Текст книги "За кулисами в Турине (СИ)"

Автор книги: Алексей Зубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Рыцарь еле заметным движением намекнул коню. Умный зверь сорвался с места, врезался в Мятого грудью и сбил его с ног.

Тут же подбежали солдаты, отобрали меч и связали руки за спиной.

– Этого тоже берем? – спросили они.

– Берем, – ответил Мальваузен.

– Оставьте его, – сказал Тодт, но к нему не прислушались.

– Может, повесим по пути? – предложил один из раненых солдат, – Он мне ухо разрубил.

– Не доверяешь палачу? – Мальваузен спешился, – Ухо сейчас посмотрю. Может, срастется как было.

– Зачем? – спросил Тодт Мятого, – Взявшие меч, мечом погибнут.

– Как зачем? Беги. Я же твой послушник, спасаю тебя.

– Ты только и делаешь, что предаешь меня. Прежде, чем пропоет петух, ты предашь меня снова.

– Да иди ты! Меня к палачу потащат. Конечно, предам.

– Где Терцо? – спросил Мальваузен, бинтуя раненого.

– Не ищите, здесь его нет, – ответил Тодт.

– Уехал на своей телеге, – наябедничал Мятый, – Может, час прошел. Может, два.

– Не говорил, куда поедет?

– Говорил. В Тортону. Может и соврал.

Мальваузен прикинул, куда еще можно ехать отсюда на ночь глядя. В Турине и в Монкальери все постоялые дворы заняты, а тут ему еще и телегу с парой лошадей надо разместить. Почему он не напросился на ночь в аббатстве? Если бы выехал на рассвете, то в любую сторону через дневной перегон от Турина нашел бы ночлег за обычные деньги не в тесноте и не в обиде.

Зачем ему в Тортону? Он генуэзец, и домой возвращаться не рискнет, потому что его там еще не забыли. Франция или Савой его не интересуют, потому что он по-французски не говорит. На север, к швейцарцам нет смысла, он не говорит и по-немецки. Павия, Милан? Там война.

По пути Терцо проболтался, что Пьяченца хороший город. Если он туда, то путь действительно лежит через Тортону. Даже если и вернется в Геную, то все равно через Тортону.

– Кто знает, какая дорога ведет в Тортону? – спросил Мальваузен у солдат.

– Та, что на Асти, через мост в Монкальери, – ответил рыцарь.

– Спасибо, мессир. Вы тогда везите священника. Он важнее, чем тот парень. Сдайте лично господину Рене де Виллару. А я догоню Терцо. Троих солдат мне хватит.

– Телегу-то узнаете? – спросил Мятый, – Он тент поменял и лошадей. Сам переоделся и попутчиком взял парнишку, который тоже умеет телегой править.

Мятый соврал по всем пунктам.

– Одолжи ему мула, – приказал Мальваузен солдату, которому Мятый порезал руку, – Тебе лучше остаться здесь и подлечиться.

– Эй, я его вернуть должен.

– Скажете в конюшне, что верну я.

– Скажем, – подтвердил сержант.

Солдат забрал у коновода своего мула и протянул поводья. Мятому руки не развязали, но он сам залез в седло. Уздечку его мула Мальваузен накинул на заднюю луку своего седла.

Сержант связал Тодту руки спереди и собрался прицепить веревку к задней луке своего седла.

– У меня мул есть, – сказал Тодт.

Сержант сразу же решил, что лишний мул в хозяйстве пригодится, да и седло денег стоит. Тодта посадили верхом. Отряд с рыцарем отправился в Турин, а Мальваузен, Мятый и трое солдат – по дороге на Асти.

Солдаты быстро забрали Тодта и Мятого, а убийствами и краденым имуществом алхимика нисколько не заинтересовались. Аббат подумал, не слишком ли они обнаглели, чтобы забирать у него людей средь бела дня. Но до этого он уже успел подумать, что аббатство за неделю превратилось в проходной двор, и надо бы побыстрее выпроводить всех лишних. Поэтому решил, что отряд, приехавший за лишними именно сейчас, направил Господь в ответ на его молитвы. И спорить не стал. Осталось еще музыкантов выпроводить, пару ремесленников и русского рыцаря с переводчиком. Завтра к обедне чтобы никого не было, и не дай Бог, они сами не заберут свое барахло.

