Текст книги "Корона Меднобородого (СИ)"

Автор книги: Алексей Зубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

5. Глава. Унести ноги из Рима

– Куда пойдем? – спросил Вольф, едва пройдя городские ворота, – Сначала к Бенвенуто или сначала к Папе?

– Что ноги попусту топтать, – ответил Ласка, – Идем быстрее к Папе, перстень сдадим, подорожную получим, а потом Бенвенуто порадуем.

– Серьезно? К самому Папе Римскому? – удивилась Оксана.

– Мы же говорили, – оба посмотрели на нее с удивлением.

– Да я не поверила. Подумала, хвастаете.

Вольф и Ласка пожали плечами.

– Так что, вы и правда потом к французскому королю, а после него к императору?

– Вот те крест.

– Тогда я с вами.

– Как хочешь, – сказал Ласка, – Мы тебя не неволим, за собой не тащим. Здесь страна христианская, если по душе придется, так и оставайся.

– Уже вижу, что не придется. Здесь половина мужчин латинские монахи, на каждом шагу по церкви. Меня местами аж передергивает.

– Нам ты говорила, что можешь в церковь ходить и хоть венчаться, – ответил Ласка.

– Могу-то я могу. Но я не говорила, что мне это нравится. Ты бы мог лягушку поцеловать?

Оказалось, что записаться на прием к Папе вот прямо сегодня невозможно. Хоть со Святым Граалем. Ласка от чужой бюрократии опешил, а Вольф не растерялся и потребовал встречи с Ученым Монахом Игнатием.

Игнатий, увидев вернувшихся посланников и перстень, удивился и протянул руку. Но перстень ему не дали.

– Отдадим Папе из рук в руки, – сказал Вольф, – В обмен на подорожную.

– Вы здесь не в том положении, чтобы условия ставить, – сказал Игнатий.

– Правда? Вот мы сейчас развернемся и к французскому королю поедем, – ответил Вольф, – Подарим ему вместо живописца перстень, а тебя на весь христианский мир ославим, что твоей милостью Папа без ветхозаветной реликвии остался.

– А если отберу?

– А если из перстня демоны полезут? Нам его султан из рук в руки передал, сказал, что такие вещи только по доброй воле хозяина меняют. Или в тебе гордыня пышет, хочешь сам демонами повелевать?

– Чур меня! – Игнатий перекрестился, – В мыслях не было!

– Вот и веди к Папе. Его Святейшество лично нас послал, мы и ответ перед ним должны лично держать.

По пути Игнатий черкнул какую-то записку и наказал монашку бежать со всех ног, а то худо будет. Сам же повел гостей к Папе короткой дорогой мимо секретарей сразу к камерарию. Камерарию показали перстень. Тянуть руки он не стал, перекрестился и повел сразу к Папе.

– Ты, раб божий Иван, как я посмотрю, честный человек, – сказал Папа, – Я этот перстень в руки не возьму. Отдай ему.

Ученый Монах Игнатий подошел и протянул руку. Ласка вложил в нее перстень. Перстень ярко вспыхнул, прожег ладонь насквозь и зазвенел по мраморному полу.

Все в очередной раз перекрестились. Папа взял в свои руки ладонь Игнатия и прочитал «Ave Maria». Когда ладонь снова показалась на свет, никакой дырки уже не было. Игнатий поклонился в пояс и отошел.

– Не нужен мне никакой перстень, – сказал Папа, – Не нужны мне никакие демоны. Пусть его просто у султана не будет, и на том спасибо. Возьми его и увези как можно дальше отсюда.

– В Москву достаточно далеко? – спросил Ласка, втайне надеясь, что Папа не отправит его за море-океан.

– Я бы тебя за море-океан отправил, – сказал Папа, – Да только не хочу, чтобы тамошним язычникам этот перстень в руки попал. Мы как раз крестить их собирались, да, Игнатий?

– Собирались, Ваше Святейшество.

– Московиты какие ни есть схизматики, а все равно христиане. Мы им планировали унию предложить, только не сейчас, да, Игнатий?

– Планировали, Ваше Святейшество.

– А крестовый поход на Москву мы не планировали.

– Совершенно не до того, Ваше Святейшество. Ни сейчас, ни при детях.

– Пусть перстень пока в Москве полежит, а дальше видно будет.

