Текст книги "Подземный мир и живая вода (СИ)"

Автор книги: Алексей Зубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

11. Глава. Засада

На отрезке пути между Берестьем и Минском не случилось ничего, что бы заслуживало внимания. Зима вступила в свои права. На смену телегам пришли сани, на смену кафтанам – тулупы и шубы. Вольф наконец-то надел шубу боярина Бельского, которую полгода вез из Крыма. Ласка купил для себя и для Бенвенуто мужицкие, но новые, крепкие и теплые бараньи тулупы. Благородные господа обычно овчину не носят, а если и носят, но не такой выделки. Но если уж покупать одежду на дорогом меху, то на Руси она не в пример дешевле, чем даже в соседней Литве.

Выехали из Минска поутру. К концу дня Вольф рассчитывал заночевать в Логожеске, городке, который раньше принадлежал Чарторыйским. Неспроста Люциус Чорторыльский взял фамилию, похожую на известную в здешних краях. Лет так тридцать пять назад Логожеск вместе с замком сожгли татары. Кто-то из выживших отстроился на пепелище, а потом, двенадцать лет назад, пришли Тышкевичи, восстановили замок и церковь, и Логожеск ожил. Вроде и городом не назвать, маловат. Но и не деревня. Замок есть, церковь есть, дорога есть, постоялый двор есть.

Под вечер началась метель. Замела дорогу со всеми следами. Лошади по очереди пробивали тропу по снегу глубиной по колено.

Бенвенуто замерз, и тулуп не помогал. Настоящую зиму итальянец видел в первый раз. Каждый день да через день после Берестья он покупал себе что-то теплое, и теперь ехал, дополнительно к своей привычной одежде надев тулуп, теплые подштанники, ноговицы поверх чулок, рукавицы и совершенно крестьянскую меховую шапку с ушами, обвязанную еще и платком, чтобы плотнее сидела на голове.

Вольф даже отдал ему боярскую шубу в обмен на тулуп. Под шубу влезли все слои одежды, а длинные полы закрывали ноги по самые стремена.

Первым, как и под землей, ехал знавший дорогу и местные обычаи Вольф. За ним закутанный Бенвенуто, замыкающим Ласка, а рядом с ним или сзади трусила Толстушка, привязанная к седлу длинной веревкой.

За день проехали примерно сколько должны были. Может, чуть меньше. Кого-то обогнали, кого-то встретили. Проехали известные Вольфу села и пообедали в знакомом Вольфу месте. В правильности выбранной дороги сомневаться не приходилось. Но не то слишком замедлились из-за метели, не то Логожеск куда-то подевался. Вот уже и закат, и сумерки, но дорога пустая, хоть в сугробе на ночь окапывайся. Поворачивать назад поздно, до последней деревни слишком далеко.

Посреди дороги стояла группа людей, перекрывая проезд. Ласка подумал, что вряд ли это разбойники, не ледяные же разбойники, чтобы в холод и в метель ждать случайных путников, стоя посреди дороги.

Вольф подумал так же и без опасений приблизился.

– Люди добрые, далеко до Логожеска? – спросил он.

Тут метель утихла, и фигуры на дороге оказались никакими не людьми, а чудищами вроде тех, что Ласка встретил в Дубровно.

Чудища расступились. Ласка увидел ведьму с зелеными волосами, которая уже вдохнула, выгнулась и готова издать свой смертоносный крик.

– Падай! Уши закрой! – крикнул Вольф.

Бенвенуто не понял, и Вольф сдернул его с лошади за поднятый ворот шубы. Ласка, как только увидел зеленые волосы, вспомнил корчму под Дубровно и спешился. Тут же сбросил накрученную на луку седла веревку, за которую вел Толстушку.

Крик сдувал лежачего хуже, чем ветер. Резал уши, зажатые ладонями в рукавицах. Проникал в мозг через темя, потому что шапка улетела сразу же. Заставлял все тело дрожать, невзирая на тулуп, как натянутый парус дрожит под штормовым ветром. Ласка открыл рот, чтобы помянуть Господа, сказать что-то вслух не вышло, но голове стало легче.

Рядом рухнула лошадь. Не упала и не легла. Ведьминским криком ее отнесло назад и уронило набок.

– Иг! – чья-то лошадь впереди не успела договорить «игого» и тоже упала.

И третья. Толстушку Ласка не услышал и понадеялся, что та жива.

