Текст книги "Корона Меднобородого (СИ)"
Автор книги: Алексей Зубков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
– Ты благородного происхождения? – спросила Луиза.
– Настоящее имя я ведьмам не скажу, но люди называют меня der Wiesel. И я из рыцарского рода.
Ласка не рискнул представляться по-русски и не рискнул использовать псевдоним Доннола, который могли связать с Двором Чудес и убийцами принца Ахупора. Но и представиться каким-то придуманным на скорую руку прозвищем не рискнул. Ведьмы почуют прямой обман.
– Темнит, – сказала Адель.
– Но не врет, – сказала Луиза, – Его действительно называют этим зверем.
– Кто из нас прекраснейшая? – спросила Ядвига.
Она не узнала в лицо того, кого видела один раз в жизни в суматохе боя в Дубровно полгода назад. Если бы она посмотрела сквозь пальцы, то увидела бы особенную саблю. Но не посмотрела.
– Не подсказывать! – крикнула Адель.
Ведьмы что-то сделали, и Ласка, стоявший довольно далеко от них, не столько увидел, сколько почувствовал всех троих.
Ядвига – самая молодая. Ей удивительно идут зеленые волосы, и они какие-то колдовские, каждый волосок толщиной с плетеную тетиву. Черты лица у нее тонкие, характерные для девушек из Белой Руси. Только рот все-таки великоват. Или кажется по старой памяти, что великоват. Как будто снова, как тогда, словно половина головы откинется, как на шарнире, чтобы издать этот ужасный крик.
Адель – определенно старше. Старше не по морщинам и вообще не по внешним приметам. По выражению лица и по глазам. Неуловимо похожа на Колетт. Вроде бы, она просто очаровательная француженка, но за кружащим голову легким запахом парфюма чувствуется еще более легкий запах серы. И этими идеальной формы губами она целовала в зад Сатану на шабаше. Нет. Точно нет.
Луиза – старшая из трех. На лицо немка немкой. Из всей Европы немки казались Ласке наименее привлекательными. Когда девушки молодые, они все милые, а когда войдут в возраст, то немки загадочным образом теряют то обаяние, которое сохраняют и славянки, и француженки, и итальянки. Глаза у нее вроде бы добрые. Фредерик, кажется, не хотел с ней ссориться. Но снова запах серы.
Ведьмы же не знают, что корона проклята! То есть, та, кто получит корону, умрет. Кассий знает об этом. И Фредерик знает, но не остановил Кассия. Тогда первая ведьма умрет, но остальные этого точно не простят. Надо выбирать не самую красивую, а самую сильную и опасную.
– Луиза, – сказал Ласка.
– Да каким местом⁈ – крикнула Ядвига, и Луиза бросила на нее презрительный взгляд.
Адель хмыкнула, но у нее хватило такта и ума промолчать. Зачем ссориться с без пяти минут королевой?
– Ты, девочка, отойди в сторонку, – сказала Луиза.
Ядвига тронула лошадь и демонстративно отъехала на несколько шагов назад и в сторону.
Луиза спешилась и пошла вперед.
– В чем подвох? – спросила Адель.
– Клянусь, мы, крысы, ничего не сделали, чтоб мне лопнуть, – сказал Кассий.
– И вы? – Ядвига посмотрела на Фредерика.
– Запретил всем своим трогать корону, поднял ее железными клещами и отдал Кассию. Больше ничего, – сказал Фредерик и перекрестился, – Святой водой не поливал, а колдовать мы не умеем.
– Похоже, не врут, – сказала Адель.
– Но у них есть план, – сказала Ядвига.
– Загнать меня в долги, – ответила Луиза на ходу, – Нашлись, тоже мне, игроки в политику. Давай корону, старый хрыч.
– Только тебе и только на голову, – сказал Кассий, – Если положишь в сокровищницу или передашь подружке, не станешь королевой, не примешь долг.
– Да и черт с тобой.
Ядвига по-кошачьи прыгнула с седла, бегом догнала Луизу и двумя руками оттолкнула ее.
– Корона моя! – крикнула она.
Луиза, лежа в снегу, коротко выругалась. Ядвига, почти добежавшая до крыса-колдуна, упала на спину и тут же вскочила.