– Мудрое решение, – поклонился Ученый Монах Игнатий.

– Забирай и увози, – сказал Папа, – И Бенвенуто Белледонне увози. Без него найдется, кому ангелов писать, а портреты дам тем более. Все долги его я погашу, и вам на дорогу сто дукатов выпишу.

– Слушаюсь, Ваше Святейшество. Благословите на дорогу.

– Кого? Вас, еретиков?

– Не для себя прошу, для Бенвенуто. Он ведь добрый католик, брат мой названный.

– Сходи, Игнатий, у ворот благослови от моего имени. А пока вы идите, а ты задержись на пару слов.

– Сначала к секретарю зайдите за подорожной, – сказал Игнатий, – Белледонне попозже дома будет.

Ласка и Вольф ушли, а Папа внимательно посмотрел на Ученого Монаха Игнатия.

– Зачем ты вообще их тогда привел?

– Сердцем чую, этот немец еретик и колдун. И живописца они увезти хотели, а на него доносы пишут и пишут, складывать некуда.

– Сын мой, живописцев в Риме полно. Я их силой никого не держу на самом деле. Пусть едут? куда глаза глядят. Хоть к королю Франциску.

– Но…

– Да пошутил я, Господи. Первый из них восточный схизматик, второй лютеранин. Я им не отец духовный. Клятвы с них не брал, договор не подписывал. Стражу ни к ним, ни к Белледонне не приставлял. Только бы взяли все трое ноги в руки, да к вечеру их бы в Риме не было. Думаешь, мне этот перстень нужен был? Демонов вызывать? Не нужен. Думаешь, почему я им в дорогу денег дал? Стыдно стало. Я пошутил, а они всерьез приняли, за море сходили.

– Перстень-то настоящий, не просто золота кусок, – Игнатий потер ладонь.

– Да Бог с ним, с перстнем. Получается, ты ко мне их привел как повод, чтобы подать свое прошение про орден.

– Простите, Ваше Святейшество, – смутился Игнатий.

– Ты не мог знать, что этот заморский Иван окажется человеком чести и привезет перстень. Не мог знать, что перстень тебе руку прожжет. Что от моей молитвы рана затянется. Это ведь знак, Игнатий. И знак не тебе. Знак мне.

Игнатий молча поклонился.

– Знак, что ты человек праведный и верный. Что надо подписать твое прошение. Станет у нас в Риме одним орденом больше.

Оксана дожидалась друзей на площади. В самой середине, подальше от всех духовных зданий.

– Как меня здесь давит, – сказала она, – И смотрят все как на чудо-юдо заморское. Страшно.

– Ты никакое не чудо-юдо, а просто иностранка издалека, – сказал Вольф, – Ни на местных не похожа, ни на француженок, ни на немок. И платье у тебя греческое, а сама никак не гречанка. Вот и смотрят, любуются.

– Ладно, если так. Куда дальше?

– Пойдем уже к Бенвенуто, отобедаем вместе и заночуем у него. В тесноте, да не в обиде.

В доме Бенвенуто стояла мертвая тишина. Двери заколочены. На белой оштукатуренной стене углем написано «Уже арестован. Спасибо за внимание. Ваша любимая Инквизиция. PS: Писать доносы больше не надо».

– Как же так? – возмутился Ласка, – Нам разрешили его забрать, а сами в тюрьме держат?

– Я смотрю, девиц и золото воровать вы умеете, а свободного человека из города увезти не можете, – хмыкнула Оксана.

– Сейчас жаловаться пойдем, – сказал Вольф, – Кто в Риме хозяин, Папа или его псы?

– Я бы сначала поела, – сказала Оксана, – У вас деньги есть?

Судьба неизвестного ей человека ее не очень беспокоила.

Из-за поворота улицы появился стражник с алебардой. За ним ехал какой-то человек на осле, а за ним шли двое монахов.

– Бенвенуто! – Ласка сразу узнал всадника и подбежал к процессии.

Живописец выглядел не то, чтобы неважно, а краше в гроб кладут.

– Ласка!

– Стоять! – скомандовал старший монах, – Бумаги покажите.

Вольф достал пергамент, который Папа на прощание продиктовал секретарю. Монах возложил на нос очки и внимательно прочитал короткий текст.

– И заодно отпущение грехов, – сказал монах, – Никогда бы не подумал.