Крик прекратился. Ласка вскочил, огляделся и выхватил саблю. Сабля как будто придала сил, во всяком случае, головная боль исчезла сразу же. На чудищ крик тоже как-то действовал, поэтому они отступили за спину ведьмы, не успели подбежать сей момент и дали время скинуть пояс и тулуп.

Метель отступила. По бокам от дороги стояла снежная взвесь, а с самой дороги сдуло весь снег, который образовал огромный сугроб за спиной. Три лошади лежали без признаков жизни. Рядом с ними лежали Вольф и Бенвенуто, но живые, шевелились немного и пытались встать.

Вольф, как оборотень, выдерживал все беды, кроме серебра, более стойко, чем люди. Бенвенуто ехал в меховой шапке, обвязанной платком. Ласка оказался заметно дальше от ведьмы, чем друзья.

Ласка с саблей побежал навстречу чудищам, чтобы они не добрались до друзей раньше, чем те поднимутся.

Ррраз! – и сабля сносит голову человеку с клыками, который не дотянулся до доброго молодца длиннющими когтями на руках.

Два! – и тварь, пикирующая сверху на перепончатых крыльях, с распоротым брюхом втыкается головой в дорогу.

Три! – и топор, ух ты, чудище с топором, проносится на ладонь выше макушки, а сабля чисто отсекает руку у второго клыкастого как бы человека в потертом синем кафтане с пятнами крови.

Четыре! – лохматый старичок изрыгает изо рта облако густой пыли, но булат проходил через пыль, которая сразу же опадает снежинками, и разваливает пополам голову колдуна.

Пять! – удар наотмашь игольчатым острием по силуэту, мелькнувшему за правым плечом, наудачу, не целясь. Сабля входит в чешуйчатую грудь на две ладони и вылетает обратно в сопровождении струи черной крови.

Шесть… – никого.

Чудища расступились кругом, а перед Лаской оказался тот, кого он подстрелил серебром в Дубровно. Чорторыльский и Фредерик называли его «Вий, король подземных гномов».

Четверо карликов уже подняли ему железные веки, зацепив вилами за спутавшиеся проволочные ресницы. Из-под век глядели огромные карие глаза со зрачками в виде черной звездочки.

Рядом с Вием встала зеленоволосая ведьма Ядвига.

– Силен, москалик, – сказала она и поправила волосы жестом, как простоволосые девицы делают перед понравившимися парнями, – Не ты ли присудил корону Луизе?

– Я. Спасибо скажи, что не тебе.

– Не скажу, – Ядвига нахмурилась, – Отдай саблю.

– Больше тебе ничего не отдать?

– Отдать, отдать. Вий тебя насквозь видит. Скажет пару слов, и нет тебя. В твоем положении быстрая смерть – предел мечтаний.

– Мы с саблей так не думаем, – Ласка повернул черный от крови клинок к Ядвиге.

– Никак москаль? – спросил Вий замогильным голосом, – Помню тебя. Левое сердце мне прострелил.

Вот-те раз. Мало того, что у чудищ сердце неизвестно где, чтобы стрелять по месту, так у некоторых чудищ сердец еще и больше одного. Хотя у змеев и голов бывает по дюжине.

– Москаль, – согласился Ласка, – А тебе Беренгар поклон передавал и пружину.

Личных счетов к Вию он не имел, и простил бы ему любые оскорбления в обмен на возможность пройти. Насчет урона для чести, оскорбления от чудищ все равно, что собачий лай или холопская ругань.

Вий протянул руку. Рука скрипела, поднимаясь. Гномы чуть не уронили правое веко, отодвигая свой инструмент.

Ласка вынул пружину из футляра, повертел, сунул обратно и вложил футляр в протянувшуюся руку.

– Дякую. Никак, в Москве будешь? – продолжил железный.

– Буду.

– Пропущу, если обещаешь, что освободишь моего сына.

Ядвига недовольно толкнула его в бок, но Вий как и не почувствовал.

– Где же я его найду?

– Найдешь. Искать не будешь, а найдешь. Веки подняты, я тебя насквозь вижу, и прошлое, и будущее, – проскрипел Вий, – Мужичок, руки железны, голова чугунна, сам медный. Дай ему воды напиться, дальше он сам.

Ласка замешкался.

Ядвига подергала Вия за рукав и начала что-то говорить ему в ухо.