По бокам от нее соткались из воздуха полупрозрачные бесы, которые сразу же схватили ведьму за локти.
– Курва! Пся крев! – заорала Ядвига и добавила что-то еще, но этого никто не услышал, потому что бесы заткнули ей рот.
– Сама такая, – отмахнулась Луиза.
Бесы оттащили Ядвигу к ее лошади. Казалось, что их там толпа, четыре-шесть-восемь-больше? Яростно сопротивлявшуюся ведьму поставили на колени и воткнули лицом в снег. Один из бесов задрал на ней платье, обнажив белые ягодицы. Другой превратился в большую собаку и как будто вознамерился изнасиловать бедняжку на глазах всего честного народа.
Адель смеялась, сидя в седле.
Ласка поднял руку, чтобы перекреститься, но Рафи схватила его за локоть.
– Не сейчас! – шепнула она прямо в ухо.
Луиза подошла к колдуну. Крыс протянул ей корону, но она специально не склонила голову, чтобы старику пришлось вытянуться и встать на кончики пальцев.
Все замерли. Даже бесы. Крыс опустил корону на голову ведьме, отдернул лапы и отскочил назад.
– Я королева! – воскликнула Луиза.
Кассий скис настолько, что даже со спины стало понятно, что он разочарован. Проклятье злого гнома на ведьму не сработало.
Нет, сработало.
Ведьму разорвало в клочья. Только что под короной стояла женская фигура и раз – пусто.
Корона упала в утоптанный снег. Бесы, державшие Ядвигу, исчезли. Только что были и перестали быть.
На тропе снова появилась ведьма.
– Черт побери! Что это было? – успела удивиться Луиза, и ее снова разорвало.
– Я тебя в жабу превращу, подлая ты крыса! – крикнула Адель.
– И тебя, и твоего усатого колдуна и твоих жалких людишек! – добавила Ядвига.
– Начните с маленькой свинки! – ответил Фредерик, – Гаэтано, сначала черную!
Гаэтано издал воинственный всхрюк и галопом помчался к ведьмам. Обе женщины явно что-то делали. Выкрикивали заклинания, складывали фигуры из пальцев, сбрасывали на землю какие-то мелочи. Кабан даже не сбился с шага. Не произошло вообще ничего. Даже бесы с упертыми в землю копьями не помогли. Гаэтано прошел через них как сквозь дым.
– Уиииии! – с боевым кличем свин оттолкнулся задними ногами и прыгнул.
Обычный кабан атаковал бы брюхо коня. Для этого ему бы и прыгать не пришлось. Гаэтано же красивым прыжком, достойным льва, врезался в ведьму и сбил ее с седла. Клыками вспорол живот, ударил копытами по голове, схватил зубами за шею и затряс, как собака трясет крысу.
– Он уже заколдован феей, – пояснила Рафаэлла, – Его нельзя заколдовать еще раз. А всех нас можно. Даже Кассия и колдуна-крысу.
– То есть, он не оборотень и не колдун?
– Нет.
Зеленоволосая Ядвига вскочила на лошадь и поскакала прочь. Отъехав на полсотни шагов, она спешилась, встала спиной к лошади лицом к левому, пологому, склону ущелья, выгнулась, набрала воздуха…
– Уши! – крикнул Ласка.
– Ложись! – одновременно с ним крикнул Фредерик.
Оба не сообразили, что сейчас произойдет.
Ядвига издала тот самый крик, который Ласка чудом пережил в Дубровно. Но не для того, чтобы оглушить людей и крыс. Масса снега стронулась с гор по восточному, пологому, склону долины и потекла вниз, плавно набирая скорость.
Испуганная лошадь ведьмы отбежала на несколько шагов и встала как вкопанная. Ядвига догнала ее, вскочила в седло и дала шпор. Лошадь рванула, как удирая от стаи волков.
– Рафи, туда! – крикнул Ласка, схватил девушку за руку и потащил за собой.
Лавина сходит быстро, но не мгновенно. Если не щелкать клювом, можно успеть сделать хоть что-то. Ручей подточил обрыв, и в одном месте камни вывалились, образовав небольшую пещеру. Да, снег завалит и там, но не протащит головой по камням и не столкнет в ледяную воду.
