Текст книги "Корона Меднобородого (СИ)"
Автор книги: Алексей Зубков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
8. Глава. Что не по силам ведьме
Пока Бенвенуто выслеживал и писал Диану, Ласка сбегал к портному, чтобы подготовить более-менее приличный костюм для аудиенции у императора. Вольф же дела для себя не придумал и просто гулял по окрестностям.
– Волчонок!
– Колетт?
– Я очень рада тебя видеть.
– Не разделяю твои чувства.
– Почему?
– Потому что из-за тебя нам пришлось проехать еще полмира, и нас там несколько раз чуть не убили.
– Да ладно? Разве такую славную зверушку можно так просто убить?
– Можно. Я очень нежный, хрупкий и ранимый. Какого черта тебя от меня надо?
– Ты дефлорировал Амелию.
– Что я сделал?
– Лишил девственности.
– Она же не говорит, что я ее изнасиловал? Все было по взаимному согласию. Ты же не просто так дала ей эту колдовскую мазь.
– Кого бы волновало, что она говорит. Она должна была понести от мужчины с Даром.
– Зачем?
– Младенец с любым колдовским даром целиком и по частям стоит намного дороже, чем девственность Амелии. Как только мне дали цену, я сразу выбрала, что для меня важнее.
– Бедствуешь?
– Не паясничай. Ты должен понимать, что уникальные вещи продаются не за банальное золото, а меняются что-то не менее редкое. Или на услугу.
Вольф пожал плечами. Конечно, он знал.
– Ты нарушил мои планы, – продолжила Колетт.
– Я волк. Я не признаю право собственности одного человека на другого. Амелия может давать кому захочет куда захочет.
– Боюсь, что не она теперь решает, кому куда давать.
– Почему?
– Эту шлюху я продала в одно скверное место, где у нее будет мужчин более, чем достаточно.
– За что?
– За три прегрешения. Она не понесла от носителя дара Ужиного короля. Она лишилась девственности бесплатно. Она легла с моим любовником раньше, чем он надоел мне.
– Моего умысла здесь не было.
– Там, где побывал твой уд, неважно, был ли замечен твой умысел. Мне наплевать, что ты волк и не признаешь моих прав. Вольф, ты понимаешь, что ты не того уровня тварь, чтобы не признавать мои права?
– Ты просто ведьма. Одна из многих.
– А ты просто оборотень. Не такая уж редкостная скотина. Но вы – твари на ступеньку ниже по сравнению с нами. Ты был на шабаше? Поклонялся дьяволу?
– Нет. А стоило?
– Стоило бы это сделать до того, как разевать пасть на одну из тех, которая давала Ему клятву на крови.
– На крови? Может, на другой субстанции? Говорят, вы там его под хвост целуете?
– Не умничай.
– Чего ты от меня хочешь?
– Коня.
– Какого коня?
– Которого вам отдаст король.
– Что-то, пока мы его не украли, он тебе совсем не был нужен. Могла бы давно уже сама его забрать со своими друзьями-цыганами.
– Видишь ли, я даже не думала, что в королевских конюшнях есть один из этих.
– Из кого?
– Если ты до сих пор не понял, то и не спрашивай. Не жалко будет расставаться.
– Ты не думала, что он есть, но потом узнала. Все равно бы могла сама его сто раз угнать, пока нас не было.
– Глупый волчок. Я похожа на наездницу?
– Сверху нет, а снизу иногда да.
– Не смешно. Часовня святого Стефана стоит там не только для украшения пейзажа. И молятся в ней как раз о том, чтобы коней не угоняли. После того, как тот рыцарь догнал вас в двух днях пути, я туда не полезу. Ты сам-то понимаешь? У вас была фора в полдня, вы гнали на пределе сил и еще Амелия ворожила, чтобы никаких неприятных случайностей. Рыцарь сразу напал на след и два дня его четко держал. Он может думать, что он сам по себе редкий следопыт, но я-то знаю, что молитвы читаются не в пустоту.
– Ведьмы боятся рыцарей?
– Представь себе, да. Во-первых, они носят холодное железо. Попивший крови меч – отличный амулет против колдовства. Во-вторых, почти у всех рыцарей с собой какая-нибудь реликвия в нательном кресте, медальоне, поясе или рукояти меча. В-третьих, знал бы ты, сколько дворянские семьи жертвуют на церковь, и сколько молитв идет к Господу о сохранении жизни, здоровья и удачи рыцарей.