– Цыц! – сказал Вий, не поворачивая головы, – Помолчи сегодня.

– Давай решать вопросы по мере их поступления, – хриплым шепотом сказал Вольф из-за спины, – Тебе воды жалко?

– Дам воды напиться, – ответил Ласка.

– Крепко ли твое слово? – нараспев спросил Вий.

– Сына боярского слово не собачий лай. Если обидеть меня хочешь, то нечего было и про слово начинать.

– Верю, – ответил Вий и толкнул карликов, державших веки. Те отлетели, и веки с грохотом обрушились вниз,

– Домой ведите! – скомандовал он и шагнул в сторону.

Карлики подхватили его под руки и свели с дороги. Вий что-то проворчал и вместе со свитой провалился под землю.

Рядом с Лаской встали Вольф с кордом и Бенвенуто с мечом.

– Убейте их! – взвизгнула Ядвига, обращаясь к оставшимся чудищам и проглотила конец фразы.

– Надо было мертвецов первыми посылать, как в тот раз, – сказало первое, непонятного пола, все в густой шерсти, – Их не жалко.

– Этого я знаю, он из наших, – сказал огромный волк.

– И мы тебя, если что, не убьем, – смело ответил ему Вольф.

Ядвига отклонилась назад, набрала воздуха и… не успела толком вдохнуть, не крикнула, а просто выдохнула.

– Ой! – Ядвига скривилась, как будто ее ударили, – Ой, всё!

Ласка шагнул к ней, но ведьма подняла руку, щелкнула пальцами, повернулась под рукой и исчезла.

Остальные чудища разбежались кто куда. Снежная взвесь немного рассеялась, и стали видны звезды в темном небе.

– Что это было? – спросил Ласка.

– Вий сказал цыц, значит, цыц, – ответил Вольф, – Бенвенуто, ты там живой?

– Мне лишь бы до печки добраться, – ответил итальянец, – Кончик носа не чувствую.

– Да у тебя и щеки белые.

Южанин до сих пор и не слышал, что лицо можно отморозить, и что с этой бедой можно бороться, пока не стало поздно. Пока Вольф растирал другу нос и щеки, Ласка надел тулуп, сбегал назад по дороге и привел Толстушку. Большая сильная лошадь смогла пережить крик, только ее унесло в большой сугроб вместе со снегом с дороги.

– Вий это тяжелая артиллерия, – сказал Вольф, – Ядвигу он заткнул, чудища разбежались. Страшнее уже ничего не встретим. И Логожеск совсем рядом, только нас мороком задержали. Давайте быстрее, пока Бенвенуто тут не околел.

– Не накаркай, – ответил Ласка.

Через четверть часа пешего хода впереди появился горбатый деревянный мостик над покрытой льдом речкой.

– Здесь что-то было, – сказал Вольф, оглядывая утоптанный снег по обе стороны от дороги.

Толстушка испуганно заржала.

– Тихо! Тихо! – сказал Ласка по-лошадиному.

С той стороны реки в верхнюю точку горбатого мостика вышла фигура в черном балахоне с капюшоном и с кобзой в руках.

– Не ждал, сын боярский Ласка Умной? – спросил колдун.

– Не ждал, – согласился Ласка, – Ты мое имя знаешь, а сам-то кто будешь и как тебя звать?

– Да хоть горшком назови, только в печку не ставь, – захохотал колдун, – А буду я князем, но ты этого не увидишь! Взять его!

Рядом с колдуном на верх изгиба мостика с того берега поднялись покойники. Некоторые в кольчугах, некоторые в шлемах. Из леса с обоих сторон вышли отряды мертвецов. Еще один отряд перекрыл дорогу сзади. Не старики и старухи с погоста. Воины с мечами, копьями, боевыми цепами и немногие даже с татарскими саблями. Они и утоптали снег, когда вставали в засаду. Не сказать, что прямо войско. Не сказать, что прямо толпа. Но по паре дюжин на каждого.

– Лет тридцать лежали, судя по одежде, – сказал Вольф, – Смотри, и татары тут.

– Откуда? – спросил Ласка.

– Понятно, откуда. Тут битва была, татары Логожеск пожгли. Не Орша, конечно, но на нас троих, пеших и уставших, здесь неупокоенных воинов хватит.

– Перекинешься? – спросил Ласка.

– Толку-то мертвецов зубами грызть, – ответил Вольф, – Если только драпать. Волчьими лапами по снегу легче.