Вдвоем они перебежали ручей по камням, замочив ноги по щиколотку, и прижались к дальней стене тесной пещерки.
Снежная лава обрушилась в долину чуть ли не по всей длине сразу, пересекла ручей, ударилась как вода в берег, в каменную стену и понеслась вниз по течению, догоняя конную ведьму.
22. Глава. Похоронены заживо
Судя по тому, что пещеру тоже завалило, слой снега в долине оказался выше человеческого роста. Что еще хуже, от удара лавины со скалы осыпались каменные осколки и земля, перемешавшись со снегом перед входом в пещеру. И, что совсем уж плохо, Ласке достался хороший заряд пыли в глаза.
– Я ничего не вижу, – сказал он, – Глаза чешутся.
– Только не чеши, – ответила Рафи.
– Надо протереть снегом.
– Сейчас, – Рафи потянулась за снегом, – Тьфу! Снег перемешан с землей. Не открывай глаза.
Девушка нащупала на поясе фляжку и сумочку. Достала платок, намочила вином. На ощупь протерла глаза товарищу по несчастью.
– Еще промыть, – сказал Ласка.
– Не вином же. Держи их закрытыми и плачь.
– Я не буду плакать при даме.
– Вообще-то мужчинам слезы даны как раз для того, чтобы промывать глаза.
– Маловато.
– Давай я тебе расскажу про свою тяжелую жизнь, и ты меня пожалеешь. Может, на слезинку больше уронишь.
– Надо бы откапываться, а не сидеть просто так. Тут ведь все равно ничего не видно?
– Не торопись. Промоешь глаза слезами, посидишь немного, привыкнешь к темноте и начнешь что-то видеть, чтобы откапываться. Если хочешь сделать что-то полезное, помоги мне снять доспехи, а то в железе замерзну. Или хотя бы руки согрей, пальцы не слушаются.
Ласка взял в свои ладони озябшие девичьи руки.
– Тебе не холодно? – удивленно спросила Рафаэлла.
– На Руси это не холод, – ответил Ласка, – Давай, начинай рассказывать, как ты замерзла, а я посочувствую и поплачу.
– Мне холодно.
– И все?
– Да.
– Ты не умеешь жаловаться на жизнь?
– Я папина дочка. Если мне нужно что-то, что можно купить за деньги, я просто говорю папе. За деньги можно купить почти все. Кроме колдовского дара, огнедышащего дракона и мужа из достаточно хорошей семьи.
– Давай, я за тебя пожалуюсь.
– Давай.
– Ой бедная я несчастная! – завыл Ласка по-русски, изображая тонкий женский голос, – Завалило красну девицу снегом белым и грязью черной!
– Стой. Давай, чтобы я тоже понимала.
Ласка перевел на немецкий. Правда, затруднился найти точный синоним для «красна девица». Сказал «прекрасная».
Рафаэлла рассмеялась.
– Я даже не знаю, что смешнее, – сказала она, – Твоя жалоба или твой акцент.
– Зато руки согрелись.
– Да, давай расстегивать пряжки.
Общими усилиями наощупь расстегнули пряжки на плечах, ремень вокруг талии и по ремешку вокруг бедер и вокруг рук. Под доспехи Рафаэлла надела штаны с хорошо удерживающей тепло подкладкой и толстый шерстяной дублет. Еще ее защищал от холода короткий плащ поверх доспехов, а шлем скрывал в себе толстый подшлемник. Вот вместо латных перчаток девушка надела кожаные тонкие, в которых и замерзла. Сражаться мечом она не собиралась, только стрелять.
Ласка же оделся заметно теплее. Отправляясь в ноябре в горы, он надел тот костюм, в котором зимой покинул родные края. Включая долгополый кафтан, безразмерную епанчу и даже рукавицы, которые забыл заткнутыми за поясом, не настолько холодно. С другой стороны за поясом торчала шапка, которая попала туда после того, как на голову выдали шлем с подшлемником.
– Как глаза?
– По слезинке в час. Пожалуйся на жизнь, вдруг тебе чего-то в ней не хватает, чего не купишь за деньги.
– Мне не хватает большой и чистой любви, – вздохнула Рафаэлла, – Раньше мне не хватало любви и огнедышащего дракона, а теперь за дракона Элефант, а за любовь никого.