– При Павии им не особо помогло.
– Не придуривайся. Ему плевать на мирские дела. Но стоит кому-нибудь помянуть Его при встрече со слугами дьявола, и Он тут же строго посмотрит со своих небес.
– И долбанет молнией?
– Господь избегает прямого вмешательства. Но он если все-таки решит кому-то помочь, то не зависящие от человека обстоятельства сломя голову побегут складываться в его пользу.
– Ведьма боится Бога?
– Бога, святых, священников, праведников. И рыцарей. Я выбрала сторону, чего и тебе советую.
– Еще подумать надо, что хуже, Бог во врагах или дьявол в друзьях.
– Решай сам. Но я хочу этого коня.
– У нас его пока нет.
– Будет. Судя по тому, что вы вернулись, вы выполнили то, за чем вас послал король. Он отдаст вам коня, а ты отдашь коня мне и убедишь своего юного друга, что так и должно быть. Или убьешь его, если он не согласится.
– Если ты считаешь себя такой сильной, почему ты не можешь просто отобрать у нас коня, когда мы поедем домой?
– Могу. Но я даю тебе шанс осознать и искупить свою вину. Почувствовать, что такое потеря, как я почувствовала. Предать друга, как Амелия предала меня.
– Иди ты знаешь, куда…
– Куда?
– В монастырь. И чтобы монашки каждый день стегали тебя освященными четками по голой заднице до тех пор, пока ты не раскаешься, и она не перестанет пылать и дымиться.
Колетт рассмеялась.
– У меня уже давно нет обратного пути, – сказала она.
– Ну, черта себе ручного заведи. Или Амелию забери обратно и преврати во что там у вас принято превращать надоевших подружек. А от меня отстань.
– Не отстану. Ты думаешь, как я узнала, что вы вернулись?
– А правда, как?
– Договорилась с голубями в Фонтенбло. Они скажут мне, когда вас примет король и когда вы заберете коня. От моего взгляда тебе не уйти. Поэтому шевелись. Время пошло.
На следующий день Бенвенуто с портретом Анны-кентавра предстал перед королем за завтраком.
– Назначаю тебя придворным живописцем, – сказал Франциск, – Для начала напиши парадный портрет Анны. Дальше видно будет.
– Слушаюсь, Ваше Величество. А…
– Московит? Подождет.
Довольный художник пришел порадовать друзей и попал на военный совет. К требованию Колетт и Ласка, и Оксана отнеслись серьезно.
– Вам угрожает ведьма? – переспросил Бенвенуто, – Так сдайте ее в инквизицию.
– Здесь не Рим, – ответил Ласка, – Мы здесь никого и ничего не знаем.
– И мы не знаем, где она живет, – добавил Вольф.
– Я бы вам помог, но я не священник. Вот прямо совсем не священник. И вы тоже. Хотите, устрою выход на кардинала?
– Нет, – сказала Оксана, – Сами справимся.
– Точно? – удивился Вольф, – Тебе-то что?
– Не люблю быть должной. Вы меня через полмира провезли, и я кручу роман с вашим другом.
– Мы не просили никакой благодарности, – сказал Ласка.
– Это и настораживает. Мы вот-вот расстанемся, а вы так ничего и не попросили. Потом, как в сказках вынырнете из темных глубин мироздания и скажете «Должок!». И ведь хрен откажешь. Так что давайте я вам помогу с ведьмой и будем в расчете.
– Оксана, ты что-то можешь сделать с ведьмой? – удивился Бенвенуто.
Он до сих пор не знал, что она тоже немного того.
– Ой, подумаешь, ведьма, – махнула рукой Оксана, – В наших краях народ простой. Свекровь говорила, сковородкой по кумполу, святой воды в рот, дверь подпереть да запалить хату со всех углов.
– Почему сковородкой?
– Холодное железо, – пояснил Вольф.
– Меч или топор тоже железо.
– Чтобы кровь не проливать.
– Ага. У вас там что, инквизиции нет?
– Та тю на тя, – Оксана развеселилась, – У нас есть ляхи, московиты, казаки и татары. Не считая местных панов и разбойников. Все пытают, все жгут, все вешают. Если еще попы с ксендзами будут тем же заниматься, вообще никакой жизни не станет.