Друзья встали спина к спине. Вокруг них стягивалось кольцо мертвецов. Колдун остался на мостике, ударил по струнам и запел.

– Ты говоришь, я демон? Так и есть!

Со мною не видать тебе удачи.

Навеки мое дело – зло и месть.

Для демона не может быть иначе! [1]

Мертвецы атаковали все сразу.

В постановочном сражении, если бы эту битву разыгрывали скоморохи на площади, трое друзей могли бы там и стоять спиной к спине, а враги бы выстроились кругом и поочередно тыкали в каждого, давая возможность отбить удар и не открыть спины товарищей.

В настоящей битве не знающие страха мертвецы не остановились бы на расстоянии дальше вытянутого клинка, а снесли бы стоящих не месте врагов просто толпой за счет массы, а потом затыкали бы лежащих. Да, проскакивая расстояние удара, кто-то из них остался бы без головы и свалился под ноги остальным, но на итог бы это не повлияло.

Поэтому Ласка прикинул, с какой стороны отряд послабее, и друзья побежали навстречу тому, что слева, а перед собой отправили перепуганную Толстушку, которая и так готова была бежать куда угодно.

Удар, удар, удар. Логожевские ополченцы при жизни не особенно хорошо владели оружием, далеко им до опытных воинов, полегших при Орше. Разогнавшись навстречу бегущим мертвецам, друзья с тяжелой лошадью легко прорвали их строй и выскочили на утоптанный снег сбоку от дороги. Покойники же, со всей дури набегая в одно место с разных сторон, посталкивались друг с другом.

– К мосту! – скомандовал Ласка, – Бегом!

Колдун так и стоял на мостике. Самый важный враг. Не мастер стратегии, но какой есть. Он закинул кобзу на веревке за спину, подобрал полы балахона, как баба подбирает подол, и бросился наутек.

Друзья добежали до середины мостика и остановились.

– Не догоним, – сказал Бенвенуто, переводя дух.

Надето на нем было столько, что с непривычки и ходить тяжело. Северный человек в зимнее одежде и пробежится, и вязанку дров на горбу утащит. Но южный, да еще по первому разу… беда.

– Оборачивайся! – сказал Ласка.

Вольф выдернул нож из ножен, броском воткнул его в мостик, перекинулся, отряхнулся от одежды и со всей волчьей скоростью побежал по дороге за колдуном. Бенвенуто аж рот раскрыл.

– Оборотень он, – сказал Ласка, – У всех свои грехи за душой.

Бенвенуто обернулся, чтобы ответить, но посмотрел на дорогу и выставил меч перед собой.

– Они не упали, – сказал художник.

Ласка повернулся к покойникам. Колдун сделал выводы из поражения в Дубровно. Теперь мертвецы, раз уж они подняты и получили команду убить вот этих, всей толпой неспешно шли к мосту. Колдун уже не командовал, как построиться и как нападать, и они выполняли первый приказ в меру своего разумения. Без всякой тактики и слаженности. Просто идти и рубить.

– Я тяжело одет, не убегу, – сказал Бенвенуто.

– Дорога длинная, до рассвета все равно мы устанем, а они нас шагом настигнут, – сказал Ласка, – Давай продержимся, сколько сможем, а Вольф, глядишь, колдуна догонит.

Раздался треск, громкий, как выстрел. Рядом с мостиком из речки разлетелись огромные куски льда, и из воды вышел вроде бы человек. Две ноги, две руки, одна голова, но на полтора локтя выше нормальных людей. В кольчуге из широких колец, на голове железная корона. В руках большой старомодный меч.

В несколько взмахов меча воин из воды снес все мертвое войско, превратив его в кучу разбросанных по округе костей и обломков оружия. Потом обернулся к двум человечкам, стоявшим на мостике.

– Я Кощей! – сказал он, – И у вас есть то, что мне нужно.

– Я Ласка Умной, – ответил Ласка, – И я не знаю, что тебе нужно, но одну вещь я тебе не отдам.

– Хочешь пройти? – спросил Кощей, – Одну и отдай.

– Чур, не жалованную грамоту на виленское воеводство. Или ты за своей саблей пришел?

– Отдай мне перстень царя Соломона, а саблю пока оставь себе.

– Нет у меня перстня, – вздохнул Ласка, – В Кракове мошенники вытащили, да так ловко, что я и не заметил.