– Но ты очень красивая. И из хорошей семьи.
– Я уже говорила про мое происхождение.
– У вас это прямо так важно?
– А у вас нет?
– Не очень, – Ласка попытался вспомнить, как дворяне относятся к тому, что кто-то из них женился на купеческой дочери, – Чаще завидуют. Дворянам на Руси не до жиру. Самим с земли и мужиков тяжело накопить и на коней, и на оружие, и на доспехи. Купеческое приданое в хозяйстве пригодится.
– Приданое пригодится, а жена?
– Не знаю, как у вас, а у нас купеческая дочь такая же православная, как дворянка на выданье. Только потолще малость. Говорят злые языки, что некоторые женятся не по любви, а ради приданого, да кто бы их слушал. Князю нужно, чтобы как война, так мы чтобы встали как лист перед травой. Конно, людно и оружно. Кого волнует, какая у меня жена, если я в строю железом сверкаю?
– Тебя послушать, так вы бедные и постоянно воюете.
– Так и есть. Вот победим татар и разбогатеем.
Рафаэлла рассмеялась.
– Ты бы хоть слезинку уронил.
– Про себя расскажи, тогда уроню. Над своими бедами мужчины не плачут.
– Дети папиных друзей не раз провозглашали меня дамой сердца и намекали на куртуазные интриги, но я чувствую, что у них нет серьезных намерений.
– Хоть целовалась?
– Вот только и целовалась. Зачем пускать парня под юбку, когда он дальше утра себя со мной не видит?
Ласка пожал плечами. На родине ему встречались девушки, которые думали так же, и он их нисколько за это не осуждал.
– А мамины друзья? – спросил он.
– Купцы и разбойники. Нет, для своих они вполне приличные люди. Но с маминой точки зрения они не такие, как круг общения папы. Недостаточно приличные. Мама не хочет, чтобы я вышла за простолюдина. Она рассчитывала породниться с дядей Антоном, но у них в семье не нашла подходящего жениха.
– Кто такой дядя Антон?
– Антон Фуггер.
– Тот самый?
Мало ли, тезка. Имя не редкое. От Вольфа Ласка знал, на кого работает отец Рафаэллы. Именно работает, не служит. Служат князьям, а не купцам.
– Тот самый. Фуггеры могут себе позволить не экономить на верных людях. Даже на бедных и одиноких простолюдинах. Слышал про Фуггерай? Они строят жилой квартал для своих ветеранов.
– Уважаю. А в Вене нравы сильно отличаются от французских?
– В каком смысле?
– Я бывал при дворе короля Франциска. Там совершенно нормально вступать в отношения и без серьезных намерений. У вас не так?
– Франция это Франция. Там граница приличий заметно дальше от нашей, – вздохнула Рафаэлла, – Нет, я бы не смогла ужиться с тамошними нравами. Конечно, можно согласиться на романтическое приключение с неизбежным расставанием. Особенно, если неприличное предложение делает прославленный рыцарь. Даже если просто красавчик вроде тебя.
– Я красивый? – удивился Ласка.
Ему случалось встречать заинтересованные женские взгляды, но он думал, что католички с любопытством разглядывают его как экзотического иностранца. Как неведомую зверушку.
– Да, – ответила Рафаэлла, – Тебе дома не говорили?
– Дома-то говорили. Но у вас, наверное, свои представления о мужской красоте.
– Такие же, как у вас. Ты молодой, статный, стройный, сильный. Кони тебя слушаются, сабля в руках порхает. Волосы светлые. Чем дальше к югу, тем больше ценятся светлые волосы, как у папы. На севере наоборот, южные брюнеты привлекают больше внимания. Такие, как дядя Тони. И ты вкусно пахнешь.
– Правда?
Ласка думал, что он пахнет своим и конским потом, холодным железом, плохо отстиранной кровью, ветрами больших дорог и дымом от костра.
– Да. Как пахнут все настоящие мужчины. Среди папиных друзей тебя бы собака не отличила.
Рафаэлла наклонилась и поцеловала Ласку в губы. Он охотно ответил и приобнял девушку.
– Правда, я хорошо целуюсь? – спросила она.
– Лучше всех в мире, – ответил Ласка.
