Текст книги "За кулисами в Турине (СИ)"

Автор книги: Алексей Зубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Базара нет! Всегда бы так, – сказала Кармина, – Смываемся, не поминайте лихом!

Сзади открылась дверь. Ввалились несколько человек с мешками.

– Гуляем, братва! – заорал первый, – Кому сапожки?

– Кому плащик? – подхватил второй, – Одеялко, простынка!

– Подушечка пуховая! – крикнула девушка.

– Братва, у нас гости, – ответил им старший разбойник с верха лестницы.

Фредерик и Симон обернулись. Положение крайне невыгодное. Внизу стоит Кармина с мешком. Если бы не перила, уже бы упала. Посередине узкой лестницы Симон и Фредерик. Выше их, между Фредериком и острым мечом старшего разбойника – Маринелла.

Сверху двое. Нет, скрипят двери. Уже троих видно, а сколько еще есть, пес его знает.

Снизу ввалились еще несколько. Теперь их уже с десяток.

– Ну чо, залетные, – сказал повар, – Побазарим по-нашенски?

– Ты ежей пугать не пробовал? – спросила Кармина, – Когда у нас в Генуе блатные наезжают на алхимика, он смотрит на звезды, щелкает пальцами, и вся малина сгорает нахрен к свиньям морским.

– А ты тут при чем?

Логичный вопрос, потому что девушка с мешком может и из Генуи, но совершенно не похожа на алхимика.

– Если я ща захерачу этот мешок в камин…

– Что будет?

– Веришь, нет, самой интересно.

Кармина прошла три шага, бросила мешок в камин и гордо повернулась к входу, уперев руки в бока.

– Падай, дура! – заорал Симон, – Ложись!

– А?

В камине громко хлопнуло. Мимо Кармины просвистела ракета «Рождественская звезда». Ракета задела ей плащ, но мокрое с зимней улицы сукно не загорелось. Вошедшие мародеры не успели отскочить, и ракета влетела в толпу.

Кармина с криком отскочила в сторону, врезалась в столик и повалилась на пол вместе с ним.

– Мама! Дьявол! Мадре де диос! – мародеры отмахивались от горящей ракеты голыми руками, отбрасывая ее друг к другу. На некоторых сразу занялись одежки, а пуховая подушка вспыхнула ярче ракеты.

Симон бросился вверх по лестнице, сгреб Маринеллу и вместе с ней рухнул на ступеньки под ноги разбойникам. Фредерик рванулся к Кармине.

Над головой Кармины в сторону лестницы просвистела вторая ракета. Врезалась в стену, отскочила и упала на пол, продолжая гореть. Из камина повалил густой вонючий дым и фонтаны искр. Это занялись мешочки селитры с сахаром.

Хлопнуло еще раз, и фонтан углей, искр и пылающей ваты выкатился в зал. Это запоздало сдетонировала ватная жаба.

Мародеры и разбойники со второго этажа, из каких-то дверей на первом, из кухни повалили на улицу. Фредерика с Карминой и Симона с Маринеллой вынесло потоком. Не раздумывая, они побежали к открытым воротам в городской стене.

– Тушите, сгорим же! – кричал вдогонку пучеглазый повар, – Помогите, люди добрые! Пожаааар!

К сожалению, все сколько-нибудь добрые люди, желающие помогать при пожаре, уже тушили дом по ту сторону ворот. Да и с пожарной дружиной в Гадюшнике дела обстояли неважно. Не у всех в бедном квартале хватает мозгов понять, что их дом следующий. Да и дом не их, а домовладельца. Да и не дом это, а халупа даже не сказать «из чего Бог послал», потому что Бог такого не посылает.

– Ты жива еще, бедняжка? – спросила Кармина.

– Жива, – ответила Маринелла, – А что это было? Кармина, что с тобой? Симон, ты объяснишь?

– Это были одна египетская жаба, две египетских тьмы и две рождественские звезды, – ответил Симон, – Мессир Фредерик подтвердил почетное звание Герр Побочный Ущерб. Спасибо, что не сжег государственное учреждение.

– Город-то не сгорит?

– Какая разница, – сказал Фредерик, – Город и без нас неплохо горит. Пожаром больше, пожаром меньше.

Пробежали ворота. Только что горевший приличный дом, где квартировали генуэзцы, уже удалось потушить. Правда, крышу придется перекладывать, и вещей много не то сгорело, не то растащено мародерами.