Кощей нахмурился и посмотрел на Ласку сквозь пальцы. Посмотрел таким же образом на Бенвенуто и на оставшуюся на мостике одежду Вольфа. Развернулся и оглядел место битвы. Перевел взгляд дальше, где друзья сражались с чудищами.

– И правда, нет, – сказал он.

– Нет так нет. Мы друг другу не враги, давай миром разойдемся.

– Если я кого-то не хочу пропускать даром, то передумать – урон моей репутации, – вздохнул Кощей, – Скажут, что я должен был отправить тебя на поиски, если ты хочешь пройти этой дорогой. Но это глупо и смешно, потому что дорог в верхнем мире много, и ты просто пройдешь по другой.

– Мы тут, кажется, твоих врагов порубили.

– Врагов? – Кощей поморщился, – Так, бунтуют по мелочи.

– Так ведь и взамен с тебя не золото просим, а по дороге пройти. Стоят те бунтовщики деревянного мостика?

– Может и стоят, – сказал Кощей, – Да я не уступлю. Поворачивайте и по другой дороге идите куда шли.

– Лучше мы уступим, а ты пройдешь, и урона репутации не будет, – сказал Ласка, отошел на край мостика и даже снял шапку.

Бенвенуто не понял разговора на русском, и Ласка одернул его, чтобы и тот встал на краю и снял шапку.

Кощей медленно прошел мимо них и повернулся к Ласке.

– Умный ты слишком. Не будешь ты мне службу служить. Да и заставлю тебя, так обманешь. Идите куда идете, я свое всегда возьму.

Шагнул с мостика в реку и провалился под лед.

– Что тут было? – спросил вернувшийся Вольф человеческим голосом, – Ого! Это вы их, или они сами рассыпались?

– Пришел Кощей и всех разогнал, – ответил Ласка, – Ты не догнал?

– Нет. Появилась Ядвига, схватила его за руку, и они пропали. Глаза отвела. Я чую, что они тут, да не вижу. Развернулся и бежать, пока они не сообразили, каким колдовством по мне жахнуть.

Вольф перепрыгнул через нож, обернулся человеком и принялся как можно быстрее натягивать на себя одежду. Мороз пощипывал.

– Куда мы теперь? – спросил Бенвенуто, – Ночь, холодно. Лошадей нет.

– Смотри. Дымы, – ответил Ласка.

Морок, который скрыл Логожеск от путников, а путников от Логожеска, развеялся. Вот дымы над печными трубами, а вот и дома, рукой подать. Вот и корчма у дороги. Метель занесла ее по самые окна, побелила стены.

Вот и Толстушка. Умная лошадь не побежала на мостик, а наоборот, отбежала обратно по дороге достаточно далеко, чтобы не попасть под раздачу. За ней никто не погнался, мертвецы пришли, чтобы убить людей, а не лошадей.

Утром, отогревшись в корчме, вернулись на место битвы с чудищами. Сняли с мертвых лошадей седла. Встретились с паном Василием Тышкевичем, владельцем логожеского замка и окрестностей.

Пан свободно говорил по-русски, а род вел от киевского боярина Тимофея Калениковича по прозвищу Тышка. Кого попало пан бы у себя в замке принимать не стал, но Ласка представился королевским гонцом и показал жалованную грамоту, а Бенвенуто сказал, что едет в Вильно писать портрет Барбары Гаштольд.

– Пан художник? – удивился Тышкевич, – Пан может нарисовать лошадку?

– Лошадку любой маляр нарисует, – гордо ответил Бенвенуто, – А я мастер женского портрета и пишу прекрасных дам.

Узнав, что на путешественников напали чудища и ведьмы, Тышкевич вызвал священника и приказал тому освятить дорогу и мостик. Путников же пригласил к себе в замок на обед. На ясновельможный обед из многих блюд, плавно переходящий в ужин.

Бенвенуто между делом изобразил карандашами на бумаге хозяйку замка Анастасию, чем вызвал искреннее восхищение и у самой дамы, и у ее мужа.

С утра пораньше гости сильно, но не безбожно, переплатили, купив у хозяев трех лошадей, годившихся под седло, и поехали дальше. Бенвенуто всю дорогу порывался расспросить Вольфа, как тот дошел до такой жизни, но погода стояла не для бесед, и пришлось терпеть до ночевки.

До Волыни оставалось три дня пути.