Бенвенуто пожал плечами. Он инквизицию обоснованно недолюбливал. Даже более обоснованно, чем некоторые.
– Амелия должна знать, где живет Колетт, – сказал Ласка.
– Где мы возьмем Амелию? – спросил Вольф.
– Ты же сам сказал, Колетт продала ее куда-то. Там и отыщем.
– Ты представляешь, сколько в Париже борделей?
– Нет. Но Париж не такой уж большой. Утром начнем, к вечеру закончим.
Вольф покачал головой.
– Искать девушку по словесному описанию в городе, где мы не говорим на языке местных…
– Можем поискать по картинке, – предложил Бенвенуто, – Объяснишь мне, а я нарисую.
– Давай, попробуем.
Бенвенуто откопал в мастерской грифельную доску и мелок. Меньше, чем за час, по описанию Вольфа получился очень похожий портрет Амелии. Сначала лицо, а потом Вольф предложил добавить грудь. Раз уж портрет будут показывать для распознавания в борделях, то лицо не самая главная примета.
Ласка специально не стал смотреть работу в процессе, чтобы проверить, насколько хорошо получится. Он видел Амелию в прошлый визит в Париж и вполне смог бы ее узнать. В шестнадцатом веке у людей не было необходимость забивать память цифрами, кодами и паролями, поэтому запоминание лиц получалось намного более приоритетной задачей, чем станет через пятьсот лет.
– Да, это она, – сказал Ласка, – На лицо точно она.
– Колетт не знает, что с нами двумя еще и вы двое, – сказал Вольф, переводя взгляд с Бенвенуто на Оксану, – И она не видит каждый мой шаг. Она сказала, что попросила голубей за нами следить. Голуби глупые, а до Парижа полтора дня пути. Они будут докладывать с опозданием на полтора дня и только о тех наших делах, которые своим умишком посчитают важными.
– Тогда вы ищите, а мы вас прикроем, – сказал Бенвенуто.
– Можем разделиться, – сказал Ласка, – В две пары обойдем город быстрее.
– Кстати, а кто из нас знает город? – спросил Вольф.
Париж не знал никто.
Пошли все вместе к Фантуцци. Он уже не первый год работал во Франции, свободно говорил по-французски и бывал в Париже по разным делам, в том числе и в бордели захаживал.
– Париж состоит из трех частей… – начал Фантуцци, – Дайте бумажку, я вам карту набросаю.
Вот это будет Сена. Она протекает с юго-востока на северо-запад. Посередине Сены – сердце Парижа, остров Сите. Сите – духовный центр Парижа и вряд ли там находится бордель, в который продают девушек, чтобы они страдали. Если будете обшаривать город в две пары, то одним Университет, другим Город, а в Сите встречайтесь у Собора Парижской Богоматери. Не ошибетесь.
Университет это часть Парижа, лежащая на левом берегу, от башни Турнель до Нельской башни на берегах Сены. Город – на правом, от башни Бильи до башни Буа.
Фантуцци добавил к реке и острову по две башни на каждом берегу. На каждом берегу изобразил неровную дугу от башни до башни. Потом провел две прямые линии от дуги до дуги через Сите и на обоих берегах провел по хорде перпендикулярно этим линиям.
Вот, смотрите. Через весь город и через мосты по Сите проходят две улицы. Первая – от ворот Сен-Жак в Университете к воротам Сен-Мартен в Городе, вторая – от ворот Сен-Мишель в Университете до ворот Сен-Дени в Городе.
Параллельно Сене в Университете идет улица от ворот Сен-Виктор к воротам Сен-Жермен, а в Городе – от ворот Сент-Антуан к воротам Сент-Оноре.
Запомните эту карту. Так вы уже не заблудитесь. На каждом берегу одна продольная улица и две поперечных. Все остальное – сплошная застройка стена к стене и лабиринты узких улочек.
В Университете стоит внимательно обшарить окрестности Сорбонны. Сорок два коллежа – не баран чихнул. Студенты – не самые плохие клиенты борделей, там довольно терпимо относятся к иностранцам и любят поболтать. Кварталы Пре-о-Клер вдоль Сены рекомендую обойти стороной, в тех краях общепринятое место для дуэлей. По самому берегу Сены обитают прачки, у которых с утра до вечера стирка во весь берег. Там точно никаких борделей нет. Если только вашу девушку не продали в прачки, но оттуда она и сама давно бы сбежала.