Достаточно четверти часа, чтобы по прямой улице пересечь центр Турина насквозь от ворот до ворот. Слева, над епископским дворцом, алел закат. Сзади разгорался Гадюшник, отблески пламени поднимались выше городской стены.

У Кармины от быстрого шага сбивалось дыхание, и она уже не пыталась петь.

– Куда мы бежим? – спросила Маринелла.

– К воротам у замка Акайя, – на ходу ответил Симон, – Сядем в нашу карету, засветло заберем телегу в аббатстве и поползем при свете фонаря в Монкальери.

– А потом? Я хочу свадьбу!

– Потом вы с Симоном с утра пораньше берете карету, приданое и уезжаете в сторону Асти или в сторону Шамбери. В Турине у вас, оказывается, враги, – ответил Фредерик.

– А Вы, мессир? – спросил Симон.

– Остаюсь. Может быть, надо будет выручать дядю Максимилиана. Пьетро с Карминой посидят на постоялом дворе с золотом, а я с утра поеду в Турин за новостями к этим Дино и Джино.

[1] Кармина поет баллады Франсуа Вийона на воровском жаргоне. Перевод не мой. Претензии насчет анахронизмов не принимаются. Претензии, что перевод официальный и без мата, не принимаются.

9. Глава. 27 декабря. Хочешь сделать хорошо – сделай сам

– Эй ты, открывай именем Господа!

Дежурный монах выглянул за ворота.

– Отец Жерар?

– Нет, святой Жерар, основатель ордена святого Иоанна Иерусалимского! Шевелись!

Монах резво спустился и открыл калитку. Почему отец Жерар не стал смотреть мистерию и торопил лошадь, чтобы побыстрее попасть сюда?

– Я смотрю, Вы не в духе, отец Жерар. Что-то забыли? Послали бы кого из младших.

– Да, я не в духе.

– Что-то случилось?

– Да, случилось. Сколько человек в аббатстве?

– Я, поваренок ужин готовит, и брат Микеле больной.

– Где брат Микеле?

– В келье на втором этаже.

– А ученик алхимика здесь?

– Да. В кузне.

– Что делает?

– Вроде вещи собирает. Алхимик сказал, что телега придет, попросил впустить.

– Правильно. Впусти.

– А Вы почему вернулись? Мистерия неинтересная?

– Ага.

Жерар отвернулся, чтобы пойти, но никуда не пошел. Вытащил из рукава стилет, развернулся к привратнику и ударил его в сердце. Оттащил тело за дверь. Открыл ворота, завел мула, оставил его во дворе.

Подумал, с чего начать. Кузня или кухня? Кухня. Там проще. Пробежал на кухню.

– Отец Жерар? – успел удивиться поваренок.

Точно такой же удар в сердце.

Теперь кузня. Отдельное каменное строение в углу. Оттуда совершенно точно не видно ни ворот, ни кухни. Дверь открыта. За дверь выставлены какие-то разнокалиберные сундучки, ящички, мешки. Черт его знает, в каких тут золото.

– Отец Жерар? – удивился Пьетро.

– Да, сын мой. Покидаете сию обитель?

– Покидаем. Епископу долг отдали, фейерверки сделали. Засиживаться в гостях не будем. А у Вас что-то не так? Мистерия не задалась?

– Да вот, – Жерар вздохнул и скрестил руки на груди, – Беда с мистерией.

Тут же он выдернул из рукава стилет и чуть не убил Пьетро сильным ударом в сердце.

Пьетро ловко отскочил, не запнувшись о свои сундуки и мешки, и выхватил нож. Традиционный большой поварской нож. С широким клинком, в который можно упереть указательный палец и с острием пусть пошире, чем у стилета, но человеку без доспехов этого хватит.

Противники закружили на ровной площадке, оставаясь на расстоянии шага и вытянутой руки. Попробовали друг друга ложными выпадами.

Жерар понял, что он в невыгодном положении. Если поварской нож взмахом лезвия мог серьезно повредить правую руку противника, то стилет таким же неприцельным взмахом всего-то попортил бы рукав и оставил глубокую царапину. Уколоть же в руку не предствлялось возможным. Настолько этот повар не подставится.

Пьетро тоже понял свое преимущество и перешел к атаке. От ударов в правую руку Жерар чаще убирал руку, чем парировал клинком. Пьетро в ответ сразу же наносил удар или укол в верхний уровень. Пару раз Жерар не успел увернуться и получил неглубокие, но широкие кровоточащие раны. Как и следовало ожидать, поварские ножи носят только повара, а повара всегда держат ножи заточенными.