11. Глава. 27 декабря. Терцо

Терцо тем временем пересек мост и гнал что есть силы. Проехав Монкальери, остановился на почти пустой в сумерках дороге и запустил руку в тайник. Нащупал сумку, подтянул ее поближе и запустил руку внутрь. Монетки! Дукаты!

Золото французского рыцаря ожидало перегрузки на корабль из Марселя не в Банке Святого Георгия, а в сундуке у скромного купца Абрама под охраной французских солдат. Грабить Абрама зашли шесть человек. Тарди и Лис Маттео как старшие. Ангелочек – молодой подельник Лиса. Взломщик замков Мартелло. Возчики Терцо и его брат Птичка.

Вшестером они взяли в заложники две еврейские семьи и французскую охрану. Заставили их таскать золото из дома в дом через потайной ход. Потом всех убили и ушли. И солдат, и взрослых, и детей.

Мартелло погиб еще тогда. Заложники подняли бунт, ударили Терцо по голове, а Мартелло зарезали. Грабителей спас Ангелочек.

Вторым погиб Тарди. Лис Маттео в Пьяченце рассказал, что на галиоте, куда погрузили золото, что-то случилось примерно напротив Портофино, и команда принялась резать друг друга на глазах рыбаков. Лис видел труп Тарди с раной в сердце от рыцарского кинжала.

Третьим погиб Птичка. Терцо и Птичка погрузили золото на галиот, а их долю Лис и Тарди сразу оставили возчикам с пожеланием свалить из Генуи куда подальше. Братья спрятали по десять тысяч дукатов золотом в тайники в телегах и решили, что сваливать порожняком слишком подозрительно. Отправились искать фрахт на конский рынок и там волей случая их нанял тот самый рыцарь, который ограбил галиот с тем самым золотом. Птичка и Терцо всю дорогу изображали из себя непричастных возчиков. В Парпанезе у Терцо подстрелили лошадь в упряжке, а Птичка словил арбалетный болт в спину.

Четвертым погиб Лис Маттео. Французы поймали его в Портофино, пытали, просверлили дырку в черепушке, приняли за мертвого и бросили. Лис выжил и даже добрался до Пьяченцы, но там умер у лекаря от невыносимой головной боли и жара.

Ангелочек, может быть, еще жив. Лис сказал, что тому удалось уйти от французов в Портофино. Терцо не знал, что Ангелочек встретил в Генуе еще три раза сменившую хозяев часть того самого золота и нашел свою смерть, пытаясь украсть его снова.

Только оставшийся последним Терцо смог получить от ограбления какую-то выгоду. Он донес свои десять тысяч до Пьяченцы и положил их там на сохранение у надежных людей. Но почти сразу же взял на дорогу дукатов с запасом и отправился искать брата. Разве может человек бросить брата, даже если у человека есть десять тысяч золотом? Нашел могилу и отправился за наследством, спрятанным в тайнике в этой самой телеге. Разве может человек бросить десять тысяч золотом, даже если у человека есть десять тысяч золотом? И получил. Вот они, дукаты.

Терцо закрыл тайник и стегнул лошадей. Пока стоял в очереди на мосту, местные рассказали, что сразу за Монкальери деревня Тестона, и там тоже все занято, а за Тестоной немного проехать и Трофарелло, вот там уже можно найти ночлег для себя и для телеги с лошадью, хотя и задорого. А дальше в путь. Одному на пустой телеге не ехать. Вставать в обозы к попутчикам, брать попутные грузы. Продать телегу в Тортоне или Вогере, купить ослика. Сдать его за гроши или отпустить на волю в южном Парпанезе, а там на лодке дойти до Пьяченцы. Десять тысяч дукатов очень тяжелые.

Мальваузен догнал Терцо в Трофарелло. Даже искать не пришлось. Вот постоялый двор. Конюх сразу же сказал, что с запада за последнее время пришла всего одна телега, и возчик сейчас должен бы сидеть за столом, если еще спать не повалился.

Мятый, похоже, соврал, что Терцо взял попутчика. Хотя попутчик не жена, чуть размолвились и разбежались.

Мальваузен с двумя солдатами зашел внутрь и ткнул пальцем. Солдаты вывели Терцо на улицу. Он и не сопротивлялся.

– Этот?

– Этот.

Даже не переоделся. Мятый и тут соврал. Зачем?

– Знаешь, за что ты арестован? – спросил Мальваузен.