[1] Король и шут – «Некромант»

12. Глава. Нострадамус не ошибается

– Вот, папа, полюбуйся, – Рафаэлла фон Нидерклаузиц бросила на стол несколько исписанных карандашом листов и один скрученный в трубочку холст, – Когда в последний раз ведьмы у нас что-то отбирали?

– Н-да, – ответил Фредерик фон Нидерклаузиц и подтянул к себе бумаги, – Подожди, сейчас прочитаю.

Рафи подождала. Отец читал быстро. Напоследок развернул холст, посмотрел и свернул обратно.

– Ты настоящая папина дочка, – сказал Фредерик, – Приходишь не с жалобой, а с результатами расследования.

– Я молодец, – кивнула Рафаэлла, – Только прямо из-под меня какая-то жалкая ведьма увела коня. Какая-то неудачница, которая почти дала себя сжечь.

– Заметим, что она даже не обожглась, – отец строго посмотрел на дочь и поднял руку.

Рафи хотела еще что-то сказать и осеклась на вдохе.

– Первое. У моей любимой доченьки украли коня, – сказал Фредерик, – Второе. Единственного в своем роде коня во всем христианском мире. Третье. Это сделала ведьма. Четвертое. После того, как мы помогли крысам достать корону, после того, как проклятие Альбериха убило Луизу, а наш Гаэтано убил Адель. Пятое. Это было сделано демонстративно, посреди славного города Вены, ясным днем. Что это значит, Рафи?

– Что мы знаем, где искать? – растерянно спросила Рафаэлла.

– Что это война, – сказал Фредерик, – Общая тревога. Мне нужна золотая компания. Мне нужна Фьорелла с драконом. Мне нужны вервольфы.

Рафаэлла почувствовала, как за правым плечом отца схватился за голову ангел, а за левым схватился за голову черт.

– Свадьба откладывается, – продолжил Фредерик, – Мне нужна неуязвимая свинья.

Где-то под Неаполем икнула фея.

Через два часа за накрытым картами столом с Фредериком и Рафаэллой сидели еще несколько человек. Служба Обеспечения нанимала на ответственные должности как мужчин, так и женщин.

Мужчины:

Прогнозист Мишель Нострадамус. По совместительству доктор медицины. Приглашенный специалист с репутацией, заработанной в других местах.

Дипломированный врач Антонио Бонакорси. По слухам, диплом он давным-давно купил. По другим слухам он когда-то сделал операцию по удалению камня глупости, и пациент от нее не умер. Правда, пациент не сильно поумнел и через неделю погиб в местечковых разборках, а извлеченного камня никто никогда не видел. В любом случае, Бонакорси умел оказать первую помощь, включая стоматологическую. Кроме медицинской деятельности, Тони прославился как «один из вторых слонов», и «ветеран золотой кампании».

Самый старый из собравшихся. Седой алхимик Иеремия Вавилонский, для своих просто Симон. Хорошо сохранившийся для своих шестидесяти с гаком лет. При мече, что несколько странно для алхимика.

Породистый итальянский хряк Гаэтано Косса. Кабан кабаном. Для него здесь стоял специальный стул, чтобы сидеть по-собачьи и держать голову на уровне собеседников.

Олаф. Скромный мужчина неопределенного возраста при мече. Вервольф. Кто-то из них постоянно дежурил в Аугсбурге.

Дамы:

Супруга хозяина Кармина фон Нидерклаузиц, урожденная Ладри. Старше мужа, мать троих дочерей. Стройная брюнетка из Лигурии, одновременно строгая и обаятельная. С самого основания Особого Департамента Кармина вела его счетные книги. Как обычные, с расчетами верхнего мира, так и секретные, с аналитикой Подземья и задолженностью, не измеряющейся деньгами.

Нестареющая Марта Крафт, легенда Службы Обеспечения с неофициальным прозвищем «Два слона», происходившим, как ни странно, не от размера груди, а от modus operandi«как два слона в посудной лавке». Марта высокая и с привлекающими внимание объемами на груди и на бедрах при контрастно тонкой талии и почти плоском животе. Рыжие волосы разметались по плечам. Вокруг все свои, можно походить и без платка. Последние лет двадцать она выглядела на неизменные тридцать пять – сорок лет. По слухам, она принимала тот же эликсир, что Диана де Пуатье, только начала его принимать уже после тридцати. Руки ухоженные, но с невыводимыми следами пороха. Марта – проводник подземных обозов. В прошлом – организатор политических убийств, налетов на государственные учреждения, похищения королевского золота, разграбления Рима ландскнехтами и тому подобного.

