словечку Кузьма, вырвавшемуся у меня от волнения, но смысл он понял. Прятавшиеся в роще зембуреки хлестнули по надвигающейся коннице картечью. Отдаленный гром орудий, близкое ржание раненых лошадей, грохот падения обряженных в стальные панцири воинов, крики боли, боевые кличи – лишь убитые уже молчали, опрокидываясь на шеи и крупы своих коней. Затрещали ружья, роща словно укрылась белым облаком, кислый запах сгоревшего пороха тут же вытеснил тонкий аромат листьев священного баньяна. Гуркхи палили нестройно и куда попало – промахнуться по такой толпе было трудно.

Кавалерийский ураган ударился в незримую стену – маратхи, достигнув рощи, заметались, превратились в шумный рой, попытались огрызнуться огнем. Некоторые смельчаки пытались прорваться внутрь, в эту сверкающую оранжевыми вспышками пороха на запальных полках зеленоватую темноту – на них сверху тут же прыгали гурхи с кукри в руках и резали, кололи, рубили…

Сбоку тяжелую конницу беспокоили казаки. Обменивались залпами с хузуратами, ловко выбивали пиками из седла зазевавшегося всадника и тут же отскакивали назад. Оказалось, индусы больше ценили в конях выносливость, а не скорость – казачьей игре в кошки-мышки они не могли ничего противопоставить.

Точку в атаке гвардейцев поставили вернувшиеся сикхи и афганцы. Увидев, какой богатство прискакало к нам на свиданку, они кинулись в бой с воодушевлением бедняка, попавшего в пещеру Алладина, врезались в ряды гарцевавших перед рощей всадников как боевой молот. Схватки закипели повсюду. Звон стали дополнил хлесткие, как удар бича, звуки выстрелов, глухие удары по щитам и панцирям, редкий грохот фальконетов. Удары заточенных до остроты бритвы тальваров и афганских шашек наносили ужасные раны, кровь разлеталась во все стороны, оседала на всклоченных бородах сикхов, не знавших пощады, на лохматых гривах кадагани салангов. Гул из боевых кличей, умоляющих о пощаде голосов, нечеловеческих криков накрыл равнину перед рощей, пыль вилась столбами, скрыв момент, когда маратхи дрогнули.

– Щекотки забоялись⁈ – прорезался сквозь какофонию битвы задорный девичий крик.

«Марьяна? Она-то что тут делает⁈»– вспыхнул я, отставляя в сторону раскалившееся от частых выстрелов ружье.

Но уже через секунду-другую отвлекся, выбросил девушку из головы, ибо мог воочию наблюдать подтверждение мнения Ранджита. Он как-то на тренировке «зеленых человечков» мне сказал, что армия Великих в прошлом Моголов ныне выродилась и с легкостью ударяется в панику, в отличие от тех же гуркхов, даже не знающих этого слова. Кавалеристы начали разворачивать коней и уносится прочь под гиканье и свист конницы из моего отряда, дорвавшейся до богатой добычи. По земли уже было разбросано видимо-невидимо дорогого оружия и сбруи, но удирающая часть… Нет, этого они пережить не могли. В итоге, получилось нечто вроде незапланированной атаки на левое крыло войск Синдии, загнавшей в джунгли его многочисленные вспомогательные силы. Вскоре запылала треть вражеского обоза, которую не успели спрятать от разгулявшихся салангов.

– Уф! Справились! – перевел я дух, погладил с благодарностью спасший нас баньян и скосил глаза на центр, не ожидая ничего хорошего.

Угадал. Наша армия была фактически разрезана пополам. Отряды Яшвант Рао уже не организованно отступали, а улепетывали во все лопатки, пушки были потеряны и остались в тылу наступавшей пехоты Синдии. Положение оказалось настолько катастрофическим, что даже прибытие резерва Перрона ничего не решало. Отбить обратно артиллерию вряд ли получится…

Неожиданно все изменилось. Валявшиеся «трупы» артиллеристов вдруг ожили. Они лишь притворялись мертвыми, и вот теперь, вскочив на ноги как ни в чем не бывало, быстренько освободили пушки от цепей, развернули их и открыли огонь прямо в спины наступающих батальонов Дуалета Рао, случайно зацепив потерявшую своего погонщика слониху. Великанша задрала вверх хобот и отчаянно затрубила, словно предупреждая синидийцев об опасности, бросалась с ором вперед, расшвыривая всех, кто попался под ее толстые ноги.