– Нет, – предсказуемо ответил Терцо, – Причем здесь ты?

– За Абрама в Генуе.

– А ты кто? Разве не доктор? Но ты же доктор, я видел.

– Я служу мессиру Рене де Виллару, губернатору Прованса. Сначала ты ограбил его рыцаря, а потом ты привел меня к священнику, который вез краденое золото.

Мятый стоял у коновязи, привязанный за связанные впереди руки. Его охранял один солдат.

– Спаси меня, – негромко попросил его Терцо.

– По кой-черт? – презрительно ответил Мятый.

– Сто дукатов.

– Врешь.

– Тысяча.

– Когда?

– Сейчас.

Мальваузен точно знал, что у Терцо не может быть тысячи дукатов. Даже в золоте это был бы довольно увесистый кошелек, тяжелее меча. За неделю, проведенную вместе, он не видел у Терцо такого кошелька. Хотя пару раз видел, как Терцо менял дукаты на серебро.

– Врет, – сказал Мальваузен, – У него нет ста дукатов.

– Предатель! – крикнул Терцо.

Поскольку он не сопротивлялся, солдаты его и не держали, и не связали. Солдаты в принципе и не должны уметь задерживать и связывать людей. Они же не стражники, не тюремщики и не грабители. Убивать – другое дело.

Терцо бросился на шею Мальваузену, обнял его и шепнул:

– Тысяча дукатов тебе одному. Только отпусти

Мальваузен жестом остановил солдат.

– Они в телеге? – шепотом спросил он.

С чего бы якобы простой возчик так упорно искал эту телегу? И у него не было ста дукатов, а теперь он уверен, что есть. И он даже уверен, что тысяча есть, а то бы не предлагал.

– Да, – шепнул Терцо.

– Погоди-ка, – Мальваузен отстранил его и задумался.

Теперь перед Мальваузеном встал сложный выбор. Губернатор Прованса платил довольно щедро, хотя и серебром. И другие подработки случались. Тысячу дукатов он бы заработал лет за пять-шесть. Но «заработал бы» и «отложил бы в звонкой монете» не синонимы. На заработанное еще жить надо.

Вассальная клятва его не связывала. Он пусть умный и ученый, но простолюдин. Соответственно, и про дружеские отношения говорить не приходилось. Губернатор смотрел на него как на полезное животное. Где-то между псом и конем. Честные трудовые отношения не будут нарушены. Он выполнил работу. Проследил золото. Де Виллар вчера щедро рассчитался. Сегодня арестовал Тодта. Господин тем более не должен быть недоволен.

Можно просто взять золото и пойти своей дорогой. Или даже вернуться в Турин. Сказать, что возчик сбежал. Священник существенно более важная фигура. Но что сказать солдатам? И этот мужик с вмятиной на лбу тоже свидетель. И какие-нибудь местные что-то видели.

Можно отправить всех в Турин, а самому остаться с телегой. Найти тайник. Тысяча дукатов не горошина. Если знать, что они где-то в телеге есть, можно ее хоть на куски разобрать, но найти. Де Виллар наверняка сегодня будет пить с рыцарями, а про допрос Тодта и про палача вспомнит не раньше завтра середины дня. Полдня форы начиная отсюда. К завтрашнему вечеру можно быть уже в Асти. Там купить лошадь получше и гнать, гнать, гнать, меняя коней, до Генуи. А там на любой корабль, идущий в Пизу или Рим, за пределы власти короля Франциска. Дальше Генуи точно искать не будут.

– Свяжите этого засранца и заткните ему пасть, – сказал Мальваузен вытягивая из ножен кинжал.

Солдаты схватили Терцо. Тот задергался, заорал. Мальваузен ударил его навершием в висок точным наработанным ударом.

– Забирайте его и везите в тюрьму к священнику. Я задержусь немного.

– Но уже закат, а сейчас новолуние, – засомневался старший из солдат, – Надо ночевать здесь.

– А этого куда? – спросил третий солдат, который все это время стоял, облокотившись на коновязь и краем глаза поглядывал на Мятого.

«Вот черт. Какой был хороший план. Только я не учел, что они не поедут по темноте», – подумал Мальваузен. И деваться-то некуда, сейчас правда совсем стемнеет, а луны на небе нет. Зачем, интересно, этот мужик вступился за священника? Зачем он после этого напросился в погоню за Терцо?