– Все в порядке?

– Да. Забирайте и увозите из Рима, пока он еще чего-нибудь не натворил.

Стражник и второй монах сняли Бенвенуто с осла и поставили на ноги. Тот не устоял, и Ласка еле успел его подхватить.

– За что это его? – спросил Вольф.

– За ересь, за что же еще, – ответил монах, – Сам пусть расскажет.

В заколоченном доме еды нет, а все уже порядком проголодались. Поэтому отправились в ближайшую таверну. За прислугу здесь вертелись хозяйские дети. Бегом принесли кувшин вина, кувшин поменьше аквавиты, корзинку хлеба, и чуть попозже на всю компанию целого каплуна на вертеле. Здесь готовили только каплунов на вертеле и продавали по кусочкам или целиком. Зато никому ждать не приходилось.

Бенвенуто, выпив пару стаканчиков аквавиты и хорошую кружку вина, немного пришел в себя.

– За что тебя? – спросил Ласка.

– За ангелов.

– С каких пор в Риме нельзя ангелов писать? – удивился Вольф.

– Донесли, что я ангельские лики писал с девушек.

– Что в этом такого? – спросил Ласка, – Девушки бывают добрые и красивые как ангелы.

Оксана попыталась сделать доброе лицо, как у ангела, но никто не заметил. Ее даже забыли представить несчастному итальянцу, а самому по себе ему сейчас точно не до того, чтобы по сторонам смотреть и на красавицах взгляд задерживать. К тому же, она плохо понимала по-итальянски.

– Ангелы суть Божьи сыны и воины небесного воинства, – ответил художник.

– У нас ангелов пишут символически, – сказал Ласка, – Согласно канона. Не всегда и поймешь, что за фигура с крыльями. Батюшка наш хорошо про иконопись рассказывал…

– Здесь свои каноны. Ветхий завет гласит, что ангелы выглядят как прекрасные юноши. Вспомните хотя бы, с чего началась история про Содом.

– Да помним, помним, – сказал Вольф, Но ты же рисовал только лица? Не фигуры?

– Лица. И руки еще.

– Лица молодые, чистые, румяные, без бород и усов, при длинных волосах?

– Именно так.

– Почему решили, что женские? Вот, Ласка наш под описание почти подходит.

– Да я похоже написал кое-кого. Узнали.

– Беда.

– Беда и есть. Донесли, арестовали, били, пытали, спать не давали. Но осторожно. Ждали, кто за меня заступится. У меня же заказов набрано по духовной линии.

– И как? Заступались?

– Наверное. Откуда мне знать. Но на помилование из лап Инквизиции кроме как у Папы влияния нет ни у кого. А Папа, благослови его Бог, сказал не торопиться, сплеча не рубить.

– Нас ждал, – сказал Ласка, – Извини, что задержались. Пришлось еще в Крым сгонять.

– Ты меня спас и еще извиняешься! Святой ты человек, Ласка.

Тем временем, снаружи собиралась возмущенная общественность. Накопилась до критического количества и полезла внутрь.

В таверну зашла делегация из пяти человек. Трое пузатых сеньоров, священник им под стать и мужчина средних лет с мечом на поясе.

– Еретик!

– Святотатец!

– Безбожник!

– Коварный соблазнитель!

– Выходи и сражайся!

– Мы тебя научим Господа любить!

Ласка встал и спросил:

– Можно, я за него выйду?

– Ты? Да у тебя пушок вместо усов. Не лезь не в свое дело, – сказал мужчина с мечом.

Ласка вытянул саблю из ножен до середины клинка и вспомнил, что в прошлый раз он с этой саблей только чудом отбился от противника с таким же тонким длинным мечом.

– Куда ты с саблей-то лезешь? – скептически протянул меченосец.

– Подождите, господа, – сказал Вольф, – У нас помилование от самого Папы.

– Это по ангелам?

– Да.

– У нас к нему свои счеты, у Папы свои.

– Вас устроит, если Бенвенуто Белледонне навсегда уедет из Рима?

Пузатые сеньоры задумались, а меченосец глянул на них и ответил:

– Эй, немец! Мне уже заплачено. Предложишь деньги вернуть? Я рассержусь.

– Могу перекупить.

– Я тебе перекуплю! На весь Рим ославим! – возмутились пузатые.