Сюда бы щит, – подумал Жерар. И тут же понял, что щит у него есть. Ножны в левом рукаве. Простые кожаные ножны с защелкой на устье. Но два слоя кожи нож может и не прорубить.

Еще несколько атак. Пьетро еще нисколько не устал и привыкал к новому противнику. Изучал его слабые стороны.

Жерар сменил стойку с правосторонней на фронтальную и пару раз попытался схватить Пьетро левой рукой за правую. Нет, не получилось. И подставить под удар внутреннюю сторону предплечья не получилось.

Пьетро в ответ тоже сменил стойку. Но у него захват за рукав прошел. Ведь у дублета рукава узкие, а у сутаны широкие. На самом деле, это Жерар подставился так, чтобы его схватили за рукав, но не за руку.

Жерар накрыл правую кисть Пьетро своей левой. Пьетро даже хмыкнул от удивления. Сразу же повернул клинок и резанул по предплечью. По ножнам. Жерар бросил стилет назад и ухватил Пьетро теперь и за левую руку.

Вырываться из захвата надо обязательно, если враг тебя схватил с каким-то только ему, врагу, ведомым умыслом. Но монах не дал генуэзцу времени освободить хотя бы одну руку. Жерар перекатился назад, на спину, увлекая за собой Пьетро. Сразу же пнул противника в живот и, падая, перебросил его через себя. Тем самым русским приемом, который всем демонстрировал Устин. Всем, кроме Пьетро, который не покидал кузню.

Жерару этот прием сразу понравился. Он еще вчера попросил Устина показать подробнее, а простодушный русский ничего не заподозрил и показал. Ловкий от природы и от образа жизни Жерар научился бросать людей кувырком практически сразу.

Пьетро при всем своем боевом опыте никак не ожидал подобного экзотического трюка от фехтовальщика с коротким клинком. Перелетел через Жерара и плюхнулся… увы, не на утоптанную землю двора. Низом спины и задницей на один из сундуков алхимика.

– Аааа! – вскрикнул генуэзец.

И больше ничего не успел. Жерар перекатился и ударил его кулаком в лоб, чтобы затылок стукнулся о землю. Ударил еще раз. Схватил свой стилет и принялся колоть лежащего. Легкое, легкое, рука, горло…

Все, достаточно. Жерар запыхался. Из порезов текла кровь. Вся сутана в крови.

– Чертов генуэзец! Семь святых ему в печень! – богохульно выругался убийца.

Скинул сутану, разрезал ее на полосы, перевязал руку и ногу. Лишь бы кровь не текла. Перевязка далась ему на удивление легко. Как будто не первый раз, не второй и не третий.

Огляделся. На сундуке лежал аккуратно сложенный теплый плащ. Не то. Из одного мешка торчала коричневая тряпка. Ага, рабочий балахон алхимика. Не очень чистый и местами подпаленный, но не в крови. И безразмерный, любому подойдет. Накинул балахон, подпоясался поясом, снятым с Пьетро.

Быстрым шагом дошел до ворот, поднялся на место привратника. Телеги пока не видно. Похромал на второй этаж. На лестнице столкнулся с седым пожилым монахом. Брат Микеле, надо полагать. Нашел в себе силы спуститься, полюбопытствовать, что происходит.

Ударил брата Микеле стилетом. Готов. Вернулся к кузне. Затащил в дверь тело Пьетро. Вытащил ящик с песком, присыпал кровь. Кажется, ржание за воротами.

Поспешил к воротам. Там уже кричит какой-то крестьянин.

– Чего орешь? У тебя та телега, которую алхимик ждет?

– У меня.

– Заводи. Не заезжай, а заводи, места мало.

Жерар открыл ворота, и возчик зашел, ведя под уздцы пару лошадей. Неплохая телега. Даже очень хорошая. Массивная, крепкая, под тяжелые грузы. И лошади под стать. Мускулистые, сытые.

– Кузня в том углу.

– А Пьетро? – спросил возчик.

– С утра десять раз в сортир бегал. Попросил меня помочь погрузить, а тебе передавал, чтобы ты его подождал и без него не вздумал ехать.

– Ну, грузи. А добавишь пару грошей, так я и помочь могу.