На первый вопрос ответ понятен. Еще швейцарцы в Монце говорили, что с Тодтом был мужик со вмятиной на лбу. Это подельник Тодта. И Терцо его знает. А вот на второй вопрос ответа нет. Зачем ему ехать за Терцо? Не собирался ли он сбежать? Нас четверо, их двое. Все больше шансов, чем против рыцаря, сержанта и солдат.

Ладно. Ночуем здесь, утром пусть они едут в Турин, а я задержусь с телегой. Но их трое, а этих двое. Тоже плохо. Значит, надо ночью выпотрошить телегу, пленных связать как колбасы, и отправить солдат в Турин с телегой. Еще какого-нибудь местного нанять телегой править. Чем медленнее они доползут, тем больше у меня фора.

Но надо, чтобы ночью ничего не случилось. Не дать ли пленным снотворного? Мальваузен вспомнил про свой докторский сундучок, с которым не расставался. И этому Терцо можно дать побольше, чтобы сдох. Все, кто в тот день был у Абрама, заслужили самой мучительной смерти. Ему еще повезет, что умрет во сне, не попробовав пыток. А мужик с помятым лбом как раз сойдет для палача, чтобы подтвердить показания священника.

– Мэтр как вас там? – напомнил старший из солдат.

– Да, – сказал Мальваузен, – Ночуем здесь и утром в путь.

Солдаты облегченно выдохнули.

– Арестантам я дам снотворного, чтобы не шалили.

– Ага, – идея солдатам понравилась.

Мальваузен подошел к своей лошади, отвязал сундучок и поставил его на крыльцо. Солдаты следили за ним.

Мятый резко дернул ногой. Ударил коленом себе в плечо.

– Эй! – стоявший рядом с ним солдат обернулся и вытянул меч до середины.

– Молчу-молчу, – Мятый сгорбился и ссутулился, чуть не упершись лбом в перекладину.

– То-то же.

– Повернись, открой рот, – Мальваузен подошел с пузырьком.

– У-у, – Мятый отвернулся и сжал зубы.

Солдат подошел к нему и жестко схватил за плечо.

Мятый воткнул нож ему в живот. Тот самый нож, который лежал в ботинке еще с Монцы. Тонкий, острый, без гарды и с тонкой рукоятью. Тык-тык-тык.

Мальваузен потерял драгоценные мгновения, пока понял, что произошло. Если связанный рыпается, то пусть солдаты его приведут в чувство. Мятый повернулся к нему, и Мальваузен потерял еще немного времени, пока выпустил из рук пузырек и схватился за меч.

Если кому кажется, что можно просто выпустить ценную вещь и схватиться за оружие, то вопрос решается хронометром. Всегда уйдет время на то, чтобы освободить руку. Немного, но счет даже не на секунды.

Сколько времени нужно, чтобы вытащить из ножен клинок полностью, когда половина уже вытащена? Нисколько?

Нет. Кулак уже долетел до лица.

Бить кулаками не учат в школах фехтования. Бить кулаками учат в тюрьмах и каменоломнях. Точнее, не столько учат, сколько заставляют учиться на собственном опыте. У Мятого этого опыта хватало. Мальваузен упал как мертвый.

Мятый с мечом Мальваузена встал перед двумя солдатами. Вот они уже успели встретить его оружием.

Мастером фехтования как Высокого искусства Мятый никогда не был. Он просто умел бить людей руками и палками. Налетел на ближайшего из солдат, обошел его полукругом, прикрываясь первым противником от второго и яростно звеня клинками. Мощным ударом отбил в сторону меч солдата и пронзил ему горло.

Напал на второго, яростно рассекая воздух, и вынудил того сделать глупейшую ошибку. На улице никогда нет достаточно места, где можно безопасно отступать назад. Солдат не то запнулся, не то поскользнулся и пропустил удар в голову.

Этих двоих Мятый добивать не стал, и так не жильцы. Раненого ножом в живот солдата и лежавшего без чувств Мальваузена просто ткнул острием в грудь. Куда попало, туда попало. Темно уже.

– Что уставились? – прикрикнул Мятый на зевак, столпившихся на крыльце и на той стороне улицы, – Мне от вас ничего не надо. Знаете, кто я?

– Разбойник какой-то, – ответили ему.