Десяток больших церковных подворий существенно облегчит вам поиски. Церкви и монастыри занимают много земли, и на ней точно не придется искать дома терпимости.
Теперь Город. Город больше, но там все просто. Восток, запад и дуга вдоль стены из ваших поисков выпадают.
В восточной части Города сплошные дворцы. Того, что вы ищете, там нет. Там могут быть дома терпимости высшего класса, а это не то, верно? Вот ворота Сент-Антуан, а рядом – Бастилия. Не дворец, а укрепленный замок. Вам там делать нечего.
На западной стороне Города стоит замок Лувр на две дюжины башен. Рядом особняк Алансон и Малый Бурбонский дворец, а вокруг дорогие и красивые дома высшей аристократии. Там бордели, конечно, есть. В основном не для самих господ, а для великого множества их слуг и клиентов. Тоже вполне приличные, не для страданий.
Вдоль городской стены, от дворцов на востоке до дворцов на западе тянется сплошная застройка аббатствами, монастырями и часовнями. Монастырь святой Екатерины, аббатство Тампль, аббатство Сен-Мартен, аббатство Пресвятой троицы, аббатство Христовых невест и прочие. Там вам искать нечего. Вот сюда, прямо в центре Города, к северу от Шатле, к югу от аббатства Христовых невест и к западу от улицы, ведущей к воротам Сен-Дени, не заходить. Двор Чудес. Настоящее разбойничье логово. Ни парижский прево, ни даже сам король не могут ничего поделать с этим рассадником преступности.
Итого по Городу. На западе и на востоке дворцы, на юге Сена, на севере – монастыри. Вам нужна середина. Главные улицы, порт Грев и Гревская площадь, большой рынок рядом с замком-тюрьмой Шатле. У рынка довольно оживленно. Там традиционно есть дома терпимости на любой кошелек, и для лучших торговцев, и для чернорабочих. У порта Грев тоже. Хотя там может быть и опасно, но справитесь.
– Спасибо, выручил, – сказал Бенвенуто, – Как разделимся?
– Предлагаю нам с тобой заняться Университетом, – ответил Фантуцци.
– Ты пойдешь?
– Почему бы и нет? Провести старого друга на экскурсию по лучшим борделям Университета! Я слышал, там есть интересные места, но кое-куда мне боязно соваться в одиночестве. Вот в два меча – другое дело. Заодно и проставишься за приезд.
– Ага. И за кентавра.
– Нам с Вольфом остается центр Города, – сказал Ласка, – Там говорят по-немецки или по-итальянски?
– На рынке-то? Там, думаю, и по-индейски говорят. А много ли вам нужно слов? «Я ищу эту женщину» и картинку покажете.
– Неплохо бы понять, что ответят, – сказал Вольф.
– Если ответят нет, то на любом языке поймете. Если да, то с вас захотят денег. Если захотят денег, и поймут, что вы не прочь заплатить, сами из-под земли достанут переводчика. Но не думаю, что возникнут совсем уж большие сложности. В Городе при дворах высшей французской аристократии живут много и итальянцев, и немцев. Вокруг рынка – торговцы со всего мира. И где-то там же, в Городе, останавливаются приезжие знатные люди со всего мира со своими свитами. Думаю, если не каждая шлюха, то каждая маман и каждый второй подавальщик там поймет и по-итальянски, и по-немецки. Если нет, так клиентов попросят.
– А я не пойду? – удивилась Оксана.
– Ты? – не менее удивленным тоном ответил Бенвенуто, – Никто не ходит по борделям со своей женщиной.
– Вот как?
– Тебя там могут оскорбить, а мне совсем не хочется никого убивать.
Оксана вздохнула.
– Но вдруг ты мне там изменишь? Всю ночь проведешь среди продажных девок.
– Со шлюхами за измену не считается, – ответил Фантуцци, – Не знаю, как у вас, а в Париже так. Вы ведь даже не помолвлены?
– Пока нет, – смущенно ответил Бенвенуто.
– Почему, кстати? – ехидно спросила Оксана.
– Потому что ты не католичка, – быстро сообразил итальянец.
Ему и в голову не приходило про помолвку со случайной любовницей, но соображал он быстро и выбрал совершенно бесспорный аргумент, об который разбились бы все хитрости вроде «ты меня не любишь». Оксана даже не нашла, что ответить.