– Половину дуката Пьетро дал на погрузку, – Жерар достал монетки.

– Это хорошо. Пьетро строгий, но не жадный, – улыбнулся возчик, – Как поделим?

– Я ногу подвернул. Давай мне четверть, тебе три.

– А давай.

Наверное, золото не в каждом сундуке или мешке. Но нет времени проверять, в которых. Грузим все. Добрых три дюжины мест груза, в том числе, совсем неподьемные двойные мешки. Вот в них, наверное, самое ценное. Где-то явно посуда. Где-то подписано. «Стекло», «Книги».

– Уф! – возчик вытер пот со лба, – Где там Пьетро-то?

Жерар убил и его, так же, как всех остальных. Тело перевалил через задний борт телеги. Вытащил из кузни мертвого Пьетро. Этот намного тяжелее. Вынул из телеги крепкий не сильно тяжелый сундук, поставил рядом. Присел, положил покойника себе на спину. Встал, подтащил тело к телеге, поднялся на сундук и сбросил покойника в телегу. Вернул на место сундук. Накрыл оба трупа плащом Пьетро. Взял лошадей под уздцы и повел к воротам. С грузом идут намного тяжелее, но идут, не упираются. Закрыл ворота, сел на козлы и стегнул лошадей. Тянут? Отлично тянут! Должны и в гору вытянуть.

От Санта-Мария-ди-Карпиче до Сакра-ди-Сан-Мигеле есть короткая дорога, но она идет по горам, и пешеход или всадник там пройдет хорошо, а тяжелая пароконная телега местами может и не пройти. Для телег есть дорога по долине Валь-де-Суза длиной почти в дневной пеший переход, который заканчивается крутым подъемом из долины к аббатству. Посередине пути на дороге стоит аббатство Сан-Антонио-да-Ранверсо. До заката часа четыре. Можно успеть. И можно подгонять лошадей, не опасаясь, что встанут на второй половине пути. За ночь отдохнут.

В Сан-Антонио-да-Ранверсо отец Жерар встретил дожидавшегося его скромного паломника, который приехал на еще более скромном осле. Если бы не знал, что это дон Убальдо, так бы и мимо прошел. Поздоровались, но за один стол не сели. Отец Жерар сел с монахами, дон Убальдо – с паломниками. До темноты туда же подъехала епископская карета с дамой и семьей дона Убальдо.

10. Глава. 27 декабря. Та самая телега

Еще вчера днем, двадцать шестого декабря, на постоялый двор на северной окраине Турина въехали двое усталых всадников.

Ден Мальваузен, настоящий, в отличие от некоторых, дипломированный врач и порученец губернатора Прованса Рене де Виллара. И Терцо, просто Терцо без фамилии, перевозчик краденого из Генуи.

Мальваузен и Терцо преследовали Тодта. Точнее, Тодта преследовал Терцо. Тодт приехал в Монцу на телеге, не ней же и уехал. Эта добротная телега из лучшей генуэзской мастерской, запряженная сработавшейся парой здоровых лошадей раньше принадлежала брату Терцо, возчику по прозвищу Птичка. Птичка погиб, и Тодт сам сел за вожжи, чтобы доставить во французскую армию груз золота в монетах и слитках на общую сумму от шестидесяти до семидесяти тысяч дукатов.

Телега с лошадьми стоила хороших денег. По закону и по совести погибшему возчику наследует ближайший родственник, а не последний пассажир. Поэтому Терцо, когда узнал в Монце, что брат погиб, а Тодт на братовой телеге поехал в Новару, вознамерился догнать Тодта и забрать у него телегу. Швейцарцы сказали, что Тодт честнейший человек, бессеребреник и нестяжатель и непременно ее отдаст.

То есть, Мальваузен думал, что Терцо ищет телегу. Мальваузену было плевать и на телегу, и на Терцо. Когда многократно упомянутый ранее Андре де Ментон проиграл битву при Казальночето и погиб, Мальваузен решил, что раз у него нет возможности отбить золото, то он хотя бы проследит, кто куда это золото привезет и доложит мессиру де Виллару, а дальше слово за губернатором Прованса. Для того, чтобы зайти во вражеский лагерь в Монце, Мальваузен нанялся за пять дукатов переводчиком для Терцо, который плохо говорил по-французски и никак по-немецки.