– Давай так. Одна дуэль и мы уходим. Тебе за одного заплатили, или за всех нас?

– За одного. К остальным претензий нет.

– Мы выставим бойца, ты сразишься. До первой крови.

– Не хитри. До смерти.

– До первой серьезной раны.

– Но решаю я, у кого какая рана серьезная.

– Хорошо. Если победишь, мы забираем своего и уходим. Если проиграешь, мы все равно уходим.

– Согласен.

Пузатые переглянулись, перекинулись парой слов между собой и решили, что их устраивает. Лишь бы Бенвенуто куда-нибудь убрался, а на тот свет, или на этот, неважно. Дуэль должна состояться просто потому, что за нее заплачено.

– Пять минут на подумать, – сказал меченосец, и вышел вместе с пузатыми.

– Что смог, – сказал Вольф.

– Ну, я пошел? – спросил Ласка.

С этой саблей тогда все-таки отбился. Может, в этот раз больше повезет.

– Ты часто на дуэли бьешься или на улице? – спросил Вольф.

– Нет. У нас как-то не принято чуть что за сабли хвататься. Лишних дворян у нас нет, чтобы просто так друг друга убивать. Мы уж, если что, так на кулаках. Или на палках. А как татары придут, тогда и возьмемся за сабли.

– Вот.

– Но ты не думай, меня и батя гонял, и братья, и воевода. Мы к войне всерьез готовимся. Татарина без подготовки не осилишь.

– Ваша с татарами война это кони и луки. С поляками – огненный бой.

– Ну да.

– Ты еще не понял? Здесь, в Риме, да и в Париже тоже, любая ссора это повод достать мечи. Каждую неделю биться насмерть для местных привычное дело. Верно, Бенвенуто?

– Верно.

– Именно на улице, пешими и без доспехов, – продолжил Вольф, – Это не считая подготовки в школах фехтования. Ты, конечно, сильный. Удивительно сильный для своего веса. И быстрый. Самый быстрый человек, кого я видел. Но опыта у тебя, извини, маловато, чтобы с первыми мечами Рима один на один выходить. Да и со вторыми я бы тебе пока не советовал.

– И что делать? – Ласка растерялся.

– Я для чего все начал? Вызывали они, выбор оружия за нашей стороной. Выбираю пистолеты. Этот, с мечом, при такой толпе отказаться не сможет. Тут за углом лавка, пару штук принесут, глазом моргнуть не успеет.

– А дальше? – спросила Оксана, – Ты хорошо стреляешь?

– Я плохо. И он наверняка плохо. Кто бы ни попал, дуэль закончится. С одного выстрела он меня не убьет, а заживает на мне как на собаке.

– Не получится, – сказал Бенвенуто, – Тебе больше не дадут спорить. Как только ты откроешь дверь, он атакует. Для всех вокруг вы уже достаточно поговорили. Вышел – принял бой.

– Да и черт с ним! – разозлился Вольф, – Выйду и подставлюсь. Если насмерть не зарубит…

– Заколет. Первый укол пойдет сразу в сердце.

Вольф вздохнул.

– Не спорьте. Я выйду, – сказал Ласка и со стуком поставил кружку на стол.

Вольф понюхал воздух.

– Это ты сейчас аквавиту допил?

– Да. Это как наша водка. Только из винограда гонят.

– Зачем?

– Батя говорит, что я проигрываю, потому что слишком много думаю. В бою думать некогда. Надо нутром чуять. Головой каждое движение не просчитать. Я его не понимал, а потом вышла одна оказия в деревне под Тулой…

– И потому ты кружку аквавиты в себя влил? У тебя же руки-ноги сейчас подогнутся.

– Я неполную. Как раз чтобы уже лишний раз не думать, а руки-ноги только ловчее зашевелятся. И мне бы можно что-то вместо сабли? Я бате обещал, что когда выпью, за саблю не возьмусь.

Вольф вздохнул.

– Вертел возьми. Не порежешься, – предложила Оксана.

Вертел, хотя и в два раза короче меча, но более-менее сойдет за оружие. Хотя бы для парирования. У него даже ручка есть.

– Ага. Ик! Началось, – Ласка скинул кафтан, с третьей попытки ухватился за ручку вертела и пошел к двери, забыв стряхнуть остатки птицы.