Какой-нибудь буквоед сказал бы в ответ, какое место заняла девушка в его рейтинге поцелуев. Хотя среди немцев с их любовью к порядку такой ответ девушку бы и не удивил.
– Ты очень куртуазный, – ответила Рафаэлла, – Ответил, не задумавшись. Наши мужчины сначала бы мысленно сравнили со своими бывшими.
– Ты совершенно бесхитростная, – сказал Ласка, – Можешь поцеловать мужчину первая, не оговорив себе какую-нибудь выгоду.
– Только поцеловать. Не дальше. Представь, что у нас с тобой дойдет до… этого самого. И как я потом, будучи замужней женщиной, смогу смотреть в глаза своему первому? Высшее общество не так уж велико. Все встречаются на тех же приемах и турнирах.
– Я два раза проезжал через Вену, говорил с императором и не был на ваших приемах и турнирах.
– Какой важный аргумент! Можешь даже немного распустить руки.
Ласка наощупь расстегнул несколько верхних пуговиц на дублете Рафи.
– О! У тебя руки не холодные?
– Нет.
– Положи сюда правую. Вот так. Ах! Хорошо. Но ниже не пущу.
Еще один поцелуй, длиннее, чем первый.
– Но кто-то же и соглашается, – сказал Ласка, продолжая обсуждение, – И смотрит в глаза. И не одной даме.
– Бесстыжие. Никогда этого не понимала. Неужели мы никогда больше не встретимся?
– Может быть, наоборот. Твой отец предлагал нам пожениться. Пошутил?
– Последнее слово будет за мамой, а мама настаивает, чтобы я вышла за Гаэтано Косса. Потому что он граф. Наследник. Если я выйду за него, то положение в обществе для сестричек повысится настолько, что можно будет выдать их хотя бы за рыцарей.
– Ничего, что он свинья? – Ласка искренне удивился.
– Ты же слышал, что сказал папа. Каждый мужчина в глубине души немного свинья. Я откладываю свадьбу изо всех сил. Говорю, давай останемся друзьями. Но на меня давят. А поссориться с Гаэтано я не хочу, потому что он на самом деле отличный друг. Он несколько раз спасал мне жизнь, я уж не говорю, что мы с детства так близки, что он может найти меня по запаху даже на рыбном рынке.
Поцеловались еще раз.
– Как твои глаза? – спросила Рафаэлла.
– Давно уже проморгался и открыл, – ответил Ласка.
– Давай тогда перекусим и начнем откапываться.
– Да? – Ласка шевельнул правой рукой на мягкой девичьей груди и потянулся к губам.
– Что из этого ты не возьмешь на поверхность? – строго спросила Рафаэлла.
– Действительно, – Ласка убрал руку и отодвинулся.
Все нормальные люди давно бы уже откапывались, а они тут развели куртуазию. Может быть, их сверху с собаками ищут и за сердце хватаются.
Кроме теплой одежды заключение под землей скрашивали две полные фляжки вина и по паре горстей вкусных сухарей. Оба, получив довольствие с утра, еще не отвлекались на попить и перекусить. При таких вводных просидеть в пещере можно было хоть несколько дней. Но лучше, конечно, откапываться самим. Вдруг наверху никто не бегает и не ищет, а наоборот, все лежат под снегом и ждут, чтобы кто-то откопал их.
Шлемы и наспинник кирасы сойдут за лопаты. Будь пещера побольше, можно бы было воспользоваться огнивом и трутом и сжечь часть одежды, чтобы посветить на завал и найти в нем слабое место. Но в этой норе не стоило еще и разводить огонь. Надо самим чем-то дышать. Где-то в толще горы, раз уж она такая непрочная, похоже, были трещины, через которые поступал воздух.
Со стороны снежного завала стенка обледенела от дыхания, и Ласка первым делом разломал лед саблей. Если бы пещеру завалило только снегом, с саблей и железками от доспеха можно бы было и выкопаться самим. Но каменно-земляная осыпь и полная темнота сильно осложняли эту задачу. Хотя и не до полной невозможности. Было бы глупо умирать, не попытавшись выбраться.