– Ты тоже можешь ему изменить, – сказал ей Фантуцци, – Здесь так принято.
– Не с тобой ли?
– Нет, с близкими друзьями считается невежливо. То есть, не со мной, не с Вольфом, и не с Лаской.
– Еще какие ограничения? – Оксана стрельнула глазками на Бенвенуто.
– С мужиками считается унизительно для благородных дам. Можно с рыцарями, хоть до самого короля, и со священниками хоть до самого епископа. Священников, если что, – Фантуцци повернулся к Бенвенуто, – Нельзя вызывать на дуэль и бить, если они откажутся. То есть, сердцу, конечно, не прикажешь, но…
– Хватит, – остановила его Оксана, – Еще попов латинских мне не хватало. Идите без меня. За день нагуляешь аппетит, вечером дома покушаешь.
– День? – разочарованно спросил Фантуцци.
– Конечно, день, – ответила Оксана, – Вы что, собрались ночью шляться по незнакомому городу? Ночью всем шлюхам точно будет не до картинок.
9. Глава. Парижские деликатесы
От Фонтенбло до Парижа больше дня пути с нормальной скоростью. Выехали с утра, благо кони у всех свои, привычные. Заночевали по пути на постоялом дворе и до полудня уже проехали ворота Сен-Виктор. Ездить по Парижу верхом никто не собирался. У каждого борделя слезать с седла, искать коновязь или мальчишку, который присмотрит за лошадьми за мелкую монетку? Монеток не напасешься.
Оставили лошадей в первом же заведении. Фантуцци привел всех сразу в бордель, который считал хорошим. Показали там картинку. Бенвенуто как раз заготовил два бумажных портрета. Ни маман, ни шлюхи, ни вышибалы такую девку не видели. Но стиль всем очень понравился.
– Ладно, мы пойдем, – сказал Вольф.
– Идите, – махнул рукой Бенвенуто, – Мы сейчас пару девушек нарисуем и тоже пойдем.
По пути в ту сторону Ласка в Париже толком и не был. Немецкий постоялый двор, где они останавливались по пути в ту сторону, находился в предместье, вне городской стены.
Для начала прошли на Сите по мосту Малому и от Сите по мосту Нотр-Дам. Ласка дернулся было зайти в собор, но Вольф не дал.
– Ты в католическом соборе собрался Божьей помощи просить? – сказал немец, – Иди давай. Сначала дело, потом будешь головой вертеть.
Нашли большую улицу. Прошли ее вправо до ворот. Нашли три борделя. Потратили немного серебра, Вольф поговорил, Ласка посмотрел на полуголых девок и смутился. Вернулись. Оглянулись на мост слева, повернули направо и дошли почти до ворот Сен-Мартен. Повернули налево, а потом у ворот Сен-Дени еще раз налево. По пути от ворот до ворот зашли еще в пару заведений. Амелию никто не видел.
Большую часть домов терпимости Ласка бы нипочем не нашел один. У некоторых стояли мальчишки-зазывалы или девки самого развратного вида. Над некоторыми висели наглядные вывески. Но над другими красовались непонятные надписи на французском, а часть заведений скрывалась во дворах. Вольф ориентировался обонянием. Запах гостеприимно раздвинутых ног он чуял за квартал.
Без немца Ласка бы не только не нашел, куда постучаться, но и не сумел бы толком поговорить. В каждом втором заведении задавали какой-нибудь неприличный вопрос. Где всерьез, где в шутку. Вольф отвечал так же. Где всерьез, с таким видом, будто порядочному мужчине совершенно нормально рассказывать об интимных особенностях какой бы то ни было женщины. Где в шутку, и его ответы иногда выходили еще более похабные, чем вопросы. За первые пару часов Ласка уже устал краснеть. Но все зря. Амелию никто не видел.
По улице Сен-Дени дошли до Шатле. Вот и рынок.
– Может, отдохнем, съедим чего-нибудь? – предложил Ласка.
Где же еще перекусить, как не на рынке. Не Краков, конечно, но тоже столица. Правда, под ногами грязи мало не по щиколотку и пованивает.
– Хочешь рыбку? Как раз мимо рыбных рядов проходим, – предложил Вольф.
Ласка посмотрел на рыбный ряд, понюхал воздух и отказался.
– А лягушку?
Ласка с удивлением увидел на лотке лягушачьи лапки.
– Я что, похож на аиста?