– Подожди! – крикнул Вольф и бросился вдогонку, понимая, что не успевает.

Девушка-подавальщица проскочила перед Лаской и на всякий случай открыла ему дверь, как обычно открывала выпившим гостям.

Внутрь хлынуло яркое солнце южного лета. Вольф зажмурился, запнулся и полетел вперед, толкнув Ласку в спину.

Прекрасно наточенный клинок воткнулся в каплуна и как взрывом разбросал хорошо пропекшиеся косточки и мясо. После чего скользнул по вертелу и прошел над плечом падающего Ласки.

Ласка вместо того, чтобы рухнуть плашмя, перекувырнулся и вскочил на ноги. Противник не сразу понял, во что он такое попал, что разлетелось фонтаном в воздухе, а когда понял, увидев вертел в руках мальчишки, рассмеялся.

Улыбка держалась на его губах еще три удара. Три из трех он должен был попасть, но юнец уворачивался, не отпрыгивая на безопасное расстояние. Ладно бы он показывал движения из фехтовальных школ, но он просто шатался как пьяный.

Все уклоны выше талии? Ладно. Следующий удар пошел в ноги. Резкий полукруг над землей на уровне верха бедра.

Ласка упал вперед, дернул ногами назад, и меч пролетел под ним, даже не задев. Зрители ахнули. Противник молниеносно бросил клинок в обратном направлении, на уровне пояса, но Ласка повалился плашмя до того, как над ним пролетела разящая сталь.

Удар сверху вниз выбил искры из каменной мостовой. Надо было не темп набирать, а осторожно потыкать лежащего. А так Ласка повернулся набок, потом обратно, перехватил конец вертела и навалился серединой на не успевший подняться меч.

Дуэлянт шагнул назад и скривился от боли. Упав вперед, Ласка поранил ему своим нелепым, но остроконечным оружием правое бедро. Ласка оттолкнулся от мостовой, скользнул вертелом по клинку до перекрестья и левой рукой схватил ускользающий меч за кольцо на гарде.

Противник мог бы быстро отскочить, но с раненой ногой быстро не получалось, и Ласка продолжил наступление, опираясь левой на его правую, за пару шагов уверенно поднялся на ноги и нанес укол вертелом в сердце.

Толпа снова ахнула, но дуэлянт ловко повернулся левым плечом назад и хлопнул по вертелу левой ладонью, прижав его вдоль своей груди. На красном дублете сразу же отпечатался длинный жирный след.

Ласка отпустил рукоять вертела, сделал еще подшаг и ударил противника кулаком в челюсть. Тот повалился навзничь, оставив меч в руке Ласки.

Вольф, Оксана и Бенвенуто уже вышли из трактира и наблюдали за боем, стоя у двери.

– Всё, господа, – насколько мог громко, сказал Бенвенуто, – Дуэль, за которую заплачено, состоялась. Мой названный брат отстоял честь семьи. Я уезжаю из Рима.

Толпа загудела. Но с тех пор, как недруги собрались у таверны, к ним присоединились и просто любопытствующие прохожие. В том числе и при оружии. Не так-то просто без суда расправиться на улице с человеком, который завоевал симпатию непричастных.

Компания добралась до дома Бенвенуто. Ласка еще не протрезвел и опирался на трофейный длинный меч. Никто не сказал ему, что делать с этим мечом, а сам он не имел привычки по пьяни разбрасываться вещами. Меч, надо сказать, совершенно непривычный для северной Европы, да и для Рима новомодный. С тонким граненым клинком, которым ловчее колоть, чем рубить, и с плетеной гардой, надежно защищавшей кисть от ударов, но не от уколов. Хотя вряд ли кто стал бы колоть в пальцы

На счастье, недоброжелатели не разграбили дом, а обыском занимались более-менее честные люди, которые не прибрали к рукам все движимое имущество под видом вещественных доказательств. Может быть, что-то они и взяли, потому что, например, ни одного женского портрета или даже наброска Ласка не увидел. Но лук со стрелами и теплая епанча спокойно лежали на сундуке, покрывшись тонким слоем пыли.

В хозяйстве живописца нашлись седельные сумки. Бенвенуто напихал туда всяких полезных вещей, а Ласка и Оксана тем временем сгребли и увязали в тюки одежду. Вольф сходил в порт, договорился насчет мест на купеческом корабле, идущем в Геную, и нанял носильщиков с тележкой, чтобы все это довезти в порт. Уж куда-куда, а в Геную из Рима ходило по несколько кораблей в день.