Миленькая девочка-подросток Фьорелла. Фея из горных окрестностей Неаполя. Настоящее личное и родовое имя Фьореллы не знал никто. Брюнетка, которую можно бы было принять за неаполитанскую аристократку, если бы не удивительно бледное лицо, характерное для коренного населения Подземья. Одета в безумно дорогое фиолетовое платье из узорной парчи с золотой вышивкой. На груди кулон в виде глаза змеи в золотой оправе.

– Дамы и господа, – начал Фредерик, – Прошло много лет с тех пор, когда я сказал, что нам надо быть готовым к войне с ведьмами. Похоже, она началась.

Рафаэлла попыталась взять слово, но Фредерик сам пересказал ее доклад.

– После совещания я пойду к Старшему и скажу, что мы под ударом. Надо обеспечить ему максимальную охрану. Возможно, вызвать профильного специалиста.

Фьорелла кивнула.

– Кого? – спросила Марта.

– Можем выйти на взаимозачет, если спишем долги по кругу, – ответила Кармина, открыв на закладке лежавшую перед ней счетную книгу, – Если наш старый знакомый Иоганн Фауст согласится ненадолго переехать в Аугсбург, то один обычный черт отлично отобьет все варианты атаки, доступные ведьмам. Из дополнительных расходов – повторное освящение всего-всего. Старшему не говорим.

– Так можно? – спросил Нострадамус.

– Не знаю. Никогда не привыкну к этим диким нравам с взаимными обязательствами, которые не измеряются в цифрах. Почему бы им всем не пользоваться золотом? Или можно придумать какую-то условную единицу измерения обязательств.

– Дракон не нужен? – спросила фея.

– Нужен. Дракона берем с собой, – ответил Фредерик.

– Куда?

– В погоню. Ведьма увела нашего огнедышащего коня. Если дойдет до драки, нужен кто-то огнеупорный.

– Хорошо. Куда едем?

– Начинаем поисковую операцию. Рафи, как разобралась в ситуации, поехала сюда через Подземье и у венского входа нашла следы подков Элефанта. Их сложно с чем-то перепутать. Согласен с Рафаэллой и с тем французом. Ведьма поедет в родные края. Из Вены – в Краков, из Кракова – куда угодно в Польше и Литве.

– Получается, что мы ехали навстречу похитительнице из Кракова в Вену через Подземье, – сказала Марта.

– Не встречали по пути вот эту ведьму? – Фредерик развернул холст.

Марта посмотрела на картину. Прекрасный материал для опознания. Обнаженная девушка, вид сзади.

– Даже не знаю, что и сказать, – ответила Марта, – Но одиноких женщин точно не встречали.

– А вообще женщин?

– Минимум троих. Первая с Томашем, принцем мышей. Молодая брюнетка на очень большом коне.

– Каком коне? – спросила Рафаэлла.

– Как у рыцарей, только еще больше. Черный. Фьорелла чуть с единорога не рухнула, так на него загляделась.

– Фьорелла? – Фредерик перевел взгляд на фею.

– Коня помню, всадницу нет, – ответила та, – Как будто взяли огнедышащего коня с берега реки Смородины и зачем-то скрестили с дестрие.

– Зачем-то?

– Кобыла дестрие скорее всего не выносит жеребенка. А если выносит и родит жеребца, то для него будет очень сложно найти достойного наездника в вашем мире.

– А в вашем? – спросила Рафаэлла.

Фея презрительно фыркнула и щелкнула пальцами. На столе появился призрачный конь, который станцевал на задних ногах, раскланялся и растаял в воздухе.

– Надо быть как минимум, ведьмой, – сказала она, – Лучше, конечно, феей или колдуном. Или легендарным рыцарем. На худой конец, говорить по-лошадиному и вежливо. Даже я бы связываться не стала, а вы говорите, какая-то недоведьма.

– Потому что у тебя уже есть единорог и дракон, – обиделась Рафаэлла.

– Не завидуй. Драконов девушки без колдовских способностей обычно интересуют как еда, если повезет – как игрушки. А единорог еще утром тебя понюхал и сказал, что больше не будет тебя катать…

– Что? – Фредерик, Кармина и Гаэтано строго посмотрели на Рафаэллу. Все знали, что единороги разрешают ездить на себе только девственницам.