– Детей не приносишь?
– Пока вроде нет.
– Ну ладно. Хочешь улитку?
– Это пирог какой-то?
– Нет. На виноградной лозе заводятся улитки, а французы их ловят и едят.
– Ты ври, да не завирайся. Кто в здравом уме захочет есть улитку?
– Посмотри направо.
Действительно, лоток с большими улитками.
– Бееее, – Ласка представил, как хрустит на зубах раковина, и из-под нее на язык попадает что-то склизкое, – Пойдем отсюда.
– Что, и устрицу не будешь? Говорят, отлично поднимает настроение перед встречей с дамами.
– Я обещал, что не буду ложиться с католичками. И я просил еды, а не лекарства.
– Устрица это еда. Вот, смотри.
На прилавке лежали какие-то раковины. Вольф подал монетку, взял раковину, открыл и показал Ласке. Внутри к раковине крепилось что-то мутно-белое. Вольф выкусил это мутное и проглотил.
Ласка посмотрел на него как на собаку, которая сожрала какашку.
– Кого ты хочешь удивить? – спросил он, – Я же знаю, что ты от любой отравы излечишься, если тебе дать ночь и ножик.
– Не понравилось? Кстати, нормальная устрица, свежая. Я тухлятину чую лучше многих.
– Пойдем дальше. Что там впереди?
– Сырные ряды. Как ты относишься к сыру?
– Обожаю.
Идея хранить молоко в твердом виде Ласке нравилась. Сыры в Москве считались деликатесами, которые и на княжеской свадьбе к столу придутся. Беда только, что сколько-то заметных излишков молока в отцовском поместье не водилось. Легче у бати выпросить пшеницы на водку, чем у мамы молока на сыр.
– Смотри, он же тут с плесенью.
– Ага.
– Хоть бы почистили перед продажей.
– Он насквозь с плесенью.
– Вот дураки французы, столько молока зря сгубили.
– Мне тоже не нравится. А французы за милую душу уплетают.
– Не знаю… Мы плесень даже в голодный год не едим. Крапивы, лебеду, но не эту гадость. Если плесени со стены соскрести и хоть с медом смешать, я бы даже пробовать не стал. А чем тут воняет, как недельными портянками?
– Месье как называется этот сыр? – спросил Вольф, поведя носом.
– Вьё Булонь, – ответил продавец.
– Выёбулонь? Или въеблонь? – Ласка попытался воспроизвести название сыра, – Даже по названию понятно, что гадость какая-то.
– Экий ты капризный.
– Я капризный? Дай мне свиной шницель с квашеной капустой, или колбасок с кнедликами, или пасту с нормальным твердым сыром без запаха, или плов с бараниной. Съем за милую душу и добавки попрошу.
– Ладно тебе. Я тут сам ничего не знаю. Давай, может, по колбаске съедим?
– Наконец-то нормальная еда. Где?
– Вот там. Зазывала орет. Маленький Лион, настоящие колбаски Андуйет. Помнишь, мы Лион проезжали?
– Помню. Большой город, люди южные, веселые, вино вкусное.
Под вывеской «Маленький Лион» работала немаленькая таверна в два зала. В первом сидели простые мужики, а во втором мужики разбойного и воровского вида. Распахнулась дверь на кухню, и оттуда явственно потянуло дерьмом.
– Да что они там готовят! – удивился Ласка.
Мимо него подавальщик понес блюдо с колбасками, от которых, кажется, этим самым дерьмом и воняло.
– Это что?
Вольф прошел за подавальщиком во второй зал, и Ласке пришлось пойти следом.
– Что это за интересное блюдо? – спросил немец.
– Колбаски Андуйет! Как в Лионе! – гордо ответил подавальщик, поставив блюдо на стол.
– Из чего они?
– Из свежих свиных кишок!
Едоки набросились на колбаски, и с блюда фонтаном поднялся аромат говна. Будь Ласка красной девицей, он бы с негодованием выбежал на улицу. Но доброго молодца запахом всего-навсего говна не испугаешь.
– Они что, кишки прямо с дерьмом жарят? – удивился Ласка.
– Черт их знает, – пожал плечами Вольф.
– Дикари. Нет, чтобы вымыть, да набить мясом. Или вот ели мы в Польше фляки…
– Господа, а вы зачем сюда пожаловали? В чужих тарелках принюхиваться? – спросил один из сидевших за столом.