Доехав до Монцы, он свою задачу выполнил и мог гордо доложить об этом сеньору. Мальваузен знал, что на рождественские каникулы сеньор посетит Турин. Теперь можно и расстаться с Терцо. Но Терцо пообещал и дальше оплачивать дорожные расходы, если новый приятель поможет ему найти телегу. Из Монцы Тодт отправился в Новару поговорить с земляками, убедить их взять аванс и не дезертировать, пока не подвезут остальные выплаты. В Новаре его не догнали, потому что старый священник произнес вдохновенную речь, переночевал и уехал с военным обозом в Турин. Без всяких задач, как частное лицо. Поклониться Плащанице. Командование пообещало не начинать военные действия, пока он не вернется.

Турин так Турин. Мальваузен и так туда собирался, а спешащий попутчик, который берет на себя все расходы, это редкая удача.

В Монцу из Пиццигеттоне выехали на рассвете 21 декабря. Днем 22 были там. Утром 23 выехали в Новару, и уже гнали не жалея коней. Днем 24 были в Новаре, узнали, что Тодт уехал в Турин и погнали за ним, не задерживаясь в Новаре на ночь. Рождественскую ночь встретили в Верчелли. Помолились, немного поспали и погнали дальше. Выспались в Вероленго и засветло доехали до Турина.

В Турине Мальваузен без особого труда узнал, что его светлость губернатор Прованса Рене де Виллар остановился у сводной сестры Луизы Савойской в замке Акайя. Туда он и отправился на доклад. Терцо же пошел с ним до дворца епископа, намереваясь узнать, где бы мог остановиться паломник к Плащанице, старый священник. Странствующие по богоугодным делам священники предпочитают по возможности останавливаться не на постоялых дворах, где шумно и дорого, а на церковных подворьях, в монастырях и аббатствах, где для своих может выйти и вовсе бесплатно.

Мальваузен сэкономил немало денег, когда притворился, что он просто странствующий врач, и нанялся переводчиком к Терцо. Не потратил ни гроша своих денег всю дорогу от Пиццегеттоне до Монцы и от Монцы до Турина.

В Турине можно бы было сдать Терцо мессиру Рене де Виллару. Но Мальваузен хотел найти того священника. По словам Терцо, этот Тодт был как дух войны. Однажды он поставил в строй весь обозный люд, выдал каждому по алебарде, и они общими усилиями удержали мост против кавалерии, потеряв всего двоих. В Парпанезе только Тодт на тяжело груженой телеге прорвался из грамотно организованной засады и ушел от погони.

Если Тодт и правда таков, как говорит Терцо, то может и не стоит рассчитывать на его показания. С другой стороны, как священник, он верен Господу, а не рыцарю-нанимателю. И может сказать много вроде бы неважного, но имеющего значение. Особенно, если допрос поведет духовное лицо.

Почему-то у Терцо не переводились деньги. Как будто де Круа успел ему щедро заплатить. Скорее всего, в середине пути возчики уперлись и потребовали аванс, а рыцарь расщедрился, потому что вез золота без счета.

Вот и сейчас. Пока Мальваузен докладывал, Терцо поговорил в городе и узнал, что обоз из Монцы, с которым там проводили Тодта, прошел мимо Турина на Монкальери. Но в день прибытия ехать еще и туда было поздно. Терцо снова оплатил хорошую комнату на двоих и конюшню.

Утром поехали в Монкальери. Нашли интенданта де Фуа. Тот поначалу и слушать не захотел, но Мальваузен взялся давить авторитетом де Виллара. Нашли старшего по тому обозу. Он без труда вспомнил Тодта и сказал, что отправил священника в аббатство на ту сторону реки.

– Он не хотел задерживаться надолго. Может, помолился на Рождество, поклонился Плащанице и уехал, – сказал обозник.

Терцо чуть не заплакал.

В аббатстве на воротах стоял на удивление невежливый монах. Губернатора Прованса он не боялся, денег не брал. Но, когда Терцо впал в истерику, и начал громко чертыхаться и богохульствовать, монах снизошел до признания, что есть в аббатстве такой священник. Вчера весь день ставили декорации на площади, он еще всех на своей телеге возил. Сегодня все своим ходом пошли на мистерию, в городе не протолкнуться.

Терцо и Мальваузен развернулись и поехали обратно в Турин. Десять раз пожалели, что отправились в Монкальери и аббатство верхом. На площадь Сан-Джованни, куда народ собирался на мистерию, верхов могли попасть только дворяне со свитой. И то, коноводы сразу забирали лошадей.