На подходе к дому Бенвенуто Вольф услышал латинские молитвы в добротном хоровом исполнении. Ученый Монах Игнатий дирижировал монашеским хором, сидя на великолепном белом коне и сверкая кирасой поверх сутаны. Монахи, все поголовно крепкие и плечистые, стояли двумя идеально ровными шеренгами. Вокруг толпился простой и непростой народ, крестясь в нужных местах.

Перед Игнатием на площади, а в улицу, конечно, весь спектакль бы не влез, стоял Бенвенуто со шляпой в руках. Ласка и Оксана, не будучи католиками, скромно отошли к стене.

– Именем Отца, Сына и Святого Духа благословляю тебя в добрый путь! Иди и не греши! – завершил речь Игнатий.

Бенвенуто низко поклонился. Носильщики взяли вещи, и вся компания последовала в порт за Игнатием. За ними колонной в два ряда шествовали монахи.

– Мне тут донесли, что до порта вам могут и не дать дойти, – сказал Игнатий, – Хорош бы я был, если бы мой Орден Иисуса провалил первое же поручение еще до официального создания.

6. Глава. История Бенвенуто

В Генуе Ласка отправился на уже известный ему конский рынок. Знакомый по прошлому разу барышник, завидев его, так ускорился с потиранием ладоней, что они аж задымились.

– Пойдем снова по рынку, расскажешь мне, какой конь чего стоит! А я тебе скидку сделаю.

– Пойдем, – согласился Ласка.

Конкуренты не сопоставили в прошлый раз обход рынка в компании какого-то восточного гостя с саблей и ряд удачных сделок. Поэтому по прошествии нескольких недель дали возможность точно так же обойти рынок по кругу и записать недооцененных и переоцененных лошадей.

Довольный Ласка ушел с ведомыми конюхами четырьмя оседланными лошадьми. Даже выкупил свое седло, которое он всю дорогу от Москвы до Генуи перекладывал с коня на коня. Для Оксаны по совету Бенвенуто он купил женское седло, чтобы та привлекала меньше ненужного внимания.

Вольф тем временем нашел оружейную лавку и купил себе привычный корд. Сабельная рукоять, однолезвийный малость изогнутый клинок.

Оксана и Бенвенуто притерлись друг к другу еще в Генуе.

– У тебя, наверное, от дам отбоя нет, – сказал Вольф Бенвенуто в первый же прекрасный южным вечером на твердой земле вдалеке от инквизиции.

Это его Оксана попросила тему поднять.

– Как вам сказать насчет «отбоя нет», – скромно ответил Бенвенуто, – Не надо думать, что я в Риме первый красавец. Рим большой город. Самый большой, наверное. Тут интересных мужчин видимо-невидимо. На одних живописцах и фехтовальщиках свет клином не сошелся. Есть и рыцари, и студенты, и богачи, и начальники, и купцы, и моряки. На любой вкус. Некоторым дамам только духовных лиц подавай. Чем больше известности в дамском обществе, тем легче с дамой знакомство завести, в спальню к ней попасть, а дальше уже как сложится. Врать не буду, соблазняются не все, да не всех и хочется соблазнять. Никому не навязывался. Порядочных женщин в наших краях как бы не большинство. А мне и развратниц хватает.

Вольф перевел для Оксаны.

– Не вижу вокруг тебя никаких развратниц, – сказала она, и Вольф тоже перевел.

– Я имею в виду, что в среднем по жизни хватает. Но прямо сейчас мое сердце свободно. Хочешь, портрет нарисую? Краски в сундук сложены, под рукой только карандаш. Да хоть и угольком на штукатурке, – ответил Бенвенуто.

– Много у тебя было таких, как Оксана? – теперь спросил Ласка, чтобы Вольф мог на ходу шепотом переводить.

– Ни одной.

– Не прибедняйся.

– Не прибедняюсь. Были там у меня и разовые романтические встречи, и постоянные отношения. Я вообще разных дам люблю. Но таких, как Оксана, даже похожих не встречал. Не едут к нам паломницы из ваших краев. Сами понимаете.

– Как ты думаешь, она красивая?