– Вообще-то мы ищем одну девушку, – сказал Ласка, не желая говорить, что они зашли сюда поесть.
– В борделе свою девку поищи, – ответил другой, и остальные засмеялись.
– Половину борделей Города обошли, нигде нет, – ответил Вольф.
– Что хоть за шлюха-то такая, ради которой стоит полгорода обежать? – спросил третий, – Что она такого делает, чего нигде не делают?
– Вот, – Ласка достал портрет, – Ее зовут Амелия. Стройная, роста примерно такого. Француженка, говорит без акцента.
– А в постели как?
– Любит в глаза смотреть, – ответил Вольф.
– Девка как девка, – сказал один.
– Сиськи ничего так, – сказал другой.
– Дай-ка приглядеться, – сказал третий и взял портрет.
– Чего тебе, Лионец? – спросил сосед.
– Постой, Пьер. Эту девку я, кажется, видел, – сказал Лионец, – Но не в борделе.
– Где? – не выдержал Ласка.
Лионец потер пальцами, намекая на деньги.
Ласка достал монетку и положил на стол, прижав пальцем. Ошибка. Большая ошибка. Он не посмотрел номинал и выложил как ни в чем не бывало серебряный тестон с портретом короля.
Вольф понял это раньше местных и встал спиной к другу, обхватив левой рукой ножны у горловины. Первым хвататься за оружие неприлично.
– Во Дворе Чудес, – сказал Лионец и гадко ухмыльнулся.
– Точно?
– Отвечаю!
– Ага, – спокойно кивнул Ласка и толкнул к нему монетку.
Лионец удивленно поднял брови. Вот так просто? Подумаешь, во Дворе Чудес?
– Стоять! – полуобернулся Вольф, – В котором дворе?
– В главном, – удивленно ответил Лионец.
В Париже было несколько скверных местечек, известных как «дворы чудес». Вольф в порядке общей эрудиции об этом знал. Все-таки, Париж достаточно значимый город в общеевропейской культуре, да и в интернациональной криминальной субкультуре тоже. Ласка же слышал только про тот Двор Чудес, который отметил на своей карте Фантуцци.
Если бы лионец врал на ходу, то замешкался бы, называя какой-то конкретный двор. Но он не врал и сказал так, как привык в разговорах с местными. На вопрос Вольфа он неподдельно удивился. Все же знают, что Двор Чудес без адреса это по умолчанию тот самый, что у Шатле.
– Побожись, – на всякий случай сказал Вольф.
– Клянусь крестом Иоанна Крестителя!
– Благодарю, – Ласка забрал из рук Лионца портрет.
– Я не понял, это что сейчас было? – спросил толстый человек из-за столика в углу.
– Все нормально, брат, – ответил Лионец.
– Ты сдал Двор Чудес?
– Ага. Добро пожаловать, хрен ли там.
– И вы туда пойдете? – толстяк повернулся к Вольфу.
– Пойдем.
– С большой бандой?
– Зачем? Вдвоем.
– В два меча? Не зассыте?
– У нас там нет врагов. Мы просто выкупим девку просто за деньги, – сказал Ласка.
Над этим ответом расхохотался весь зал, не исключая толстяка и Лионца. Кто-то стучал кружкой по столу, кто-то свалился с лавки, кто-то фыркнул так, что ложка с супом вылетела изо рта.
– Что смешного? – спросил Ласка.
– Мы по первости подумали, что вы серьезные люди, и вам палец в рот не клади, – ответил Пьер, – А вы, смотрю, простаки, каких поискать надо.
– И прямо палец в рот положишь? – спросил Вольф.
– Ага.
Вольф сделал шаг к выходу. Ласка шагнул за ним вполоборота, не поворачиваясь ни к кому спиной.
– Стоять, – сказал вышибала.
– Подумай, – ответил Вольф.
– У вас есть деньги, и вы готовы пойти с ними в Двор Чудес, – сказал вдогонку толстяк, – Лучше оставьте кошельки здесь, а мы вам оставим жизнь. В отличие от.
Ласка потянулся было к сабле, но понял, что выхватить оружие им не дадут. Места мало, а врагов много. Человек напротив прочитал его жест и оскалился.
– Прости, Господи, меня грешного, – сказал Ласка по-русски.
– На кулаках? – спросил Вольф.