Сложилась парадоксальная ситуация – воины Дуалета Рао гнали перед собой дезорганизованные полки Холкара, но оказались фактически отрезаны от основной части войска. Правда, «ожившую» артиллерию некем было прикрыть, и если вражеская пехота развернется…

– Григорич! Урядники! Гурхков на лошадей по двое, и пулей отвозим в центр. Нужно помочь пушкарям! Тем, кому места не найдется, со всех ног бежать на своих двоих!

Сложный, но эффективный маневр удался, мы успели вовремя. Опомнившись, командиры Синдии развернули часть войск и уже попытались было отбить орудия обратно, но, наткнувшись на плотный обстрел моих людей, вынуждены были отходить в направлении отступавших отрядов Яшвант Рао. Посчитав это слишком безрассудным, они перестроились и сместились в тыл брошенного мною фланга. А затем стали по дуге, обходя восстановленные нами позиции в центре, возвращаться к своему лагерю у джунглей, где царил беспорядок и паника после атаки салангов и сикхов. Те вернулись собирать добычу и надолго выпали из боя.

Орудия были спасены, битва не проиграна, но точно не выиграна – могло бы получится еще лучше, сообрази Перрон сейчас атаковать. Но он не решился. Так что вышло так, как хотел Платов – мне даже не пришлось никого предавать, чтобы уравнять шансы Синдии и Холкара. Интересно, как там дела на фланге у княжны Бегум?

Еще вспыхивали спорадические схватки, еще время от времени одинокая пушка разражалась выстрелом, но битва постепенно замирала. Повсюду валялись трупы, кричали раненые, потерявшие конечности, бились на земле покалеченные лошади, отвратительно воняло фекалиями и железом. В небе тучей кружили стервятники в ожидании приглашения на кровавый пир.

* * *

В знакомом полосатом шатре было жарко, несмотря на поднятые для проветривания стенки. Жарко от кипевший страстей. Княжна Бегум высказала все, что думает об умственных способностях Перрона, и покинула нас, уехав на любимом слоне приводить в порядок свой отряд. Понятно, что стратегические таланты француза она ни в грош не ставила.

Пьер не расстроился.

– Женщины склонны все драматизировать, – сообщил он нам, не поведя и бровью на прозвучавшие обвинения. – Ее армии, конечно, крепко досталось, но позиции она удержала. Так или иначе, поблагодарим моего тезку, – он поклонился мне, махнув перед собой двууголкой с высокой кокардой, – за своевременный маневр. Мсье, вы сохранили нам пушки! Браво!

Холкар выглядел несчастным и растерянным. Он-то похвастать ничем не мог.

– Полагаю, что битву придется признать проигранной – слишком велик у нас «счет Мясника», – продолжил нудным голосом вещать Перрон. – Нам ничего не остается, как отступить, пока есть такая возможность. Синдия пару дней будет зализывать свои раны.

– Отчего же вы не пришли на помощь центру, когда в вас была нужда? – не удержался я от открытого упрека, сообразив, что «счетом мясника» француз окрестил наши потери.

– Битва при Фарсале, мсье! – многозначительно объявил Перрон и снисходительно, но добродушно на меня посмотрел.

– Причем тут сражение Цезаря с Помпеем? – тут же парировал я, показав, что и сам не лыком шит.

– Похвально, что у вас имеются зачатки образования, что удивительно с учетом ваших пробелов в языках, – все в той же поучительно-язвительной манере продолжил Перрон. – Да будет вам известно, что битву при Фарсале Цезарь выиграл благодаря скрытому резерву, благодаря его фланговому удару по прорвавшейся коннице Помпея. У нас была схожая ситуация. Синдия преследовал войска центра, я ждал момента, чтобы ударить ему во фланг. Но все испортили артиллеристы…

– Это я им приказал притвориться мертвыми, – оправдывался Холкар, с уважением поглядывая на своего подчиненного.

Он сплюнул красным на светлую циновку под ногами – не кровью, а соком бетеля, которым пытался восстановить силы. Негр-слуга с золотой чашей куда-то подевался.

Француз с неодобрением посмотрел вниз и покачал головой.

– Такие вещи готовятся заранее, – не согласился я с концепцией Перрона, посматривая на быстро темнеющее пятно рядом с высокими сапогами махараджи с длинными золотыми шпорами. Сапоги были красной сафьяновой кожи, но могло показаться, что Холкар бегал в луже крови по колено.

«Зачем ему шпоры, если он разъезжал на слоне?» – задался я совершенно неуместным вопросом.

– Мсье, – улыбнулся Перрон мне слащаво. – Вы храбрый воин, уже заслужили репутацию сорвиголовы, но, боюсь, в стратегии вы полный профан. Пойду распоряжусь о подготовке к отступлению.

Он помахал нам рукой и вышел из шатра.

– Не слушайте его, Петр Василич, – жарко зашептал переводивший разговор Рерберг. – Врет как сивый мерин!