– Красивая. Удивительно красивая, единственная такая в окрестностях на месяц пути и ни на кого не похожая. В своих краях, наверное, первой красавицей считалась.

Оксана выслушала перевод, довольно улыбнулась и стрельнула глазками.

– Слушайте, вы сами как-нибудь без слов может договоритесь? – спросил Вольф, – Мне уже неловко переводить.

– Дякую, друже, – ответила Оксана, – Сами договоримся. Рыбак рыбака видит издалека.

И они договорились.

– Ничего, что Оксана ведьма? – спросил Ласка Вольфа, когда Бенвенуто и Оксана ушли наверх.

– Нам точно ничего, да и от него не убудет, – ответил Вольф, – Оксана не такая ведьма, что из мужика все соки выжмет, а такая, что в любом деле ему на удачу ворожить будет.

– На охоту пойдет, рыбы наловит?

– Ага.

Пока компания добралась до ближних подступов к Турину, Бенвенуто более-менее восстановился и даже начал крутить мечом на привалах. Несколько дней до этого он даже разговаривал неохотно, а в седле только что не спал, доверяя лошади везти по своему лошадиному разумению.

– Научи меня вашему фехтованию? – попросил Ласка.

– Я?

– Ты хороший боец. А я за что ни возьмусь, всему учусь. Сам говоришь, быстрый, сильный. Только знаний в голову вложить и готово. У меня даже меч есть, – Ласка так и таскал за собой трофейный меч, взятый с римского дуэлянта.

– Разве я учитель? У меня отродясь никаких учеников не было.

– Почему бы и не учитель?

Начиная с Турина итальянец взялся на каждом привале давать названному брату какой-нибудь урок по фехтованию длинным мечом. В основном, насчет шагов. Русские готовились не на пешую дуэль, а на войну верхом, поэтому теорией перемещений с оружием специально не занимались.

Все учебные приемы по обучению рубке саблей Ласке тысячи раз проделывал стоя. Рубку струйки воды. Рубку гибких веток. Рубку висящих ниток. Рубку пучка соломы толщиной с человеческую шею. Рубку стоящего на столе яблока, чтобы разделить его на части, не поцарапав стол. Прицельные уколы по точкам на деревянной мишени. Умные люди придумали сделать сабле острие, потому что воины не только рубили, но и кололи друг друга.

Потом ученики все это повторяли верхом. Настоящее сражение будет верхом, в конной свалке. Западные рыцари рассчитывают на копейную атаку в плотном строю, но это хорошо против таких же всадников или против любой пехоты. Легковооруженные татары на быстрых конях крайне редко попадали под таранный удар польской или венгерской тяжелой кавалерии.

Традиций сабельной дуэли не было ни у русских, ни у татар. Все понимали, что кроме битв в чистом поле есть еще штурмы городов, где конь не помощник. Но сабля есть, удар поставлен, а чего еще надо? Защит?

Защищаться на востоке учили просто и бесхитростно. Строгий учитель брал палку и бил учеников. Впрочем, и в западных школах часто поступали так же. В первую очередь ученик должен был научиться уворачиваться от ударов, а для этого быстро соображать, в какую часть тела прилетит палка. Не просто быстро, а интуитивно быстро, рефлекторно быстро, когда вот палка уже стронулась с места, и через мгновение она встретится с телом.

Потом переходили к изучению защит клинком. Защиты клинком саблей берутся отчасти как прямым мечом. Незаточенной почти прямой нижней третью. Иногда плоскостью, иногда обухом. На востоке многие даже и опытные воины важность защит недооценивали. Часто защита сводилась к встречному удару в клинок. Легкие сабли пружинили, а не ломались. Что зазубрина будет, так исправить – дело нехитрое.

От друзей Ласка умение говорить с лошадьми не скрывал. Бенвенуто раз-другой подметил осмысленный диалог, обратил внимание, что названый брат недолюбливает мулов, и однажды после урока фехтования осторожно спросил, что это за колдовство.

Ласка здраво рассудил, что донос в инквизицию ему не грозит, и рассказал про дар Ужиного короля, который с незапамятных времен передается по мужской линии.

– У меня тоже дар есть, – неожиданно ответил Бенвенуто, – Лежит на душе и поделиться не с кем.

– Какой?

Бенвенуто начал издалека.