– Да. Идем в правый дальний угол от входа. Три-четыре!
Толпа расслабленно стояла вокруг. Без малого полторы дюжины против двоих. От простаков не ждали сюрпризов. Оружие выхватить им не дадут, а к рукопашной никто всерьез не относился. В конце концов, кабацкая драка это весело, особенно, когда платить потом будет кто-то другой.
Ласка сделал шаг вперед и без замаха ударил под дых с правой ближайшего выпивоху и тут же левой его соседа. Оба не были готовы и сложились пополам.
Вольф сделал шаг назад-влево, наступил кому-то на ногу и толкнул его локтем. С замаха заехал кулаком в челюсть другому. Встретил прямым в голову третьего.
Ласка прошел через второй ряд как малек через редкую сеть. Только что безусый иностранец мелькнул под рукой Пьера, только что кулак полетел ему в голову, и вдруг вместо светлой вихрастой головы под кулаком темная, стриженая под горшок. А вот и немец бьет по уху открытой ладонью. И все, и мордой об пол.
За считанные мгновения двое положили девять человек, вывернулись в опустевший угол, раскидали столы и лавки и выставили перед собой клинки.
– Я бы очень не хотел проливать кровь, – сказал Ласка.
– Но вас не волнует, чего бы мы хотели или не хотели, поэтому несколько ведер крови мы тут прольем, – сказал Вольф.
– Вам конец, – сказал Пьер.
Оставшиеся на ногах взялись за оружие. У кого корд, у кого большой нож, у кого дубинка. Пока ни одного длинного меча.
– Это просто смешно, – сказал Вольф.
– По-настоящему смешно изображать из себя мастеров меча с саблей и кордом, – сказал Лионец и потянул из ножен длинный меч.
– Вольф? – Ласка кивнул на лежавшую на полу чью-то шапку.
Вольф присел, не выпуская оружия, и левой рукой подбросил шапку к потолку.
Ласка три раза взмахнул саблей, и шапка упала на пол четырьмя кусками.
– Можешь повторить? – спросил Вольф, повернувшись к Лионцу.
– Не повторяй, – сказал толстяк, который считался здесь авторитетом и в первых рядах в бой не лез, – Пусть уходят.
– Сейчас не понял, – удивился Пьер, который тоже выступил вперед с хорошим прямым мечом.
– Они не простаки. А Двор Чудес, это двор, мать его, чудес. И друзья у них такие же, и враги. Вот как пить дать, баба, которую они ищут, окажется ведьмой, этот немец – нечистью вроде вервольфа, а этот шустрый, который, зуб даю, не француз, не испанец, не итальянец, не англичанин, не скандинав, не жид и не арап, – каким-нибудь bogatir из Tartaria с какими-нибудь тоже чудесными особенностями.
– И что, они бессмертные, или за них мстить кто-то будет? – спросил Пьер.
– Что ты будешь делать, если завтра за них тот же Двор Чудес и впишется? Этот же сказал, что собирался туда бабла занести, верно?
– Ну.
– Вот Криспен нам и сделает предъяву, что им бабки несли, да с нашей подачи не донесли. Тебе охота с тамошней братвой рамсить?
– В гробу видал такие разборки, – Пьер убрал меч в ножны.
Разговор на воровском арго Ласка и Вольф не поняли. Но поняли, когда разбойники убрали оружие и освободили выход.
Дальше искать Амелию не стали и направились в сторону Сите к собору Парижской Богоматери. Вот большая улица, впереди вроде бы мост, а над крышами домов виднеются традиционные две башни готических соборов.
Не дошли самую малость.
– Не вы ли будете господа Ласка и Вольф? – спросил встречный мальчишка.
– Мы.
– Ваши друзья и дама ждут вас в нашей таверне.
Таверну господа живописцы выбрали итальянскую. В Париже сложно найти заведение не с французской кухней, но как раз с итальянской можно. За день на ногах уже хотелось есть.
Вместе с Бенвенуто и Фантуцци за столиком сидела Оксана.
– Ты как тут? – спросил Ласка.
– Да я что-то заревновала и сорвалась вслед за вами.
– И? – спросил Вольф, – Они прошлись по борделям, и он тебе ни разу не изменил?
– Прошлись они, как же. Бенвенуто вообще сидел на жопе ровно.
Ласка разочарованно посмотрел на итальянца, но тот не устыдился и глаз не отвел.