Рафаэлла закрыла лицо руками и выбежала за дверь. Кармина встала и вышла вслед за ней.

– Я что-то не то сказала? – растерялась Фьорелла и чуть не заплакала, – Я не хотела ее обидеть.

Гаэтано выругался настолько богохульно, что фея посмотрела на него и спросила:

– Ты уверен, что тебе за это ничего не будет?

– Хрю! – ответил Гаэтано, – Я уже свинья. На сам Бог, ни его сын, ни все его святые не защитили меня, когда я был младенцем.

– Тебя прокляли до того, как ты был крещен, – сказал Фредерик.

– Не буквоедствуй, и без тебя тошно. Мог бы получше следить за своей дочерью.

– Кто-то сейчас в пятак получит.

– Ты меня еще на дуэль вызови. Предатель!

– Все договоренности в силе.

– Дополнительно я хочу голову этого парня, кто бы он ни был.

– Надеюсь, это не кто-то из вас? – Фредерик посмотрел на собравшихся мужчин.

Гаэтано тоже посмотрел в глаза каждому, но все с негодованием отвергли несправедливые подозрения.

– Тогда я не возражаю, чтобы ты оторвал ему голову, – сказал Фредерик, – Но я клянусь, что не знаю, кто это.

– Тот французский рыцарь, у которого Рафаэлла выменяла этот портрет? – предположил Гаэтано, – Ни один отец не может быть уверен, оставляя дочь наедине с французским рыцарем.

– Они встретились и разошлись в тот же день, – усомнился Фредерик, – Не знаю, насколько он тверд в морали, но Рафаэлла точно не разделяет нравы французского двора.

– Тогда твой русский друг?

– Нет, он человек слова. Он обещал отцу не ложиться с католичками.

– Да-а? Правда?

– Клянусь мечом святого Георгия.

– Фредерик, ты притворяешься, что не знаешь, что Рафаэлла – лютеранка?

– Она крещена в католичестве.

– Лютер тоже крещен в католичестве. Кого ты хочешь обмануть? Кому здесь Рафаэлла еще не говорила, что она лютеранка? – хряк обвел взглядом почтенное собрание.

– Мне, – ответила фея, – Если это важно, среди вас есть лютеране?

Больше никто в лютеране не вызвался.

– А почему?

– Давайте не будем отвлекаться, – сказал Фредерик, – У нас война на носу.

– Я хочу услышать ответ.

– Император – католик. И Старший – тоже. У нас уже лет двадцать вялотекущая война с лютеранами.

– Но воевать с Папой вам это не мешает.

– В христианском мире война это общественно приемлемый способ решения финансовых разногласий.

– Разве речь не о разных взглядах на отношения человека с Богом?

– Конечно, нет. Кто тут возьмется собственноручно сжечь еретика?

Дама и господа за столом брезгливо поморщились.

– Кому случалось убивать добрых католиков ради перенаправления финансовых потоков?

Все опустили глаза.

– У вас все не по-настоящему, кроме денег, – грустно сказала Фьорелла.

– И любви, – сказал Симон.

– У вас все не по-настоящему, кроме денег и любви, – исправилась фея.

В такой редакции никто не возразил.

– Вернемся к нашей войне, – сказал Фредерик, – Марта, ты уверена насчет Томаша?

– Да.

– Хотел бы я знать, чем ведьмы его подкупили. По кой черт мышам влезать в разборки из-за короны Меднобородого, еще и не на стороне действительно сильных претендентов? Что ведьмы могли предложить Томашу?

– Вот это, – Марта кивнула на лежавший на столе холст, – Томаш любит, чтобы задница круглая, а талия тонкая.

– Марта? – удивленно спросил Бонакорси.

– Нет! Он же мышь! Но ко мне он подкатывал.

– Хорошо, – сказал Фредерик, – Фьорелла, дракон должен охранять базу в Аугсбурге, пока Кармина не найдет, кем его заменить. Марта, мы с тобой едем в Прагу. Всем остальным – выдвинуться в Вену и ждать меня там. Наша наиболее вероятная цель – Краков. Не исключено, что придется проехать к северу или к востоку от Кракова. Готовьте самую теплую одежду, там сейчас будет суровая зима. Гаэтано – на твое усмотрение. Я виноват, ты вправе все бросить и с негодованием уйти.