Пока добрались до своего постоялого двора, расседлали лошадей, вернулись на площадь, мистерия уже началась. Протолкаться к епископскому дворцу не стоило и пытаться.

– Давай, посмотрим, как все нормальные люди, – сказал Мальваузен, – А к Тодту подойдем потом, когда зрители разойдутся.

– Давай, – вздохнул Терцо, – Что-то я его не вижу.

Терцо смотрел мистерию с большим интересом. Ахнул, когда медведь вышел из клетки. Ойкнул, когда перед медведем встал Тодт впереди строя. Дождался финала и пробился за кулисы. Мальваузен пошел за ним и отстал, когда Терцо заговорил с каким-то священником.

– Святой отец!

Тодт подслеповато посмотрел на него.

– Терцо?

– Да!

– Какими судьбами?

– Да вот, брат мой погиб…

– Бедняга. Поминаю его за упокой. А тебя за здравие поминаю каждый раз, когда в телегу сажусь. До чего хороша. И лошадки хороши.

– А я как раз по этому поводу, – Терцо погрустнел.

– Телегу тебе отдать? Да забирай. Но сначала расскажи, что с грузом и как ты тут оказался.

– Когда мы на прорыв погнали, мне подстрелили правую лошадь. И все. И встал.

Терцо развел руками. Тодт кивнул. Мертвая лошадь – обстоятельство непреодолимой силы.

– Потом набежали жиды, – продолжил Терцо.

– Жиды, значит? – спросил сзади незаметно подошедший Мятый, – Мне-то не ври, какие еще жиды?

– Тортонские, – пролепетал Терцо, – Молодого Боруха. Я их потом узнал.

– По кой… – Мятый покосился на Тодта и не чертыхнулся, – Свин господень в Парпанезе жиды из Тортоны?

Мальваузен не понял, кто такой Мятый, но Терцо его ощутимо боялся.

– А засада там по кой? Кто-то раззвонил, и точно не я, – ответил Терцо.

– Кто? В смысле, засада это по гербам вроде из Пьяченцы люди, – пожал плечами Мятый.

– Ага. А привел их брат Витторио. Знаешь его? Монах с мечом. На свадьбе Кармины был.

– Вот же гад…

– Ага. Его солдаты из Пьяченцы сцепились с всадниками из Вогеры. А сам Витторио побежал за жидами.

– Ставлю на Витторио. Сколько их было?

– С дюжину.

– Поторопился.

– Нет, выиграл бы, если бы нашелся какой дурень, что поставил бы на жидов.

– Разбежались?

– Не успели. Порубил всех.

– С Божьей помощью, не иначе.

– У него божьей помощи на пять лет вперед. Епископу служит.

– Ладно, дальше что было? Кто забрал телегу?

– Маэстро Кокки.

– Кто?

– Тоже на свадьбе был. Учитель фехтования.

– Тот самый Кокки? Знаю его, конечно. Его все знают. Этому-то кто сказал? За нами что, вся Генуя побежала?

– Вроде того. Кто-то где-то брякнул, и вся Генуя побежала.

– Значит, и Томазо Беккино тоже?

– Вот кого не видел, того не видел. Может, еще бежит.

– Не отвлекайся, – сказал Тодт, – У кого наш груз?

– Так у Кокки, – ответил Терцо, – Они с Витторио не хотели друг друга убивать и дрались палками. Кокки победил. Потом к нему баба пришла. Высокая и с вот такими сиськами.

– Рыжая в красном платье? – спросил Тодт. По приметам очень похоже на Марту, известную как «Фрау Профос», которую на «Ладье Харона» довезли до Марселя.

– Нет, брюнетка и в черном, как вдова.

– Странно, – Тодт не знал, что Марта перед возвращением в Геную перекрасилась в черный цвет

– Вот. Она привела другую телегу, они с Кокки груз перекидали и уехали.

– Куда?

– Налево от Парпанезе. А я тишком-тишком и убежал.

– И телегу свою бросил? – не поверил Мятый.

– С ума сошел? Чтобы меня тут же у нее и взяли как сообщника?

– Ну да. Еще скажи, ты из груза ничего не зачерпнул?

– Скажу. Я спрятался, а Кокки весь груз забрал.

– А на какие шиши сюда добрался?

– Так рыцарь нам в Вогере аванс дал. По десять дукатов.

– Мне не дал.

– Плохо просил.

Мятый нахмурился.