Я смерил спину удаляющегося Перрона испепеляющим взглядом – если бы мог поджигать глазами, он горел бы сейчас как свечка.

«Академик! – злобно выругался я. – Тебе не на поле боя командовать, а в Сен-Сире, если его уже создали, кадетов учить военной истории».

Когда кипевшие в душе страсти немного поутихли, признал, что в словах Перрона может присутствовать зерно истины. Доказать, что он не собирался атаковать противника во фланг невозможно, и такой удар и вправду мог решительно переломить ход сражения. Дальше-больше: если начать глубоко копать, то выходит, я своим смещением в центр испортил французу всю игру. Что я, не знаю, как в армии устроены дела? Захотят, мигом из героя в виновного превратят.

– Махараджа! – вспомнил я о своей проблеме. – Что нам делать с трофеями? Вернее, с вашей долей?

Холкар недоуменно на меня посмотрел и отвел взгляд – индусы, я заметил, избегают смотреть в глаза.

– Трофеи?

«Конечно, трофеи, болван! – так и тянуло меня ответить, он меня искренне разочаровал. – Какой же казак без дувана?»

После боя и даже во время него афганцы и сикхи, подозрительно косясь друг на друга, натащили целую гору железного барахла, хотя насчет «барахла» я несколько погорячился. Сталь индийской работы была очень хороша, многие клинки как на подбор. Попадались среди них и редкостные экземпляры, поражающие и красотой, и экзотикой. Один слоновий нож на длинной металлической ручке чего стоил. И поразительной гибкости мечи или заканчивающиеся пластинчатой рукавицей до локтя. И доспехи с непременной дырочкой от пули. Сбруи недешевые. Монет набрали, пошарив по трупам, камней драгоценных. Лошадей наловили разного качества, что оказалось очень в жилу, ибо многие из бойцов коней в бою лишились. Ружья опять же таки, но с ними засада – фитильные я брать не хотел, а кремневых не было. Короче, свободных лошадей не осталось – всех нагрузили по маковку. Что делать со всем этим богатством, я соображал туго. Хоть собственный арсенал создавай или ищи оптовика-оружейника.

«С тем количеством луков, которые нам достались, можно сеть стрелковых клубов по всей Индии открыть. А со щитами что делать – как сковородки использовать?» – с иронией думал я, ожидая ответа Холкара (2).

– Трофеи? – повторил махараджа. – Оставьте все себе. Мне так или иначе нужно вас наградить. Чтобы ни утверждал Перрон, но вы спасли мою честь.

– Все-все оставить? Даже это? Женя, покажи, – попросил я подпоручика.

Рерберг развернул длинный валик из ткани, открывая взору Холкара удивительный меч. Он напоминал огромную клешню лобстера, имея на конце раздвоение и зубчики по всей длине режущих кромок. Хищно изогнутый, он притягивал взгляд своей убийственной красотой.

– Зульфакар Синдии (3)? – завороженно вымолвил Яшвант Рао. – Откуда он у вас?

Он жадно протянул руки и буквально выхватил меч у Жени.

Я равнодушно пожал плечами:

– Подобрали на поле боя после отражения атаки тяжелой элитной кавалерии.

– Но это же совершенно все меняет! – вскричал Холкар. – Если Синдия убит…

– Находка меча не означает обязательно смерть его владельца, – охладил я пыл махараджи.

– В любом случае, – не согласился со мной Яшвант Рао, – нужно остановить Перрона. Зачем нам отступать, если есть вероятность, что мы победили?

В его словах был резон: согласно местной традиции, гибель командующего армии в бою означала ее поражение.

– Не будем медлить. Отправимся к нему! – приказал Холкар и поманил меня за собой.

Мы вышли из шатра. Махарадже подвели коня.

«Вот и пригодились шпоры», – хмыкнул я, запрыгивая на своего аргамака.

Мы понеслись через лагерь. Бивак бурлил, собираясь в поход. В западной его части были построены войска огромный «покоем» (4), наблюдавшие за массовой казнью. Карали трусов, первыми бежавших с поля боя. Их, связанных и дрожащих, по одиночке подталкивали к большой колоде, за которой возвышался невозмутимый огромный слон. Осужденного клали головой на колоду, элефант по команде погонщика-махоута поднимал ногу и опускал ее на череп труса. Раздавался треск, во все стороны летели кусочки мозгов и осколки костей. Дергающее ногами тело отбрасывали в общую кучу, а на его место уже волокли следующего. Солдатские ряды хмуро молчали: наверное, пехотинцы вспоминали о жалких семи рупиях, которые им обещали, но так и не заплатили. Стоило ли из-за них умирать?