– Да. И свожу личные счеты, – сказал Мятый, – Не лезьте. Дайте уйти и не стойте на дороге. Как говорил Иисус, поднявший меч, мечом погибнет.

– Проваливай, – ответил ему кто-то из темноты, и несколько голосов поддакнули.

Вместе они бы смяли его, но всем было плевать и на победителя, и на побежденных. Вот попробовал бы он кого-то из местных обидеть, тогда другое дело.

Мятый не показывал страха, потому что знал, что в случае чего он просто убежит. Крестьяне не умеют бегать. Если только молодые. Но молодых и небитых он уделает двоих-троих просто руками, если они его и догонят.

– Друга моего отлейте водичкой, заберу его, – показал он на Терцо.

– Сам отлей. Вода денег стоит.

Мятый подошел к коновязи, взял у какой-то лошади недопитое деревянное ведро и вылил его на голову Терцо.

Терцо фыркнул и приподнялся на локтях.

– Вытаскивай свое и уходим верхом, – сказал Мятый, присев рядом.

– Ага, – ответил Терцо и уплелся в конюшню.

Мятый опоясался поясом Мальваузена с ножнами к красивому мечу и кинжалом. Забрал его поясную сумку, где позвякивало серебро. Отвязал одного мула.

Терцо вышел, волоча за собой две небольшие, но очень тяжелые на вид переметные сумы. Хоть на плечо вешай, хоть на коня. Подошел к мулу.

– Эй, а где…

Мятый ударил его кинжалом в грудь. Выдернул клинок, присел над упавшим Терцо и перерезал ему горло. Не без труда перекинул сумы через мула перед седлом. Вскочил в седло и ускакал, куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону Монкальери, и за околицей ему пришлось перейти на шаг.

На самом деле, крестьянам вовсе не наплевать на то, что у них в деревне кого-то убили. Одно дело благородная дворянская дуэль, другое – разборки между разбойниками. Никому не нужно, чтобы по окрестностям бродил убийца, место которому на виселице. Сегодня он убил бог знает кого, завтра убьет славного парня.

Но крестьяне потому и крестьяне, что не умеют реагировать на нештатные ситуации с нормальной для рыцарей скоростью «вот меч, а вот голова с плеч». Они, конечно, могут пойти прочесывать местность и прочешут до последнего сарая, свою землю они знают. Но сначала соберутся, посоветуются, отправят гонцов по соседям, дождутся разрешения от сеньора. Может и вовсе переложат задачу свершения правосудия на широкие рыцарские плечи.

Мятому со своей особой приметой предстояло спрятать две тяжеленные сумки и себя самого в совершенно неизвестной местности, где и местного населения немало, а приезжих сейчас и вовсе без счета. Не говоря уже про семьи Сансеверино и Ваньоне с их егерями и собаками.

Но он знал, где его с радостью примут. У отца Жерара – настоящего атамана.

Мальваузен пришел в себя, когда его пошевелил за плечо какой-то мужик. Адски болела нижняя челюсть. В груди ныло сломанное ребро.

Благодарение Богу, Мальваузену досталось его же мечом. Легкий колющий меч. Остро отточенный и без зазубрин. Начищенный до блеска. Самое чистое и безопасное, чем могут проткнуть человека в царствование короля Франциска. Повезло, что острие уперлось в ребро. Страшно подумать, что оно могло бы пройти насквозь в землю через легкое и затащить в рану грязищи на обратном ходе.

– Люди, помогите, – прошептал он, с трудом ворочая языком.

Ему, конечно, помогли. Свидетелям было стыдно, что они струсили, и убийца ушел у них из-под носа. Они искренне хотели сделать что-то доброе, чтобы загладить этот стыд.

12. Глава. 27 декабря. Неприятный сюрприз

Вскоре после ухода солдат, к воротам Санта-Мария-ди-Карпиче подъехала карета в сопровождении всадника. Из кареты, как ни в чем не бывало, вышел алхимик Иеремия Вавилонский. Ему открыли калитку.

– Что вы все такие грустные? – спросил Симон.

Как плотину прорвало. Монахи наперебой принялись рассказывать ему про убитых и про то, что неизвестные воры приходили не по монашьи души, а по алхимическое барахло. И чего он такого понатащил в богоугодную обитель, что за этим такие скверные люди охотятся.