Во времена оны стоял к северо-востоку от Рима старинный город Феррара. Долго ли, коротко ли, основали в городе университет, а в университете факультет искусств. Преподавали там начинающим студентам грамматику, логику и риторику, а студентам постарше арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Постигшие семь искусств могли продолжить обучение на юридическом, медицинском или теологическом факультетах. Но могли и не продолжить, а могли и не постичь.

Довелось мне провести там лучшие годы жизни. Отец мой – рыцарь, мать моя – епископская дочь. Жил я при матери как потомственный незаконнорожденный, но предки не забывали, подкармливали. Как вошел в возраст, отправили меня учиться, чтобы отцовскую законную семью не смущать. В рыцари меня, непризнанного бастарда, не взяли бы, в священники я сам не захотел. С пером и пергаментом я с детства дружил, поэтому выбрал идти в студенты. Ученые люди при знатных дворах нужны. Думал, выучусь и буду чертежи фортификаций чертить. Или к пушкам баллистические расчеты делать.

В университете постиг математику. Геометрию, механику, баллистику. И высокое искусство фехтования. Студенты такой народ, что без фехтования не прожить. Чуть что – сразу за мечи. Не ради убийства, а ради забавы. А если внимательно посмотреть, то фехтование включает в себя много других наук, в том числе и геометрию и все, что касается прикладной механики. Что такое есть фехтование, как не наука о перемещении твердых тел, которые имеют размеры, массу, скорость, ускорение, направление движения и момент вращения.

Была у меня тогда привычка на полях рисовать забавных чертиков. Для простоты объяснения и облегчения понимания. Тут чертики на звезды смотрят, там архимедову спираль рисуют, на веревке висят, свободно падают, в золотое сечение вписываются и чего только не делают.

В один прекрасный день ко мне пришел черт. Чтоб ты знал, если еще не видел, черт одевается как люди вокруг, только застежки на одежде у него на другую сторону. Морда у него со свиным рылом и козлиными рогами, ноги с копытами, а руки простые человеческие. На самом деле, я до сих пор не знаю, они правда так выглядят, или это морок такой, у каждого из них свой. Может быть, на самом деле они вообще другие, а к людям приходят под какой угодно личиной. Этот пришел как мои чертики с картинок. Может быть, они вообще никакую личину себе не колдуют, а каждый человек их видит по-своему.

Пришел черт и говорит человеческим языком.

– Прекрати рисовать смешных чертей.

– Почему? – спрашиваю.

– Потому что чертей должны бояться и уважать. Серьезно относиться. Кто понесет продавать бессмертную душу к персонажам с твоих полей в конспектах?

– А к другим чертям кто понесет?

– Бывают желающие.

– Может, я не хочу, чтобы у вас были такие желающие?

– Но ты же зачем-то рисуешь именно нас? – черт сменил тактику, – Хочешь, чтобы люди о нас думали, что мы всюду есть? Я потому к тебе и зашел, что ты, похоже, наш человек. Хотел по-дружески посоветоваться. Вот, вина принес. Пирога с мясом.

Черт достал из-за спины кувшин вина и пирог с мясом, хотя до сих пор держал обе руки перед собой.

– Не буду я с тобой хлеб преломлять и вино пригублять, – говорю.

Я бы, конечно, мог перекреститься, помолиться, и он бы исчез. Даже просто оговориться простой фразой с поминанием Господа, и достаточно. Но к тому времени жизнь меня уже научила, что откладывать нерешенные вопросы на завтра – неважная стратегия. Со временем они накапливаются и усугубляются. Потому, если уж черт пришел, то прогнать его ненадолго можно, но навсегда он не отстанет. Придется разговаривать.

Нет, не мог я его по матушке послать. Он бы, может быть, обиделся и ушел. Но мог бы и на дуэль вызвать, а черти всегда играют нечестно.

Нет, я не подумал, что они не могут мухлевать с холодным железом. Надо запомнить, в следующий раз пригодится. Более важно, что он бы попытался мне отомстить, а я не такой уж был праведник, чтобы настолько уповать на Господню защиту.

– Не будешь, так не будешь, сам съем, – говорит.

И убрал все за спину.

– Если же ты нас на самом деле не любишь и хлебом нашим брезгуешь, отчего рисуешь? – все черт не отстает, – Рисовал бы ангелов.