Попробовали покопать. Справа наткнулись на большой камень, а слева стронули слабое место и чуть не засыпались. Вернулись на насиженное место с уже остывшей епанчей. Глотнули вина. Сгрызли по сухарю. Рафаэлла откопала среди сухарей кусочек твердого сыра и съела, не поделившись.
– У меня опять руки мерзнут, – сказала девушка, расстегнула кафтан у Ласки на груди и полезла греть руки к нему в ворот рубашки.
Ласка в ответ расстегнул на ней дублет и тоже полез за пазуху, только теплыми руками.
Через некоторое время Рафаэлла вздрогнула и прислушалась.
– Ммм? – Ласка оторвался от девичьей груди.
– Послышалось?
– Что?
– Тихо.
Хватило ума прислушаться. Сверху кто-то скребется. Но, может быть, эти пронзительные звуки – свиной визг, заглушенный толщей земли.
– Думаешь, копают к нам? – спросил Ласка, – Как они нас найдут, собак же завалило вместе со всеми.
– У свиней очень тонкий нюх. Они могут учуять трюфель глубоко в толще земли.
– Кто из нас трюфель?
– Я, конечно. Ты тоже вкусно пахнешь, но мой запах Гаэтано помнит с детства. Мы играли в прятки на улицах, и он всегда меня находил.
– Если бы ты замерзла, то и запаха бы не было.
– Да, верно. Разогрей меня еще немножко.
Не то Гаэтано сразу верно выбрал направление, не то разогрев усилил запах. Но очень скоро звуки снаружи усилились. Рафаэлла привела одежду в порядок и закричала:
– Папа! Гаэтано! Мы здесь!
– Мы здесь! Мы здесь! – подхватил Ласка.
В завале появилась щель, в которую провалилась сначала стальная кирка, а потом и стальная лопата. Да, некоторые могут себе позволить. Лопата, кованая из стального листа и заточенная по краям. Не деревянная. Не деревянная, обитая тонким листом по кромке. Дорого. Богато.
Лопата убралась, а вместо нее просунулся пятачок.
– Гаэтано! – крикнула Рафаэлла и погладила добрый розовый носик.
– Хрю! – сказал носик, – Ты там жива?
– Да, мы в порядке.
– Кто с тобой? Русский?
– Да, – ответил Ласка, – А еще кого-то завалило?
– Всех. Начали с вас, – откликнулся Фредерик где-то наверху, но недалеко, – Если бы не Доминго и Гаэтано, не знали бы, где и искать.
– Папа, ты в порядке? – спросила Рафаэлла.
– Да, только ушибся немного.
Все это время лопаты расширяли проем.
– У Доминго память дай Бог каждому и зрение как у орла, – продолжил Фредерик, – Когда пошла лавина, он взлетел и запомнил, кого где накрыло. Потом слетал в лагерь за помощью. Не будет же он копать крыльями и когтями. Гаэтано унюхал, кого куда унесло, а то бы копали в два раза дольше.
– Вольф жив? – спросил Ласка.
– Не знаю. Сначала вас вытащим.
Обозники расширили проем лопатами. Вытащили Рафаэллу. Вытащили Ласку. Влили в них по полкружки крепкого вина. Все вместе поспешили искать остальных.
Лавина прошла мимо лагеря, так что все телеги и упряжные лошади выжили. Вместе с лагерем уцелели и повара, и оружейники, и возчики, и доктор Бонакорси. И почти готовый обед. Когда прилетел Доминго, все похватали лопаты, надели запасенные на всякий случай снегоступы и пошлепали в долину.
К тому времени, пока прибежала помощь, седой крыс-колдун и Гаэтано откопались сами. Гаэтано не успел убежать от лавины, кабаньей скорости не хватило. Но его снесло верхней частью потока, не закопало и не ударило о камни. Хитрый крыс же успел поднять упавшую корону и пристегнуть ее к себе поясом. Иначе бы вышло копать – не перекопать. Ни колдуна, ни корону лавина нисколько не повредила. Замерзшая вода не может повредить короне Подземных Вод. А колдун уж себе-то удачи наколдует на год вперед. Хотя не исключено, что это из-за короны лавина его пощадила.
Обозники в первую очередь поспешили откопать Фредерика, хотя Гаэтано и настаивал откапывать Рафаэллу. Благодаря доспеху, Фредерик ничего себе не сломал, но из-за него же сильно замерз.