Симон схватился за сердце и бросился к кузне. Сундука с золотом и след простыл. Вообще всего привезенного на неделе имущества след простыл. Нигде ничего. И Пьетро тоже исчез. Возчик должен был поставить телегу под погрузку. Приезжал? Ставил? Или поорал на закрытые ворота и вернулся?

– Что случилось? – рядом с Симоном встали Фредерик, Кармина и Маринелла.

– Беда, – выдохнул Симон, – Кто-то ограбил нас до нитки.

– Кто?

– Кто бы ни был, если он знает, кто мы и что сюда привезли, то он нас еще и убьет, – сказала Кармина.

– Меня как раз хотели убить, – сказал Симон.

– Что здесь такое? – подошел строгий аббат, – Почему женщины внутри стен мужской обители?

– Виноват, Ваше преосвященство, – ответил Симон, – Позвольте представить, моя невеста Маринелла и наш благородный покровитель герр фон Нидерклаузиц с супругой. Я думал, что заберу свое добро и уеду сегодня до заката.

– Кто из вас стал бы все грузить? – спросил аббат и тут же вспомнил, – Ты просил разрешения для возчика с телегой. Что-то я никакой телеги не вижу. Если ваши люди успели все вывезти, то не они ли убили моих монахов? Те ли вы, за кого себя выдаете?

– Мою личность может подтвердить мессир Галеаццо Сансеверино, сеньор Вогеры и Тортоны, – сказал Фредерик и увидел по лицу аббата, что сказал удачно, – А личность магистра Иеремии Вавилонского могут подтвердить многие благородные господа из Генуи, которых я в Турине встретил немало.

Насчет подтверждение личности алхимика Фредерик блефовал. Но что оставалось делать?

– Я завтра встречу мессира Галеаццо и спрошу его про Вас, – ответил аббат, – Где вы остановились в Турине?

– Постоялый двор в Тестоне, Ваше преосвященство.

– Хорошо, – аббат посмотрел на Фредерика, как бы запоминая особые приметы, – Отправитесь туда?

Аббат не намеревался более давать ночлег ограбленному алхимику. Но и задерживать его не за что.

– Да. А могу я перед тем, как попрощаться, поговорить с другими гостям аббатства?

– С кем?

– С рыцарем Юстинианом из Московии. Кстати, он тоже может подтвердить мою личность.

– Мессир Юстиниан задержался в городе.

– А со швейцарским священником Тодтом, вашим художником?

– Тодта только что, прямо перед вами, арестовали солдаты герцога Савойского.

Фредерик постарался не подать вида. Арест Тодта это очень плохо. Кто-то очень удачно напал на след. Надо бежать.

– К кому мы можем обратиться по поводу кражи нашего имущества? – спросил Фредерик, подыскивая приличный предлог, чтобы убраться отсюда как можно скорее.

– Я уже обратился к герцогу и к викарию. Надеялся увидеть посланцев сегодня, но до темноты они, похоже, не успеют.

– Я бы хотел до темноты проводить дам.

– Вас здесь никто не держит, – пожал плечами аббат, – Значит, постоялый двор в Тестоне?

– Он самый, – сказал Фредерик.

Симон тем временем успел немного поговорить с поваром.

– Тодт сдался властям как добропорядочный горожанин, не апеллируя к церковному суду, – сказал повар, – А вот его послушник Мятый устроил драку. Вообще, он не послушник, а непослушник какой-то. Сначала ему не понравились, что Тодт отдал свою телегу…

– Какую телегу?

– Ту, на которой Тодт с Мятым сюда приехали. К Тодту еще на площади, когда мы грузились, подошел какой-то парень. Сказал, телега принадлежала его покойному брату, и он законный наследник. Тодт этого парня знал и нисколько не возразил. Сказал, забирай свою телегу, только в аббатство нас отвези. Мятый, похоже, хотел с Терцо поехать, а Тодт его не отпустил.

– Терцо? – переспросил Симон.

Похоже, громко сказал. Услышал Фредерик, который уже попрощался с аббатом.

– Что Терцо? – спросил Фредерик.

– Терцо попросил, чтобы Тодт отдал ему телегу покойного брата, – повторил повар, – И Тодт отдал. Мятый хотел с Терцо уехать, но Тодт подумал, видать, что Мятый парня ограбить хочет, и не отпустил его. Зато когда солдаты спросили, куда подевался Терцо, Мятый сразу наябедничал. Солдаты Мятого с собой забрали и вместе с ним поехали в сторону Тортоны. А Тодта повезли в Турин.