– Забирай свою телегу, – сказал Тодт, – Сейчас погрузимся, отвезем реквизит обратно в аббатство и оттуда забирай. И на вожжи сразу сядешь, а то я устал.

– Спасибо, отче, – Терцо так обрадовался, будто ему кучу золота пообещали.

– Я бы не отдал, – сказал Мятый, – Самим нужна.

– Не жадничай, – ответил ему Тодт, – Сказано в Писании, «не укради». И еще сказано «не возжелай чужого». Обратно пешком пойдем, как солдаты.

– Может, мулов купим?

– Если только ослов. Да, на ослах и ловчее, и дешевле. Если бы нас на довольствие не взяли, на овсе и сене бы разорились. Лошади у Терцо здоровые, жрут как не в себя. Хорошо, что попутный груз за деньги взяли, а то с пустой телегой просто деньги на ветер.

Мятый пожал плечами, но дальше спорить не стал.

– А знаете что, возьмите моего мула, – предложил Терцо, – Бесплатно.

– И седло? – удивился Тодт.

– Да, и седло, и попону. Он сейчас на постоялом дворе. Я сбегаю, вещи заберу, и вместе поедем.

– Благослови тебя Господь, сын мой, – Тодт повернулся к Мятому, – А ты не жадничай. Вот один мул уже есть. Наверняка, хороший.

Терцо поискал глазами Мальваузена, не нашел. Решил, что расстаться можно и не прощаясь, чай, не любовница. Дошел до постоялого двора. Рассчитался до утра, чтобы Мальваузену дали поспать. Забрал своего мула и повел его по людным улицам, даже не думая садиться верхом. Народ в основном разошелся после мистерии, особой толчеи не осталось, но на улицах было довольно тесно.

Когда добрался до площади, телега уже стояла загруженная. Вот она, наконец-то. Лошадки узнали старого хозяина, тыкались мордами в ладони, по-доброму фыркали.

Отдал мула Мятому, сел на козлы рядом с Тодтом. И поехали со скоростью пешехода, чередуя «но» и «тпру», ругаясь с простолюдинами и уступая рыцарям.

До аббатства ползли почти два часа. Доползли. Вернувшихся побитыми, но довольными, монахов встретили закрытые ворота. Покричали привратнику. Невежливый обычно монах вообще не ответил, что совсем уж невежливо даже для него. Обиделся?

Кто-то толкнул ворота, и они открылись. Странно. Привратника нашли за дверью, на лестнице в башню. Мертвого. Отец Микеле тоже лежал убитый. И поваренок. Кроме них в аббатстве еще оставался подмастерье алхимика, но он исчез вместе со всем алхимическим имуществом. Он должен был освободить кузню, но Симон говорил, что телега должна была дождаться его возвращения.

Кузнец обшарил свое хозяйство и сказал, что ничего не пропало. Повар сбегал на кухню. Оказалось, что поваренок успел положить всю заправку в суп, и суп сварился, пока догорали дрова в печи. Из этого можно бы было сделать полезный вывод о времени смерти. Тут и остальные ответственные подтянулись с докладами. У всех всё на месте.

Аббат наконец-то сделал то, что надо было сделать сразу. Выбрал молодого монаха, который постоянно на посылках, и отправил его в Турин с жалобой к декуриону и к викарию, согласно субординации. Юрисдикция духовная, преступление светское и простолюдинское.

Тодт времени даром не терял и организовал монахов разгрузить телегу. Терцо выехал за ворота. Тодт вышел проводить.

– Куда поедешь? – спросил Тодт.

– В Тортону, – ответил Терцо.

Конечной точкой маршрута была Пьяченца, но ни к чему говорить об этом первому встречному. Мимо Тортоны все равно не проехать, перекресток шести дорог, как-никак.

– Груз возьмешь?

– Нет. В Турин даже не сунусь. С этим карнавалом все как с ума посходили. Еще и завтра день избиения младенцев. До Асти два дневных перехода, там попробую взять.

– А попутчика? – спросил подошедший Мятый.

Терцо испуганно посмотрел на Мятого. Ага, так я тебя и взял.

– Нет. Если бы только ты с отцом Тодтом поехал, а одного нет.

– Почему? Боишься?

– До усрачки боюсь.

– Я ведь догоню.

– Отец Тодт! – жалобно воззвал Терцо.

– Слушаю, сын мой.

– Придержите его, Христа ради, чтобы он меня не догнал.