Фредерик первым делом бросился спасать дочь, а колдун каким-то своим чутьем нашел под снегом Кассия. Лопату ему не дали, зато дали наспинник кирасы. Все лучше, чем грести снег лапками. Кассий согрелся тем, что убил одного из своих, забрался в его тушу и пил его теплую кровь, пока она еще текла.
Потом распределились и стали искать остальных. Доминго показывал, где кого завалило, я Гаэтано по ходу работ принюхивался, в какую сторону вести поиски. Иоганна и Петера достали живыми, потому что оба не первый раз попадали в лавину и знали, что делать, если завалило. Вольф сломал ногу и повредил легкое. Нормальный человек бы не дожил даже до обнаружения, но Вольф, побулькивая кровавыми пузырями, предсказуемо дотянул на волчьем запасе прочности. Из троих рейтар лавину пережили двое. Может быть, у погибшего был бы шанс, если бы его вытащили первым, вместо Фредерика и Рафаэллы. В холодных доспехах очень тяжело выбираться из-под снега.
Насчет крыс колдун сказал, что он всех своих чувствовал, и они точно умерли. Проверять не стали, поверили на слово. Обе собаки погибли. Из верховых лошадей, зашедших в долину, выжил только Элефант, потому что тяжелый и с подогревом. Его протащило по камням, даже попортило шкуру, но кости выдержали. Сам растопил снег, пробил ледяную корку и высунул морду.
Оружейники выдали всем сменную обувь и чулки. Повара выставили горячий густой суп. Бонакорси нацедил каждому по маленькой чашке горячего и горького алхимического зелья и по ложке меда, чтобы заесть эту гадость. До самого заката ни у кого не возникло и мысли сидеть у костра, обнявшись и укрывшись одеялом, и радоваться, что повезло остаться в живых. Наоборот, выжившие с большим энтузиазмом принялись за работу. Оттащили на волокушах к повозкам своих мертвых, сдернули веревкой в снег окоченевший труп Меднобородого, положили его в заботливо запасенный складной гроб и увязали в крысиной телеге.
Рафаэлла к Ласке больше не подошла и встретила закат, прижавшись к теплому кабаньему боку. Вольфу Бонакорси дал каких-то снадобий наружно и внутренне, которые позволили дожить до заката. С закатом оборотень в волчьей ипостаси убежал в долину. Там откопал мертвую ведьму и съел ее сердце и печень. Не сдержался и повыл на луну.
Обратный путь до Вены прошел без инцидентов. Кассий сильно опасался, что Альберих устроит ловушку в Подземье, и настаивал ехать по дорогам верхнего мира. Фредерик сказал, что дальнейшая судьба короны и покойника его не волнует, поэтому Служба Обеспечения возвращается тем же путем, а Кассий с колдуном могут плестись на своей телеге до Вены хоть по земле, хоть по небу. Колдун бросил кости и сказал, что под землей на ближайший день не опаснее, чем обычно.
В Вене пришла пора прощаться. Фредерик протянул тяжелый мешочек.
– Восемьдесят талеров, по двадцать каждому участнику, считая и Доминго, и Элефанта.
– Спасибо, – поклонился Ласка, – Но мы не за деньги. Просто по-дружески помогли, как отец учил.
– Вам спасибо, друзья. Без вас бы вышло хуже. Завтра тебе выпишут подорожную. Коня поставь в стойло, с послезавтра с ним будет заниматься Рафаэлла. Хотя бы к самостоятельным, без тебя, тренировкам она готова?
– Готова.
– Отлично. И вот, возьми, – Фредерик протянул большую флягу в прочном кожаном чехле.
– Что это? – спросил Ласка.
– Панацея. От всех болезней и от всех ран. Мало ли, вам самим по пути пригодится, а до дому довезешь, так отдай отцу. Не живая вода, конечно, но помогает. В том числе, даже если василиск клюнет, змея укусит и все такое. Насчет глаз не знаю. Я спрашивал, ни Симон не знает, ни Нострадамус. Может и помочь, мало ли какая зараза бывает, про которую доктора не слышали. Может для глаз и не помочь, но во вред точно не пойдет.
– Спасибо.
– Отцу поклон передавай.