– Вот как. Поговорил бы я с этим Терцо.

– Скачите быстрее, может, догоните до темноты.

Тодт рассказал, что он довез до Монцы одну телегу золота. Ту, что принадлежала Птичке, брату Терцо. Птичка погиб. Телега, которую вел Терцо, куда-то подевалась. Полная телега золота. Семьдесят пять тысяч монетой и слитками. Вдруг Терцо выныривает из глубин мироздания живой и здоровый в неделе пути от места, где его последний раз видели, и просит отдать ему братову телегу.

Надо полагать, золото он не присвоил, а то бы он таких телег смог несколько тысяч купить. Надо полагать, он может прояснить судьбу золота. Конечно, надо его догнать. Там, правда, солдаты какие-то и Мятый, но ничего, разберемся.

– Симон, на тебе карета. До темноты все равно ничего не успеем, проводи девушек на ночлег, – сказал Фредерик, – Я поскачу за Терцо, Мятым и солдатами. Может, что-то полезное узнаю.

Зимой темнеет рано и быстро. Полчаса назад еще было светло, Вблизи еще можно разобрать дорогу, глаза все-таки привыкают к наступающей темноте. К мосту через По Фредерик подъехал шагом.

Зато всадник, скакавший навстречу, сильно торопился. Мул под ним хрипел и фыркал, но довольно часто цокал копытами по мощеной дороге. Как он до сих пор не улетел в канаву? Кто это торопится и куда? Не посыльный ли от тех, кто поехал за Мятым и Терцо?

Фредерик выехал на мост и встал посередине. Захочет объехать – назовет себя.

– Эй, сеньор, можно я проеду! – попросил торопыжка.

До последнего он, наверное, рассчитывал, что помеха уберется с моста сама собой. А голос-то знакомый. И с Мятым мы вроде не ссорились.

– Мятый? – спросил Фредерик.

– Дьявол! – крикнул Мятый и ударил своего мула пятками в бока.

Конь Фредерика тревожно заржал и попятился, не желая уступать дорогу.

– Уйдите с дороги, мессир, – потребовал Мятый.

– Или что? – спросил Фредерик.

Он уже понял, что у Мятого все сложно, и он очень спешит. Может быть, уходит от погони. Но поговорить надо обязательно.

– Да дьявол же тебя побери!

Мятый совершенно не был настроен ни просить, ни ругаться. Он спрыгнул с седла и выхватил меч. Фредерик не был уверен, что конь под ним годится для боя, и не хотел это сейчас проверять. Поэтому сразу же спешился и вооружился.

– Пропусти! – крикнул Мятый и нанес первый удар.

Фредерик отступил.

Мятый еще пару раз рассек воздух. Фредерик продолжал отступать, а конь за его спиной развернулся и ушел с моста. Умная скотина.

– Ну ты меня достал!

Мятый бросился вперед, отчаянно размахивая мечом перед собой. Фредерик отступил еще немного, до края моста и пару раз аккуратно взял защиты с сопровождением клинка. После чего решил, что достаточно понимает противника и ударил в кисть, уходя с линии атаки.

Мятый чуть не уронил меч, но перехватил левой рукой за навершие.

– Так и будешь вертеться? – спросил он.

– Что с Тодтом? Куда ты поехал? Тебя догнали? От кого бежишь? – выпалил Фредерик.

– Иди ты в зад! Не до тебя!

Мятый снова пошел в атаку, и Фредерик снова увернулся. Он уже не отходил назад. Мост закончился, а грунтовка за ним была не особо ровная. В темноте несложно найти, обо что запнуться.

– Отвечай и пропущу.

– Не отвечу!

Слишком много эмоций. Может и лучше бы было ответить, но Мятый уже руководствовался не разумом. Он снова пошел на Фредерика, только уже не так быстро, и описывал мечом восьмерки, держа его двумя руками.

Фредерик уловил момент, когда клинок противника прошел верхнюю точку и направился вниз. Накрыл его своим мечом, ускорил книзу и перевел движение в элегантный выпад с уколом.

Проткнул грудь справа примерно на ладонь и тут же отпрыгнул назад. Если очень надо, человек может и с пробитым легким сказать пару слов. Тем более, что вот-вот подъедет Симон, а доктора обязаны носить с собой мешок лекарств и бинтов, чтобы оправдывать ожидания благородных людей.