– Зачем? – Тодт посмотрел на Мятого.

Мятый пожал плечами.

– Он же разбойник, вы его из тюрьмы забрали, – напомнил Терцо.

– Ну мы так-то земляки, – примирительно сказал Мятый.

– Ты так-то за генуэзские дела туда попал. Как раз за земляков.

– Вот я тебе покажу.

– Не покажешь, – сказал Тодт, – Епитимья тебе. День поста и молитв.

– Клал я на твою епитимью!

Тодт без замаха ударил подтоком посоха Мятому по голени. Мятый скривился, а Тодт перехватил посох левой рукой и с двух рук добавил по другой голени еще сильнее.

Мятый упал.

– День на одной воде. По сто «Отче наш», «Аве Мария» и «Верую». Вечером исповедь.

– Да, отче.

– Что там у вас? – спросил кто-то из монахов, – Никак подрались? Эй, парень, куда телегу погнал?

– Это его телега, – ответил Тодт, – Он брат и наследник законного владельца.

– Да поможет тебе Господь! – сказал монах и перекрестил Терцо.

Не успели закрыться ворота, как к ним подъехал вооруженный отряд во главе с рыцарем из Шамбери и каким-то приличным человеком неблагородного происхождения. Их впустили, не сообразив, что власти никак не успели бы так быстро отреагировать на доклад посыльного.

Мальваузен еще на площади подумал, не задержать ли прямо сейчас Терцо и Тодта. Одному с ними со всеми не справиться. Надо идти к губернатору, чтобы дал солдат.

– Я нашел того священника, – доложил он, – Они с тем возчиком, про которого я говорил, сейчас едут из Турина в аббатство Санта-Мария-ди-Каприче.

– Подожди, сейчас решу, – ответил губернатор.

Решал мессир де Виллар долго. Пошел поговорить с братом, а брату не до того. Но решил.

– Солдат возьмешь из моей охраны. Не местные, но они хотя бы под рукой. От герцога как представитель власти с вами поедет рыцарь. В аббатстве ведите себя повежливее. Чтобы там кого-то арестовывать, надо спрашивать разрешение епископа, а мы не хотим. Если этот священник – пес Медичи, то его спрячут так, что мы и не найдем.

Мальваузен сбегал за мулом на постоялый двор и вернулся в замок Акайя. Рыцарь ждал его в полной готовности. Не в доспехах, ну и ладно. Солдаты седлали лошадей.

Потом добрых полтора часа плелись к аббатству.

– Аббатство не входит в юрисдикцию герцога, и входить туда можно с разрешения епископа, – сказал рыцарь перед воротами, – Могут не открыть.

– Мы не попадаем под юрисдикцию аббата и епископа, поэтому если кто будет в обиде, тот может пожаловаться герцогу, – ответил Мальваузен.

Рыцарь из Пьемонта может и не стал бы ссориться с аббатом из рода Сансеверино. Рыцарю из Шамбери важнее выполнить приказ герцога, чем не поссориться с кем-то по ту сторону Альп.

– Штурмом возьмем, если что, – сказал рыцарь.

Но штурм не потребовался. Обошлось даже без споров о юрисдикции. Ворота открылись чуть ли не до того, как об этом попросили. Во дворе отряд встретило почти все население обители. На балкон вышел даже аббат.

– Вы за разбойниками? – спросил отец Августин.

– Какими разбойниками? – на всякий случай уточнил Мальваузен.

– У меня во время мистерии убили трех монахов и увезли имущество алхимика из кузни.

– У Вас в аббатстве есть алхимик?

– Фейерверки видел? У меня последнюю неделю кого только не было, – недовольно ответил аббат.

– Я не за теми разбойниками, – сказал Мальваузен, – Я за другими.

– У меня что тут, притон?

– Вот за этим! – сказал с седла Мальваузен и указал на Тодта.

Монахи расступились. Тодт и не подумал сопротивляться. Даже сам пошел навстречу солдатам.

– Беги! – крикнул Мятый.

Он выскочил откуда-то слева и набросился на солдат с мечом.

Поскольку он до сих пор не переодел сутану, в которой участвовал к кулачном бою, солдаты не сразу поняли, что этот монах опасен. Они едва успели выхватить оружие, и то не все. Мятый рубанул двоих, одному попал горизонтальным ударом под поля шлема, другому по правой руке, которая уже тянула клинок из ножен.