– Ах ты ж гадский немец! – сказал Мятый и опустил меч, – Больно!

– Давай по существу. Где Тодт?

– Пес его знает.

– Кто вас арестовал?

– Вроде местные.

Можно бы было спросить, вроде или местные, но Симону кто-то сказал, что на самом деле савойяры. Мятый, похоже, не знал, приехали за ними от декуриона, от герцога или это недобитый дядей Максимилианом Андре де Ментон напал на след.

– Рыцарь, солдаты, чиновник?

– Вроде рыцарь, – Мятый перевел дух, – Вроде в город его повезли.

– Почему ты здесь? Бежал?

– Бежал. Доволен?

Мятый убрал меч в ножны и пошел обратно по мосту.

– Стой!

– Я все сказал.

Мятый упал лицом вниз.

Фредерик вбросил меч в ножны, подбежал, взял Мятого за плечо и попытался перевернуть. Мятый тут же перевернулся сам, схватил Фредерика двумя руками за горло и подмял под себя.

Считанные секунды оставались до потери сознания, но Фредерик успел ударить левой. Он уже так делал. В Генуе бил кулаком врага, раненого в легкое.

– Ох! – Мятый ослабил хватку.

Фредерик, задыхаясь, ударил еще раз. Мятый булькнул, и из его рта вылилась струйка крови. Фредерик схватил его за локоть и сдернул с себя. Мятый упал на спину, дернул кадыком, будто захлебывается, и лег набок.

– Этот твой дядя как атаман полное говно. И этот ваш Тодт полное говно. А вот отец Жерар всем атаманам атаман, – прошептал Мятый.

И умер.

Фредерик обыскал труп и не нашел ничего интересного. Зато при седле оказались два удивительно тяжелых кожаных мешка. Золото!

То есть, золото вывез из аббатства Терцо на своей телеге? Мятый хотел поехать за ним, но его не отпустил Тодт. Тодт был на мистерии и не мог знать, что в это время кто-то украл золото и убил Пьетро, а Пьетро несомненно убит. Но Мятый, получается, знал. И он не был в доле с Терцо и убийцей.

Значит, когда Мятый вызвался сопроводить солдат за Терцо, он рассчитывал убить солдат и отобрать у Терцо и неизвестных охотников за золотом какую-то долю. Надо полагать, солдаты мертва, а неизвестные поделились. То есть, где-то в ближайших деревнях стоит многострадальная генуэзская телега снова с тем же золотом. Жаль, что уже стемнело. Хотя все равно надо возвращаться к себе в Тестону, а это, кажется, по пути. Может, эта телега дальше не успела доехать.

К мосту подъехала карета с Симоном и девушками.

– Мятый? – удивился Симон.

– Он самый, – кивнул Фредерик.

– Недалеко он уехал.

– Он уже ехал обратно. И не пустой.

Фредерик подвел Симона к мулу Мятого и позвенел золотом, чтобы возчик не слышал. Симон взвесил в руке мешок.

– Увесистый. Еще второй такой же?

– Ага. Вместе тысяч на десять по весу.

– Он догнал этого Терцо и убедил его поделиться.

– Или зарезал.

– Нет, он бы не бросил все остальное, – Симон сунул руку в мешок и вытащил монету, – А это не наше.

– Как не наше?

– Это монеты. А мы заколдовали только слитки. И расколдовал обратно я тоже слитки.

– Я не видел. Но это же генуэзский дукат. Новый дукат.

Симон полез в другой мешок и зачерпнул несколько монет.

– Это тоже дукаты. Монетки-близнецы. Сдается мне, возчики запустили руку в груз, пока никто не видел.

– Точно. Они ведь еще в Вогере просились отпустить их с телегами. Вот же мерзавцы! Думаешь, Мятый у него все забрал?

– Судя по тому, что в Генуе говорили про Мятого, он живет не по расчету, а как моча в голову ударит. Скорее убьет, чем уговорит поделиться.

– То есть, где-то впереди мы встретим телегу, мертвого Терцо и мертвых солдат?

– Скорее всего. Поехали, пока еще дорогу видно.

– Поехали. Садись на этого мула.

– А труп? Здесь бросим или в реку спихнем?

– Возьмем с собой на всякий случай. Если Мятый кого-то убил, чтобы сбежать с золотом, то мы молодцы и получим награду.